Лайт шел на поправку. Он проспал всю ночь и почти весь день. Первое, что он увидел при пробуждении, было склонившееся над ним осунувшееся личико Мэгги.

– Chérie. Ты не спала.

– Тебе лучше, Лайт? Миз Мак сказала, чтобы ты поел, если сможешь. Я тебя покормлю. Тебе надо только рот открывать.

– А когда ела ты, mon amour? Мэгги улыбнулась:

– Не знаю. Тебе лучше, правда?

– Мне лучше, радость моя.

Следопыт прижал ладонь любимой к своей щеке.

– Скажи мне… что я – твое сокровище, Лайт. Мне так хочется услышать, как ты это говоришь.

По щекам красавицы покатились слезы.

– Не плачь, ma petite. Во сне я слышал, как мое милое сокровище пело.

– Я пела. Я перепела все песни, которые тебе нравятся.

– Ты совсем измучилась. Ты заболеешь.

– Не заболею, Лайт. Я обещаю. Ты поешь?

– У меня бурчит в животе. – Метис повернул голову и поморщился. – Меня кто-то ударил по голове?

– Поль сказал, что ты стукнулся о камень, когда упал. Мне не хочется от тебя уходить, но надо сказать Эй, что ты проснулся, и принести тебе еды. – Она направилась к двери, но сразу же повернула обратно. – Ты не заснешь снова?

Молодая женщина склонилась над мужем и стала целовать его.

– Нет, любимая.

– Мне было так больно, что я чуть не умерла. И умерла бы, если бы тебя потеряла.

– Я поправлюсь.

– И весной мы пойдем на нашу гору?

– Весной, ласточка моя.

Эли никак не удавалось поговорить с Эй наедине. Прошло уже два дня с тех пор, как он обнял ее и заверил Лайта, что они позаботятся о Мэгги, и все это время Эй его избегала. Каждый раз, видя, что молодой человек приближается, она быстро исчезала. Девушка ни на шаг не отходила от матери, словно превратилась в ее тень. А Эли места себе не находил. Он должен узнать, что Эй думает о нем. Нравится ли он девушке? Или она терпеть его не может.

Снега выпало совсем мало. Работа над домом для Поля и Эли продолжалась. Еще несколько дней – и у друзей будет своя конура. Бодкин раздражал Эли все сильнее. Юноша глаз не сводил с Эй, как Диксон – с Би. Линтон, конечно, неплохой человек, но он не годился Эй в мужья, он не сможет как следует о ней заботиться. А мысль о том, что соперник может прикоснуться к старшей дочке Мака, доводила Эли до белого каления.

Был полдень. Поль и Эли делали зарубки на тонких трехфутовых палках, предназначенных для каркаса печной трубы. В стене уже прорезали дыру. Около нее установили очаг. Над топкой надо было устроить трубу и вывести ее на улицу.

Эли увидел, как Эй вышла из дома с петушком И под мышкой и направилась к курятнику. Швед бросил тесло и неспешно пошел по тропинке к сараю.

Поль наблюдал за другом и улыбался во весь рот. Нильсен оглянулся – никого нет поблизости? – и вошел в курятник.

Внутри было темно, пахло сеном. В дальнем углу Эй пыталась одной рукой открыть тугую крышку клетки.

– Будь ты проклят! Не смей гадить, пока я тебя в клетку не посажу. Ты и так уже наделал в доме. Ma теперь разозлилась. А вопли И разбудили Фрэнка. И во всем этом виноват ты, чертов…

– Ну-ну-ну, Эй. Ругаться нехорошо. Девушка от неожиданности чуть не выронила петушка. Она стремительно обернулась. Кровь бросилась ей в лицо, колени задрожали. Как этот чертов швед узнал, что она здесь?

– Что ты тут делаешь?

– Пришел за тобой. – Эли улыбнулся и повернул защелку на крышке курятника. – Сажай скорее своего петушка, пока он тебя не обделал.

Эй кинула петушка в клетку и бросилась к двери. Эли закрыл крышку и поспешил за ней. У самых дверей молодой человек схватил девушку за руку:

– Подожди минуту. Я поговорить хочу. Что с тобой случилось? Почему ты убегаешь каждый раз, когда я к тебе подхожу?

– Убегаю? С чего это мне от тебя убегать, мистер Горожанин Нильсен? Я тебя не боюсь.

– А по-моему, боишься. Ты разозлилась, что я обещал Лайту позаботиться о Мэгги? Или тебе не понравилось, что я тебя обнял?

– Это-то пустяк. Но ты обманул Лайта, когда сказал «мы с Эй». Это ты ее возьмешь. И конечно, не захочешь, чтобы я тащилась с вами.

– Мы с тобой, – произнес Эли. – Я не собираюсь отказываться от своих слов. Мне не нужна Мэгги, дурочка ты упрямая.

– Ты пришел сюда для того, чтобы лапшу мне на уши вешать?

– Да нет же. Я совсем другое хотел сказать… – Швед замялся и вдруг выпалил – Мистер Мак знает, что я здесь.

Сердце у Эй готово было выскочить из груди. Ей не хотелось смотреть на Эли, но она ничего не могла с собой поделать. Ее взгляд упрямо возвращался к Нильсену. Ее глупые колени так дрожали, словно превратились в студень.

– Ты все сказал? Тогда я пойду. Девушка попыталась проскользнуть мимо Эли, но тот поймал ее и притянул к себе.

– Ты не уйдешь, пока я тебя не поцелую.

– Нельзя!

– Почему?

– Потому… потому что… Его лицо было так близко…

Господи! Ее собирается поцеловать мужчина! Что же ей делать? Вырваться и убежать или остаться?

Целоваться оказалось очень приятно. Его губы были мягкими, нежными. Прикосновение бороды к ее коже – шелковистым, ласкающим. Швед притянул ее ближе и прижал к себе. Эй вдыхала запах его тела, ощущала во рту его вкус. Девушке вдруг стало жарко. Ноги ее подогнулись. Чтобы хоть капельку прийти в себя, она отстранилась.

Эли глухо застонал. Он смотрел на девушку. Как она была прекрасна! Это не Мэгги. Эй в миллион раз лучше Мэгги.

– Это было чудесно. Ты чудесная, – хрипло проговорил молодой человек. Она ничего не ответила, и швед прошептал: – Я хочу поцеловать тебя еще раз.

Эй опять не произнесла ни слова.

Нильсен приник к ее губам. Его поцелуй был очень нежным. В этот раз девушка ответила. Сладость ее губ вызывала в Эли непреодолимое желание. Первый робкий обмен ласками. Эй невольно прижалась к Эли всем телом.

– Тебе нравится со мной целоваться? – спросил швед.

– Я не думала, что это будет так.

– А как ты себе это представляла?

– Не… не знаю.

– Двое должны друг другу нравиться, чтобы поцелуи были приятными… как сейчас.

– Значит, я тебе нравлюсь?

– Черт! Конечно, нравишься!

– Ты этого не показываешь… иногда.

Он рассмеялся, крепко обнял ее и снова поцеловал.

– Не пытайся сейчас со мной поссориться, милочка. Я хочу хорошенько воспользоваться тем, что мы с тобой одни.

– Можешь снова поцеловать меня… если хочешь.

– Если хочу?! Господи Иисусе! Да мне до смерти хотелось это сделать – уже очень, очень, очень давно!

Их губы встретились снова. Эй приникла к молодому человеку, забыв обо всем, кроме блаженства. Его жаркое объятие. Прикосновение его рук… Он настойчиво и сильно прижимал ее к себе. Ее сердце билось в сумасшедшем ритме.

Это было самым чудесным, самым волнующим моментом ее жизни.

– Эй! Какого черта… Что тут происходит?

Молодые люди отпрянули друг от друга.

В дверях стоял Макмиллан. Эй рванулась, но Эли удержал ее. От смущения девушка готова была провалиться сквозь землю. Щеки ее пылали. Она не могла взглянуть ни на отца, ни на Эли. Эй попыталась высвободить руку, но он не отпустил ее.

– Па… я…

– Иди к матери!

– Мак, постой. Я ее поймал и начал целовать. Эй ничего не сделала.

– Я не слепой. Сам все видел. Она вроде была не против.

– Я собирался с тобой поговорить. Только сначала решил узнать, как ко мне относится Эй. С твоего разрешения я хотел бы… встречаться с нею. Ухаживать за ней.

– Хочешь за ней ухаживать? Тогда почему не сказал об этом прямо, как подобает мужчине? Прятаться по сараям и там целоваться и обниматься – я бы не назвал это приличным!

– Мы не прятались, па! – К Эй наконец вернулся дар речи.

– А я говорю – прятались! – Макмиллан повернулся к Эли: – Ты решил взять мою девочку в жены?

– Па! – воскликнула Эй. – При чем здесь это?!

– Да при всем! Зима будет долгая. У меня дел хватит и без того, чтобы смотреть, как бы ты не улизнула к нему в темноте и не… э-э… заполучила ребеночка.

– Обижаешь, Мак! – Эли был возмущен. – Я никогда не посягну на честь Эй!

– А я этого и не говорил. Но… всякое бывает… Молодого бычка переполняют соки… Вот тогда и… Мне ли не знать. У меня теперь шестеро. – Поселенец рассмеялся. – И все были посеяны зимой.

Эй переполняли противоречивые чувства. Она не знала, смеяться ей или плакать. Хотелось сквозь землю провалиться от стыда и взлететь к небесам от счастья. Отец… Эли… Второй раз за сегодняшний день она не знала, что ей делать. Фермер повернулся к двери.

– Я свое слово сказал, Эли. А ты – свое. Можешь за ней ухаживать, если она согласна. Но одно тебе надо знать с самого начала: с ней иметь дело нелегко. Я ее разбаловал. Слишком часто разрешал ей поступать так, как ей хотелось. Она может быть упрямее ослицы и злее волчицы, у которой два сосунка. И учти: стреляет она без промаха!

Нильсен вспомнил: Мэгги говорила что-то о пулях, которых было жалко или не жалко для него.

– Это приятно знать, Мак. Но я хочу жениться на женщине, которая может напилить и принести вязанку дров, убить медведя, снять с него шкуру и сшить мне мягкие мокасины. Она это может?

– Насчет медведя не уверен…

– Замолчите! Оба. Вы меня разозлили! Мне тоже есть что сказать по этому поводу…

– Скажи все это Эли. – У дверей Макмиллан обернулся: – И я буду наблюдать, когда вы отсюда выйдете.

Поселенец подошел к Полю, кивнул в сторону сарая и подмигнул.

* * *

Мэгги куда-то ушла. Лайт сел на койке. Осторожно, чтобы не сделать резкого движения головой. Мэгги очень редко отходила от его постели. Она считала, что Эли хотел убить ее мужа, и сейчас не подпускала шведа к Лайту. Поль говорил, что выстрел был случайностью. И Лайт ни минуты не сомневался в этом. Он добрался до вырубки как раз в тот момент, когда напали делавары, и не успел предупредить друзей.

Лайта очень беспокоило, что он не может заплатить Макмиллану за лечение и еду. Сколько еще они с женой будут нахлебниками? Метис еще никогда в жизни не был ни у кого в долгу. Это было унизительно – почти так же унизительно, как необходимость пользоваться ночным горшком.

Первые несколько раз раненый позволял Мэгги помогать ему. Его ненаглядная Мэгги, его чудесная Мэгги. Его любимая Мэгги. Как же она страдает! Следопыт ложился на бок на краю койки, а его возлюбленная держала горшок. Но когда Лайту понадобилось сесть на него, он попросил жену уйти. Она умоляла, чтобы он позволил ей остаться. В конце концов ушла, всхлипывая. Но через несколько минут в пристройку вошел Поль.

Если бы голова не кружилась так сильно, Лайт справился бы и один. Все-таки болезнь – худшая вещь на свете. Хуже, чем смерть.

Позже пришел Эли.

– Поль сказал, что тебе лучше.

– Да.

Нильсен взял горшок и унес его. Вернувшись, молодой человек задвинул его под койку и теперь стоял, смущенно глядя на Лайта.

– Это было не обязательно, – сказал метис.

– Нет, обязательно.

Дверь распахнулась. Вбежав в комнату, Мэгги встала между Эли и мужем.

– Ты пришел, чтобы снова сделать ему плохо? Убирайся. Ну же! Давай, проваливай!

– Chérie. – Лайт взял жену за руку. – Не надо.

– Он тебя ранил, Лайт. Я не хочу, чтобы он оставался здесь.

– Я же говорил тебе, что не знал, что стреляю в него! – произнес Нильсен. – Почему ты мне не веришь?

– Потому что не хочу. Не смей к нему подходить.

– Господи! Неужели ты думаешь, что я пришел убить твоего мужа?

– Только попробуй – и я всажу тебе в горло нож! И не надейся, что промахнусь. Одного уже так прихлопнула.

Эли обратился к Лайту:

– Мы с Полем подстрелили утром двух оленей. Коптильня Макмиллана полна. С голоду мы не умрем. Можешь не беспокоиться.

– За это я тебя тоже благодарю.

– «Тоже»? – повторила Мэгги. – Уж не благодаришь ли ты его и за то, что он тебя ранил?

– Нет, моя радость.

Эли ушел. Проклятие! Как не вовремя вернулась Мэгги. Ему надо поговорить с Лайтбоди наедине. Во что бы то ни стало. Он должен все объяснить Лайту, попросить у него прощения.

Прошлым вечером с разрешения Макмиллана они с Эй ходили гулять. Молодые люди сидели в вигваме Лайта. Они проговорили несколько часов. И впервые друг друга не дразнили. Эй оказалась приятной собеседницей.

Нильсену пришлось нелегко: уютный вигвам, нежная женщина в его объятиях… Но он все-таки не допустил, чтобы их поцелуи перешли в нечто большее.

До этой поры швед не знал, каково это – любить женщину и получать в ответ ее любовь. Это чувство было таким теплым и чудесным. Молодой человек от счастья ног под собой не чуял. За все свои тридцать лет он не смог узнать, что между мужчиной и женщиной может существовать именно любовь, а не просто влечение. Теперь Нильсен понимал, что связывает Мэгги и Лайта.

– Chérie, ты несправедлива.

– Он мне больше не нравится. – Мэгги надулась. – Он тебя ранил, Лайт.

– Он же стрелял не в меня. Он не знал, что я не делавар…

– А мне все равно, – упорствовала Мэгги. – Не понимаю, что Эй в нем нашла. Она позволила ему за собой ухаживать.

– Ты мне это вчера рассказывала. Тебе грустно, что Эли ухаживает за дочкой Мака?

– Нет. Эй счастлива. Она все время улыбается. Би ее дразнит, мистер Мак ее дразнит. А Бодкин теперь ходит такой мрачный. Бедняжка тоже хотел ухаживать за Эй. Я рада, что она выбрала Эли.

Мэгги улыбнулась. Ее зеленые глаза засверкали, словно изумруды.

– Я уже на него не злюсь, но… пусть он помучается немного. Ему полезно. Эй я сказала. Она говорит, что я поступаю плохо. А я так хочу. Эй обещала ничего Эли не говорить.

– Ох, chérie! Ну что мне с тобой делать? Мэгги наклонилась к мужу:

– Можешь меня поцеловать. Я скучаю без нашей любви. – Они обменялись нежными, сладкими поцелуями. – Когда мы сможем вернуться в наш вигвам?

– Скоро, моя хорошая. Как только я немного поправлюсь.

Мэгги прилегла рядом с любимым. Лайт поцеловал жену в лоб. Как он мог не доверять ей? Думал, что Эли отобьет его ненаглядную. Ревность тогда ослепила Лайта.

– Расскажи мне, как мы будем жить, когда доберемся до нашей горы, – прошептала молодая женщина.