В кухне было жарко, воздух застоялся. Топилась печь. В большом котелке что-то булькало, издавая запах немного пригоревшей еды. Харриет и Бенедикта усадили и предложили им каши, от которой оба вежливо отказались. Из соседней комнаты вышел маленький мальчик. Малыш тащил младенца, подхватив его под голые ручки. Младенец беззубо улыбался. Эмили Ригли забрала младенца у мальчика.

– Садись, Джейми. Пора ужинать.

Мальчик, не проявляя особого восторга, вскарабкался на стул напротив Харриет. Его мать хлопотала у плиты, держа пухлого, с ямочками на щеках младенца в одной руке.

– Значит, вы видели Джейн после убийства, – начал Бенедикт, сняв очки, чтобы протереть запотевшие стекла.

– Она рассказала нам с Юстасом, что случилось, и мы решили, что ей лучше убраться подальше отсюда.

– Я рада, что она в безопасности, – кивнула Харриет.

– Насколько мне известно, она сейчас у своего дядюшки. А Юстас, я думаю, возвращается домой. – Она подошла к столу, совершив своего рода волшебство – удерживая в руках младенца, две миски с кашей и две деревянные ложки.

Эмили поставила миску перед Джейми, и овсянка еще добрых секунд пять угрожающе колыхалась в ней. Мальчик взял ложку и ткнул в подгоревшую массу. Он посмотрел на гостей с таким несчастным и покорным видом, что Харриет пришлось закашляться, скрывая смех.

– Она говорила о вас, – кивнула Эмили в сторону Харриет, ловко запихивая кашу в беззубый рот младенца. – Сказала, что ей очень не хочется уезжать, ни словом вас не предупредив. Она была там, когда все это случилось. Сказала, что этот дрянной конюх, которого она раньше считала человеком, пытался ее задушить. И убил бы, если бы сам не схлопотал пулю в спину.

Харриет с трудом отвела взгляд от мальчика – тот набрал полную ложку каши и перевернул ее. Студенистая масса медленно стекла обратно в миску комковатой серой струей.

– Как она себя чувствует?

– Синяки на шее – не очень приятное зрелище, – и говорит как-то странно. Не волнуйтесь, с ней все будет хорошо. – Малышка у нее на руках доела кашу и глазами, полными слез, смотрела, как мать кладет ложку в пустую миску.

Услышав, что брат отодвигает свою миску, малышка радостно просияла. Она запустила ручку в липкую противную массу и сунула полную пригоршню овсянки в рот, размазав ее по розовым щечкам.

Харриет, глядя на мальчика, поморщилась. Тот пожал плечами.

Бенедикт спросил:

– Она видела, кто стрелял?

Эмили покачала головой, не обращая внимания на то, что ее дочка ест овсянку из тарелки брата.

– Она услышала выстрел, увидела, как парень упал замертво, и побежала не оглядываясь.

– А почему он накинулся на нее? – спросил Бенедикт.

– Он и раньше распускал руки, – отозвалась Харриет. – Я видела синяк у нее на щеке на следующий день после того, как они с Миллисент рассказали мне о дневнике.

– Джейн говорила, что у Хогга вдруг ни с того ни с сего появились деньги, а когда она его спросила откуда, он ответил, что ему кое-кто платит за сведения о леди Дортее. Она подумала, что это он вас тогда напугал, ну, и высказала ему все, пообещала, что расскажет, что он задумал, а он и разъярился.

Харриет посмотрела на Бенедикта.

– Он снабжал шантажиста сведениями о леди Дортее, служа в ее доме, – произнес тот.

По спине Харриет тонкой струйкой потек страх. Скорее всего, именно Хогг стрелял в нее из лука; он беспрепятственно мог заходить в дом, когда леди Дортеа и Латимер отсутствовали. Наверняка именно он выбрал подходящее время, чтобы пробить дырку в полу. Он хотел убить свою хозяйку. Но не довел дело до конца. Его соучастник, человек, нанявший его для своих хитрых дел, сам оказался убийцей. Неужели он тоже живет с леди Крейчли под одной крышей и плетет свою интригу, пока она спит?

Чья-то рука под столом легла на колено Харриет. Она натужно улыбнулась, но, судя по тому, как прищурился Бенедикт, его эта улыбка не обманула.