Следующие несколько дней были заполнены всевозможными хлопотами. Надо было заниматься похоронами Дункана Уорда и навещать Джифа, которого положили в больницу. Жизнь его теперь находилась вне опасности, однако Эми не могла не заметить, что за то короткое время, пока ее не было дома, он еще больше состарился. Джифу не терпелось вырваться из хаттонской клиники, и лечащий врач, видя, как он страдает, сказал Эми, что лучше, пожалуй, отпустить его домой.

Эми с Джоном Грэмом приехали на машине, чтобы забрать его. Когда на обратном пути они проезжали мимо домика, в котором жил Дункан Уорд, дядя Джиф не выдержал и, уткнувшись в носовой платок, разрыдался. Эми почувствовала, что и сама готова расплакаться. Она пребывала в смятении еще и потому, что не знала, как себя вести в подобной ситуации. Неловко взяв его под руку, она смущенно пробормотала:

– Мне очень жаль, дядя Джиф…

– Он был моим другом, – вытирая платком слезы, с горечью в голосе произнес Джиф Уэлдон.

Теперь, когда она знала все о дяде Джифе и Дункане Уорде, Эми было трудно найти слова утешения. Он всегда скрывал от нее истинный характер своих отношений с Дунканом, и Эми боялась, что он смутится еще больше, если обнаружится, что ей известна вся правда. Эми всегда чувствовала, что между ними – ею и дядей Джифом – существует некий незримый барьер, но только теперь до нее дошло, почему тогда, много лет назад, он предпочел отправить ее в Америку. Теперь она могла понять, что подвигло его на этот шаг, и только один вопрос не давал ей покоя: когда Кейт и Марти удочеряли ее, знали ли они, как в действительности обстоят дела?

Джиф настоял на том, чтобы лично присутствовать на церемонии кремации Дункана Уорда. Все они – Эми и Ричард, Лиззи и Джон Грэм – отправились вместе с ним. Джиф сказал, что кроме них у Дункана никого не было.

После похорон прошла неделя. Эми чувствовала, что жизнь начинает постепенно возвращаться в привычное русло. Она даже стала проявлять интерес к тем планам, которые строил Ричард относительно их свадьбы, намеченной на август. Ни Эми, ни Ричарду не хотелось откладывать это дело в долгий ящик. Уайдейл-холл нуждался в срочном ремонте. Время было неумолимо; старый дом ветшал на глазах.

Эми стояла перед портретом, читая немой укор в навеки остановившемся взгляде Барбары Уэлдон. Весеннее солнце заливало зал потоками яркого света, словно намеренно привлекая внимание к зловещим признакам грядущего разрушения. В глаза бросались потрескавшиеся каменные плиты, щели в оконных проемах, прогнившие балки.

– Я совсем забросил дом, – услышала Эми голос Джифа Уэлдона.

Эми оглянулась; она и не заметила, как он присоединился к ней.

– С кем не бывает, дядя Джиф? Мы часто не обращаем внимания на то, что происходит вокруг.

Джиф Уэлдон мрачно усмехнулся.

– Ты меня успокаиваешь, дитя мое, – сказал он. – Надо смотреть правде в глаза: я уже давно забросил этот дом, и он, обидевшись на меня, повернулся ко мне спиной.

– Ричард все исправит. – Эми посмотрела на портрет, ее так и подмывало спросить у него о Барбаре, но она боялась бередить прошлое – боялась, что он расстроится.

– Она правильно сделала. – Он словно читал ее мысли. – Она вовремя убралась отсюда.

– Интересно, что с ней стало? – деликатно полюбопытствовала Эми.

– Понятия не имею. Впрочем, мне нет до нее никакого дела. Я был только рад избавиться от нее.

– Так ты с ней развелся? – Эми с нескрываемым удивлением посмотрела на стоявшего рядом сгорбленного старика.

Джиф Уэлдон кивнул и, помолчав, продолжал:

– Она предала меня. Она не имела права так поступать. В результате я оказался в идиотском положении – она выставила меня на посмешище.

Эми опешила, настолько желчным был его тон, настолько беспощадно звучали обвинения, которые он, казалось, обращал непосредственно к висевшему над камином портрету. Похоже, он не испытывал ни боли, ни сожаления, просто предъявлял обвинение. Словно никогда и не любил ее, а потому не страдал, когда она ушла от него. И какое место во всей этой истории занимал Дункан Уорд? Эми резонно полагала, что он вряд ли бы женился на Барбаре, если бы к тому времени состоял в связи с мужчиной.

– Может быть, лучше снять его? – неуверенно произнесла она. – Зачем лишние воспоминания?

– Пусть висит, где висит. – Джиф Уэлдон, метнув гневный взор на портрет, обратился к Эми. – Послушай, детка, может, тебе не стоит выходить замуж за Ричарда Бодена. Наверное, я неправильно сделал, что свел вас.

Слова его прозвучали для Эми как гром среди ясного неба. На мгновение опешив, она вдруг рассвирепела. Неужели он и вправду считает, что ею можно вот так запросто помыкать? Неужели он думает, что она выходит замуж не за Ричарда, а за его деньги?

Подавив приступ ярости, она тихо промолвила:

– Я хочу стать его женой. Я люблю Ричарда.

– И ты делаешь это не ради того, чтобы спасти Уайдейл? – недоверчиво спросил он.

– Нет. Не только… Впрочем, не буду скрывать, поначалу…

Тусклые глаза старика вспыхнули недобрым огнем.

– В море водится и другая рыба, – сказал он.

– Но ты же хотел, чтобы я непременно вытащила золотую, верно? – съязвила Эми. – А в здешних водах золотая рыбка это большая редкость, согласись.

Джиф Уэлдон растерянно развел руками.

– Эми, дорогая, я не очень понимаю, к чему ты клонишь. Просто я не уверен, правильно ли так спешить со свадьбой.

Эми рассмеялась.

– Ты хочешь, чтобы я пошла на попятную? Чтобы подвела Ричарда? Я-то думала, вы с ним друзья…

– Эми! Ты неправильно меня поняла. Я только об одном беспокоюсь: может, тебя больше устроит мужчина, который ближе тебе по возрасту? Помоложе?

– Ричард старше меня на тринадцать лет. А ты говоришь так, словно он дряхлая развалина.

– Не знаю… право, не знаю… – Джиф Уэлдон сокрушенно покачал головой, словно подумав о чем-то своем.

– Дядя Джиф, повторяю, я люблю Ричарда. – Эми протянула к нему руку. – Прошу, поверь мне, – умоляющим тоном произнесла она. – Я знаю, что делаю. Я выхожу за него замуж не только потому, что знаю, что он вернет Уайдейл-холл к жизни. Я не могла бы выйти замуж за человека, который мне безразличен. А Ричард Боден мне далеко не безразличен. День свадьбы уже назначен. Собираются приехать Кейт и Марти. Они одобряют мой выбор, хотя Ричарда и в глаза не видели. Кейт в последнем письме написала, что уже так много слышала от меня о Ричарде, что у нее такое чувство, будто она давным-давно знает его.

– Хорошо, хорошо. – В голосе Джифа Уэлдона сквозило раздражение. Он уже повернулся, чтобы направиться к себе в кабинет, но в последний момент что-то заставило его задержаться. Обернувшись, он, на секунду замешкавшись, произнес:

– Эми, прошу тебя, отложи ненадолго свадьбу. Ради меня. Прошу тебя, дорогая.

– Нет! – отрезала она.

– Эми, мне кажется, ты поступаешь неправильно. Эми, дрожа от возмущения, заявила:

– Что тебе кажется – это твои проблемы, дядя Джиф. Я не намерена отменять свадьбу.

– В таком случае я больше не возьму у него ни пенса! – яростно сверкая глазами, выпалил Джиф Уэлдон и, развернувшись, направился прочь.

Над Лондоном ярко светило солнце. Кэтрин Блейк выбрала тенистый уголок Сент-Джеймсского парка, у озера, чтобы малышка Ким могла кормить уток. Кэтрин, присев на корточки, следила за девочкой, время от времени поглядывая в сторону Мэлла, чтобы не прозевать Марка. Он опаздывал, но Кэтрин уже привыкла к этому.

Для Марка Пауэлла время не имело никакого значения. Когда он занимался фотографией, ничто другое его не интересовало. Он позвонил ей еще на прошлой неделе, тогда они и договорились встретиться. Кэтрин понимала, что с тех пор он мог уже сто раз забыть о сегодняшней встрече, однако ее это мало волновало. Для себя она твердо решила, что никогда не будет заводить романов. К тому же ее смущала разница в возрасте. Марку двадцать два, она на четыре года старше. И потом у нее есть дочь. Она давно смирилась с ролью матери-одиночки.

Однако Марк Пауэлл не отступался. После того случая, когда он нагрянул к ней с фотографиями Уайдейл-холла, они виделись еще несколько раз. Как правило, Кэтрин была вместе с Ким, только однажды ее сестра согласилась посидеть с девочкой, и они вдвоем ходили в театр. Кэтрин покривила бы душой, если бы сказала, что Марк ей безразличен. Он нравился ей. Он был приятным собеседником и живо интересовался ее работой.

"Биг Бен" пробил полдень. Марк уже не появится, решила Кэтрин. Он сказал, что придет в начале двенадцатого.

Ким показала ей ладошки, давая понять, что у нее кончился запас крошек, которыми она кормила уток.

– Мамочка, еще…

– Больше нет, миленькая. – Кэтрин наклонилась, чтобы взять девочку на руки и посадить в коляску.

– Как, ты не оставила ни крошки? Я тоже хотел покормить уток.

Кэтрин уже не рассчитывала услышать этот голос.

– Я уже собиралась уходить, – сказала она, подняв голову.

– О, прошу, не делай этого. Кит, дорогуша, ты же меня знаешь. Я никогда не слежу за временем.

– Я тебе не "Кит" и не "дорогуша"! И не заставляй меня бросаться на тебя, как солдатская жена на пьяного мужа.

– Что, если я попрошу прощения?

Кэтрин нравился его мягкий шотландский баритон и легкая картавость, но в тот день она была настроена весьма решительно.

– Свои провинциальные штучки можешь оставить при себе, – сказала она. – Кто-то, а ты умеешь пустить в ход все свое обаяние, когда захочешь. Только со мной у тебя этот фокус не пройдет.

– Но что же мне теперь делать? У меня целый день свободен.

– А у меня, к сожалению, нет. – Кэтрин посадила девочку в коляску и, пристегнув ремни, добавила: – Ким хочет есть. И я тоже.

– Есть места, где для детей предусмотрены специальные высокие стульчики. – Марк умоляюще посмотрел на нее.

– Ким замерзла.

– А Китти-Кэт в дурном настроении, – с улыбкой сказал он.

– Не смей называть меня так, – сквозь зубы процедила она, не скрывая своего раздражения. – Я уже говорила тебе, я хочу, чтобы меня знали только как Кэтрин.

– Но он называл тебя Китти. Ты сама мне говорила.

Кэтрин запальчиво вскинула голову.

– Кип звал меня Китти, потому что любил меня. Он звал меня Китти, потому что это было созвучно его имени. Кип и Китти! Кип и Кэтрин совсем не то. Так, по крайней мере, казалось ему. – Она засмеялась, словно вспомнила о чем-то хорошем, затем посмотрела Марку в глаза и твердо сказала: – А теперь есть Ким и Китти, и в моей сегодняшней жизни нет места для мужчины. Понятно?

Марк опустил на землю тяжелую сумку с фотооборудованием и протянул Кэтрин руку.

– Эй! Ну, прости же меня наконец. Хотя я никак не возьму в толк, чем мог тебя обидеть.

– Ты опоздал, – заявила Кэтрин. – Ты опоздал три раза подряд. Мне начинает это надоедать.

– Но я работал…

– Я тоже не безработная, – напомнила ему Кэтрин. – Поэтому мне жалко терять единственный в неделю свободный день.

– Между прочим, ты случайно не была в Дербишире?

Кэтрин удивленно взглянула на него.

– А почему ты об этом спрашиваешь? Марк пожал плечами.

– Просто я звонил тебе в выходные, и тебя не было дома.

– Я ездила в гости к тете, на побережье. Впрочем, тебя это не касается.

– Я подумал, что хорошо было бы туда прокатиться. В Дербишир. Как ты относишься к тому, чтобы провести уик-энд в "Хоквуд армс"?

– Зачем?

Он как-то виновато рассмеялся:

– Да просто так. Из любопытства.

– Мне больше нечего там делать.

– А как же та девушка? – многозначительно изрек Марк. – Та, которая пыталась разыскать тебя через объявления в газетах.

– Я догадываюсь, что ей от меня нужно. Она ищет ребенка Кипа. Я больше чем уверена. Родители Кипа – они живут в Америке – отправили ее сюда специально, чтобы она нашла меня. Я не могу и не хочу ставить их в известность о том, что у них есть внучка. Они могут попытаться отнять у меня Ким.

Марк озадаченно сдвинул брови.

– Разве они не имеют права знать?

– Heт у них никакого права, – отрезала Кэтрин. – Так что, Марк, держи язык за зубами. Я не хочу неприятностей.

– Мне показалось, она очень милая девчушка, эта Эми Уэлдон.

– Да. Впрочем, уже и не девчушка. Я слышала, она через пару месяцев выходит замуж. Я отправила мистеру Уэлдону гранки статьи и позвонила, чтобы предупредить. Со мной говорила его экономка… ну, ты ее знаешь, у нее язык без костей. В общем, она мне рассказала и про свадьбу, и про все остальное. Кажется, у мистера Уэлдона был сердечный приступ, но он уже оправился.

Марк насторожился.

– Сердечный приступ, говоришь? Кэтрин передернула плечами.

– Хмм… Слушай, Марк, мне, правда, пора идти. В три я должна быть в парикмахерской.

– Значит, мне не удастся уговорить тебя съездить со мной в Дербишир?

Кэтрин покачала головой.

– Нет. Даже не пытайся. Я не люблю рисковать – И вот еще что, Марк…

Марк хотел нагнуться, чтобы поднять с земли свою сумку, но что-то в голосе Кэтрин заставило его насторожиться.

– Да?

– Если встретишь эту девушку, ни слова обо мне. Обещай. Я сказала тебе правду, потому что поверила тебе.

– Не волнуйся, – сказал он. – О твоем прошлом ни слова. Когда же мы теперь увидимся?

– У тебя же есть телефон. Позвони!

Кэтрин, толкая перед собой детскую коляску, скрылась за деревьями. Проводив ее взглядом, Марк Пауэлл не спеша извлек из кармана смятое письмо. Он думал о том, почему не решился рассказать Кэтрин о том, что старик Уэлдон написал ему. Письмо было отправлено из "Хоквуд армс". Марку не надо было перечитывать его, чтобы вспомнить содержимое.

Это дело первостепенной важности… – писал Джиффорд Уэлдон.

Однако он, Марк, был вовсе не уверен, что ему следует реагировать на это послание. Что толку теперь ворошить былое? С другой стороны, разве не к этому он всегда стремился? Не это ли было причиной его появления в Уайдейле? Найти Уэлдона и заставить его заплатить за то, что он сделал когда-то с ним самим и его матерью?

Вспомнив о матери, теперь жившей в комфорте и достатке в уютном бунгало, Марк подумал о том, не пришло ли время оставить прошлое в покое, а вернее, не пришло ли время прощать. И все же его снедало любопытство. Письмо Джифа Уэлдона что-то всколыхнуло в нем. В конце концов, этот человек был его отцом.

Только что, разговаривая с Кэтрин, он спросил, не кажется ли ей, что родители Кипа Уэлдона имеют право знать о том, что в Англии у них растет внучка. А имеет ли он сам право скрывать от Джифа Уэлдона, что у того есть сын?

Джиф Уэлдон, видимо, что-то подозревал. И Марк подумал, что ему не остается ничего другого, как только встретиться с Джифом с глазу на глаз.