На город опустилась ночная тьма, Клив и Диллон свернули на улицу, один из кварталов которой целиком занимал особняк Форсайта. Кливу понравилось, как Бак держался перед лицом враждебно настроенной толпы. На судью Уильямса это тоже произвело впечатление; он даже высказал предположение, что, если Бак когда-нибудь надумает покончить с разведением скота, из него получится неплохой Шериф.

Техасцы уже шли вдоль белой изгороди, когда Клив наконец заговорил о том, ради чего они решили навестить Форсайта.

— Ты собираешься опять его дразнить? Пойми, это слишком серьезно.

— Мы и посмеемся заодно, я тебе обещаю. Я долго ждал этого часа. Надеюсь, ублюдок так разъярится, что от злости в штаны наложит, — усмехнулся Диллон.

— Так ты собираешься сказать ему, кто ты такой?

— Пожалуй, предоставлю эту честь тебе.

— Давайте лучше я расскажу, сеньор, уж я ему такое порасскажу! — вдруг раздался голос Пабло. — Вы даже не слышали, как я подкрался! — с гордостью заявил мексиканец.

— Я слышал, — сказал Клив. — Я знал, что ты здесь.

— Проклятие! Неужели я уже и шагу ступить не могу, чтобы ты не увязался следом?! — взорвался Диллон.

— Я хорошо делаю свою работу, сеньор. Колин велел присматривать за младшим бра…

— Только посмей брякнуть это еще раз, чучело кривоногое и я заткну тебе ноздри твоими же усами! — Диллон остановился и замахнулся на мексиканца.

— Хватит. Вот кончим дело, потом можете ругаться сколько вздумается.

Они вышли на дорожку и направились к веранде.

— Он с нами не пойдет!

— Не пойдет, не волнуйся. Пабло, подожди на веранде.

— Да, сеньор. Но Пабло придет на помощь, если маленький бра…

— Заткнись! — оборвал Клив, взявшись за дверной молоток. — А не то я сам расквашу тебе физиономию.

Спустя несколько минут дверь открылась. Форсайт посмотрел сначала на одного техасца, потом на другого.

— Что вам нужно? — спросил он без малейшего намека на любезность.

— Перекинуться с вами словечком-другим, — ответил Клив.

— Я не занимаюсь делами дома, приходите завтра в контору.

— Нет. вы примете нас сейчас.

Клив неожиданно поднажал на дверь, оттолкнув Форсайта в прихожую.

— Спасибо за приглашение, — произнес Диллон с обворожительной улыбкой. — Мы войдем, но не уговаривайте нас остаться поужинать.

Мужчины переступили порог. Форсайт в испуге попятился. В лице светловолосого юноши, безмерно его раздражавшего, было нечто такое, отчего полковнику стало не по себе. Старк достал из кармана жестяную звезду и прикрепил к груди.

— Какое вы имеете право силой врываться в мой дом?

— Никакого, раз уж на то пошло. Я — федеральный шериф.

— Я так и знал, что вы не тот, за кого себя выдавали! — прошипел Форсайт, сверля взглядом Старка. — И что же здесь понадобилось федеральному шерифу?

Клив пропустил последний вопрос мимо ушей и продолжал как ни в чем ни бывало.

— А это мой друг, Диллон Толлмен из Нью-Мексико. Его отец, — известный следопыт и землевладелец Джон Толлмен.

Форсайт побледнел и выпучил глаза — казалось, они вот-вот вылезут из орбит.

— Ты… ты… — Он так и не смог произнести ничего вразумительного, словно лишился дара речи.

— Да, я сын Джона и Эдди Толлменов. Как поживаете, мистер Керби Гайд? Если не ошибаюсь, именно так вы именовали себя в Арканзасе? — Взгляд Диллона был таким же ледяным, как и голос.

Полковник был ошеломлен, услышав имя, которым он назывался более двадцати лет назад. Прежде чем он успел оправиться от потрясения, кулак Диллона врезался ему в челюсть. От удара Форсайт отлетел к стене и сполз по ней на пол. Сидя на полу, замотал головой, пытаясь прийти в себя.

— Это тебе за Эдди Фэй Джонсон! — Днллон поднял Форсайта с пола и, припечатав одной рукой к стене, другой принялся хлестать по щекам. — Это за то, что ты сделал с ней во Фрипойнте, в Арканзасе, — приговаривал он. — А это — за то, что женился на ней под чужим именем, чтобы затащить в постель! А это… Клив взял Диллона за руку.

— Смотри, не вышиби из него дух, прежде чем я вручу ему повестку.

— Не вышибу. А это… — Он ударил Форсайта сначала по одной щеке, потом — тыльной стороной ладони — по другой. — Это за все, что ей приходилось выносить во время войны, чтобы ее сын не умер с голоду!

Диллон схватил Форсайта за плечи и ударил об стену.

— Я мечтал тебя убить, мечтал с того самого дня, как мать рассказала мне о тебе. Но это было бы слишком легким концом для такого мерзавца, как ты. — Он придержал его у стены и плюнул в лицо.

На окровавленной физиономии Форсайта застыло выражение крайнего изумления. Он молчал, пристально глядя на Диллона, Плевок стекал по его щеке.

— Мама говорила, что ты — жалкая пародия на мужчину. Теперь я и сам вижу, что ты не достоин называться мужчиной. Ты ничто, пустое место, кусок дерьма.

Диллон попятился, вытирая ладони о брюки, словно испачкался о Форсайта.

Кровь, струившаяся из носа полковника, стекала по белым усам и капала на рубашку. Лицо его покраснело, глаза горели ненавистью. Форсайт вытащил из кармана носовой платок и приложил к носу.

— Если я кусок дерьма, то кто же тогда ты? — прошипел он.

— Я не имею к тебе никакого отношения. Любой мужчина, даже самая последняя дрянь, может впрыснуть семя в женщину. Но чтобы вырастить человека, нужен настоящий мужчина. Мой отец, Джон Толлмен, позаботился, чтобы у меня было все, что нужно человеку. — Диллон протянул руку и схватил Форсайта за ворот рубашки. — И никогда, слышишь, никогда не смей связывать меня с собой, иначе я тебя убью!

— Убирайся из моего дома!

— Не сейчас.

Клив достал из кармана какую-то бумагу и протянул полковнику. Форсайт не обращал на нее внимания, пока Клив не сунул бумагу прямо ему в лицо. Тогда он выхватил листок из руки Клипа.

— Это что еще за чертовщина?

— Повестка, предписывающая вам явиться в суд завтра к девяти часам утра. Подписана судьей Уильямсом. Вам рекомендуется иметь при себе документы, касающиеся всех сделок, которые вы заключили за три года проживания в Биг-Тимбере.

— И не подумаю являться на ваш суд! Все мои сделки заключены в соответствии с законом!

— Скажи-ка, Клив, закон теперь разрешает убивать стариков? — спросил Диллон. — Эх, черт, жалко я раньше этого не знал!

— Убирайся!

— Мы уходим.

Клив прошел к двери и попытался пропустить вперед Диллона, но тот задержался, решив еще кое-что добавить.

— Вот что я тебе скажу, грязный сукин сын. Ты, как раковая опухоль, пожираешь все вокруг себя, уничтожаешь все, что есть достойного в городе! Но теперь этому пришел конец!

Диллон вышел и с грохотом захлопнул за собой дверь.

— Ну что, полегчало малость? — спросил Клив, когда они шли по дорожке.

— Честно говоря, я думал, что получу гораздо больше удовольствия. Не ожидал, что Форсайт окажется таким ничтожеством: он просто стоял и покорно сносил все оскорбления. Черт, да он ноль, пустое место!

— Тебе было необходимо самому в этом убедиться.

— Обошлись без моей помощи, сеньор? Днллон повернулся к мексиканцу:

— Какого черта ты вообразил, что мне понадобится помощь недомерка вроде тебя? И заруби себе на носу: если хотя бы словом обмолвишься о том, что здесь услышал, я тебе все ноги переломаю, отрежу твои мужские причиндалы и сделаю из тебя евнуха! Все понял?

Мексиканец согнулся пополам и в притворном ужасе прикрыл руками пах.

— Ай-ай-ай, сеньор, как больно!

Клив обошел их и направился к калитке. Душу Диллона долгие годы терзала мысль, что мужчина, давший ему жизнь, оставил его и его мать. Может быть, теперь, когда Диллон бросил в лицо Форсайту все, что о нем думает, излил на него свое презрение, он наконец успокоится и навсегда забудет, что Керби Гайд — или Кайл Форсайт — жил на этом свете.

Джон Толлмен, старый друг Клива, попросил его взять Диллона с собой в Монтану и устроить ему «очную ставку» с Форсайтом. Джон надеялся, что когда сын выплеснет накопившуюся в душе ненависть, то сможет оставить за спиной прошлое, перестанет придавать ему такое значение.

Беззлобная перепалка между Диллоном и Пабло свидетельствовала о том, что Джон оказался прав.

Кайл Форсайт мерил шагами комнату, прикладывая к лицу мокрое полотенце. Когда он зашел за полотенцем на кухню, Рут там не было. На второй этаж она тоже не поднималась… разве что незаметно проскользнула, пока этот сукин сын избивал его.

Оказывается, его ублюдок вырос настоящим мужчиной. И все же, будь у Кайла под рукой пистолет, он пристрелил бы его без всякого сожаления. Черт, ведь он сразу почувствовал в мальчишке что-то знакомое! Теперь-то он понял: у него глаза и волосы Эдди.

Что за чертовщина?! Почему он вообще об этом задумывается! Да у него внебрачных детей, наверное, не меньше дюжины, он наплодил их по всему пространству от Теннесси до Арканзаса, от Нью-Мексико до Северных территорий. С какой стати думать лишь об одном ребенке? Все они значат для него не больше, чем дорожная пыль под ногами.

Форсайт достал из кармана повестку, врученную Огарком. Это был отпечатанный типографским способом официальный бланк, в который от руки вписали место и время. Что происходит? Ли отослал документы на землю для регистрации в Хелину. У адвоката имелась доверенность, подписанная девицей Андерсон, дающая ему право действовать от ее имени, а также документы, удостоверяющие продажу земли полковнику Форсайту за три тысячи долларов. Похоже, кто-то в Хелине заинтересовался, сколько земли он приобретает, и этот любопытный субъект связался с судьей Уильямсом.

Уильяме ты, как всем известно, всегда принимал сторону поселенцев, фермеров и мелких землевладельцев. Форсайт знал: если у него возникнут неприятности, то именно с судьей Уильямсом, вот почему он послал Дела Гомера в Боузмен убить судью. Если бы этот похотливый кобель, раскисший от любви к своей сучке, добросовестно выполнил свою работу, полковнику не пришлось бы держать в руках эту повестку. Что ж, на ранчо «Аконит», наверное, уже все кончено — Лайстер с Брузой вот-вот должны вернуться. Когда они вернутся. Дел Гомер получит еще одно задание.

Форсайт продолжал расхаживать по комнате, по-прежнему прижимая к лицу мокрое полотенце. Он обдумывал сложившуюся ситуацию. Все было оформлено законно… по словам Ли. Если топор правосудия опустится, то не на голову полковника, а на голову адвоката, который заявил, что имеет право действовать от имени своей клиентки. В конце концов, именно он продал землю и получил за нее деньги. Форсайт специально удостоверился, что чек был выписан на имя Марка Ли; деньги по чеку были получены и положены на банковский счет адвоката. Как полезно, когда управляющий банком перед тобой в долгу. Форсайт бы рассмеялся, если бы не разбитое в кровь лицо.

Он прошел к лестнице и крикнул с нижней площадки:

— Рут!

— Я здесь. — Рут вышла из кухни.

— Где ты была? — проворчал полковник.

— На веранде.

— Все время?

— В основном, да. Я не хотела попадаться на глаза посторонним.

Лицо женщины, когда-то красивое, было все а синяках и распухло, губы стали почти вдвое толще, чем прежде. На шее и на груди — в вырезе платья — виднелись следы побоев.

— За свои синяки вини только себя. В последнее время ты стала такой заносчивой, что меня трясет от одного твоего вида. Ты в этом доме всего лишь служанка. Рут, знай, свое место. Если я с тобой сплю, то это еще не дает тебе права на какие-либо привилегии. Я хочу, чтобы ты сходила за адвокатом Ли. Скажи ему, чтобы явился сюда, да побыстрее.

— Кайл, ты же знаешь, я не люблю ходить по ночам одна. На улицах болтается всякий сброд…

— Заткнись! — перебил полковник. — Мне плевать, что ты любишь и чего не любишь. Черт возьми, похоже, у тебя вошло в привычку спорить со мной по любому поводу! Да ты просто глупая шлюшка, Рут! Последние два года ты спала со мной, а я тебя кормил и одевал, но ты ничем не лучше самой дешевой шлюхи из заведения мадам Фло! Те по крайней мере способны удовлетворить мужчину!

Рут повернулась, чтобы идти за шалью. Она безошибочно узнала все признаки: Форсайт пришел в ярость. Парнишка — судя по тому, что она подслушала, его сын — положил полковника на обе лопатки. Звук каждого удара наполнял душу Рут мстительным ликованием: так ему и надо, мерзавцу! Пусть хоть кто-то даст ему отведать собственного лекарства. Дрожа от холода на веранде, Рут приняла решение: больше она не станет безропотно сносить побои, она даст сдачи.

— Не поворачивайся ко мне спиной, когда я с тобой разговариваю! — заорал Форсайт.

— Я собиралась взять шаль.

— Ты ведь подслушивала, не так ли? Ну разумеется, подслушивала! Ты слышала каждое слово этого ублюдка! Ах ты, любопытная тварь, вечно суешь нос в чужие дела! Небось не терпится растрезвонить по всему городу!

Форсайт шагнул к Рут. Она попятилась, уперлась в стену и стала бочком отступать в сторону кухни. Форсайт медленно приближался, его ноздри расширились, глаза горели безумным огнем. Он любил играть в эту игру. Рут проскользнула в гостиную, Форсайт следовал за ней. Женщина обошла стол, он — за ней. Когда Рут попыталась проскочить в дверь, полковник бросился вперед, схватил ее и прижал к стене.

Одной рукой Форсайт прижимал женщину к стене, а другой бил по лицу — совсем недавно то же самое проделывал с ним Диллон. Очередной удар кулака пришелся Рут по носу, закапала кровь. От следующего удара голова ее с такой силой врезалась в стену, что в глазах у Рут потемнело. Темнота окружала ее несколько секунд, но она удержалась от крика. Если она вскрикнет, Форсайт еще больше озвереет.

— Сука! Сука! — кричал полковник, нанося удар за ударом.

Избивая Рут, Форсайт почувствовал желание, ему хотелось швырнуть женщину на пол и яростно вонзить в нее свою отвердевшую плоть. Обнаружив однажды, что издевательства над Рут его возбуждают, Форсайт стал изобретать все новые и новые способы унизить ее, растоптать ее достоинство. Он брал ее на столе среди тарелок с остатками ужина, на лестнице, на веранде у заднего крыльца, где за ними мог без помех наблюдать из каретного сарая конюх; а раз или два, ночью, — на земле, посреди цветочной клумбы.

— Ложись на пол! — заорал полковник.

Как только он убрал руку, которой прижимал ее к стене, Рут ударила его коленкой в пах. Форсайт отшатнулся, и женщина проскочила мимо него на кухню. Полковник был настолько ошеломлен тем, что Рут осмелилась защищаться, что прошло несколько секунд, прежде чем он бросился за ней.

— Рут! — взревел он. — Я из тебя дух вышибу! Шлюха! Дрянь! Ложись на пол, сука, и раздвигай… — Форсайт ударом ноги распахнул кухонную дверь — и слова замерли у него на губах. Рут стояла посреди кухни. На ее окровавленном лице появилось какое-то безумное выражение. Она оскалилась в жутком подобии улыбки; у нее был вид одержимой, что вполне соответствовало ее нынешнему душевному состоянию. В руке, высоко поднятой над головой, Рут сжимала длинный кухонный нож.

— Не-е-ет! — завизжала женщина, бросаясь на Форсайта. — Не-е-ет!

Ее пронзительный голос зазвенел в ночной тишине, разнесся эхом по всему дому. Прежде чем Форсайт успел оправиться от шока, в который повергла его обезумевшая Рут, обычно такая робкая и покорная, женщина бросилась вперед и вонзила нож ему в шею. Кровь брызнула фонтаном. Форсайт, не издавая ни звука, раскрыл рот, глаза его расширились; он поднял руки, пытаясь оттолкнуть от себя женщину, но тут же бессильно уронил их и рухнул на пол.

Рут с безумным воплем упала на колени и стала снова и снова вонзать нож в грудь ненавистного мучителя.

Было около полуночи. Держа на коленях ружье, Густав сидел на крыльце веранды миссис Гафни. Ему было поручено охранять Кристин, и он твердо решил, что на этот раз мимо него не проскочит ни одна живая душа. Однако мысли его все время уносились к Бонни.

Бонни Гейтс — необыкновенная девушка. Нужно обладать немалым мужеством, чтобы подсыпать яд в пищу бандитов. Девяносто девять женщин из ста побоялись бы даже помыслить об этом. Густаву понравилось, как Бонни решила распорядиться деньгами Дела Гомера. Девушка поклялась, что не возьмет себе ни цента; она собиралась пожертвовать всю сумму сиротскому приюту, а если хватит средств — даже основать новый.

На веранде появилась Кристин, прервавшая размышления Густава. Девушка выходила из дома через каждые несколько минут и всякий раз спрашивала, не слышал ли он чего-нибудь подозрительного.

— Оставайся в доме, Крис. Бак обещал, что они с Берни придут сразу же, как только решат, что это безопасно.

Густав и сам волновался. С тех пор как Бак пригнал в город фургон с трупами бандитов, прошло несколько часов. Обнадеживало только одно: случись что, они бы уже об этом узнали.

Густав был искренне рад за двоюродную сестру: замечательно, что рядом с ней будет такой человек, как Бак Леннинг. Было ясно: он по уши влюблен в Кристин. При первом взгляде на его грубоватую внешность можно было подумать, что Бак решительно не подходит его кузине, но Густав разбирался в людях. Во время своих путешествий вверх и вниз по Миссисипи он научился отличать мечтателей и творцов от тех, кто склонен к разрушению и насилию.

Откуда-то послышался скрип.

— Иди в дом, Кристин! — прошептал Густав.

— Ничего, пусть остается, — раздался голос из темноты. Густав вскочил на ноги, держа ружье наизготове. Тот же голос произнес: — Это я, Бак.

— Бак, дорогой, наконец-то! Я так волновалась! — Кристин сбежала с крыльца и бросилась в объятия Бака. — Ну и ночка, не дай Бог еще когда-нибудь пережить такую! Как ты?

— Прости, что заставил тебя волноваться, любовь моя, — проговорил Бак, не разжимая объятий. — Дело подошло к развязке. Войдем в дом, я расскажу тебе все по порядку. Пошли, Гус, Берни скоро подойдет.

Роза Гафни радостно приветствовала Бака и провела его в ярко освещенную кухню.

— Мы оставили для вас ужин, — сказала Бонни. — Когда придет Берни, я подогрею.

Все вопросительно смотрели на Бака, дожидаясь, когда он расскажет им последние новости. Бак тотчас же выложил главное:

— Форсайт мертв. Его убила экономка. Первой пришла в себя Кристин.

— О Господи! — ахнула она. Потом добавила: — Наверное, миссис Гаффпи тебя не слышит…

— Я все слышу, — прервала Роза. — Когда мне нужно, я все прекрасно слышу. Одно могу сказать: эта женщина оказала большую услугу городу.

— Садись и расскажи все по порядку. — Кристин сняла с головы Бака шляпу и повесила на крюк у двери. Потом села на диван

поближе к нему.

Бак рассказал обо всем, что произошло с того момента, когда он остановил фургон перед салуном. Рассказал о том, как отреагировала толпа, узнав о трупах, и о том, что до приезда шерифа территории Монтана порядок в городе будет поддерживать лейтенант Колье со своим отрядом.

— Диллон заходил в вашу комнату над кафе. И он сообщил, что судья Уильяме в городе. Суд должен состояться завтра в девять утра, в отеле. Они с Кливом как раз готовились идти вручать повестку Форсайту. Позже, когда мы с Берни уже собирались уходить, Диллон пришел еще раз и сказал, что полковник мертв.

— Мне казалось, Рут де Бери — очень милая женщина, — с грустью в голосе заметила Бонни.

— По словам Диллона, — сказал Бак, — Форсайт ее избивал, и это продолжалось уже несколько недель, а то и дольше. Они с Кливом видели синяки па лице Рут.

— Да, я припоминаю, она несколько недель назад перестала ходить в церковь, — проговорила Роза. — Бедняжке пришлось зарабатывать себе на жизнь. Ее муж вернулся с войны и вскоре скончался, оставив ее без средств.

— Парнишка, который работал у Форсайта и спал в каретном сарае, услышал ее крики. Он подошел к окну и заглянул в дом. Рут сидела на полу рядом с трупом Форсайта, и все кругом было залито кровью. Парень выбежал на улицу и позвал сержанта из воинского патруля. Тот посмотрел, что случилось, и доложил лейтенанту, который как раз в это время разговаривал с судьей в холле отеля.

— Бедняжка. Что теперь с ней будет?

— Не знаю, но, по-моему, любая женщина имеет право защищаться. По словам Диллона, жена священника и многие другие — на ее стороне.

— Хоть Рут де Бери и спала с этим негодяем Форсайтом, люди хорошо к ней относятся. Все понимают, что женщине нелегко прожить одной, — добавила Роза.

На веранде застучала деревяшка Берни, потом раздался стук в дверь. Густав бросился открывать. Берни вошел в кухню и с усталым видом опустился на стул.

Роза хотела встать, по Бонни решительно положила руку ей на лечо:

— Сидите, я сама подам им ужин.

— Думаю, Бак уже рассказал вам новости, — проговорил Бери, потирая культю. — Со своей стороны могу только добавить:

— Ничего, пусть остается, — раздался голос из темноты. Густав вскочил на йоги, держа ружье наизготове. Тот же голос произнес: — Это я, Бак.

— Бак, дорогой, наконец-то! Я так волновалась! — Кристин сбежала с крыльца и бросилась в объятия Бака. — Ну и ночка, не дан Бог еще когда-нибудь пережить такую! Как ты?

— Прости, что заставил тебя волноваться, любовь моя, — проговорил Бак, не разжимая объятий. — Дело подошло к развязке. Войдем в дом, я расскажу тебе все по порядку. Пошли, Гус, Берни скоро подойдет.

Роза Гафни радостно приветствовала Бака и провела его в ярко

освещенную кухню.

— Мы оставили для вас ужин, — сказала Бонни. — Когда придет Берни, я подогрею.

Все вопросительно смотрели на Бака, дожидаясь, когда он расскажет им последние новости. Бак тотчас же выложил главное:

— Форсайт мертв. Его убила экономка. Первой пришла в себя Кристин.

— О Господи! — ахнула она. Потом добавила; — Наверное, миссис Гаффни тебя не слышит…

— Я все слышу, — прервала Роза. — Когда мне нужно, я все прекрасно слышу. Одно могу сказать: эта женщина оказала большую услугу городу.

— Садись и расскажи все по порядку. — Кристин сняла с головы Бака шляпу и повесила на крюк у двери. Потом села на диван поближе к нему.

Бак рассказал обо всем, что произошло с того момента, когда он остановил фургон перед салуном. Рассказал о том, как отреагировала толпа, узнав о трупах, и о том, что до приезда шерифа территории Монтана порядок в городе будет поддерживать лейтенант Колье со своим отрядом.

— Диллон заходил в вашу комнату над кафе. И он сообщил, что судья Уильяме в городе. Суд должен состояться завтра в девять утра.

в отеле. Они с Кливом как раз готовились идти вручать повестку Форсайту. Позже, когда мы с Берни уже собирались уходить, Диллон пришел еще раз и сказал, что полковник мертв.

— Мне казалось, Рут де Бери — очень милая женщина, — с грустью в голосе заметила Бонни.

— По словам Диллона, — сказал Бак, — Форсайт ее избивал, и это продолжалось уже несколько недель, а то и дольше. Они с Кливом видели синяки на лице Рут.

— Да, я припоминаю, она несколько недель назад перестала ходить в церковь, — проговорила Роза. — Бедняжке пришлось зарабатывать себе на жизнь. Ее муж вернулся с войны и вскоре скончался, оставив ее без средств.

— Парнишка, который работал у Форсайта и спал в каретном сарае, услышал ее крики. Он подошел к окну и заглянул в дом. Рут сидела на полу рядом с трупом Форсайта, и все кругом было залито кровью. Парень выбежал на улицу и позвал сержанта из воинского патруля. Тот посмотрел, что случилось, и доложил лейтенанту, который как раз в это время разговаривал с судьей в холле отеля.

— Бедняжка. Что теперь с ней будет?

— Не знаю, но, по-моему, любая женщина имеет право защищаться. По словам Диллона, жена священника и многие другие — на ее стороне.

— Хоть Рут де Бери и спала с этим негодяем Форсайтом, люди хорошо к ней относятся. Все понимают, что женщине нелегко прожить одной, — добавила Роза.

На веранде застучала деревяшка Берни, потом раздался стук в дверь. Густав бросился открывать. Берни вошел в кухню и с усталым видом опустился на стул.

Роза хотела встать, но Бонни решительно положила руку ей на плечо:

— Сидите, я сама подам им ужин.

— Думаю, Бак уже рассказал вам новости, — проговорил Берни, потирая культю. — Со своей стороны могу только добавить: форсайтовы головорезы сбежали из города, поджав хвосты. Марк Ли в тюрьме, а управляющему банком предписано не покидать дом. Да, доложу я вам, этот судья Уильяме — решительный парень! — Последовало крепкое выражение.

— Берни! — Бонни выразительно посмотрела на брата. — Будь любезен, следи за своей речью!

— Я сказал это… в хорошем смысле, сестренка. Он не из тех, у кого под ногами прорастет трава…

— Не волнуйся, Бонни, — вмешалась Кристин, которая все еще держалась обеими руками за руку Бака. — Я уже привыкла к забористым словечкам, употребляемым на Западе. Как знать, может, годика через два я и сама начну вставлять в разговор подобные фразы.

Бак чуть наклонил голову, чтобы лучше видеть лицо Кристин, и улыбнулся. Его глаза лучились счастьем. Кристин улыбнулась ему в ответ. Потом сжала его руку и прижала к своей щеке. Бака распирало от гордости и удовольствия.

— Клив сказал, что заседание суда завтра утром все равно состоится. Форсайт свое уже получил, но адвоката и управляющего банком следует судить. Присяжным понадобится свидетельство Кристин, что она не подписывала доверенность, дающую Марку Ли право продать землю от ее имени. И она должна подтвердить, что не получала никаких денег.

— Какая чушь! — фыркнул Берни. — Всем известно, что она давным-давно уехала из города. Жаль, что старый Клетус не знал, как Форсайт повернет это дело.

— Да уж, небось этот старый мерзавец покатывался со смеху. Все дружно, как по команде, взглянули на вдову Гафни. Женщина слышала каждое слово!

— Что, удивились? Очень, знаете ли, удобно считаться глухой. Можно узнать немало интересного! Я даже однажды слышала, как пастор выпустил газы, и чуть не лопнула, стараясь удержаться от смеха.

Бак с усмешкой покосился па Кристин: как она отнесется к подобной простоте нравов? Но ее мысли были заняты совсем другим.

— Бак, завтра мы поженимся и уедем домой?

— Я как раз об этом размышляю, — сказал Густав с серьезнейшим видом, и все взоры обратились в его сторону. — Пока некоторые из нас будут заняты в суде, остальные могут договориться со священником. Я хочу решить этот вопрос побыстрее, боюсь, Бак передумает.

— Скажешь тоже! — Кристин отвела взгляд от кузена и снова посмотрела на Бака влюбленными глазами. — Густав прав? Ты можешь еще передумать? — проворковала она.

Бак усмехнулся.

— Радость моя, если завтра утром солнце взойдет на западе… тогда я. может, и передумаю. Бонни встрепенулась.

— Берни, ты не видел, куда делся Тэнди? Его ране не пойдут на пользу долгие верховые прогулки.

— Когда я его видел последний раз, они с Джилли направлялись по главной улице в сторону…

— О Господи! — Беспокойство БОННИ сменилось смущением. — Неужели они пошли в это заведение!

— А что, если и так? Кажется, они достаточно взрослые. — Берни шаркнул по полу единственной ногой.

— Они пошли к мадам Фло, — громогласно объявила миссис Гафни. — В обмен на денежки, что у них в карманах, девочки дадут им почувствовать себя молодыми здоровыми кобелями.

— Неужели? — Густав расчесал пятерней волосы и оправил рубашку. — Берни, какие у тебя планы на… остаток ночи?

— Давайте-давайте, бегите туда. — Бонни со стуком поставила перед братом тарелку. — Бегите, если вам не терпится подцепить… дурную болезнь.

Столь откровенный разговор ничуть не шокировал Кристин. Она сидела бок о бок с Баком; они смотрели друг другу в глаза и улыбались, читая мысли друг друга.

С завтрашнего дня они будут вместе навсегда.

Все остальные для них в эту минуту просто не существовали. Точно так же они могли бы сидеть где-нибудь в горах или у ручья — это мало что изменило бы. Пальчики Кристин погладили колено Бака, и он еще крепче прижал ее к себе.

У Кристин от счастья закружилась голова, как бывало всякий раз, когда зеленые глаза Бака смотрели на нее с такой любовью. В глубине души она верила: это никогда не кончится, их любовь — не сон, она существует па самом деле и никогда не умрет. Кристин прочла это в глазах Бака, и сердце ее переполнилось счастьем.