Для Лейлы это был длинный, изнурительный день — от телефонного звонка Джима ранним утром и до вечера, когда приехала мисс Хардинг. Прибытие Катрин отнюдь не скрасило конец этого дня. И не то чтобы она как-то выражала недовольство присутствием Лейлы. Совсем нет. Ее вежливые и приятные манеры не давали повода для критики. Однако она не выпускала Лейлу из поля зрения и схватывала любые, даже незначительные фразы, которыми обменивались Джим и Лейла, что создавало постоянный источник напряжения, делавший естественное поведение почти невозможным.

Наверное, Лейла сделала бы все, лишь бы не присутствовать на официальном семейном ужине, который устраивался, чтобы отпраздновать возвращение Адели в свой дом, но обстоятельства складывались таким образом, что она была вынуждена участвовать в семейном торжестве.

Несмотря на то, что девочке в детскую подали ранний ужин с чаем, Адель была слишком возбуждена, чтобы заснуть. Лейла предложила остаться с ребенком, но это предложение было решительно отвергнуто. Все считали, что она заслуживает отдыха после всего сделанного ею. Общее решение сводилось к тому, чтобы разрешить Адели присоединиться к семейному празднику.

Поскольку вступление девочки в новую жизнь требовало ее знакомства со всеми, кто жил рядом с ней, Лейла не могла противиться этому решению. Холодный рассудок говорил ей, что чем скорее маленькая девочка привыкнет к новой жизни, тем скорее Лейла сможет покинуть дом Фарли, удовлетворенная тем, что выполнила свою задачу.

Однако она почти не сомневалась, что это будет очень призрачное безрадостное удовлетворение. «И конечно, ей не сулило радости и участие в праздничном ужине семейства Фарли, хотя где-нибудь в другом месте, в какое-нибудь другое время и в другой компании она была бы очарована элегантной гостиной и радушием, проявленным по отношению к ней.

Изысканные блюда подавались на фарфоровых тарелках сервиза «Ройял Далтон». Дорогие вина известных марок из подвалов Фарли разливались в хрустальные рюмки баккара. Столовое серебро, старинная мебель красного дерева, дорогие антикварные вазы, с элегантной небрежностью расставленные повсюду, — все это вместе взятое и создавало стиль — стиль жизни немногих избранных.

Лейла ничуть не сомневалась, что это был и стиль жизни Катрин Хардинг.

— Вы накрыли прекрасный стол, Мириам, — восторгалась Катрин. — Говорила ли я вам, что мой отец в настоящее время находится в Ирландии? Он обещал купить мне полный комплект хрустальной посуды Уотерфорд.

Она повернулась к Джиму.

— Какой сервиз тебе больше по вкусу, дорогой?

— Я полагаюсь на тебя, Катрин, — сказал он. — Я всегда восхищался твоим вкусом.

— Благодарю, Джим.

Она погладила его ладонь рукой с идеально отполированными ногтями.

Заявляет свои права на него, подумала Лейла, но тотчас же заставила себя признать, что это вполне естественное проявление любви и привязанности.

Катрин и Джим подходят друг другу. Идеальная пара, как утверждал Фарли. Констатация этого факта, однако, не способствовала аппетиту Лейлы. Она ела через силу, отчаянно желая лишь одного, — чтобы ужин поскорее закончился. Она была здесь посторонним человеком, и Катрин давала ей это понять все больше и больше, говоря о вещах, известных лишь узкому семейному кругу.

И все-таки атмосфера за столом не была такой неприятной, как ожидала Лейла, принимая во внимание напряженные отношения в семье. Брук Фарли сидел как раз напротив Лейлы с другой стороны овального стола. Его гордость за своих сыновей-близнецов, Джеба и Стюарта, была столь же очевидна, как и его любовь к Мириам. Всякий раз, когда он смотрел направо, где они все трое сидели вдоль стола, взгляд его теплел и светился добротой.

Налево от него располагались Катрин, Джим и Адель. Джима он явно остерегался. На этой стороне стола симпатии старшего Фарли снискала только его внучка, но чувства к ней он проявлял весьма сдержанно, опасаясь вторгаться на заявленную Джимом территорию.

Джеб и Стюарт унаследовали внешность Мириам — такие же черные вьющиеся волосы и темные лучистые глаза, однако имели и некоторые фамильные черты отца, так что можно было уловить их сходство со старшим единокровным братом.

Непринужденность их отношений с Джимом удивила Лейлу, но, несколько поразмыслив, она поняла, что Джим не тот человек, который вину родителей стал бы возлагать на детей. На самом деле для близнецов он был старшим братом, которого они уважали и которым восхищались, а он относился к ним с дружеским участием.

Лейла заметила, что и его обращение с Мириам не лишено мягкости, однако он твердо контролировал, чтобы в ее взаимоотношениях с Аделью не возобладала чрезмерная эмоциональность. Со своим отцом он соблюдал перемирие, но чувствовалось, что война между ними вспыхнет снова, как только Брук переступит ту черту, которую Джим определил для будущего дочери Камиллы.

Отношение Джима к Лейле напоминало отношение Брука к Катрин, в котором преобладала безукоризненная учтивость. Лейле казалось, что те моменты искренности и близости, которые она испытывала при общении с ним сегодня утром, ей просто померещились. Он был явно полон решимости, как и Катрин, продемонстрировать, что его выбор сделан. Но почему-то всякий раз, когда он смотрел в ее сторону, Лейла внутренне сжималась в инстинктивном предчувствии чего-то иного.

Наконец со стола убрали основное блюдо и подали сыр и фрукты. Лейла подумывала, как бы найти удобный предлог и подняться с Аделью наверх, чтобы уложить ее спать. Малышка уже начала выказывать признаки утомления, сидя на высоком стуле рядом с ней.

— Эй, Адель! Посмотри! — воскликнул один из близнецов, обращаясь к ней с обаятельной улыбкой.

Он взял с серебряного блюда клубнику, подбросил ее в воздух, а его брат поймал ягоду ртом. Адель, широко раскрыв глаза, наблюдала за тем, как они повторили тот же трюк, поменявшись ролями. Затем оба близнеца зажали каждый свою ягоду между зубами как завершающий акт этого двойного действа.

— Мальчики! Ведите себя прилично! Вы ведь за столом, — пожурила их Мириам, но в голосе ее звучало любовное снисхождение.

Джеб и Стюарт были нормальными подростками, которые со всей искренностью и воодушевлением приветствовали возвращение Адели в семью. Со времени их возвращения из школы они сделали достаточно для того, чтобы вывести маленькую девочку из состояния замкнутости, и Лейла была благодарна им за живое участие в судьбе Адели. Их жизнерадостность оказалась как нельзя кстати и для самой Лейлы, поскольку отвлекала ее от навязчивой демонстрации Катрин ее близости к Джиму.

Оба мальчика проигнорировали замечание, сделанное матерью, и начали есть сочные ягоды с преувеличенным наслаждением, взглядами призывая Адель убедиться в том, как это вкусно.

— Дайте ей одну ягоду, госпожа Дитерли, — настаивал Джеб. — Бьюсь об заклад, она теперь захочет попробовать.

Близнецы стали уговаривать девочку съесть этот невиданный плод и с блеском преуспели в этом. Лейла дала ей клубнику.

Адель сначала осторожно куснула ягоду, а затем с удовольствием съела ее всю. Мальчики улыбнулись ей, и она ответила им улыбкой. Они повторили свой номер с ягодами малины и брусники, заставив всех улыбнуться новому способу убедить Адель есть то, что ели они сами.

Лейла заметила, что Катрин начало надоедать все это. Джим основное внимание уделял племяннице, сидевшей между ним и Лейлой. Зависимость девочки от Лейлы, у которой Адель постоянно искала поддержки и одобрения, несомненно, раздражала мисс Хардинг, так как это означало, что часть внимания Джима доставалась и Лейле.

Ни одна из попыток Катрин завоевать доверие девочки не увенчалась успехом. Видя, как растет ее разочарование, Лейла не удивилась, услышав прозрачный намек в свой адрес.

— Вы, должно быть, устали, госпожа Дитерли, — сказала Катрин сочувственным тоном, заметив, что Лейла не притронулась ни к сыру, ни к фруктам.

Лейла через силу улыбнулась.

— Да, немножко устала, — призналась она, хорошо зная, что Катрин не терпелось избавиться от нее.

Поскольку возможность была ей предоставлена, Лейла решила воспользоваться ею.

— Благодарю вас за щедрое гостеприимство, — сказала она, взглядом окидывая стол. — Это был прекрасный ужин, госпожа Фарли. Но если вы не возражаете…

— Сейчас подадут кофе, — прервал ее Брук.

— Нет, спасибо, господин Фарли. Я думаю, Адели пора спать, да и я хотела бы отдохнуть. Вы позволите?

Когда она вставала из-за стола, Брук и Джим тоже сделали попытку подняться с кресел.

— Пожалуйста, не вставайте, — поспешно остановила их Лейла, страстно желая избежать еще одного открытого столкновения между мужчинами из-за Адели. — Думаю, будет достаточно, если вы просто пожелаете девочке спокойной ночи.

Никто не спорил. Время было позднее. Адель давно должна быть в постели. Мужчины сели опять, молчаливо признавая за Лейлой право решать, как следует поступать в такой ситуации.

Она подняла девочку и держала ее, прижимая к плечу, в то время как со всех сторон раздавались пожелания доброй ночи. Все пришли в неописуемый восторг, когда Адель робко повторила: «Спокойной ночи». Лейла уже собиралась уходить, когда вспомнила то, что обязательно хотела сделать. Она обратилась к хозяину дома, сидящему во главе стола.

— Господин Фарли, я бы хотела позвонить моему брату Тому и сообщить ему об Адели. Удобно ли будет позвонить отсюда в Алис-Спрингс?

— Звоните кому угодно и куда угодно, дорогая. После того, что вы сделали для Адели, — Брук сделал широкий жест руками, — мы перед вами в неоплатном долгу.

— Ваш муж, должно быть, тоже ждет звонка, — вставила Катрин вкрадчиво. — Он выказал такую душевную щедрость, отпустив вас сюда, ведь он наверняка нуждается в вас в Медицинском центре.

— Я полагаю, доктор Дитерли хорошо знаком со срочными вызовами, — сказал Джим, откидываясь в своем кресле и поднимая бокал с белым французским вином. Он посмотрел на Лейлу. — Но передайте ему нашу благодарность, госпожа Дитерли.

Как бы ни был неудачен момент для такого признания, Лейла не могла больше переносить двусмысленность своего положения. Она почувствовала, как кровь прилила к ее щекам, пока она искала нужные слова.

— Я не могу позвонить своему мужу, — начала он хриплым от волнения голосом.

— Почему? Наверное, он вылетел куда-нибудь с Авиационной медицинской службой? — настойчиво выспрашивала Катрин.

Лейла пристально посмотрела на женщину, которая так упорно стремилась довести до сознания каждого факт ее замужества. Неужели Катрин мало демонстрации ее близких отношений с Джимом?

Блеск удовлетворения в холодных глазах Катрин разбудил в ней гнев, который на секунду захлестнул боль, терзавшую ее душу.

— Нет, мисс Хардинг, — ответила она холодно. — Мой муж умер.

Эти простые слова заставили всех в ужасе замолчать. Лейла увидела, как на лице Катрин промелькнула целая гамма чувств. Среди них не было чувства удовлетворения. Гнев Лейлы сразу же прошел, когда в ее памяти возникли картины ужасающих мучений Дейла и его смерти, сдавившие ее сердце тисками.

Звук разбитого стекла вернул всех к действительности.

— Джим! Посмотри, что ты натворил!

У Катрин перехватило дыхание. Она приподнялась, стряхивая с платья капли салфеткой. Казалось, Джим не слышал ее. Его лицо было как непроницаемая напряженная маска. Он поднялся, устремив на Лейлу взгляд своих зеленых глаз, в которых полыхал огонь. Его стул со скрипом отодвинулся, покачнулся и с грохотом повалился на пол, разбрасывая осколки хрусталя.

— Джим! — завопила Катрин протестующе. — Смотри, что ты делаешь!

Джим был глух к ее крикам.

— Мне так вас жаль, Лейла, — сказал младший Фарли с болью в голосе. — Как это случилось? Когда?

Вся агония и все отчаяние тех ужасных четырех дней, проведенных у больничной койки Дейла, навалились на нее и наполнили глаза слезами.

— Двенадцать недель назад. Двенадцать недель и три дня, — почти выкрикнула Лейла.

Джим выглядел таким же несчастным, как и она.

— Он был хорошим человеком. Заботливым. Одним из лучших.

— Да. Да, он был таким. — Затем, желая сказать то, что было для нее исключительно важным, она добавила: — Я любила его.

— Я знаю, Лейла, — мягко успокаивал ее Джим, — у него не могло быть лучшей жены.

Почему-то это тихое утешение облегчило ее страдания. Джим понимал: она была права в своей любви к Дейлу. Больше не имело смысла переживать из-за того, что случилось между ней и Фарли в прошлом. Лейла чувствовала, что Джим одобрял ее поведение. Больше, чем одобрял. В его глазах читалась забота, глубокая тревога о ней и желание, чтобы она приняла эту заботу.

— Я тоже сожалею, — отрывисто сказала Катрин.

Она встала рядом с Джимом, обхватив его руку своей, показывая всем, что они оба признают ее роль в жизни Джима. В ее глазах отражались попеременно то страх, то агрессивность.

— Если бы я только знала о вашей недавней тяжелой утрате… — Она сделала извиняющийся жест другой рукой. — Пожалуйста, простите меня, госпожа Дитерли.

Лейла заметила, что остальные члены семейства Фарли наблюдают за ними, захваченные неожиданной вспышкой чувств как Лейлы, так и Джима. Поведение Катрин еще больше разжигало их интерес. Они не спускали глаз с каждого из трех участников этой сцены. Адель беспокойно зашевелилась на руках у Лейлы, напомнив ей, что она должна уложить ребенка спать.

Чувствуя себя крайне неловко из-за того, что она вызвала такой переполох, Лейла быстро кивнула Катрин, принимая ее извинения.

— Спокойной ночи, — сказала она неуверенно и стремительно покинула комнату.

Поднимаясь вверх по лестнице, она яростно ругала себя за то, что вынесла свое личное горе на всеобщее обозрение, превратив его в спектакль для посторонних людей, которым не было никакого дела до нее или ее жизни.

За исключением Джима.

Он беспокоится о ней.

Но он не должен этого делать.

У него есть Катрин.

На которой он собирается жениться.