День едва начал заниматься. Погода обещала быть скверной. Густой желтоватый туман душил столицу. Мрачное бездушное солнце пыталось заявить о своем присутствии, пробиваясь сквозь вихри и водовороты тумана. Первые магазины открывали свои двери, бросая лучи бледного света во влажную атмосферу улицы. Лондон был похож на мимолетный призрак, на плод больного воображения какого-нибудь декадентского художника. Внезапно разразилась буря. Через несколько секунд дождь с невероятной силой забарабанил в наши окна.

Мы сидели за столом, Холмс и я, без всякого аппетита поглощая завтрак. Наши головы раскалывались от бессонницы. Внезапно раздавшийся шум заставил нас подскочить. Послышался пронзительный крик миссис Хадсон и грохот на лестнице. Промокший и запыхавшийся силуэт, что-то между утомленным сыщиком и вымокшей тряпкой, возник перед нами.

– Холмс. Леди Сен-Джеймс…

Мой друг устало посмотрел на меня.

– Одевайтесь, Ватсон. Приготовимся столкнуться с ужасом в его самом крайнем проявлении.

В экипаже Лестрейд не произнес ни слова. Его лицо было искажено. Я никогда не видел его таким. Он много раз вытирал глаза и шмыгал носом во влажный рукав. Были ли это капли дождя или слезы?

Мы не осмеливались нарушить эту болезненную тишину. Я еще попытался убедить себя в том, что рассказ, опубликованный в «Фантастике», – всего лишь грубая шутка. Мои надежды рухнули, когда мы все увидели. Комната до малейших деталей походила на рисунок, который принес Боктон. Все было на месте, вплоть до цвета занавесок и большой буколической фрески справа от камина. Картина над камином и два подсвечника. Не приходилось сомневаться в том, что убийца хорошо знал это место.

Несчастная билась в агонии, лежа в окровавленной постели. Ее не трогали, боясь, что она скончается от ужасных ран. Многочисленные врачи толпились у ее изголовья, пытаясь сохранить тонкую нить, державшую ее жизнь. Ее лиловые губы выделялись на трупной белизне кожи. Ее взгляд блуждал между миром живых и миром мертвых.

Холмс почти по-дружески похлопал Лестрейда по плечу.

– Объясните же нам, что здесь произошло, старина.

Лестрейд несколько раз пытался заговорить, но слова не шли. Он подбородком указал на врача.

Доктор, маленький человечек с утомленным взглядом и лохматой шевелюрой, взял нас в оборот.

– Горничная обнаружила ее сегодня рано утром. Плод был изъят из ее чрева при помощи ножа для вскрытия. Несчастной ввели отраву, чтобы помешать ей сопротивляться этой чудовищной операции. На ее правой руке мы обнаружили следы уколов и шприц на ночном столике.

Я вспомнил текст из «Фантастики»: «Итак, я медленно ввожу в ее вены паралитический яд. Укол, возможно, разбудит ее, но она не сможет ни вскрикнуть, ни позвать на помощь. Будет уже слишком поздно, яд начнет действовать».

Врач сглотнул и вытер со лба пот.

– Убийца ввел ей парализующую смесь, такую, какую используют индейцы Амазонки, чтобы обездвижить добычу. Смесь парализует жертву, она не может ни кричать, ни двигаться. Но сознание ее остается абсолютно незамутненным.

– А где ее муж? – низким голосом прервал Холмс.

Врач указал взглядом на мертвенно-бледного человека, стоящего у кровати.

– А ребенок? – спросил я.

– Плод не выжил. За двадцать лет практики я не сталкивался с такой жестокостью. Несчастная сжимала в руках маленький труп. Видели бы вы выражение ее глаз… Это ужасная смесь страха, беспомощности и отчаяния.

– Она выживет? – спросил Холмс.

– Нет. Она потеряла слишком много крови. Ей осталось всего несколько минут. Мы ввели ей большую дозу морфия, чтобы она больше не страдала.

Врач дрожал. На его лбу блестели капли пота.

– И еще. – Он набрал воздуха. Его голос дрожал. – Ребенок, на его груди был начертан перевернутый крест.

Тошнота подступила к моему горлу. Это было что-то вроде обморока. Я увидел, как в ускоренной съемке, последовательность событий, сопровождавших эту драму. Вдобавок ко всему монстр своей пагубной печатью пометил создание, которое еще не видело дневного света. Только приспешник сатаны, вырвавшийся из мрака безумия, мог совершить это кощунство.

Воцарилось долгое молчание.

Холмс приблизился к доктору и спросил, указывая взглядом на несчастную:

– Она еще может слышать?

– Думаю, да.

Мне показалось, что губы бедной женщины слегка дрогнули.

– Она пытается что-то сказать!

Холмс подошел к умирающей.

– Вы знаете убийцу? Если да, моргните один раз, если нет, два раза!

Она моргнула один раз.

– Это ваш муж? – спросил Лестрейд, движимый болезненной интуицией.

Вдруг она посмотрела на камин, в противоположную сторону от той, где стоял ее муж. Ее взгляд остановился. Я пощупал пульс. Ниточка оборвалась.

Холмс поспешил к камину.

– Она посмотрела на камин, будто желая показать нам что-то.

– Может быть, в камине есть тайный ход? – поспешил спросить я.

Холмс не слушал меня. Он бросился на землю под потрясенными взглядами присутствующих. Мгновение он разглядывал пол через лупу, держа ее в нескольких сантиметрах над поверхностью, а затем направился к фреске, украшавшей правую сторону камина. Вдруг он поднялся, ощупал камень очага и просунул руку в каминную трубу. Мы следили за его движениями, ничего не понимая.

Внезапно панно, на которое была нанесена буколическая фреска, скользнуло вдоль стены и открыло потайной ход, выдолбленный в толще стены, возможно, на месте древней двери, заколоченной и забытой.

Там мы обнаружили ночную рубашку, перепачканную свежей кровью, и длинный нож, оставленные убийцей.

Лестрейд подпрыгнул, но овладел собой.

– Владелец этой ночной рубашки – убийца. Давайте же действовать, Холмс! Вам на смену идет полиция!

Ищейка поднял рубашку и прочел: «Уильям Сен-Джеймс». Жестом, которому он стремился придать как можно больше театральности, Лестрейд указал на лорда Сен-Джеймса.

– Я арестовываю вас за убийство вашей жены и ребенка, которого она носила.

Лорд Сен-Джеймс поднял искаженное страданием лицо. Его глаза покраснели от слез. В течение долгих томительных часов он плакал у постели жены. Меньше всего он походил на убийцу. Он смотрел на нас сквозь слезы, потом упал на колени рядом с кроватью умершей и положил голову на бездыханное тело.

Арест лорда Сен-Джеймса стал новостью номер один в газетах.

Лестрейд снисходительно рассказывал прессе о результатах своего расследования. Он отвечал на все вопросы. По его мнению, окровавленная одежда, найденная в потайном ходе, указывала на лорда. И на своем смертном одре жертва сама обвинила его, указав взглядом на потайной ход. Мотив убийства? Лестрейд не терял самоуверенности. Будут продолжать искать. Лорд Сен-Джеймс признался в преступлении? Нет. Он такой же трус, как и остальные. А что означает перевернутый крест на груди ребенка? Синдром Булбала. Эта отметина была нанесена умышленно, чтобы подозрение пало на Марка Дьюэна. Все сходилось.

На внутренних страницах газет другая новость осталась почти незамеченной. Знаменитый маг Гарри Гудини объявил, что покидает Англию на следующий день после великого прощального вечера. Он благодарил лондонскую публику за теплый прием и отдавал должное столице Англии, подарившей ему вдохновение и материал для будущих спектаклей. Он объявил, что собирается продолжить европейское турне по Парижу и Риму, перед тем как вернуться в Соединенные Штаты.

Один вопрос постоянно волновал меня. Кому было адресовано письмо, в котором сообщалось о последнем убийстве? Майкрофту или Шерлоку Холмсу?

«Вы же сами говорили, что бессильны против дьявола, мистер Холмс».

Внезапно мне вспомнилась другая фраза. Ее произнес Самюэль Боктон, директор журнала «Фантастика»: «Порядочные граждане любят дрожать, сидя у камина, вжавшись в любимые кресла, в то время как кого-то потрошат в грязи лондонских мостовых. Посмотрите, какой успех имеют „Франкенштейн“, „Странная история доктора Джекила и мистера Хайда“ и „Дракула“! А что уж говорить о „Собаке Баскервилей“, доктор Ватсон? Разве это не дьявольское произведение?»

Неужели ответ в «Собаке Баскервилей»? Смутное воспоминание родилось во мне одновременно с ужасным предчувствием. Я поспешил к номерам «Стрэнда», в которых была опубликована эта повесть. Глава 1: «Мистер Шерлок Холмс», никакого намека на Дьявола. Глава 2: «Проклятие рода Баскервилей», опять-таки никакого намека. Глава 3: «Проблема», страница 3. Мое сердце было готово вырваться из груди, когда я читал этот отрывок:

«– А вы, человек экспериментальной науки, вы верите в то, что речь идет о сверхъестественном феномене? – Я не знаю, что и думать. Холмс пожал плечами. – До настоящего времени я ограничивал свои расследования этим миром, – сказал он. – Я лишь скромно боролся со злом; но вступить в бой с самим дьяволом могло бы стать делом довольно претенциозным…»

Мое предчувствие переросло в убеждение. Убийца обращался напрямую к моему другу. Он знал его и открыто провоцировал.

Я поделился своим открытием с Холмсом.

Его взгляд стал странным. Крошечный мускул заиграл у его правого глаза. Легкая дрожь стала заметна в уголках его тонких губ. На какой-то миг у меня сложилось впечатление, что он хочет мне в чем-то признаться. Но его лицо осталось непроницаемым. И он пожал плечами, точно так же, как в только что прочитанном отрывке. Какой странный человек…

Несколько недель спустя Алистер Кроули покинул туманный Альбион. Он сообщил Холмсу, что собирается осесть в Португалии, чтобы основать там новую секту. Он утверждал, что обрел наконец внутреннее спокойствие и навсегда покидает Лондон.