Май 1067 года

– Если ты настолько малодушен, что боишься бросить вызов нормандцам, я буду сражаться вместо тебя.

Ее слова прозвучали в затихшем зале, точно с лязгом выхваченный из ножен меч. Это был вызов. Все замерли. И все глаза обратились на нее, на высокую светловолосую девушку, стоящую в центре зала.

Она стояла уверенно, неколебимо, чуть вздернув упрямый подбородок и выпрямив стройный стан. Холодные голубые глаза ее твердо смотрели из-под густых темных ресниц.

Ни случайный звук лютни, слетевший из-под дрогнувших пальцев какого-то менестреля, ни стук бокала, ни скрип скамьи под кем-то из сидящих здесь рыцарей и баронов – ничто не нарушило тишину. Все, кто находился в этом зале, казалось, затаили дыхание.

А Кора, дочь Бэльфура, скрывая охватившее ее нервное возбуждение, ожидала ответа отца.

Многих из присутствующих здесь она хорошо знала, и ее поражение безусловно обрадовало бы их. Их нетерпеливое предвкушение этого так же отчетливо ощущалось в воздухе, как запах сосновой смолы от факелов, горящих вдоль стен. Но что с того? Ведь только одно было важно сейчас – месть нормандцам и гордость, единственное, что оставалось теперь у нее.

Вульфрик мертв, он навсегда ушел из этого мира, а с ним исчезли и радость, и надежда.

Ярость вспыхнула в голубых глазах лорда Бэльфура, но дочь не отвела свой взгляд. Их глаза были почти на одном уровне – высокая, намного выше других женщин, она не уступала в росте мужчинам, даже тем нормандским захватчикам, которые поработили их.

Кора еще выше подняла подбородок, и ее густые длинные волосы, точно грива норовистой кобылицы, рассыпались по обнаженным плечам. Ее платье и накидка были короткими на языческий манер, а на талии вместо цветного пояса или золоченых цепочек, как у других женщин, девушка носила короткий римский меч. Не просто кинжал в красивых ножнах, а смертоносный боевой меч, добытый одним из ее кельтских предков в бою у какого-то римского легионера. Это оружие передавалось в их семье из поколения в поколение несколько сотен лет. И владела им Кора с большой ловкостью. Зная это, ни один мужчина не осмеливался заигрывать с ней, как бы ему этого ни хотелось.

Чье-то оружие звякнуло о камень; кто-то кашлянул; легкий шепоток быстро пробежал по залу и затих. Слои дыма медленно плыли под потолком, колеблемые случайным ветерком, ворвавшимся в окна. От него затрепетало пламя факелов и заколыхались старинные гобелены, прикрывающие кое-где каменные стены. Дрожащие отблески огня высвечивали серебром отцовские волосы, играли на его суровом морщинистом лице.

– Я присягал Вильгельму. – Старческий голос лорда Бэльфура прозвучал скрипуче, словно мельничный жернов. – И я не нарушу свою клятву.

– Клятва, данная по принуждению, ни к чему не обязывает, – бросила она.

– Что женщина понимает в этих делах! – Его рот скривился в горькой усмешке, и щеки Коры вспыхнули.

– Больше, чем некоторые мужчины! – выкрикнула она. – Хотя нам и не надо решать даже собственную судьбу. – Она глубоко втянула воздух, пахнущий дымом и гарью, и пристально посмотрела на отца. – Пусть я не мужчина, но почему ты не можешь выслушать меня, как некогда слушал Вульфрика?

Бэльфур подался вперед.

– Ты не Вульфрик. Он мертв. У меня осталась только дочь, своенравная и непослушная притом. Тебе едва минуло семнадцать, Кора. Неужели ты считаешь, что твой совет может сравниться по мудрости с советом Вульфрика?

Эти негромко произнесенные слова, казалось, оглушили ее. И когда она заговорила, голос ее слегка дрожал, однако яростным усилием воли Кора взяла себя в руки, глубоко при этом вонзив ногти в ладони.

– Нет, конечно, нет. Вульфрик, он… Ведь он был мужчиной, а я всего лишь глупая женщина, место которой среди горшков и сковородок, а не на военном совете.

– Но ты, похоже, забыла об этом.

– Нет, не забыла. Я знаю, что тебе бы хотелось, чтобы я была тише воды ниже травы, чтоб меня было и не видно, и не слышно, – с горечью сказала она. – Хотя в давние времена на совете нашего рода женские голоса звучали так же веско, как и мужские. Нормандцы принесли нам больше бед, чем римляне и даже викинги. Они опустошили нашу страну, а нас самих превратили в рабов, пресмыкающихся у их ног. И ты еще говоришь о верности их ублюдку-королю, словно это дело чести для нас сложить оружие и верно служить ему.

Высказав все это, она почувствовала, что дрожит, словно от холода. А отец вдруг сделал знак двум стражникам подойти к ней, и те встали у нее по бокам. Кора вздернула подбородок в ответ на это оскорбление, но не двинулась с места и не промолвила больше ни слова.

– Тебя отведут в твою комнату, и поразмысли там о своих необдуманных словах, – холодно проговорил Бэльфур, хотя глаза его горели огнем в свете сотен факелов. – Подумай хорошенько.

Кора твердо встретила его взгляд. Трусы. Все они трусы. Включая самого Бэльфура, хотя он был ее отцом и властителем этого края. Вульфрик никогда бы не сдался… Да, но он погиб, его уже нет на этом свете. И все же во имя всего святого никто никогда не вынудит ее покориться.

Смерив стоявших по обеим сторонам стражей испепеляющим взглядом, она скрестила руки на груди, и насмешливая улыбка появилась на ее губах.

– Я скорее состарюсь в своей комнате, чем соглашусь признать этого ублюдка герцога Нормандии своим королем.

Бэльфур удивленно поднял седые брови. Потом повернулся и отошел, не говоря ни слова. На нем была туника и отороченная мехом мантия – как положено сакскому лорду, хотя с тех пор, как пришли нормандцы, мех на мантии был уже не такой густой, а ткань заметно пообтерлась. Он медленно прошел по выложенному красивой мозаикой полу – некогда яркие луна и звезды на нем тоже заметно потускнели – и, вступив на возвышение, занял свое обычное место: каменное кресло с высокой спинкой, застеленное подушками и меховым покрывалом.

– Ты дерзка, дочь моя.

Кора снова позволила слабой улыбке коснуться ее губ.

– Да, милорд. Я научилась этой дерзости у вас. Но вы также знаете, что я не только дерзка, но и права.

Бэльфур, прищурившись, посмотрел на дочь.

– Ты предлагаешь обратиться за помощью к Малкольму? И уступить шотландскому королю то, что еще не успел заграбастать этот нормандец? Так в чем же разница, спрашиваю я тебя?

– Разница заключена в ваших собственных словах. Лучше добровольно отдать то, что все равно отберут.

Бэльфур наклонился вперед. Он едва сдерживался, и слова с трудом прорывались между его стиснутых губ:

– Ты не дождешься этого никогда.

– В таком случае ты обрекаешь нас на…

– Нет! Если я буду честно исполнять взятые на себя обязательства, Вильгельм тоже будет честно поступать со мной. Наш край, наш Вулфридж нуждается в человеке, свирепом, как волк, чтобы уберечь его от набегов датчан, а не в волчице, которая рычит и скалит зубы на всякого, кто ей не по нутру. А теперь иди и подумай обо всех последствиях, которые могут стать гибельными для нас, если поддаться чувству мести, проявив опрометчивость и неосторожность.

Легким кивком головы Бэльфур отпустил ее. Глубоко уязвленная его резкой отповедью, Кора повернулась и пошла к двери. Ее длинные распущенные волосы взметнулись и опали золотистой волной, когда, остановившись в нескольких шагах от возвышения, она резко повернула голову и щелкнула пальцами.

– Шеба, ко мне!

Лежащая неподалеку огромная белая волчица гибким движением поднялась, и ее золотисто-карие глаза внимательно уставились на хозяйку. Никто не двинулся, когда Кора покидала зал, сопровождаемая волчицей и двумя своими провожатыми, как хвост, тащившимися позади. Она чувствовала устремленные на нее взгляды, пока шла по длинному залу, но не ответила ни на один из них.

Пройдя через сводчатый проход с колоннами и римскими арками, она вышла в длинный коридор, ведущий в ее комнату. Плющ, обвивавший наружные стены густым зеленым ковром, проникал в открытые окна. Проходя мимо, Кора сорвала листочек на счастье и сунула его за пояс, на котором висел меч.

Рука ее коснулась подвески на груди. Этот прозрачный кусочек янтаря, оправленный серебром, достался ей в наследство от матери. Ее единственное украшение. Единственная ценная вещь, которую она носила с тех пор, как пришли нормандцы. Это было все, что оставалось у нее, кроме еще гордости и уверенности в себе. Да, ее мать оставила в наследство своей дочери сильный дух, не позволяющий отступить перед лицом невзгод и опасностей, и это было то, чего, как казалось Коре, сейчас не хватает отцу.

После смерти жены лорд Бэльфур сильно изменился. В его глазах словно бы потух какой-то внутренний свет. Изменился он и по отношению к дочери. Когда-то она была близка отцу, была его любимым ребенком, обожавшим его и обожаемая им. Теперь же чувствовала себя одинокой, чужой для всех, кроме Шебы. Эта волчица была единственным существом, которое напоминало ей, что в мире есть любовь и преданность.

Следуя за ней, Шеба мягко ступала по каменному полу, ее когти слабо щелкали при каждом шаге. Провожатые Коры благоразумно держались подальше от волчицы. Шеба заслужила такое опасливое отношение к себе еще с давних пор, когда какой-то нахальный смельчак осмелился положить руку на ее косматую голову. Он тут же получил урок – такую рану, которую долго потом не мог залечить.

Кора улыбнулась. Да, она и сама походила на волчицу. Так многие с укором называли ее, но она с гордостью носила это прозвище. Разве это не похвала, когда тебя называют именем отважного и сильного зверя. Да, они хорошо знали ее, эти слабодушные дураки и трусы. При одном только намеке, что ее хотят запугать, она кипела от ярости. Ее возмущало, что в последние годы отец стал больше заботиться о своей шкуре, чем о собственной чести. Как он только мог!..

Из открытой двери комнаты пахнуло холодом. Сопровождающие Кору воины разом остановились и выжидательно посмотрели на нее.

– Всё, болваны, – сквозь зубы процедила она. – Возвращайтесь теперь к отцу и к тем жирным грудастым девкам, которым нравится ваше жалкое общество.

Один из них бросил на нее обиженный взгляд.

– У вас злой язык, миледи, это всем известно. Говорят, вы общаетесь с самим дьяволом, и я верю, что это так.

Кора грозно сдвинула брови, уловив непочтительный тон слуги, а Шеба тут же встала рядом, вздыбив белую шерсть под рукой своей госпожи. Увидев это, стражник бросил нервный взгляд на волчицу и невольно отступил.

Кора удовлетворенно улыбнулась:

– Верь этому, Хардред. Да, я шепчусь с духами деревьев в ночи. Я пляшу с демонами под священными дубами и могу избавиться от такого ничтожества, как ты, одним щелчком вот этих пальцев.

Она щелкнула пальцами, и Шеба легла у ее ног, издав низкое глухое рычание. Хардред тут же ретировался, держа ладонь на рукояти меча и не спуская испуганных глаз с волчицы.

– Нечисть! – выкрикнул он. – Вы обе!

Пятясь, он натолкнулся спиной на своего товарища, и тут же оба исчезли в темноте коридора.

Кора с презрением покачала головой, слыша шум их торопливо удалявшихся шагов. Болваны! Вот такие недоумки остались у них, после того как король Гарольд проиграл битву при Гастингсе и множество славных воинов погибло вместе с ним . Лишь немногие служили Бэльфору сейчас, а когда-то толпы храбрых воинов наполняли его зал. Она невольно закрыла лицо руками, не в силах вспоминать о тех днях.

Небольшая масляная лампа горела на столе возле кровати, на которой она спала еще с тех пор, как была маленькой девочкой. В этой лампе никогда не использовался рыбий жир, поскольку он смердел и наполнял комнату едким дымом. Кора открыла ставни, и в комнату ворвался свежий воздух, пахнущий морем. От дуновения ветерка заколебались выцветшие гобелены на стенах. Весна. Скоро земля возродится к новой жизни и крошечные зеленые ростки появятся на спящих полях. Где она сама будет тогда?..

Шеба ткнулась носом в ее руку, глухо заворчав: это было напоминание, что волчица проголодалась. Кора закрыла ставни и отвернулась от окна. Небольшой кусок мяса, круг сыра и полкаравая пресного хлеба лежали на деревянном блюде на столе, а рядом с ним стоял приземистый оловянный кувшин. Кора налила себе медовый напиток в чашку, а Шебе кинула кусок говядины, который та проглотила одним махом. Девушка слегка улыбнулась:

– Ах ты обжора! Хочешь еще?

Шеба довольно облизнулась, но ее горящие глаза были направлены на оставшийся кусок мяса с ожиданием и надеждой.

Кора встала на колени и ласково погладила ее по спине, приблизившись губами к самому уху.

– Нас только двое против Вильгельма, ты и я. Что нам делать без Вульфрика? Господи Боже, что же нам делать без него?..

Она зарылась лицом в густую белую шерсть волчицы и закрыла глаза.

Будущее представлялось ей тревожным и мрачным. Побежденному остается мало надежды. Но Кора дала себе клятву, что никогда не склонится добровольно перед врагом, и она сдержит свою клятву, даже если бы это стоило ей всего. Всего, даже жизни.