Марианна, cara, любовь моя!

Этим утром я был у Великой стены и думал о тебе, зная, как ты хотела бы оказаться здесь, тогда как мне все эти достопримечательности совершенно безразличны. Затем я пообедал скользкими утиными лапками и кусочками рыбы. После обеда я встретил в доме, похожем на лабиринт, высокого, только проснувшегося, недовольного типа, с головы до ног похожего на Джеймса Стюарта. Он дал мне адрес, куда я отправлюсь завтра после визита в Запретный город [11] . Я знаю, что ты очень хотела бы побывать там, а вот меня это совсем не увлекает. Я не изменил своего мнения по поводу путешествий. Послезавтра я пойду в Летний дворец, где встречусь с одним другом, или знакомым Шуази-Леграна. А дальше — не знаю. На следующий день будет Сиань — произносится «Сси-ан» — и погребенная терракотовая армия. [12] Кажется, ее повелел сделать тот же император, который построил Великую стену. Вот хорошее начало для моей статьи, которую, впрочем, мне тоже не интересно писать. Больше всего на свете я хочу побыстрее вернуться и увидеть тебя. Шуази-Легран меня достал, и его дочь — тоже.

Я люблю тебя как безумный и люблю только тебя. Сильно-сильно целую тебя, всю, всю, всю.

Твой Еугенио.

P. S. На обратной стороне я нарисовал план дома, где был сегодня днем. Шуази-Легран недавно объяснил мне по телефону, что этот извилистый, как в лабиринте, путь должен помешать демонам проникнуть вовнутрь. Демоны перемещаются только по прямой линии. Ты это знала?

Положив письмо в конверт, Еугенио спустился в почтовое отделение, купил марку и отдал письмо служащему. Затем отправился в ресторан, где оркестр упорно продолжал играть западные мелодии. На сей раз звучала «Прощай, Палома», искаженная слишком резкими жалобными звуками инструментов, названий которых Еугенио не знал. Он подумал, что с таким же успехом может пообедать где-нибудь в другом месте, ну хотя бы в сычуаньском ресторане, который так расхваливал администратор.

Таксист высадил его за несколько кварталов от ресторана, так как движение на улице Ваншулу было односторонним и развернуться не представлялось возможности, а шофер собирался ехать дальше, что он и попытался объяснить Еугенио, употребляя очень мало английских слов и много жестов. Улица была пустой и плохо освещенной. Еугенио прошел мимо кухни с запотевшими оконными стеклами, откуда доносилось шипение пара, а множество ощипанных уток, гроздями подвешенных за шею, ожидали свой очереди, чтобы попасть в руки повара. Еугенио решил заказать утку, хотя знал, что сычуаньская кухня больше прославилась тысячью и одним способом приготовления рыбы под слишком острыми соусами. Перед входом в ресторан возвышался большой резной портал, придававший всему ансамблю, расположенному в рабочем квартале, слишком вычурный вид. Маленькая металлическая дверь в доме 222 была по-прежнему приоткрыта. Еугенио прошел под высоким деревянным порталом, прошагал несколько метров по гравию и вошел в задымленный зал.

Почти все большие столы, по традиции круглые и с небольшим вертящимся диском в центре, были заняты семьями или компаниями друзей. Еугенио был здесь единственным европейцем. Несколько лет назад это его наверняка бы обрадовало — в новой обстановке легче погружаться в повседневную жизнь чужой страны. Он стал бы молчаливым, сторонним наблюдателем, впитывающим неприятные запахи, непонятные слова, незнакомые лица, шумы и представляющим, будто владеет жизнями этих людей, проходящих перед его глазами и не обращающих на него никакого внимания. Но однажды он осознал, что ведет себя как исследователь, чуть ли не как этнолог, это стало его смущать и в конце концов отбило весь интерес к наблюдениям. Он решил, что если и будет изучать чью-то жизнь, то только в своем кругу, где тоже, кстати, много интересного.

Неторопливая официантка с недовольным видом усадила его за восьмиместный стол, где уже сидели четверо шумных подвыпивших парней, куривших сигарету за сигаретой. Когда Еугенио сел, они поприветствовали его и снова продолжили свой разговор, то и дело разражаясь громким хохотом. Густой сигаретный дым плотной пеленой висел над столом между ними и Еугенио. Меню было написано по-китайски, поэтому Еугенио показал на рыбу под ярким соусом, стоявшую на соседнем столе, улыбнулся официантке и сказал ей «cha», а затем «mi fan», вспомнив, что где-то читал, будто эти слова означают «чай» и «рис». У официантки были очень красивые губы, пухлые и блестящие. Не ответив на его улыбку, она что-то нацарапала в блокноте и удалилась, слегка покачивая бедрами. Еугенио проводил ее взглядом. Ему понравилась ее изящная, вызывающе сексуальная походка. Решив поучаствовать в общем перекуре, он тоже закурил. Именно в этот момент мужчина, вошедший в ресторан, направился к нему со словами:

— Месье Трамонти, какой сюрприз, вы не откажетесь вместе пообедать?