После этого случая Исаака тянуло к Сулейману. Именно тянуло. Улучив момент, он тут же шел к нему домой, общался с ним, кушал, читал газеты, и пр.

Есть много странности в том, что противнейшие явления имеют почти непреодолимую власть притягательности. Вот сидит человек и обедает и вдруг, где-то, за его спиной, вытошнило собаку. Нусобака блеванула, вырвала, из ее пасти вылилась разноцветная (бордово-коричневая) жидкость.

Человек может дальше есть и не смотреть на эту гадость. Человек, наконец, может перестать есть, и выйти и не смотреть. Он может. Но какая-то нудная тяга, словно соблазн (а уж какой же тут, помилуйте, соблазн) тащит и тащит его голову и обернуться и взглянуть, взглянуть на то, что подернет его дрожью отвращения, и на что он смотреть решительно не желает.

Вот такую-то тягу чувствовал Исаак в отношении к Сулейману. Каждый раз, возвращаясь от Сулеймана, он уверял себя, что больше ноги его там не будет. Но через несколько дней Сулейман звонил, и снова он шел к нему, шел как бы затем, чтобы сладостно бередить свое отвращение.

В тоже время ему понравилась скакать на коне. В душе он был благодарен Сулейману, так как после часа конного спорта у него была необычная эрекция, он писал обильно и мощно, почки перестали болеть.

В доме у Сулеймана (как понял читатель, он же – Соломон), кроме Исаака сидела Кама. Она была замужем. Но муж не работал, был временно безработным, как это говорят сейчас.

Кама работала у Сулеймана на "фирме" и думала, что он еврей, зовут его – Соломон. В чем заключалась функция ее деятельности, она даже не знала сама. Исаак расположился в углу комнаты, рассматривал цветные журналы.

В соседней же комнате Соломон беседовал с Камой.

Кама расселась в кресле, отдыхала, слушая своего "учителя".

Соломон философствовал.

– Ну как ты, Кама?

– Ничего, Соломон (закурив сигарету). Все хорошо.

– Опять муж не работает? Э – эхВы, азербайджанцы, наивные до неприязни.

Ничего не понимаете. Все проходит мимо ушей – Да, ты прав. Куда нам до евреев? Никто не доволен своим состоянием, но всякий доволен своим умом. Скажи, Соломон, как тебе удается быть безжалостным к несчастным, которых ты хладнокровно сбиваешь с пути? Ведь это ж не тараканы, это люди!

– Кама, понимаешь, в моей профессии можно достичь основательной и научно объяснимой жестокости только благодаря принципам, которые совершенно неизвестны людям (С иронией).

– Что значит этот насмешливый тон? Выходит, все дело в принципах? Я хочу, чтобы ты рассказал о них подробно.

Соломон укоризненно – нежно посмотрел на Каму.

– Я не смеюсь. Они взрастают на почве абсолютной беспечности; слишком много внимания уделяем мы своей собственной персоне. Переоцениваем себя.

Надо принижать себя. Человек, это всего на всего движение, не больше-с.

Люди строят из себя почти пророка, слишком уж большое значение уделяют своей персоне. В результате мы упускаем массу выгодных моментов. Более того, мы можем спокойно перерезать горло родному брату, другу, точно так же, как мясник режет барана. Разве мясника тошнит от своего занятия? Да он даже не знает, что это такое. Вот так же с нами обстоят дела.

– Я понимаю, что исполнять закон – твоя профессия. Конечно, понимаю, общее мировоззрение состоит в том, что главное благо всех мужчин, всех без исключения – старых, молодых, студентов, генералов, образованных, необразованных, – состоит в половом общении с привлекательными женщинами, и потому, хотя и притворяются все мужчины, что заняты другими делами, в сущности желают только одного этого. А как ты относишься к тому, чтобы сочетать работу с удовольствиями?

– Положительно отношусь, Кама. Как может быть иначе? Искоренив в себе предрассудки, уже не видим мы в разврате ничего плохого.

– Как? Разве развращать людей ты не считаешь злом?

– Сначала мне ответь, что такое разврат? Если бы разврат и уничтожение живых существ не было одним из фундаментальных законов Природы, тогда б я поверил, что оно унижает эту великую Природу. Но поскольку сама Природа разрушает жизнь, людей, их творения, и сама Природа считает, что разрушение необходимо, и поскольку только благодаря разрушению она созидает и творит, совершенно очевидно, что разрушитель в ладах с Природой.

Если в вашем городе изнасиловали маленькую девочку, значит так нужно Природе. Эта маленькая в самом раннем возрасте должна была ощутить мужской член, так в будущем она пойдет другой дорогой. Будет более мудрой и женственной. Дух силен, а все ж плоть сильнее!

Да, это жестоко. Но тем не менее, это так!

Сегодня в Голландии, Германии, Люксембурге и пр. странах старой Европы открыто употребляют наркотики. Совершенно законно это! Пришел, заплатил, залез в автобус, принял в вену, и ушел.

И что? Это разврат? Нет конечно! Данная легализация предотвращает преступления, на которые пошел бы наркоман без дозы.

А ведь такое в Европе было невозможным 40 лет тому назад.

Однозначно и то, что тот, кто отказывается от разрушения, глубоко оскорбляет ее, так как нет сомнения – только за счет разрушения мы восстанавливаем Природу.

В жизни существуют не только любовь и зло. Есть третье измерение – иная черта морали.

Иначе, зачем бывают столько землетрясений, извержений вулканов, ураганов, смерчей, которые уносят много человеческих жизней?

Люди не должны переживать из-за того, что у них погибли родные. Причем скоропостижно. Так угодно Природе. Нет, конечно, чисто по человечески жаль, это ясно. И все же природа сама решает, кого убить, а кому жизнь сохранить. Предпринять что – либо мы не в силах.

Если убийство – основа творчества Природы, тогда убийца – вернейший ее служитель. И осознав эту истину, мы, палачи, полагаем, что свято выполняем свой долг перед нашей праматерью, которая питается убийством.

Кама – разве хотя бы раз в жизни ты не хотела от души поиздеваться над врагами? Взять их за волосы, полоснуть ножом им лицо, плюнуть им в глаза, опозорить врага перед публикой, ногами пнуть его! Офхорошо! Ведь хотела же, по глазам читаю. Это наша природа, Кама.

Что такое грех? Что? Грех выдуман людьми! У животных нет таких понятий, потому и согрешить они не могут – убивают, едят, спят, дают потомство.

Понятие греха своим пониманием порождает сам человек – своим отношением к поступкам; какие то считает за доблесть, какие то за низость, благонравие, грех.

Нет такого понятия – грех! Все это условно! Поняла?

– Но это же жестоко!

– Но тем не менее верно, Кама. Ученые гораздо лучше меня могли бы доказать это, но результат их рассуждений будет тем же. Все дороги ведут в Карабах Тьфу я хотел сказать в Москву.

– Знаешь, Соломон, ты – философ. Мне этого хватит на месяц. Ты подал мне мысль, которая подобна семенам, брошенные в чернозем. С наслаждением наблюдала я б за конкретным злом, так как ты обладаешь большим опытом в таких делах. Объясни мне всю механику подобного акта.

Я верно поняла, что только порочность помогает тебе победить глупый предрассудок? Только что ты убедительно показал, что убийство скорее служит Природе, нежели оскорбляет ее

– Что же ты хочешь знать, Кама?

– Правда ли, как я слышала, что ты, способен на любую гадость, вплоть до культурного геноцида? Ты можешь ломать расу, портить кровь, мутить национальное происхождение, губить личность. И получить от него удовольствие, только думая о нем как о предмете распутства?

Ведь это все серьезные дела! И все это совершать припеваючи, умеючи, играючи- просто блеск. И еще мне интересно: верно ли, что во время подлых поступков, поднимается твой член?

– Нет никакого сомнения, Кама, что похоть и разврат приводят к мысли об убийстве, культурном убийстве, не в прямом смысле этого слова. И ясно, что видавший виды человек должен сделать то, что идиотам угодно называть преступлением: мы ввергаем жертву в необыкновенный трепет, выводим ее из равновесия.

В наших нервах его отголоски служат для нас самым мощным стимулом; какой только можно себе представить, и вся затраченная до этого энергия вновь вливается в наше тело одновременно с агонией жертвы.

Когда ты знаешь, что твой враг боится тебя, падает в обморок при одном твоем виде, то будь ты хоть трижды пророк, все равно будешь стремится к своей жертве. Захочешь его повидать, заигрывать с ним, показать себя, и в конце концов, обидеть эту жертву еще раз. Или же уничтожить. Это Природа, это не ты – это Природа!

В Азербайджане коррупция возбуждает мужчин. Любая взятка поднимает гордость азербайджанскому мужику. Сладострастно получает он незаконные деньги, часть отдает наверх, остальное приносит домой, а ночью, а ночьюуже по другому, уже по особому трахает свою жену. Это и есть преступление, связанное с природой. Они взаимосвязаны. Не будь взяток, не было бы эрекции. Это необходимое оправдание коррупции.

Вообще убийство, разврат, или разрушение – это божий закон, это необратимый процесс Природы. Его считают одним из самых надежных двигателей разврата и самым, кстати, приятным.

Доказательством служит исключительное спокойствие, с каким азербайджанские чиновники занимаются коррупций. Конечно, они испытывают какое-то волнение, и даже страсть. Это говорит о том, что есть разные виды разврата: и сексуальные, и общественные, и многое другое. Они грабят друг у друга, воруют у людей. Лучше они бы украли сердце, которого у них нет. Жаль, что никто не дает сердца вместо взяток.

– Все, что ты сказал, вполне справедливо, Соломон. Но я полагаю, что в интересах самого уничтожения желательно, чтобы исполнитель вдохновлялся только похотью, секс желаньем, так как похоть никогда не влечет за собой угрызений совести.

– Да! Верно! И даже такое воспоминание доставляет радость, между тем как в других случаях, как только пыл спадет, тут же появляются сожаления, особенно если человек не отличается философским умом, и на мой взгляд, уничтожать стоит только во время распутства.

В принципе, совершать подлость можно по любой причине, лишь бы при этом присутствовала эрекция как надежный щит от последующих угрызений совести.

– Значит, по-твоему, честолюбие, жестокость, алчность, месть приводят к тому же результату, что и похоть?

– Да, я уверен, все эти страсти вызывают эрекцию, и любой тонко чувствующий и высокоорганизованный человек придет от любой из них в возбуждение, не меньшее, чем от похоти. Проделывал я это в России, в арабских странах. Где угодно.

И сейчас я убеждаюсь в этом здесь, в Баку. Вслед за мыслью о любом преступлении, вдохновленном любой страстью, я чувствовал, как по моим жилам разливается жар кайфа: обман, коварство, ложь, подлость, жестокость и даже обжорство, всегда вызывают во мне подобное чувство.

Словом, не существует порока, который не мог бы не разжечь во мне похоти, или, если угодно, огонь похоти в любой момент может разжечь в моем сердце все пороки на свете, которые будут полыхать священным огнем: все средства для нас, для людей, хороши. Вот такие у меня принципы, дорогая моя. Если они тебя не устраивают, у меня есть другие.

– Мне по душе твоя откровенность: она раскрывает твой характер. После всего, что я узнала, я была бы неприятно удивлена, если бы ты не испытывал похоти при исполнении своих подпольных обязанностей, ведь ты от этого кайфуешь, и это недоступно для твоих собратьев по профессии, которые живут иначе.

– Должен признать, Кама, что ты очень хорошо поняла мою душу. Теперь займемся делом. Пусть Исаак побудет пока один.

– Ах ты, чудовище – улыбнулась Кама, взяв в руку его член, начала энергично массировать и поднимать его, – ведь ты же тайный распутник!

– Конечно. У меня всегда двенадцать часов. Не то, что у твоего мужа, пол шестого (улыбается).

– Нахал (продолжая мастурбировать член). Что мне ты в душу лезешь?

Присев на колени, Кама припала к его пупку, послушно взяла в рот его член.

Пошел минет. Она старалась делать минет как можно более рьяно.

– ОйКамочка. Твои соски: волнующая связь двух точек и моего сознанья.

Только осторожно, все мозги мне высечешь, и праздник быстро кончиться.

Кама освободила ротик, облизала свои губы, встряхнула волосы, рассыпались на плечи локоны. Посмотрела она на Соломона.

– Ты великий демон человеческой породы! Видимо, когда-то кто-то перепутал силу духа и силу плоти. Обожаю я тебя и жду от тебя неслыханных наслаждений; давай, давай, злодей, терзай, терзай меня

Какой у тебя член! ООО!!!

– А что, у мужа меньше, чем у меня? -Э-э! Хватит! Какой у тя волосатый пупок! Неужели верно, что у всех евреев член огромный?

– Да!

– Как интересно! Хорошо бы было, если бы мудрость имела свойство перетекать, как сперма, и я наполнила бы ею свое тело. Если и с мудростью дело обстоит так же, очень высоко я ценю соседство с тобой: думаю, что ты до краев наполнишь меня великолепной мудростью. Ведь моя мудрость какая-то ненадежная, хрупкая, она на сон похожа, а твоя блистательна и приносит успех.

– А я щас научу тебя мудрости. Щас увидишь.

Соломон уложил Каму на спину, и начал стягивать вниз ее шикарные трусики, которые представляли собой две миниатюрные полоски – поперечные и продольные. Он держал ее талию в руках, спустил с нее обе лямки лифчика, чуть приподнял ее, и Кама заволновалась.

Она стала ахать, трепетать, и губы Соломона нашли плотный как вишня сосок, и не в силах были с ним расстаться. Он менял соски, исследуя языком то правый, то левый, то хотел свести их вместе, чтоб почувствовать во рту сразу две вишни. Ему это удалось, и он услышал ее глубокий вздох, после чего он ей раздвинул ноги.

Примерился взглядом, и подвел свой член к ее гладко выбритой куночке, головка члена коснулась ее клитора, и с большой силой вошел в нее.

Постанывая, она ерзала под ним, закинув ноги ему на спину. Ощущение ее бедер сводил его с ума. Продолжая фрикции, он между тем успел включить магнитофон. Он как бы все подготовил заранее.

Послышалась музыка Эдварда Грига. Потом резко музыка оборвалась, и кто-то (а кто, Кама так и не узнала) стал говорить хриплым голосом: ''Как греки классически обосновали философию, а римляне – право, так евреи классически обосновали религию, которую мы преемственно приняли от них в наследство для поклонения и дальнейшего употребления''.

Кама, услышав это, взглянула снизу в глаза Соломону, потом опять начала стонать, чувствуя оргазм. Запись на ленте продолжала свое дело: _"слова раввинов суть слова Бога живого. Маймонид подтверждает словами это:

«Страх перед раввином есть Божий страх», и заявляет рабби Раши: «Если заявляет тебе раввин, что твоя правая рука есть левая, а левая правая, надо придавать его словам веру. _Офффф ''.

Кама стонет заново, охает, но слушает внимательно. Эти слова уже действуют на нее по другому.

Неугомонно втыкал Соломон ей своей погремушкой, и магнитофонный голос шептал как змея: _"евреи более приятны Богу, нежели ангелы, так что дающий пощечину еврею совершает столь же тяжкое преступление, как если бы он дал пощечину Божьему Величию''._ Постельная проповедь продолжалась еще минут десять.

Через минут 30 Соломон с Камой вышли из комнаты. Соломон, сказав ей – "прав Дон Жуан, который столько дев освободил от тягостного девства', дал ей две стодолларовые купюры.

Она быстренько положила их в сумочку. Поправила прическу, на ходу обсыпала пудрой свое лицо.

Через час она с улыбкой вошла к себе домой. На диване сидел ее муж, читал газету "Эхо". Радостно подпрыгивая, забежала она в комнату.

Улыбнулась ему так искренне, что Айдын (так звали мужа) не мог на это не отозваться.

– Айдынчик, я попала вперед на 200 баксов. Так что я тебе костюм куплю. Хочешь, пойдем, прогуляемся?

У Айдынчика засверкали глаза. Он поцеловал жену, посмотрел ей в глаза (чуть отстранив от себя), сказав при этом следующее:

– Любимая, как просто думать о тебе: ведь я ж не знаю, где твое начало и где кончаюсь я. ''Чтобы склонить мужчину к измене, достаточно выйти за него замуж.

Отчаявшись изменить мужа, изменяют мужу'' – подумала Кама.

В тот день они гуляли долго, до самого утра. Кама с ненавистью смотрела на прохожих, твердя одно и тоже: "Какая у нас больная страна. Как жаль что не еврейка я – в Америку хочу!'' На следующий день она своему супругу купила костюм, и в придачу Талмуд.