Чериш застонала и вытянула руки. Ей хотелось открыть глаза, но веки будто налились свинцовой тяжестью. Она помотала головой, пытаясь вздохнуть полной грудью. Кто-то схватил ее за плечи и с силой встряхнул. Она силилась встать, но не смогла — все тело нестерпимо болело.

Откуда-то издалека доносился голос Слоуна: «Вставай, Чериш!»

Она и сама пыталась побороть этот мучительный сон и резко поднялась. Шея болела, во рту пересохло, из кос выбились прядки и прилипли к щекам. Со сна ее чувства притупились, и она с трудом рассмотрела в темноте Слоуна, стоящего перед ней на коленях.

— Ну как, проснулась? — спросил он.

— Да я не сплю.

— Надвигается буря, и мы должны подготовиться.

Вспышка молнии озарила поляну. Чериш тотчас вскочила:

— И что же мы будем делать?

— Порох и припасы должны оставаться сухими. — И он начал засовывать в мешок все вещи, отложив лишь два одеяла. — Оставайся здесь.

— Но… Слоун…

— Без всяких «но». Оставайся здесь! — Это был уже приказ.

А в небе сверкал уже целый сноп молний.

Порыв ветра, гнувшего верхушки деревьев, сбил Чериш с ног. Охваченная паникой, она бросилась к тюку, схватила шаль и мокасины.

Вернувшийся вскоре Слоун с трудом тащил на себе огромное бревно, которое прислонил к скале. Подобрав винтовку, он вручил ее девушке:

— Если надо, то спрячь под юбкой — главное, чтобы сухой осталась, — сказал он, уходя.

В вершинах деревьев снова завыл ветер, задрал юбку девушки и охватил холодом голые ноги. Обхватив юбку, Чериш стала искать взглядом Слоуна. Снова сверкнула молния, и раздался гром.

Тут она увидела Слоуна: сгибаясь под порывами ветра, он тащил другое бревно, направляясь прямо к ней. Он что-то прокричал, но слов было не разобрать. Слоун положил бревна рядом, схватил мешки и примостил их сверху.

— Садись на них! — крикнул он и скрылся.

Ее сердце сжалось от страха, и она стала звать его, но слова затерялись в реве ветра.

Девушка задыхалась от рыданий. Спутанные ветром волосы развевались вокруг лица. Тяжелые капли начавшегося дождя насквозь пропитывали их, мокрое платье облепило дрожащее тело. Раскаты грома смешивались с треском ломающихся веток.

Она уже не видела и не слышала, как появился Слоун, волоча еще одно бревно, которое бросил возле остальных. Теперь получилось что-то вроде настила, на котором они вместе уложили мешки. Слоун опять что-то кричал, но она не расслышала. Подняв девушку, он посадил ее рядом с вещами.

Ее волосами снова завладел ветер. Ослепительные вспышки молний сопровождались раскатами грома, пошел ледяной дождь. Слоун присел рядом и стал укутывать мешки одеялами, заботясь о них больше, чем о себе.

— Вот теперь мы в безопасности, — сказал он, натягивая над их головами одеяло. Крепко обхватив девушку руками, он положил ее голову к себе на плечо. Ливень и яростный ветер стали срывать с них жалкие покровы. Скоро спина и склоненная голова Слоуна оказались незащищенными. Навес из одеял перестал быть защитой от молотившего по нему дождя.

До Чериш доносились треск молний и скрип деревьев.

— Не дрожи так, мы уже в безопасности. Она была взволнована звуком его голоса, который раздавался так близко. Девушка с благодарностью прильнула к нему и уткнулась лицом в шею. Он держал ее так крепко и бережно, что можно было услышать стук его сердца. Как приятно чувствовать кольцо его рук, тепло его тела. Только к матери она прижималась так тесно, но это давно стало воспоминанием детства.

От него пахло дымком костра, кончики его усов щекотали ей подбородок — и ей это тоже нравилось. Если бы они поженились, то были бы так близко каждую ночь; при этой мысли она покраснела.

Тем временем гроза бушевала: молния ударила в дерево и подожгла его, но обрушившиеся потоки дождя погасили искры. Ветер ломал сучья, крутил и гнул деревья, вырывал с корнем. Бревна теперь лежали в луже, и Чериш поняла, почему нельзя было оставлять мешки на земле.

Казалось, прошли часы, а дождь шел, не переставая. Буря уже прокатилась; гром и молния появлялись все реже, а дождь лил по-прежнему.

Когда ветер поутих, Слоун приподнял краешек одеяла: прояснявшееся небо было серым, а дневной свет — совсем тусклым.

Чериш было на удивление тепло. Миниатюрная девушка очень уютно себя чувствовала в мужественных объятиях Слоуна. Она оставалась в этом удобном положении, скрытая пеленой дождя, который даровал ей радость, — радость, неведомую раньше: доверять, подчиняться и почти принадлежать человеку, с которым в этой дикой и коварной местности ее свела судьба.

Гроза уже миновала, а дождь все продолжался. Чериш удивлялась, как у ее спутника не затекли руки и спина от столь нелегкого груза. Она подняла лицо и улыбнулась. Ее встретила такая же ласковая улыбка. Она забыла о дожде, барабанившем по мокрому одеялу, и о стене воды, окружавшей их.

Они сидели так близко, что чувствовали дыхание друг друга. Чериш видела свое отражение в зрачках Слоуна. С ниспадавшими вокруг бледного лица волосами она была поистине очаровательным созданием. Он перевел свой пристальный взгляд с ее глаз на нежно полуоткрытый рот. Она едва заметно вздрогнула, посмотрела на решительную складку у его губ, из которых вырвались вдруг неожиданные для нее слова:

— Как ты красива!

Он медленно наклонился к ней, и прежде чем что-либо понять, девушка почувствовала вкус дождя в его поцелуе. Как будто сдерживаемый нежностью, он осторожно приник к ее губам, чтобы не разрушить нарождающееся чувство, а только научить их горячим ласкам. Ощущение было настолько сильным, что они крепко сжали друг друга в объятиях, совершенно забывшись от наслаждения. Никогда она не чувствовала такого сильного волнения. Ни разу в жизни не были так напряжены ее нервы: он был все настойчивее, шел все дальше и будил в ней страсть. Она затрепетала от неведомого раньше, головокружительного чувства.

Неохотно прервав поцелуй, он посмотрел на нее полным желания, страстным и призывным взглядом. Она совсем не сопротивлялась, когда он снова привлек ее к себе — так резко, что чуть не сделал ей больно, — и прильнул к дрожащим губам, будто нашел животворный источник в изнывающей от зноя пустыне. Поцелуй длился до тех пор, пока она не вскрикнула, но не от испуга, а от неизъяснимого желания. И когда она уже погрузилась в безумные мечты, он разрушил их одним движением: сильными руками снял со своих колен оторопевшую девушку.

— О Боже! — сказал он с трудом. — Ты так привлекательна, аж дух захватывает.

Чериш сидела притихшая, ошеломленная, приходя в себя от пронизывающего холода, пришедшего на смену жаркому чувству. Неужели он думал, что она выманила у него этот поцелуй? Или раскаивался, что так легко поддался искушению? Дрожащими руками она поплотнее закуталась в шаль. Слоун оглянулся и внимательно посмотрел на нее: его взгляд все еще горел страстью.

— Кажется, дождь перестал, — сказал он таким тоном, словно между ними не произошло ничего особенного.

Пока он говорил, Чериш заметила, что дождь заметно поредел: можно было различить окружающие предметы. Она выглянула из-под одеяла, слишком удрученная, чтобы говорить.

Чериш наклонилась и коснулась своих ног, спрятанных под юбку. Они почти совсем окоченели, но она не заметила этого в теплых объятиях Слоуна. Пока она искала спрятанные в складках юбки мокасины, он растирал ее ноги своими огромными ладонями, до тех пор пока они не согрелись. Только после этого Слоун разрешил девушке обуться.

Дождь вскоре кончился, и солнце выглянуло из-за облаков. Они поднялись, разминая затекшие ноги. Чериш выжимала подол юбки, а Слоун — насквозь промокшие одеяла. Тело девушки ныло от холода, но разгоравшееся в душе удивительное тепло от того чуда, что соединило их со Слоуном, пусть на какой-то момент, не позволяло страданиям тела затмить душевные переживания.

Солнце ярко светило на чистом после дождя небе. Мужчина и девушка смотрели на лагерь, разрушенный бурей. Из дуплистого ствола на опушке выбрался коричневый лохматый комок и, решительно встряхнувшись, рысцой направился к ним.

— Ты только посмотри! Неплохо он устроился. Я знал, что этот парень найдет для себя укромное местечко, — смеясь, сказал Слоун, и, нагнувшись, почесал собаку за ухом. Браун повизгивал от удовольствия: теперь они с хозяином опять вместе. Слоун дружески потрепал пса и отправился посмотреть, что же стало с вещами. Намокли только одежда и одеяла, а на кожаные мешки не упало ни капли. Открыв один из них, Слоун вытащил сухое платье для девушки, протянул ей, а сам зашел за выступ скалы, чтобы она смогла переодеться.

Затем он вытряхнул из одеял последние капли воды и развесил по кустарникам сушиться. Чериш повесила мокрое платье на ветку дерева, расплела косы и, расчесав их пальцами, перекинула за спину.

Слоун тем временем достал из мешка остатки жареного кролика и стоял, задумчиво их созерцая. Потом протянул Чериш кукурузную лепешку с куском крольчатины.

— Я думаю, ты достаточно голодна, чтобы расправиться с этим? — спросил он.

Она взяла угощение и подумала, медленно прожевывая первый кусочек, что в такое утро даже эта еда покажется вкусной.

А Слоун спокойно смотрел на нее, поглощая свою порцию.

— Я хотел наловить рыбы на уху, но ручей слишком глубок; наверное, на севере — целый потоп.

Закончив трапезу, он принялся чистить ружья, а Чериш перевернула одеяла и стала расхаживать по поляне, давая ветру и солнцу высушить волосы.

Время от времени Слоун останавливался и присматривался к Брауну, который поднимал уши и вглядывался в мокрую лесную чащу. Темные руки двигались все быстрее, и когда он кончил работу и поднялся, спокойное мирное выражение его лица сменилось неподдельной тревогой.

— Оставайся здесь, — сказал он Чериш, — а я пойду осмотрюсь. — Он проверил заряд в винтовке и сунул ее девушке, в руки.

Чериш молча кивнула, сдерживая вопрос, который рвался с языка. В одно мгновение умиротворенность в ее душе сменилась страхом.

Слоун приказал Брауну оставаться с девушкой, но было видно, что пес хочет пойти с хозяином. Он последовал за ним до края поляны и долго смотрел вслед.

Возвращаясь к Чериш, Браун вилял хвостом и смотрел ей в глаза, будто извиняясь. С молчаливой благодарностью девушка положила руку на лохматую голову пса, и они стали вместе поджидать возвращения Слоуна.