Командир «Тайфуна» стоял в рубке, как будто шёл не в бой, а на прогулку. А волноваться командиру была полная причина.

Море, полчаса тому назад спокойное, вдруг нахмурилось, потемнело, начало ворчливо вздыхать, разгоняя крутые волны и злобно ударяя ими о катер.

Это бы пустяки! Кто в море не бывал, тот и горя не видал. Хуже оказалось другое: вместе с вечером на море опускался сырой туман. Он закрывал всё кругом. «Тайфун» мчался теперь, как в дыму.

Если туман ляжет ещё плотней, диверсанты укроются в нём, как рыбы в воде. Если они услышат шум моторов «Тайфуна» и высадятся не в том месте, куда спешили пограничники, дело будет совсем амба, как говорят моряки.

А слово «амба» — это значит: конец.

В кубриках никого не осталось. Пограничники зорко следили за туманным морем, отмахиваясь от дождя и солёных брызг.

«Тайфун» шёл, словно танк по холмам, то взлетая на гребень гудящей волны, то проваливаясь в яму.

Егорка переносил качку не хуже старого моряка.

Живчик скормил медвежонку все конфеты командира и теперь, занятый наблюдением за морем, рассеянно совал в пасть Егорке пальцы.

Медвежонок злился. Чем яростнее становилась качка, тем яростнее разгорался у Егорки и аппетит. Живчик сбегал в кубрик, принёс кусок белого хлеба, посыпанный сахаром, оттащил медвежонка к своему орудию и, накрыв его брезентом, сунул под брезент хлеб…

«Тайфун» мчался вперёд, моторы его бесперебойно гудели. От ветра у пограничников покраснели глаза, от солёных брызг запеклись губы. В голове шумело от усталости.

Никого. Море и туман. Туман и море. Уходило время. Уходил враг…

Егорке скоро надоело лежать под брезентом. К тому же от вкусного белого хлеба осталась одна корка.

Медвежонок выполз из-под брезента и опять принялся приставать к Живчику. Живчик нетерпеливо оттолкнул медвежонка. Тогда Егорка стал возиться С коркой хлеба.

Он то прижимал её к палубе, словно корка была живая и норовила спрыгнуть за борт, то, рявкнув, ложился на спину и с торжеством поднимал корку на всех четырёх лапах, как гиревик.

Вдруг катер резко лёг на борт. Живчик еле успел поймать Егорку за заднюю лапу. Пришлось, бы медвежонку опять поплавать в открытом море, да теперь не скоро бы его выловили моряки!

На секунду взглянув, куда упала корка, Живчик вдруг сорвал с борта спасательный круг и кинул его в море.

Юрков вытаращил на Живчика глаза, но тот уже исчез в рубке командира.

Сейчас же «Тайфун» дал задний ход и остановился.

— Вот она! — крикнул Живчик командиру.

— Достать! — приказал командир.

«Тайфун» качался на волнах. Товарищи придержали Живчика за пояс, а он, нагнувшись за борт, старался что-то выловить из моря.

Волны, разбиваясь о борт, шлёпали Живчика по лицу, закатывались ему за шиворот, сорвали зюйдвестку. Но Живчик словчился и, мокрый с головы до ног, протянул своему командиру размокшую папиросную коробку.

Командир внимательно стал рассматривать эту коробку. Её бросили в воду совсем недавно: она только что начала размокать. Ясно было и то, что папиросы изготовлялись не на советской фабрике и курили их не советские люди.

— Они недалеко от нас, — сказал командир краснофлотцам и почесал левую бровь. — К бою приготовиться…