Бывший охранник Николаевского филиала «АКТИВ-банка» Топотун – в миру Тимофеев Иван Ильич – сидел в занюханной кафешке «Серебряная рыбка» на улице Дзержинского и тупо набирался алкоголем. Он не пил почти десять лет, потому водка его поначалу не брала. Бутылка подходила к концу, а он ни в одном глазу. В полутёмном зале было накурено и людно. Компания парней за соседним столом шумно отмечала День защитника отечества.
Защитники, твою мать… Дети игровых приставок. Тяжелее собственного члена в руках ничего не держали. Чмо, мусор человеческий. Иван потрогал левую сторону головы. Большой ватный пластырь цеплялся за воротник меховой куртки. В больнице аккуратно отстригли лохмотья простреленного уха, оставшиеся на левой стороне черепа.
Молодые парни сдвинули столы, к ним подсели две смазливые девчонки. Сквозь дым и гам доносились обрывки военной географии: Гудермес, Шали, Бамут… блокпост… Топотун поднял глаза на пьяных соседей. Самому старшему лет двадцать пять.Бойцы вспоминают минувшие дни. Чужая война… чужое отечество. Своё отечество давно пропили… Разворовали, суки, всё.
Водка начала действовать. Вслед за теплом накатило раздражение, которое копилось в последнее время. Отлаженная жизнь полетела под откос. Сначала мыл сортиры, затем отобрали надбавку, потом вовсе выгнали, да ещё и ухо отстрелили. Сейчас без работы, накопленное утекает сквозь пальцы. Топотун заказал ещё сто граммов и выпил махом.
Пьяный спор за соседним столом обострял неприятие происходящего. Три парня, перебивая друг друга, рисовались перед девчонками.
- … У чечен БМД никогда не было. Они к нашемубатальонному несколько раз подкатывались, купить хотели. Он не дал…
- … Да были у них грузинские легкие, а наши только потом с бэтээрами подтянулись. В Аргунском ущелье они их в капониры зарывали
… Суки! Достали!
- Эй, вояки-ссыкуны! – бывший охранник грохнул стаканом по столу. – Орать нельзя потише? Защитнички, мать вашу! Не одни здесь! В зале замолчали. Головы повернулись в сторону Топотуна, на дальних столах тоже затихли. - Базар умерьте, салабоны. Раскудахтались… ещё тут спойте про Афган, ветераны хреновы…
Стало совсем тихо. Затем поднялся осторожный гул.
- Дядя, ты чё, с дуба рухнул? – высокий парень в распахнутой куртке вальяжно откинулся на стуле. – Контузило на ухо? Сейчас второе оторвём, убавим громкость…
Сильная рука удержала Топотуна на стуле. Иван резко обернулся, чтобы ударить наглеца. За спиной стояла инвалидная коляска, в которой сидел его одноклассник Вова Рыбаченко.
- Остынь, Ваня, зачем детей дразнишь? – инвалид-афганец повернулся к пьяной компании. – Лёша и Дима, домой – завтра тренировка. Забыли? Максим, давай сюда… – Вальяжный парень в куртке покорно подошёл. – Сходи в гараж, возьми в бардачке флягу. Сейчас, Иван, презентую тебе мой эксклюзивный напиток.
Все поименованные быстро испарились.
- Кто это, Вова? Твои бойцы? – обернулся Топотун к другу.
- Нет, Ваня, скорее – подопечные. Шалопаи местные. Приглядываю тут за ними понемногу. Как ты?
Вернулся из гаража Максим. Эксклюзивный напиток оказался медицинским спиртом – «девяносто шесть процентов чистой радости». Развели апельсиновымсоком и просидели в кафешке до закрытия. Рыбаченко пил мало, больше слушал. Топотуна развезло, он поначалу невнятно говорил о жизненных перипетиях. Затем вошёл во вкус и нарисовал складную картинку своего бытия.
Здесь было всё: банда автомобильных угонщиков, десять лет лагеря в Сыктывкаре, недолгая работа электриком на Черноморской верфи, мытарства в челночных поездках, поборы таможенников, бандиты на дорогах, долги-проценты, продажа квартиры и развод с женой. Затем два года бомжевания, летняя работа на корейском луке и, наконец, сытная банковская охрана.
- За что уволили, Иван? – Рыбаченко плеснул из фляги остатки спирта.
- Тут, Володя, в двух словах не расскажешь.
- Расскажи в трёх.
- В трёх можно. Началось всё с появлением одного штымпа…
- Какого?
- Ну, охранника… стажёром мне привесили. На смене конфликт вышел. В общем, дал я пацану в дыню. Потом он меня из-за угла огрел. А у этого Сурка, оказывается, начальник наш – давний знакомый. Пацана на другую тему, а меня опустили в уборщики. Затем пошло-поехало: знаешь, как бывает, раз залетел – потом никакого доверия.
- А что у тебя с ухом?
- Отстрелили.
- …?
- Не хочу говорить, - Топотун поморщился.
- Ну, не хочешь – так не хочешь. Тебе виднее, – Рыбаченко огляделся по сторонам.
«Серебряная рыбка» опустела. Барменша нарочито громко звенела в мойке бокалами.
- Как Сурка зовут? Не Вадик, случайно?
- Да, - поднял брови Топотун, - знаешь?
- Немного. Николаев – город маленький. Это другМаксима, который нам за спиртом бегал. Ладно, пора двигать. Девочки, - кивнул в сторону бара, - нервничают. Проводишь меня до подъезда? Мне самому на наши сраные эвересты не взобраться.
Рыбаченко легко выкатился через высокий порог на улицу и улыбнулся приятелю.
- Давай я тебя на работу устрою.
- Куда?
- На Черноморскую верфь. Мне вчера товарищ звонил, нужен электрик в охрану.
- А там есть что охранять?
***
- Что за вонь? – Топотун прикрыл нос платком.
- Туалеты не работают, воду отключили, – кадровичка в валенках и чёрной фуфайке вела его по длинным коридорам заводоуправления.
Обшарпанные стены, пятна плесени на потолке, вздувшаяся от грибка зелёная краска панелей. Подранный линолеум дыбится грязными лоскутами у плинтусов. Разбитые стёкла лестничных проемов довершают картину тотальной разрухи.
- Вот сюда, направо, по переходу и прямо в железную дверь. Там скажут, куда дальше.
Ё-моё, во что завод превратили! Топотун сунул платок в карман и огляделся. На лестничной площадке из разбитого окна задувало утренним снегом, прошлогодние листья серой кучей темнели в углу коридора. Когда я уволился? В девяносто первом? Мне десятку дали за старый «жигуль», а тут целый город разворовали.
Он постучал в железную дверь полуподвального помещения.
- Не заперто, - откликнулся хриплый голос.
В тёмной комнате горела тусклая лампа, три человека в грязных робах сидели на тарных ящиках и шлёпали засаленными картами по деревянной доске, которую приспособили на крышкетрансформаторного щита.
- Мне нужен начальник охраны… Никто не повернул головы.
- Бабачка!
- Малява…
- Ну и что, ход с моей руки, мне и писать.
Какая «малява»? «Молодка!»... бурильщики хреновы, - поморщился Топотун.
- Мужики, мне нужен начальник охраны…
- Всем нужен… как мужу ужин, – худой парень повернул небритое лицо. – В отпуске начальник, на Канарах жопу греет.
- Хорош, Куток, базлать! – оборвал лысого пожилой игрок в телогрейке. – Ты кто?
- Электрик.
- А-а, да, обещали. Иди, чувак, на третий этаж, там направо. В каморе сидит мужичок с ноготок. Это и есть начальник. Зовут его… у меня опять малява, я пишу… зовут его Василий Антонович Домогар. Он тут охраняет всё. И нас тоже… Чтоб не украли…
***
«Мужичок с ноготок», действительно, оказался лысым маленьким человечком с крепким рукопожатием. Небольшой кабинет был заполнен до потолка древними папками с тканевыми завязками.
- Присаживайтесь.
Топотун удивлённо пропутешествовал глазами к потолку.
- Да-да, кладбище рабочих судеб. Личные дела с семьдесят девятого, а в соседнем зале - с сорок шестого. Все, кто у нас числился, похоронены здесь. - Начальник караульной смены водрузил на нос большие роговые очки. - Бумаги ваши, Иван Ильич, из кадров принесли. Ну, вы там везде расписались? Техника безопасности, поведение на маршруте, устав?
- Вроде…
- Сейчас позову Краснокутского, - поднял трубку, - он покажет ваши объекты.
Вошёл тот самый парень, которого за картами назвали Кутком.
- Антоныч, случилось шо?
- Ну, во-первых, здравствуй, Краснокутский…
- А мы не виделись?
- Во-вторых, проведёшь нашего нового электрика, Ивана Ильича Тимофеева, по маршруту. Всё покажешь и объяснишь…
- Не вопрос. Пошли, дядя, на экскурсию, - взял за локоть. - Ничего не скрою.
- Ключи передай ему от… - захлопнувшаяся дверь оборвала фразу.
Прошли через тёмный коридор в сторону ворот, свернули направо. Миновали заброшенный скверик с мёртвым фонтаном, бывшую Аллею славы и Мемориальную площадь. По узкой тропинке, мимо разрушенных складов, нескоро вышли к причальной стенке. У дальнего края на деревянном ящике сидел невзрачный мужичок, в ватных штанах и защитной куртке, с удочкой в руке. Рядом стояло ещё несколько закидушек. На голове у рыбака сидела оранжевая каска, надетая на зимний подшлемник.
- Слушай, как там тебя, мужик? – Куток обернулся к Тимофееву. - Я тебя передам Максимычу, он всё покажет. Мне, понимаешь, в буру попёрло, боюсь фарт упустить. А ты потом заглянешь, мы там на месте дорешаем…
- Клюёт? – Куток заглянул в маленький бидончик. – Не густо сегодня у тебя.
- Рано ещё, бычок недели через две проснётся, – мягко обронил мужик. – Я так, балуюсь… на всякий случай…
- Максимыч, знакомься. Это наш новый электрик, э-э… забыл, как его. Сменный сказал, чтоб ты на маршруте показал ему все объекты.
- Прям сейчас?
- Сейчас, конечно. А я пока у себя побуду. Зайдёшь потом к нам за ключами, мужик.
Рыбак неторопливо смотал удочки. Топотун огляделся по сторонам. В восемьдесят девятом здесь было людно, как на Красной площади. Сновал народ, машины, погрузчики, итээровцы с бумагами, пэтэушники-практиканты. Работали в три смены. У причальных стенок – по четыре-пять корпусов. Каптёрок на палубах ставили больше, чем строят домов в Николаеве. Где всё это теперь? Мёртвый город…
- Пойдём, товарищ, по кругу. Маршрут долгий, давай знакомиться. Меня зовут Василий, Максимович по батюшке. Слесарю и плотничаю здесь, на пенсии, при охране.
- Иван Ильич.
- Ты как сюда?
- По блату…
- Ух ты!
- Друзья пристроили. Я, Василий Максимович, уже работал тут, лет двадцать назад. Потом, когда всё тормозиться стало, уволился.
По левую сторону остался разрушенный первый стапель. За ним чернели старые кварталы инструментальных цехов и литейки. По дороге обошли закопанные швеллера, похожие на противотанковые ежи, громадные терриконы мусора и незамерзающие озёра мазута.
- Вот, Иван Ильич, подстанция, – вышли к строению, огороженному ржавой рабицей, – мы сюда заходить не будем. Это хозяйство главного электрика. Метров триста, вон там – распределительный щит на пожарную сигнализацию и прожектора первого стапеля. Туда тоже можно не идти. Стапеля нет и освещать нечего.
- Подожди, Василий Максимович, – Топотун посмотрел в сторону склада, на стене которого был прикреплен рекламный баннер,– дай осмотрюсь. Точно фашисты при отступлении взорвали.
- Как же – фашисты! Они только стапеля уничтожили,Топотун 125 а до старых цехов добраться не успели. Я на заводе с сорок шестого и помню ещё фэзэушником, как немцы всё восстанавливали. Быстро, надо сказать, отстроили. И качественно. Сейчас-то всё гораздо хуже. Литейка разрушена, в инструменталке ни одного целого станка. Металл в девяностые отсюда вагонами вывозили, а браты Чебыкины – так те вообще всё добили. Тут, по большому счету, и восстанавливать уже нечего.
- Как нечего? - Топотун кивнул в сторону финского крана. - А нулевой стапель?
- Миф, легенда. Там такая же разруха. Электроника раскрадена, больше половины моторов нет. Да и все забыли уже, что такое крупнотоннажные проекты. Пошли, товарищ, дальше.
Сколько было «танцев» с этими финскими кранами! - вспомнил Топотун. – Легенды ходили. Крановщиков отправляли за бугор на полгода учиться. Кабина в кране – квартира. Кондиционеры, холодильник, пепси-колы-фанты-шманты… Все завидовали. А набор портативных раций, которые поначалу разобрали управленцы – переговариваться через стенки кабинетов? Сам главный инженер закатил скандал, чтобы вернуть их. Э-эх, время интересное… Всё в прошлом.
- …Завод – как человек, со своим сердечным ритмом, – гнул своё Максимыч. – Гудок – первая смена, гудок – вторая, гудок – третья. Раз в месяц – спуск, раз в квартал – премия, раз в год – тринадцатая. Швартовые, ходовые, сдача. Спуск корабля – общий городской праздник, народ гуляет. С детьми-жёнами на завод приходят. Утром опять гудок – и все на рабочих номерах. А-а, - повёл рукой, - ничего этого давно нет. Двадцать семь тысяч разогнали одним махом!
Прошли ещё метров сто.
- Ну вот, - Максимыч остановился возле железной будки, - этот щит – на освещение периметра и пожарную сигнализацию, а вон там, рядом с бывшиммебельным, такой же идёт на заводоуправление и бывший учебный комбинат. Ну, всё… остальное по мелочам, тебе после расскажут. Идём, нужно каптерку закрыть, инструмент растащат…
Всё здесь бывшее: и мебельный цех, и учебный комбинат, и сама верфь. Топотун повернул в сторону заводоуправления. Он шёл мимо складов с названиями коммерческих фирм. Наверное, арендаторы. Хорошие подъезды, охрана – всё удобно. Новый бизнес менеджеров… Хотел срезать путь через открытую площадку, на которой когда-то складировали металл. Территория оказалась завалена ржавыми железными бочками. Возле подножия козлового крана увидел трёх человек, возившихся с каким-то предметом на рельсе.
- Иван Ильич, давай сюда, поможешь.
Топотун приблизился. Возле мотора с гаечными ключами стояли уже знакомые игроки в карты. Куток пошевелил ногой тяжелую станину.
- Помоги загрузить в тележку.
На деревянных салазках вчетвером затащили тяжелый двигатель.
- В ремонт? – поинтересовался Топотун.
- В вечный ремонт, – Куток вытер нос рукавицей. – Заживёт новой жизнью. А нашим детишкам будет на молочишко. Ты здесь постой, не отсвечивай. Через полчаса будем.
Вернулись раньше.
- Вот, Иван Ильич, - Куток сунул сто гривен, - тебе за ратные труды. Пойдём, отметим новую должность. Вольёшься в коллектив.