ПАПОЧКА ОПЯТЬ БЫЛ В БЕГАХ.

Бобби Роуз никогда не будет у ФБР в списке самых разыскиваемых преступников. Он любил свою страну, любил свой родной Чикаго и любил своих близких. Он никогда ни на кого не поднимал руку, не владел огнестрельным оружием и не верил, что с помощью насилия можно решить какие бы то ни было проблемы. Он определенно не представлял угрозы для законопослушных граждан. Он обладал стилем и обаянием и всегда был джентльменом. О, ну и, конечно, он был вором.

Как бы власти ни хотели посадить его за решетку за различные кражи, которые, по их мнению, он совершил, они еще не представили суду ни единой улики.

В своем выступлении один недовольный следователь сказал, что Бобби Роуз не кто иной, как банальный уголовник. Чикаго с этим не согласился. Ничего банального в этом человеке не было. Он действительно крал, но у него были свои принципы. Он обворовывал только тех, кто накопил свое богатство незаконными или аморальными путями. Раньше любых правоохранительных органов Бобби узнавал, кто эти люди и, что важнее, где они прятали свои деньги. Бобби Роуз снова и снова опережал стражей порядка, и им это не нравилось.

Для большинства населения он был современным Робин Гудом. Когда наступали тяжелые времена, им нужна была вера в него. А сейчас времена были как раз такие. Семьям было все тяжелее и тяжелее накопить денег. Цены на предметы первой необходимости выросли, а зарплаты либо остались такими же, либо понизились. Выкуп закладных на дома достиг рекордно высокого уровня; аутсорсинг стал злободневной темой, и казалось, что каждые две недели закрывается очередная компания, оставляя без работы все больше людей, в то время как жадные гендиректоры присваивают миллионы.

В эти дни правили бал страх, разочарование и гнев, а "разоблачительные" истории о Бобби Роузе давали людям надежду.

Скрестив руки на груди, Софи неподвижно стояла рядом с Биттерманом и смотрела пресс-конференцию в прямом эфире. Она не узнала человека, стоящего перед микрофонами, но, на самом деле, это было неважно. Для нее все обвинители отца выглядели одинаково. Одетые, как сенаторы, в дизайнерские костюмы, с прическами такими же идеальными, как узлы на галстуках, с отполированной, как золото дураков, речью и добродетельными и возмущенными выражениями на лицах (наверняка отработанных перед зеркалом для совершенства образа), они стучали кулаками по кафедре и клялись отдать Бобби Роуза под суд.

Ее отца обвиняли во всем, кроме погоды. И всякий раз, когда начинали искать виновных, Софи получала приглашение от Чикагского полицейского управления или ФБР, а иногда и от НУ США, чтобы поговорить о нем. Эти приглашения она не могла отклонить. Если бы она не сотрудничала, ее вытащили бы из офисного кресла и арестовали за препятствие следствию.

Другими словами, ничего не менялось.

Биттерман неловко похлопал ее по плечу, затем протиснулся мимо ящиков и ударился уже ушибленным локтем, когда усаживался на стул.

— Убери бумаги с того стула и сядь, — предложил он.

Слишком взволнованная, чтобы сидеть, Софи повернулась опять к телевизору, прислонилась к краю стола и проговорила:

— Не хочу слушать еще одну напыщенную речь о том, как ужасен мой отец. Прошу вас, просто скажите мне, в чем его сейчас обвиняют.

Биттерман нажал на пульте кнопку выключения звука и стал объяснять, рассеянно потирая ушибленное место на локте:

— «Рутбир Келли». Все дело в нем.

— В рутбире?

Он кивнул.

— Этот тявкающий мужик — Даррен Эллис из адвокатской конторы «Эллис, Эллис и Купер». Их фирма представляет интересы Кевина Дево.

Софи обернулась через плечо, чтобы взглянуть на адвоката.

— А кто такой Кевин Дево?

Он не сразу ответил на вопрос.

— Помнишь, как ты хотела написать о закрытии «Келли», а я сказал, что уже каждая газета в городе об этом пишет?

— Да, — ответила она. — И вы были правы.

— Компания, которую в Чикаго любят не меньше «Медведей», закрывается после шестидесяти с лишним лет на рынке, и люди хотят знать почему.

— Я читала, что у компании не было прибыли. Затраты росли, а прибыль снижалась.

— Да, я тоже об этом читал, но это же не все объясняет, верно? Никаких деталей никто не предоставил. Нет, для меня закрытие компании было тайной, покрытой мраком. Самый лучший чертов рутбир в Соединенных Штатах не получает прибыли? Чушь собачья. Почему компания просто не подняла цену за бутылку? Я заплатил бы вдвойне, даже втройне, и большинство чикагцев сделали бы то же самое. Разве где-то можно достать такой рутбир, как «Рутбир Келли»?

Софи сомневалась, что все в Чикаго любили «Рутбир Келли» так же, как Биттерман, но она бы задела его самолюбие, сказав об этом. По каким-то причинам он испытывал к этому напитку нежные чувства.

— Нет, сэр, вы не найдете нигде такого рутбира, как «Рутбир Келли», — ответила она.

Он улыбнулся, потому что она согласилась с ним.

— У этого закрытия есть и другая история. Пенсионное обеспечение всех их преданных сотрудников разорилось. Разорилось, — повторил он, щелкнув пальцами для пущего эффекта.

— Как такое возможно? — спросила она. — Пенсионный фонд тщательно контролируется…

Он покачал головой, перебивая ее:

— Это был не пенсионный фонд. Это было пенсионное обеспечение. Большая разница. Келли был умным бизнесменом и хотел поступить правильно со своими сотрудниками. Он нанял инвестиционного менеджера и сказал сотрудникам, что при желании они могут вкладывать около трети их ежемесячной зарплаты в пенсионное обеспечение, и он будет согласовывать их вклады. Сотрудник отстегивает сто долларов в месяц; Келли вносит сотню. Это был щедрый пенсионный план, который в течение многих лет имел большие налоговые льготы. Инвестиционный менеджер, которого выбрал Келли, был хорош, очень хорош, и фонд показывал устойчивый рост.

— Что же пошло не так? — спросила Софи. От предвкушения желудок скрутился в узел.

— Люди стареют и устают, — сказал он, как ни в чем не бывало. — Инвестиционный менеджер был первым, кто вышел на пенсию, и Келли взял на его место человека по имени Кевин Дево. Он был консервативным инвестором, и фонд продолжал расти под его контролем. Сначала так и было… На одном из корпоративных приемов Кевин познакомился с единственным ребенком Тома Келли — с его дочерью Мередит, и они понравились друг к другу. Через шесть месяцев они поженились. Том заболел и, в конце концов, ушел на пенсию. Он назначил Мередит президентом и оставил ее мужа отвечать за инвестиции. Не знаю, было ли это законно, но тогда никто не возражал. Вот здесь и начинается опасный поворот событий. Через два года после того, как Кевин вступил в должность инвестиционного менеджера, он перевел деньги в другой фонд. Активы фонда составляли три компании, и все они показывали замечательный рост. Как оказалось, только на бумаге. Цифры были завышены, и Кевин теперь говорит, что инвестировал деньги в уважаемый, как он считал, акционерный фонд, но теперь он понимает, что его обманули. А еще он говорит, что никто, кроме Бобби Роуза, не мог быть в этом замешан, а адвокат Кевина только что заявил по телевизору, что они обнаружили, что у Бобби есть свой интерес в одной из компаний. Правда, что это за интерес, он не уточнил.

— Из моего отца сейчас сделали очень удобного козла отпущения.

Биттерман не стал возражать.

— Жена Кевина подала на развод несколько недель назад, буквально перед тем, как все это обнаружилось.

Софи покачала головой:

— Только не говорите мне, что они и в этом обвиняют моего отца.

— В разводе? Нет, конечно, нет. — Он взял карандаш и стал вертеть его между пальцами. — Я упомянул об этом потому, что Кевин собирается передать свои финансовые дела адвокату жены и удостовериться, что пресса получила копии. И угадай что? На бумаге он просто нищий. Он хочет, чтобы все знали, что он поместил большую часть своих собственных денег в акционерный фонд и что он такая же жертва, как и сотрудники.

— Это смешно. Он ведь сам выбрал этот фонд, так?

— Да, конечно, но он настаивает, что цифры были явно завышены.

— А помимо того, что у моего отца, возможно, был интерес в одной из компаний, есть ли какие-нибудь фактические доказательства, что он взял деньги?

— Нет, но ФБР их ищет.

— Они ничего не найдут. Мой отец этого не делал.

Преданность Софи была достойна восхищения. И в этом случае, решил Биттерман, это тоже было оправданно.

— Да уж. Не думаю, что твой папа мог сделать что-то подобное. Но многие люди считают, что он использовал классическую уловку "накачка и сброс". Ну, знаешь, к акциям компании раздувают интерес, пока огромное их количество не окажется проданным, и как только это происходит — бум, акции падают в цене. Многие люди думают, что твой отец взял эти деньги. Они злятся, очень злятся.

Софи кивнула:

— Я понимаю. Я читала, что некоторые из сотрудников работали на «Рутбир Келли» больше тридцати лет. Теперь у них ничего нет.

— Я просто хочу, чтобы ты знала, что как только ты выйдешь наружу, тебе начнут пихать под нос микрофоны. Охрана уже звонила, чтобы сообщить, что парочка репортеров из низкопробных газетенок уже пыталась сюда пробраться.

— Спасибо за предупреждение, — поблагодарила она. — Нет ничего хуже неведения.

— Может, ты захочешь взять небольшой отпуск, пока все не утихнет.

— Если бы каждый раз, когда моего отца показывают в новостях, я брала отпуск, я вообще ничего бы не делала.

Биттерман встал и посмотрел мимо нее на главный офис.

— Сюда идут ребята из ФБР.

— Что-то на этот раз они рано, — произнесла она, не оборачиваясь. Как правило, они обычно приглашали ее на разговор где-то через день или два после того, как отец попадал в новости. — Интересно, к чему такая спешка.

Биттерман выглядел полным сочувствия, когда ответил:

— Это я их вызвал.

ЗАПИСЬ В ДНЕВНИКЕ

АРКТИЧЕСКИЙ ЛАГЕРЬ

Сегодня мы видели, как стая завалила карибу [52]  Карибу — северный канадский олень.

. Было потрясающе наблюдать за тем, как волки действуют заодно, чтобы отрезать отставшего от его стада и атаковать сразу со всех сторон, словно они общаются с помощью телепатии.

Рики командовал парадом, а остальные следовали за ним. Именно он убил жертву. Его мощные челюсти сомкнулись на горле карибу, и он не отпустил его до тех пор, пока животное не упало на землю. Затем атаковали другие волки, и с разрешения Рики присоединились к банкету.

Мне не жалко карибу. Смысл его жизни состоял в том, чтобы накормить Рики и его семью.

Естественный отбор.

Когда Рики вернулсятуда, где установленоотслеживающее устройство, мы с Эриком поговорили о его удивительной силе и изобилии загадочного гормона в его крови. Эрик называет его K-74. Он попросил меня помочь ему изолировать Рики, чтобы мы смогли взять еще один образец крови. Раз уж Брендон и Кирк не проявили никакого интереса к результатам Эрика, он попросил меня никому не говорить о том, что мы делаем.

Я добровольно стал помощником Эрика — ведь именно ради своего научного интереса я притащился в такую даль. Я уверен, что мы должны быть открыты всему новому и с радостью брать на вооружение новые методы. Учитывая, что Брендон — человек старой закалки и не согласится с моим мнением, будет даже лучше, если он не узнает, чем мы занимаемся.