В битком набитом дилижансе было нестерпимо жарко, особенно Саммер с ее длинными, густыми волосами, и она невольно вспоминала приятную прохладу своего дома в Пини-Вудс. Зато черные как вороново крыло волосы блестели на солнце, и это очень шло девушке. Весьма изящно сидело на ней и ситцевое платье. Маленькая, привлекательная и решительная, девятнадцати лет от роду, она ехала на Запад с оставшимся на ее попечении восьмилетним братом.

По лицу Саммер было видно, что она крайне устала. Ее клонило в сон, но обрамленные черными ресницами фиалковые глаза упрямо смотрели вперед. Она была решительно настроена не спать и непрерывно обмахивала шляпкой лицо дремавшего у нее на коленях мальчика.

Он был очень дорог ей, этот сумасбродный братишка. В сущности, она вырастила его одна. Отец погиб, когда малышу было всего три года. Как-то так получилось, что у повозки, которой управлял отец, неожиданно отлетело колесо, и их с матерью отбросило в глубокий овраг. Мать осталась жива, но повредила спину и, так и не оправившись от травмы, не вставала с постели. Ответственность за воспитание брата и забота о больной матери тяжелым бременем легли на хрупкие плечи четырнадцатилетней девочки.

Они с Джоном Остином проделали большую часть не такого уж и легкого пути из Пини-Вудс. Саммер смотрела на спящего братишку полными нежности и тревоги глазами, легкий ветерок от помахивания шляпкой колыхал влажные прядки на его лбу.

Напротив них сидела женщина лет пятидесяти. Впрочем, ей вполне могло быть и не более сорока. Трудно определить возраст женщин, живущих в этих местах. Постоянно разносимая ветром пыль въедается в их кожу, и лица выглядят морщинистыми и старыми уже через несколько лет работы на здешних фермах и ранчо.

Женщина фыркнула и отвернулась к окну. В том, что означает этот жест, сомнений не было: попутчица была раздосадована неразговорчивостью Саммер, так и не рассказавшей подробно свою историю. Несмотря на многочисленные расспросы, из девушки удалось выудить только то, что в Гамильтоне их с братом встретит друг семьи.

— Это хорошо. Гамильтон не самое подходящее место для одинокой девушки.

Саммер решила, что случайной спутнице вовсе ни к чему знать, что она получила письмо, подписанное просто: «С. Маклин». Не стала она рассказывать и об ошеломляющем известии, которое содержалось в том письме: они с братом являются владельцами небольшого участка земли с домиком. Послание было кратким и сдержанным. Но главное, что она его получила, и теперь все мысли девушки были обращены к этому клочку земли, на который Саммер возлагала такие надежды.

Разговор смолк. Молчаливой и спокойной казалась и сама местность, по которой они ехали. Глядя по сторонам, Саммер испытала острое чувство одиночества. О, она знала, что это такие. Это чувство она часто испытывала дома, особенно в те дни, когда, просыпаясь, начинала размышлять над постоянно мучившей ее дилеммой: что она должна будет делать в холодную ветреную ночь, когда умрет мама? Бежать за помощью и оставить пятилетнего мальчика смотреть на умирающую? Что выбрать: мать, часы жизни которой были уже сочтены, или маленького мальчика, у которого впереди вся жизнь? То, что это горе обрушится на них именно в холодную ветреную ночь, она почему-то не сомневалась. И не ошиблась. Только случилось это спустя почти три года после того, как она впервые задала себе те страшные вопросы. Милая, терпеливая мама, которая старалась ни малейшим звуком не показать своих мучений детям, покинула их с Джоном Остином три месяца назад.

Саммер длинными, изящными пальцами убрала волосы с лица брата, с печалью подумав, что у этого маленького создания нет никого, кроме нее, на всем белом свете. Впрочем, нет. Глаза девушки раскрылись шире, и в них зажглась надежда. Кроме нее, есть еще Маклин.

В памяти всплыли почти стершиеся уже сцены тех дней, когда она маленькой девочкой жила среди холмов с мамой. Отец вернулся с войны позже. Она помнила какого-то человека, сидящего перед ней на корточках.

— Не плачь, Девочка-Лето, — говорил он ей. — Поезжай с мамой. Ты должна вырасти большой. Тогда я приеду и заберу тебя домой.

Лошади, отбрасывающие длинные тени на дорогу, резво бежали, вздымая пыль и сокращая мили, отделявшие их от незнакомого города. Гамильтон возник в этих диких местах всего каких-нибудь два года назад. Вот один из всадников, ехавший по изрытой ухабами дороге впереди дилижанса, закричал, объявляя о прибытии. «Большой Конкорд» заскрипел, останавливаясь перед навесом с жестяной крышей, вокруг которого толпились неопрятно одетые мужчины. Они засуетились, вытягивая шеи и стараясь заглянуть внутрь дилижанса.

— Это Гамильтон, Джон Остин, — тихо сказала Саммер взъерошенному мальчику.

Брат ничего не ответил. Внимание его было поглощено поднимающимися от земли и уплывающими куда-то в сторону клубами пыли. Он удивлялся, что совершенно не чувствует при этом ветра. Наверняка есть какое-то объяснение этой загадке. Хотелось попросить кого-нибудь разъяснить суть явления. Но у сестры было слишком много забот, чтобы думать еще и о ветре. Мальчик так увлекся своими мыслями, что даже не расслышал ее слов. Они пронеслись мимо ушей, будто тот самый недостающий ветер. Впрочем, он и так знал, что она говорит.

— Не отходи от меня, Джон Остин. Дай руку.

Саммер стояла около заляпанного грязью дилижанса и вместе с другими пассажирами ждала, когда помощник кучера снимет ее дорожный сундук. Брата она крепко держала за руку, зная, что тот в любой момент может отойти куда-нибудь, если увидит что-то для себя интересное. С некоторой растерянностью девушка поглядывала на встречающих: ковбои, сезонные рабочие, солдаты из форта Крогхен. Никто не вышел к ней навстречу, не заговорил. Впрочем, интерес к ней они проявляли, причем такой явный, что она в смущении отвернулась и перевела взгляд на кучера. Пока что ей ясно было одно: среди встречающих нет Сэма Маклина.

Кучер спустился на землю, протянул руки к багажному отделению, и на подножке дилижанса оказался наконец и их саквояж.

— Вас кто-нибудь встречает, мисс?

— Судя по всему, нет. Но насчет нас есть договоренность. Насколько я знаю, мы должны остановиться в отеле.

Саммер заговорила твердым и спокойным голосом, но затем стала запинаться и наконец совсем смолкла под пристальным взглядом кучера. При этом она опустила ресницы и не смогла увидеть, как смягчилось его обветренное лицо.

— Подождите здесь. Я вас провожу, как только закончу дела. Негоже вам с мальчонкой идти туда одним.

Услышав эти слова, Саммер почувствовала облегчение и лишь сейчас поняла, как была напугана. И только гордость не давала ей признаться в этом.

— Спасибо. Насчет нас имеется договоренность, — повторила она, подняв подбородок и слегка качнув головой.

Судя по первым наблюдениям, город Гамильтон графства Бернет штата Техас был не из тех мест, которые бы ей непременно хотелось увидеть. Ее встретил ветер, несущий облака пыли сквозь надвигающиеся сумерки. В глаза то и дело попадали песчинки, не давая оглядеться. Все же, пока они ждали свои вещи, девушка немного осмотрелась вокруг, и, честно говоря, сердце в груди неприятно екнуло. Во время путешествия на Запад ей довелось уже видеть много новых городков, но такой убогий, как этот, ей еще не попадался. Город представлял собой не более чем растянувшееся вдоль обильно покрытой рытвинами дороги скопище некрашеных домишек и навесов, подобных станционным. По одной едва освещенной улице взад и вперед сновали какие-то, как ей показалось, подозрительные личности. Попадались телеги и фургоны, не говоря уже о многочисленных всадниках на лошадях.

Кучер кивнул Саммер и поставил на плечо ее сундук. Девушка подняла саквояж и, потянув за руку Джона Остина, последовала за добровольным помощником по пыльной улице, изо всех сил стараясь не отстать.

Все для нее было необычным здесь: явная необжитость, дикость, необустроенность. Из окон одного из зданий, мимо которого они проходили, раздавались звуки расстроенного пианино. Как объяснил кучер, это был танцевальный зал, где мужчины могли выплеснуть свои эмоции, пустившись в зажигательный галоп с любой из работающих там девушек. Перед зданием были привязаны всего три-четыре лошади. Впрочем, вечер еще только начинался.

Первый же взгляд на гостиницу, в которой ей предстояло прожить какое-то время, объяснил, почему кучер сжалился над ними, решив проводить. Ее было трудно разглядеть из-за возвышавшегося рядом увеселительного заведения — одного из немногих настоящих деревянных домов, имевшихся в городе. Разбитые бревенчатые ступени вели на крыльцо, где стояло множество скамеек, на которых восседали мужчины самых разных возрастов, а судя по одежде, и городских сословий. Человек с черными усами в темном сюртуке и накрахмаленной белой рубашке приподнял шляпу, когда она проходила мимо. Темные его глаза нагло скользнули по фигуре девушки. Заметив краску смущения на ее лице, он хитро улыбнулся, демонстрируя ровные белые зубы. Слегка поклонившись, незнакомец уже сделал было движение навстречу, но вдруг отпрянул, будто внезапно передумав.

С огороженного перекладинами крыльца одна вращающаяся дверь вела в салун, а другая, высокая и узкая, открывала вход в длинный вестибюль гостиницы. Там за стойкой сидел человек с жирным лицом, жадно поглощавший порцию тушеного мяса, от которого исходил сильнейший запах перца чили. Человек вытер рот рукавом и поднялся.

— Привел постояльцев, Билл?

— У тебя есть для них комната?

— Если это детки Кайкендалы, тогда — да.

— Ну одну-то из них уже деткой не назовешь. Так что следи за своими манерами.

— Это в самом деле Кайкендалы, Билл? — спросил небольшого роста кривоногий человек с седыми висками, вошедший через дверь салуна. — Не хочешь ли ты зашибить немного мелочишки?

— Нет, не хочу. Да с тобой это никогда и не выйдет. — Билл снял с плеча сундук Саммер и поставил его на пол. — Ты в жизни никогда ничего не делал вовремя, Бульдог.

— Да, но я…

Бульдог смолк, взглянув на девушку, и удивление на его лице сменилось явным удовольствием.

Саммер тоже взглянула на него с интересом и тут же невольно покачала головой, что делала всегда, когда встречала слишком любопытный взгляд. Благодаря этому движению свет от лампы упал на блестящие иссиня-черные волосы Саммер. Прическа ее, правда, была растрепана, а одежда покрыта пылью, но никто из мужчин этого не заметил. А человек со странным именем Бульдог и подавно. Он подумал о том, что видит, возможно, самую красивую женщину в своей жизни.

— Вы ждали детей? Разве мистер Маклин не рассказал вам обо мне и моем брате?

— Ну да, мэм… Только он не сказал, что один… одна из вас взрослая.

— Да, один из нас действительно взрослый, как вы видите. — Гордость придала ответу немного игривый оттенок.

— Да, мэм. Он сказал, что приедут мальчик и молодая леди. Но я и подумать не мог, что вы такая взрослая и красивая.

— Так у вас есть комната или нет? — нетерпеливо спросил кучер, ждавший момента, когда ему можно будет уйти.

— У них есть комната. Дай-ка мне ключ.

Распоряжение было исполнено, и Бульдог, взяв сундук, стал подниматься по лестнице.

— Спасибо, — только и успела сказать Саммер вслед уже исчезнувшему в дверях кучеру.

Расположенный в конце коридора второго этажа номер был небольшим, но в нем имелись широкая кровать и дополнительная койка для ребенка. Вся прочая обстановка, правда, состояла лишь из шифоньерки и умывальника с голубым эмалированным кувшином и тазом.

Бульдог поставил сундук в ногах кровати, а Джон Остин немедленно подошел к окну и стал смотреть вниз на оживленную улицу.

— Мэм, мне действительно очень жаль, что я не встретил вас.

Саммер улыбнулась. На сердце у нее впервые за многие дни было легко. Этот человек, этот маленький седеющий ковбой был первым связующим звеном между ней и тем самым Сэмом Маклином, который теперь будет заботиться о них. Все, что ей надо сделать, как говорила мама, это рассказать ему, кто они такие, и Сэм возьмет Джона Остина под свою опеку.

— Все в порядке. Нам помог кучер. — Улыбка на лице девушки была искренней и приятной, а глаза от волнения чуть заблестели. — Мистер Маклин приедет за нами?

Бульдог неловко замялся:

— Нет, мэм.

Не столько слова, сколько выражение лица Бульдога насторожило девушку. Она замолчала, руки ее опустились и как-то безжизненно повисли, будто она неожиданно лишилась сил.

— Вы отвезете нас к нему?

— Нет, мэм… Да, мэм… Оба участка, мэм, находятся рядом, через речку. Вам там понравится, в вашем доме. Там очень хорошо. Можете найти здесь мексиканку, которая будет жить с вами и помогать, если хотите.

Ковбой вертел в своих больших руках шляпу. Он ощущал разочарование девушки и никак не мог придумать, что следует ей сказать.

Вообще-то Саммер чувствовала не разочарование. Она скорее была удручена и сердита на себя за свои необоснованные ожидания. Но ведь она потому и размечталась, что ей было просто необходимо на что-то надеяться. Вот и придумала она себе некий образ Маклина — высокого и сильного владельца ранчо, волевого и твердого в решениях, закаленного жизнью в прерии, но непременно доброго. Он станет для них своим… другом, вторым отцом… Разве возможно, чтобы мама ошиблась и Сэм Маклин не захотел позаботиться о них? Сможет ли она с Джоном Остином обосноваться здесь, выжить на этом участке, хоть он и находится от ранчо Сэма только через речку?

Прийти в себя ей помогло врожденное чувство собственного достоинства. Саммер проглотила подступивший к горлу комок и прищурилась. Ее маленький округлый подбородок приподнялся, спина распрямилась и вся фигура приобрела гордую, даже надменную позу.

— Было очень любезно со стороны мистера Маклина помочь нам добраться до… ну, до нашего участка. Передайте ему, пожалуйста, нашу благодарность и скажите, что мы постараемся не причинять ему беспокойства в дальнейшем.

Произнеся это, Саммер поджала губы; последовавшее за этим молчание было красноречивее любых слов.

Бульдог наклонил голову и почесал затылок.

— Да, меня волнует еще один вопрос. — Девушка уже сожалела о своем холодном тоне и сердилась на себя. — Я даже не знаю, что делать, если мой брат проголодается. Можно нам будет одним выйти на улицу?

— Нет, мэм, лучше не надо. Если с вами что-нибудь случится, с меня шкуру спустят. — Бульдог ухмыльнулся, и от его чуть блеклых голубых глаз разошлись маленькие морщинки. — Думаю, будет лучше, если я скажу, чтобы вам принесли чего-нибудь поесть наверх. И потом… мэм, я приду за вами завтра утром и отвезу вас на ранчо Кип. Это не более чем в двадцати пяти — тридцати милях отсюда, за горами Спиндер. Сейчас там все спокойно.

— Ранчо Кип? Вы имеете в виду ранчо мистера Маклина?

— Ага.

Было совершенно очевидно, что больше сведений о Маклине, чем он уже сообщил, у этого ковбоя не вытянешь.

— Хочу извиниться перед вами, мистер Бульдог. Я понимаю, вы не виноваты в том, что мистер Маклин предпочел не встречать нас лично. Понимаю, что на то есть причины. Мне не хотелось бы, чтобы он узнал о моей раздражительности и подумал, будто я не благодарна ему за уже сделанное для нас.

Джон Остин все это время стоял у окна, упершись локтями о подоконник и положив подбородок на ладони. Похоже было, что весь разговор он пропустил мимо ушей. Пусть сестра занимается скучными делами. Тем более что она всегда это делает. Куда интереснее наблюдать за улицей, особенно за дракой, которая разгоралась у салуна.

— Выиграет вон тот, усатый, — неожиданно сообщил он.

— Что выиграет, Джон Остин? — переспросила Саммер, довольная уже тем, что тот что-то сказал, и подошла к окну.

Следом за ней последовал Бульдог и выглянул из-за их голов на улицу.

— Нет, он не победит, малыш, — хмыкнул ковбой. — Верх возьмет старина Кэл Харди. Этот сукин сын — настоящий боец. А когда он трезв, то в ловкости ему нет равных. Он двигается как дикая кошка. Да-да, этот ублюдок Кэл драчун из драчунов.

Саммер закусила губу, чтобы не сделать уже готовое сорваться с ее губ замечание. Мимо глаз и ушей брата подобные вещи никогда не проходят! Но что тут поделаешь?

— На этот раз он не выиграет, мистер Бульдог. Тот, второй мужчина, может, и не так силен, но при ударе он весь свой вес переносит на кулак. Кэл же делает много лишних движений. Прыгая вокруг противника, он только сильнее устает. Тот, другой, кажется, вообще не устал и сохранил все свои силы. Видели, как он оперся на одну ногу, когда ударил?

— Разрази меня гром! Ты будто и впрямь что-то понимаешь! — Бульдог хлопнул мальчика по спине. — Похоже, что пришло время, чтобы и этому ублюдку надрали задницу.

— Пожалуйста…

Ковбой был слишком увлечен ходом поединка, чтобы обратить внимание на пытавшуюся что-то сказать Саммер.

— Откуда вы знаете, что мама Кэла не венчалась с его отцом, мистер Бульдог?

— Джон Остин! — решила на этот раз вмешаться порозовевшая девушка.

К способным смутить кого угодно вопросам брата она уже привыкла, но малознакомых людей всегда старалась от них избавить. За Бульдога, однако, можно было не волноваться — он вообще не обратил внимания на вопрос мальчика.

Джон Остин вопросительно взглянул на сестру, недоумевая, чем заслужил ее упрек.

— Ублюдок — это ребенок женщины, которая не имеет мужа, Саммер. Я прочитал это в словаре. Мне просто интересно было узнать, был ли мистер Бульдог знаком с матерью Кэла.

Ничего не ответив, Саммер поправила прядки волос на лбу брата и прижала его голову к груди. Джон Остин всегда отличался необычайной сообразительностью и тягой к знаниям. Уже в три года он знал все названия букв из своей азбуки, мог написать свое имя и красиво рисовал. В пять им были прочитаны все имеющиеся в семье книги и вся печатная продукция, которой можно было разжиться на улице: от выброшенных прохожими газет до объявлений о розыске преступников. А талант братишки к рисованию Саммер окончательно признала, когда тот, впервые увидев поезд, тут же изобразил его во всех подробностях — с паровозом, служебными и пассажирскими вагонами. Способность Джона Остина запоминать мельчайшие детали была поразительна. Зато к другим, более простым для любого другого ребенка вещам он порой бывал совершенно неспособным.

— Ты оказался прав, парень! — Бульдог снял с головы шляпу и стукнул ею о колено. — Кэлу надрали-таки как следует задницу! Может выпендриваться теперь только перед своей женой. Возможно, ненадолго, но развенчали старину.

Джон Остин вновь посмотрел на сестру, и глаза его блеснули. Взрослый мужчина спокойно произносил слова, которые Саммер называла гадкими и утверждала, что воспитанные люди так не говорят. Сестра отвернулась к окну. Мальчик с явной симпатией улыбнулся седому ковбою. Он ему нравился все больше и больше.

— Если бы мы заключили пари, маленький мерзавец, ты бы выиграл мои денежки! Я бы никогда не поставил на того худого парня, — сказал Бульдог. Он отвернулся от окна, и глаза его стали серьезными. — Пора идти. Я скажу Грэвсу, чтобы он принес вам еду. Завтра утром я отвезу вас домой, — добавил он, направляясь к двери.

«Отвезу домой»! Слова эти вновь вернули Саммер в прошлое. Перед мысленным взором промелькнули картины из детства.

Шалаш под развесистым дубом. Веревочные качели с набитым мешком соломы в качестве сиденья. Она старается покрепче обхватить ногами этот мешок, а кто-то раскачивает качели взад-вперед, подталкивая ее в спину. Она то летит вверх, то опускается вниз, и ветерок приятно обдувает лицо. Кто-то говорит, чтобы она крепче держалась. Это тот же голос, который потом произнесет слова: «Ты должна вырасти большой. Тогда я приеду и заберу тебя домой».

Саммер очнулась от воспоминаний и обернулась к стоявшему в дверях ковбою:

— Мы будем готовы.

Скрип закрывающейся двери и стук каблуков по дощатой лестнице она почти не слышала, поскольку тут же метнулась к окну, чтобы повнимательнее взглянуть на человека, еще до прощальных слов Бульдога привлекшего ее внимание. Тот был на прежнем месте — высокий, но не слишком плотного телосложения мужчина, прислонившийся спиной к стене гостиницы. Было в нем нечто, что вызывало интерес Саммер. Сама того не желая, она не могла оторвать от него глаз, сразу выделив его из толпы зевак, наблюдавших за дракой. Пожалуй, он был единственным человеком на всей улице, который не глазел на потасовку, а спокойно стоял, прикуривая сигарету. Шляпа незнакомца была низко надвинута на лоб, и девушка могла видеть лишь вспыхнувший огонек спички в его руках.

Саммер продолжала наблюдать. Мужчина отошел от стены и перешел на другую сторону улицы. О, как он шел! Будто все, что его окружало, принадлежало только ему! Появившийся, из дверей гостиницы Бульдог направился прямо к нему и что-то стал говорить. Высокий мужчина стоял молча, подняв голову, и, казалось, внимательно слушал. Бульдог указал рукой на окна верхнего этажа гостиницы. Незнакомец стоял как вкопанный, даже не повернув головы в указанном направлении. В конце концов они вместе пошли по улице. Немного смешно было смотреть, как маленький Бульдог семенит ногами, подстраиваясь под шаги высокого незнакомца.

Когда они исчезли из виду, Саммер вдруг ощутила беспокойство. Девушке почему-то показалось, что должно непременно что-то произойти, нет, это не было связано с ее будущей жизнью на собственном участке. Предчувствие говорило о чем-то другом, совсем новом и неведомом для нее.