Десять часов вечера. Наконец-то я во дворе у дедушки. Двумя прыжками преодолеваю лестницу, ведущую на веранду. Слава Богу, в доме светло!

— Дедушка, это Габи!

Дверь чуть-чуть приоткрылась.

— В такое время? — Даже не потрудился скрыть, что считает мой визит неуместным!

— Как ты себя чувствуешь?

— Как обычно. Жаль, что ты не поехала с нами сегодня.

Разумеется. Среда — день Лиора. Уже много лет каждую среду папа, дедушка и Якоб отправляются на военное кладбище. Очень редко, после долгих уговоров, присоединяюсь к ним и я. Мне претит их культ смерти. Я не нуждаюсь в сидении над плитой, на которой написано «Дорогой наш Лиор». Лиор со мной везде. Но папа и дедушка строго придерживаются ритуала, и Газета вместе с ними. При каждом посещении Газета достает из кармана новую шахматную фигуру, которую вырезал для Лиора, ставит ее на плиту и рассказывает ему на своем языке какие-то истории. Папа с дедушкой сидят на облупившейся скамейке и молчат. Потом папа вынимает из бумажного пакета бутерброды, и все трое молча едят.

«Почему же Лиор не возвращается?» — каждый раз спрашивает Якоб у дедушки, когда они возвращаются с кладбища.

«Оттуда не возвращаются», — отвечает дедушка. Газета смотрит на него с сомнением — ведь он же вернулся!

Повернувшись ко мне спиной, дедушка вошел в лабораторию. Я за ним.

— С кем ты встречался вчера после обеда? — задала я вопрос, который целые сутки не давал мне покоя.

— С чего ты взяла?

— Я нашла чек. И зачем ты надел выходной костюм?

— А что, нельзя?

— Откуда у тебя снимок этой картины с тремя морячками?

— Я тебя не понимаю. О какой картине ты говоришь?

— Почему ты не хочешь рассказать мне, что произошло?

— А почему у тебя такие большие уши? И почему у тебя такой длинный нос и болтливый рот? Что ты всё спрашиваешь и спрашиваешь?!

Газета спал в кресле в той же позе, в которой заснул вчера вечером. Его тщедушное тело было почти не заметно среди беспорядка, всегда царящего в кабинете дедушки. Всюду валялись бумаги и счета, пожелтевшие от времени картонные папки громоздились на полках и на громадном письменном столе. Более пятидесяти лет копил дедушка письма и документацию, не соглашаясь расстаться ни с одним клочком бумаги. Несмотря на кавардак, он прекрасно разбирался в этой груде бумаги и мог быстро и без труда найти любой нужный документ.

Быстрым движением дедушка смахнул в ящик стола тонкую картонную папку. Я успела заметить лишь часть надписи, сделанной толстым фломастером: «Адвокаты и нотариусы А.Д.»

— Что в этой папке, дедушка?

— Перестань! Что ты во всё лезешь?! Хочешь чаю? Помогает от нервов.

Нет, только не это! Я подошла к столу:

— Спасибо, деда, я только что пила. Что было в папке, которую ты спрятал в ящик? Тебе опять предложили продать дом? Дают хорошую цену?

Он поднял на меня синие глаза.

— Не морочь голову! Никто ничего не прятал!

Вместо того, чтобы спорить и настаивать я обняла его. У него вырвался тяжкий вдох. Тихий, пугающий вздох, похожий на скрип старой рассохшейся мебели. Мы стояли обнявшись, всё понимая и не произнося ни слова.

Наконец он заговорил:

— Что-то придется продать, Габи. Дом идет вместе с участком. Или я продам дом, или что-то другое… Но больше тянуть нельзя, понимаешь?

Я давно поняла, что знаменитый «капитал» Макса Райхенштейна изрядно поистощился. Но почему это стало волновать его именно сейчас? Много лет торговцы недвижимостью пытались его уговорить, предлагали заманчивые условия — «черные» деньги, «серые» деньги, пытались состряпать выгодные бартерные сделки, но он твердо стоял на своем. Он не доверял банковским счетам и акциям: «Это бумажки, а не деньги! — говорил он сердито. — Имущество — это то, что можно потрогать. Увидеть. Как это, — и он пинал ногой сухую землю двора в Герцлии. — Это — имущество! Когда меня не станет, делайте с участком всё, что хотите, но пока — нет! Нет и нет!»

— Но почему сейчас, дедушка? Что за срочность?

— Потому что здесь эта. Твоя мать. И она давит. Ты знаешь, что она в стране?

— Допустим, знаю. Какое это имеет отношение?..

— С ней не всё в порядке. А тут еще твой отец… Вот тебе и отношение. Этот его «Париж». Теперь поняла? Нужно еще объяснять?

Хватит. Не нужно заходить слишком далеко. Есть вещи, о которых в нашей семье не говорят. Например, папино лечение. Курсы лечения в клинике повторялись часто, длились подолгу и стоили уйму денег.

Но сейчас не время думать о продаже этого участка.

— Послушай, деда, — осторожно начала я. — Я хочу, чтобы вы с Якобом перебрались в папин дом. Всего на несколько дней.

— Зачем?

— Потому что домик Якоба опечатан, и полицейские с детективами рыщут во дворе. Потому что папа уехал, Бой одна, палисадник запущен… Звучит логично, деда?

— Стоит подумать… Завтра поговорим, сейчас я занят, нужно закончить кое-какие дела. — Хорошо, хоть не отказался. Я поцеловала его в сморщенную щеку в знак согласия.

— Понятно. Ухожу.

Дедушка проводил меня до машины. Мы шли по захламленному двору, он обнимал меня за плечи, и его знакомый приятный запах действовал на меня успокаивающе.

— Эта машина, — дедушка положил руку на капот «форда», будто погладил большое животное, — посмотри на нее — такая же старая, как я… Не пора ли ее поменять?

— Она такая же респектабельная, как ты. Папа ее ни на что не променяет.

Всякий раз, ведя машину, папа нежно поглаживает руль, будто вспоминая прикосновения к той женщине…

— Если сделка состоится, то возможно… А так…

— Можно узнать, чем ты занимаешься? О какой сделке идет речь?

Он не ответил. Я села в машину. Он не выпускал ручку дверцы, словно размышлял, не присоединиться ли ко мне.

— Ты слишком худа, тебе надо есть! Может, приедешь завтра, и я приготовлю тебе вурст и картошку с луком и шпеком, как ты любишь?

— Приготовишь мне это в папиной кухне в Рамат-а-Шароне, — подмигнула я ему. Никогда не любила этой тяжелой еды, но что мне стоит пообещать ее съесть? — Папа вернется из своего «Парижа» только через две недели, Бой будет рада, и мне будет намного легче…

Он покачал головой:

— Посмотрим. Езжай и будь осторожна! Завтра обо всем поговорим. Гуте нахт, майн либе.

Я выжала сцепление и перевела рычаг скоростей. Дедушка склонился к открытому окну:

— Ты не должна так волноваться, — прошептал он. — С папой всё будет хорошо, со мной всё будет хорошо, даже с Бой всё будет хорошо — вот увидишь, всё наладится… Не трать на нас всё свое время, живи для себя, битте… — он погладил меня по голове. — Сходи к Лиору, Габи, тебе станет легче на душе. Может, пойдешь со мной на следующей неделе?

И, не дожидаясь ответа, выпрямился и ушел…

Я завела машину и поехала. Увидела в зеркале его прямую удаляющуюся спину и похолодела: кто это там идет за ним? Остановила машину и вышла. Во дворе царила мертвая тишина.

«Габриэла!»

«Что?»

Только без паники! Никто не собирается нападать на твоего дедушку.

Подождала еще немного, пока не услышала скрип входной двери и не увидела свет в окне второго этажа…

Выехав на шоссе, я сделала то, что организованному человеку полагалось сделать давным-давно — прослушала сообщения на автоответчике. Шесть от Шамира. Одно от Душки — обещает вечером зайти, сразу после занятий. Ни единого сообщения от Арика…

Набрала номер, оставленный капитаном.

— Кто просит капитана Шамира? — спросил дежурный.

— Габи. Он знает, кто я.

— Шамира нет, с вами будет говорить капитан Нево.

Что еще за капитан Нево?! У меня нет сил на новые персонажи… После прошлой ночи, четырех часов драмы и двух часов с Сюзан у меня не осталось сил ни на что…

— Здравствуйте, Габи, — произнес незнакомый голос. — Говорит капитан Амирам Нево, Джейми.

— Джейми… Джейми Раанана!..

— Так точно. Знаете, сколько раз мы вам звонили? Почему вы не отвечали?

Упреки? Это уж слишком!

— У нас иногда принято работать. Передайте капитану-сыщику, что я звонила.

— Он хочет с вами всеми поговорить.

— Кто это «мы все»?

— Вы и господин дедушка. И тот смешной человек. Появились новые обстоятельства.

— Какие?

— Ну, скажем, всякие…

— Например?

Он помолчал, видно колебался — ответить или просто положить трубку.

— Всякие, — наконец сказал он и быстро добавил: — Например, у нас появился свидетель. Но это не по телефону. Когда вы сможете приехать?

У меня по спине мурашки побежали!

— Дедушка уже спит. Поговорим завтра и решим.

— Шамиру это не понравится… — пробормотал Джейми.

Ой-ой-ой! Страшный Шамир!

— Ничего не поделаешь, — спокойно сказала я, удержавшись от вопроса, кто этот свидетель, и известно ли им уже, кто эта мертвая женщина. — Молодцы, что нашли свидетеля! До скорой встречи!

После двух таких бурных дней единственное, чего мне хотелось, — вернуться домой. К себе домой. Не в папин дом в Рамат-а-Шароне. Но кто-то же должен был вывести Бой перед сном облегчиться. У соседей Баруха и Леи были ключи, и их синеволосую дочь Лию можно было легко уговорить. У меня в сумке уже несколько дней валялись две контрамарки в клуб «Барби» на вечер панк-групп.

— Клево! — завопила Лия мне в ухо. — Я с радостью выведу Бой!

Отлично. Завтра утром придет домработница и выпустит стареющую собаку так же на пару минут. Можно было спокойно продолжать путь в направлении Тель-Авива.

Чудом найдя место для парковки на улице Ахад а-Ам, я подумала, что через две минуты буду дома. Скоро придет Душка, приготовит мне макароны, я расскажу ему эту невероятную историю, и всё сразу прояснится… Конечно, он еще ребенок, моложе меня на семь с половиной лет, но он умеет ладить с этим миром гораздо лучше меня. Он — чемпион страны по распутыванию сложных ситуаций.

У входа в дом я остановилась. Мне показалось, что кто-то сверлит взглядом мне спину. Вернулась на улицу. По противоположной стороне шел мужчина. Он остановился против моего дома, закурил и бросил горящую спичку на тротуар. Глубоко затянувшись, он окинул меня взглядом и пошел дальше. Я не входила в дом… Мужчина, продолжая идти, обернулся и затем свернул на улицу а-Хашмонаим.

Кто это? Я не страдаю галлюцинациями. Кто-то следит за мной. Я вошла в темный подъезд и потопала вверх по лестнице. Еще пара секунд, — думала я, — и я обниму Игруна — самого классного в мире кота. Увы, на втором этаже, на пороге своей квартиры стояла моя тетя Рут Райхенштейн-Абир собственной персоной, явно дожидаясь меня.