Она не сразу узнала его – настолько изменился Джиф Уэлдон. Джон Грэм поспешно обогнал машину, чтобы открыть ей дверцу. За одно это Эми готова была возненавидеть его – она вполне могла справиться сама. Однако не успела она взяться за ручку, Грэм услужливо распахнул дверь и, подобострастно улыбнувшись, вытянулся едва ли не по стойке „смирно“. Эми поневоле пришлось воспользоваться его услугами. Она вышла из машины и в нерешительности остановилась рядом с ним.

Дядя Джиф передвигался медленно, шаркающей старческой походкой. Увидев, во что он превратился, Эми содрогнулась. Двенадцать лет назад это был высокий, стройный мужчина без малейшего намека на сутулость. Теперь к ней приближался согбенный старик, и даже широкое твидовое пальто не могло скрыть его ужасающей худобы. Дядя Джиф никогда не был особенно склонен к полноте, но если раньше все в нем дышало здоровьем, то теперь лицо его потускнело и осунулось, щеки ввалились, а шевелюра, и прежде не слишком густая, практически исчезла, обнажив бледный череп с синими прожилками вен под тонкой, испещренной пигментными пятнами кожей.

Только голос его остался неизменным и лишь чуть заметно дрожал.

– Эми, дорогая! Как же ты выросла! И все равно я узнал бы тебя из тысячи.

Увидев простертые к ней руки, Эми опешила. Перспектива быть заключенной в объятия пугала ее. Прошло так много лет… К тому же Джиф Уэлдон был человеком сдержанным и никогда не выказывал открыто своих чувств. Единственное, что он позволял себе, это изредка погладить Эми по головке.

Наконец, сделав над собой усилие, она протянула ему обе руки и, когда он сжал их в своих ладонях, невольно вздрогнула – такими холодными были его пальцы. Под тонкой, почти прозрачной кожей явственно прощупывались кости. Это было все равно что пожать руку скелету.

– Дядя Джиф… – Эми осеклась. Что она могла сказать этому немощному старику, которого она – ее вдруг осенило – в сущности, почти не знает.

– Эми, я рад, что ты решила приехать.

– Я беспокоилась. Лиззи написала, что ты болен. – Собственные слова казались ей неестественными, вымученными, она чувствовала себя так, словно попала на официальный прием.

– Болезни проходят. Все проходит.

Эми зябко поежилась. Наконец он выпустил ее руки, и она была почти благодарна ему за это. С Кейт и Марти все было иначе; с ними Эми давно забыла о чопорной английской сдержанности, в атмосфере которой она воспитывалась в детстве. Но теперь она вернулась в Англию, и словно не было этих двенадцати лет, проведенных в Штатах. Эми вспомнила, как однажды ребенком, – тогда еще были живы ее родители – она вскарабкалась к дяде Джифу на колени, чтобы поблагодарить его за подарок, который он преподнес ей на день рождения. Дядя сначала пришел в замешательство, но быстро оправился и привел ее в чувство…

– Днем я был у моста. Я рассчитывал, что вы приедете раньше, – сказал Джиф Уэлдон.

Эми поняла, что слова его обращены не к ней, а к стоявшему за ее спиной Джону Грэму. Интонация, с которой они были произнесены, выдавала раздражение.

– Рейс задержался, дядя Джиф, – объяснила Эми. – Так что мы не виноваты.

– Надо было позвонить и сообщить мне об этом, – недовольно буркнул Джиф Уэлдон, снова обращаясь исключительно к водителю.

– Я пробовал это сделать, сэр, но все время было занято, – попытался оправдаться тот.

– Вздор! – Старик едва не задохнулся от злости.

Грэм, видимо, понял, что дольше испытывать терпение хозяина небезопасно, и счел благоразумным признать свою оплошность.

– Виноват, сэр, – сказал он.

– Я тоже считаю, что виноват, – проворчал Джиф Уэлдон.

Эми покоробил его властный тон. Еще в школе она выступала против всякого чинопочитания и страстно доказывала преимущества бесклассового общества. Теперь она невольно сравнивала свою жизнь в Штатах с тем, что увидела здесь, и ей все более бросались в глаза различия между Кейт и Марти Уэлдонами, с их веселым, беззаботным нравом, и дядюшкой Джифом. Мартин Уэлдон ничем не напоминал своего старшего брата, и теперь Эми готова была благодарить провидение за это.

Она повернулась к водителю. Как бы дорог ни был ей дядюшка Джиф, она не могла расстаться с Джоном Грэмом, не выразив ему своей благодарности. Она приблизилась к нему и крепко пожала его затянутую в кожаную перчатку руку.

– Спасибо вам за все, – с улыбкой произнесла она. – Я вам очень признательна.

– Не за что, мисс Уэлдон.

Эми снова повернулась к дяде. Ей вдруг стало жаль его. Он стоял перед ней такой старый и немощный – и никем не любимый. Джиф Уэлдон сделал шаг в сторону и жестом пригласил ее в дом.

– Нечего стоять на холоде, – задыхаясь, произнес он. Затем, повернувшись, чтобы закрыть дверь, продолжал: – Эми, дорогая, тебе незачем было благодарить Грэма. Прислуга делает то, за что ей платят.

– Прислуга? – Эми машинально оглянулась, в глазах ее отразилось недоумение. В голосе дяди Джифа она уловила резкие, злобные нотки, каких прежде никогда не слышала. – Так вот как ты относишься к Джону Грэму? Как к прислуге?

Он окинул ее холодным взглядом.

– Надеюсь, американцы не успели забить тебе голову всяким вздором?

– Смотря что понимать под „всяким вздором“, – нарочито беспечным тоном ответила Эми.

– Болтовню о широте взглядов, о свободе, равенстве. Все эти глупости, с которыми так любят носиться американцы.

– Но, дядя Джиф, ведь Соединенные Штаты и создавались на принципах свободы и равенства…

Джиф Уэлдон открыл другую дверь, за ней оказалась огромная, почти пустая комната, из которой пахнуло могильным холодом.

– Свобода бывает разная, – сказал он; в голосе его сквозило раздражение. – И равенство бывает разное, Эми. – Видимо, не желая показаться чересчур суровым, он неестественно рассмеялся и продолжал: – Дорогая, сказано: все люди равны перед Богом. Но одни люди более равные, чем другие. Понимаешь, что я имею в виду?

Эми почувствовала, что больше не в состоянии сдерживаться.

– Томас Джефферсон говорил, что все люди имеют право на жизнь, свободу и счастье, – запальчиво произнесла она.

На желтоватом лице Джифа Уэлдона проступили болезненные пятна румянца.

– Дитя мое, выходит, ты готова поделиться тем, что имеешь, с разными подонками и бродягами? Готова открыть двери своего дома перед нищими, ворами и проститутками?

Он отчитывал Эми как неразумного ребенка. Исполненные гнева, его слова больно поразили ее. Сколько она себя помнила, дядя никогда не повышал на нее голоса. Потупившись, она рассеянно уставилась на каменные плиты пола. В комнате царил полумрак. На голых каменных стенах висели небольшие масляные светильники, горевшие неровным, мерцающим светом. Возвращение домой оборачивалось для Эми настоящим кошмаром.

Эми постаралась отогнать прочь дурные мысли, решив про себя, что говорила непозволительно откровенно. Она сконфуженно посмотрела на него. За тщедушной внешностью этого старика угадывалась несгибаемая воля.

– Мне очень жаль, – промолвила она. – Дядя Джиф, я так мечтала о возвращении домой. Я не хотела, чтобы мы начинали ссоры.

Взгляд его потеплел.

– Дитя мое, ты не представляешь, что я пережил за эти годы.

Ей было нечего на это сказать. Ведь дядя Джиф сам отправил ее в Америку – теперь же в словах его звучала обида, как будто это она бросила его.

Проходя мимо, он отечески похлопал ее по плечу. Эми машинально сунула руки в карманы пиджака и последовала за ним в глубину зала к огромному, облицованному мрамором камину, в котором сухо потрескивали поленья. Дядя Джиф стоял у камина, вытянув руки к теплу, вперившись пристальным взглядом в плясавший красными языками огонь.

Эми, как когда-то в детстве, заворожено смотрела на портрет Барбары Уэлдон. Джиф Уэлдон, казалось, вовсе забыл о старом, покрытом слоем пыли холсте – единственном, что еще напоминало о его жене. Эми только теперь обратила внимание на то, как убого он одет. Не то чтобы одежда на нем была грязная, однако на рукаве пальто на локте зияла заплатка, а воротничок рубашки обтрепался от старости. Переведя взгляд на ботинки, Эми увидела, что каблуки у них стерты, а на носках царапины. Раньше дядя Джиф никогда не надел бы такие – он без сожаления сжег бы их на заднем дворе.

Эми не могла отделаться от преследовавших ее дурных предчувствий.

– Какие странные, – промолвила она, поднимая взгляд на масляные светильники.

– Электричество только в комнатах, дорогая. – Дядя Джиф повернулся к ней. Казалось, он уже забыл об их размолвке. – Генератор установили еще в сороковых годах. Его мощности недостаточно, чтобы провести электричество во всем доме. Впрочем, мне хватает.

В голосе его слышались нотки горечи. Эми насторожилась – она помнила его патриотом, который гордился своей страной. Сама же она уже давно привыкла к тому, что электричество – это что-то такое же естественное, как, например, воздух, которым она дышит.

– Думаю, я привыкну, – вполголоса сказала она. – Просто в Соединенных Штатах многие вещи воспринимаешь как само собой разумеющееся.

– Так уж устроены люди, – проворчал дядя Джиф. – Чем больше они имеют, тем больше хотят. Похоже, они уже не мыслят себе существования без телевизионных, приемников и безумной музыки, которая грохочет сутки напролет.

– Дядя Джиф, все это необходимые вещи. Не забывай, мы живем в девяностые годы.

– Ты считаешь, что телевидение необходимая вещь? – спросил он, не пытаясь скрыть своего недоумения.

– Мне казалось, тебе это должно нравиться, ведь ты ведешь такой уединенный образ жизни.

– В моем доме нет места подобным вещам, – отрезал Джиф Уэлдон.

– Ты хочешь сказать, что у тебя нет телевизора? – удивилась Эми.

Он раздраженно махнул рукой.

– У Лиззи Эберкромби стоит переносной черно-белый. Не сомневаюсь, она позволит тебе посмотреть, если ты так этого хочешь.

– Клёво! – воскликнула Эми, но, увидев перекошенное лицо дяди Джифа, прикусила язык.

Только тут она вспомнила, о чем предупреждал ее Джон Грэм. Впредь, решила она, ей следует выбирать выражения и по возможности избегать сленга. При мысли о Джоне Грэме она покосилась в сторону двери: интересно, куда делся ее багаж?

Джиф Уэлдон, казалось, читает ее мысли.

– Грэм должен был внести твою поклажу с заднего входа, – сказал он.

– С заднего входа? – изумилась Эми. – Но ведь это же на противоположной стороне дома. Неужели ему пришлось тащить такой тяжелый багаж… – На этом слове она вновь осеклась. Багаж! Черт ее дернул употребить это слово. Почему было не сказать поклажа, как подобает благовоспитанной англичанке?

Джиф Уэлдон в очередной раз нетерпеливо махнул рукой и сказал:

– Эми, слугам не положено пользоваться парадным входом. Слуги ходят с заднего крыльца. И ради бога, дитя мое, говори по-английски. Едва ли слово „багаж“ звучит благозвучно, особенно в устах дамы.

Эми почувствовала, как бешено колотится ее сердце, и машинально заметила про себя, что именно в подобных случаях говорят, что оно готово выскочить из груди. Но в этот момент из длинного коридора донесся звук шагов, и оттуда показалась фигура женщины – она целеустремленно направлялась к ним. Эми была благодарна ей уже за то, что она вывела ее из замешательства. В следующее мгновение лицо ее озарилось радостью узнавания.

– Лиззи! – воскликнула она и, всплеснув руками, прижала ладони ко рту.

Эми не верила своим глазам: перед ней, в каком-нибудь полуметре, стояла прежняя Лиззи Эберкромби. Она нисколько не изменилась. Шести футов роста, она была все той же решительной, уверенной в себе женщиной, какой Эми ее помнила. Пепельно-серые завитые волосы подчеркивают красивый овал лица. Сухие, жилистые руки кажутся особенно длинными из-за коротковатых рукавов красного вязаного джемпера. Джемпер вообще явно маловат и слишком тесно обхватывает ее стройную фигуру. И вот эти руки смыкаются на плечах Эми, и она со страстью прижимается к плоской груди Лиззи, едва не задыхаясь в ее объятиях.

Эми всхлипывает, потом разражается рыданиями и цепляется за красный джемпер, как цепляются за спасительный надувной плотик на стремительном перекате.

– О, Лиззи… – невнятно бормочет девушка. Шерстяные ворсинки щекочут лицо, мокрое от слез. И по щекам растроганной старой экономки тоже катятся слезы.

Эми потеряла представление о времени и не могла бы сказать, сколько они простояли вот так, прижавшись друг к другу. Лиззи о чем-то спрашивала ее, она что-то отвечала. В одном Эми была теперь твердо уверена – хоть что-то оставалось неизменным, а именно привязанность к ней Лиззи.

Наконец Лиззи выпустила ее из объятий и промолвила:

– Старик ушел. Должно быть, отправился к себе в кабинет.

Эми, смахнув ладонью слезы, оглянулась.

– О, черт! Он, наверное, решил, что мне на него наплевать.

– Поделом ему! Я слышала, как он тебя отчитывал. Человек не провел в доме и пяти минут, а он уже учит его, как правильно говорить по-английски. Постыдился бы. Посмотрела бы я на него, если бы он отправил тебя не в Штаты, а во Францию, и ты вернулась бы оттуда с птичьим парижским акцентом.

Эми прыснула.

– Лиззи, у него же нет родственников во Франции.

– Все равно, – ворчливо заметила Лиззи. – О чем он думал, когда отправлял тебя в страну янки?

– Лиззи, поверь, в душе я очень хорошо к нему отношусь. И вовсе не хотела причинить ему боль.

– Знаю, детка. Просто у него есть свои странности. Он терпеть не может бурного изъявления чувств. И еще любит, чтобы все было по его.

– Ты так давно живешь в доме, Лиззи. Ты, должно быть, знаешь, что за человек дядя Джиф.

– Да уж. Я давно привыкла к его причудам.

– Почему бы вам не пожениться? – сказала Эми. – Мне кажется, ему пошло бы это на пользу.

Лиззи как-то странно посмотрела на нее, и вслед за этим на лице ее появилось привычное непроницаемое выражение.

– Скоро накроют на стол, – переменила она тему разговора. – Но сперва ты должна подняться к себе. Тебе отвели ту же самую комнату, в которой ты жила, когда была маленькой девочкой. По соседству с моей.

– Лиззи, я была уже не маленькая.

– Для меня ты была крохой.

– Я любила свою комнату. Из нее чудный вид на холмы за лесом – там еще старая церковь.

– От старой церкви, мисс Эми, остались одни руины. Пару лет назад в нее попала молния, и она сгорела.

– Как? Ты никогда не писала мне об этом!

– Не хотела тебя расстраивать. – Лиззи направилась к широкой лестнице. Увидев, что Эми замешкалась, она остановилась и, положив руку на резную балясину перил, спросила: – Так чего же мы ждем, юная мисс.

– Как же так? – пролепетала Эми. – Расскажи мне о церкви. Я хочу знать.

Лиззи равнодушно пожала плечами.

– Особенно рассказывать нечего. Был настоящий ураган. Некоторые деревья потом пришлось спилить – оставлять их было слишком опасно. Теперь там довольно страшно. Зловещее место…

– Боже мой, Лиззи… – Эми тяжело вздохнула и последовала за Лиззи.

– Эй! Отставить слезы, – приказала Лиззи, когда они поднялись наверх.

Эми попыталась улыбнуться.

– Я уже не плачу, Лиззи. Честное слово. Они направились в глубь коридора.

– Я настояла, чтобы тебе выделили старую детскую по соседству со мной, – сказала Лиззи. – Если тебе вдруг станет грустно, я буду рядом.

– Отлично! Кстати, я слышала, у тебя есть телевизор.

– Есть. Их светлость снизошли к моему требованию. Правда, мне пришлось пригрозить, что в противном случае ноги моей не будет в этом доме. – Лиззи вздохнула. – Этот человек совершенно не меняется. – С этими словами она распахнула дверь и щелкнула выключателем на стене. – Узнаешь?

Электрический свет с непривычки показался Эми удивительно ярким, и она невольно зажмурилась. С потолочной балки свисала лампочка под розовым абажуром, заливавшая комнату ровным мягким светом. В камине горел огонь. В комнате, несмотря на ее внушительные размеры, было по-семейному уютно.

Эми, стоя в дверях, огляделась.

– Лиззи, да ты волшебница! Ее просто не узнать. Комната казалась меньше, чем она была на самом деле, благодаря светло-розовым обоям. Было видно, что наклеили их совсем недавно. Эми догадалась, что и свежее лаковое покрытие деревянных полов, которого никогда прежде не было, также дело рук Лиззи Эберкромби, как и два вязаных шерстяных коврика, яркие краски которых удачно сочетались с розовыми обоями. Увидев свою старую просторную кровать, она подумала о том, что неплохо было бы заменить матрац. Он всегда сбивался комьями, и им с Лиззи каждую неделю приходилось трясти его, чтобы привести в божеское состояние.

Увидев, как Эми осторожно приблизилась, желая незаметно проверить упругость матраца, Лиззи демонстративно присела на край кровати и с улыбкой произнесла:

– Матрац новый. Знала бы ты, чего мне стоило уговорить старого скрягу раскошелиться. На пружинах. Думаю, тебе будет удобно.

Эми беззаботно рассмеялась.

– Вот чего всегда недоставало этому дому – веселого смеха, и побольше, – сказала Лиззи.

Эми еще раз окинула взглядом комнату: массивный ореховый гардероб и такой же комод, мягкое кресло у окна. Наконец взгляд ее упал на небольшой письменный стол, которого раньше не было. Она подошла и, проведя пальцами по его блестящей поверхности, вопросительно посмотрела на Лиззи.

– Какой очаровательный столик. Я его никогда не видела.

– Валялся на чердаке. Я подумала, что это может тебе пригодиться. Ты же наверняка захочешь написать в Америку, верно? Видишь, он закрывается на замок? Ключ в ящике. Теперь, когда ты выросла, у тебя могут быть свои секреты.

– Лиззи, ты прелесть!

Щеки экономки залило румянцем.

– Да ну тебя, – махнув рукой, смущенно произнесла она и добавила: – Знаешь, первый раз в жизни меня назвали прелестью.

– Лиззи, я так скучала по тебе!

– А теперь брат Джифа и его жена будут скучать по тебе, девочка, – сказала Лиззи. – Потерять сына – как это, должно быть, ужасно!

Это неожиданное, брошенное невзначай замечание пробудило в душе Эми непрошеные воспоминания.

– Ой! Я ляпнула что-нибудь не то? – всполошилась Лиззи. – Девочка моя, на тебе лица нет.

Эми спрятала руки в карманы, чтобы Лиззи не увидела, как они дрожат.

– Ничего, ничего. Все в порядке, – поспешно сказала она.

Лиззи смерила девушку пристальным взглядом, потом в глазах ее мелькнула внезапная догадка. Она подошла к Эми и положила руку ей на плечо.

– Извини. Я не знала, что ты питаешь к нему такие чувства. Ты никогда не писала мне об этом.

Эми с дрожью в голосе произнесла:

– Не понимаю, о чем ты…

– Ты была влюблена в этого мальчика. Это ясно как божий день.

Внутри у Эми все оборвалось. Она потупила взор.

– Ты не хочешь об этом говорить?

– О чем тут говорить? – спросила Эми; она медленно подняла взгляд и посмотрела Лиззи в глаза. – Что толку, если я и признаюсь, что влюбилась в него с первого взгляда? Его все равно не вернуть. А если бы он и вернулся, я все равно ему не нужна.

– Мисс Эми, вы себя недооцениваете. Эми пожала плечами.

– Это правда. Кип и не догадывался о том, что он для меня значил. Об этом не знала ни единая живая душа.

– Однажды твой дядя показывал мне фотографию, которую ему прислали Уэлдоны. На ней была ты и этот мальчик. Где-то на пляже. Ты держала в руках большой полосатый мяч.

Эми хорошо помнила тот день.

– Мы были на острове, – сказала она. – Мы ездили туда каждое лето. У Марти и Кейт там был деревянный дом на сваях на самом берегу. Такой старомодный, как в фильмах пятидесятых годов. – Эми помолчала, затем хриплым от волнения голосом продолжала: – Вокруг были только море и песок… и островки зеленой травы. Однажды мы с Кипом провели там все каникулы. Мы красили наш маленький дом внутри и снаружи… – Она сокрушенно покачала головой, словно желая избавиться от тяжелых воспоминаний. – Краски мы извели порядком…

– Наверное, он был действительно хорошим мальчиком.

– Хорошим? Сказать про него, что он был хорошим, – значит не сказать ничего. И потом, почему мальчиком? Лиззи, он был гораздо старше меня.

– Ты была для него всего лишь младшей сестрой? Эми почувствовала странную пустоту, которую – она знала это – нечем заполнить.

– Вроде того, – упавшим голосом ответила она.

– Так что же с ним произошло? – мягко спросила Лиззи.

– Он пошел в армию, и его отправили в Англию. Здесь он познакомился с девушкой… – Эми не могла продолжать. Не вынимая из карманов рук, она до боли стиснула кулаки и уронила голову на грудь.

– И что?

– Она забеременела. А Кип погиб. – Эми устремила невидящий взгляд на пламя камина. – Кейт и Марти ничего не знают о ней кроме того, что ее звали Китти. После смерти Кипа чего они только ни делали, чтобы разыскать ее, но все тщетно.

Лиззи нахмурилась.

– Может, она тоже умерла. Странно, что она ни разу не попыталась связаться с семьей Кипа.

– Нет. Не думаю, чтобы она умерла.

– Почему ты так в этом уверена? – спросила Лиззи, снимая руку с плеча Эми.

– Я… я просто чувствую.

– Но что ты можешь сделать? – Лиззи заглянула ей в глаза. – Мисс Эми, по-моему, это не ваша проблема.

Эми вдруг встрепенулась.

– Я думала о том, что, может быть, можно дать объявление в какой-нибудь английской газете…

– Ты знаешь, где она жила?

– Где-то недалеко от того места, где служил Кип, – его часть стояла в Линкольншире.

– И ты думаешь, что тебе повезет там, где не повезло Уэлдонам?

– Как знать, – растерянно пробормотала Эми.

– Ты делаешь это ради Уэлдонов? – продолжала допытываться Лиззи.

– Ну разумеется… – ответила Эми и покраснела.

– Так для чего же это лично тебе, девочка?

Эми обхватила руками плечи и, повернувшись, вперилась во мглу, окутавшую Уайдейл-холл.

– Я сказала… Эми оглянулась.

– Я слышала, что ты сказала, – раздраженно отрезала она.

– Ты, кажется, нервничаешь?

– Лиззи, ты что, думаешь, у меня могут быть какие-то тайные мотивы?

Лиззи прищурилась.

– Не знаю, мисс Эми. Возможно, ты хотела бы, чтобы этот ребенок принадлежал тебе.

Эми всплеснула руками:

– Ты с ума сошла…

– Ты лишилась любимого человека и хочешь получить что-то, что напоминало бы о нем. Я права? – Лиззи повернулась и пошла к выходу, однако у двери остановилась.

– Я только хочу, чтобы ребенку было хорошо, – сказала Эми.

Лиззи вздохнула:

– Ты думаешь, я только вчера родилась?

– Лиззи, ты не представляешь, что это такое. – В глазах Эми читались отчаяние и мольба. – Где-то живет ребенок, частичка Кипа…

– Но он уже не грудной младенец, не так ли? Ему, должно быть, теперь уже года два-три.

– О, Лиззи, не нужно вдаваться в подробности. Ты понимаешь, что я имею в виду.

– О да, девочка. Я вижу тебя насквозь. Ты решила забрать этого ребенка себе, верно?

Эми с вызовом вскинула голову.

– Со мной ему было бы хорошо.

– А с родной матерью ему плохо? Ты же сама признала, что ничего не знаешь об этой девушке. Эми принялась нервно расхаживать по комнате.

– Они даже не были женаты. Что же она за женщина, если даже не подумала о последствиях?

– А мужчина подумал о последствиях? – холодно осведомилась Лиззи.

Эми зажала уши ладонями.

– Я не желаю слушать тебя. Кип был не такой… ты не знаешь его…

Лиззи Эберкромби решительно пересекла комнату, не церемонясь схватила Эми за плечи и энергично встряхнула.

– Очень выгодная позиция. – Лиззи приблизилась вплотную к Эми, заглянула ей в глаза и, прочтя в них неподдельный испуг, продолжала: – Ты будешь меня слушать? Так-то лучше, дорогуша, потому что тебе предстоит кое-что зарубить себе на носу.

Эми вся как-то внезапно обмякла и, всхлипывая, взмолилась:

– Лиззи, умоляю, не надо. Я все понимаю. Я упрямая тупица…

– И ты заставила себя поверить, что эта женщина, Китти, никчемная мать, так?

Эми, сгорая от стыда, потупила взор.

– Но вдруг она не хотела этого ребенка? – пробормотала она. – Что, если она плохо обращается с ним и он несчастен?

– Ты не Господь Бог, дорогая. Не твое это дело наводить порядок в мире.

Эми почувствовала себя уязвленной. Она уже пожалела, что доверилась Лиззи. Она медленно подняла голову и слабым голосом произнесла:

– Лиззи, если я хотела навести порядок всего-навсего в одном уголке этого мира, неужели после этого я не заслуживаю пощады? – Она отстранилась и побрела к кровати. Расстегнула пуговицы на пиджаке и сняла его. Рассеянно пригладила ладонью волосы, растрепавшиеся, давно не видевшие щетки. – Боже! Как болит голова.

Некоторое время Лиззи молча наблюдала за ней, затем спросила:

– Если тебе удастся найти ребенка, что тогда? Предположим даже, что мать согласится отдать его тебе. Его же нужно растить, о нем нужно заботиться.

Эми взяла пиджак и направилась к гардеробу. Она была уверена, что справится. Уайдейл-холл рано или поздно будет принадлежать ей. Кейт и Марти говорили, что Джиф Уэлдон все завещал ей. Она пробовала возражать, заявляла, что Уайдейл должен принадлежать Марти, ведь он как-никак брат Джифа, но тот лишь отшучивался, говорил, что его давным-давно лишили всякого наследства и что ему на это плевать. И потом, спрашивал он ее, что ему делать с этим старым домом?

– Это не проблема, – сказала она. – Ведь я унаследую Уайдейл-холл, а разве может быть в мире место лучше этого? Лес, большой парк… Можно купить ему пони и научить его ездить верхом. А ты, ты помогала бы мне, Лиззи.

– Ну уж нет! – Лиззи покачала головой. – Я не собираюсь участвовать в твоих играх. Хватит с меня театра.

– Но я полагала, что могу рассчитывать на тебя. Лиззи вспыхнула.

– Ну конечно! Все рассчитывают на Лиззи Эберкромби. Все думают, что Лиззи поможет им в их маленьких хитростях – даже он… – Она снова подо-шла к двери и, упершись в нее ладонями, сокрушенно вздохнула. – Забудь! Забудь, что я тебе сказала.

– Я не понимаю, о чем ты, Лиззи. Что значит театр? И маленькие хитрости? Какие хитрости? Ты чего-то недоговариваешь?

Лиззи медленно, как будто это стоило ей неимоверных усилий, распрямилась – Эми даже показалось, что она внезапно стала выглядеть старше своих пятидесяти лет, – и, отдышавшись, произнесла:

– Мисс Эми, забудьте об этом.

– Как я могу забыть? – Лицо Эми исказила гримаса страдания. – Ты говоришь со мной загадками.

– Есть кое-что, о чем я хотела сказать тебе позже, когда ты освоишься на новом месте.

– Что-то с дядей Джифом? – Эми пожирала ее взглядом. – Лиззи, скажи мне. Он что, умирает?

– Все мы когда-нибудь умрем, – усталым голосом ответила Лиззи. – Сегодня меня больше волнуют живые.

– Живые? Лиззи, умоляю, если у тебя есть что мне сказать, говори, не заставляй меня страдать.

Лиззи закрыла дверь и прислонилась к ней спиной. Голова ее почти касалась притолоки.

– У него нет денег, – вымолвила она.

– Нет денег?

– Именно поэтому, девочка, он и хотел, чтобы ты вернулась в Англию.

– Дядя Джиф? – растерянно произнесла Эми, чувствуя, что у нее подгибаются колени.

– Нет денег! А дом скоро просто рассыплется.

– Но я не заметила ничего такого.

– Присмотрись получше. При дневном свете. В западной башне находиться небезопасно. Все стены потрескались. Церковь сгорела. – Лиззи опасливо покосилась на потолок. – Балки прогнили. Штукатурка осыпается. И он рассчитывает на тебя. Надеется, ты поможешь спасти дом.

– Я?

– Именно ты, детка.

– Но каким образом?

– А это вы должны решить с ним. Я больше не имею к этому отношения. Я просто наемная прислуга.

– Лиззи…

Однако Лиззи уже не слушала ее; открыв дверь, она решительно направилась к лестнице.

– Лиззи! – Эми со всех ног бросилась к двери. – Лиззи!

Лиззи, которая уже спускалась по лестнице, оглянулась.

– Девочка, попытайся узнать, что у него на уме. Просто спроси у него, что он затевает. Не бойся. Соберись с духом и спроси. – Эми остановилась точно вкопанная. У нее сосало под ложечкой – ей было страшно. Лиззи задержала на ней взгляд и добавила: – Вот что я тебе скажу, дитя мое. У Джифа Уэлдона на твой счет такие грандиозные планы, что у тебя не будет времени даже мечтать о том, чтобы найти ребенка Кипа Уэлдона.