Температура спала, и я наконец почувствовал себя лучше. Дело о повешенном шло своим чередом. Никак не удавалось установить личность несчастного. Несколько человек, которые согласились дать показания, рассказали, что дом населен привидениями. Лестрейд истово скрывал ход дела, рискуя окончательно завалить его.

После нашего визита к Кроули прошло три дня. Пришло время нанести ему повторный визит, как и было условлено, чтобы познакомиться с его супругой и ее «исключительными способностями».

Кроули принял нас как старых друзей. Следуя правилам хорошего тона, он предложил нам чай. На этот раз он казался мне более дружелюбным. Ход беседы был намного непринужденнее, чем во время нашего предыдущего визита. Хозяин высказал несколько банальных фраз о продолжительности зимы, постоянстве тумана, который стал слишком уж навязчивым, и о весне, которая не торопилась со своим приходом. Разговор увяз в сомнительных метеорологических рассуждениях, и мне показалось, что он тянет время. Была ли эта змея способна усыпить бдительность своей добычи?

На этот раз я не был расположен к тому, чтобы меня одурачил этот краснобай, и по окончании длинного монолога об ужасном влиянии угольной пыли на бронхи горожан я решительно взял инициативу в свои руки:

– Можем ли мы встретиться с Розой Кроули?

Кроули внезапно покраснел.

– Вы увидите ее очень скоро, когда она закончит со своими духами.

– Со своими духами?

Гость сделал вид, что не слышал вопроса.

– Перед этим я хотел бы посвятить вас в одно очень деликатное дело.

Какую басню он еще нам расскажет? Я хотел только, чтобы он не начал рассуждать о кошмаре лондонского климата.

– То, что вам предстоит увидеть и услышать, выходит за рамки обычного. Большинство людей не допускает существования этого. Самые тупые возмущаются и обнаруживают невероятную непримиримость. Но если вы проявите терпение, то я уверен, что Роза привнесет элементы разгадки в наше расследование.

Такой подход к теме был похож на психологическую обработку, направленную на то, чтобы мы проглотили его болтовню. Был ли он змеей или нет, но этот тип раздражал меня, и мне все меньше хотелось казаться терпеливым.

– Перейдем к сути. Что это за деликатное дело?

– Физическое раздвоение.

– Простите, что вы сказали?

– Физическое раздвоение! Оно заключается в том, что дух покидает тело и удаляется на какой-то промежуток времени. Вернувшись в свою телесную оболочку, человек, прошедший раздвоение, может выступать свидетелем и доказать то, что он видел, слышал или делал.

Я был готов ко всему, только не к такому.

– Мы пришли сюда не для того, чтобы слушать подобную чепуху! – возмутился я.

Холмс и Кроули украдкой обменялись взглядами, в которых я усмотрел что-то похожее на сговор. К моему величайшему удивлению, мой друг сделал жест, приглашая гостя продолжить его объяснения.

– Раздвоение – вполне реальный феномен. Вам никогда не приходилось слышать об аутоскопии, доктор Ватсон?

– Об ауто… что?

– Аутоскопии. Этот феномен заключается в том, чтобы видеть своего двойника, видеть самого себя, если вам угодно.

– Думаю, я практикую аутоскопию каждый день, когда вижу свое отражение в зеркале.

– Речь идет не об отражении, но о независимой единице, автономной и вполне реальной. Аутоскопия происходит следующим образом: заснувший человек внезапно ощущает, будто он поднялся над своим телом и наблюдает за ним. Это одно из проявлений раздвоения.

Холмса, казалось, очень занимают объяснения Кроули.

– Действительно, у меня бывало такое ощущение, – признался он. – Но, хотя это и было весьма захватывающе, я решил, что это просто сон. Во сне мы ведь испытываем иногда чувство падения или полета.

– То, что вы чувствовали, было не сном, а физическим процессом, который реально имел место. Раздвоение – это одна из способностей, которые человек растерял с течением веков.

Кроули направился к своей внушительной библиотеке и вернулся с несколькими томами. Он сел за стол гостиной и разложил перед нами книги.

– Вот «Демономания» Жана Бодена, появившаяся в 1576 году! Вот «Естественная магия». Все они описывают одно и то же. Определенные каталептические или коматозные случаи, обязанные своим возникновением болезни или сну, позволяют двойнику покинуть тело и по-своему отдохнуть, по собственному желанию или по просьбе. Любой, кто обладает достаточными научными знаниями, может воспарить над самим собой через двойника. Постоянство веры в двойника поразительно. Я собрал сотни свидетельств из древней и современной литературы. Я представлю их вам, чтобы вы смогли судить сами. Все эти свидетельства совпадают, вне веры и убеждений их авторов. Только интерпретация разная. То, что освобождает от божественной воли у христианских прорицателей, является плодом науки у волшебников и алхимиков. В любом случае непременным условием путешествия вдаль является тело, погруженное в кому. Языческие традиции и христианские имеют один источник, и каждые по-своему объясняют историю двойника.

– Если то, что вы говорите, правда, – подытожил Холмс, – каждый из нас может… раздвоиться.

– Это так. Но с течением веков человек закрылся в клетке прагматизма и науки. Он забыл о настоящем мире, он ощущает его лишь отрывками. Он утратил способности своих праотцев. В наши дни немногие знают, что у них есть второе «я». Лишь немногие посвященные владеют техникой, позволяющей освободиться по желанию. Некоторые имеют естественную предрасположенность к такого рода феноменам. Другие достигают этого при помощи таких средств, как алкоголь или наркотики.

Я не мог поверить, что моего друга интересует подобная чушь. Меня же Кроули не убедил.

– Все это фантастично и иррационально.

– То, что иррационально сегодня, может стать рациональным завтра, доктор Ватсон.

Я закатил глаза.

На лице Кроули появилось выражение серьезности и непоколебимости.

– Сегодня мы можем объяснить феномены, которые когда-то казались непонятными. Таких примеров великое множество. В античности греки наделяли душой некоторые минералы, поскольку те могли притягивать другие. Сегодня же физический принцип намагничивания никого не удивляет. В Средние века простой припадок эпилепсии рассматривался как дьявольский знак. И ученые не только не понимали этих феноменов, но боролись с ними с ненавистью и злобой, порожденными страхом. Я уж не говорю об обвинениях в ереси, выдвинутых против Галилея…

– Ваши замечания справедливы, – признал Холмс. – Но я предпочитаю придерживаться строгого анализа фактов.

– Я тоже, – сказал Кроули. – Но есть явления, которые пока трудно объяснить с помощью официальной науки. Мы все – заложники нашего века, картезианства, принятых идей и предрассудков. А ученые более чем кто-либо боятся признавать новые открытия, которые могут поставить под вопрос обоснованность и законность их знаний.

Холмс согласился. Было очевидно, что слова Кроули подтверждаются его собственным опытом. Разве не называли его самого еретиком и иконоборцем в научной и религиозной среде?

Холмс явно поддался обаянию этого любопытного персонажа, но я этого не сделал.

– Если я вас правильно понял, – с иронией заметил я, – то каждый человек обладает способностью раздваиваться, как только он достигнет каталептического состояния при помощи наркотиков или под действием сильной лихорадки?

– Точно.

– И этот двойник может перемещаться по своему желанию, окружить человека и приказать действовать ему так, как он того хочет?

– Да, это так.

– Итак, по-вашему, убийце достаточно просто заснуть и велеть совершить преступления третьему человеку, которым манипулирует его двойник. Или что-то в этом роде…

– Да. Но по вашему ироничному тону я вижу, что вы не верите мне, доктор Ватсон. Куда более привычно отнести эти соображения в область снов и фантастического воображения, чем согласиться перевернуть свои убеждения, не правда ли?

– Я хочу вам поверить, Кроули. Предъявите нам ощутимое, поддающееся проверке доказательство, и я стану вашим первым адептом.

– Для этого я вас и пригласил. Соблаговолите следовать за мной, господа. Роза уже, вероятно, проснулась.

Кроули проводил нас в подвал дома. Мы спустились по темной винтовой лестнице, пересекли две мрачные комнаты и оказались в просторном сводчатом зале, освещенном настенными факелами, неприятное потрескивание которых вызывало мурашки.

Около двадцати человек стояли в полной тишине, образовав круг в центре комнаты. На них были длинные черные накидки, их головы скрывали огромные капюшоны, в руках они держали черные свечи. С того места, где мы стояли, мы не могли видеть, что находилось в центре круга.

Кроули приложил палец к губам, показывая, что следует соблюдать тишину. Странное напряжение царило здесь, будто должно было произойти что-то необычное. Меня охватило беспокойство.

Мы присоединились к группе. И только тогда я увидел женщину, лежащую на мраморной плите, с закрытыми глазами. Дрожь пробежала у меня по спине, и шок был таким сильным, что я не смог сдержать изумленного вскрика. В ответ на мое восклицание со всех сторон послышалось «Тише!». Женщина, лежавшая передо мной, во всем отвечала описанию женщины в черном, данному Реджинальдом Фостером. Мертвенная бледность ее лица выделялась на фоне черного платья. Вокруг глаз были глубокие синие круги, что свидетельствовало о сильном переутомлении. Губы, узкие и плотно сжатые, были абсолютно бесцветными. Странное ощущение исходило от всего ее существа, как от свечи, пожираемой огнем.

Кроули подошел к нам.

– Это Роза, моя жена. Она уже несколько часов находится в каталептическом состоянии. Она проводит опыт раздвоения под наблюдением наших адептов.

Кроули вдруг забеспокоился.

– Что случилось? – спросил его Холмс.

– Не понимаю. Она уже более часа назад должна была вернуться из своего путешествия.

Холмс подошел вплотную к женщине и нахмурил брови. Несмотря на то, что в зале было очень свежо, на лбу Кроули выступили крупные капли пота. Охваченный крайним беспокойством, он сказал, будто успокаивая себя:

– Это, наверное, нормально. Это всего лишь немного дольше, чем обычно. Она должна вернуться. Она всегда возвращалась. Она ведь должна рассказать обо всем, что видела.

– Она никогда не расскажет, – сказал Холмс. – Эта несчастная женщина мертва.

Кроули вздрогнул и обернулся ко мне:

– Что вы сказали? Роза мертва?

Я, в свою очередь, вздрогнул, увидев лицо человека в свете свечи. Желтые блестки мелькали в радужной оболочке его глаз. Его кожа не была кожей человека. Мне показалось, что я ощущаю на себе взгляд волка. Он отставил свечу, и его лицо скрылось во мраке капюшона. Невидимая рука сжала мой желудок. События стали разворачиваться быстрее. То, что вначале было лишь слабым шепотом беспокойства, превратилось в тревожный гул.

Холмс твердо взял руку Кроули.

– Умоляю вас, позвольте Ватсону осмотреть несчастную!

Кроули стал мертвенно-бледным и растерянно посмотрел на жену, будто только сейчас осознал весь ужас ситуации. После долгих секунд колебания он кивнул в знак согласия.

Человек в капюшоне попытался преградить мне путь:

– Не делайте этого, несчастные! Малейший физический контакт убьет ее. Ее дух больше не сможет вернуться в тело и будет обречен на вечные скитания!

– Чепуха! Дайте мне пройти! – прокричал я. После некоторой толкотни мне удалось подойти к телу. Я дотронулся до натянутой ледяной кожи.

– Судя по трупному окоченению, эта женщина мертва уже около трех часов!

Неописуемая паника сопровождала это объявление. Адепты побросали свечи и безделушки на пол и устремились к выходу. Толпа рассеялась, как воробьиная стая. Кроули забился в угол просторного зала и свернулся там в позу эмбриона. Он сидел, согнув спину и положив голову на колени, обхватив их руками.

Я обернулся и заметил, что остался один в этом мрачном подвале с Кроули и телом его супруги. Даже Холмс убежал!

Я с трудом поднял Кроули. Он не слышал моих слов утешения. Этот человек теперь был лишь тенью самого себя. Я проводил его до комнаты и уложил в постель. Судя по его лицу, он был не способен воспринимать реальность.

Мне предстояло позаботиться о покойнице. После нескольких часов хлопот удалось сообщить в морг, который прислал наконец одного из своих работников. Человек завернул тело Розы Кроули в белую материю и унес, взвалив его на спину.

Я вернулся в нашу квартиру поздней ночью, изнуренный этим богатым на события днем. Холмс сидел, попыхивая трубкой, удобно устроившись в кресле у камина.

– А, Ватсон. Ну наконец. Где вы были все это время?

– Холмс! Это, скорее, я должен…

– Каковы ваши заключения по поводу Розы Кроули?

– Мои? Ну, я полагаю, что она умерла от сердечного приступа. Ее здоровье было в плачевном состоянии. Она принимала наркотики самым неразумным образом, чтобы достичь состояния комы, необходимого для этих опасных экспериментов. Эта повторяющаяся практика стала причиной ее слабого здоровья.

Устроившись в кресле, я принялся греть руки у огня, который потрескивал в камине.

– Но вы, Холмс, где были вы? Вы оставили меня одного без всяких объяснений.

– Было не до объяснений, Ватсон. Я побежал за Самюэлем Боктоном, директором журнала «Фантастика». Вы не заметили его присутствия?

– На какое-то мгновение мне показалось, что я увидел его. Но все происходило слишком быстро. Вам удалось допросить его?

– Да. Он сообщил мне, кто входил в состав ордена «Серебряная звезда» с момента его создания. Там были известные художники и писатели, такие как Брэм Стокер.

– Автор «Дракулы»?

– Он самый. Боктон утверждает, что чувствует прекрасную общность духа со всеми этими людьми. Он говорит, что его принадлежность к «Серебряной звезде» – признак социального признания.

– Он ведь нам ничего не сказал, когда мы были у него.

– Зачем ему было говорить об этом? Зато вспомните его слова. Они были такими же трезвыми, как и слова Кроули. Эти двое проповедуют культ личности. Помните кредо Кроули: «Делай то, что нравится»?

Я прекрасно помнил наш визит к Боктону. Я не понимал, чем Кроули и его адепты отличаются от тех, кого они изобличают. Не возвели ли они эгоизм и цинизм в ранг доктрины?

Холмс выдержал паузу и закурил новую трубку.

Я протянул ноги к огню. В последнее время у меня стали болеть колени.

Согревшись, я продолжил свои размышления.

Итак, потихоньку стала проглядывать связь между главными действующими лицами. Самюэль Боктон и Реджинальд Фостер сотрудничали в журнале «Фантастика». Фостер и Хазелвуд вместе работали над выявлением таинственной преступной организации. Кроули и Боктон – давние друзья. Что касается трио Гудини, то они мало интересовались этими событиями. Оставался очень интригующий момент…

– Какое место занимает Майкрофт во всем этом деле?

На лице моего друга отразилось изумление.

– Майкрофт? Он работает с Хазелвудом! Но это мы давно знали. Очевидно, что моего брата ничто не связывает с этой историей.

Было ли это так уж очевидно?