— Доброе утро! — голос капитана звучал бодро и необычайно радостно.

— Который час? — я постаралась, чтобы и мой голос соответствовал атмосфере утра нового дня.

— Девять двадцать. Вы уже проснулись?

— Я давно на ногах, капитан!

— Отлично. Что скажете об охране, которую я к вам приставил?

Я выглянула в окно. Напротив дома стоял молодой мужчина в штатском и курил.

— Не знаю, кто его прислал, — хорошие или плохие — но смотрится он неплохо.

— Я рад, что вы довольны. А сейчас попытайтесь сосредоточиться. Что, по-вашему, делал ваш друг на месте убийства?

— Какой друг?

— Идан.

Бум! Сердце рвануло бомбой. Душка?!

— Не знаю…

— И все-таки, Габи. Какого черта делал этот человек в дедушкином дворе?

— Понятия не имею, Шамир, — я осеклась.

Он ждал с терпением рыбака, уверенного, что рыба, плавающая рядом с его удочкой, вот-вот попадется на крючок.

— Собственно, может быть…

— Собственно, — помог мне Шамир, — вы хотите рассказать мне, что он был знаком с Топазом, так? Видите — я знаю.

— Так что же он там делал?

— Он сказал, что они договорились встретиться во дворе вашего дедушки. Вам это кажется нормальным?

— Где он?

— Мы вызвали его на допрос. Но это еще не всё.

— Что еще?

— Юда Магнук застрелен из ружья.

— Ну и что?

— А то, что, судя по нашим спискам, у вашего дедушки есть ружье.

— Дедушка всё время был со мной. Как он мог стрелять в Топаза-Магнука?

— Я пока только проверяю. Это был «Моссберг 590» — неплохое ружье, Габриэла.

Еще бы! Старый «Моссберг» Макса.

— Этому ружью семьдесят лет, капитан. И на него есть совершенно законное разрешение.

— …и из него совершенно незаконно совершено убийство.

— Может быть, его у дедушки стащили?

— Где он его хранит?

— А что?

— Криминалисты хотят проверить оружие господина Райхенштейна — вот что!

— Под кроватью. Он всегда говорил, что может заснуть, только если под кроватью лежит ружье.

— Но почему, Габи?

— Потому что дедушка уверен, что все эти дела с Бин Ладеном затеяны только для того, чтобы украсть у него алмазный порошок.

В трубке послышался короткий смешок Шамира. Хоть от этой проблемы я его избавила.

— Запишите, пожалуйста: дедушка весь вечер был со мной. И, если не ошибаюсь, когда прозвучали выстрелы, вы тоже были с нами, господин капитан!

Глухо хмыкнув, Шамир отключился.

* * *

Дедушка спал в комнате для гостей. Его красивое лицо было спокойным и безмятежным. Я тихо вышла из дому и спустилась к тетиной квартире. Постучала. Услышала приближающиеся шаги и ее визгливое сопрано, провозглашающее: «Тебе нужно поторопиться, если хочешь, чтобы…». Она открыла дверь с телефоном в руке и улыбнулась мне медовой улыбкой.

— Так вот, — сказала она в трубку мягким голосом, совершенно не похожим на тот, которым говорила минуту назад, — как мы и договаривались, твой урок послезавтра в пять часов, — и отключилась.

— Какой урок? — спросила я.

— Сольфеджио. Этот мальчик — прекрасный ученик!

— Как его зовут? Алексей Лев?

Она даже глазом не моргнула.

— Габиле, доброе утро, девочка, — сказала она с кислой улыбкой. — Родителей здесь нет. Папа повез маму в больницу. Ты же знаешь, что у нее сегодня начинается новый курс лечения.

— Знаю. Кстати, где ты была сегодня ночью?

— Я? — растерялась она, но тут же взяла себя в руки. — Извини, дорогая, но я же не спрашиваю тебя, где ты проводишь ночи!

— Это не совсем так.

— Вот и у меня есть свои дела, не только у тебя! — она таинственно усмехнулась.

Интересно, что она от меня скрывает?

— Свои дела оставь при себе. Но кое-что нам с тобой нужно обсудить.

Она изумленно на меня посмотрела.

— Можно войти?

— Конечно, конечно! — преувеличенно широким жестом она пригласила меня пройти в гостиную.

— Это касается Мики Топаза, — осторожно сказала я.

— Что с ним? — ее голос дрогнул.

— Выстрелы в дедушкином дворе, о которых нам вчера сообщили, помнишь? Оказывается, он был в этом замешан.

— Что это значит? — она пронзила меня взглядом.

— Это значит, что кто-то в него стрелял. Он мертв.

Она молчала. Я погладила ее веснушчатую руку. Она откинула голову назад, будто пытаясь оценить расстояние, с которого сможет проверить правдивость моих слов.

— Я полагаю, что Шамир придет поговорить с тобой…

— Пусть приходит.

— Ты знала, что он выдает себя за другого? Его фамилия не Топаз, а…

— Юда Магнук, — равнодушно произнесла Рут. — Частный сыщик. Не бог весть, какой сыщик, — немного проходимец, немного мошенник, да простит меня покойник, но это правда. Пусть земля ему будет пухом.

— Ты наняла его?!

— Нет. Его наняла Сара Курт. Она сказала мне, что представляет собирателя картин, который хочет купить всю коллекцию моего отца и готов уплатить сотни тысяч долларов. Я не поверила, что кто-то готов платить такие деньги за эту замшелую коллекцию, но она говорила совершенно серьезно.

— Что она от тебя хотела?

— Она понимала, что Макс не захочет продавать, поэтому им нужна моя помощь. Чтобы я поговорила с Максом и ввела Магнука в его дом, и чтобы мы вместе попытались составить опись коллекции. Я сказала, что отец ни за что не согласится. Мы условились немного подумать и поговорить об этом через несколько дней.

— А что сказал дедушка?

— Потерпи. Через два дня сюда пришел Магнук, на этот раз один, и предложил что-то более интересное. Сара не говорила, о каких суммах идет речь, а Магнук сказал…

— Так ты всё время знала, что Топаз не Топаз, а наемный сыщик?

Она закрыла глаза, и ее ресницы затрепетали. Можно подумать, будто я только что догадалась, что передо мной сама Мата Хари!

— Да. Знала. И знала также, что Макс ни за что в жизни не согласится разговаривать со мной о коллекции, зато тебе он не откажет. Я решила, что ты, его любимица, станешь ключом к замку, который Макс навесил на деньги семьи.

Не думала я, что наша молодящаяся красотка окажется такой хитроумной.

— Почему ты мне ничего не сказала? И для чего вы придумали ему вымышленный образ? Думали, что маска музееведа заставит меня отнестись к нему благосклонно?

— Это была его идея. Я рассказала ему о тебе, он проанализировал ситуацию и решил, что если предстанет перед тобой в образе аристократа, интеллектуала и предложит феминистскую идею о еврейских женщинах, это убедит тебя помочь нам получить коллекцию.

— Дурацкая идея!

— Может быть. Но вернемся к нашим делам. Магнук догадался, что Сару Курт интересует не вся дедушкина коллекция, а только одна единственная картина, цена которой значительно превышает сотни тысяч долларов. Он узнал, что Сара работала на русского музейщика по фамилии Селебринский, который в свою очередь работал на кого-то гораздо более крутого. Европейского миллионера. Он сразу же связался с ним, предложил сотрудничество, и Магнук с Селебринским разработали новый план, а Сару вывели из игры.

— Вывели напрочь!

— Не поняла…

— «Вывести из игры» — это эвфемизм для того, что вы с ней сделали?

Тетино лицо приняло выражение дальней родственницы, скорбящей о незнакомом ей кузене.

— У меня был другой план. Я не знала, что это окончится убийством… — Она говорила совершенно спокойно с тонкой улыбочкой на лице. — И не забывай — эта Курт была мошенница та еще! Она хотела — нет, ты только послушай, какая наглость! — семьдесят процентов выручки за продажу картины. Магнук решил, что это безобразие. Он был прав, не так ли?

— Безобразие, что ты собиралась ограбить своего отца, — сказала я так хладнокровно, что даже сама удивилась.

— Не кажется ли тебе, что настало время и мне получить немного из того, что у нас есть? Мой отец сидит на всем этом имуществе, как орел, охраняющий свои яйца. Упертый, как семь мулов! Ты только посмотри на меня! При всех тех деньгах, которыми он владеет, я в моем-то возрасте вынуждена обучать гаммам бездарных учеников! Почему?!

— Потому что это его деньги, и они принадлежат нам всем.

— Не смеши меня! Вы с Амноном получите от него всё. Всё-всё! Уж я-то знаю этого старика…

- Не будем сейчас об этом, — сухо сказала я. — Рассказывай дальше.

Но Рут не могла успокоиться.

— Знаешь, сколько раз я предлагала ему что-нибудь продать — этот дом или его дурацкую коллекцию.

— Похоже, что коллекция не такая уж дурацкая…

Она презрительно фыркнула.

— Старцы с тяжелым взглядом и еврейки в чепцах? Мой отец сидит на имуществе, которое может обеспечить нам всем райскую жизнь!

— Ну что ты стонешь, Рут? Ты живешь в доме, который он построил, зарабатываешь намного больше меня и…

— Не строй из себя праведницу! — взвилась она. — Твой отец был на моей стороне!

— Мой отец никогда не пошел бы против Макса.

— Нет? Так знай: эти деньги предполагали вполне определенное назначение, о котором ты предпочла не знать. Твоя мать нуждалась в лечении, которое стоит бешеных денег. Бешеных! — Она закатила глаза. — У нее нет медицинской страховки ни в Америке, ни здесь. Это ты знала?

— Кажется, да, — прошептала я.

— Теперь ты понимаешь, зачем мы обратились к твоему отцу. Он надеялся, что сумеет убедить Макса.

— Но он не сумел.

— Правильно! Потому что Макс не знал.

— Что?

— Где картина. Теперь я понимаю, что только два человека знали, где спрятана картина. Лиор и…

И тут до меня дошло! Как же я не подумала об этом?! Якоб Роткопф. Маленький сумасшедший. Вечный дедушкин спутник. Газета. Тот, кто учил меня свистеть и петь смешные песенки про маленького Меира, сидящего на вершине Гималаев, и про утку, которая пошла погулять и встретила селезня кря, кря, кря … Картина у него! Но где? Подвал, в котором он жил, давно пустует и пережил несколько серьезных наводнений. Трудно поверить, что там что-нибудь уцелело, и, кроме того, Рут несомненно перевернула там каждую тряпку.

— Твоя мама рассказала, что она рассердилась на Лиора и наказала его, — глаза Рут сверлили белый пол гостиной. — Лиор что-то говорил о картине, но она тогда этого не поняла. Она боялась его. Этот Якоб совсем сумасшедший, Габи! Я думаю, что ты стала такой… из-за того, что он с тобой сделал…

Она умолкла. Я смотрела на нее со злостью:

— Какой — такой?

Она не ответила.

— Ты знаешь покупателя, ради которого Магнук пошел на убийство? — спросила я.

— Почему ты спрашиваешь, Габи? Ты замышляешь новую сделку?

— Не совсем, — сказала я и потащила ее к окну. — Видишь вон того красавчика? Это мой телохранитель. А знаешь, почему его ко мне приставили? Потому что твой покупатель любит отломанные пальцы, отрезанные груди и кровоточащие головы. Ты должна знать, с кем имеешь дело!

Она прижала руку ко рту, сдерживая крик.

— Да, мы провели с ним непростую ночку. Послушай, ты должна всё рассказать Шамиру.

— Ну ты загнула! — хихикнула эта сволочь. — Подумай — мы с тобой можем кое-что заработать, покупатель не постоит за ценой. Возможно, он кажется опасным, если не получает…

— Рут, я понятия не имею, где картина.

— Пойди к Якобу! Надави на деда!

— И тогда твой коллекционер разрежет меня без наркоза?

— Что ты несешь! Речь идет о тонком ценителе искусства, о культурном человеке, который…

— …который готов приобрести также дедушкины уши, твой нос и несколько моих пальцев, как же ты не понимаешь?! Кто бы он ни был — миллиардер, сделавший деньги на лифчиках или на бельевых прищепках, — он нанял нескольких амбалов, которые сделают для него всё!

— Габи, знаешь, что ты сможешь купить на полмиллиона долларов, которые получишь за картину?

Ах так?! Теперь уже она охмуряет меня?

— Так как, Габи, детка? По рукам?

Я посмотрела на нее с отвращением.

— Пропащий ты человек, тетя, совсем пропащий, — сказала я и вышла.

— Подожди, — догнал меня ее голос. — Давай присядем… Мы с тобой можем договориться… — Но я уже взбежала по лестнице в свою квартиру, где обнаружила дедушку, сидящего на диване с книгой в руке, которую он нашел, конечно же, в книжном шкафу, бывшем когда-то его, и шепотом читающего биографию некоего Проклятогогитлера.

— Дедушка!

— Габиляйн, где ты была? Я перечитываю, как этот гад покончил с собой вместе со своей сукой… Что с тобой? Ты так выглядишь… Ты была у своей тети?

Я кивнула.

Дедушка вздохнул:

— Ох уж эта девчонка! Ну почему она такая?..

— Действительно, почему? Какая кошка между вами пробежала? Она твоя дочь, деда. Что она тебе сделала?

— Сделала, сделала такое, что я никогда ей не прощу.

— Что? Потопила «Титаник»? Украла ребенка у Линдбергов?

Он не улыбнулся:

— Это она настроила бабушку Йону против Якоба, — в его голосе была горечь и злость. — Это она нашептывала о нем всякие гадости. Это она сказала твоей матери отправить его в психбольницу.

— Я думала, это была мамина идея…

Он отрицательно помотал головой:

— Рут, как змея, говорила твоей матери: «Сделай так, сделай так». Габиляйн, в твоей тете есть много зла, зи ист ейне шлахте персон (она плохой человек).

— Дедушка, — я чуть не плакала. — С этим пора покончить. Мы должны найти эту картину.

Поблекшая синева его взгляда выдавала усталость, накопившуюся за целую жизнь.

— Ее уже можно открыть миру, дедушка. Это не такой большой скандал. Кого сегодня волнует, что еврейская девушка из хорошей семьи позировала обнаженной художнику-извращенцу?! Посмотри, во что мы впутались из-за этой тайны!

Он не ответил.

— Деда, ведь чем дальше, тем хуже! Сначала Сара Курт, теперь этот Магнук, один раз бандиты проникли к тебе в дом, два раза ко мне. Что еще должно произойти, чтобы ты понял, что эта картина приносит нам одни несчастья?!

И словно в подтверждение моей правоты, снаружи послышался вой сирены, визг тормозов и хлопанье дверей полицейской машины. Раздался топот на лестнице, и, выглянув в приоткрытую дверь, я увидела скверную прическу Шамира, который стоял у двери Рут и стучал в нее кулаком.

— Макс Райхенштейн, — сказала я, — что будем делать?