На следующее утро, когда все заканчивали завтракать, в коттедж «Лаванда» позвонил Уолтер Вильями и настоятельно попросил Хью и Квентина немедленно приехать к нему.

– Похоже, он собирается выложить карты на стол, – взволнованно сказал Хью. – Если бы только узнать, где прячется Гай Вильями!

– Я продолжаю обзванивать пристани? – осведомилась Цинтия.

– Я как раз хотел попросить тебя об этом, дорогая. Чертовски утомительное занятие, конечно, но я уверен, что дело того стоит. Если он болтается возле побережья, то обязательно объявится вскоре на какой-нибудь пристани, чтобы пополнить запасы топлива и продуктов.

Цинтия сразу же уселась за телефон. Через полчаса братья вошли в гостиную Вильями, где познакомились с миссис Вильями – худой женщиной с изможденным лицом, которая ушла в другую комнату, как только появился ее муж.

У Вильями был такой вид, словно он всю ночь боролся с демонами. Лицо его, казалось, навеки приобрело мертвенно-серый оттенок, под глазами залегли темные круги.

– Садитесь, джентльмены, – сказал он. – Извините за неожиданный звонок: мне следовало самому приехать к вам, но, честно говоря, я неважно себя чувствую.

Квентин пробормотал слова сожаления.

– Никто в этом мире не может считать себя свободным от тягот и злоключений, – произнес Вильями. – На вашу долю их выпало достаточно, – он с трудом опустился в кресло и немного помолчал. – Мистер Лэтимер, – сказал он наконец, обращаясь к Квентину. – После вашего ухода я обдумал то, о чем вы мне говорили по поводу вашего отца и моей способности оказать вам помощь в этом деле. Я посоветовался со своей совестью. Думаю, сегодня у меня есть о чем вам рассказать.

Квентин молча кивнул.

– Было бы лучше, если бы я сначала рассмотрел создавшееся положение с моим племянником, – продолжал Вильями. – Мне тяжело обсуждать его поведение, не имея возможности поговорить с ним. Прошлой ночью я несколько раз пытался связаться с ним, но мне повезло не больше, чем вам. Полагаю, он по-прежнему находится на яхте, и… что ж, мне приходится думать, что он не хочет никого видеть. Я принимаю во внимание ваши слова о том, что времени осталось очень мало.

– Благодарю вас, – сказал Квентин.

– Но прежде чем начать рассказ, я хочу уточнить свою позицию. Я никоим образом не присоединяюсь к наиболее серьезным из ваших обвинений и считаю, что справедливое суждение по вопросу о смерти Хелен Фэрли может вынести только суд. Все, что я собираюсь сделать – это рассказать вам некоторые факты, касающиеся моего племянника, которые могут оказаться полезными для вас. Я поступаю так из чувства долга, но с тяжестью на сердце.

Хью сделал нетерпеливое движение. Он понимал, в каком расстройстве находятся чувства старика, но не мог выслушивать длинную вступительную речь.

– Ну хорошо, – деловым тоном начал Вильями. – Вчера вы спрашивали, может ли мой племянник вынашивать в отношении меня мстительные планы. Боюсь, мой ответ будет положительным; сейчас я объясню, какими обстоятельствами это вызвано. Гай – единственный сын, единственный ребенок моего старшего брата Артура, умершего около десяти лет назад. Артур, я и мой младший брат Джон, в котором я по-прежнему нахожу опору и поддержку, всегда были очень близки друг с другом. Думаю, в редкой семье, где есть три брата, существовало такое взаимопонимание, как у нас. У нас был сходный взгляд на вещи – мы имели одинаковые принципы, одинаковые идеалы, одну и ту же веру. Артур был человеком выдающимся во всех отношениях, цельной личностью и истинным христианином. К несчастью, сын стал полной его противоположностью, – Вильями замолчал и взглянул на Квентина. – Кажется, вы вчера говорили, что вам кое-что известно о его прошлом?

– Слухи, не более того, – ответил Квентин. – Говорят, что он был связан с контрабандистами. Утверждают также, что на него нельзя полагаться в финансовых делах.

– Да, да, – Вильями вздохнул. – Но это, увы, далеко не все. Как объяснить вам его духовную суть? – взгляд Вильями скользнул по книжным полкам, словно в поисках вдохновения. – Было бы неверно просто назвать его негодяем. Это не «падшая душа» в обычном смысле слова, развращенная по слабости характера или из-за отсутствия моральных принципов. Скорее это человек с сильным характером, поставивший себе цель найти дьявола и обретший его в своей душе. Он, и в этом я твердо убежден, абсолютно сознательно сделал выбор между добром и злом в пользу последнего.

Некоторое время мысли Вильями блуждали где-то далеко.

– Наверное, главное его несчастье заключается в том, что ему были даны богатые дарования, которые он использовал во вред ближним, – сказал он, прервав молчание. – Он необычайно умен, но пользуется своим умом лишь для обмана и безнаказанного жульничества. Он красив собой и обаятелен, но использует свое обаяние для обольщения и предательства. Его… его сексуальные похождения отвратительны, – на щеках Вильями впервые проступил слабый румянец. – Он бессердечно обошелся с теми несчастными женщинами, которых он соблазнил, а затем бросил на произвол судьбы. Надеюсь, вы не требуете от меня, чтобы я вдавался в детали. Если бы меня попросили описать его одной фразой, то я бы назвал его беспринципным и беспутным мерзавцем. Как мог такой человек выйти из благочестивой христианской семьи с твердыми нравственными устоями, я понять не в силах, но тем не менее это так.

Хью уставился в пол. У него не было причин сомневаться в истинности слов Вильями, но напыщенность тона и непреклонное чувство собственной правоты слегка коробили его.

– Я говорю вам об этом для сведения, проконсультировавшись со своим братом Джоном, – продолжал Вильями. – Вы должны знать причину осложнений, возникших в наших отношениях с племянником. Когда отец Гая умер, мы с братом рассматривали себя в качестве опекунов мальчика. Мы приложили все усилия к тому, чтобы он встал на правильный путь. Мы снова и снова убеждали его, взывали к его совести, но все впустую. Он вел себя высокомерно и дерзко. Он выставлял свою испорченность напоказ и глумился над нашим образом жизни. В конце концов мы с братом были вынуждены сделать шаг, который привел к полному разрыву.

Теперь я должен ненадолго вернуться в прошлое. Поведение Гая в детстве послужило, несомненно, причиной смерти его матери и, вероятно, ускорило смерть моего брата. Вместо того, чтобы быть их благословением, он стал для них несчастьем всей их жизни. Он учился в нескольких школах и везде творил всякие безобразия; в сущности, его детство и юность превратились в беспрерывный отвратительный дебош. Но что самое удивительное – он ни разу не выказывал никаких признаков раскаяния. Несмотря на это, Артур до последней минуты не терял надежды на то, что его сын когда-нибудь исправится. Он вспоминал каявшихся великих грешников и верил, что настанет время, когда Гай отречется от своих заблуждений и поймет пагубность порока. Мой брат был очень обязательным человеком, и когда он узнал, что жить ему осталось недолго, то забеспокоился о судьбе сына. Он считал, что, отрекшись от Гая, он подтолкнет юношу дальше по преступному пути. Он надеялся, что ожидание внушительного наследства на определенных условиях побудит сына изменить свое поведение, и поэтому составил необычное завещание. Он завещал сыну большую часть своего состояния, назначив опекунами меня и моего брата Джона. Гай должен был вступить в права наследования в возрасте тридцати лет, но лишь в том случае, если он, по нашему мнению, окажется достоин этого. Решение выносилось нами сообща в устной форме. В случае несогласия между нами, что, замечу, совершенно невероятно, Гай вступал во владение наследством; в случае смерти одного из нас решение выносил другой.

– Довольно обременительное опекунство, – пробормотал Квентин.

– Разумеется, но Джон и я приняли эти условия из уважения к брату. Гай, конечно же, был ознакомлен с условиями завещания. В течение некоторого времени, казалось, оно возымело на него тот эффект, на который надеялся его отец. Он стал проводить больше времени в нашем обществе; постепенно создалось впечатление, что он собирается обзавестись семьей и зажить порядочной жизнью. Он заинтересовался постройкой и продажей яхт – на наш взгляд, вполне респектабельное и уважаемое занятие. К сожалению, это оказалось лишь фасадом: воля отца заставила его скрыть на время отвратительные черты своего характера. Время от времени мы наводили о нем справки и таким образом узнали, что, имея квартиру, автомобиль и яхту, он позволяет себе роскошь и излишества, невозможные при его небольшом доходе и той работе, которой он якобы занимался. Затем, как вы знаете, ему предъявили обвинение в контрабанде, и хотя впоследствии он был освобожден за недостатком улик, мы с моим братом уже поняли, как нам следует поступить.

Пришло время выносить решение. Мы долго и нелицеприятно советовались друг с другом. В конце концов мы спросили себя, как Артур поступил бы на нашем месте, и последние сомнения были отброшены. В разговоре с Гаем, который я запомню до конца своих дней, я объявил ему, что он лишен наследства, и объяснил, почему мы так решили.

– Вероятно, это был очень неприятный разговор, – заметил Квентин.

Щеки Вильями заметно порозовели.

– Это было чудовищно! Он оскорблял нас в вульгарных и отвратительных выражениях. Он вел себя бесстыдно и вызывающе: его поведение в тот день само по себе могло послужить причиной для нашего отказа. Произошло это в прошлом ноябре, и с тех пор ни я, ни мой брат не виделись с Гаем и ничего не слышали о нем. Боюсь, что он ушел от нас, преисполненный ненависти и с затаенной злобой в сердце. Все случившееся легло на наши души тяжелым бременем.

Вильями откинулся на спинку кресла и вытер мокрый лоб шелковым носовым платком. Судя по всему, он закончил свой рассказ.

– Он не пытался опротестовать ваше решение через суд? – спросил Квентин.

– Нет. Он знал, что это бесполезно.

– Не будет ли с нашей стороны бестактностью спросить, что случилось с деньгами?

– В завещании были предусмотрены различные варианты, мистер Лэтимер. Часть денег была пожертвована на пропаганду Евангелия в слаборазвитых странах, другая часть – на содействие Движению Воздержанности. Это движение всегда было близко сердцу Артура и нам с Джоном.

Хью внимательно изучал свои ногти.

– Мистер Вильями, вы с самого начала заявили, что вопрос о причастности вашего племянника к смерти Хелен Фэрли может решить только суд, – сказал Квентин. – Но из ваших слов я делаю вывод, что у него могло возникнуть желание разорить вас. Можете ли вы поверить в такую возможность?

Вильями медленно наклонил голову.

– С учетом всех фактов и зная характер своего племянника, я должен признать, что такая возможность существует, – сказал он. – Иначе я бы вообще не стал говорить с вами. Полагаю, что он может испытывать от мести такое же удовлетворение, как нормальные люди – от добрых поступков. Мне кажется, уже сама разработка этого плана в деталях доставляла ему удовольствие; такой способ мести был для него наиболее подходящим. Мы много раз обсуждали между собой его обращение с женщинами, и я уверен, что он ощущал позорное стремление к тому, чтобы публично опустить меня до своего морального уровня. В этом плане, если он действительно существовал, определенно есть… не знаю, как выразиться – тайное злорадство, что ли? Это похоже на моего племянника.

Он устало провел рукой по лицу.

– Ну что ж, джентльмены, – полагаю, я выполнил то, что считал своим долгом… – его речь прервал телефонный звонок.

– Просят подойти к телефону мистера Хью Лэтимера, дорогой, – сказала миссис Вильями, появившись в комнате.

Пробормотав извинения, Хью вышел. Он вернулся буквально через несколько секунд, его глаза возбужденно блестели.

– Квент, Цинтия нашла «Ласточку», – сообщил он. – Гай Вильями находится на борту. Яхта зашла в Пай-Ривер сегодня утром и сейчас стоит у причала.

– Ага! – Квентин быстро поднялся на ноги. – Извините, мистер Вильями, наверное, вы понимаете, что нам следует поторопиться.

– Что вы собираетесь делать? – спросил Вильями.

– С учетом того, что вы нам рассказали, сэр, пришло время увидеться с вашим родственником. Может быть, вы хотите присутствовать при разговоре?

– Пожалуй, нет. Для меня это было бы слишком мучительно, а сегодня я и так чувствую себя не лучшим образом… Я провожу вас, джентльмены.

Когда они вышли в сад, Квентин обернулся.

– Мистер Вильями, мы очень признательны вам за откровенность, – сказал он. – Я понимаю, как тяжело вам было говорить обо всем этом.

– Спасибо, – пробормотал Вильями. – До свидания. Он медленно побрел назад в дом, опустив голову.

– Все к лучшему, – сказал Хью, когда они сели в автомобиль. – Но все-таки я очень рад, что мне не придется в будущем обращаться к мистеру Вильями за рекомендациями.