Макмиллан готов был петь от радости, что у него родился сын. Утром счастливый фермер объявил, что весь день никто работать не будет и что завтра он устроит праздник.
Лайт с Мэгги, никому ничего не сказав, ушли с фермы. Однако к полудню они вернулись. Следопыт нес на плечах небольшого оленя. Он подвесил его на дерево и осторожно снял шкуру. Мягкую шкурку после выделки можно будет стелить в колыбель, а мясо они поджарят для праздника.
Калеб принес гуся – ощипанного, выпотрошенного, паленого; осталось насадить его на вертел. Лайнус поймал огромную черепаху, разделал ее. Черепашье мясо станет хорошей начинкой для пирогов.
Пятнистый Койот, приезжавший за Желтым Початком, вернулся с дикой индейкой, шкуркой енота и индейской колыбелью для новорожденного. Он бросил их перед дверью и, издав дикий клич, ускакал.
Эли и Поль подарили поселенцу мешок муки, мешок кофейных зерен, а миссис Макмиллан – отрез цветастой ткани.
Запекали тыквы, делали пироги, варили и жарили мясо. Миссис Макмиллан, держа на руках сына, отдавала распоряжения дочерям. Даже для самых маленьких нашлось дело. Зед сидел за столом и колол орехи для пирога с тыквой. Ди и И помогали старшим сестрам.
Бодкин и Диксон, которым тоже хотелось принять участие в семейном торжестве, кололи дрова. За то, что Макмиллан сохранил им жизнь, молодые люди готовы были сделать для поселенца все. Бодкин предложил фермеру сделать на улице печь так, как делал это его отец в Теннесси. Юноша воткнул в землю прочные, но гибкие ветки ивы по кругу размером с хорошую лохань. Свободные концы согнул и связал. Получилось что-то вроде вигвама. Оставив наверху небольшое отверстие, Линтон покрыл стены слоем влажной глины. Медленный огонь, разведенный внутри, сделал глину твердой. Утром в печке можно будет зажарить индейку или гуся.
Однако праздничное настроение нарушало смутное беспокойство: где сейчас Отто Крюгер и что замышляет этот спятивший немец? Пятнистый Койот с воинами-осейджами собирался обшарить лес и найти Безволосого. Индейцы были злы на него: Крюгер издевался над их любимым Зедом. Макмиллан не сомневался: осейджи не просто убьют Отто, а замучат его до смерти. Его вопли и запах паленой плоти могли испортить праздник. Поэтому поселенец решил подождать еще день.
Однако вместо индейцев с обезумевшим немцем встретился Эли.
После того как Эй обозвала Нильсена нахлебником, тот места себе не находил от возмущения. Он остался один с одиннадцати лет и ни разу не попросил ни крошки. Перед отплытием молодой человек собирался оставить Макмиллану мешок табаку, но теперь решил отдать его прямо сейчас – предварительно ткнув в него носом нахальную дочку поселенца.
Когда ждали нападения Беги, плоскодонку Эли спрятали в густых зарослях ивняка. Нильсен отправился к лодке. Однако, подойдя к укрытию, он понял, что там кто-то есть. Молодой человек вытащил из-за пояса пистолет и осторожно подобрался к суденышку.
Крюгер вышел из-под навеса и остановился. Он был грязный, ободранный. На лысой голове остались царапины, после того как Отто продирался сквозь заросли ежевики. Выражение лица толстяка было обиженным, как у ребенка. Казалось, он вот-вот заплачет.
– Что ты здесь делаешь, Отто?
– Это mein лотка.
– Ты ее продал мне, чтобы расплатиться с долгами в Сент-Луисе.
– Mein лотка! – Немец безумно вращал глазами.
– Здесь нет оружия.
– Фиски.
– И виски, и пороха тоже нет. Ты украл у меня два бочонка пороха и отвез пирату.
Крюгер пожал плечами:
– Он уплыл.
– Почему ты не уплыл с ним?
– Он меня остафил. – Из глаз немца потекли слезы. – Я фернулся к mein лотка.
– Ты больше не в моей команде. Ты предатель. Я мог бы тебя за это пристрелить, да жаль руки пачкать. Если Макмиллан тебя увидит, то убьет за то, что ты сделал с маленьким уродцем.
Крюгер всхлипнул:
– Но я же ничефо не телал!
– Ты стоял и смотрел, как другие делали. Это одно и то же.
– Я никого не упифал! Полукрофка упифал!
– Ты вел этих речных крыс, чтобы они убили Лайта и захватили его жену.
– У полукрофки нет шены. Это он украл мой шену!
Нильсен покачал головой:
– Вижу, парень, ты окончательно свихнулся.
– Полукрофка мушаль мой шену! Я долшен осфопотить ее!
– Так это ты ее освобождать шел тогда? И еще троих головорезов с собой прихватил. Что-то я вас на ферме не видел!
– Послушай, Эли, ты тольшен мне по-мошь. – Крюгер шагнул к молодому человеку. Нильсен отступил. – Феть моей петняшке так плохо. Я ношыо слышу ее колос! «Отто! Отто! – кришит она. – Помоки мне! Если ты не спасешь меня, я умру!»
– Крюгер, убирался бы ты отсюда, пока цел!
Эли ума не мог приложить, что ему делать. Общаться со спятившим толстяком очень не хотелось. А Отто рыдал уже во весь голос:
– Ну не хошешь помошь мне, тай хоть пистолет. Я сам пойту и упью этого мерсафса Лайтпоти!
– Бери каноэ и плыви отсюда, Отто. Я не хочу, чтобы тебя убили.
– Я остаюсь стесь, на mein лотка.
– Черт подери! Тебе здесь оставаться нельзя. Если тебя не убьет Макмиллан, то убьет Лайтбоди.
– Што тепе с тофо? Ты с ними. Тепе нет тела то нешаснофо Отто!
– Да, черт подери, я с ними.
– Помоки мне, пошалуйста!
– Возьми каноэ Веги. Оно у причала. Как и то, которое ты украл, когда сбежал.
– Сачем мне каноэ? Я не смогу лоткой упить полукрофку!
– В надстройке мешочек вяленого мяса и мешочек изюма. Бери столько, сколько тебе надо. Можешь ловить рыбу и собирать на берегу утиные яйца. С голода не умрешь.
Крюгер тяжело вздохнул. Искра понимания мелькнула у него в глазах.
– Корошо. Я уйту. – И он попятился в пристройку. Немец сунул руку за спину и вытащил из-за пояса длинный нож, который спрятал в надстройке несколько недель назад, когда понял, что швед и француз хотят избавиться от него.
Глаза Крюгера вспыхнули хитрым огнем. Он с улыбкой набил сумку продуктами, затем взял те инструменты, которые ему понадобятся, – молоток-топор, пилу, горсть гвоздей и кусок толстой веревки – и завернул их в одеяло. После этого толстяк спрятал за доску ломик – на тот случай, если швед решит забрать с лодки все инструменты. А ломик Отто будет скоро очень нужен.
Крюгер вышел из-под навеса, прошел мимо Эли и спрыгнул на берег. Нильсен вошел в пристройку, взвалил на плечо мешок с табаком и следом за Отто вылез из плоскодонки. Молодого человека удивило молчание толстяка. Тот бросил свой сверток в каноэ, сел в него и взялся за весло.
Эли шел по берегу, пока Крюгер не выплыл в Миссури. Только тогда он повернул обратно к ферме.
Крюгер некоторое время плыл по течению, а потом развернул каноэ и яростно начал грести обратно.
* * *
Ближе к вечеру Эли отвел Поля в сторонку и рассказал ему о своей встрече с Отто.
– Mon Dieu, Эли! Он сошел с ума. Тебе не следовало его отпускать.
– Ты считаешь, что я должен был его пристрелить? Насколько я знаю, он никого не убивал.
– Он вел людей Веги, чтобы захватить Мэгги. Это не только Лайт слышал, но и Зед!
– У них ничего не получилось.
– Если бы Лайт их не нашел, они убили бы Зеда и пришли сюда. Нам всем бы пришлось тогда несладко. И Мэгги тоже могла погибнуть.
– Я не мог просто пристрелить его, Поль. Если бы он на меня бросился, я бы это сделал не раздумывая.
– Он уплыл насовсем?
– Странный вопрос, Поль. Если бы Крюгер был в своем уме, он поплыл бы в Сент-Луис. Он мог бы делать по сорок – пятьдесят миль в день и благополучно миновал бы делаваров. Но наш Отто спятил, и что ему взбредет в голову сейчас – я не знаю.
– Он может догнать Бегу.
– Дьявольщина! Об этом я и не подумал! Хотя…
Из хлева вышла Эй с ведром. Нильсен провожал ее взглядом, пока девушка не скрылась в доме.
Поль увидел в глазах друга живой интерес. Эта девушка действительно сможет сделать так, чтобы швед забыл Мэгги.
Эли снова взглянул на Поля:
– Ты представляешь, Отто называет Мэгги своей женой. Он просил меня, чтобы я помог освободить ее.
– Хо! – Поль вынул изо рта трубку и выбил из нее пепел. – Если Крюгер повредился в уме от любви, в этом нет ничего удивительного. Разве ты сам не мечтаешь о Мэгги?
Швед нахмурился. Немного помолчав, он ответил:
– Она мне нравится. Я считаю, что ей нельзя ехать с Лайтбоди к черту на кулички. Лайта могут убить. И что Мэгги будет делать одна в той глуши?
– Уж не собираешься ли ты отправиться за ними? – В голосе Поля слышалось неодобрение. Нильсен не ответил. – Найми Диксона и Бодкина, и поплывем к Обрывам. Еще пара месяцев – и река станет.
– Макмиллан сказал, что вниз по реке мы поплывем без проблем. Весной трапперы будут везти свои меха.
– Но нам сначала надо добраться до Обрывов, mon ami.
– Лайт хочет пройти вдоль реки сотню миль, а потом через равнину двинуться к горам.
– Ты еще не налюбовался на Лайтбоди?
– Что?
– У него своя жизнь, отдельная от твоей, Эли. У него свои ценности, у тебя свои.
– Он ведет примитивную жизнь. Она не подходит…
Поль жестом прервал друга.
– Что он сделал такого, чего не сделал бы на его месте ты сам? Он убивал – да. Но чтобы не быть убитым. Можешь ли ты его в этом винить?
– Почему ты все время его защищаешь?
– А почему ты так настроен против него? Он ничего тебе не сделал, ничего у тебя не отнял.
– Не отнял?!
– Эли, подумай… – Поль замолчал – к ним направлялся Макмиллан. Дешанель понимал, что Эли не переубедить, и это его невероятно огорчало.
Благодушно настроенный Макмиллан нес кувшин с виски и жестяную кружку.
– Так редко выдается повод для праздника, да чтобы еще были хорошие друзья, с которыми можно повеселиться. Давайте выпьем за Эф. Фрэнка Макмиллана!
Ночью было холодно. Полная луна сияла в небе. На ферме все, кроме миссис Макмиллан, сидели вокруг небольшого костерка. Калеб, Лайнус, Зед и малышки жадно слушали истории, которые рассказывали Поль, Эли и Бодкин. Диксон так стеснялся девушек, что не мог вымолвить ни слова.
Эли преподнес Макмиллану мешок табака. Фермер пришел в восторг:
– Дьявольщина, Эли, это слишком много за то, что тебя немного полечили! Тут столько табаку, что хватит до будущего года.
Эли улыбнулся Эй:
– Надеюсь, к этому времени я вернусь с новым мешком.
Устроившись в объятиях Лайта, Мэгги наблюдала, как Эй бросает быстрые взгляды на Нильсена. А когда Поль начал рассказывать, как в каком-то городке за Эли гналась служанка из пивной и требовала, чтобы он на ней женился, девушка тряхнула головой, скривила губы и презрительно фыркнула.
– Кругом все хохотали невероятно. Эли еле успел прыгнуть в лодку и отчалить.
История насмешила слушателей, но шведа особенно интересовало, как на нее отреагирует Эй. Та неприветливо взглянула на него, отвернулась и нежно улыбнулась Бодкину.
В пяти милях от фермы Рамон де ла Бега пил не переставая. Разъяренный капитан осыпал оскорблениями свою сильно уменьшившуюся команду.
Неприятности следовали одна за другой. Внезапный порыв южного ветра швырнул корабль на песчаную отмель. Двое мужчин и женщины налегали на шесты несколько часов кряду, но так и не смогли сдвинуть судно.
Вега дал выход гневу, жестоко изнасиловав юную делаварку, а потом заставил ее обнажиться и прикасаться к своим интимным местам. Одурманенная опиумом, она тупо повиновалась. Под конец он ее выпорол. Стегая женщину кнутом, испанец испытывал особенное удовлетворение. После этого он обработал кнутом всех женщин; особенно яростно капитан избил белую.
Мужчины тряслись от страха. Им даже в голову не приходило, что они вдвоем могут усмирить взбесившегося хозяина.
Белая женщина родилась от проститутки в публичном доме. Отцом ее был один из сотен питтсбургских лодочников, которых там обслуживали. Мать называла ее Бетси. Бетси было двенадцать и она уже хорошо знала как доставлять мужчинам удовольствие, когда ее мать умерла от сифилиса. Кроме разврата, она ничего в жизни не видела. И сейчас ей ничего не стоило переспать с любым мужчиной, если тот платил.
На корабле Бетси чувствовала себя неплохо. Не нужно было заботиться о еде и искать клиентов. Капитан не обращал на нее внимания. Она обслуживала его людей, обстирывала его и отмывала индейских девушек, а за это получала щепотку белого порошка, который дарил ей забвение.
Но сегодня все изменилось. Пылала избитая кнутом спина. Боль внизу живота стала еще сильнее. Бетси уже много дней почти ничего не ела, а когда ходила в туалет, то видела в горшке потеки крови. Она знала, что скоро умрет. И смерть становилась ей все желаннее, обещая избавление от боли.
После своей истерики Вега объявил получасовой отдых. Скорчившись в темном трюме рядом с каютой, Бетси тупо смотрела в стену. Рядом с ней стояли два бочонка с порохом. Их привез немец. Хороший он был мужчина – единственный, кто пожалел ее. Но где он теперь – кто знает? Может быть, его убили, когда стреляли из пушки? А ведь они могли бы быть счастливы. Хорошо бы встретиться с ним на небесах. Бетси медленно подняла руку и сдвинула крышку с бочонка. Улыбка осветила ее лицо. Медленно и осторожно, горсть за горстью, она вытаскивала черный порошок и рассыпала его вокруг бочонков и вдоль стены каюты. Она была спокойна. Скоро ее мучения закончатся.
Когда полчаса спустя испанец позвал Хулио, дорожка из черного порошка дошла до двери в каюту.
– Лезь за борт и посмотри, сильно ли мы сидим на мели!
Хулио изумленно раскрыл рот.
– Сеньор, я ничего не смогу увидеть! Лучше подождать утра…
– Утром мы будем живой мишенью! – орал испанец. – Лезь за борт, или я проткну тебя, как грязную свинью – ты ведь и есть свинья!
– Мне… понадобится… свет, сеньор. – Хулио так сильно дрожал, что едва мог говорить.
– Принеси ему лампу!
Бетси медленно пошла в каюту. Она теперь никуда не торопилась. Скоро всем им будет хорошо и спокойно. Она зажгла свечу, а потом поднесла пламя к фитилю лампы. Прикрывая свечу от слабого ночного ветерка, женщина передала лампу Хулио, потом дождалась, чтобы пламя свечи стало сильным. Тогда страдалица вышла, нагнулась и поднесла огонь к узкой дорожке из пороха.
Скоро никому не будет больно. Хулио не придется лезть за борт. Вега перестанет горевать о своих неудачах. Девушки прекратят стонать. Это бегущее зеленовато-голубое пламя подарит им освобождение и отдых. Вот только почему хозяин смотрит на нее с таким ужасом? Почему у Хулио перекосилось лицо? Она дарит им счастье. Неужели они не понимают?..
Взрыв был слышен на много миль вокруг.
Ребятишек отправили спать. Мужчины сидели у огня и разговаривали. Макмиллан утверждал, что, поскольку территория быстро заселяется, Миссури скоро будет принята в Соединенные Штаты.
– И тогда вверх по реке так и хлынут желающие занять землю. Человек осмотрительный займет себе участок сейчас.
Лайт улыбнулся, прикрыв лицо ладонью. То же самое предсказывал фермер и тогда, когда пытался уговорить его остаться и помочь основать поселок.
– Индейцы тут мирные, – продолжал Макмиллан. – Осейджи – народ прекрасный. Если ты с ними по-хорошему и не пытаешься заставить их изменить свою жизнь. Дьявол! Некоторые их обычаи будут получше наших.
– Поосторожнее, Мак, – поддразнил его Эли, – а то ненароком устроишь тут город. У тебя тут двое молодых парней и две хорошенькие дочки.
– Ну… Такой цели у меня нет.
Нильсен посмотрел на Эй и, ухмыляясь, предложил:
– Почему бы и нет, сэр? Пару домиков сколотить можно в два счета. Здесь, на излучине, подходящее место для города. Можете назвать его Макмиллансвиллом.
– Хорошее название! – выпалил Бодкин и густо покраснел.
– Вот видишь, Мак! Бочар у тебя уже есть. Дай ему теперь жену – и у Макмиллансвилла появится первый деловой человек!
Поль наблюдал за другом. Эли все время посматривал на старшую дочь Макмиллана. Когда Эй резко встала и ушла в дом, Эли откинулся назад, заложив руки за голову, и замолчал. Вскоре следом за сестрой ушла и Би.
Мужчины пили немного, но все, кроме Лайта, делали по глотку, когда кувшин шел по кругу. Осматривать окрестности они ходили по очереди. Когда луна оказалась прямо у них над головой, настал черед Лайта. Мэгги пошла с мужем.
Молодая женщина любила ходить ночью по лесу. Ей нравились ночные звуки: шорох листьев, уханье совы, крик ночной птицы, волчий вой. В ласковой тишине Мэгги готова была поверить в то, что они с Лайтом – единственные люди во всем мире.
Они молчали. Говорить не было нужды.
Когда Калеб пришел сменить их, они немного поговорили с ним, а потом ушли к своей постели. Мэгги устроилась рядом с Лайтом.
– Мы с Эй хотели завтра искупаться, но теперь я не смогу. У меня сегодня начались женские дела. Ma говорила, что нельзя входить в воду, пока идет кровь.
– Почему это?
– Она перестанет, и я буду болеть.
– Я о таком не слышал, любовь моя. Индейские женщины в это время купаются даже чаще, чем обычно.
– Во мне не растет ребеночек, Лайт.
– Я это понял. А ты надеялась, что он уже есть, ma petite?
Мэгги немного подумала, а потом ответила:
– Нет. Я хочу, чтобы мы сначала добрались до нашей горы.
– Ты хочешь, чтобы до той поры мы не были вместе? Только так можно знать наверняка.
– Тогда я не хочу знать наверняка. – Мэгги приподнялась, прижалась носом к щеке возлюбленного: – Если ребеночек все-таки начнет расти, ему придется нас терпеть, вот и все.
Лайт рассмеялся и крепче обнял ее.
– Мое сокровище, я дорожу каждым днем, проведенным с тобой!
– Я не боюсь рожать, Лайт.
– А раньше боялась, mon amour?
– Мне… было очень боязно. Когда моя тетя рожала маленьких, она кричала просто ужасно. А миссис Мак совсем не орала. Она только встала на колени, уцепилась за кровать – и скоро маленький выскользнул наружу. Он был мокрый, в крови… и уродливый. Я не стала говорить, что он уродливый, потому что Эй все повторяла, какой он славный.
– Ты раньше никогда не видела, как женщина рожает?
– Я видела олениху. Я гладила ее по голове, пока ее малыш рождался.
– Mon Dieu! И она тебе позволила?
– Да. Звери меня не боятся. Ты же знаешь. Мэгги положила голову Лайту на грудь. Она слушала, как бьется сердце ее любимого. Вдруг раздался звук, похожий на сильный гром. Мэгги подняла голову.
Некоторое время супруги прислушивались.
– Будет дождь, Лайт?
– Облаков нет, chérie.
Следопыт поднялся, осмотрелся и прислушался. Луна светила, звезды сияли ярко, ночь была тихая… Только на востоке небо озарял розовый свет.