Луна плыла высоко в темно-синем небе, разгоняя облака и проливая призрачный свет на море и на песчаный берег. Начавшийся отлив уносил водоросли и мусор, оставленные прибоем, и тут же вновь сердито выбрасывал их на песок. Сара откинулась назад, прислонившись к груди Алекса, и крепче обхватила себя руками. Соленый ветер дул, не переставая, но он был теплым – последний подарок бабьего лета.

– Хотела бы я, чтобы мы жили здесь. Ты, я и Майкл. Мне бы очень этого хотелось.

Ему тоже этого хотелось. Он прижался подбородком к ее макушке, не замечая лунного света на воде, не слыша плеска волн, разбивающихся о берег. «Оставь его, Сара». Алекс чуть было не произнес эти слова вслух. Но это привело бы к спору, к которому он пока еще был не готов.

– Я думал о тебе и о Майкле. Как вы не похожи на мою мать и на меня. У нее, кроме меня, никого не было – в точности как у тебя никого нет, кроме Майкла, – но ты сильнее ее. А Майкл такой умный и счастливый мальчик. Открытый и полный жизни.

– Я надеюсь, что он счастлив. – Но Майкл был слишком впечатлителен и в этом походил на нее. Она боялась заразить его своей тоской.

– Моя мать была глубоко несчастна. А я все время был полон ненависти, особенно после ее смерти. Угрюмый, замкнутый, злобный бунтарь. Бен… не бьет Майкла? Нет, Сара?

– О нет, он никогда не бьет Майкла. Но Майкл не дает ему повода. Понимаешь, Майкл любит его, и это ставит Бена в тупик. Так мне кажется. Ему не нравится, что Майкл такой хрупкий, что у него слабое здоровье. Он похож скорее на англичанина, чем на американца, и это раздражает Бена…

Она осеклась, когда Алекс силой повернул ее кругом и больно схватил за плечи.

– Алекс, что слу…

Он не слыхал ни звука, после того, как она сказала «Нет, он никогда не бьет Майкла»: логическое ударение, невольно сделанное на последнем слове, заставило его похолодеть.

– Он бьет тебя, Сара? Он тебя когда-нибудь бил? Бил? – Не дождавшись ответа, Алекс яростно встряхнул ее:

– Скажи мне правду.

Сара высвободилась из его рук и отступила назад.

– Алекс, – проговорила она, стараясь сохранять спокойствие, насколько это было в ее силах, – мы стали любовниками на эту ночь, но это не значит, что тебе принадлежит мое прошлое или мое будущее. Я бы все на свете отдала, чтобы это изменить, но, увы, отдавать мне нечего. Поэтому не задавай мне подобных вопросов: эта часть моей жизни тебя не касается. Прошу тебя, не надо.

Она отвернулась от него и пошла прочь. Он нагнал ее в два шага и снова схватил за плечи.

– Боже мой… Он бьет тебя, да?

– Нет.

– Ты лжешь.

– Нет.

Сара опять вырвалась. Алекс был так потрясен и расстроен, он сам был так близок к насилию, что в ее голове прозвучал тревожный набат.

– Я не лгу. Ты неправильно истолковал мои слова. Может быть, я невольно ввела тебя в заблуждение, извини! Но поверь мне, есть вещи похуже рукоприкладства: холодность, полное отчуждение. И многое другое. За определенным пределом бесчувственность превращается в нечто вроде садизма. Я неудачно вышла замуж, мы с Беном не подходим друг другу… но он не причиняет мне физической боли, клянусь тебе.

Все это настолько не отражало истинного положения вещей, что собственные слова едва не вызвали у нее смех.

– Ты говоришь мне правду?

– Да, Алекс. Если бы он бил меня, я бы тебе сказала.

– Сказала бы?

– Да.

Она выждала, чувствуя, какая буря бушует у него в груди.

– Это правда, клянусь тебе, – повторила Сара, обняв руками его талию и притянув к себе. – Я никогда не позволила бы Бену причинить мне боль. Поверь мне, Алекс.

Она физически ощущала, как напряжение уходит из его тела. Его руки поднялись и обвились вокруг нее.

«Прости меня», – взмолилась она молча, но ни на секунду не пожалела о том, что солгала ему.

Алекс облегченно вздохнул, ощущая в душе какую-то незнакомую усталость.

– Зачем ты за него вышла, Сара?

Сара спрятала грустную улыбку у него на плече. – А я-то думала: когда же ты об этом спросишь? – Взяв его за руку, она снова пошла вперед, но теперь все изменилось: они гуляли. Босые ноги по щиколотку утопали в мягком песке.

– Ты не хочешь мне рассказать?

Сара запрокинула голову и посмотрела на черное небо.

– Гордиться особенно нечем. Но я полагаю, что уже с лихвой заплатила за свою ошибку и больше нет смысла ее стыдиться.

Алекс молча ждал продолжения.

– Мне было восемнадцать, когда мы познакомились. Уже прошел год, как я окончила школу. Мы с матерью жили в нашем замшелом и рассыпающемся на куски замке на холмах Блэкдаунз. К тому времени она уже превратилась в неизлечимую алкоголичку, а мои обязанности состояли в том, чтобы о ней заботиться. Не могу тебе описать, на что это было похоже. У меня не осталось буквально ни единого проблеска надежды; в тот год я была на грани отчаяния.

– Стало быть, Бен пришел и спас тебя, – предположил Алекс.

– Бывали моменты, когда я сама так думала. Но недолго, только в самом начале.

– Как вы познакомились?

– Мне казалось, что это произошло случайно; лишь много позже я узнала, что знакомство было подстроено. Моя лучшая школьная подруга сжалилась надо мной и пригласила в Лондон на свой выпускной бал. Для меня это был первый бал в Лондоне. Для меня, но не для Бена, как я потом узнала. Выяснилось, что к тому времени он уже дважды делал предложение двум разным юным леди с титулами и каждый раз нарывался на отказ. Сезон подходил к концу, и он уже начал впадать в уныние. Во мне он увидел свой последний шанс.

– Он сам тебе все это рассказал?

– Да, только много позже. Теперь, конечно, я вижу, что все это очень похоже на Бена – вполне в его духе, – но в то время хладнокровная расчетливость этой аферы меня просто ошеломила. Они давным-давно задумали и подготовили эту женитьбу.

– Они?

– Бен и одна его протеже.

– Что значит «протеже»?

– Более пристойное название для любовницы. Она вдова по имени миссис Расселл – Минни Расселл. Представляешь, однажды он нас познакомил!

Алекс выругался.

– Бен разбогател к двадцати пяти годам. Он начал свой путь с чикагских скотобоен, где поставил дело на поток: гнал скот по специальному транспортеру прямо к гибели. Спроси его как-нибудь при случае об устройстве для разбивания бычьих черепов, которое он изобрел с целью ускорения процесса. Ну, словом, у него было все, о чем он когда-либо мечтал, кроме одного: высокого положения в обществе. Ему хотелось стать частью светской элиты, а Минни подсказала ему, как этого добиться. Надо было взять себе жену с аристократическим именем. Ее имя и его деньги – заверила она Бена – распахнут перед ним двери всех фешенебельных особняков на Пятой авеню, которые до сих пор были для него закрыты. Бен мне сказал, что Минни уже «пообтерлась в обществе», но, насколько я понимаю, ей это ничуть не помогло. Судя по всему, она была не менее наивна, чем он сам, если думала, что все так просто получится. Но Бен заглотил наживку и отправился за море покупать себе жену. Он решил ограничить свои поиски Соединенным Королевством, потому что он терпеть не может иностранцев, и раз уж ему пришлось жениться на чужеземке, по крайней мере ему хотелось заполучить такую, которая говорит по-английски.

– И все это он рассказал тебе.

– Ну да, я же тебе говорила. Итак, он нашел меня. Можешь мне поверить, я оказалась для него идеальной кандидатурой. Дочь герцога, юная, застенчивая, благовоспитанная, неплохо образованная. А самое главное – утонченная. Редкостное качество, свойственное разве что английским девушкам, воспитанным в уединении.

Она тихонько рассмеялась.

– Ему я, должно быть, казалась существом с другой планеты. Поначалу он почти не понимал меня, когда я говорила. Он меня даже побаивался. Своей чопорностью и непохожестью на все, что он раньше знал, я вынудила его вести себя прилично. Мы с ним все время говорили на разных языках и не понимали друг друга. Принимали желаемое за действительное, приписывали друг другу качества, которые хотели найти. Потом оказалось, что у нас обоих этих качеств вовсе нет. Нас разделяла пропасть, мы абсолютно не подходили друг другу.

– Что тебе в нем понравилось?

Сара прижалась к его плечу.

– О Алекс… Я была так молода… и так невежественна. Его упрямство представлялось мне настойчивостью, его хамство и нетерпимость – энергией и напором. Он был американцем и поэтому казался мне волнующим незнакомцем, немного дикарем. Первопроходцем. Человеком с передового рубежа. Я не знаю, это трудно объяснить. Возможно, мне импонировала наша полная противоположность, но все это продолжалось недолго, и через несколько недель иллюзия окончательно развеялась.

Они дошли до скалистой границы пляжа, где нагромождение обточенных морем валунов преграждало путь, нашли сухой плоский камень вне досягаемости подступающего прилива и сели.

– Бен приехал в Сомерсет почти сразу же после нашей первой встречи. Не припомню, чтобы я его приглашала; возможно, это сделала моя мать. Все эти детали выпали у меня из памяти. Как бы то ни было, сделка между ними была заключена с молниеносной скоростью.

Бен предложил ей пятьдесят тысяч фунтов единовременно в качестве предоплаты за меня, а потом по десять тысяч в год на протяжении всей ее жизни.

До Алекса доходили слухи о том, что «предоплата» составляла двадцать тысяч фунтов, и теперь у него мелькнула абсурдная мысль: хорошо, что ее оценили дороже. Он взял Сару за руку, ясно различая страдание, сквозившее под циничной насмешкой в ее голосе.

– Для нее это было целое состояние, для него – гроши. Она приказала мне выйти за него замуж. Я так и сделала. Отчасти для того, чтобы уехать от нее подальше.

Сара помолчала, потом устало прислонилась к нему, чтобы перевести дух. Алекс молча привлек ее к себе.

– Мы поженились в Нью-Йорке, – возобновила она свой рассказ. – Медовый месяц оказался коротким. По правде говоря, он закончился уже во время свадебной церемонии, на которую никто из приглашенных им и Минни сиятельных особ так и не явился. Именно с этого момента Бен впервые начал догадываться, что разработанная им блестящая стратегия продвижения в обществе дала сбой. Разумеется, он всю, вину возложил на меня. После венчания мы поехали в Италию. Флоренция и Рим. Вот там-то я и получила ответы на многие из своих наивных девичьих вопросов. Нет, мой муж меня не любил. Нет, я его тоже не любила. Наш брак был деловым соглашением, и мы оба вскоре заподозрили, что эта сделка обернется катастрофой для нас обоих.

– И ты сразу же забеременела?

– Да, почти сразу же. И слава богу – я убеждена, что если бы не Майкл, я сошла бы с ума. Но сначала были эти ужасные месяцы в Нью-Йорке после возвращения из свадебного путешествия. Нам прислали несколько приглашений, но все они были от таких же разбогатевших выскочек, как сам Бен. Он не желал с ними знаться. Поэтому он посоветовал мне вести себя более наступательно. Он приказал мне – восемнадцатилетней новобрачной, оказавшейся в чужой стране без друзей и знакомых, – наносить визиты Дрекселям и Уильяму Уитни, оставлять карточки, посылать приглашения Брэдли Мартинам на чай и на обед, просить миссис Генри Фиппс сыграть со мной в бридж или прокатиться верхом в Центральном парке.

Алекс прижался виском к ее виску.

– Бедная Сара.

– Да, это было ужасно. А главное – нечего и говорить – все это ни к чему не привело. Когда я в слезах рассказывала Бену обо всех перенесенных унижениях, о дверях, захлопнутых у меня перед носом, он приходил в бешенство. Он совершенно искренне не мог понять, где и в чем он допустил ошибку. Бог ему свидетель, он совершил честную сделку: заплатил денежки и получил в жены английскую аристократку. Стало быть, во всем виновата я одна. Он решил, что я нарочно что-то делаю не так, чтобы ему навредить. Он…

– …наказывал тебя, – мрачно предположил Алекс.

– Мы оба наказывали друг друга. Мы оба чувствовали себя разочарованными и обманутыми, мы оба вели военные действия, каждый по-своему. Иногда я нарочно вызывала его на ссору, потому что только озлобление помогало мне ощутить себя живой. Я была ему плохой женой. Была и осталась.

– О, ради бога!

– Это правда. Его обвинения по большей части верны. Я действительно холодная, неженственная, эгоистичная, высокомерная…

– Все это неправда, не будь дурочкой. Ты возводишь на себя напраслину.

– Ты меня любишь – откуда тебе знать?

– Я точно знаю, потому что люблю тебя.

Сара не знала, смеяться ей или плакать. Ей больше не хотелось говорить о Бене. Алексу тоже. Он сунул руки внутрь ее халата – своего халата, который она накинула поверх его рубашки и своих батистовых панталончиков. Получился потрясающий костюм. Кушак развязался, и она набросила халат на плечи Алексу, укрыв и его, и себя широкими серыми крыльями.

– Если бы ты знал, что все это значит для меня, Алекс, любовь моя.

– Но я знаю!

– Нет, ты не можешь знать. Иметь возможность рассказать тебе обо всем… быть здесь с тобой, прикасаться к тебе вот так, чувствовать себя свободной…

Проклиная себя за глупость, Сара заплакала. Алекс отвел в сторону ее растрепавшиеся на ветру волосы, уткнулся губами в нежную шею и принялся шептать какие-то бессвязные слова утешения. Она ощутила, как в груди у нее распускается горьковато-сладкий цветок счастья. Его руки обхватили ее грудь, поцелуи начали обжигать ей кожу. Все изменилось так быстро, что она не успела даже заметить, как мгновенно и неожиданно воспламенилось ее тело.

– Ты сводишь меня с ума, – удивленно заметила Сара. – Я хочу сказать… в буквальном смысле…

Связная речь давалась ей с трудом, и вскоре она оказалась неспособной произнести что-либо более вразумительное, чем: «Алекс, прошу тебя, да, о боже…» Ее задрожавшие руки обвились вокруг его шеи. Серый халат по-прежнему укутывал их обоих; под его покровом Алекс расстегнул пуговицы рубашки и обнажил грудь Сары. Она выгнулась, прижимаясь к нему еще теснее, потом откровенно бесстыдным, призывным движением перебросила ногу ему через колени, смутно удивляясь самой себе.

Стало быть, муж называл ее холодной и неженственной? Алекс провел губами по ее тонкой коже, упиваясь неистовым биением пульса. Он нашел грудь и медленно втянул ее в рот, посасывая ритмично, как младенец, пока она стонала и впивалась ногтями ему в спину – божественное ощущение, прекратившееся только тогда, когда он поднял голову и удивленно сказал «Ого!», Сара смутилась и перестала его царапать.

– Сара, – прошептал Алекс, – прекрасная Сара, ты когда-нибудь занималась любовью под открытым небом?

Она никак не могла унять дрожь, и это было странно, потому что ее кожа пылала, где бы к ней ни прикасались его губы.

– Я вообще никогда и нигде не занималась любовью до сегодняшнего вечера.

Алекс поцелуями заставил ее закрыть глаза, зато губы у нее открылись сами собой. Он подтянул и перебросил через свои колени ее ноги; откинувшись назад, Сара почувствовала лопатками холодный твердый камень.

– Я знаю одно подходящее место. – Его рука, поглаживающая ее между ног, заставила Сару зажмуриться и томно вздохнуть.

– Вечно ты все знаешь, – проворчала она. Алекс хрипло рассмеялся.

– Нет, правда. Вот там, на песке. – Он неопределенно мотнул головой куда-то в сторону. – Твоей прелестной попке там будет удобнее, чем на этом камне.

– Разве мы на камне? А я-то думала – на облаке.

Он подхватил ее на руки и встал: ему вдруг расхотелось разговаривать и предаваться нежностям. Сара уцепилась за него, мгновенно проникнувшись его желанием поторопиться. Ей было все равно, где он овладеет ею; голова у нее кружилась, но так чудесно было закрыть глаза, спрятать лицо у него на шее и позволить ему нести себя куда угодно.

Идти пришлось недалеко. Песок тянулся ровной полосой и в нескольких шагах выше линии прибоя был уже совершенно сухим. Алекс нашел ровное место, опустился на колени и уложил Сару на мягкое ложе, освещенное серебристым светом луны. Его охватило лихорадочное нетерпение, когда висящие свободными складками полы халата разошлись, открыв ее восхитительную наготу. Но его руки, обхватившие ее лицо, были нежны, а голос зазвучал ровно, когда он сказал ей:

– Я люблю тебя, Сара. Это не может кончиться сегодня ночью, это просто невозможно. Ты должна это понимать. Скажи, что понимаешь.

Однажды она уже сказала ему неправду, и теперь все ее существо возмутилось при мысли о том, что придется лгать снова. – Алекс…

– Скажи это.

Сара схватила его ласкающие руки и крепко сжала их.

– Я всегда, всегда буду тебя любить. Это никогда не окончится. Никогда.

Алекс уловил уклончивость ее ответа, но в эту минуту он был слишком сильно охвачен желанием, чтобы продолжать спор. Волны отчаянной, лишающей сил и разума страсти сотрясали его тело. Он овладел ею с неистовым, почти грубым нетерпением и отдался на волю волн чувственности.

* * *

– Дай мне мою блузку, Алекс. Я не могу с тобой спорить, пока я голая.

– Я понятия не имею… о!

Оказалось, что он сидит на ее блузке, забытой на краю постели. Алекс вытащил ее из-под себя и неохотно протянул Саре. Поскольку невозможно было поверить, что она собирается через несколько минут уйти из его жизни навсегда, он решил насладиться очаровательным зрелищем ее одевания, не воспринимая его как конец всего.

– Я не спорю, Сара, я просто спрашиваю, когда мы снова увидимся.

Она наклонилась, чтобы поднять свою юбку, лежавшую рядом с кроватью темно-синей горкой, и без особого успеха попыталась расправить смявшиеся складки, потом натянула ее и застегнула крючки.

– Это будет либо очень сложно, либо невозможно, поэтому…

– Я голосую за невозможное.

Сара положила руки на бедра.

– Алекс.

– Что?

Ее серьезный взгляд заставил его опомниться; он встал и подошел к ней.

– Ты пропустила пуговицу, – сказал Алекс, расстегивая одну из пуговичек у нее на груди.

Она опустила глаза, потом вскинула взгляд и улыбнулась. Но когда Алекс попытался просунуть руки за ворот блузки, она проворно отступила назад.

– Послушай меня, – проговорила она умоляюще. – Пожалуйста, помоги мне это сделать. Мне и так тяжело… а если ты сейчас начнешь со мной ссориться, будет во сто раз хуже.

– Сара, зачем ты это делаешь? Какой в этом смысл? Дорогая, если тебя мучит совесть, мне очень жаль, но тебе придется найти способ с этим жить. Ты же сама прекрасно знаешь, что не можешь меня оставить.

– Ты абсолютно ничего не понимаешь. Чувство вины тут совершенно ни при чем, оно никогда меня не тревожило. Со дня нашей первой встречи (нет, при первой встрече ты мне не понравился), со второй встречи я хотела быть с тобой, стать твоей возлюбленной. Ты ошибаешься, если думаешь, будто я считаю, что мы с тобой совершили грех. То, что случилось прошлой ночью, было бесподобно. И если есть на небе бог, Он улыбался нам. Он хотел, чтобы мы были счастливы.

– Но в таком случае, что же изменилось?

– Неужели ты не можешь хоть на минутку попытаться стать…

– Оставь его, Сара, – с нетерпеливой досадой перебил ее Алекс. – Разведись с ним. Переезжай жить ко мне вместе с Майклом. Ты больше не будешь миллионершей, но и нищета тебе тоже не грозит.

– О господи! Алекс, если ты думаешь…

– Нет, я вовсе не думаю, что ты держишься за него из-за денег.

– Тогда что же, по-твоему, меня держит?

Он попытался выразить это как можно мягче:

– Страх. Робость. Боязнь неизвестности. Я тебя не виню, любовь моя, но ты должна…

– Нет!

Зря она спорила: надо было позволить ему так думать, это было менее рискованно. Да-да, было бы гораздо безопаснее оставить его в заблуждении. Но Сара была слишком горда: ей не хотелось, чтобы любимый человек подозревал ее в трусости.

– Я пытаюсь защитить Майкла, а не себя. Ты никогда не понимал, что представляет собой Бен. Однажды я пыталась тебе намекнуть, но ты мне не поверил. И никто бы не поверил: это слишком чудовищно. Алекс, он отнимет у меня сына. Я больше никогда не увижу Майкла.

– Это неправда, – отрезал Алекс.

– Нет, он способен на это.

– Можешь ты меня выслушать?

– Нет, не могу и не буду! Я и так знаю все, что ты хочешь сказать: что я слишком долго позволяла мужу себя терроризировать и поэтому потеряла чувство реальности, что он всего лишь человек, что он не может по прихоти разлучить меня с сыном, что я просто ударилась в истерику. Почему ты не можешь мне поверить?

– Я верю…

– Я поступила нечестно, извини. Я не рассказала тебе всей правды. Ты не знаешь, на что он способен.

– Ну так расскажи мне сейчас.

Но это была невыполнимая задача. Сара чувствовала себя беспомощной и не знала, с чего начать. Она слишком долго сносила жестокость Бена со стоическим терпением, и теперь привычная сдержанность, приросшая как вторая кожа, сыграла с ней дурную шутку. Наконец она решилась:

– Когда Майклу было три года, Бен его увез.

– Что значит: «увез»?

– А то и значит: исчез вместе с ним и пропадал неизвестно где двадцать семь дней. Двадцать семь дней, Алекс! Я не знала, где они, не знала, увижу ли сына еще хоть раз. А знаешь, зачем он это сделал? Чтобы преподать мне урок. Я совершила непростительный грех: пригрозила оставить его. Он решил показать, что мне за это будет и каково это – остаться одной.

– О боже, Сара, это же ужасно!

– «Ужасно» – это не то слово. Это было… – Но она не знала таких слов, которыми можно было бы описать, что она тогда пережила.

– Майкл стал единственным оружием, которое Бен мог использовать против меня. Он прекрасно знает, что это оружие действует безотказно. Он прячет когти, долго притворяется, будто ничего не происходит, усыпляет мою тревогу и сомнения, а потом наносит удар. Это правда, Алекс, я не преувеличиваю! Иногда он внезапно увозит Майкла в какое-нибудь неожиданное путешествие, не предупредив меня. И все это только для того, чтобы припугнуть меня и помучить, а вовсе не потому, что ему хочется побыть вдвоем с сыном. А иногда он заводит разговор о какой-нибудь закрытой школе в Европе… или – как в прошлом году – в Новой Англии . Бен нанял гувернантку, прекрасно зная, что я ей не доверяю и терпеть ее не могу. И у него всегда есть в запасе последняя угроза: он отнимет у меня Майкла и больше никогда не позволит мне с ним увидеться, если я подам на развод. Потому что – хочешь верь, хочешь не верь, – несмотря ни на что, Бен все еще надеется, что в один прекрасный день высшее нью-йоркское общество распахнет перед ним свои двери. Смешно, правда? Но теперь ты понимаешь, что развод невозможен? Ведь скандал погубил бы его.

Алекс потянулся к ней, схватил ее за локти. Она уже опровергла все его возможные доводы: что она позволила страху взять верх над своим рассудком, что Бен всего лишь человек, а не исчадие ада, способное в любой момент похитить у нее сына.

– В таком случае мы будем с ним бороться, – решительно заявил он. – Ты говоришь, что он тебе изменяет. Если только ты сама не боишься скандала из-за себя или из-за Майкла, почему бы не обвинить Бена в супружеской измене?

– Потому что он выиграет дело в суде. Бен слишком ловок, он не даст застать себя врасплох. Знаю, знаю, тебе это кажется безумием, но, Алекс, неужели ты решил, что я об этом не думала? Мне никогда не удалось бы уличить его в прелюбодеянии, он слишком осторожен. А если бы я сделала попытку и потерпела неудачу, это развязало бы ему руки, и тогда случилось бы самое худшее. Я не имею права так рисковать.

Алекс возмущенно покачал головой и начал возражать. Его недоверие и упрямство наконец заставили Сару потерять терпение.

– Мало ли что ты думаешь! Главное состоит в том, что я точно знаю! Алекс, позволь мне уйти, я тебя умоляю, не надо меня принуждать.

– А к чему я тебя принуждаю?

– Хотя ты сам в это не поверишь, но, по сути, ты предлагаешь мне выбирать между тобой и Майклом.

– Я никогда бы этого не сделал, – горячо возразил он. – Никогда!

– Но на самом деле так оно и есть. И это совсем не оставляет мне выбора. – Сара в отчаянии обхватила себя руками. – О боже, и зачем только я сюда пришла! Это же безумие! Теперь я горько сожалею. Это была ошибка.

– Ошибка? – повторил Алекс. Этого он никак не ожидал услышать.

Она протянула руку и коснулась его груди. – Да, да! Я все испортила, теперь стало только хуже. Но я хотела…

– Ошибки нужно исправлять, – срывающимся голосом возразил Алекс, попятившись от нее прочь. – На сей раз все довольно просто. Не беспокойся, Сара, я больше не стану тебя обременять своим присутствием.

– Алекс…

– Поторопись, тебе же надо одеться, а то скоро совсем рассветет. Я покажу тебе короткий путь через лес. Никто тебя не увидит.

Он повернулся на каблуках, рванул на себя дверь и вышел.

Ей хотелось рухнуть на кровать и разрыдаться, но она решила, что у нее еще будет время наплакаться всласть. Вскоре у нее ничего не останется, кроме времени. Ее удержало от слез и от падения на кровать только ясное понимание того, что истерики и эмоциональные взрывы сейчас для нее совершенно бесполезны. Может, ей и станет немного легче, может быть, Алекс даже вернется и утешит ее, но ведь от этого все равно ничего не изменится. Ей все равно предстоит пережить следующие полчаса своей жизни: расстаться с ним навсегда.

Она нашла свой жакет, переброшенный через столбик в изножии постели, после долгих поисков обнаружила одну потерянную серьгу под подушкой вместе с несколькими шпильками. Вторая серьга так и не нашлась. Подойдя к зеркалу над комодом, Сара заколола волосы. Ей пришлось встать на цыпочки и воспользоваться гребешком Алекса. Его одежда, его одеколон, лакированная шкатулка с запонками и булавками для галстука, выцветшая миниатюра с изображением хорошенькой, грустно улыбающейся девушки – его матери? – все эти мелочи его личной жизни наполнили ее душу острой и безысходной печалью.

Если бы она могла познакомиться с ним поближе, открыть для себя все его вкусы, привычки и причуды, побыть с ним еще хоть чуточку дольше… Но ей не суждено было познать это горькое счастье. И как знать, если бы она сильнее привязалась к нему, может быть, расставание стало бы еще тяжелее для них обоих.

Сара в последний раз окинула взглядом комнату. Ее плащ висел на дверце гардероба. Она взяла его и набросила на плечи. Если бы только она могла что-то оставить ему на память – какую-нибудь мелочь, которую он потом нашел бы и вспомнил о ней. Но у нее ничего не было.

Выйдя из дома, она остановилась на верхней ступеньке крыльца и взглянула на него. Он стоял, повернувшись к ней спиной, спрятав руки в карманы, и смотрел на море. Небо посветлело и стало серым, звезды гасли одна за другой.

– Я готова, – тихо сказала Сара. Он обернулся. Она неясно различала его лицо, но боль и растерянность читались совершенно отчетливо.

– Я не хотела сказать, что это была ошибка. Я не это имела в виду. Я только хотела…

– Сара.

Алекс подошел к ней, протягивая руку. Она подхватила юбки и побежала к нему. Они обнялись, ощущая радость и боль, к которой примешивалось отчаяние.

– О моя любовь, прошу тебя, поверь мне, – умоляла Сара, крепко прижимая его к себе, – это не страх и не упрямство. Я сказала тебе правду. Если я его оставлю, он меня уничтожит.

Но он все еще не мог с этим смириться.

– Если я с ним поговорю…

– Нет! Нет! Боже милостивый… Алекс, я тебя умоляю, обещай мне, что ты этого не сделаешь.

– Сара…

– Обещай!

Она вся дрожала от напряжения и страха. Алекс зарылся лицом в ее волосы, осознав свое поражение.

– Ну хорошо, я обещаю.

Хотя именно этого она хотела и добивалась, хотя его слова доставили ей некоторое облегчение, в сердце у Сары образовалась пустота и гулкое эхо прокатилось – как будто со стуком захлопнулась тяжелая дверь. Вот теперь у нее действительно не осталось никакой надежды.

– Ты теперь уедешь домой в Нью-Йорк?

– Да. Потому что иначе…

– Я понимаю. Все в порядке.

– Бен будет вне себя, но другого выхода я не вижу. Мне было бы слишком тяжело… зная, что ты здесь.

– Ты позволишь написать тебе?

Сара отрицательно покачала головой, не доверяя своему голосу.

– Слишком опасно, – прошептала она.

– Ты сама могла бы мне написать.

– Лучше не надо. Мне кажется, было бы лучше… – ее голос прервался.

Он ничего не мог придумать, только обнял ее еще крепче.

– Я не стану искать встреч с тобой. Если узнаю, что мы с тобой приглашены на одну и ту же вечеринку или вернисаж, я откажусь от приглашения. Но рано или поздно нам все равно придется столкнуться… случайная встреча, ты же понимаешь.

– Я понимаю.

– Я думал, что это будет ужасно – худшее из наказаний. Но теперь, Сара, я буду с нетерпением ждать того момента, когда вдруг оглянусь вокруг и увижу тебя. И мне уже не важно, будешь ли ты с Беном или с Майклом, потому что настоящий ад мне предстоит пережить сейчас – после нашего расставания и до новой встречи. Я люблю тебя, Сара. Если бы только я мог тебя спасти!

– Ты меня уже спас. Я люблю тебя.

– Постарайся не грустить. Если тебе когда-нибудь понадобится моя помощь…

– Да. Ты тоже. Алекс, поцелуй меня и дай мне уйти. Я этого не вынесу.

– Я тебя провожу. Но сначала я тебя поцелую. – Алекс поцеловал ее с такой отчаянной нежностью, что чуть сам не прослезился вместе с ней.

– Какая из нас вышла бы прекрасная пара, – прошептал он. Ее лицо было мокрым от слез. Алекс вытащил свой носовой платок и бережно вытер ей щеки. А потом ему пришлось поцеловать ее еще раз. Сара цеплялась за него так долго, как только могла. Но наступил час расставания, и никакие пожелания или сожаления не могли этого изменить.

– Тебе вовсе не обязательно идти со мной.

– Нет, я пойду.

Алекс провел ее кружным путем к дорожке, по которой она могла добраться незамеченной до самого города и оказаться в нескольких кварталах от своего дома. Позади них, далеко за линией подступающего прилива, в туманной дымке на горизонте показался огненный краешек солнца. Наступающий день обещал быть погожим.