Холмс остановил кучера у дома 70 по улице Инд и попросил его ждать нашего возвращения. Все было окутано непроглядным мраком. Сильная стужа заставляла нас дрожать, а ветер резал лицо, как бритва. Метров сто мы прошли пешком, согнувшись под силой ветра, и подошли к большому строгому дому, окруженному высокой решеткой с заостренными наконечниками. Огромные деревья протягивали в нашу сторону обнаженные ветви, будто предупреждая нас о неизбежной опасности.
Едва заметный свет, появившись из ниоткуда, промелькнул над нашими головами. Подняв глаза, я увидел, что здание окружала странная система зеркал и света. Мы отступили в тень.
– Взгляните, Холмс! Одно из зеркал только что повернулось вокруг своей оси. Не думаю, что это из-за ветра. Интересно, для чего нужно такое приспособление?
Мой друг посмотрел наверх.
– Впервые вижу нечто подобное. Думаю, это оптическая система, позволяющая наблюдать за подступами к усадьбе из дома. Скоро мы это узнаем.
Холмс схватил камень с мостовой и бросил его в изгородь. И сразу почти все зеркала повернулись к месту удара, а мощный луч света выхватил из темноты кусок зарослей. Мы едва успели прыгнуть за куст, скрываясь от этого дьявольского ока.
Мгновение спустя огромные ворота раскрылись без малейшего шума и выпустили наружу двух мужчин, принявшихся с помощью фонарей ощупывать ночь. Мы затаили дыхание. Холод стал жестоким, и пошел ледяной дождь. Через несколько минут один из типов развернулся.
– Пойдем, никого здесь нет.
– Ты прав, – согласился второй. – Это скорее всего ветер. Наверное, старая ветка сломалась и упала.
Ворота бесшумно закрылись.
– Это не просто дом, а настоящая крепость, – пробормотал Холмс. – Трудно будет проникнуть туда незамеченными.
– Почему бы нам не попытаться пойти ва-банк? Мы могли бы позвонить в дверь и попросить провести нас к хозяину под каким-нибудь предлогом.
– Вряд ли нам удастся найти предлог, не вызывающий никаких сомнений. Предлагаю лучше дождаться, пока хозяин выйдет. Мы тогда попытаемся следовать за ним и…
Холмсу не удалось завершить фразу. Ворота открылись, и на улицу выкатил экипаж.
– Возможно, это наш шанс, Ватсон.
Мы побежали к нашему экипажу.
– Трогай! – приказал Холмс кучеру.
– Куда едем, господин?
– За тем экипажем!
Несмотря на дождь, который все усиливался, наш экипаж резво ехал добрую четверть часа. Поскольку почти ничего не было видно, я не знал, следуем ли мы по-прежнему за тем экипажем. Внезапно Холмс закричал:
– Стоп!
Кучер натянул поводья. Лошадь встала на дыбы, и фиакр, проехав несколько метров по льду, остановился.
Мой друг схватил меня за рукав и потянул за собой.
– Что случилось, Холмс?
– Вон там! Экипаж, за которым мы ехали, остановился. Смотрите! Вон тот человек.
На некотором расстоянии от нас некто, одетый в черный плащ и цилиндр, выходил из экипажа. Мы спрятались в тени ворот.
Человек поднялся по ступеням, толкнул маленькую дверь и вошел в здание.
– Идем за ним! – прошептал Холмс.
Он поковырялся в замке инструментом для чистки трубок, и после тихого щелчка дверь отворилась. Мы оказались в здании. Холмс приложил палец к губам и указал на надпись над дверью, но у меня не было времени прочесть, что там написано.
Мы на ощупь пробирались по темной и загроможденной комнате. Вдалеке я различил рассеянный свет. До нас доносился приглушенный гул толпы. У меня было странное чувство, будто за мной наблюдают десятки глаз. Я резко обернулся. Кто-то стоял в растерянности позади меня, в тени. Потребовалась доля секунды, чтобы узнать в этом человеке собственное отражение в зеркале. Мои глаза начали привыкать к темноте. Нас окружало множество неподвижных предметов. Были ли это манекены, автоматы или люди? Я отступил на шаг, напуганный такой компанией, и моя нога на что-то наткнулась. Механизм запищал, и стая птиц с шумом поднялась под самый свод здания. Я развернулся и натолкнулся на одну из этих устрашающих фигур. Я хотел бежать, но фигура схватила меня за руку.
– Эй! Куда вы так торопитесь?
Я застыл от страха.
– Думаю, мы ошиблись дверью, – непринужденно сказал Холмс.
– Вы идете на презентацию?
Мой друг принял высокомерный вид.
– Очевидно, да.
– Следуйте за мной, – продолжал человек, – я провожу вас. Не понимаю, как вам удалось забрести сюда.
– Мы искали гардероб, – раздраженно сказал Холмс.
Человек был близок к тому, чтобы извиниться.
– Надо признать, в этом лабиринте запутаться несложно.
Мы прошли в битком набитый зал. На мгновение яркий свет ослепил нас. Холмс опустил в руку нашего проводника полкроны.
– Спасибо, друг мой. Вы вывели нас на правильный путь. Наши места мы найдем сами.
Получив такой подарок, человек больше не задавал нам вопросов.
– К вашим услугам, господа.
Холмс указал мне на два свободных кресла в третьем ряду. Усевшись, я наклонился к моему другу.
– Будете ли вы так любезны объяснить мне, что мы тут делаем, Холмс?
– Вы как ребенок, Ватсон! Вы же и сами прекрасно видите, что мы в театре. Вы разве не прочитали вывеску «Вход для артистов» над дверью?
– Так вот что там было написано. А сейчас что здесь происходит?
Внезапно зал погрузился в темноту. Только плотно задернутый красный занавес сцены освещался ярким лучом прожектора.
– Скоро мы это узнаем, Ватсон.
Занавес поднялся. Навстречу свету прожектора вышел человек и властным жестом заставил публику смолкнуть.
– Дамы и господа! Зрелище, которое вам предстоит увидеть, единственное в мире. Человек, который выступит перед вами, каждый раз рискует жизнью. Этот спектакль вы не забудете до конца своих дней. Я попрошу людей чувствительных и эмоциональных покинуть зал. Но если уж вы решили остаться знайте, что ваши нервы подвергнутся суровому испытанию.
Я наклонился к моему другу.
– Какая чепуха!
Сидевшая за нами тучная дама в платье из розового кринолина громко усмехнулась. Конферансье торжественно взмахнул рукой.
– Я имею честь представить вам величайшего волшебника всех времен: Гарри Гудини!
Занавес поднялся, и мы увидели странные декорации, перед которыми стоял невысокий человек атлетического телосложения. Откуда-то звучала громкая музыка, Артиста встретили бурными аплодисментами. Я не смог сдержать удивленного возгласа.
– Холмс, это же…
– Тихо!
Таинственный незнакомец, за которым мы следовали от его дома, оказался не кем иным, как Гарри Гудини.
Музыка стихла. Гудини поприветствовал публику глубоким поклоном. Два помощника помогли ему освободиться от плаща и цилиндра. Зрители немного успокоились. Со всех сторон светили прожекторы. На сцене под удивленные возгласы зрителей появились декорации сомнительного вкуса.
Гигантский стеклянный аквариум занимал центральную часть сцены. Над ним возвышался какой-то кран, похожий на те, что используют для погрузки товара на судно. Аквариум окружали колонны и скульптуры ярких цветов, представляющие развалины греческих храмов и статуй фараонов.
Конферансье подошел к краю сцены.
Великий Гудини сейчас наденет капюшон и смирительную рубашку, и мы свяжем его ремнем.
Два помощника связали волшебника.
– Затем его подвесят за ноги на этот кран. Гудини, связанный с ног до головы, не мог теперь и пальцем пошевелить. Помощники привязали его лодыжки ремнем к концу крана. Тело волшебника подняли на воздух, головой вниз. Конферансье продолжал:
– А сейчас, дамы и господа, я попрошу соблюдать полнейшую тишину, чтобы не мешать мэтру сосредоточиться. Через несколько секунд этот кран опустит его в бассейн с водой, и в его распоряжении будет всего две минуты, чтобы освободиться. Вы сможете следить за этим необыкновенным освобождением сквозь прозрачные стенки аквариума.
В мертвой тишине механизм крана пришел в движение. Все затаили дыхание, и я, конечно, тоже. Связанное тело иллюзиониста мягко опустилось в воду и моментально погрузилось в нее.
Справа от сцены луч света выхватил огромные настенные часы, которые начали свой отсчет.
Гудини дергался в смирительной рубашке, но ему не удавалось порвать ни одного ремня. Часы отсчитывали секунды, длившиеся целую вечность.
Движения Гудини становились беспорядочными и торопливыми. На мгновение мне показалось, что он запаниковал и ему не удастся освободиться от смертельных уз.
Бесконечная минута подошла к концу. Я пожалел о том, что нахожусь здесь и должен наблюдать за этим спектаклем. Мои нервы были натянуты, как струны. Холодный пот выступил у меня на лбу, и руки вцепились в подлокотники кресла. Холмс, не отрываясь, смотрел на сцену, неподвижный, как чучело совы.
С дамой в кринолине случился обморок, сосед сунул ей под нос нюхательную соль. Она пришла в себя, но, осознав, что происходит, разрыдалась.
Прошла вторая минута – медленная, страшная, невыносимая. Движения Гудини становились все более отчаянными. Тело его вздрогнуло несколько раз и затихло. Конферансье вынул часы из жилета и вытер пот со лба.
Третья минута, граничащая с вечностью, подошла к концу.
Мертвая тишина накрыла зал. Конферансье бегом пересек сцену и, бурно жестикулируя, обратился к помощникам. Разговор был оживленным и коротким. Один из мужчин указал пальцем на бассейн. Его коллега кивнул и указал на настенные часы. Четыре минуты. Послышалось еще несколько приглушенных междометий. Какие-то мужчины появились из-за кулис и встали в глубине сцены, взволнованные и нерешительные. Все, казалось, были в замешательстве.
По залу пронеслось паническое бормотание.
Внезапно мужчина из первого ряда поднялся и указал на аквариум.
– Вы что, не видите, что он тонет? Нужно вызволить его оттуда.
Конферансье попытался успокоить публику.
– Это… это несчастный случай. Такого еще не было. Оставайтесь на своих местах! Ситуация под контролем.
Один из помощников подошел наконец к ручке подъемника и попытался поднять тело. Публика издала крик ужаса: торопясь, помощник сломал рукоятку. Смирительная рубашка недвижно опустилась на дно гигантского аквариума.
Внезапно конферансье и помощники скрылись в глубине сцены, бросив несчастного на произвол судьбы.
Тогда человек из первого ряда поднялся на сцену, встал в лучах прожекторов лицом к публике, скрестив руки. Я не мог расслышать, что он говорил.
Крики паники снова пронеслись по залу. Еще несколько человек поднялись на сцену, намереваясь помочь утопающему.
Человек из первого ряда снял цилиндр, театральным жестом отбросил черный плащ и сделал глубокий реверанс.
– Гудини! – успела прореветь наша соседка в кринолине, прежде чем снова потерять сознание.
Публика, разрываемая паникой и восторгом, колебалась некоторое мгновение. Затем весь зал дружно поднялся, скандируя имя волшебника почти в истерике. Раздались оглушительные аплодисменты. Я присоединился к ним.
– Невероятно, Холмс. Этот человек – настоящий гений. Как он это сделал?
Холмс стоял рядом, неистово аплодируя. Он повернулся ко мне.
– Вы видели это, Ватсон? Этот человек – величайший мистификатор всех времен. Как он это сделал?
Понемногу публика успокоилась. Гудини стоял лицом к залу. Простым жестом руки он заставил зал стихнуть.
– А сейчас мы предпримем путешествие к границам сверхъестественного. Опыт, который последует, может травмировать самых чувствительных среди вас. Поэтому я снова прошу людей эмоциональных или имеющих больное сердце покинуть зал.
Многие встали и вышли из зала.
Гудини подождал, пока снова наступит тишина.
– Я заставлю появиться самого дьявола.
Испуганный шепот пробежал по залу.
– Дьявол околдует зрителя, выбранного случайно, и будет управлять им.
Зал снова испуганно вздохнул.
– Не верю я в эту чепуху! – воскликнул я. Мне не следовало произносить это так громко.
Прожектор в тот же миг ослепил меня. Теперь все взгляды были прикованы ко мне. С высоты сцены Гудини указал пальцем в мою сторону.
– Господин желает участвовать в эксперименте?
– Я? Ну я…
Тотчас рядом со мной возникла очаровательная юная дама в платье с блестками, которое было ей очень к лицу. Она подала мне руку и повела к сцене. Я бросил отчаянный взгляд на Холмса. Он жестом подбодрил меня.
– Идите-ка сюда! Ничего не бойтесь! Это ведь все вранье и чепуха, не так ли?
И я уже стоял рядом с Гудини, ослепленный светом прожекторов.
Ободряющие возгласы доносились из зала, который вдруг превратился в большую черную дыру.
Нестройная музыка звучала у моих ног. Гудини протянул ко мне руки, будто желая, чтобы я восхитился его ногтями. Он заставил меня проделать несколько гимнастических упражнений, вне сомнения для того, чтобы подготовить меня к какой-то физической нагрузке.
Внезапно я почувствовал сладкий привкус во рту. Это было даже приятно.
До моего слуха будто издалека донеслись приглушенные возгласы, смешанные с аплодисментами и смехом. Понемногу меня охватывала какая-то темная сила. На коже будто прорвались тысячи волдырей и с неприятным покалыванием распространились по всему телу. Во рту я снова почувствовал вкус сахара.
Музыка прекратилась. Что-то теплое вышло из моего тела и скрылось в темной глубине сцены.
Стоя рядом со мной, Гудини сделал глубокий поклон. Публика аплодировала. Сцена была усеяна перьями и обрывками тряпок. Два помощника принялись устранять этот беспорядок. Стряхнув пыль с одежды, я отправился на свое место. Мой рот был забит пухом. Люди расступались передо мной и бросали на меня косые взгляды.
Холмс встретил меня странными словами:
– Браво, Ватсон! Какой талант!
Спектакль продолжался. Номера сменялись в бешеном ритме, каждый последующий был красочнее предыдущего. Гудини вызвал несколько призраков, хорошо знакомых лондонской публике. Перед нашими глазами происходили странные и необъяснимые вещи.
Наступила последняя сцена спектакля. Мрачные декорации изображали тюремную камеру, будто выплывшую из ниоткуда и занявшую всю центральную часть сцены. Конферансье с наигранным пылом объявил, что нам предстоит присутствовать при реальном побеге заключенного из Миллбэнк.
Появился Гудини, закованный в кандалы. Тяжелая дверь камеры закрылась за ним. Через несколько секунд из глубины сцены опустился в зал разносчик газет:
– Сенсационный побег из Миллбэнк! Спрашивайте газету «Гудини экспресс ньюс»! – выкрикивал он.
Когда он проходил мимо, его черты показались мне знакомыми. Где я мог видеть этого мальчика? А на сцену уже выбежали четыре полицейских и раскрыли камеру. Мы увидели закованный в цепи скелет, одетый как Гудини.
Сбитая с толку публика больше не в состоянии была отличить правду ото лжи. Наполовину охрипший разносчик газет поднялся на сцену. Он сбросил лохмотья и сделал глубокий реверанс – заново воскресший Гудини с улыбкой принимал бурные аплодисменты толпы. Движением руки он попросил тишины.
– Пришло время проститься. Спите спокойно!
Внезапно будто молния стального цвета осветила сцену, и волшебник распался на тысячи частиц, сверкающих в свете прожекторов. Потолок театра исчез, уступив место глубокому черному небу, усыпанному звездами, планетами и галактиками. Комета пересекла небесный свод и устремилась в бесконечность.
Позади нас прозвучал голос изнуренной женщины:
– Гудинииииииииииииии!