Прекрасная обманщица

Гэфни Патриция

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

 

 

1

Инвернесс

Лето 1741 года

Царившую в долине тишину нарушало лишь беспрестанное гудение шмелей в зарослях вереска. Распластав свои могучие крылья, в небе парил орел, описывая большие круги. Умиротворенное затишье, установившееся в природе, выманило целое семейство оленей пощипать свежей травки на берегу ручья, но вдруг самец вскинул голову, его чуткие уши вздрогнули, ноздри затрепетали. В одно мгновение настороживший его отдаленный гул превратился в топот и крик, словно целая ватага непослушных ребятишек шумно ворвалась в кафедральный собор. Бессловесные обитатели долины бросились прятаться кто куда. Из зарослей в дальнем ее конце показались трое всадников.

Впереди скакала девушка с разгоряченным лицом и летящими по ветру рыжими волосами. Хохоча как безумная, она то и дело понукала своего громадного черного жеребца. За нею по пятам на кобыле поменьше следовал подросток с такими же, как у девушки, огненно-рыжими волосами и комическим выражением мужественной решимости на полудетском мальчишеском лице. Нагонявший его высокий красивый мужчина на гнедом скакуне добродушно выругался, когда на полном ходу с него слетела шляпа.

– Эй, Рори, дай дорогу! – прокричал он.

– Не дождешься! Сперва догони меня! – задиристо ответил мальчик.

– Ну держись!

Третий всадник пришпорил коня и стал обходить маленькую кобылку Рори с правого фланга. Вскоре гнедой вырвался вперед.

– Вот я тебя и догнал, – бросил через плечо молодой человек и усмехнулся, когда на взмокшем от усердия лице мальчика отразились недоумение и досада. – Ну, а теперь твой черед, Кэт Макгрегор!

Простоволосая и босоногая, с белыми икрами, бесстыдно мелькающими из-под подола шелкового розового платья, впереди него скакала Кэтрин Роза Леннокс Броуди Макгрегор, дочь лорда Брэйморэя. Но она и не собиралась уступать Майклу Армстронгу победу в скачке.

– К свиньям собачьим! – прокричала в ответ Кэтрин, совершенно не заботясь о приличиях и решительно выпятив нежный девичий подбородок. – Вперед, на Бугор!

– Что? – переспросил Майкл.

– На вершину Ройсова Бугра! А кто проиграет, тот дурак!

Ее задорный, ничем не стесненный хохот заставил сердце Майкла Армстронга затрепетать. Смотреть на Кэтрин, на его прекрасную Кэт, припавшую к шее черного жеребца и грациозно летящую по воздуху подобно лебедю или античной богине, было куда интереснее, чем думать об исходе скачки.

Что до самой Кэтрин Макгрегор, то она не замечала ничего вокруг, от души наслаждаясь чистой чувственной радостью момента. Напоенный запахом цветов ветер трепал ее волосы и обдувал разрумянившиеся щеки, она ощущала себя единым целым с могучим скакуном, и даже предвкушение победы над женихом позабылось в упоении вольным полетом. Время, место, обстоятельства – все идеально и щедро сошлось, чтобы подарить ей мгновение ничем не омраченного счастья, даже экстаза. Впоследствии, когда так много было потеряно, ей не раз вспоминались именно эти минуты: вот какая была скачка, вот как Майкл ухаживал за нею, вот как промелькнула и оборвалась ее беспечная юность.

В дальнем конце долины возвышался невысокий, словно обрубленный, но довольно крутой холм, на вершине которого росли несколько деревьев. Их высокие кроны торчали, как клок волос на абсолютно лысой голове. Это и был Ройсов Бугор. Бросив торопливый взгляд через плечо, Кэтрин пустила коня вскачь по каменистому склону, моля Бога, чтобы жеребец не споткнулся. На ровном грунте она запросто могла обскакать Майкла, ее вороной был резвее, но зато он уступал гнедому в выносливости. Все ближе и ближе у нее за спиной раздавался топот гнедого, слышно было, как каменная осыпь летит у него из-под копыт. Майкл ее нагоняет! Девушка задрожала от азартного возбуждения. «Вперед, Принц! Давай, мальчик мой!» – упрашивала она вороного. Громадный жеребец, словно почувствовав ответственность момента, ответил на призыв, оттолкнувшись в последний раз могучими задними ногами, и одним великолепным прыжком достиг вершины холма. Майкл добрался до цели несколькими секундами позже. Его гнедой негодующе отфыркивался и бил копытом, словно понимая, что задета его гордость.

На миг прелестное девичье личико омрачилось внезапно набежавшим облачком сомнения.

– Ты что, нарочно отстал, Майкл? В поддавки со мной играешь? – спросила она.

– Вот уж нет! Хотя это отличное оправдание: жаль, что я сам до него не додумался, – ответил он, утирая пот с лица большим носовым платком.

– Ха! Я так и знала!

Кэтрин порывисто склонилась к круто выгнутой шее жеребца и обняла ее обеими руками, охваченная восторгом.

– Мой Принц! Мой красавчик! Какой же ты славный малый!

– Эх, если б ты меня любила хоть вполовину так сильно, как это животное, Кэт, – с шутливо-сокрушенным видом вздохнул Майкл.

Кэтрин лукаво улыбнулась и уже готова была ответить, но как раз в эту минуту ее брат на своей кобыле по кличке Растяпа, наделенной удивительным умением оправдывать свое прозвище, с трудом вскарабкались на вершину холма. Оба тяжело дышали, а Рори к тому же был еще и зол как черт.

– Я как раз собирался обогнать вас обоих, а тут паскудная кобыла погналась за этим проклятым кроликом, туды его растуды!

Рори исполнилось тринадцать: он только-только открыл для себя всю прелесть непристойной ругани и всякий раз, когда родителей или учителей не было поблизости, не упускал случая уснастить свою речь, о чем бы она ни шла, таким количеством замысловатой брани, что порой, увлекшись, терял нить разговора. Кэтрин давно уже поняла, что возмущаться бесполезно (это лишь раззадоривало Рори, и он сыпал все новыми и новыми непристойностями), поэтому она просто перестала обращать на него внимание.

– На будущий год, когда папа подарит тебе настоящую лошадь, ты побьешь нас обоих, – успокоила она брата, и Рори вспыхнул от радости. – Ну а пока что проигравший должен выгулять лошадей, – добавила Кэтрин.

– Черта лысого! Такого уговора не было!

– Был! Разве мы не договаривались, Майкл?

– Верно. Проигравший выгуливает лошадей. Был такой уговор, – с важностью кивнул Майкл.

– Дерьмо вонючее, навозная куча! – вскричал Рори, спрыгнув с лошади и подхватив под уздцы черного жеребца Кэтрин. – Я думаю, оба вы врете к свиньям собачьим. Просто хотите от меня избавиться! Вас хлебом не корми, только дай потискаться наедине. Сейчас усядетесь в обнимку и начнете городить всякий вздор. Ну так вот: ни черта у вас не выйдет! Я просто поведу проклятых кляч по кругу, а вы будете в самой середке! А теперь живо слезайте, чтобы я мог начать.

Они спешились. Кэтрин нашла под сосной поросль вереска и опустилась на нее, как на ковер.

– О, Майкл, взгляни на небо! Ты видел когда-нибудь нечто подобное?

Майкл в эту минуту глядел на нечто совершенно бесподобное: на свою невесту, откинувшуюся к стволу дерева у его ног в самой свободной позе и являвшую собой неотразимое сочетание невинности и соблазна.

– Никогда! – ответил он с чувством.

Тесный корсаж ее серовато-розового шелкового платья подчеркивал и без того тонкую талию и щедрую округлость уже по-женски определившейся груди. Выше среднего роста, стройная, но крепкая, Кэтрин двигалась с бессознательной и непринужденной грацией полуженщины-полуребенка. Персиковый цвет лица был безупречен, если не считать легкой россыпи веснушек, выступивших под летним солнцем на изящном, тонко вылепленном носике. Сказать, что глаза у нее синие, значило бы ничего не сказать: с таким же успехом и море можно назвать синим. Цвет глаз Кэтрин менялся в зависимости от обстоятельств и настроения. При дневном свете они казались бирюзовыми, при комнатном темнели до фиалкового, и то же самое происходило, когда она сердилась, ну а посредине была еще целая гамма не поддающихся описанию цветов и оттенков. Ее переполняла радость жизни, настолько сильная и неукротимая, что окружающим просто невозможно было за нею угнаться. Наделенная нежным, любящим, верным и преданным сердцем, она к тому же – о чудо из чудес! – была напрочь лишена тщеславия.

– До чего же мне в жизни повезло! – воскликнул Майкл, как бы размышляя вслух.

Они были обручены с детства, и он всегда относился к ней с нежностью, но даже в самом счастливом сне не мог вообразить, что худенькая, голенастая, как жеребенок, девчонка-сорванец превратится в ослепительную красавицу, чье прелестное лицо заставляло его грезить наяву, а наливающееся тело не давало покоя по ночам.

Слегка смутившись под его страстным взглядом, Кэтрин выпрямилась и похлопала по земле рядом с собой.

– Присядь, Майкл. Уж если хочешь «городить всякий вздор», как говорит Рори, постарайся, чтобы только я могла его услышать.

– Не беспокойся, я уже наслушался, – с отвращением вставил Рори. – От вашего сюсюканья блевать хочется.

– Ну так скорее отойди подальше, – улыбнувшись, предложил Майкл, опускаясь на землю рядом с Кэтрин. – По мне, так можешь прогуляться хоть до самого Абердина, – добавил он вполголоса.

Кэтрин прыснула.

– А я сегодня опять видел дорожных солдат, – как ни в чем не бывало продолжал Рори. – Они были на берегу Туи, поили своих проклятых лошадей. Я им сказал, чтобы убрали свои жирные вонючие зады с нашей земли, пока целы, вот они и отправились подобру-поздорову.

– Да ну тебя, Рори, все ты врешь. Ничего подобного ты не говорил, – поддразнила его сестра.

– А вот и говорил! Ну… сказал бы, да только они уже ушли, когда я подъехал поближе.

– Папа говорит, что они опасны, Рори. Никогда больше не подходи к ним близко.

– Твой отец прав, – посерьезнев, подтвердил Майкл.

– А мне плевать, – упрямо ответил Рори. – Гнусные английские ублюдки! Думают, они до нас доберутся со своей дорогой, но Шотландия всегда будет свободна!

Кэтрин улыбнулась: Рори рассуждал точь-в-точь как их мать, страстно ненавидевшая англичан.

– Интересно, что они тут делали? Зачем забрались так далеко на север? – озабоченно спросила она. – Думаешь, они собираются проложить сюда дорогу от самого Инвернесса?

Это была тревожная мысль. Последние тридцать лет англичане, которыми командовал генерал Уэйд, строили дороги в горной Шотландии, в то время как местные лорды скрежетали зубами, справедливо полагая, что дороги ущемляют их суверенитет и лишают одного из самых сильных преимуществ – неприступности.

– Ну нет, вряд ли, – успокоил ее Майкл.

– Скорее всего они просто заблудились. Чего еще ждать от англичан? – фыркнул Рори.

Он оставил лошадей щипать редкую травку и присел на корточки рядом с сестрой и ее женихом.

– Майкл, расскажи нам еще раз про Красавчика принца Чарли, – заискивающе попросил Рори, устремив на молодого человека умоляющий взгляд. – Про то, как он каждый день занимается стрельбой и выездкой. Это правда, что он совершает усиленные марш-броски с полной выкладкой, чтобы держать себя в форме? Он высокий красавец и ждет только подходящей минуты, чтобы вернуться из изгнания и возвратить себе корону Стюартов, так? Расскажи нам, Майкл!

– Вот ты сам все и сказал. Что ж тут еще рассказывать? – рассмеялась Кэтрин.

Майкл снисходительно улыбнулся.

– Верно, Рори, принц Карл – видный мужчина. Как только большинство кланов открыто выступят на его стороне, он вторгнется в Англию и прогонит короля Георга обратно в Ганновер, в этом я не сомневаюсь.

– Вот если бы отец тоже выступил на его стороне, – с грустью протянул Рори.

Кэтрин покачала головой.

– Наш папа не боец. Он твердо решил держать нейтралитет, когда начнется война.

– А я не буду держать нейтралитет, – уверенно заявил Рори. – Может, к тому времени ты будешь командовать полком, Майкл, и возьмешь меня к себе? Но когда же кланы выступят, как ты думаешь? А вдруг это будет раньше, чем меня призовут на службу?

– Вряд ли, братец. Шотландские якобиты не выступят за принца в открытую, пока Франция не заявит о своей поддержке, а французы не станут его поддерживать, пока здешние якобиты не проявят себя. Это порочный круг. Сейчас самое подходящее время для выступления, но предводители наших кланов слишком ленивы и не доверяют друг другу. Маккензи не желает иметь ничего общего с Ловатом, сэр Джеймс Кэмпбелл не в ладах с Маклинами, а Маклафлины с Макдональдами…

Такого рода разговоры Кэтрин слышала с самого детства, и до недавних пор они неизменно завораживали ее. Она была такой же страстной сторонницей Карла Стюарта, Красавчика принца Чарли, как и ее брат Рори, и с неменьшим упоением предавалась романтическим фантазиям о возвращении Стюартов на престол. Однако в последнее время ее голова была больше занята другими вещами. В мае ей исполнилось шестнадцать, и на этот раз таинственные силы природы, ежегодно украшавшие землю весенним цветением, пробудили нечто новое в ней самой. Она взглянула на мир другими глазами и увидела то, чего не замечала раньше. Вот сегодня, к примеру, пока Майкл рассказывал, а Рори то и дело перебивал его взволнованными и не к месту вставленными замечаниями, Кэтрин вдруг отметила про себя, что больше прислушивается к звуку голоса своего жениха, чем к смыслу его слов. Мечтательно улыбаясь и почти не следя за ходом повествования, она задумчиво любовалась его кожей, прямыми и светлыми, как лен, волосами, разворотом плеч и формой сильных мужских рук. Через год им предстояло пожениться. Кэтрин знала об этом с самого детства и ждала венчания с радостным предвкушением, хотя и без особого волнения: ведь она знала об этом заранее! Но в последнее время мысли о свадьбе приобрели для нее особый, совершенно новый интерес. У нее имелось верное по сути, хотя и вызывавшее весьма смутные чувства, представление о том, чем мужчины и женщины занимаются наедине, когда поженятся. И вот совсем-совсем скоро волнующая загадка должна разрешиться самым непосредственным образом! Эта мысль наполняла ее душу пугливым и радостным трепетом.

Однако сперва, с досадой спохватилась Кэтрин, наморщив носик и опустив книзу уголки широкого, красиво очерченного рта, ей предстоит еще целый год промучиться в школе. Ну почему, почему отец не хочет позволить ей и Рори учиться дома, вместе с друзьями и соседями? Почему он упорно отсылает их каждый год то в Париж, то во Флоренцию, то в Амстердам, где им приходится преодолевать языковой барьер и налаживать отношения с незнакомыми одноклассниками? В этом году опять придется ехать в Париж. Одна мысль об этом приводила ее в содрогание. До чего же тоскливо и скучно в парижской школе! Только и дела, что читать книги, переодеваться к обеду и говорить по-французски. К тому же французский язык казался ей до ужаса жеманным. С куда большей охотой она предпочла бы изъясняться на гэльском наречии, донашивать старые охотничьи штаны Рори и гонять на лошадях по вересковым пустошам.

Увы, в этом вопросе ее отец был непреклонен. Когда Кэтрин было двенадцать лет, в ночь перед отправкой на учение в Милан она проплакала горючими слезами до самого утра, умоляя оставить ее дома еще хотя бы на год; она даже пообещала, что будет заниматься с частным репетитором, если отец позволит ей учиться в деревенской школе вместе с другими детьми. Но он лишь грустно покачал головой и, положив руки ей на плечи, сказал:

– Бедняжка Кэт, ты ведь совсем еще ребенок, ты не можешь прочесть надпись на стене. Вам с Рори необходимо получить европейское образование, потому что здесь, в Шотландии, у молодых нет будущего.

– Но почему? Почему?

Кэтрин была сбита с толку. У нее просто в голове не укладывалось, как может ее отец высказывать столь кощунственные мысли. Но он ничего не пожелал объяснить, а на следующий день, невзирая на мольбы и слезы, отправил ее в школу.

С тех пор прошло четыре года, и постепенно она осознала, чего именно так сильно опасается ее отец: по его глубокому убеждению, любая попытка шотландских горцев возвести на британский престол принца-изгнанника Карла Стюарта должна была окончиться неминуемой катастрофой. Они с Майклом спорили об этом до хрипоты, и ни один не отступал от своих позиций ни на шаг. Как ни горько было для Кэтрин оказаться в разладе со своим добрым, чудаковатым, вечно погруженным в научные изыскания отцом, но, когда речь заходила о Красавчике принце Чарли, она всем сердцем была на стороне своего жениха и с нетерпением ждала восстановления власти Стюартов.

– Посмотри, как солнце заходит над нашим домом, Кэт, – воскликнул Рори.

– Красота, – машинально отозвалась Кэтрин. – О, какая красота! – воскликнула она, оторвавшись от изучения золотистых волосков на руках Майкла и действительно взглянув на старинный фамильный замок Дарраф.

Он стоял на высоком скалистом холме над притоком Финдхорна, позади него простиралась живописная и дикая Давская пустошь. Вся срединная часть дома представляла собой сохранившуюся с незапамятных времен крепостную башню, справа и слева к ней лепились более поздние постройки. Вид у дома был грозный и неприступный, как у настоящей крепости. Кэтрин знала, что многие находят его слишком мрачным, даже уродливым, но сама она до боли в сердце обожала эти суровые, источенные ветрами, дышащие угрюмой стариной стены. В этот миг, в лучах заката, они словно пылали огнем.

– Ты любишь его, правда, Кэт? – спросил Майкл, улыбаясь новой, особенной улыбкой, от которой у нее слегка кружилась голова.

– Да, люблю, – простодушно призналась Кэтрин. – Нам пора возвращаться домой, – напомнила она через минуту, меняя тему. – Ехать придется шагом, а не то Иннес будет нас бранить. Он всегда велит беречь лошадей.

Официально Иннес считался в доме Ангуса Макгрегора чем-то вроде сторожа, на деле же он управлял не только замком Дарраф, но и всем огромным имением. Отец Кэтрин был весьма доволен сложившимся положением, так как оно освобождало его от необходимости заниматься делами и позволяло проводить дни и ночи напролет за книгами в библиотеке.

– Сюда, Принц! – позвала Кэтрин, вскакивая на ноги.

Майкл и Рори с кряхтеньем последовали ее примеру.

– О, дьявол! Подлючая тварь, сифилитичка чертова, сукина дочка…

– Рори! – вскричала Кэтрин, потеряв терпение. – Можешь ты толком сказать, в чем дело?

– Растяпа! Поганая кривоногая кобыла опять куда-то запропастилась! О, дьявольщина! И ничего тут смешного нет! Небось спустилась к Туи и воду хлещет. Раздуется, как старая свинья, и веди ее домой на поводу, чтоб ей лопнуть!

– Ну так пойди и разыщи ее! Мы сейчас спустимся следом за тобой.

Оскальзываясь на крутом склоне и бормоча проклятия себе под нос, Рори отправился на поиски кобылы.

Кэтрин бросила веселый взгляд на Майкла, но тут же в смущении уставилась на свои босые ноги. Минуту спустя она вновь подняла глаза на жениха, подумав, что могла ошибиться и неверно истолковать выражение его лица. Оказалось, что ошибки не было.

– Что ты на меня так смотришь, Майкл?

Ее голос звучал тихо и напевно. Похоже, она даже не догадывалась о силе собственных чар.

– О, Боже, Кэт, неужели ты не понимаешь?

Только теперь до него дошло, что она, возможно, и в самом деле не понимает. Майкл напомнил себе, что она еще ребенок и ей невдомек, какое воздействие оказывает на него бесхитростный взгляд этих дивных глаз, цветом напоминавших сирень в угасающем свете дня, и этот подвижный, выразительный рот, как будто созданный для поцелуев.

Кэтрин провела пальцем по серебряной пряжке, скреплявшей уздечку Принца, и сделала вид, что изучает его черную гриву. Майкл оказался прав лишь наполовину. В свои шестнадцать лет она была невинна, но ей уже не раз представлялся случай понаблюдать, как воздействует на мужчин ее расцветающая женственность.

– Может, и понимаю… – призналась Кэтрин, но смелость тотчас же покинула ее. – Нет-нет, ничего я не понимаю!

Поразительно длинные и черные, как уголь, ресницы затрепетали и опустились. Кэтрин отвела взгляд. Майкл больше не в силах был сдерживаться.

– Что ж, придется, как видно, тебе растолковать, – пробормотал он, подойдя к ней и взяв ее обеими руками за плечи. – С самого утра я молил Бога в надежде, что Рори уберется куда-нибудь подальше хоть на минутку, чтобы я мог сделать вот так.

Он наградил ее долгим и страстным поцелуем. Этот поцелуй был у них не первым, но Кэтрин про себя решила, что в сравнении с прежними он, пожалуй, самый лучший. Она обвила руками шею Майкла и прижалась к нему всем телом, наслаждаясь его близостью и одновременно чувствуя себя в полной безопасности. Ей было отлично известно, что он не сделает ей ничего плохого и, как всегда, успеет вовремя остановиться прежде, чем дело зайдет слишком далеко.

– Я люблю тебя, Майкл, – простодушно призналась Кэтрин, когда поцелуй прервался и он отстранил ее от себя, чтобы заглянуть ей в лицо.

– О, Боже, Кэт, как я люблю тебя! – восторженно ответил Майкл и, оторвав от земли, принялся кружить ее по воздуху. – Как мечтаю сделать тебя своей! Как мне пережить этот год?

Именно эта часть их разговоров казалась Кэтрин наиболее интригующей. Что он имел в виду, когда говорил, что хочет «сделать ее своей»? Разумеется, речь шла о брачных отношениях, о том, что священник называл «совокуплением». Ей не раз приходилось видеть спаривание скота в отцовском поместье, но, уж конечно, у них все будет не так, как у животных! Нет-нет, у людей это, безусловно, бывает совсем по-другому! Когда Майкл говорил, что сделает ее «своей», его голос обещал так много… Ей смутно представлялось некое мистическое слияние тел, душ, сердец, сулящее радость, которую разум просто не в силах был вообразить. Настоящий рай на земле.

– Я тоже не хочу ждать, – честно призналась Кэтрин. – Но ничего не поделаешь, придется. Таков обычай. И все-таки мне почему-то кажется, что это неправильно.

– Это просто ужасно, – с жаром согласился Майкл.

Они долго стояли, обнявшись. Наконец Кэтрин с тяжелым вздохом нехотя разжала руки.

– Нам надо идти.

– Да, наверное, уже пора. Твой отец с меня шкуру спустит, если я не приведу тебя домой засветло.

– Иннес мог бы спустить, – со смехом поправила она его, – а папа даже не заметит.

Они свели лошадей вниз по крутому склону и двинулись по лугу к зарослям деревьев и кустарников, тянувшимся сколько хватало глаз по обоим берегам Туи, тихой речушки, скорее напоминавшей ручей.

– Поужинаешь с нами сегодня? – спросила Кэтрин, вновь послав жениху неотразимую улыбку.

– Хотел бы, да не могу.

– Да ну тебя! Почему нет?

– Я должен встретиться с моим кузеном.

– С Юэном Макнабом?

– Да.

Кэтрин внутренне содрогнулась. Ей до ужаса не нравился Юэн, разнузданный кутила, дуэлист и задира, относившийся к якобитскому делу как к азартной игре. В этом смысле отец был с нею заодно. Он терпеть не мог Юэна Макнаба и сокрушался, видя, что Майкл поддерживает с ним отношения. Кэтрин не знала, о чем говорят двоюродные братья, оставшись наедине, и могла лишь строить предположения. Ее так и подмывало задать жениху прямой вопрос о его связях с якобитским движением, о том, что он делает или собирается сделать для объединения северных кланов. Но стоило ей проявить любопытство, как Майкл сводил все к шутке или искусно менял тему разговора. Кэтрин обижалась, чувствуя себя маленьким ребенком, которого взрослые не посвящают в свои дела. Ей оставалось лишь молить Бога, чтобы Майкл не оказался замешан во что-либо действительно опасное.

Они достигли противоположного конца луга и углубились в заросли. Тропа была такой узкой, что приходилось идти гуськом.

– Рори! – прокричал Майкл звучным баритоном.

Солнце только что село. На лугу все еще было светло, но здесь, в обрамлявших берега реки лесных зарослях, царил полумрак. Река была совсем близко, Кэтрин уже различала ее приглушенное журчание. За следующим поворотом тропинки должна была открыться небольшая поляна, песчаный бережок под сенью ивовых деревьев. Именно там она ожидала найти Рори.

– Ну что вы встали, как две сонные клячи? – удивленно спросил Майкл, не понимая, почему Кэтрин и ее лошадь вдруг замерли на месте.

– Майкл!

Тревога, прозвучавшая в ее голосе, заставила Майкла бросить поводья и подойти к ней.

Рори нигде не было видно, однако поляна не была пуста. На ней расположились трое мужчин, и было в них что-то до того зловещее, что у Кэтрин перехватило дух, а руки похолодели. Все трое уставились на нее осоловелыми от пьянства, но явно недобрыми взглядами. Как только Майкл оказался рядом, она вздохнула с явным облегчением. Рори назвал их «дорожными солдатами»; на самом деле они были просто чернорабочими, оборванцами, непригодными для несения регулярной службы в английской армии. Двое валялись на земле, третий стоял, притулившись к дереву с полупустой бутылкой джина в руке. «Это главарь», – неожиданно для себя подумала Кэтрин. Хамоватый, пожалуй, даже смазливый, он выглядел моложе остальных, в его аспидно-серых глазах, хоть и затуманенных винными парами, тускло горел вызывающий, нахальный огонек.

– Глянь-ка, Билли, кто к нам пожаловал, – сказал он негромко, обращаясь к одному из лежавших на земле.

Тот, кого звали Билли, – смуглый жилистый крепыш с лоснящейся от сала кожей и злобно поджатыми губами – приподнялся на локте и окинул Кэтрин немигающим взглядом мертвенных черных глаз, свойственным скорее рептилии, нежели человеческому существу. Третий – дряблый, обросший жиром великан со светло-голубыми глазками и слюнявыми красными губами – так и остался валяться в грязи, вытянувшись во весь рост. При виде Кэтрин его лицо расплылось в бессмысленной ухмылке. Все трое следили за нею с какой-то нездоровой жадностью, словно голодные псы на цепи, рвущиеся достать кость.

Она украдкой бросила взгляд на Майкла. Он весь напрягся, на щеке у него дергался мускул, глаза горели так, что Кэтрин пришла в ужас. Вообще-то Майкл был человеком миролюбивым, даже кротким, но стоило вызвать его на драку, как он превращался в дикого зверя. А сейчас было не время для драки, в этом Кэтрин не сомневалась ни минуты. Успокаивающим жестом она положила руку ему на плечо, откашлялась и проговорила:

– Прошу меня извинить, но вы забрели в частные владения.

Ее голос задрожал и сорвался, а слова не произвели на компанию ни малейшего впечатления. С таким же успехом можно было обращаться к окружавшим поляну деревьям.

Они продолжали пожирать ее глазами. После долгого молчания смуглый поднялся на ноги, а толстяк опять расплылся в улыбке слабоумного. Главарь одним глотком вытянул из бутылки остатки спиртного, перевернул ее вверх дном и посмотрел сквозь нее на свет, словно желая убедиться, что она пуста. Потом он перевел взгляд с бутылки на Кэтрин. Его улыбка и взгляд темно-серых глаз подсказали ей, что он собирается сделать, за миг до того, как его рука молниеносным взмахом взлетела кверху и бутылка со звоном разбилась о ствол дерева в трех футах от ее головы.

Кэтрин обхватила себя руками, стараясь унять дрожь. В ушах у нее отдавался гогот оборванцев, краем глаза она заметила, как Майкл сделал шаг по направлению к ним. Потом ее взгляд вновь упал на главаря: вместо пояса у него на талии была намотана веревка, а из-за нее торчала рукоять пистолета.

– Майкл, остановись!

– «Майкл, остановись», – пропищал толстяк, неуклюже, как боров, поднимаясь на ноги.

– Что вам здесь нужно? – тихо спросил Майкл.

Видимо, он заметил пистолет; мысленно Кэтрин возблагодарила Бога.

– Да просто отдыхаем, своячок. Разве это незаконно? – Главарь ухмыльнулся, словно намекая на некую, ему одному понятную шутку. – А где ж ты свою юбку забыл? Я-то думал, что все вы, шотландские придурки, щеголяете с голой задницей.

Он опять загоготал. Толстяк подхватил его смех; крепыш Билли, сохраняя непроницаемое выражение, не сводил остановившегося взгляда с Кэтрин.

Толстяк вразвалочку подошел поближе, глядя на нее как зачарованный. Кэтрин вся сжалась, но он остановился в четырех шагах и застыл. Она, вздрогнув, заметила, что в правой руке, похожей на медвежью лапу, он сжимает короткую толстую дубинку.

– Черт, до чего же лакомый кусочек, – пробубнил толстяк, пуская слюни. – А можно нам ее поиметь, Уэллс? – заныл он, как капризный ребенок. – Можно?

Увидев, как изменилось лицо Кэтрин, Уэллс опять осклабился в кривоватой ухмылке.

– Молодец, Томас! Раз в жизни и в твою дурацкую башку пришло что-то путное…

Майкл мгновенно выступил вперед и загородил собой Кэтрин. Она прикоснулась к нему, просто чтобы ощутить что-то надежное.

– Я вас предупреждаю, если вы тронете ее хоть пальцем…

– А что ты сделаешь?

Уэллс не спеша вытащил пистолет и прицелился прямо в голову Майкла.

– Ты пойми, старина, мы с парнями давным-давно уже бабы не нюхали, и нам страсть как приспичило! – проговорил он с фальшивым сожалением. – Эта красотка, видать, к тебе неровно дышит, и ты, уж конечно, рад-радехонек, но тут вот какое дело: с ближними надо делиться. Разве я не прав, а, Билли?

Билли на мгновение перевел свой мертвенный взгляд на Уэллса и тут же вновь, не мигая, как змея, уставился на Кэтрин. Уэллс сокрушенно вздохнул.

– Наш Билли не мастак языком чесать, – снисходительно пояснил он. – Так на чем я остановился?

Словно во сне Кэтрин услыхала щелчок взведенного курка и голос Уэллса, продолжавшего свою речь дружелюбным, слегка сочувственным тоном:

– Ах да! Предлагаю выбор, свояк. Все по-честному, по-благородному, можно сказать. Или я тебя сейчас пристрелю, или позабавишься с нами вместе. Считаю до десяти.

Кэтрин ухватилась за руку Майкла и, выйдя из-за его спины, встала рядом с ним. Во рту у нее пересохло, ноги дрожали, но она стояла и смотрела, как трое негодяев подходят ближе и встают полукругом, отрезая им путь к отступлению. За спиной у них были лошади, бежать и в самом деле было некуда. Она попыталась перевести дух.

– Вы с ума сошли, – говорил тем временем Майкл. – Послушайте, я могу дать вам денег.

Уэллс протянул руку ладонью кверху.

– У меня с собой нет, черт вас побери, но я могу их достать!

Прозвучавшее в его голосе отчаяние напугало Кэтрин больше, чем все остальное.

Уэллс как будто призадумался на минуту, взвешивая предложение, но тут же отрицательно покачал головой. Он посмотрел на Кэтрин и плотоядно облизнул губы.

– Нет, так не пойдет. Да у тебя навряд ли и есть столько.

– Но…

– Сказано нет, значит, нет! Ну давай, решай, уж больно нам надоело ждать.

– Я знаю, что бы я сделал, – вдруг заговорил Билли, и зловещая улыбка промелькнула на его лишенном выражения лице.

– Я знаю, что бы я сделал, – как попугай, повторил за ним слабоумный Томас.

На миг Майкл повернул искаженное мукой лицо к Кэтрин и тотчас же отвернулся. Когда он заговорил, она услыхала его вымученный голос, но смысл его слов дошел до нее не сразу и вдруг бомбой взорвался у нее в мозгу:

– Я присоединюсь к вам, только не убивайте меня. Ради Бога, не убивайте.

Кэтрин ахнула и в ужасе закрыла лицо руками. «Нет, нет, этого не может быть», – бессмысленно повторяла она про себя. Черная бездна разверзлась перед нею, внутри все похолодело. Безмолвно, сама не сознавая, что делает, и почти не слыша сорвавшегося с губ Уэллса удовлетворенного «Ага!», она отступила на шаг от Майкла. Именно в этот момент, когда всеобщее внимание было приковано к ней, Майкл бросился вперед. Одним гигантским прыжком он пересек поляну, и его руки сомкнулись на шее главаря. Пистолет выстрелил. Кэтрин завизжала.

– Беги! – крикнул Майкл, повалив наземь ставшего багровым Уэллса.

Уэллс вслепую ударил его разряженным пистолетом, но тот безобидно отскочил от плеча Майкла.

– Беги! – прокричал он еще раз, но Кэтрин не двинулась с места, парализованная страхом.

Билли переминался с ноги на ногу, словно пребывал в нерешительности. Но тут Томас, передвигавшийся с буйволиной тяжестью и медлительностью, подошел к дерущимся и высоко занес над головой дубинку. Панический крик вырвался из груди Кэтрин, Майкл услыхал его и поднял голову, но было уже поздно. С жутким хрустящим звуком дубинка спустилась ему на правый висок. Он упал лицом вперед и безжизненно распластался на земле.

Уэллс вскочил на ноги, держась за горло и чертыхаясь. Полуслепая от слез, Кэтрин попыталась проскочить мимо него к Майклу, но, оказавшись у нее за спиной, главарь схватил ее за волосы и рывком подтащил к себе, а другой рукой обхватил за талию.

– Э, нет, так не пойдет! Да брось брыкаться, дурочка! Тебе понравится, вот увидишь! Стой, я сказал! Черт! Ах ты, сука…

Выпустив ее волосы, он повернул Кэтрин лицом к себе и крепко ударил по лицу. Шок от удара заставил ее позабыть о страхе, она ощутила ослепительную вспышку неимоверной ярости. Шипя и отплевываясь, пустив в ход локти, колени, кулаки, ногти, Кэтрин бросилась на Уэллса, как дикая кошка, и ему пришлось отступить.

– Эй, уберите ее от меня! – вскричал Уэллс, закрывая лицо руками.

У него пошла носом кровь, на шее остались глубокие борозды. Остальные двое смотрели, раскрыв рот и отступив на почтительное расстояние. Томас все еще сжимал в руке деревянную дубинку.

Кэтрин, рыча, изготовилась к новому прыжку, но вдруг замерла на месте, и весь полыхавший в ней яростный огонь внезапно угас. Следуя за ее обезумевшим взглядом, Уэллс обернулся и увидел на краю поляны мальчика с перепуганным и растерянным лицом. Тот сделал один робкий шаг по направлению к ним.

– Беги, Рори! Беги! – пронзительно закричала Кэтрин.

– Взять его, – рявкнул Уэллс, повернувшись к Билли.

На долю секунды Кэтрин показалось, что Рори собирается вступить в драку, но, когда Билли повернулся волчком и бросился на него с ловкостью обезьяны, Рори метнул на нее последний отчаянный взгляд и скрылся среди деревьев. Билли проворно последовал на ним. Вскоре хруст веток у них под ногами смолк, и наступила тишина.

«Он бегает быстро, – уговаривала себя Кэтрин, стараясь подавить растущий в душе панический страх, – он сумеет удрать».

Уэллс ухмыльнулся, словно прочитав ее мысли.

– Кто бы он ни был, Билли его достанет. Билли у нас самый шустрый.

Он сделал шаг к ней.

– А я вот, к примеру, совсем не шустрый. Не люблю спешки.

Кэтрин попятилась. Позади нее вновь послышалось бессмысленное хихиканье Томаса, и вдруг его огромные лапы ухватили ее за локти. Ни о чем не думая, она согнулась в поясе и что было сил впилась ему в руку зубами, пока не прокусила до крови. Он взвыл и отскочил назад, зажав руку между колен и плача, как малое дитя.

– Болван! – в ярости выругался Уэллс.

Он пристально оглядел Кэтрин сквозь прищуренные щелочки век, потом его лицо разгладилось.

– Придется тебя стреножить, – с улыбкой заметил Уэллс. – Мне нравятся норовистые кобылки, но ты, милочка, заходишь уж слишком далеко.

С этими словами он размотал веревку, служившую ему поясом, и, свернув ее петлей, помахал перед округлившимися от ужаса глазами Кэтрин, весьма довольный произведенным впечатлением. В следующую секунду он бросился на нее. Она сопротивлялась изо всех сил, но на сей раз он был к этому готов. Не успела она нанести удар, как он стал теснить ее назад, заставляя отступать, а потом сбил с ног ловкой подсечкой. Упав на спину, Кэтрин ударилась так сильно, что не смогла быстро перевести дух. Уэллс перевернул ее, как куль, и ткнул лицом в песок, одновременно заломив ей руки за спину. Он связывал ее, а у нее не осталось сил сопротивляться. Сама не понимая, откуда что берется, Кэтрин осыпала его грязной бранью, пока не задохнулась от пыли и собственных слез. Когда он вновь перевернул ее навзничь, ее ярость угасла, уступив место слепому первобытному страху. Уэллс уселся на нее верхом и ударил по лицу тыльной стороной ладони.

– Это тебе за мой нос, – деловито сообщил он и вдруг поднял голову. – А вот и Билли!

Смуглый крепыш Билли подошел и встал над ними, тяжело дыша.

– Ну как? – спросил Уэллс.

– Я его прикончил. Он был совсем сопляк.

Кэтрин обреченно закрыла глаза, словно какая-то пружина лопнула у нее внутри. Она слышала их гнусный говор, чувствовала, как их грязные руки ощупывают ее и срывают с нее одежду, но все это происходило будто во сне и виделось ей сквозь лиловый туман. Все, что они делали с нею, уже не имело значения, и даже мысль о том, что после этого они ее убьют, больше не пугала. Все это не важно, не имеет смысла, твердила она себе. Только бы сохранить отчуждение, только бы удержаться на этом лиловом облаке, вдали от ужаса…

Но Уэллс сжал ее лицо ладонями и заорал:

– Смотри на меня, смотри!

Кэтрин с трудом открыла глаза, и ей показалось, что она смотрит в лицо Сатаны.

– Назови мое имя!

Она покачала головой, ничего не понимая. Он ударил ее еще раз.

– Уэллс! – сдавленно прорыдала она, едва различая его за пеленой слез.

– Уэллс, – самодовольно подтвердил он.

Желчь поднялась к горлу и стала душить ее, когда непристойное тисканье причинило ей боль. Кэтрин почувствовала, что ее вновь захлестывает ярость, и в отчаянии впилась ногтями в веревку, связывающую ее руки. Узлы были затянуты так сильно, что запястья онемели и распухли. Она задергалась, пытаясь освободиться от пут. Веревки впились ей в руки, они жгли, сдирали кожу, затягивались все туже, перекрывая кровоток. Лиловая пелена у нее перед глазами сменилась вспышкой ярко-красного света, а мерзкий голос Уэллса затерялся в оглушительном гуле крови, стучавшей в ушах.

Но внезапно хрупкий барьер, воздвигнутый ею между собой и окружающим миром, разрушил звук выстрела. Открыв глаза, Кэтрин увидела, что Томас медленно и беззвучно валится наземь, как подрубленное дерево. Земля содрогнулась, когда он упал, и она заметила у него на шее черную дырку, из которой начала литься кровь. Толстяк Билли испустил какой-то птичий крик, когда Иннес, управляющий ее отца, выстрелом из второго пистолета попал ему прямо в сердце.

Уэллс медленно распрямился. В его глазах не было страха, даже нахальная ухмылка все еще держалась на губах. Кэтрин вдруг поняла, что он безумен.

Теперь Иннес был безоружен. С высоты своего коня он следил, как Уэллс, осклабившись, достает из-за голенища нож. Потом управляющий тронул лошадь и шагом направил ее на край поляны, прямо к полусогнутой фигуре бандита. Кэтрин попыталась приподняться и предупредить его, что это не человек, а сам дьявол, но не сумела даже сдвинуться с места, а из ее горла вырвался лишь жалкий хрип. Иннес подъехал поближе. Когда он оказался в трех шагах от Уэллса, тот прыгнул и вонзил нож в шею лошади. Послышался булькающий звук, леденящий кровь, несчастное животное рухнуло на колени и безжизненно завалилось на бок.

Нога Иннеса оказалась прижатой к земле лошадиным боком. Пока он отчаянно пытался высвободиться, Уэллс медленно попятился туда, где остался Принц, вороной жеребец Кэтрин. Как только управляющий поднялся на ноги, Уэллс с легкостью вскочил на коня и разразился безумным хохотом. Иннес замер на полпути к нему, различив в смехе убийцы отчетливо слышные завывания буйнопомешанного.

– Ты меня не забудешь, верно? Меня зовут Уэллс!

И, повернув взбрыкивающего жеребца, галопом скрылся в лесу.

* * *

– Они меня связали, Иннес. Они связали меня.

– Тише, тише, милая, я знаю.

Иннес укрыл ее своей курткой и помог сесть. На мгновение он крепко обнял ее, потом принялся развязывать варварски затянутые узлы у нее на запястьях.

– Черт! Ты вся в крови от этих веревок.

– Они меня связали.

– Ну все уже, все, не плачь, все в порядке.

– Они убили Рори.

– Не может быть! О, Господи!

Слезы показались у него на глазах и покатились по морщинистым щекам. Они плакали вместе, обнявшись и не говоря ни слова.

– Майкл убит? – спросила Кэтрин после долгого молчания, хотя давно уже знала ответ.

– Да, девочка моя, он мертв.

Луна поднялась выше, посеребрив поляну холодным призрачным светом. Где-то в черной гуще леса заухала сова. Кэтрин плакала оттого, что осталась в живых. Ей стоило лишь повернуть голову вправо, чтобы увидеть белую рубашку Майкла, простертого на земле в нескольких футах от нее. А где-то в лесу лежало изуродованное и безжизненное тело Рори, ее дорогого брата, любимого товарища ее детства.

Постепенно, пока луна взбиралась все выше над испещренным пятнами теней лесом, отчаяние в ее душе уступило место ненависти, горе сменилось жаждой мести.

Прежней Кэтрин, чистой и невинной, больше не существовало. На месте цветущей розы остался сухой шипастый стебель, там, где текла живая кровь, поднялась черная желчь. Когда пришел отец, у нее уже не осталось слез. Слова, напоенные ненавистью, сорвались с ее губ подобно острым камням:

– Отец, мы должны их убить!

 

2

Южная Шотландия

Ноябрь 1745 года

– Чушь собачья!.. Извините, сэр, но стоит ли удивляться, если принц Чарли находит столько сторонников! Народ сыт по горло королями, не умеющими даже говорить по-английски. Тем не менее успеха Красавчик не добьется, и вот почему: он никак не возьмет в толк, что местным якобитам дела нет до возвращения Стюартов на престол. Хотя справедливости ради надо признать, что к Ганноверской династии наши подданные тоже не испытывают любви. Бесконечные и бесцельные военные авантюры за границей давно уже всем опостылели. Не говоря уж о том, что они здорово бьют по карману.

Полковник Роджер Денхольм скрестил руки на груди и откинулся на спинку кресла, обдумывая услышанное. Поскольку эти слова прозвучали из уст майора королевских драгун, командующего эскадроном кавалерии Его Величества, виконта и пэра Англии, будущего графа Ротбери, их можно было бы счесть по меньшей мере опрометчивыми, но так как они исходили от Джеймса Бэрка, полковник ничуть не удивился. Он давно уже понял, что ничего иного от майора ждать не приходится.

Черт бы его побрал, он даже мундир не удосужился надеть! Явился в кабинет к полковнику в половине одиннадцатого утра в бальном платье. Подавляя раздражение, полковник Денхольм окинул хмурым взглядом высокую фигуру майора, присевшего на краю письменного стола в такой ленивой и небрежной позе, словно это был его собственный стол. Худощавое телосложение и изысканная грация движений не давали ни малейшего представления о стальных мускулах, скрытых под безупречно сшитым камзолом, и трудно было поверить, что эти холеные руки с длинными точеными пальцами принадлежат не раз побывавшему в боях кавалеристу. Блестящие черные волосы были гладко зачесаны назад и перехвачены на затылке ленточкой. Орлиный нос с тонко вырезанными, слегка расширяющимися ноздрями придавал аристократическому лицу несколько надменный вид. В холодной голубизне глаз, словно подернутой серебристым инеем, не отражалось ничего, кроме выводившей собеседника из себя презрительной скуки.

Денхольму было хорошо известно, что весьма вольные (чтобы не сказать бунтарские) взгляды майора на Ганноверскую династию являлись причиной нешуточной головной боли у его начальства. Самого полковника больше всего беспокоило лишь то обстоятельство, что командир эскадрона Джеймс Бэрк стал в последнее время вести себя совершенно безрассудно, а безрассудство, по мнению полковника, было несовместимо с офицерским званием.

– Итак, майор Бэрк, вы считаете, что принц Чарли пошел на самоубийство? – спросил он мягко.

– Именно так, сэр. Я думаю, его дело обречено на грандиозный провал.

– Хотел бы я в это верить. Он обладает удивительной способностью завоевывать сердца. Молод, хорош собой и официально вроде бы сражается даже не за себя, а за отца. Выглядит романтическим героем в своих тартановых юбочках. Женщины от него без ума. В Эдинбурге они его только что не на руках носили!

– Да будет вам! – презрительно отмахнулся Бэрк. – Женщины не участвуют в военных действиях.

– В самом деле? – загадочно прищурившись, спросил полковник Денхольм.

Он выпрямился в кресле и заговорил уже деловитым тоном.

– Я получаю неоднозначные отзывы о вас от герцога Камберленда. Ваши действия под Фонтенуа он характеризует как «блестящие, но беспорядочные». Что вы на это скажете?

– Я все ждал: когда же мы наконец перейдем к сути дела? – Тут Бэрк позволил себе усмехнуться. – Вряд ли вас действительно интересует мое мнение о шансах Младшего Претендента на престол, но даже если и так, вы бы не стали вызывать меня сюда из Дамфриза только для того, чтобы его услышать.

– Совершенно верно. Позвольте мне говорить с вами откровенно, Джеймс. Дело в том, что я не в восторге от ваших подвигов, совсем не в восторге. У вас есть все данные, чтобы стать блестящим офицером, но в последнее время с вами творится что-то неладное.

– Не могу согласиться.

Оставив облюбованный для сидения край стола, майор Бэрк распрямил свои длинные ноги в высоких сапогах и предстал перед полковником во весь рост. Еще немного, и взгляд, брошенный им на командира сверху вниз, можно было бы счесть оскорбительным, но он сумел удержаться и не переступить столь прозрачной грани. Однако в этом взгляде промелькнуло необычное выражение: как будто майор, не считая себя ни в малейшей степени задетым, признавал правоту полковника. В сражении при Фонтенуа был убит его лучший друг, и Бэрк даже удивился, услыхав, что герцог Камберленд назвал его поведение всего лишь «беспорядочным». На самом деле на него впору было надевать смирительную рубашку.

– Я не спрашивал вашего согласия! – Денхольм мрачно уставился на майора сквозь монокль. – Вы заработали репутацию отчаянного смельчака, сорвиголовы, человека, ни в грош не ставящего собственную жизнь и здоровье. Но сдается мне, что не высокие чувства толкают вас на геройство, а просто скука. Жаль, что вы так и не научились вести себя как подобает настоящему лорду; вы могли бы вернуться домой и помочь отцу управлять поместьем.

– Моя мачеха отлично с этим справляется, – сухо возразил Бэрк.

Он вновь уселся, на сей раз выбрав стул.

– Дело в том, что, рискуя собственной головой, вы подвергаете опасности жизнь подчиненных, а это совершенно недопустимо.

Заметив яростный взгляд майора и его крепко сжатые зубы, Денхольм заговорил примирительно:

– У меня есть для вас новое задание, Джеймс. На некоторое время вы освобождаетесь от обязанностей командира эскадрона. Вместо этого я поручаю вам отконвоировать арестанта в Ланкастерский гарнизон, откуда впоследствии его доставят под охраной в Лондон.

– Арестанта? Вы хотите, чтобы я конвоировал арестанта?

– Совершенно верно. Речь идет об опасном преступнике. Я бы не доверил столь ответственное задание кому попало.

Расслышав в голосе Денхольма игривые нотки, Бэрк насторожился. Ему не понравился подозрительный огонек, блеснувший в глазах полковника.

– Скажите, Джеймс, вам знаком некий подполковник Моль? Родом из Йоркшира, служит под началом у Гренфелла.

– Толстый рыжий ублюдок?

Денхольм поморщился как от зубной боли.

– Да, именно он.

– Пару раз встречались. По-моему, он настоящая скотина.

– Ну, кем бы он ни был, похоже, подполковник Моль стал жертвой коварного заговора. А может быть, и нет.

Бэрк ощутил невольно вспыхнувшую искру интереса.

– Еще неделю назад Моль во главе небольшого отряда вел скрытное наблюдение за передвижениями войск принца Чарли, совершавших переход из Эдинбурга в Карлайль. Ему предстояло оценить боевую мощь этих войск и представить генералу Уэйду свои соображения о том, следует ли дать бой принцу под Карлайлем. Моль утверждает, что документы, в которых содержались стратегически важные сведения, были у него похищены за два дня до того, как Карлайль без боя перешел в руки принца Чарли.

– Вы сказали, он это «утверждает».

– Подполковника Моля вряд ли можно назвать надежным офицером. Я готов признать, что репутация у него неважная, но это, разумеется, между нами.

Бэрк кивнул с пониманием.

– Возможно, он их потерял или этих документов вовсе не существовало на свете, а может быть, он их продал. Однако не исключено, что рассказанная им история – не вымысел.

– А что это за история?

– Она стара как мир и выдумкой не блещет. Он утверждает, что некая юная леди, которую он выиграл в карты и в тот же вечер весьма великодушно сделал своей содержанкой, не та, за кого себя выдает.

– Проститутка?

– Одна из тех «солдатских невест», что обычно следуют в обозе за действующей армией. Девица легкого поведения из Шотландии, услаждающая английских солдат за умеренную плату. Сами понимаете, в наши беспокойные времена таких полно повсюду.

– И кто же она такая на самом деле, по мнению Моля?

– Лазутчица.

– А может, и то и другое?

– Вполне возможно.

– Вы ее видели?

– Да, конечно.

– И что вы думаете?

Бэрк вдруг вскочил на ноги, не дав полковнику открыть рот.

– Постойте, это и есть опасный арестант, которого я должен конвоировать в Ланкастер? Эта… прости, Господи…

– Сядьте, майор Бэрк! Я не потерплю подобных выходок. Я ясно выразился?

– Совершенно ясно.

– Вот и отлично.

Денхольм откинулся на спинку кресла и, вытащив платок из кармана, принялся полировать свой монокль.

– Давайте поговорим начистоту, Джеймс, мы ведь с вами не первый день знакомы. Вам необходимо сменить обстановку. Делу защиты престола вы в последнее время не столько служите, сколько мешаете. Хотите верьте, хотите нет, но я оказываю вам услугу. И притом как раз вовремя.

– Извините, что не нахожу слов для благодарности, – язвительно возразил Бэрк.

Конвоировать арестанта. Боже милостивый, как он дошел до жизни такой? Еще недавно он со своим эскадроном сражался в боях во Фландрии, а теперь ему предстоит сопровождать в Ланкастер шотландскую проститутку.

– Тем не менее я полагаюсь на вас, – продолжал между тем полковник Денхольм. – Займитесь этим делом всерьез. Постарайтесь выяснить, с кем мы имеем дело: с якобитской заговорщицей или с обыкновенной потаскухой, подвернувшейся под руку в неподходящий момент. Если речь идет всего лишь о незадачливой шлюхе, тогда под подозрением окажется сам подполковник Моль. Говорю вам прямо: я ему не доверяю.

– И вы полагаете, сэр, что я сумею дознаться правды. Каким образом?

– Ну, Джеймс, это уж вам лучше знать.

– Благодарю за комплимент. Как ее зовут?

– Кэтти Леннокс.

– Так вы говорите, он выиграл ее в карты? – Надменное лицо майора перекосилось гримасой отвращения.

– Совершенно верно. У ее прежнего покровителя и соотечественника по имени Юэн Рэмзи.

– А что сталось с самим Рэмзи?

– О нем мало что известно. По-видимому, он покинул местность еще до исчезновения документов Моля. Он игрок и торговец спиртным, снабжавший солдат джином. Ну, а она… обыкновенная трясогузка, не слишком разборчивая в своих связях. Говорят, жили они весело и свободно, ничем себя не стесняя.

– Кто так говорит?

– Солдаты из отряда Моля.

– Стало быть, их знакомство было…

– Весьма непродолжительным. Речь идет о нескольких днях, самое большее об одной неделе.

– И как долго она была любовницей Моля?

– Двое суток.

Бэрк принялся задумчиво теребить нижнюю губу.

– Моль утверждает, что она осталась с ним по собственной воле. Единственной ее целью была нажива, а из английского офицера, сами понимаете, можно вытянуть гораздо больше, чем из шотландского карточного шулера.

– Похоже, эта девица – сущий клад, – хмыкнул Бэрк.

– Джеймс… – начал было Денхольм и вдруг умолк.

Бэрк вскинул голову, удивленный столь не свойственной его начальнику нерешительностью.

– Я уверен, что могу рассчитывать на вашу беспристрастность в отношении этой женщины, – пояснил наконец полковник. – Она родом из Шотландии, и с учетом всего, что вам пришлось пережить…

– Это давняя история, сэр, – перебил его Бэрк, старательно сохраняя невозмутимость. – Смею вас заверить, она никоим образом не повлияет на мое отношение к этой девице. Я постараюсь выяснить, кто она такая, и сделаю это безо всякого предубеждения.

– Да-да, конечно. – Покончив со щекотливой темой, полковник вздохнул с облегчением. – По прибытии в Ланкастер вы должны представить доклад начальнику гарнизона. Неофициальный доклад. Просто краткий отчет о ваших личных впечатлениях. Вас это, разумеется, ни к чему не обязывает, зато делу поможет.

– А разве ее не должна сопровождать другая женщина, постарше…

– Вы имеете в виду дуэнью?

– Что-то в этом роде.

– Ах, Джеймс, в вас говорит голубая кровь. Кем бы ни была эта девушка, ее репутации ничто не угрожает, за неимением таковой. И я не сомневаюсь, что вы при любых обстоятельствах будете вести себя как подобает джентльмену.

– На сей счет можете не беспокоиться, сэр, – холодно ответил Бэрк. – Шотландские шлюхи не в моем вкусе.

– Полагаю, что нет, – согласился полковник.

* * *

Помещение ничем не напоминало тюремную камеру: ни решеток на окнах, ни обитой железными полосами двери с глазком. Это была обыкновенная комната, точнее даже, спальня в небольшом коттедже, принадлежавшем некоему Сайлэсу Ормзби, пока Его Величества Двадцать первый кавалерийский полк британских драгун, расположившийся лагерем неподалеку для пополнения запасов провизии и фуража, не реквизировал его, превратив в место заключения. Комната размером шесть на восемь футов была относительно чистой, меблировка состояла из походной койки (к счастью, без клопов), деревянного стула и пустого комода. Увы, дверь неизменно была заперта снаружи, а единственное окошко забито досками. Тюрьма, как ее ни назови, все равно остается тюрьмой.

За три дня и четыре ночи, проведенные в этой комнате, Кэтрин Роза Леннокс Броуди Макгрегор, леди Брэйморэй, успела до мелочей изучить предоставленное ей временное жилище. Она могла утверждать, что ей знаком здесь каждый дюйм пола, стен и потолка. Она знала, что тремя обычными шагами или пятью семенящими шажками можно преодолеть расстояние от двери до дальней стены. Она с точностью до минуты могла предсказать, как долго трехдюймовый огарок свечи будет освещать ее обитель своим тусклым огоньком, и установила дружеские отношения с мышиным семейством, обитавшим в соломенной крыше. В первый же день она заметила узкую щелочку в досках, которыми было забито окно, и вдоволь налюбовалась сквозь нее видом на грядку с турнепсом в огороде мистера Ормзби и на бескрайнее пшеничное поле за нею, усеянное брезентовыми палатками кавалеристов полковника Денхольма.

Больше всего Кэтрин мучили воспоминания о череде событий, приведших ее к заточению в этой безымянной деревушке к западу от Дамфриза, в самой южной оконечности Шотландской низменности.

Все произошло по ее собственной вине, тут и спорить не приходилось, но сознавать это было очень горько. Она украла документы слишком рано, на вторую ночь, а не на третью, как было условлено. Поэтому, когда она прибежала в комнату Юэна в трактире, его там не оказалось: он ведь ждал ее только на следующий вечер. До чего же обидно было думать, что, сумей она заставить себя вытерпеть еще лишь один день в обществе подполковника Моля, бумаги попали бы в руки Оуэна Кэткарта, а сама Кэтрин была бы уже на полпути к Эдинбургу. Она бы сейчас праздновала легкую победу, одержанную армией принца Чарли при взятии Карлайля, вместо того, чтобы сидеть тут взаперти и ждать, пока солдаты короля решат, жить ей или умереть. Если бы не ее проклятое целомудрие, ее слабость, ее… Она не знала, как это правильно назвать. И до чего же неприятно сознавать, что, будь у нее шанс повторить все сначала, ей скорее всего опять не хватило бы мужества. Раз в жизни судьба предоставила ей возможность нанести удар англичанам, ответный удар в расплату за все то зло, что они причинили ей и ее семье. И эту возможность она так бездарно упустила.

И все же… все же… Подполковник Моль оказался такой гнусной скотиной, таким зверем в человеческом обличье… Одним словом, он полностью отвечал представлению Кэтрин об англичанах. Она присела на койке и обхватила себя руками: при воспоминании о Моле, о том, как он прикасался к ней в тот первый вечер, ее охватила дрожь. План Оуэна Кэткарта и Юэна Макнаба состоял в том, чтобы, сблизив ее с Молем, получить доступ к его секретным документам. Этот план удался на славу. Моль увлекся ею при первой же встрече и в тот же вечер «выиграл» ее в пикет у Юэна Макнаба. Он поспешил отвести ее в «дом для гостей», оказавшийся на поверку обыкновенным борделем, и Кэтрин вскоре поняла, что взялась за дело, которое ей вряд ли удастся довести до конца. Переспать с английским офицером, чтобы выведать его военные секреты, – дело казалось таким простым, пока они обсуждали это с Юэном и Оуэном Кэткартом. Но, когда дошло до сути, выяснилось, что задача, представлявшаяся ей хоть и крайне неприятной, но необходимой, в действительности совершенно невыполнима. Не то, что спать с ним, даже думать об этом было тошно! В тот первый вечер, прежде чем Моль успел зайти слишком далеко, неожиданно раздался стук в дверь и появившийся на пороге вестовой вызвал его куда-то по срочному делу. Кэтрин едва не лишилась чувств от радости и облегчения, вспыхнувших в ее душе. Вот тогда-то и следовало догадаться, что задание ей не под силу. Дверь была незаперта, она запросто могла бы удрать. Всю ночь и весь следующий день Кэтрин упорно ждала его возвращения, хотя не раз за это время у нее возникало искушение сбежать.

Однако ненависть и жажда мести могут толкнуть человека на невероятные поступки, а Кэтрин вынашивала оба эти чувства целых четыре года. Но она, вероятно, лелеяла бы их в душе еще четыре года и даже десять раз по четыре, если бы англичане не совершили нового чудовищного преступления против семьи Макгрегоров. Три месяца назад, в августе 1745 года, они убили ее отца.

Поэтому она не убежала. Весь день она просидела у окна, глядя на грязный двор, загаженный собачьим и конским пометом, и думая о том, насколько точно окружающая обстановка соответствует сути ее задания. Когда Моль наконец вернулся и принялся ее лапать, Кэтрин терпела, пока не поняла, что сейчас закричит или упадет в обморок, но вместо этого решила отвлечь его внимание: позвала горничную и велела приготовить ванну для хозяина и подать ужин. За ужином Моль начал беспрерывно пить, и у нее вспыхнула безумная надежда: может быть, усталость и выпивка свалят его с ног, а она снова получит отсрочку? Увы, похотливый огонек в его глазах ясно говорил о том, что этому не бывать. После ужина Моль усадил ее рядом с собой на постели и пустился в рассуждения, поглаживая ее по плечу и взбалтывая виски в стакане.

– А ты и впрямь красотка хоть куда! Удивительное дело, – тут же добавил он, – вообще-то эти чертовы горцы все сплошь уроды. Может, в тебе есть немного английской крови, а, детка? Точно есть!

– Не знаю, милорд, вроде бы нет.

«Ах ты, гнусная свинья!» – с отвращением думала она при этом, невольно сжимая руку в кулак.

– Ладно, не важно. Так как, говоришь, тебя зовут?

– Кэтти Леннокс, сэр. Я из Эдинбурга. Там и познакомилась с моим дружком Юэном Рэмзи, которого вы вчера обчистили в…

– Я спросил, как тебя зовут! На черта мне сдалась твоя история? – нетерпеливо вскричал Моль, схватив ее за подбородок и грубо повернув лицом к себе. – Давай-ка кое-что уточним, красотуля. Я выложил за тебя тридцать гиней. Дороговато, конечно, но надеюсь, ты того стоишь. Так что придется тебе поработать за мои денежки. А теперь слушай внимательно. Кое-какие штучки мне нравятся, зато других я терпеть не могу, понятно?

Больно стиснув потной лапищей ее подбородок, он поведал о своих постельных пристрастиях. Кэтрин слушала, холодея. Потом она и вовсе перестала слушать, просто смотрела, как обнажаются, пропуская брызги слюны, его редкие желтоватые зубы, а нос, похожий на поросячий пятачок, подрагивает от возбуждения. Когда же смысл его слов грозил проникнуть в ее сознание, она старалась сосредоточиться на том, как сильно у нее болит челюсть. Глаза стали увлажняться, пришлось сглотнуть, чтобы подавить слезы. «Все это не важно, – уговаривала она себя, – это всего на несколько часов. Я выдержу».

Послышался стук в дверь, и две служанки втащили ванну. Когда они вышли, а Моль начал раздеваться, Кэтрин отступила к задвинутому в угол сервировочному столику и подлила ему в стакан еще виски. Заглянув в висевшее на противоположной стене зеркало, она увидела, как он вынимает из кармана мундира кожаный кисет и кладет его на высокий стол-конторку. Во рту у нее пересохло. Кэтрин точно знала, что вчера, когда Моль уходил, этого кисета при нем не было. Вот они, нужные ей бумаги! Ничего другого в кисете просто быть не могло. Сведения, собранные отрядом подполковника Моля, предполагалось передать генералу Уэйду, пока армия принца Чарли не подошла вплотную к Карлайлю.

Мысли вихрем закружились у нее в голове. Надо было остаться, как договаривались. Они условились, что она проведет с Молем три ночи, но… Если она сумеет забрать кисет прямо сейчас, ей просто незачем будет здесь оставаться! Это не трусость, твердила она себе, это благоразумие, это…

– Эй, крошка, поди потри мне спину! – позвал подполковник Моль, прерывая ход ее лихорадочных размышлений.

На долгий миг девушка застыла в неподвижности, затем решительно взялась за горлышко пустой бутылки из-под виски, забытой на столе. Спрятав бутылку в складках юбки, она медленно направилась к Молю, сидевшему в ванне к ней спиной.

– Ты что, оглохла? – рявкнул Моль.

– Иду-иду, сэр, я уже тут!

Кэтрин заметила, что плечи у него поросли рыжими волосами, зато голова без парика оказалась голой, как тыква. Она решила ударить по темени, представлявшему собой самую обширную мишень, и решительно занесла бутылку над головой, но вдруг рука у нее предательски задрожала. В полном отчаянии девушка крепче сжала бутылку, но это не помогло: она не могла себя заставить ударить человека! Тут Моль обернулся. Она увидела его отвратительную свинячью физиономию, еще больше обезображенную гневом, и – не успел он даже удивиться – изо всех сил обрушила бутылку ему на голову. Удар пришелся по лбу. По воде забарабанили осколки стекла. Моль рухнул головой вперед и ткнулся лицом в воду. Послышалось бульканье. Ахнув от ужаса, Кэтрин сообразила, что он может утонуть. Его голова была скользкой от крови, ей еле-еле удалось вытянуть из воды его тяжелое тело. Она прислонила его к спинке ванны, но он тотчас же снова соскользнул вниз. Пришлось подхватить его сзади под мышки и еще раз, кряхтя от натуги, устроить в сидячем положении. Это удалось, но Кэтрин понимала, что долго он так не просидит. Подбежав к умывальнику, она схватила большой кувшин и таз и наполнила оба сосуда грязной водой из ванны, чтобы ее уровень понизился до нескольких безопасных дюймов, в которых уж точно нельзя было утонуть.

Потом девушка вернулась к конторке, чтобы забрать оставленный на ней кисет. Торопливо проверив содержимое, она убедилась, что держит в руках именно то, за чем ее послали. От ликования у нее слегка закружилась голова. Бережно спрятав кисет на груди и завернувшись в шаль, она в последний раз огляделась вокруг. От распиравшей ее радости ей хотелось издать торжествующий клич. Ее взгляд упал на одежду Моля, брошенную на постель, и лукавая улыбка заиграла у нее на губах. Схватив его кавалерийские панталоны, она подбежала к угасающему камину и кочергой разворошила огонь. Языки пламени с готовностью подхватили ткань, и вскоре от панталон не осталось ничего, кроме горсти медных пуговиц и застоявшегося в воздухе скверного запаха.

Весьма довольная собой, Кэтрин открыла дверь и выскользнула наружу.

* * *

«Но я поторопилась, я вернулась на день раньше», – тяжело вздохнула она, прислонившись к забитому досками окну и прислушиваясь к урчанию живота. Скоро уже обед. Ломоть черного хлеба, кусок сыра и кружка пива: такое меню нетрудно было выучить наизусть. Убогая и грубая пища, но, благодарение Богу, не тронутая плесенью и грызунами.

Ну почему Юэна, черт бы его побрал, не оказалось на месте, когда она в тот вечер прибежала к нему в трактир? И надо же было так по-глупому попасться: просидеть у него в комнате больше часа в тупом ожидании, пока люди Моля не пришли, чтобы ее арестовать! Она пошла прямиком в то единственное место, где они с легкостью могли ее отыскать… что они и сделали. Она попалась в силки, как какой-то глупый кролик! Дура набитая, бестолочь, дубина, тупица безмозглая!.. Впрочем, от этой брани ничуть не становилось легче. Кэтрин ругала себя на чем свет стоит, но положение дел оставалось прежним: она все еще сидела взаперти, и скорее всего впереди ее ждала виселица.

Только одного она могла не опасаться: обвинения в вооруженном нападении на королевского офицера. По каким-то, ему одному известным причинам Моль никому не рассказал, что она стукнула его бутылкой по голове, пока он сидел в ванне. Согласно его версии, она похитила документы и улизнула потихоньку, пока он спал. Интересно, как он объяснил появление шишки величиной с гусиное яйцо у себя на лбу? Возможно, удар пришелся высоко и ее скрыл парик.

Снаружи заскрипел засов, и дверь распахнулась. Кэтрин невольно зажмурилась от хлынувшего внутрь яркого дневного света и прикрыла глаза ладонью.

– Ну и как мы сегодня поживаем, мисс Леннокс? Отличный денек, а?

– Что ж, мистер Блейни, у нас все по-старому, жалоб нет. Вот разве что… оказаться бы подальше отсюда. А как у вас дела?

Кэтрин выпрямилась и улыбнулась самым дружеским образом, сложив руки на груди, однако стараясь держаться подальше от капрала Фредди Блейни. Ее тюремщик оказался довольно славным парнем (с учетом того, что он был англичанином), но у него не было ни малейших сомнений в том, что его узница – веселая потаскушка, готовая на всяческие забавы и проделки. Он не упускал возможности ущипнуть ее или шлепнуть по заду. Подобные нежности не особенно смущали Кэтрин, но ей хотелось надеяться, что он не зайдет слишком далеко.

– Да я-то в порядке, Кэтти, но мне тоже хотелось бы убраться отсюда подальше.

Капрал Блейни засмеялся, как мальчишка.

– Говорят, Уэйд хочет попытаться отбить Карлайль, да только Чарли уже оставил его в тылу и направляется на юг. Вот и мне в поход пора. Не солдатское это дело – сторожить какую-то юбку, не в обиду тебе будет сказано. Уж я со своим мушкетом задал бы жару якобитским ублюдкам!

– Нет, уж вы лучше приглядывайте за мной, капрал. Не ровен час сбегу!

Она вдруг нахмурилась и встала руки в боки.

– А где обед? Я тут, можно сказать, с голодухи околеваю, минуточки считаю, жду не дождусь, когда ж мне еды принесут, а вы являетесь с пустыми руками! Где мой роскошный королевский обед? Что, английская армия истощила весь запас тухлого мяса?

Капрал вновь рассмеялся и провел пятерней по своим соломенным волосам.

– Боюсь, Кэтти, с обедом придется обождать. Полковник Денхольм опять желает тебя видеть.

Заметив ее испуганный взгляд, он удрученно развел руками.

– Не вешай нос, милая, он человек порядочный. Он тебя не обидит.

Кэтрин не подвергала сомнению порядочность полковника Денхольма, но ее пугала его проницательность. Он был далеко не глуп. Значит, ей предстоит еще один изнурительный допрос. Да к тому же на пустой желудок! Что ж, до сих пор она ничем себя не выдала, и ей оставалось лишь надеяться, что и на этот раз удача ей не изменит. Но как же она устала от бесконечного хождения по канату, напряжение стало сказываться на ее нервах. Долго ли еще она сумеет продержаться?

– Сегодня он не один, с ним еще какая-то шишка на ровном месте, – огорошил ее капрал Блейни. – На вид важен, что твой герцог или граф, но я слыхал, его называют майором. Только он почему-то без мундира.

Кэтрин решила принять его слова к сведению.

– И еще кое-кто, говорят, прибудет. – Капрал Блейни сделал зловещую паузу, решив помучить ее неизвестностью.

– Кто? – не выдержала Кэтрин.

– Один из твоих знакомых.

Она похолодела. Боже, неужели они схватили Юэна Макнаба? Если так, значит, всему конец. Им все известно.

– Говорят, он не из числа твоих любимцев.

Девушка все еще смотрела на него, недоумевая. Фредди дал еще одну подсказку:

– Зато сегодня он, благодарение Богу, будет в штанах.

Кэтрин покатилась со смеху, едва удержавшись на ногах от облегчения. Капрал Блейни смотрел на нее, раскрыв рот. Даже в грязном, изодранном платье и с «вороньим гнездом» на голове она была ослепительно хороша. «Уж ее-то они точно не повесят, – решительно сказал он себе. – Да у них бы духу не хватило, будь она хоть трижды вражеской лазутчицей, а ведь это не так! У кого рыльце в пушку, так это у Моля». На сей счет капрал готов был побиться об заклад на годовое жалованье. Он не сомневался, что любой суд, увидев эту красотку, примет ее сторону.

Вспомнив, что время не ждет, он заговорил с нею совсем другим тоном:

– Ладно, нам пора. Извини, но на этот раз мне придется тебя связать.

Капрал на секунду скрылся за дверью и вернулся с коротким куском веревки в руках. Увидев лицо девушки, он нахмурился:

– Эй, в чем дело?

С побелевшими губами она стояла, прижавшись спиной к задней стене, и смотрела на него расширенными от ужаса глазами, будто он держал в руках гадюку.

– Ты… ты же не будешь меня связывать на самом деле, Фредди? – пролепетала Кэтрин, устремив на него умоляющий взгляд.

Капрал был поражен переменой. Куда подевалась его разбитная, острая на язык арестантка?

– Придется, – повторил он растерянно. – Новый приказ из штаба, только что получен. Камберленд считает, что мы тут разбаловали пленных. Требует жестких мер.

– Но… это же всего в двух шагах! Я не сбегу, Фредди, честное слово! – Она сделала жалкую попытку улыбнуться.

– Прости, Кэтти, ничего не поделаешь. Приказ есть приказ, свою задницу подставлять неохота. А ну-ка повернись!

– О, Господи, нет, не надо…

Твердой рукой капрал взял ее за плечо и оттащил от стены.

– Ну хоть не сзади, ради всего святого! – еле выговорила она дрожащими губами.

Совершенно сбитый с толку молодой капрал пожал плечами и связал ей руки спереди, следя за тем, чтобы узлы оказались не слишком тугими, но и не слишком слабыми. Покончив с веревкой, он заглянул ей в лицо и на миг ощутил какой-то суеверный страх: ему показалось, что она смотрит на него невидящими глазами, не замечая ничего вокруг. Вот бы обнять ее прямо сейчас, взяться обеими руками за манящие пышные груди, едва не разрывающие тесный лиф поношенного платья с большим вырезом. Она так долго сводила его с ума! Шутки у нее были самые похабные, а вот манеры – как у настоящей леди, и это странное сочетание кружило ему голову. Уж скольких шлюх Фредди Блейни знавал на своем веку, а второй такой, как эта Кэтти Леннокс, не встречал. Но что-то остановило его: то ли ее испуг, то ли его собственная совесть. Тяжело вздохнув, он поплотнее прикрыл ей плечи и грудь шалью и вывел ее во двор.

До штаб-квартиры полковника Денхольма было рукой подать: всего несколько десятков шагов по пыльной улице, минуя пару низеньких сельских домиков да группу занятых учениями кавалеристов, но Кэтрин показалось, что ее затягивает в бездонный черный омут. Завидев ее, солдаты побросали все свои дела и принялись выражать восторг, как это принято в армии: криками, свистом и сальными шуточками. Девушка слышала их, но не слушала. Она шла так, словно боялась расплескать себя по дороге. Кровавые, жуткие воспоминания о давнем насилии, бессвязными обрывками кружившие в мозгу, грозили захлестнуть ее, затопить с головой, и Кэтрин знала, что стоит ей поддаться и вновь взглянуть в лицо когда-то пережитому ужасу, как она не выдержит и закричит. Ей оставалось только всеми силами мысленно цепляться за полог, чтобы не дать ему подняться и еще раз впустить в сознание тот прежний кошмар.

Ее огненно-рыжие волосы развевались по ветру, как знамя, но Кэтрин этого не замечала; холод пробирал до костей, но она ничего не чувствовала. Камешек, попавший под ногу, заставил ее споткнуться, и девушка с благодарностью ощутила крепкую мужскую руку, подхватившую ее под локоть. Затем, по-прежнему ничего не видя, она смутно осознала, что Фредди уже нет рядом, а сама она стоит в кабинете полковника Денхольма. Он поднялся из-за стола и обратился к ней с какими-то словами, кажется, представил ей кого-то другого, кто продолжал сидеть. Она едва взглянула на этого второго и заметила лишь, что он одет во все черное. Кэтрин попыталась сосредоточиться на словах Денхольма, но это ей не удалось. Чтобы прояснить мысли, она принялась дергать веревки на запястьях, причиняя себе боль. Денхольм задал ей вопрос, но она так и не сумела его понять. В помещении не хватало воздуха, ей нечем было дышать. Колени у нее начали подгибаться, шум в ушах становился оглушительным, комната закружилась перед глазами безумной каруселью…

Внезапно над нею подобно громадной хищной птице нависла высокая фигура в черном. Не успела она вскрикнуть, как кто-то схватил ее запястья, в воздухе блеснула сталь, и веревки упали на пол. Ее руки были свободны!

 

3

Она перевела дух, чувствуя, как кровь горячей волной приливает к щекам, и ощутила наконец твердую почву под ногами. Туман, застилавший ее взор, рассеялся, Кэтрин смогла разглядеть человека в черном камзоле, который крепко держал ее за локти и смотрел на нее удивительными глазами, напоминавшими голубые льдинки. Ее собственный взгляд невольно упал на его расстегнутый жилет и небрежно повязанный шейный платок, белый как снег, потом скользнул выше, к волевому, словно вытесанному из камня подбородку и самому красивому рту, какой ей когда-либо приходилось видеть. Этот рот притягивал взгляд как магнит своей чувственностью и безжалостностью одновременно; крошечный белый шрамик над верхней губой причудливо нарушал его безупречную симметрию. Нос мужчины напоминал орлиный клюв, а отливающие зимним серебром голубые глаза смотрели так пристально, словно хотели приковать ее к себе. Кэтрин не сразу поняла, что стоит, вцепившись руками ему в плечи, точно парализованная. Услыхав, как полковник Денхольм откашлялся (видимо, уже не в первый раз), она вспыхнула от смущения и наконец разжала пальцы. Стоявший перед нею незнакомец отступил в сторону, послав ей ленивую и полную вызова усмешку. Краем глаза девушка успела заметить, как он сунул во внутренний карман камзола нож с узким лезвием и короткой рукоятью. Потом он отошел и прислонился к стене рядом со столом полковника, не сводя с нее надменного, даже оскорбительного в своей бесцеремонности взгляда. Несомненно, он и был той самой «шишкой на ровном месте», о которой предупреждал ее капрал Блейни. Кэтрин вдруг ощутила острую неприязнь к нему. Интуитивно она поняла, что этого человека следует опасаться.

Майор Бэрк тоже смотрел на нее настороженно: он ожидал увидеть прожженную гулящую девку, из тех, что в любой стране следуют в обозе за частями действующей армии, предлагая солдатам свои недорогие услуги и награждая их в придачу люэсом, но эта девушка оказалась совсем не такой. Если это и есть одна из обозных шлюх, подумал Бэрк, значит, ему остается только пожалеть об упущенных возможностях: он ведь взял себе за правило не иметь ничего общего с проститутками. В этом не было нужды. Его богатство, блестящее положение в обществе и внешность служили пропуском в высший свет, где десятки женщин с громкими титулами буквально осаждали его, желая сдать свою крепость без боя. Порой ему приходило в голову, что светские дамы в большинстве своем почти столь же невежественны и куда менее искусны в постели, чем обычные проститутки, просто спать с ними было безопаснее для здоровья.

Однако эта девушка перевернула все его привычные представления. Во-первых, невозможно было определить, к какому из сословий она принадлежит. Ее одежда, бесспорно, соответствовала ремеслу: поношенное голубое платье, дешевое и вульгарное, с таким низким вырезом, что казалось, один глубокий вздох – и эти белые, налитые, как спелые плоды, груди выплеснутся наружу. Бэрк немного потешил себя этой фантазией. Только что, когда он перехватил ее взгляд, устремленный на него, она смутилась и покраснела. Вот бы вогнать ее в краску еще разок! Какой у нее прелестный цвет лица там, где нет густого слоя грязи! И чему уподобить цвет этих волос? Особенно если их хорошенько вымыть и расчесать?

Но ее выдавало лицо. Ни у одной шлюхи, насколько ему было известно, просто быть не могло такого прелестного личика, таких умных и в то же время бесхитростных глаз, таких нежных, покрытых персиковым румянцем щек, точеного носика и длинных темных ресниц, таких сочных губ, что их можно было… Раздосадованный собственными мыслями, Бэрк сунул руки в карманы и бессознательно напустил на себя наглый и заносчивый вид, ставший для него привычной маской. Безусловно, эта девица – самая настоящая потаскуха; кем еще она могла быть? Может, она и похожа на аристократку, но только внешне. В конце концов, она ведь спала с Молем! А кто, кроме самой дешевой шлюхи, стал бы с ним спать?

Полковник Денхольм вновь занял свое место за столом.

– Ну как? Вы пришли в себя, мисс Леннокс? – осведомился он.

Дело происходило в просторной комнате с низким потолком, где еще недавно располагалась сельская пивная. Сладковатый запах прокисшего пива все еще витал в воздухе. Стол полковника стоял слева от широкого камина, в котором потрескивали поленья. Промерзнув трое суток в неотапливаемой комнате, Кэтрин едва поборола соблазн подойти к нему поближе, чтобы согреться. Вместо этого она выпрямилась и встала посреди комнаты, машинально растирая опухшие запястья. По крайней мере не надо было притворяться, что ей не по себе, потому что ей действительно было не по себе.

– Да-да, сэр, это все пустяки, просто затмение какое-то нашло, а теперь, слава Богу, все в порядке, спасибо вам большое за вашу доброту, – зачастила она с густейшим шотландским акцентом и с удовлетворением отметила, что майор Бэрк слегка подался вперед, стараясь разобрать ее слова.

– Вот и отлично. Полагаю, у вас нет оснований жаловаться на жестокое обращение? Еды хватает?

– О, да, сэр, – ответила Кэтрин, часто-часто хлопая глазами для пущей искренности. – Уж куда лучше, чем дома у моей мамаши. Да и спать мне, по правде сказать, приходилось в таких клоповниках, не приведи Господь!

И она покачала головой, как умудренная жизнью старуха, повидавшая всякого на своем веку.

– Рад слышать. Ну что ж, как я уже говорил, это майор Джеймс Бэрк, на некоторое время он возьмет расследование выдвинутых против вас обвинений в свои руки.

Кэтрин сразу поняла, что радоваться нечему, и взглянула на Бэрка с растущим беспокойством в душе. Он отвесил ей низкий поклон (слишком низкий!) и наградил насмешливой полуулыбкой. Ее зло взяло: этот франт насмехается над нею! С величайшим трудом она заставила себя присесть в глубоком почтительном реверансе, как и подобало девушке из простонародья перед аристократом.

– Попрошу вас занять место вот здесь, мисс Леннокс, – продолжал полковник, указывая на стул с высокой спинкой, стоявший возле его стола, – и подробно рассказать майору Бэрку о том, что произошло между вами и подполковником Молем.

– Между мной и тем пол-полковником, сэр? – жалобно переспросила Кэтрин, опуская взор долу словно в попытке скрыть смущение. – Ой, нет, сэр, я не могу. Это было бы неприлично!

Бэрк фыркнул.

– Нет-нет, – вновь откашлялся Денхольм. – Я не то имел в виду. Расскажите нам, как вы познакомились с Молем, ну… и так далее.

– Ах вот о чем! Неужели опять про все про это рассказывать?

– Да уж будьте так добры. И постарайтесь помедленнее, если можно, мы с майором будем вам очень признательны.

– Как вам угодно, сэр.

Она села, чинно сложив руки на коленях, прочистила горло и устремила на мужчин чистосердечный взгляд широко распахнутых глаз.

– Ну что ж, дело было так. Были мы с Юэном в Локерби, понимаете, и как-то вечером засел Юэн за карты, а тут…

– Что вы делали в Локерби? – бесцеремонно перебил ее Бэрк.

Нетрудно было догадаться, что эту сказочку она выучила наизусть. Он решил применить свою излюбленную тактику и сбить ее с наезженной колеи неожиданным градом вопросов.

– Как что? Я была с Юэном!

– Как вы оказались вместе с ним в Локерби?

– Да просто мы с ним перебирались с места на место, вот и оказались там!

– Откуда вы туда прибыли?

– Ой, мы с ним повсюду бывали! Были и в Эбингтоне и в Моффате…

– Откуда началось ваше совместное путешествие с Рэмзи?

Кэтрин сразу поняла, что с майором Бэрком надо держать ухо востро, и решила снабдить свою историю некоторыми правдивыми деталями.

– Из Эдинбурга, сэр.

– Ты родом из Эдинбурга?

– Я… прожила там несколько лет. Мамаша моя там живет.

Это было правдой.

– Ее имя?

Он обстреливал ее вопросами, как картечью. На мгновение Кэтрин растерялась. Не опасно ли назвать этому человеку имя ее матери? Нет, конечно, нет, сообразила она, ведь они так и так знают ее под чужой фамилией! Она назвала им девичью фамилию матери.

– Роза Леннокс.

– А как зовут твоего отца? – неумолимо продолжал Бэрк.

Полковник Денхольм откинулся в кресле, с живейшим интересом наблюдая за ходом допроса.

– Он… он умер, – голос девушки зазвучал глухо.

– Но имя-то у него есть?

– Я… Я…

– Да?

– Я не знаю, как его звали.

– Как же так?

– Мамаша… она сама не знает, сэр.

– Понятно, – кивнул Бэрк, поверив в искренность ее замешательства.

Кэтрин крепко сжала руки в кулаки и стиснула зубы. Обжигающе ледяная волна ненависти, вскипавшая у нее в груди, поразила даже ее саму своей невероятной силой. До чего же легко было рассказывать все эти чудовищные байки о ее обожаемых родителях полковнику Денхольму и как мучительно трудно повторить то же самое этому противному майору!

После недолгого молчания Бэрк вернулся к допросу.

– Как ты познакомилась с Рэмзи?

Денхольм, припомнила Кэтрин, такого вопроса не задавал. Ее неприязнь к высокомерному майору достигла апогея, и она решила сбить с него спесь, нанеся удар по его брезгливости.

– Мы с ним познакомились в таверне Мактавиша, что на Блэк Хорс-лейн. Дело было на заднем дворе, – пояснила девушка, устремив на Бэрка самый что ни на есть бесхитростный взгляд. – Он туда зашел справить нужду у стенки, ну а я как выдула у Мактавиша целую пинту ромового пунша, так и выскочила поблевать на помойку… Такая бурда, доложу я вам, ей там самое место.

Отметив, что его аристократическая бледность явно усугубилась от ее слов, Кэтрин откинулась на спинку стула, весьма довольная собой, и даже перекинула ногу на ногу, чтобы продемонстрировать щедро выглядывающие из-под драного подола точеные лодыжки.

– Вот и слюбились мы с ним прямо с той самой минуты, – продолжила она, смакуя свой рассказ. – Мой Юэн – такой красавчик, видать, его мамаше сам черт помогал, и такой ухажер знатный! Прямо с ног меня сбил!

– В этом я не сомневаюсь, – сухо заметил Бэрк, чувствуя, как в его душе зарождается неприязнь к этой женщине.

– Вот и стали мы парочкой. Славно повеселились, ничего не скажешь. Мой Юэн – игрок, каких поискать, и то не найдешь. На что хочешь готов пари держать, ну просто на что угодно! Бывало, проснется утром, посмотрит в окно и говорит: «Бьюсь об заклад, сегодня дождь пойдет. Что ставишь, Кэт, любовь моя?» А я ему: «Да ничего, сладкий мой. Какой тут дождь, когда на небе ни облачка!» А он мне: «Ну тогда на что спорим, что дождя не будет?» Вот-вот, на что угодно готов ставить, лишь бы поспорить. Бывало…

– Да-да, я уже понял, – нетерпеливо прервал ее Бэрк, – Юэн Рэмзи – человек азартный. А теперь растолкуйте нам, пожалуйста, где были его мозги, когда он спустил в карты такое редкостное сокровище, как вы, мисс Леннокс? Как это могло случиться?

Сарказм, прозвучавший в его голосе, задел Кэтрин за живое.

– Не повезло нам в тот вечер, майор Бэрк, что верно, то верно.

Она смахнула воображаемую слезу и жалостливо высморкалась в грязный носовой платочек, не обращая внимания на его насмешливо поднятую бровь.

– В Локерби удача изменила Юэну. Хотел он на пари угадать, который час, да вот не сумел. И бился-то всего на пару фартингов, а все никак. В таверне «Зеленый Гусь» дело было, на Главной улице. Может, знаете?

– Боюсь, что нет.

– Все солдаты из местных полков туда ходят. Юэн, как всегда, с собой меня взял. «У тебя, – говорит, – счастье на хвосте».

– Несомненно, – улыбнулся Бэрк, решив, что она сама скорее всего не заметила двусмысленности в собственных словах.

– Вот тут и появился этот пол-полковник, правда, он не играл, а вроде как смотрел, но это только поначалу. Гляжу, он все на меня косится. Глазки поросячьи, рожа, вы уж извините, просто жуть! Меня аж до костей пробрало. Уж не знаю, что в нем такое было, да только не глянулся он мне, хоть убейте.

Теперь она говорила чистую правду. В ее памяти живо вспыхнули воспоминания о той роковой встрече, которую они с Оуэном Кэткартом и Юэном Макнабом так долго и тщательно готовили.

– Пол-полковник видел, что Юэну не везет, да и слепому ясно было, что мой дружок на мели. Весь вечер он просидел, не говоря ни слова, просто следил на игрой да на меня все поглядывал, облизывался, можно сказать, а потом вдруг и говорит Юэну: «Ты, – говорит, – шотландский дурень, дочиста все просадил, с голым задом остался, но одна, – говорит, – последняя ставка у тебя еще есть. Только у тебя небось кишка тонка играть по-крупному».

Заметив, как майор Бэрк прячет улыбку, вызванную ее нарочито неуклюжей попыткой изобразить басовитый английский говор подполковника Моля, Кэтрин ощутила легкую дрожь ликования.

– А мой Юэн, – продолжала она, – ох, и любит же он задирать англичан! Хлебом не корми! Спрашивает, вроде как в шутку: «И что ж это за ставка, ваше благородие?» Не-е-ет, вы про Юэна говорите что хотите, а только никого он не боится, никому спуску не даст. Да плевать он хотел на всю английскую армию, и никакой чертов пол-полковник ему не указ! Не во гнев будь сказано, сэр.

– Отлично, отлично. Что было дальше?

– «И что ж это за ставка такая, ваше благородие?» – говорит Юэн, – повторила она со смаком. – А пол-полковник ему в ответ: «Да вот эта вертихвостка, что торчит у тебя за спиной». Ну, тут Юэн рот разинул. «Да это ж, – говорит, – моя жена!» – «Жена?» – говорит пол-полковник, и давай хохотать. Тут, по правде говоря, сэр, все засмеялись, – со скорбным видом призналась Кэтрин. – Ну тут уж я сама осерчала, да и говорю этому наглецу, что не бывать такому, чтоб мой Юэн поставил меня на кон, а кто так думает, тот, говорю, болван и проклятый недоумок! А потом глянула я на Юэна, ну, думаю, вот он сейчас меня поддержит. – Ее голос зазвучал плаксиво. – А он… чтоб ему гореть в аду! Вижу, глаза-то у него блестят!

Она опять разрыдалась и принялась ожесточенно сморкаться в замызганный платочек, подогревая жалость к себе.

Мужчины переглянулись.

– Ну будет, будет, – проговорил полковник Денхольм.

Бэрк был настроен не так мирно.

– Сейчас же прекрати этот кошачий концерт, женщина, и продолжай.

– Уж вы меня простите, сэр, да только у меня аж сердце разрывается, как подумаю…

– А ты не думай! Выброси это из головы! Итак, Моль выиграл тебя в карты. Что было дальше? Куда девался Рэмзи?

Кэтрин горестно покачала головой.

– Не знаю, сэр, ей-Богу, не знаю. Так я его больше и не видела.

И опять-таки это была правда. Черт бы побрал Юэна Макнаба, где его носило в тот вечер? Невыносимо было думать, что ей грозит виселица только из-за того, что Юэн где-то засиделся за ужином.

– Ну хорошо, пока оставим это.

Бэрк отделился от стены и подошел к ней поближе. Он вновь присел на край стола полковника Денхольма и оказался в трех футах от нее. Кэтрин явственно ощутила исходящую от него угрозу. Ледяной взгляд отливающих серебром голубых глаз приковал ее к месту. У нее не осталось никаких сомнений в том, кто из этих двух англичан опаснее.

– Кто такой Оуэн Кэткарт? – спросил он внезапно.

Сердце замерло в груди у застигнутой врасплох Кэтрин.

– Оуэн Кэткарт? – тупо переспросила она, чтобы выиграть время, и схватилась рукой за волосы, беспокойно поправляя всклокоченные рыжие пряди. – Да просто знакомый. А почему вы спрашиваете?

– Потому что мы подозреваем, что он якобитский заговорщик, а тебя не раз видели в его обществе.

– Заговорщик? – недоверчиво переспросила Кэтрин. – Это Оуэн Кэткарт, по-вашему, заговорщик? Да он мухи не обидит! Такой славный старикан, куда ему в заговорщики? Оуэн любит повеселиться, это уж точно, и не прижимист – всегда готов помочь бедной девушке. Сколько раз меня выручал! Ну не знаю… уж коли Оуэн, по-вашему, заговорщик, мне про это ничего не известно!

Она вдруг выпрямилась на стуле и с тревогой оглядела обоих мужчин.

– Послушайте, если вдруг найдете Юэна, не говорите ему про меня и Оуэна! Уж будьте так добры! Мой Юэн ревнив, просто страсть! Не дай Бог, узнает… Да он с меня шкуру спустит. Сам-то он не прочь побаловаться на стороне, и слова ему поперек не скажи, придушит на месте и не поморщится, а я чтобы ни-ни! Только я вам вот что скажу: чего человек не знает, об том у него и сердце не болит, верно? А девушке тоже надо об себе подумать да кой-что припасти на черный день, пока ее дружку не везет. Мало ли, чего в жизни не бывает? Главное, чтоб все было шито-крыто, ему же, дураку, от этого только польза!

Девушка пожала плечами и послала Бэрку вызывающую улыбку, словно приглашая его опровергнуть это бесспорное рассуждение. Он смотрел на нее с холодным отвращением. По тому, как искривились его губы, Кэтрин с легкостью догадалась, о чем он думает: если она не лазутчица, то уж более разнузданной потаскухи он в жизни своей не встречал. Именно этого она и добивалась, но, достигнув цели, почему-то ничуть не обрадовалась.

– Итак, ты стала любовницей Моля, – брезгливо заговорил он после небольшой паузы.

Его голос разъедал ей душу, как кислота.

– Да.

Она храбро встретила пронизывающий холодом взгляд и решила ни за что не опускать глаз. Ей нечего стыдиться, и этот майор ее не смутит.

– Где же он тебя держал?

Судорожно сглотнув, Кэтрин усилием воли заставила себя не обращать внимания на его нарочитую бесцеремонность. Черт возьми, ей же надо, чтобы он ей поверил, не так ли?

– В доме для гостей, у миссис Тэлбот на…

– Уотер-стрит. Да, я знаю, где это. Ты называешь его «домом для гостей»? Похоже, Моль не собирался влезать в долги ради тебя, а?

Кэтрин промолчала, пряча свою неприязнь за ничего не выражающим взглядом.

– Впрочем, это не имеет значения, давай-ка перейдем к делу. Полковник Денхольм говорит, что четыре дня назад тебя задержали с пакетом документов, содержащих стратегически важные военные сведения, а ты так и не смогла вразумительно объяснить, как они к тебе попали. Полагаю, вряд ли стоит напоминать, что наказанием за государственную измену является смерть на виселице. У тебя было время поразмыслить о своей судьбе, теперь пора держать ответ. Что ты скажешь в свое оправдание? Давай, детка, выкладывай все начистоту. Другого случая не будет.

Он обращался к ней строго и даже свысока, как к нашкодившему ребенку, да еще с такими покровительственными интонациями, что у Кэтрин скулы свело точно оскоминой.

– Я вам всю правду скажу, майор Бэрк… и полковник Денхольм, – спохватилась она. – Я бы и раньше сказала, да уж больно мне стыдно было. Но вы все верно говорите: за измену меня бы повесили, а вот за воровство только в тюрьму посадят.

– За воровство? – оживился Бэрк.

– Да, сэр, хоть и стыдно признаваться, а делать нечего – придется. Только вот что я вам скажу: никогда бы до этого не дошло, Богом клянусь, не будь он таким злющим псом, поганый ублюдок! Не во гнев будь сказано, сэр, – добавила Кэтрин, бросив виноватый взгляд на Денхольма.

Он сделал ей знак продолжать, и она набрала в грудь побольше воздуха.

– Он не такой, как все. Он хотел… Такое хотел со мной сотворить…

Воздуха не хватило. Девушка вдруг поняла, что не сможет продолжить свою историю. Она была не в силах даже взглянуть ни на одного из офицеров. При воспоминании о том, что говорил ей Моль, Кэтрин густо покраснела. В тот вечер она заставила себя перестать слушать, потому что его слова возвращали ее к пережитому ужасу, о котором она твердо решила никогда в жизни не вспоминать. И не вспоминала до самого сегодняшнего дня, пока капрал Блейни не напомнил о нем, связав ей руки.

Кэтрин внезапно вскочила на ноги, вся дрожа, и обхватила себя руками. Бэрк тоже встал. Она ждала, что он станет смеяться над ней, но его губы были сурово сжаты, и ей показалось, что стоит ей сделать шаг к нему, как он ее обнимет. Она в замешательстве отвернулась. Несколько секунд прошло в полном молчании, потом он произнес довольно мягко:

– Рассказывай, что было дальше.

Овладев собой, Кэтрин вновь повернулась лицом к мужчинам. Пора расписать им поподробнее, что за гнусная скотина этот Моль. Она схватилась за спинку стула и заговорила, обращаясь к какой-то точке на столе полковника Денхольма.

– Когда я отказывалась его ублажить, как ему хотелось, он меня избивал. Чаще кулаками, но как-то раз пустил в ход свой ремень. Не верите? Так я вам синяки покажу, они еще не сошли.

Если Моль не избил ее на самом деле, решила про себя Кэтрин, то лишь потому, что она успела вовремя удрать. Можно считать, что она почти не соврала. Впрочем, ей было все равно.

– На второй день к вечеру, – возобновила она свой рассказ, – я увидала, как он вынимает деньги из кармана мундира и кладет их в кисет. Я…

– В кисет? – переспросил Денхольм.

– Ага, в кисет. Я, ясное дело, отвернулась, пусть, думаю, не видит, что я гляжу, а сама чую, понимаете, что он кладет кисет на конторку рядом с кроватью. Ну а потом… после всего, понимаете? Дождалась я, пока он захрапел, да и выбралась из постели. Одеваюсь, а сама вся трясусь: а ну, как он проснется? В темноте ни черта не видать, но я… – она повесила голову в притворном раскаянии, – на ощупь схватила на конторке кисет… думала, деньги… И давай Бог ноги!

Самой Кэтрин такой рассказ показался вполне достоверным. Она еще немного постояла молча, опустив голову и разыгрывая смущение, а когда наконец подняла взгляд, увидала, что Бэрк и Денхольм смотрят на нее с одинаковым выражением сдержанного недоверия. Ей не удалось их убедить до конца, но по крайней мере они не собирались повесить ее на ближайшем суку. Уже хорошо. Она ощутила прилив надежды.

– Может, у него было два кисета, откуда мне знать? Просто не повезло мне, бедняжке, вот и взяла не тот. Ну посудите сами, на кой ляд мне сдались эти бумаги? Да я и читать-то не умею! Да не будь он такой скотиной, не стала бы я у него воровать! Я девушка честная, хоть вы и не поверите. Не в обиду будь сказано, но только все вы, мужчины, одинаковы: раз девушке приходится самой зарабатывать себе на хлеб и она накоротке с мужчинами, вы уж и рады всех собак на нее повесить. Уж она у вас и лгунья, и воровка, и мошенница, и еще Бог знает что. Но не всегда все так просто.

Закончив свою речь, Кэтрин снова села, сложив руки на коленях и выпрямив спину, как воплощение оскорбленной добродетели. Бэрк еще раз отвесил ей нижайший поклон и произнес, положив руку на сердце:

– Сударыня, я тронут и весьма благодарен вам за столь своевременное напоминание о мужском великодушии.

– На здоровье, майор, – ответила девушка, скромно потупившись.

Пожалуй, она сделала все, что могла, и теперь оставалось только ждать. По-прежнему глядя в пол, она видела краем глаза начищенные до блеска высокие ботфорты майора, не вполне сочетающиеся с его вечерним костюмом. Внезапно он вскочил на ноги и начал беспокойно расхаживать взад-вперед по комнате. Кэтрин искоса следила за ним из-под опущенных ресниц, отметив великолепный покрой его наряда, очевидно, сшитого лучшим лондонским портным. Тем не менее майор Бэрк вовсе не походил на столичного щеголя: он не носил парика и даже не пользовался пудрой для волос, а его костюм, хотя и был отлично сшит, отличался элегантной простотой без вычурности. Взгляд притягивала гордая осанка, а высокие скулы и четко выписанные черные брови придавали ему заносчивый вид, но у нее сложилось впечатление, что его несомненная внешняя утонченность обманчива. Кэтрин прекрасно помнила, какое ощущение силы исходило от его рук, и сейчас, пока он нетерпеливо расхаживал из стороны в сторону в двух шагах от нее, наблюдала за ним с невольным восхищением, не упуская из виду ни длинных мускулистых ног, ни подтянутого живота, ни широких, как у античного атлета, плеч.

– Значит, Моль избивал вас? – вдруг спросил полковник Денхольм.

Кэтрин вздрогнула от неожиданности. Она начисто забыла о его существовании.

– О, да, сэр, он был просто зверь. Избивал меня ни за что ни про что, а уж хуже этого ничего быть не может. Юэн, по правде говоря, тоже мог пнуть разок или оплеуху отвесить, да я не жаловалась. Такое и с другими бывало, мало ли, чего не сделаешь под горячую руку, но полковник Моль бил меня, потому что ему это нравилось, вот ей-Богу, с места мне не сойти, сэр. Я даже подумала, он того… малость рехнулся, понимаете?

– Врешь! Эта шлюха – обманщица, якобитская интриганка и предательница!

При звуках ненавистного голоса, напоминавших вой бешеного пса, Кэтрин взвилась со стула, словно ею выстрелили из пращи, и попятилась к столу, бессознательно стиснув кулачки.

– Ах это вы, подполковник Моль! – с наигранным спокойствием приветствовал вновь прибывшего Денхольм, поднимаясь из-за стола. – Мы как раз беседовали о вас. Вы знакомы с майором Бэрком?

– Подполковник Моль, – протянул Бэрк, едва заметно кивнув головой в виде приветствия.

Его манеру смело можно было назвать оскорбительной. Он не сделал ни шагу навстречу Молю и не протянул ему руки. Бэрк и раньше испытывал неприязнь к Молю. Теперь она переросла в острое отвращение.

– Бэрк, – кивнул в ответ Моль.

Оскорбительная холодность младшего по званию не прошла незамеченной, подполковник побагровел от негодования и принялся нетерпеливо похлопывать хлыстиком по голенищу сапога.

– Я не собирался вот так врываться, – вновь заговорил он, обращаясь к Денхольму, – просто не мог стоять и слушать, как эта шлюха обливает меня грязью. Она все врет, я ее и пальцем не тронул! Она воровка и лазутчица, ее надо повесить!

– Ну что ж, поживем – увидим, – мягко возразил полковник, стараясь его успокоить. – Почему бы нам всем не присесть и не обсудить это дело тихо и мирно?

Кэтрин, выпрямив спину, опустилась на свой стул, Бэрк и Моль остались на ногах.

– Очень рад, что вы к нам присоединились, Моль, – проговорил Денхольм все так же мягко, – так как хочу вас кое о чем спросить. Мисс Леннокс поведала нам свою историю о том, как к ней в руки попал ваш кожаный кисет.

– Поведала, да? – огрызнулся Моль, с ненавистью глядя на девушку. Его свинячьи глазки налились кровью.

– Совершенно верно. Судя по ее словам, она намеревалась всего лишь обокрасть вас, ибо видела, как вы положили в кисет золотые монеты перед тем, как… гм… отойти ко сну.

– Положил в кисет? Что за дурацкое вранье! Я никогда не кладу деньги в этот кисет. Всегда держу монеты в поясе, такая у меня привычка. Можете проверить, если не верите на слово.

И он принялся отстегивать черный ремень, поддерживающий панталоны.

– О, Боже всемогущий! Вот этим самым ремнем он меня и избивал! Нет! Нет! Не подпускайте его ко мне! – завопила Кэтрин, вжавшись в спинку стула и весьма убедительно изображая смертельный ужас.

– Ах ты лживая тварь…

Моль сделал два шага по направлению к ней и замахнулся хлыстом. Она невольно вскинула руки и крепко зажмурилась, а когда открыла глаза секунду спустя, Бэрк уже стоял между нею и Молем, поводя плечами, сжимая и разжимая кулаки и всем своим видом показывая, что не прочь подраться. Моль опустил хлыстик и отступил на шаг. Его лицо побагровело от еле сдерживаемой злости. Бэрк слегка расслабил свою борцовскую стойку, но не сдвинулся с места, небрежно положив руку на спинку стула, на котором сидела Кэтрин. Моль повернулся к полковнику и заговорил сквозь зубы:

– Если вы на пять минут оставите меня наедине с этой сукой, ручаюсь вам, сэр, я вытряхну из нее всю правду.

Это опрометчивое предложение заставило полковника Денхольма скептически поджать губы и бросить на Моля пристальный взгляд.

– Ну, если вам этого мало, чтобы мне поверить, то я уж и не знаю, чего вы еще хотите, – торжествующе заключила Кэтрин.

Поняв наконец свою ошибку, Моль опять пришел в ярость и принялся осыпать Кэтрин непристойной руганью, приписывая ей все гнусности, какие только мог измыслить его скудный ум. У нее невольно открылся рот от изумления, когда он заявил, что она не стоила уплаченных за нее тридцати гиней и ничего собой не представляла в постели.

– Ни рожи, ни задницы, бухнется на койку, как куль с мукой, и лежит!

Может, он и впрямь умом тронулся? Может, у него все в голове перепуталось от удара по лбу? Нет, скорее всего ему просто стыдно признаться этим мужчинам, что он так и не сумел воспользоваться своим приобретением. Таким образом рассказанная ею история получила еще одно подтверждение с неожиданной стороны. Кэтрин понимала, что ей бы следовало радоваться, но, увидев лицо Бэрка, на котором читалось отвращение, презрение и еще что-то непонятное, чему она не смогла подобрать определения, вспыхнула до корней волос.

– Говорю вам, полковник, – продолжал возмущаться Моль, словно вместо легких у него были кузнечные мехи, – эта женщина лгунья, воровка, перебежчица и вражеская лазутчица. Настоящая Иезавель!

– Вы забыли упомянуть Иуду Искариота, – напомнил Бэрк.

Казалось, Бэрка охватила такая бездонная скука, что даже произносить слова ему было трудно, поэтому они лениво срывались с его губ. Вся эта омерзительная история начала действовать ему на нервы. Он представил себе Моля в постели с этой девушкой, и при одной мысли об этом у него свело скулы.

Моль в бешенстве стегнул себя по сапогу хлыстиком.

– Можете смеяться сколько душе угодно, майор, но это из-за нее Карлайль был сдан без единого выстрела!

– Карлайль был сдан, потому что Уэйд – выживший из ума старый рамолик. Он даже не подготовился к обороне, – небрежно обронил Бэрк, расправляя кружево на рукаве камзола.

– Побойтесь Бога, майор! – возопил Моль, потрясенный такой неслыханной дерзостью. – Вы с ума сошли! Говорю вам, она заслана якобитами и ее надо повесить!

Он волчком крутанулся к Кэтрин и заговорил, задыхаясь от злобы:

– Как-то раз я видел казнь якобитского заговорщика. У озера Лох-Несс дело было, неподалеку от перевала Кариэррак, всего три месяца назад. Казнили старика по имени Макгрегор. Подстрекал к бунту местные кланы. Теперь-то он у шотландских свиней считается героем, но вот когда Черная Стража схватила его и повесила на месте, ничего геройского в нем не было.

Увидев, как побледнела Кэтрин, Моль злорадно усмехнулся. Наконец-то он сумел задеть за живое эту рыжую ведьму!

– А знаешь, что они потом сделали? – продолжал он с упоением. – Отрезали ему голову, насадили ее на пику и оставили у ворот форта Огастес, пока она не сгнила. Да-да, а еще они вырезали у него сердце и… о, черт!

Таранная атака разъяренной фурии застигла его врасплох. Моль отпрянул, чертыхаясь и безуспешно пытаясь заслонить лицо руками. Слишком поздно: на его жирной щеке уже красовалась длинная, наливающаяся кровью ссадина, а на большом пальце остался аккуратный полукруглый след от зубов. Атака закончилась так же внезапно, как и началась: Бэрк схватил Кэтрин за талию и оттащил ее прочь. Она была в таком бешенстве, что ничего не видела, кроме красной пелены перед глазами. Ублюдок, скотина, свинья! Мало того, что этот выродок имел наглость произнести имя ее отца, он еще посмел рассказывать, как англичане глумились над его телом! Никогда в жизни Кэтрин не была так близка к убийству, как в эту минуту. Ей хотелось придушить Моля, но после короткой схватки с Бэрком она поняла, что из его железных тисков вырваться невозможно. Однако он не мог помешать ей говорить! За несколько минут она обрушила на онемевших от неожиданности мужчин такой поток богохульств, какого стены сельского кабачка, должно быть, не слыхали со дня его открытия даже от перепивших местных жителей.

Бэрк ни разу в жизни не встречал женщины, знакомой с подобными выражениями, да и мужчин, умеющих так ругаться, мог бы пересчитать по пальцам. Вся эта история уже начала казаться ему удивительно забавной, а держать в объятиях извивающуюся в бешенстве и сыплющую проклятиями Кэтти Леннокс было чертовски приятно, как вдруг его поразила одна странность: ее простонародный говор куда-то испарился словно по волшебству. И в самом деле, если бы можно было отделить суть ее высказываний от произношения, пришлось бы признать, что эта девица вполне грамотно и даже изысканно владеет речью. Только и протяжных «о» и раскатистых «р» очень отдаленно и слабо слышался шотландский акцент. Бросив взгляд на остальных, Бэрк убедился, что полковник Денхольм тоже заметил разительную перемену, и только Моль, целиком поглощенный собственным гневом и заботами о прокушенном пальце, не обратил на нее внимания.

Резко сжав талию Кэтрин так, что она задохнулась, Бэрк прервал ее речь на полуслове.

– Умолкни, женщина, – приказал он и безо всяких церемоний усадил ее на стул.

– Вот видите, какая подлая гадина, – начал было Моль, явно намереваясь ответить на тираду Кэтрин.

– Довольно, сэр, – устало, но твердо остановил его полковник Денхольм. – Вся эта перепалка ни к чему не ведет, и мне она порядком надоела. Вопрос о виновности этой женщины, о том, что она представляет собой на самом деле, решать не вам, подполковник Моль, да и не мне тоже. Завтра утром майор Бэрк отвезет эту леди в Ланкастер, а оттуда она будет отправлена в Лондон, где предстанет перед военным судом. У нас есть ваше заявление, мы выслушали вашу версию происшедшего…

– Мою версию! Я полагал, что, если уж речь идет о моем слове против измышлений обыкновенной публичной девки, военные власти безусловно примут мою «версию», как вы ее называете.

– Так кто же она все-таки: обыкновенная публичная девка или государственная преступница? – негромко спросил Бэрк.

– Да как вы смеете, майор…

Полковник Денхольм поднялся из-за стола.

– Хватит, Моль. Спасибо вам за труды, в свое время я извещу вас о том, чем закончится эта история, а пока вы свободны.

Казалось, Моль готов был растерзать Бэрка на месте и сотворить нечто еще более чудовищное с Кэтрин, но ему хватило ума проглотить все, что он собирался сказать напоследок, и ретироваться, отдав честь лишь полковнику.

На несколько минут все замолчали, наслаждаясь наступившим покоем, однако, подняв глаза, Кэтрин с тревогой заметила, что оба офицера смотрят на нее в задумчивости, а Бэрк даже с сомнением. Она почувствовала, что надо как-то заполнить паузу.

– Вот уж об ком я точно плакать не буду, так это об нем. А теперь, стало быть, мы с вами, майор Бэрк, рядком отправимся в Ланкастер? Подумать только! Сама-то я никогда южнее Экклфечана не бывала, меня Юэн взял с собой на пару деньков. Помню, устроили пикник…

– Тихо! Придержи язык, женщина, а не то поедешь с кляпом во рту до самого Лондона!

Бэрк бросил на нее сердитый взгляд и устало опустился на стул у камина, вытянув длинные ноги в ботфортах до середины комнаты.

– Мисс Леннокс, – по-прежнему негромко обратился к ней полковник Денхольм, отчего Кэтрин сразу же насторожилась, – будьте любезны объяснить нам, каким образом ваш шотландский акцент то появляется, то исчезает?

– Мой… что-то я не пойму, сэр, – пролепетала девушка.

Ей казалось, что она сумела последовательно сыграть свою роль от начала до конца, поэтому вопрос полковника просто ошеломил ее.

– Твой выговор, детка, – безжалостно напомнил Бэрк. – Только что у нас на глазах, пока ты поносила беднягу Моля, он куда-то пропал.

Кэтрин открыла рот, но сказать ей было нечего. Заливаясь краской, она нервно рассмеялась и покрепче стиснула руки на коленях. Молчание грозило ей гибелью, но она не могла придумать никакого объяснения, в голове было пусто.

– Понятия не имею, о чем вы толкуете! Вы уверены?

Мужчины по-прежнему взирали на нее в полном молчании.

– Ну… не знаю, может, он вроде как от злости куда-то девается, почем мне знать. Вот теперь припоминаю, бывало что-то в таком роде с моей кузиной Дженни, только у нее все наоборот. Стоит ее как следует разозлить – ух, и здорова же она брехать! – Как распушит перышки, да как взлетит под небеса, так хоть из дому беги, право слово, вы такого небось и не слыхали никогда, а так-то она тихоня, воды не замутит, словечка дурного не скажет, и говорит все по-правильному, ни дать ни взять, настоящая леди, все сю-сю-сю да сю-сю-сю. Меня аж зло берет, как посмотрю на нее да послушаю…

– Да, кстати, – перебил ее Бэрк, – с чего это ты так взбеленилась?

Кэтрин взглянула на него в недоумении.

– Оттого, что он рассказал о повешении?

Она ничего не ответила.

– Да нет, вряд ли, – принялся рассуждать Бэрк, не спуская с нее глаз. – Ты побелела как полотно, стоило ему только упомянуть имя этого – как его? – Макгрегора. Можно было подумать, будто ты с ним близко знакома.

Кэтрин лишь безмолвно покачала головой. Молчание нарушил полковник Денхольм.

– Вы долго были в отъезде, майор. Имя этого человека гремит по всей Шотландии. Сторонники принца Чарли считают его настоящим великомучеником, сложившим голову за святое дело. Несомненно, она в это верит.

Кэтрин, сделав над собой невероятное усилие, наконец вновь обрела способность говорить.

– Так оно и есть, – сказала она тихо. – Он настоящий герой, и пусть я в политике ни черта не смыслю, но зато уважаю храбрецов.

Она опустила глаза, не в силах встретиться с ними взглядом.

В комнате опять воцарилось молчание. Ветер снаружи был так силен, что камин начал дымить, внезапно из него вывалилось тлеющее полено. Бэрк встал и носком сапога водворил его на место. Полковник тоже поднялся и позвонил в колокольчик у себя на столе.

– На сегодня все, мисс Леннокс. Очень хотелось бы надеяться, что вы сказали нам правду, если же нет, ваша ложь обернется против вас самой.

– Да-да, сэр, я вам сказала правду, чистую правду.

– Майор намеревается выехать завтра рано утром, постарайтесь его не задерживать. У вас есть другая одежда, кроме этого… гм… платья?

– Нет, сэр, только в чем стою, то и есть, – улыбнулась в ответ Кэтрин.

К ней вернулась бодрость духа. Она кокетливо расправила юбки, нимало не смущаясь их замызганным и жалким видом, а заглянув в лицо Бэрку, едва не рассмеялась вслух.

– Пожалуй, его не мешало бы погладить, а?

– На лошади ездить умеешь? – спросил он почти без всякой надежды.

– Да, умею! Прошлой весной Юэн меня научил ездить верхом на осле. Такой чудный был ослик! Звали его Клубничкой. Ух, и повеселились же мы с Юэном! Носились как угорелые по всей округе! Я уж не знаю…

– Боже милосердный! – Бэрк молитвенно вознес взор к потолку. – Чем я заслужил такое наказание, сэр?

– Довольно, майор, – строго прервал его Денхольм, подавив невольную улыбку. – А вам, мисс, советую по пути во всем слушаться майора. Он человек со связями, и его отзыв о вас может повлиять на судей.

– Да, сэр, я буду как шелковая, – с готовностью пообещала Кэтрин, не заметив, что для Бэрка слова полковника стали неожиданностью. – Ему не придется на меня жаловаться, я буду сидеть тихо, как мышка.

– Рад слышать. А вот и капрал Блейни! Сейчас он отведет вас назад. Желаю удачи, мисс Леннокс.

Завидев капрала с веревкой в руках, Кэтрин застыла как вкопанная возле своего стула. Ей хотелось задать вопрос, но язык ее не слушался. Тут опять вмешался Бэрк. Сунув руки в карманы и лениво покачиваясь взад-вперед на каблуках, он протянул в своей обычной снисходительной манере:

– Неужели так уж необходимо еще раз связывать руки этой опасной преступнице, полковник?

– Нет-нет, разумеется, нет, – охотно согласился Денхольм. – Просто отведите ее назад, Блейни, веревка не понадобится.

Комната перестала кружиться каруселью, Кэтрин вновь почувствовала твердый пол под ногами и позволила капралу отвести себя к двери. На пороге она обернулась и бросила благодарный взгляд на Бэрка, но он уже успел отвернуться и был поглощен перемешиванием догорающих углей в камине.

 

4

– Должен сказать, Кэтти, что-то ты сегодня сама на себя не похожа. – Простецкая физиономия капрала Блейни расплылась в широкой ухмылке. – Еще чуть-чуть, и я принял бы тебя за мешок с мукой.

Он загоготал, радуясь собственной шутке и ни капельки не смущаясь тем, что предмет его веселья не находит в ней ничего смешного. Кэтрин хмуро оглядывала безобразное коричневое платье, сшитое чуть ли не из парусины.

В нем она действительно чувствовала себя как в мешке. Может, Бэрк решил над ней подшутить? В бирюзовой синеве ее глаз засверкали искры гнева.

– Фредди, неужели он заставит меня это напялить? Ну-ка повтори, что он сказал?

– Сказал, чтоб ты живо одевалась и чтоб я привел тебя прямо на конюшенный двор. Он там ждет. Ах да, еще он сказал, чтоб ты выбросила прежнее платье. Назвал его «омерзительной тряпкой». Сказал, что, будь он на моем месте, он бы его сжег.

Кэтрин с досадой расправила широченную юбку.

– Да я в нем шагу ступить не смогу! Его хватит на троих таких, как я! Он просто хочет посмеяться надо мной, вот что! «Омерзительная тряпка», да? Вот сукин сын! А ну-ка дай мне то платье, Фредди. Я не собираюсь его выбрасывать. Сохраню на черный день. Ну пошли, а то Его Королевское Высочество небось уж нас заждались. А где ж моя шаль? Придется подпоясаться. Не наступать же на подол на каждом шагу!

С этими словами арестантка покинула место своего заточения, а ее тюремщик поспешил за нею следом.

Небо заволокли свинцово-серые тучи, шел мелкий затяжной дождь. Капрал Блейни проворчал, что майор Бэрк выбрал явно неудачный день для того, чтобы тронуться в путь.

– Хорошо еще, что верхом, а не то завязли бы ко всем чертям. По таким дорогам в карете не проедешь.

– Майор небось ждет не дождется, как бы меня поскорее с рук сбыть. Ему и буран не помеха, – угрюмо заметила Кэтрин.

Вскоре ее башмаки промокли насквозь, а подол платья покрылся коркой грязи. Когда добрались до конюшни, она была уже зла, как сто чертей, а первые слова майора Бэрка только подлили масла в огонь.

– Где ты, черт тебя побери, пропадала? Я собирался выехать еще полчаса назад.

Он был в мундире своего полка, хотя и без сабли. Несмотря на дурное расположение духа, Кэтрин пришлось признать, что выглядит он великолепно. Впрочем, она тут же рассудила, что военный мундир сам по себе украшает любого мужчину. О капрале Блейни она уже успела напрочь позабыть.

Блейни тем временем отсалютовал Бэрку и доложил, что задержка вышла из-за платья. Кэтрин нетерпеливо перебила его:

– Хочу вам напомнить, майор Бэрк, что я еще не в Ньюгейте и нечего напяливать на меня тюремную робу! А может, Фредди что-то перепутал? Может, это попона для лошади?

Гримаса недовольства на лице Бэрка сменилась веселой улыбкой.

– Нет, это платье для тебя, Кэт. Конечно, оно скрывает все твои прелести, но я подумал, что это и к лучшему. Мы же не хотим, чтобы передвижение войск вплоть до Ланкастера замерло, пока парни глазеют на тебя? Платье ужасное, согласен, ты заслуживаешь лучшего, но зато оно хорошо тебя маскирует.

Он обвел ее оценивающим взглядом, задержавшись на груди, от чего щеки Кэтрин вспыхнули. Она была совершенно сбита с толку. Он назвал ее «Кэт», а не «Кэтти» и не «мисс Леннокс», его голос прозвучал ласково, без сарказма. Казалось, он не испытывает к ней презрения. Улыбка, смягчившая его суровые черты, заставила ее позабыть о своей обиде. Ее гнев разом улетучился.

– К тому же, – рассудительно добавил Бэрк, – меня бы разжаловали, если бы я доставил тебя к месту назначения с приступом лихорадки.

Он повернулся к капралу:

– Ну что ж, Блейни, это все. Вы свободны.

– Да, сэр.

Капрал Блейни еще раз отдал честь, но что-то удержало его на месте. Он посмотрел на землю, вскинул взгляд на Кэтрин и снова опустил глаза.

– Ну, Кэтти, – начал он нерешительно.

Кэтрин порывисто схватила его за руку и пожала ее.

– Прощай, Фредди! Спасибо тебе за доброту, я век тебя не забуду.

– И я тебя не забуду! Бог тебе в помощь, милая, авось у тебя все кончится хорошо.

Смутившись, он в третий раз отсалютовал Бэрку и поспешил прочь. Кэтрин проводила его грустным взглядом; насколько мог, он относился к ней по-доброму, иногда ему даже удавалось развеять мрак ее заточения веселой шуткой.

– Вы взяли себе за правило обольщать своих тюремщиков, мисс Леннокс?

Кэтрин вздрогнула как от удара и медленно повернулась к Бэрку. На его лице вновь появилось высокомерное выражение, в голосе прозвучали издевательские нотки.

Девушка гордо вздернула подбородок. Слова, разящие наповал, уже готовы были сорваться с ее губ, но она вовремя удержалась.

– Только когда это идет мне на пользу, майор Бэрк, – сладко пропела она в ответ, хотя в ее глазах все еще полыхал гнев. – В тюрьме так не хватает домашнего уюта, сами понимаете, вот и стараешься обзавестись друзьями, раз дело того стоит.

Очень трудно было не потупиться, увидев жгучее презрение в его глазах, но Кэтрин с колотящимся сердцем и горящими от унижения щеками все-таки сумела выдержать его взгляд и не отвести глаз.

– А вы что, не одобряете? – с вызовом спросила она через минуту.

– Не одобряю? – с кривой усмешкой переспросил Бэрк. – О, нет, я одобряю всей душой. Скажу больше, это именно то, чего я ожидал.

Он повернулся к ней спиной и направился к коновязи, где уже дожидались лошади: две верховые и одна навьюченная поклажей.

Кэтрин дважды перевела дух, чтобы подавить негодование. Было бы чистейшим безумием дать волю чувствам именно сейчас, в самом начале спектакля, и она твердо решила, что больше не позволит майору Бэрку вывести ее из себя. Она должна научиться думать и вести себя как распутная девка, то есть делать именно то, чего ожидает от нее майор Бэрк, и тогда наплевать ей на его дурацкие шуточки. Хоть это и нелегко, она заставит себя позабыть о том, что она – Кэтрин Макгрегор, и перевоплотится в Кэтти Леннокс.

Поджав губки бантиком в глупейшей, как ей хотелось надеяться, жеманной улыбочке, Кэтрин мелко засеменила по двору следом за Бэрком. При этом она нарочно подобрала забрызганный грязью подол платья так высоко, чтобы ее щиколотки были ему хорошо видны.

– Вот это конь! Ай да красавчик! А как его звать? – нарочито оживленно спросила Кэтрин, хотя отлично видела, что перед нею кобыла. – Можно мне его погладить?

Поднявшись на цыпочки, она робко погладила кобылу по носу и тотчас же отдернула руку, словно опасаясь, что лошадь ее укусит.

– Он такой высокий, как же мне на него забраться? А он быстро бегает?

Бэрк бросил на нее взгляд, полный стоического мученичества, чем чрезвычайно порадовал Кэтрин.

– А это дамское седло, майор? Надо же, я поеду как настоящая леди. На Клубничке я ездила верхом, помню, сидела вроде как на бревне. Ух, и натерла же я себе задницу! Говорю Юэну: «Слушай, говорю…»

– Уймись, женщина! Я человек мирного и кроткого нрава, но еще полслова – и ты вынудишь меня прибегнуть к столь не свойственному мне насилию.

– До чего же вы складно выражаетесь! Фредди мне говорил, что вы лорд или что-то вроде того. Как видно, он не соврал.

Не обращая внимания на ее болтовню, Бэрк раскрыл один из коробов на вьючной лошади и вытащил из него тяжелый, стянутый узлом сверток. В расправленном виде сверток оказался широчайшим плащом тонкого серого сукна с капюшоном, подбитым черным бархатом.

– Вот, – сказал Бэрк, окутав плащом ее плечи и скрепляя на груди обшитую тесьмой застежку, словно перед ним стоял манекен. – Та добрая душа, что снабдила тебя платьем, не нашла в своем гардеробе женского плаща или салопа. Так что придется тебе первое время довольствоваться вот этим.

Кэтрин провела ладонями по полам плаща, словно удивляясь мягкости ткани.

– Отличная штука, – признала она сквозь зубы, – но, как я понимаю, она вроде бы ваша? Вы что же, с себя его сняли, чтобы мне отдать? Стало быть, для себя у вас ничего не осталось? Нет-нет, возьмите назад… Ой!

Не говоря ни слова, Бэрк бесцеремонно подхватил Кэтрин и усадил ее в седло, потом подогнал длину стремени и просунул в него ее ногу, самым фамильярным образом схватив ее за лодыжку.

– Вожжи держи вот так, – сурово приказал он, вложив поводья ей в руки и сжав вокруг них ее пальцы, как будто она была ребенком.

Кэтрин пришлось скрыть улыбку.

– Вот так?

– Нет, черт возьми, вот так!

– Вот так? Да, сэр, я поняла. Вы уж не обижайтесь, майор Бэрк, да только учитель из вас никудышный, Юэн куда лучше. Он на меня так не злился и не рычал!

Ворча себе под нос что-то неразборчивое, Бэрк отошел от нее и вскочил на своего серого жеребца с мощными задними ногами и изящной умной головой. Однако ее лошадь тоже совсем неплоха, решила Кэтрин. Добрая кобыла, с широкой грудью и крепкими ногами. Ей пришло в голову, что, если дело дойдет до скачки наперегонки, она заставит майора Бэрка попотеть.

Они выехали по разъезженной, раскисшей от дождей дороге на восток, по направлению к Дамфризу, до которого было миль десять-двенадцать. Оттуда им предстояло повернуть на юго-восток в обход залива Солуэй-Ферт. Если погода не ухудшится, подумал Бэрк, к ночи они доберутся до Гретна-Грин, а утром пересекут границу и, обойдя стороной Карлайль, направятся на юг, в графство Камберленд. Впрочем, все будет зависеть от погоды. Бэрк бросил хмурый взгляд на небо. Свинцовые тучи, нависшие прямо над головой, ничего хорошего не предвещали. Слава Богу, девчонка крепко сидела в седле, а не подскакивала на каждом шагу, как поплавок. Он глазам своим не верил, глядя, как ловко она управляется с поводьями, как легко и грациозно держится. Видимо, некоторые люди – прирожденные наездники, и хорошо, что она – одна из них.

Какое-то время они молча ехали по отлогим склонам Южной Шотландии. По пути им встретились лишь несколько небольших селений. Местные жители занимались в основном овцеводством, хотя в долинах было сколько угодно прекрасных пахотных земель. Оглядывая плавные очертания невысоких холмов и узкие лесистые долины, Кэтрин решила, что этим местам, хотя они, конечно, очень милы, все-таки чего-то не хватает. Пейзажи ее родного нагорья, суровые, неприветливые и скудные, казались ей неизмеримо более волнующими и прекрасными.

Впервые за последние три месяца она вдруг с неумолимой ясностью осознала, что скорее всего никогда больше не увидит столь дорогой ее сердцу фамильный замок Дарраф и уж тем более не сможет в нем жить. После казни отца все его земли и другие владения были конфискованы, а им с матерью пришлось срочно перебраться из Инвернесса в Эдинбург. Они не страдали от бедности, потому что все неотчужденное состояние ее деда целиком перешло к ней по наследству, как только ей исполнилось двадцать лет. Но в Эдинбурге Кэтрин пала духом, жизнь в городе казалась ей пустой и лишенной смысла.

Ослепленная горем, погруженная в печальные размышления, она ехала, не замечая ничего вокруг. Боль пронизывала ее кинжалом при мысли о том, что не только Дарраф потерян для нее навсегда. Ей никогда больше не суждено было увидеть своего доброго отца, Рори, Майкла… И даже матери у нее, в сущности, больше не было: не в силах вынести обрушившейся на нее утраты, Роза Макгрегор лишилась рассудка.

Но одна мысль, с которой Кэтрин не расставалась ни на минуту за последние три месяца, терзала ее больнее всего: ужасная мысль о том, что она сама, пусть и косвенно, виновата в смерти отца. На протяжении последних четырех лет она вслед за матерью ежедневно и ежечасно попрекала, бранила и стыдила его, призывая принять прямое участие в борьбе якобитов за возвращение короны Стюартов. Будучи главой клана инвернессширских Макгрегоров, настаивала она, он просто обязан собрать их под знамена Карла Стюарта. Если бы не эти бесконечные попреки и увещевания, добродушный ученый чудак никогда не покинул бы своей любимой библиотеки и не взялся бы за чуждое ему дело, приведшее его к гибели. Теперь-то она понимала, что так поступать не следовало, но тогда ей казалось, что нет иного способа отомстить англичанам и помочь повстанцам. Кэтрин была женщиной и не могла сама отправиться воевать. Поэтому она толкнула на борьбу своего престарелого отца и тем самым послала его на верную смерть. И все ради громких слов о патриотизме и мерности долгу. С бременем этой вины ей предстояло жить до конца своих дней.

Обычно Кэтрин не позволяла себе предаваться горестным мыслям, запрятанным глубоко в душе, и впадать в отчаяние; она и сама не понимала, почему горькие воспоминания нахлынули на нее в столь неподходящий момент. Бэрк оглянулся на нее, и она отвернулась, чтобы укрыться от его взгляда. Но майор остановил коня, дожидаясь, пока она не поравняется с ним.

– Ты не заболела? – спросил он, нахмурившись.

Кэтрин с трудом проглотила ком в горле; ее сердце было переполнено печалью.

– Нет, я не заболела.

Она улыбнулась дрожащими губами, ее глаза, полные непролитых слез, сияли чистейшей синевой. Бэрк посмотрел на нее, но ничего не сказал.

– Вроде бы начинаю смекать, что это за штука – ездить верхом, – сумела она беспечно добавить через минуту, наклонившись вперед и похлопав кобылу по загривку.

– Да я уж вижу, – согласился он.

Еще четверть мили они проехали в молчании. Убедившись, что девушка пришла в себя, Бэрк заговорил снова:

– Опять у тебя изменилось произношение.

Кэтрин бросила на него недоуменный взгляд.

– Когда сказала «Нет, я не заболела».

Щеки у нее запылали.

– К тому же ты слишком часто краснеешь, – настаивал он. – Признайся, этот твой грубый говор – всего лишь притворство. Хватит ломать комедию, это так утомительно… для тебя же самой. Нам предстоит долгий путь; ты только подумай, насколько тебе станет легче, если ты оставишь эти игры и перейдешь на обычный язык.

И он уставился на нее, выжидательно выгнув бровь.

– Да у вас в голове, видать, все паутиной заросло! – возмутилась Кэтрин, отводя, впрочем, глаза в сторону. – Я никак в толк не возьму, что вы такое несете!

– Ах, Кэт! – Бэрк печально покачал головой, словно школьный учитель, разочарованный неправильным ответом ученицы.

Затем он пустил коня рысью и занял место впереди нее.

До самого Дамфриза Кэтрин ломала голову над стоящим перед нею выбором. С одной стороны, похоже, он ее разоблачил, и нет смысла дальше притворяться. К тому же он прав, это очень утомительно. Напрасно она с самого начала взяла на себя роль неграмотной девушки из простонародья: слишком трудно было выдерживать ее последовательно, особенно когда задевались ее гордость и достоинство. С другой стороны, вдруг он просто преувеличивает, а на самом деле вовсе не так уверен, как хочет показать? Вдруг он пытается таким образом заставить ее сбросить маску и выдать себя с головой? И еще одно смутное соображение удерживало ее: простонародный говор служил препятствием, сословным барьером, помогавшим держать его на расстоянии в прямом и в переносном смысле. У нее создалось впечатление, что не будь этого барьера – их взаимоотношения сложились бы совсем иначе.

К тому времени, как они достигли Дамфриза, Кэтрин приняла решение.

Она ожидала, что Бэрк устроит привал для завтрака, и ужасно удивилась, когда он остановил лошадей возле местной модной лавки. Над дверью красовалась внушительная вывеска: «Магазин одежды миссис Читэм: готовое платье, мужское и женское, по последней моде; костюмы и жилеты из фланели, тика и сукна, а также Обувь и Белье». Бэрк соскочил с коня и привязал всех трех лошадей, потом подошел к ней, чтобы помочь ей спуститься на землю. Он протянул к ней обе руки, но Кэтрин заговорила прежде, чем он успел ее подхватить.

– Майор Бэрк, я обдумала ваши слова, – сказала она своим обычным голосом с едва заметным шотландским акцентом. – Это правда, я немного переусердствовала, но у меня были на то веские причины, и я хотела бы их объяснить.

Когда она начала говорить, Бэрк фамильярно опустил ладонь ей на бедро, но, заслышав ее слова, спохватился и отдернул руку. Кэтрин пришла в смятение: она-то рассчитывала, что Бэрк по-прежнему будет считать ее шлюхой, а он принял ее за леди!

Она лихорадочно бросилась исправлять положение.

– Все, что я вам сказала о себе, – чистая правда! Ну, может, только чуть-чуть приврала и то по мелочи. Я могу все объяснить.

Холодные, как лед, голубые глаза с глубоким недоверием смотрели на нее из-под полуопущенных ресниц. Дождевая вода непрерывными ручейками стекала с его треуголки. Ощутив исходящую от него угрозу, Кэтрин с испугом подумала, что совершила непоправимую ошибку.

Бэрк вновь протянул руки и обхватил ее талию.

– Я охотно выслушаю твою историю, Кэт, – ответил он тихо.

Его угрюмо сжатые губы не предвещали ничего хорошего. Он осторожно и медленно поставил ее на землю, но руки разжал не сразу. Ей пришлось запрокинуть голову, чтобы встретиться с ним взглядом, и капюшон упал с ее волос. Дождевые капли повисли на длинных ресницах, пришлось их смахнуть.

– Я просто жажду ее услышать, – продолжал Бэрк. – Давай поговорим за обедом, и ты мне все расскажешь.

Он взял ее за локоть – не больно, но так, что вырваться было невозможно, – и повел в лавку.

Кэтрин слепо двинулась вперед. Ее охватил панический ужас. Что за затмение на нее нашло? Как она могла по доброй воле, не под пыткой выдать себя с головой? Он ее одурачил, вот в чем дело, заморочил ей голову своими разговорами о том, насколько ей станет легче. Она так погрузилась в себя, обдумывая детали новой истории, которую собиралась ему поведать, что, очутившись в магазине миссис Читэм, даже не огляделась по сторонам и поняла, где находится, лишь когда сама хозяйка обратилась к ним с речью.

– Добрый день, сударыня, добрый день, офицер, – бодро приветствовала она посетителей. – Хотя какой уж там «добрый»! В такую погоду только уткам раздолье!

Подойдя поближе и увидев, в каком беспорядке гардероб Кэтрин, лавочница на мгновение ошеломленно умолкла.

– Ну и ну, – начала она снова, – я бы сказала, что вы… что вам… – ей опять не хватило слов.

– Нам нужно платье, – пришел ей на помощь майор Бэрк.

Он держался в привычной для себя величественной манере и говорил, глядя на хозяйку лавки сверху вниз.

– Платье! Да-да, конечно. Именно платье.

– Что-нибудь простое, но прочное. Теплое, непритязательное…

– Розовое! – кокетливо пропищала Кэтрин.

– Безусловно, не розовое, – холодно поправил Бэрк. – Коричневое или серое, я думаю, подойдет. А также теплый женский плащ для верховой езды, если у вас такой имеется. Вы торгуете обувью?

– Да. То есть нет, вернее, я… у меня есть сапоги. Я торгую сапогами. – Миссис Читэм все никак не могла прийти в себя.

– Тем лучше. Вот это, пожалуй, подойдет.

С этими словами он указал на скромное на вид темно-серое шерстяное платье, отделанное бордовой тесьмой.

Кэтрин досадливо поморщилась.

– Для похорон будет в самый раз, – бросила она с презрением.

Ее лицо загорелось восторгом при виде канареечно-желтого атласного платья вечернего фасона.

– Ой, смотрите! Желтый – это мой цвет, и вы только поглядите на все эти миленькие бантики! Можно мне его купить?

– Разумеется, нет. Мы купим серое.

– Я его не надену! – капризно воскликнула Кэтрин. – Вы меня не заставите надеть эту гадость. Кроме того, оно мне велико, я в нем утону.

И она топнула ногой, явно намереваясь закатить сцену.

– Ты будешь носить то, что я скажу, и учти, я не намерен вступать в пререкания!

– Вы не намерены?.. Да как вы… – Она задохнулась от возмущения.

Ей много чего хотелось ему сказать, но все слова, приходившие на ум, либо выдавали ее образованность (к примеру: «Самодовольный педант!» или «Беспардонный грубиян!»), либо были слишком грубы, и Кэтрин решила пощадить уши бедной миссис Читэм. В беспокойстве и растерянности лавочница переводила взгляд с дамы на господина и обратно, опасаясь, что в ее магазинчике вот-вот вспыхнет шумная ссора.

– Мне кажется, серое вам впору, – робко заметила миссис Читэм, – хотя трудно сказать наверняка, когда вы так укутаны, сударыня. Но, возможно, у меня найдется еще кое-что подходящее. Вот, взгляните на это.

Порывшись в шкафу, она вытащила бархатное платье цвета лесной зелени с более светлой нижней юбкой и изящным лифом из черно-зеленой парчи, отделанное по рукавам кремовым кружевом. Платье было изумительно в своей элегантной простоте. Кэтрин затаила дыхание, не зная, что делать: восхищаться или отпустить какую-нибудь колкость.

– Ого! Я вижу, ты уже не лягаешься, как мул, Кэт. Значит ли это, оно пришлось тебе по душе? – лениво осведомился Бэрк, пощупав ткань. Это подойдет, – не дожидаясь ответа, обратился он к хозяйке. – Ваши сапоги из хорошей кожи, сударыня?

Кэтрин решила стоять на своем до конца.

– Желтое гораздо красивее, – сказала она упрямо, – но и это сойдет. Ладно, я его надену.

– А тебя никто не спрашивает, – оборвал ее Бэрк и вновь повернулся к миссис Читэм: – Мы возьмем зеленое. Можно взглянуть на ваши сапоги?

Дело кончилось тем, что Бэрк купил два платья, зеленое бархатное и льняное, причем тоже довольно нарядное, а также плащ для верховой езды, мягкие сафьяновые сапожки, две сорочки с панталонами и две пары шелковых чулок. Все вещи, подобранные со вкусом, были лучшего качества, какое только могла предложить миссис Читэм. Кэтрин очень скоро поняла, что ее собственное мнение (вернее, мнение Кэтти Леннокс) не имеет никакого значения: хвалила она вещь или ругала, Бэрк, не слушая ее, покупал то, что считал нужным. К счастью, это было именно то, что она выбрала бы сама. Но, чтобы ее роль выглядела правдоподобной, она дала себе зарок непременно восторгаться самыми пестрыми и яркими тряпками. Увы, ничего по-настоящему вульгарного в магазинчике миссис Читэм не было. Кэтрин подивилась щедрости Бэрка, но он холодно пояснил, что им предстоит провести вместе некоторое время, возможно, не меньше недели, и видеть ее каждый день в одном и том же наряде было бы оскорбительно для его глаз.

– А можно мне прямо сейчас надеть зеленое? – спросила она, когда Бэрк попросил хозяйку упаковать все, кроме плаща и сапожек.

– Нет.

– Почему нет?

– Потому что я так сказал.

– Но почему? Может, хоть объясните? Или это и называется «вступать в пререкания»?

Ее саркастический тон заставил его поморщиться.

– Я не разрешаю тебе переодеться в новое платье по двум причинам, – терпеливо ответил Бэрк, испустив тяжелый вздох. – Во-первых, у нас сейчас нет времени. Во-вторых, было бы безумием надевать чистое платье, не приняв предварительно ванны. Все равно, что набрасывать чистую попону на лошадь, только что выбравшуюся из болота. Ты же унесла на себе чуть ли не половину всей грязи графства Дамфриз!

Он ухмыльнулся, довольный собственными словами и обиженным выражением на ее лице.

– Да, кстати, разве в тюрьме тебе не давали воды для мытья?

– Воды для мытья?

Кэтрин язвительно засмеялась, услыхав столь наивный вопрос. Очевидно, майору за всю свою жизнь ни разу не доводилось бывать в военной тюрьме.

– О, да, конечно! В большой медной ванне, с душистым мылом и благовониями, с таким огромным пушистым полотенцем, что в него можно было завернуться раза три! Но я велела охраннику все унести прочь. Подобная роскошь не для таких, как я!

Бэрк слегка покраснел (по крайней мере ей так покачалось), но ничего не сказал, кроме «гм».

– Вы закончили, сударыня? – спросил он у миссис Читэм, увидев, как ее пальцы уронили бечевку и замерли над последней коробкой.

– Да-да, я закончила. А теперь посмотрим… с вас двадцать шесть фунтов и четыре шиллинга за все.

– Надо сказать, – заметила Кэтрин, пока Бэрк расплачивался, – королевская армия оказалась гораздо щедрее, чем я думала.

Бэрк изумленно поднял брови.

– Королевская армия? – переспросил он. – Ладно, оставим это. Давай-ка сюда мой плащ и накинь вот этот. И сапоги надень.

Кэтрин остолбенела. Только теперь до нее дошла вся правда.

– Вы хотите сказать… Вы говорите, что это вы…

– Ради всего святого, Кэт, закрой рот и помолчи.

Она не поверила своим глазам, когда он опустился на одно колено, приподнял ее ногу от пола и снял башмак. Ей пришлось ухватиться за его плечо, чтобы не потерять равновесия. Бэрк ловко надел ей на ногу новый сапожок и проделал то же самое с другой ногой, затем выпрямился и хлопнул в ладоши.

– Мой плащ, – скомандовал он, протянув руку.

Все еще как в тумане, Кэтрин расстегнула застежки, сняла плащ и протянула ему. Бэрк широким жестом набросил его себе на плечи. Ему этот плащ шел куда больше, чем ей, что правда, то правда.

– Честное слово, я думала, это казенные деньги. Может, они вам потом возместят? А если нет…

Она запнулась, сообразив, что опять чуть было не выбилась из роли. Кэтти Леннокс не стала бы спрашивать, на чьи деньги куплена ее новая одежда. Ей было бы наплевать.

– А если нет, тогда что? – осведомился Бэрк, помогая ей надеть сшитый по последней моде дамский плащ для верховой езды из темно-синей шерсти с воротником и манжетами, отороченными мехом. – Ты не приняла бы эти вещи? Извини, дорогая, но мне трудно в это поверить.

Его улыбка показалась ей на редкость мрачной. Вот и отлично, подумала Кэтрин, в то же время чувствуя себя оскорбленной до глубины души.

– А если нет, – выпалила она сгоряча, – я бы спросила, на каких условиях вы покупаете мне все эти вещи?!

– Неужели спросила бы? – издевательски усмехнулся он. – Что ж, возможно, мы это обсудим позже. А теперь идем.

– О, нет, этого мы никогда обсуждать не будем, уверяю вас!

Кэтрин знала, что совершает ошибку, но удержаться не могла: она была вне себя.

Миссис Читэм уже топталась у дверей, беспокойно потирая руки.

– Всего вам доброго! – прощебетала она, не чая от них избавиться.

– Нет? – Бэрк взглянул на Кэтрин с любопытством. – Ты не шутишь? Надо будет как-нибудь непременно спросить тебя, в чем тут дело. Напомни мне, чтоб я не забыл. Я-то думал, ты не так щепетильна.

Захватив все коробки в одну руку, майор направился к дверям.

– Вы были необычайно любезны, сударыня, – обратился он к миссис Читэм.

Свободной рукой Бэрк протянул ей что-то, чего Кэтрин не смогла разглядеть. Впрочем, она все поняла, увидев, как внезапно просияло лицо лавочницы.

– Идем, Кэт.

Оказавшись на улице, Кэтрин получила возможность немного успокоиться, пока Бэрк грузил ее обновки на спину вьючной лошади. Опять она попала впросак, позабыв, кто она такая, и дав волю совершенно неподобающему негодованию. И если с этой минуты она не станет более осторожной, то очень скоро просунет голову в петлю, утешаясь лишь тем, что по дороге на виселицу вела себя как настоящая леди.

Как оказалось, город был хорошо знаком Бэрку. Не оглядываясь по сторонам и не плутая, он уверенно повел Кэтрин вперед по улице. Они миновали еще несколько лавок и наконец остановились у пивной, носившей гордое название «У святого Георгия». Воздух внутри был сизым от чадящего камина, к тому же многие посетители курили трубку. У стойки бара торчали забулдыги, обычные завсегдатаи подобных заведений. Они внимательно, хотя и не с таким изумлением, как миссис Читэм, оглядели Бэрка и Кэтрин с головы до ног, а по окончании осмотра вернулись к своим трубкам, кружкам и прерванным разговорам. Бэрк предложил Кэтрин сесть за стол у огромного камина. Он снял свой промокший плащ и повесил его сушиться на крючок у огня. От плаща тотчас же пошел пар.

Появился слуга и объявил, что может предложить телячьи котлеты, запеченных голубей, спаржу, ягненка, салат, яблочный пирог и фруктовые ватрушки.

– Ты проголодалась? – безучастно осведомился Бэрк.

– Я бы чего-нибудь съела, – небрежно бросила она в ответ, притворяясь равнодушной.

За последние пять дней Кэтрин заметно похудела, и сейчас ее пустующий с раннего утра, наполовину усохший желудок возмущенно заворчал. Но она решила, что скорее отправится живьем в преисподнюю, чем признается Его надменному Высокоблагородию, Великому и Всемогущему майору Бэрку, что умирает с голоду.

Усмехнувшись, Бэрк велел слуге принести всего понемногу и кувшин лучшего эля. Перехватив вопросительный взгляд Кэтрин, он пожал плечами:

– За кормежку и постой армия действительно платит, так что можешь не беспокоиться насчет – как ты вы разилась? – ах да, насчет условий.

У нее не нашлось достойного ответа.

Слуга принес эль и разлил его по кружкам. Сообразив, что не следует пить слишком мелкими глоточками, Кэтрин отхлебнула сразу чуть ли не полкружки и зашлась в яростном приступе кашля. Придя в себя, она встретила цепкий изучающий взгляд Бэрка.

– Ну как? Такая же бурда, как ромовый пунш у Мактавиша? – невозмутимо спросил он.

– Гораздо лучше, просто не в то горло попало, – ответила девушка, промокая салфеткой выступившие на глазах слезы. – Честное слово, майор, все, что я рассказала вам о себе, сущая правда. Вы же не станете меня обвинять только за то, что мне хотелось выглядеть попроще в ваших глазах, так ведь? Уж скажите честно: теперь, когда вы знаете, что я умею правильно говорить, разве вы не склонны еще сильнее подозревать, что я лазутчица?

Он промолчал.

– Да я уж по глазам вижу, – со вздохом продолжала Кэтрин. – Ничего другого я и не ждала. С самого начала знала, что вы с полковником Денхольмом так и подумаете, потому и прикинулась немного, чтоб вы решили, будто я… ну совсем из простых. А потом мне самой так понравилось – я вроде как увлеклась немного. Мне все хотелось посмотреть, как далеко я могу зайти.

Бэрк задумался.

– Ты не совсем утратила свой выговор, как я погляжy. Могу ли я заключить, что ты и в самом деле родом из Шотландии?

– О, да, сэр, до четвертого колена. По крайней мере, с материнской стороны. Как я уже говорила, моя матушка…

– Была не вполне уверена в том, кто твой отец. Да, ты упоминала об этом.

Слуга принес еду.

Кэтрин тотчас же позабыла о своей решимости не показывать майору Бэрку, насколько она голодна. Какое ей, к сущности, дело до того, что сам он почти ничего не ест и лишь смотрит на нее во все глаза? Она была слишком сильно поглощена едой, так как ей никак не удавалось утолить голод.

– Закончила? – спросил он, заметив, что она положила нож и вилку.

– Да нет, просто… хочу сделать передышку.

– Вот как.

– Вы собираетесь есть вот тот кусочек мяса?

– Вот этот? Нет, а что? Хочешь его съесть?

– Ну… просто чтобы не пропадал зря.

– Да, конечно.

– Вы же знаете, в некоторых местах отходы просто выбрасывают.

– Но только не здесь.

– Наверняка никогда сказать нельзя.

– Совершенно верно. Не возражаешь, если я закурю?

– Да ради Бога. Мой о… Один из моих приятелей все время курил. Мне даже нравилось.

– А много у тебя приятелей, Кэт?

Вытащив из кармана глиняную трубку, Бэрк принялся набивать ее табаком.

– Так много? – повторил он, заметив, что она не отвечает.

– Да уж, знаете ли, немало, – с кокетливым смущением призналась Кэтрин, доверительно понизив голос. – Может, оно и нехорошо, но я вам признаюсь, как на духу: мне мужчины нравятся. Ну и потом, сами понимаете, девушке без образования, без ремесла… куда податься? Надо же и ей как-то жить!

– Конечно, надо. Но обычно такие девушки выходят замуж.

– Ну что ж, – задумчиво протянула она, – охотники-то были.

– Я бы не поверил, если б ты сказала, что их не было.

– И не то, чтобы я была против замужества. Просто мне пока не встретился подходящий жених.

– Богатый, разумеется?

– Вот видите, я знала, что вы поймете.

– А как насчет Юэна Рэмзи?

Бэрк пустил к потолку струйку дыма, сам не понимая, что его так раздражает.

– Да никак. Юэн всем хорош, только толку из него никогда не выйдет.

– А ты, стало быть, нацелилась на дичь покрупнее?

– Должна же девушка о себе позаботиться, если больше некому!

– Твоя мать жива?

– Да, она в Эдинбурге.

Кэтрин наконец отодвинула от себя тарелку и промокнула губы салфеткой.

– В молодости моя матушка была настоящей красавицей. Ну, по мне-то она и сейчас хороша, да только живет в нищете и болеет. А когда молоденькая была, поступила она в услужение в дом одного джентльмена в Эдинбурге. Там ее в скором времени обрюхатили да и уволили. Ну, как я уже говорила, была она красивая и без царя в голове, даже не знала точно, кто ей ребенка сделал. Вот и родила меня. А уж как мы перебивались первые годы, сама не знаю, хотя, наверное, догадаться можно.

Она отпила добрый глоток эля. Сплести эту небылицу оказалось вовсе не так трудно, как ей представлялось вначале. Сама Кэтрин отнеслась к своему рассказу как к занимательной истории с вымышленными персонажами, одной из тех, что она рассказывала Рори, когда они были детьми. Рори всегда утверждал, что она лучше всех на свете умеет рассказывать сказки.

– В общем, когда мне было девять, матушка нашла место горничной в доме одного знатного господина. Он к тому времени овдовел, жена его от оспы померла, и вскоре он пожелал сделать матушку своей любовницей. Ко мне тоже очень привязался, уж не знаю, почему: смотреть-то было не на что, это уж точно.

– Ты меня поражаешь.

– Он говорил, что я для него вроде как дочь, которой у него никогда не было. Все время со мной разговаривал, как будто я взрослая. Ну и дал мне кое-какое образование, так, совсем чуть-чуть. Говорить научил правильно, брал иногда с собой в театр, а однажды даже в оперу. Я потом очень жалела, что он не научил меня читать; тогда бы я смогла стать гувернанткой и жила бы как порядочная. Да что толку плакать над пролитым молоком, я всегда так говорю. Человек он был добрый и тосковал сильно, когда жена его померла. Я, ей-Богу, верю, что он мог бы все бросить, жениться на матушке, а меня удочерить, да только этому не суждено было сбыться. Он разбился насмерть в карете, когда мне было тринадцать, и нас с матушкой выбросили на улицу. Пришлось нам опять самим о себе заботиться.

Сделав вид, что плачет, Кэтрин уткнулась носом в салфетку.

Бэрк слегка отвернулся, чтобы скрыть улыбку: его это проявление горя ничуть не тронуло. Ее история звучала правдоподобно, но что-то ему подсказывало, что она все выдумывает от начала до конца. Впрочем, ему было все равно. Целиком поглощенный напевным звуком ее голоса, он любовался сменой чувств на ее прелестном и выразительном лице и мог бы в эту минуту с готовностью слушать, как она читает вслух податный список.

– После этого мы отправились попытать счастья на север и поселились в Инвернессе, – всхлипывая, продолжала между тем Кэтрин. – Как стукнуло мне шестнадцать, пошла я в услужение и нанялась в дом к одному джентльмену, если его можно так назвать. Работала я поломойкой, и никогда в жизни мне не приходилось так туго, как за тот год, что я там провела. Через год меня выгнали. Хозяйка сказала, будто я уж больно нос задираю, возомнила, мол, себя невесть кем, но на самом-то деле она боялась за своего сыночка. Да только поздно спохватилась: к тому времени он уже успел меня обесчестить. Позабавился со мною да и бросил! Вот тогда-то я и узнала впервые, что это такое – мужское непостоянство. И первый мой урок был такой: не будь дурой и не отдавайся мужчине, если он не может дать взамен ничего более существенного, чем поцелуи.

– Умница, – согласился Бэрк, следя за нею из-под лениво полуопущенных век.

– Ну с тех пор какое-то время дела у меня шли под гору. Матушка говорила, что я спуталась с плохой компанией, но я была молода и только еще набиралась ума-разума. Одно я быстро усвоила: лучше уж жить с мужчиной и пользоваться его кошельком в обмен на ласки, чем до конца своих дней гнуть спину за гроши в доме какого-нибудь вельможи. Посмотрела я на жизнь моей матушки и решила, что скорее умру, но со мной такого не будет!

Кэтрин так воодушевилась собственным рассказом, что даже стукнула кулаком по столу.

На Бэрка ее слова не произвели должного впечатления. Он сделал знак слуге принести счет.

– А Юэн? Он вытащил тебя из этой ямы?

– Нет, но с ним хоть было не скучно. Даже наоборот, мы с ним славно повеселились, – вздохнула она с нежностью. – Только настало время двигаться дальше: я уже начала ему надоедать.

Бэрк поднялся из-за стола.

– Ну, Кэт, из всего, что ты тут сегодня наплела, это – самая большая ложь!

– Я не лгу! – Кэтрин тоже встала, потрясенная и обиженная. – Как вы можете так думать? Я вам рассказала чистую правду!

– Готов признать, что это славная история, в чем-то, возможно, даже правдивая. Но ты никогда не заставишь меня поверить, что начала кому-то надоедать. Уж больно ты занятная.

Дождь перешел в туманную изморось, зато ветер усилился. Кэтрин поплотнее закуталась в свой новый плащ. Пока она садилась на лошадь и ждала Бэрка, занятого отвязыванием двух других лошадей, за спиной у нее послышалась какая-то возня. Обернувшись, девушка увидала, как человек метлой гонит прочь из лавки сцепившихся в драке кота и пса, но не успела она даже вскрикнуть, как кот, шипя и отплевываясь, проскользнул между ног ее лошади, а пес с лаем кинулся за ним. С испуганным ржанием кобыла взвилась на дыбы. Опустившись наземь, она шарахнулась в сторону, прыжком бросилась вперед и вновь поднялась на дыбы, перебирая копытами в воздухе. Кэтрин низко нагнулась к шее лошади, натянула потуже поводья и держалась в седле. Кобыла с грохотом обрушила передние копыта на землю и вскинула задом. По-прежнему низко пригнувшись к гриве и крепко сжимая поводья в одной руке, Кэтрин принялась поглаживанием и уговорами успокаивать испуганную лошадь. Покачивая головой и возмущенно отфыркиваясь, кобыла пробежала круг легкой рысцой и остановилась.

– Умница, хорошая девочка, – ворковала Кэтрин, оглаживая крутую шею.

Человек с метлой, оказавшийся торговцем рыбой, подбежал к ней, взяв метлу на отлет и прижимая свободную руку к сердцу. Он рассыпался в извинениях, уверяя, что ему очень жаль, что он умоляет простить его, но проклятый кот стащил с прилавка макрель, а пес обучен гнать грабителей; сам же он ни в чем не виноват, это все кот, в следующий раз он с него шкуру спустит! Слава Богу, леди не пострадала! Такая красавица и такая великолепная наездница!

Кэтрин рассмеялась и уже готова была заверить несчастного, что все обошлось, когда ее взгляд невольно упал на Бэрка и слова замерли у нее на устах. Он подходил к ней неторопливым, словно крадущимся шагом; по лицу было видно, что его обуревают противоречивые чувства: невольное восхищение и ярость. Ярость одержала верх. Бэрк схватил уздечку слишком быстрым движением, кобыла чуть было опять не вскинулась на дыбы, но он удержал ее железной рукой. Несколько мгновений Кэтрин смотрела, не отрываясь, на его руки: ловкие, чуткие, с длинными пальцами и грозные на вид. Наконец она заставила себя перевести взгляд на его лицо и тотчас же заметила в ледяной голубизне его глаз опасный огонек. Его рот был плотно сжат, белый шрамик над верхней губой еще сильнее побелел от гнева. Дрожь испуга пробежала у нее по спине. Кэтрин решила, что надо начисто все отрицать.

– Иисус, Мария и Иосиф, вы это видели? Я уж думала, мне конец! Вцепилась в гриву, что было сил, да Господь, как видно, сжалился надо мною. Ух, как сердце бьется! Никак не отдышусь! – Она с беспокойством схватилась рукой за грудь. – И часто такое бывает? Удивляюсь, как это по всей округе трупы не валяются! Уж больно опасное это дело – верховая езда!

Тут она запнулась, не в силах продолжать представление под этим ледяным взглядом, в котором теперь явственно читалось презрение.

– Ты закончила?

Кэтрин перевела дух и кивнула.

– Прекрасно.

Он отвел ее кобылу туда, где все еще стоял на привязи его собственный конь. Вскочив в седло, Бэрк подхватил длинный повод вьючной лошади. Кэтрин заняла свое место позади них, и маленькая процессия медленно двинулась по дороге прочь из города. Один раз девушка оглянулась на торговца рыбой, смотревшего им вслед, и грустно помахала ему рукой. Ей очень хотелось остаться у «Святого Георгия», укрывшись в теплом углу от ноябрьской непогоды и попивая горячий шоколад, вместо того, чтобы отправляться в Англию следом за враждебно настроенным и непредсказуемым майором, чье общество с каждой минутой становилось для нее все более невыносимым. А ведь он держал в руках ее судьбу!

Они долго ехали по пересеченной местности, заросшей вереском и утесником, потом дорога свернула к речке и запетляла, повторяя ее прихотливые изгибы, вдоль поросшего лесом берега. На холмах паслись равнодушные к холоду овцы, один раз они увидели семейство грациозных косуль, щипавших травку на дальнем берегу. Рыжие белки рыскали в голых ветвях деревьев, готовя запасы на зиму.

Дорога расширилась и повернула к востоку; река осталась позади. Бэрк остановил коня, дожидаясь, пока Кэтрин не поравнялась с ним. Спокойствие, царившее в природе, немного смягчило ее опасения, и она сумела взглянуть в лицо майору, сохранив самообладание.

– Я хочу знать, в чем еще ты мне солгала! – объявил он внезапно, и девушка вновь пришла в смятение. – Ты сама себе роешь могилу, Кэт… если тебя в самом деле так зовут. Чем больше ты будешь врать, тем больше у тебя шансов быть повешенной за измену. Тебе понятно?

Несмотря на суровый тон, в его голосе послышалось нечто, скорее напоминавшее мольбу, чему Кэтрин поразилась до глубины души. Впрочем, она тут же решила, что это, несомненно, всего лишь новый ловкий трюк.

– Тебе понятно, Кэт? – настойчиво повторил Бэрк. – Ты не та, за кого себя выдаешь, и я обязан доложить об этом военным властям в Ланкастере. Чем больше ты будешь врать, тем хуже для тебя. Расскажи мне правду о себе. Сию же минуту!

Как же, держи карман шире, мрачно подумала про себя Кэтрин. Да за кого он ее принимает, за дурочку деревенскую? И она вообразила свое признание Бэрку: «Да, майор, – говорила она мысленно, – я вижу, вас обмануть невозможно. Я богатая титулованная дама из Инвернесса, и у меня зуб на Англию, потому что англичане обесчестили меня и уничтожили мою семью. Я поддерживаю Карла Стюарта против короля, вот и попыталась помочь ему, похитив вражеские военные секреты. Ну вот, я во всем созналась. Что вы теперь скажете военным властям в Ланкастере?» Глупости! Она отнюдь не дура, а вот он сам… Если кто и дурак, то скорее всего именно он, ведь по какой-то непостижимой причине он все еще верит, что она не лазутчица, несмотря на все несообразности в ее рассказе. Он ее подозревает, только сам не знает, в чем именно. Вот и пускай немного помучится, заносчивый английский ублюдок!

Нет. Здравый рассудок подсказывал ей, что, только притворяясь шлюхой, она может рассчитывать на успех. Надо его убедить – это единственный путь к спасению. Кэтрин не могла отказаться от истории о том, как Юэн проиграл ее в пикет подполковнику Молю, а как еще объяснить всю эту грязную подоплеку, если не стоять на том, что она проститутка? И почему он, черт его дери, в этом сомневается? Ей казалось, что она блестяще сыграла роль женщины легкого поведения. А может, она слишком наивна? Может, он видит ее насквозь и понимает, что все ее представления о распутстве почерпнуты из книг и школьных сплетен? Эта мысль заставила ее поежиться.

– Я больше ни в чем не соврала, – проговорила Кэтрин, опустив глаза, – хотя и не виню вас за то, что вы мне не верите. Я скрыла от вас, что умею ездить верхом, все по той же причине: знала, что это, как и правильный выговор, обернется против меня. Вы верно заметили: похоже, я с каждой минутой увязаю все глубже, но… честное слово, майор Бэрк, сейчас я говорю правду. Никаких секретов у меня больше нет, и никаких сюрпризов не будет. Поверьте мне, прошу вас!

Она подняла на него взор, полный неподдельного волнения, и тотчас же поняла, что он все еще сомневается. Тут на нее снизошло вдохновение.

– А знаете, – захихикала Кэтрин, – насчет Клубнички все чистая правда, все так и было. Юэн мне ее подарил. В карты выиграл, ясное дело. Он хотел назвать ослика Парой Тузов, да я ему не позволила. Ну, надо знать Юэна, он человек по-своему гордый, так что, когда я на стояла на своем, он даже обиделся. Сказал, что я уж больно много о себе понимаю. Мне кажется, его задевало, что я умею правильно говорить. Получалось, вроде как он мне неровня. Поэтому пока мы были вместе, я старалась говорить попроще, как и с вами… хотя с вами я, пожалуй, перестаралась! – Она весело рассмеялась, впрочем, стараясь не встречаться с ним взглядом. – Ну, словом, когда он привел мне ослика, я сделала вид, будто не умею ездить верхом. Уж я-то знала, как он разозлится, если узнает, что я умею. Я вам уже рассказывала о том лорде, что был любовником моей матери. Так вот: это он меня научил. Ну, а когда вы меня спросили, ясное дело, я сказала, что не умею! Мне казалось, что это… ну… вроде как с Юэном. Что так вы мне скорее поверите. Теперь-то я жалею, что соврала… Я уж вижу, что вы думаете: раз соврала насчет верховой езды, можно ли вообще верить моему слову? А что, разве не так?

Бэрк хмыкнул. На его лице появилось непонятное выражение, и Кэтрин сочла, что это уже громадный шаг вперед.

– Но все остальное – чистая правда, – она поторопилась закрепить свой успех. – Подполковник Моль действительно выиграл меня в карты, да он и сам этого не отрицает. Я, может, и пошла бы с ним жить, да уж больно рука у него тяжелая и нрав скверный. А у меня свои правила есть: не люблю, когда мужчина избивает женщину безо всякой причины. Вот я и украла у него деньги (ну, я считала, что это деньги), да и побежала в комнату к Юэну, думала, пережду, пока не вернемся в Эдинбург или в другой большой город. А уж тогда бы я бросила Юэна и начала бы все по новой. Все говорила себе, что это не воровство, потому что подполковник мне кое-что задолжал. Я же не виновата, что он уже заплатил за меня Юэну тридцать гиней! Я считала, что я и сама по себе кое-чего стою!

Покраснев от возбуждения и совсем позабыв, что рассказывает выдуманную историю, она почувствовала себя женщиной, вынужденной в одиночку бороться с несправедливостью в мире, где правят мужчины.

– Ладно, Кэт, – произнес Бэрк после минутной паузы.

Увидев, что он улыбается, Кэтрин обрадовалась, но тотчас же заметила, что в его глазах все еще сохраняется загадочное выражение, смысл которого от нее ускользал. Бэрк глядел на нее так, словно пытался оценить нечто большее, нежели просто правдивость ее слов.

– Все, что ты рассказываешь, вполне может оказаться правдой, но должен признать, что я по-прежнему полон сомнений. Мне бы не хотелось составить неверное мнение о тебе и передать его моему начальству в Ланкастере. Однако сдается мне, ты могла бы кое-что сделать, чтобы окончательно меня убедить.

 

5

Он говорил так деловито, так рассудительно, что смысл его слов дошел до нее лишь через несколько секунд. Кэтрин даже заглянула поглубже ему в глаза, чтобы убедиться, что не ошиблась, и возблагодарила Бога, уловив промелькнувшую в его взгляде искру веселья.

– Вы надо мной подшучиваете, – сказала она с укоризной, опуская взгляд, чтобы он не смог прочесть ее мысли.

Ладони у нее вспотели, сердце бешено колотилось. Она нервно рассмеялась и перевела дух, только теперь заметив, что не дышала все то время, пока он говорил. Казалось, ей чудом удалось избежать смертельной опасности.

– Ну, может быть, чуть-чуть, – признался Бэрк, весьма довольный собой. – Но ты подумай: не такая уж это плохая мысль, а? Ты умеешь рассказывать занятные истории, Кэт, но трудно сказать, насколько они правдивы. Ну, а я… Хоть я, конечно, и не промах, но все же не могу заглянуть в твою душу. Вот и подумал, что придется прибегнуть к неординарным мерам, чтобы убедиться, что ты не врешь.

Кэтрин оцепенела от ужаса. Бэрк не мог удержаться от смеха, глядя на ее лицо, на котором застыло ошеломленное выражение. Услыхав его смех, девушка вновь перевела дух. Облегчение окатило ее волной, словно прорвав плотину.

– Странный вы человек, майор Бэрк, – заговорила она, лихорадочно соображая, как бы уйти от этой нездоровой темы. – Как вы думаете, доберемся ли мы к ночи до Гретна-Грин? День такой ненастный, я даже не знаю, который теперь час. Сколько же нам понадобится, чтобы доехать до Ланкастера, что вы скажете? Думаю, это зависит…

– В конце концов, мужчиной больше или меньше, Кэт… – перебил он ее, следуя ходу своих мыслей. – Разве это так уж важно? Ты же переспала чуть ли не с целой армией, судя по твоим собственным словам. Зато у меня было бы… Как бы лучше выразиться?.. Кое-что существенное, о чем можно было бы доложить властям в Ланкастере.

Она ощутила вспышку гнева.

– У меня было много мужчин, но я их выбираю сама! И я не позволю, чтобы мне кого-то подсовывали! А теперь покончим с шутками, майор. Пришпорьте своего коня, если можете, а не то скоро стемнеет, и мы на всем скаку угодим в канаву!

Бэрк изумленно вскинул брови, и Кэтрин поняла, что ее возмущение и слишком естественная манера речи выдают ее истинное происхождение. Но ей уже было все равно, ярость бушевала в ней, заставив позабыть о благоразумии. Что за подлый вымогатель! Такой же распутный и грязный мерзавец, как все англичане. Все, все они одним миром мазаны! Она ненавидела их всех, чтоб им гореть в аду веки вечные! Но Кэтрин рассердилась и на себя тоже: такой неприятный поворот событий надо было предвидеть. Даже не глядя на него, она знала, что Бэрк ухмыляется своей гнусной улыбочкой. Ну и пусть! Она не станет на него смотреть. В конце концов он пришпорил коня, рысью послав его вперед, и она поняла, что ему надоело ее изводить. По крайней мере на какое-то время.

Они так и не достигли границы до наступления темноты и остановились на ночлег в захудалом трактирчике к западу от Гретна-Грин. «Лебедь» стоял прямо на обочине проезжей дороги, слева и справа от него на много миль простирались только окруженные холмами пустынные долины. Хозяином оказался шотландец по имени Макки, раздобревший и уже седой выпивоха, большой любитель женщин. Его заведение было шумным и грязным, а цены – чересчур высокими, поскольку хозяин куда больше думал о выпивке и девках, чем о поддержании порядка.

Бэрк насторожился, едва увидев грязный конюшенный двор, и велел Кэтрин подождать в помещении, пока он переговорит с конюхом. Она охотно исполнила приказ, так как совершенно окоченела от холода и многочасовой езды верхом, но, оказавшись в зале трактира, сразу подумала, что лучше было бы подождать снаружи.

Первый этаж представлял собою одну большую комнату. Слева стояли обеденные столы, справа располагался громадный камин, а перед ним были расставлены в беспорядке стулья и скамейки: именно здесь проходили настоящие попойки. С полдюжины пьянчуг словно по команде повернули головы при ее появлении. Разговор в одно мгновение стих. Немного оробев, Кэтрин решительно вздернула подбородок, собираясь пронзить их подобающим случаю взглядом, но вовремя опомнилась. Как повела бы себя в подобных обстоятельствах Кэтти Леннокс? Вот о чем надо было думать, а не задирать нос! Правильную линию поведения невольно подсказал ей сам Макки, выскочивший из-за длинной стойки бара в глубине помещения.

– Ну-ка, ну-ка, вы только поглядите, ребята, кого к нам ветром надуло! – начал он, торопливо вытирая руки о свой замызганный фартук. – Добро пожаловать в «Лебедь», мисс! Я рад, что непогода заставила вас заглянуть к нам. Путешествуете в одиночку? Да вы, похоже, промерзли до костей, милочка! Проходите к огню поближе, милости прошу, прекрасная барышня, согрейтесь. А может, по стаканчику? Изнутри-то лучше греться, разве я не прав? Ни слова больше, я мигом, вы и глазом моргнуть не успеете!

Подхватив ее под локоток, хозяин настойчиво повел девушку через весь зал к камину и оставил греться спиной к огню под прицелом не менее двух дюжин глаз, жадно впившихся в ее стройную фигуру.

– Привет, – тихонько поздоровалась Кэтрин, просто чтобы нарушить молчание.

Забулдыги ответили нестройным хором приветствий. Она застенчиво улыбнулась, и все мужчины в полном восторге заулыбались ей в ответ.

– Погода сегодня неважная, – заметила девушка.

– Верно! – согласились пьянчуги.

– Так приятно погреться у огня.

– Точно! – закивали они.

Наступило молчание. Казалось, все, затаив дыхание, ждут от нее еще какого-нибудь глубокомысленного высказывания, но тут вернулся Макки с дымящейся кружкой в руке.

– Вот, мисс, это вас согреет изнутри. Ну, а снаружи-то у вас и так все в порядке, – ухмыльнулся он. – Даже не пытайтесь ничего исправить.

Это замечание было оценено присутствующими по достоинству и вызвало дружный гогот. Лишь один из посетителей не поддержал всеобщего веселья. Неловко откашлявшись, он заговорил:

– Вы откуда прибыли, мисс? Если, конечно, дозволено спросить.

Говоривший был гораздо моложе всех остальных, худощавый паренек с рыжеватыми волосами и россыпью веснушек на носу. С острой болью в сердце Кэтрин вспомнила Рори: ее братишка был бы сейчас примерно одних лет с этим парнем. К тому же через плечо у незнакомца был перекинут шотландский плед в зеленую и черную клетку, и оттого он показался ей еще милее.

– Из Эдинбурга.

Кэтрин осторожно отхлебнула горячего рома из кружки и с трудом подавила приступ кашля.

– Чудесно, – сказала она, со слезящимися глазами повернувшись к Макки.

– Да уж, – скромно согласился хозяин. – Я сам это варю. Крепкая штука, между прочим. С лихвой хватит, чтобы мишке в берлоге задницу отогреть. Даже в зимнюю стужу.

Он хотел было извиниться за грубость, но умолк, увидев, как она улыбается.

– Разрази меня гром, вот это персик! – порывисто вскричал Макки, выразив таким образом единодушное мнение всех присутствующих.

– Куда же вы путь держите? – продолжал расспросы рыжеволосый паренек, ни на секунду не сводя с Кэтрин восторженного взгляда.

– В Ланкастер.

– В Ланкастер! – воскликнул один из собутыльников, тощий старик с редкими всклокоченными волосами, одетый в вытертую до основы кожаную куртку, и сплюнул на пол. – И кому пришла охота туда ехать? – спросил он, обращаясь ко всем сразу.

Все окружающие дружно выразили свое недоумение.

– Я туда не по своей воле еду, – с грустной улыбкой призналась Кэтрин.

Наступило молчание.

– Вы от кого-то скрываетесь? – предположил рыжий паренек.

– Нет, – возразила девушка. – Ах, если бы я могла скрыться!

Она еще раз отхлебнула из кружки, надеясь, что ей больше не будут задавать вопросов. Наверное, она и так уже наговорила лишнего.

Молчание нарушил звук открывшейся двери, и все глаза повернулись от нее к Бэрку.

Он с первого взгляда оценил расстановку сил.

– Итак, мисс Леннокс, вы даром времени не теряли, как я погляжу, и уже успели познакомиться со всей компанией.

В полной тишине его голос прозвучал грубовато и неприветливо. Вряд ли он рассчитывал завоевать симпатии присутствующих своим замечанием, хотя чтобы нажить врагов, хватило бы и мундира английского кавалериста, оказавшегося у всех на виду, как только майор снял и повесил на крючок свой широкий плащ.

– Кто хозяин заведения? – раздраженно осведомился Бэрк.

– Это я, Джонас Макки к вашим услугам. Похоже, вы сильно устали, офицер. Приготовить вам хорошую комнату и ужин?

Трактирщик отвесил Бэрку самый подобострастный поклон. Многолетний опыт подсказывал ему, кто именно из этих двоих оплатит его лесть.

– Две комнаты с ключами. Одну для меня, другую для арестантки. Идем, Кэт.

Кэтрин ахнула. Зачем Бэрк так сказал? В этом не было никакой необходимости. Он просто хотел ее унизить! Поставив кружку на каминную полку, она вновь повернулась лицом к собранию и гордо вскинула подбородок. Но стоило ей сделать шаг навстречу майору, как рыжеволосый паренек решительно преградил ей дорогу.

– Постойте-ка! Откуда нам знать, что она арестантка? Что она такого сделала? А может, вы ее похитили силой?

Бэрк вымок насквозь и зверски устал, кроме того, его неприятно поразила сцена, представшая взору, как только он переступил порог. Эта женщина обладала просто ошеломляющей способностью заводить друзей! Всего-то на пять минут оставил ее одну, и вот извольте – она уже успела навербовать себе целую кучу пьяных поклонников, включая щенка в шотландском пледе, которому самое место в школьном классе, а не в пивной.

– Тебя как зовут, сынок? – кратко спросил он, стараясь сдержать раздражение.

– Том Клеланд, но я вам не сынок! – горячо возразил проклятый мальчишка. – В чем ее обвиняют? Скажете вы нам или нет?

Бэрк потерял терпение.

– В чем ее обвиняют, это не твоего ума дело! А теперь прочь с дороги, малыш, а не то я преподам тебе урок хороших манер!

Ничего более оскорбительного для ушей юного Тома Клеланда он и придумать не мог. Паренек вспыхнул до самых корней волос и выпрямился во весь рост, по-прежнему загораживая дорогу Кэтрин. Он угрожающе стиснул кулаки и выпятил узкую грудь. Сердце Кэтрин сжалось от жалости к Тому: он был так юн и так страстно желал доказать, что он настоящий мужчина!

– Ну так начинайте прямо сейчас! – горячо воскликнул Том. – Она никуда не пойдет, пока вы не скажете, в чем ее обвиняют!

Кэтрин показалось, что Бэрк выглядит скорее раздраженным, чем разгневанным, но мальчик явно напрашивался на драку. Она протянула руку и легонько коснулась его плеча.

– Спасибо вам за заботу, сэр, но я не хочу, чтобы вы ради меня рисковали своей свободой. Майор Бэрк держит меня в плену по закону. Он сопровождает меня в Ланкастер, где мне предстоит предстать перед судом по обвинению в государственной измене.

– В измене! – изумленно повторил Том.

Страшное слово эхом прокатилось по комнате, переходя из уст в уста.

– Вы работали на Красавчика принца? – догадался Том, стараясь скрыть восторг, невольно прозвучавший в голосе.

– Ну да, на принца Чарли, – подтвердила Кэтрин. – Только это, конечно, неправда, все до последнего слова!

Кругом раздались негодующие возгласы: «Конечно, нет!», «Все вранье!», «Ни слова правды!» Всем им было безразлично, работала она на принца Чарли или нет, но каждый из них, похоже, готов был грудью встать на ее защиту. Увидев, что назревает бунт, Бэрк открыл было рот, но Кэтрин его опередила. Одарив всех присутствующих (в особенности Тома Клеланда) лучезарной улыбкой, она грациозно прошла мимо них и встала рядом с Бэрком. Он наградил ее взглядом, который никак нельзя было назвать приятным.

– Ужин через двадцать минут, – объявил Макки с некоторым беспокойством в голосе. – Может, желаете подняться и взглянуть на комнаты, генерал? Счистить грязь с сапог и все такое?..

Майор удостоил его легким кивком.

– Ну тогда будьте любезны следовать за мной. Я покажу дорогу.

Как опытный военный, Бэрк не мог не оглянуться через плечо прежде, чем последовать за трактирщиком и Кэтрин вверх по лестнице на второй этаж, но теперь, когда больше не на кого стало глазеть, завсегдатаи пивной с недовольным ворчанием вернулись к своим кружкам. Все, кроме Тома Клеланда, продолжавшего яростно испепелять майора взглядом, пока тот не скрылся за поворотом лестницы.

Комнаты, которые показал им Макки, находились в дальнем конце длинного коридора, их разделяла лишь тонная фанерная перегородка. Обе были удручающе малы и скудно обставлены самыми необходимыми предметами безвкусной старой мебели. Макки вручил Бэрку два ключа и многозначительно подмигнул. Стоя в коридоре, Кэтрин подавленно оглядывала с порога предназначенное ей убогое жилище и потому беспрепятственно расслышала, как Макки в нескольких шагах от нее возбужденно шептал Бэрку:

– Будь я на вашем месте, генерал, я бы ее тер всю дорогу до самого Ланкастера. На кой ляд вам сдался второй ключ? Ведь и так никто не узнает! А если и узнает, кому какое дело? Раз она изменница, значит, так ей и надо! А что, разве я не прав?

Бэрк бросил взгляд на Кэтрин поверх плеча Макки. Она смотрела прямо на него, ее щеки пылали, а в бирюзовой синеве глаз читалось отвращение, смешанное со страхом.

– Вы свинья, Макки. Убирайтесь с глаз моих.

– Как?

Трактирщик, казалось, был искренне удивлен.

– Вы недостойны лизать ей башмаки. Убирайтесь, или я спущу вас с лестницы, – это было произнесено ужасающе тихим голосом, грозным, как бритва, приставленная к горлу.

– Послушайте, генерал, вы меня не так поняли! Я же только пошутил, ей-Богу, пошутил! Да я же…

Бэрк сделал угрожающий шаг вперед.

– Ухожу, ухожу! Не надо так кипятиться, генерал!

– И пошлите кого-нибудь наверх с нашим багажом, – крикнул Бэрк вслед торопливо удаляющейся фигуре. – Живо!

С нижней ступени донесся какой-то неясный звук, нечто среднее между поддакиванием и проклятием.

– Гнусная свинья, – пробормотал Бэрк, поворачиваясь к Кэтрин.

Она все еще стояла в дверях, словно окаменев от изумления. Ее взгляд выводил его из себя.

– Ну а чего ты ожидала? – не выдержал Бэрк. – Думала, я начну с ним соглашаться?

– Я… я…

Она не знала, что и думать, но ей и в голову не приходило, что майор Бэрк может повести себя так по-рыцарски.

– Ну… – проговорила наконец Кэтрин, с трудом обретя дар речи, – после того, что сегодня было, я не знала, каковы ваши намерения.

Он прислонился к дверному косяку рядом с нею, и его близость смутила ее.

– Мои намерения… Это ведь совсем другое дело, не так ли?

Бэрк ухмыльнулся, наслаждаясь ее явным замешательством.

– Мне хотелось бы думать, что мои намерения и то, о чем толковал тут старый потаскун Макки, – это совсем не одно и то же.

– Мне тоже хотелось бы так думать, – быстро ответила Кэтрин, – но боюсь, что на самом деле никакой разницы между вами нет!

Бэрк разразился довольным смешком, а Кэтрин еще больше нахмурилась. Повернувшись на каблуках, она вошла в комнату и уже хотела закрыть за собой дверь, но майор вошел за нею следом.

Быстро оглядевшись по сторонам, он подошел к створчатому окну, открыл его и выглянул наружу. До земли было не меньше двадцати футов и уцепиться не за что. Бэрк закрыл окно и задернул портьеру.

– Прыгать не советую, – сухо заметил он и еще раз окинул комнату цепким взглядом на всякий случай, но ничего подозрительного не обнаружил. – Пусть тебе дадут свечу подлиннее.

Он прошел мимо нее к двери.

– Я постучу через пятнадцать минут, будь готова. И еще: постарайся привести волосы в порядок, Кэт.

* * *

Кэтрин откинулась в деревянной ванне, глядя, как теплая мыльная вода лениво плещется, то прикрывая, то обнажая ее соски. У нее вырвался вздох облегчения: впервые за много дней ей удалось как следует вымыться. Какое блаженство – принять ванну! Особенно после почти недельного перерыва. Бэрк предложил ей принять ванну сразу после ужина. Вернее, не предложил, а приказал. Выслушав его слова, Кэтрин наморщила нос и сделала вид, что эта мысль ей не по нутру.

– Принять ванну? Кому это нужно? – воскликнула она в притворном ужасе, хотя ее сердце радостно забилось в предвкушении удовольствия.

Она подняла ногу и потерла ступню, с наслаждением ощущая, как ноющая боль, поселившаяся в спине и в бедрах после долгой езды верхом, постепенно утихает. Еще раз вздохнув, девушка блаженно закрыла глаза. Ей казалось, что она сейчас заснет прямо в ванне. Ужин, который подал им Макки, оказался далеким от изысканности, зато обильным. Кэтрин наелась досыта и к тому же еще выпила два бокала вина. Огонь в небольшом камине хорошо разгорелся: впервые за много дней ей удалось согреться по-настоящему. Должно быть, на несколько минут она все-таки задремала, потому что, очнувшись, заметила, что вода быстро остывает, а ей еще предстояло вымыть волосы.

Втирая мыло в длинные густые локоны, Кэтрин вновь вернулась мыслями к прошедшему вечеру. Перед ужином, когда Бэрк оставил ее одну, она никак не могла решить, надеть ли новое зеленое бархатное платье или остаться в бесформенном старом балахоне, в котором по милости Бэрка ей пришлось расхаживать с самого утра. Но тут к ней пришло озарение. Отвергнув оба варианта, девушка быстро распаковала то платье, что было на ней в заключении, «костюм шлюхи», как она его называла. Сшитое из дешевой шелковой саржи, когда-то оно было ярко-синим, но давно уже истрепалось и потускнело от многочисленных наслоений грязи и сальных пятен. Кэтрин носила его много дней подряд, но так и не смогла привыкнуть к немыслимо низкому вырезу. Ее мать назвала бы такой фасон «вульгарным» или еще похуже. Сама Кэтрин долго выбирала подходящий наряд, стремясь добиться совершенства, и результат превзошел все ее ожидания: она нашла именно то, что могла бы надеть беспутная и неразборчивая девица без гроша за душой, чтобы соблазнять мужчин.

Именно так Кэтрин хотела выглядеть в этот вечер.

Она прекрасно понимала, что, признавшись в умении правильно говорить и сидеть в седле не хуже самого Бэрка, лишилась слишком многих атрибутов своего маскарада. Страшно было даже подумать о том, что он, возможно, успел подметить какие-то более скрытые и тонкие детали, выдающие ее истинную суть. Ей пришло в голову, что, нарядившись в синее платье, она как будто снова войдет в роль. А вот зеленое бархатное надевать ни в коем случае не следовало: это было бы равносильно признанию вины.

Когда она распахнула перед ним дверь, глаза Бэрка на мгновение расширились в изумлении и тут же опять насмешливо прищурились.

– Я вижу, ты просто не можешь удержаться, чтобы не выставить себя напоказ, верно, Кэт? – протянул он, скривив губы в язвительной усмешке.

Его взгляд скользнул ниже. Дешевая ткань платья едва не лопалась у нее на груди, соски были чуть прикрыты. Кэтрин вспыхнула, горячая краска залила ей лицо и шею.

– Не сомневаюсь, что парни внизу встретят тебя на «ура». До чего же широкая у тебя натура, Кэт!

Ей пришлось собрать в кулак всю свою волю до последней капли, чтобы не схватить шаль и прикрыть ею грудь. Впрочем, еще больше ей хотелось отпустить майору полновесную оплеуху и таким образом стереть с его физиономии эту нахальную ухмылку. Вместо этого Кэтрин бросила ему кокетливую улыбку и выплыла из комнаты, сделав вид, что приняла его слова за комплимент.

У «Лебедя» все трапезы совершались за общим столом. Бэрк отодвинул для нее стул во главе длинного прямоугольного стола, вокруг которого уже расселись давешние забулдыги, торчавшие у стойки, и еще несколько незнакомцев. И опять Кэтрин горько пожалела, что не захватила шаль: откровенно похотливые взгляды нервировали ее, но приходилось делать вид, будто она от них в восторге, а это было совершенно невыносимо!

Стоило только раз взглянуть на Тома Клеланда, чтобы догадаться, что последние полчаса он не отрывался от бутылки, притом, что пить явно не умел. Его лицо раскраснелось, он говорил не умолкая, большей частью его замечания были обращены к Кэтрин. Казалось, бедняга влюбился без памяти с первого взгляда и хотел знать о ней все. Она с легкостью парировала его вопросы и не обижалась на его ухаживания, потому что, несмотря на всю свою влюбленность, он вел себя очень почтительно. И опять он напомнил ей Рори.

Совсем иным было его отношение к Бэрку. С каждой выпитой кружкой оскорбительные намеки Тома становились все прозрачнее. Кэтрин вскоре поняла, что назревает скандал. К концу ужина паренек был пьян в стельку и чуть не растянулся, когда внезапно вскочил на ноги, опрокинув стул и ухватившись за скатерть.

– П-предлагаю тост! – провозгласил Том, покачиваясь и пьяным жестом протягивая кружку к середине стола, где стоял кувшин с водой. Его глаза горели нездоровым блеском.

Кэтрин с опаской взглянула на Бэрка: она знала, что за этим последует, и хотела понять, знает ли он. Сторонники короля Якова обменивались тайными знаками, чтобы узнать друг друга в общественных местах: например, предлагали тост за короля, держа стаканы над чашей или кувшином с водой. Это означало «За короля, который за водами», то есть за Якова, отца Красавчика принца Чарли, уже много лет жившего изгнанником в Италии.

– За короля! – воскликнул Том.

– За короля! – подхватили все остальные, протягивая свои кружки и стаканы.

– Кажется, у меня кончилось вино.

С этими словами Бэрк потянулся через стол и подхватил кувшин. Он налил воды себе в стакан и поставил кувшин рядом со своей тарелкой.

– За короля.

Его глаза скрестились с глазами Тома Клеланда. Юноша покраснел как рак и явно не знал, на что решиться. В конце концов гнев одержал в нем верх над остатками благоразумия. Испустив проклятие, Том швырнул свою нетронутую кружку через всю комнату, и она со звоном разбилась о стену. Паренек обогнул стол, явно намереваясь задушить Бэрка. Ни о чем не раздумывая, Кэтрин вскочила, чтобы преградить ему дорогу. Он столкнулся с нею на полном ходу и сбил ее с ног. Ее падение (вместе со стулом) оказалось не столько болезненным, сколько шумным. Остолбенев от ужаса, Том смотрел, как прекрасная леди, которой он отдал свое сердце, с трудом пытается подняться и в то же время лихорадочно дергает за корсаж платья, чтобы прикрыть внезапно обнажившуюся грудь. Так и не увидев железного кулака, нацеленного ему в подбородок, он потерял сознание еще прежде, чем ударился об пол.

Склонившись над камином в своей тесной комнатке, Кэтрин принялась вытирать волосы суровым полотенцем. Боже, какое счастье – наконец-то опять почувствовать себя чистой! У нее не было ночной рубашки, поэтому она надела одну из новых сорочек, купленных для нее Бэрком. Кремовая сорочка из тонкого льняного батиста по вороту и рукавчикам была отделана белой шелковой лентой, продернутой в мережку. Кэтрин пришла от нее в восторг. Она была вынуждена признать, что эта сорочка лучше тех, что были у нее дома. Впрочем, ничего удивительного: она не сомневалась, что у майора богатый опыт по части женского белья.

Девушка с удовольствием вспомнила головомойку, которую устроила Бэрку за то, что он уложил беднягу Тома Клеланда. «Взбесившийся дикарь», «дикий зверь» и «кровожадное чудовище» – таковы были самые мягкие из употребленных ею эпитетов. Конечно, он их не заслужил, подумала Кэтрин (хотя и без особого раскаяния), потому что Тому, безусловно, следовало преподать урок. Но ей было так жаль мальчика! Она вспомнила, как он растянулся рядом с нею на грязном полу, такой юный и такой беспомощный. Ему ли тягаться силами с человеком, который стоял над ними, подбоченившись, и с отвращением глядел на них обоих сверху вниз! Ей стало мучительно неловко при воспоминании о том, как она валялась полуголая на полу пивной рядом с напившимся до бесчувствия юнцом в окружении жадно глазевших на нее зевак. В то же время Кэтрин пришло в голову, что именно такого рода «живая картина», как ничто иное, может убедить Бэрка в том, что она всего лишь шлюха, а никакая не лазутчица. Это был ужасный вечер, но в определенном смысле его можно было считать чрезвычайно успешным.

На каминной полке лежала инкрустированная перламутром серебряная щетка для волос. Какая красивая, рассеянно подумала Кэтрин, взяв ее в руку. Хотя удивляться нечему: майор Бэрк предпочитал дорогие и красивые вещи, это было очевидно. Он сунул эту щетку ей в руки и велел непременно ею воспользоваться перед тем, как отправился в свою комнату, предварительно закрыв ее дверь на ключ. Так Кэтрин осталась наедине с двумя вещами, в которых больше всего нуждалась: горячей ванной и головной щеткой. Она принялась с наслаждением расчесывать свои длинные шелковистые волосы, но вдруг почувствовала себя ужасно усталой. Как же долго сохнут ее волосы! А все потому, что они такие густые и длинные, черт бы их побрал! Но отцу так нравилась ее копна волос, он просил никогда их не стричь… Кэтрин ощутила щемящую боль в груди. Второй раз за день ей пришлось сдерживать готовые вот-вот хлынуть слезы. Ну вот, раскисла от горячей воды! – одернула она себя. У нее еще будет возможность наплакаться всласть, когда она выберется из этой передряги. А сейчас нельзя терять голову: от этого зависит ее жизнь. И не только ее собственная! Если ее разоблачат, она увлечет за собой на дно Юэна Макнаба и Оуэна Кэткарта. Кэтрин не испытывала ни малейшей симпатии к Юэну Макнабу, разнузданному и никчемному кузену своего безвременно погибшего жениха, хотя и не желала ему зла. А вот Оуэн Кэткарт – совсем другое дело: он человек порядочный, душой и телом преданный делу восстановления династии Стюартов на британском престоле. Его гибель явилась бы невосполнимым уроном для якобитского движения. Поэтому ей надо держаться, несмотря на усталость и одолевающую ее печаль.

У нее слипались глаза. Отбросив щетку, Кэтрин задула свечу на крошечном ночном столике, потом подошла к окну и отдернула занавески, чтобы впустить лунный свет. В небе стояла полная луна, ее серебристый свет заливал комнату. Было светло как днем. На цыпочках пробежав по холодному полу, девушка забралась под одеяло. Кровать оказалась узкой, матрац – тощим и комковатым, а постельное белье – не слишком чистым, но Кэтрин даже не заметила этих неудобств. Она блаженствовала под одеялом, вытянув вдруг обессилевшее, уставшее тело. Несколько мгновений она пролежала неподвижно, глядя, как играют на потолке отсветы огня, затухающего в камине. Наверное, кровать Бэрка стоит прямо за стеной, сонно подумала Кэтрин, и при мысли об этом по всему ее телу разлилось приятное тепло. Она уснула, стараясь вообразить, как он выглядит во сне.

Но Бэрк не спал. Он лежал в постели, потягивая бренди и пытаясь читать Вольтера по-французски при тусклом свете свечи, однако разрозненные обрывки навязчивых образов то и дело всплывали перед его мысленным взором, застилая страницу. Наконец он закрыл глаза, захлопнул книгу и предался воспоминаниям.

Почему-то все они были связаны с Кэт. Вот Кэт подходит к нему в мешковатом платье, которое он для нее нашел; ее бирюзовые глаза мечут искры, она бранит его, и ее говор нарочито груб. А вот она за обедом… так старается скрыть свой волчий аппетит, что у него не хватает духу подтрунивать над нею. Вот лошадь взвивается на дыбы, а Кэт, ничуть не испугавшись, крепко вцепившись в гриву, прилипает к седлу. Кэт в пивной, окруженная поклонниками, похожая на падшего ангела. И, наконец, Кэт, распростертая на полу рядом с бесчувственным телом своего заступника, вся красная от стыда… Но, когда он протянул ей руку, чтобы помочь подняться, она обругала его последними словами.

А он-то еще спорил с полковником Денхольмом по поводу нового назначения, опасаясь, что оно окажется скучным. Скучным?! Да у него в жизни не было более захватывающего приключения! Эта девушка его просто околдовала, что правда, то правда. В ней было больше загадок и неожиданностей, чем в самом запутанном лабиринте. К тому же она была просто неотразима со своим дерзким язычком и растрепанными рыжими волосами! Желание поддразнивать ее стало для него постоянным и непреодолимым искушением: она так очаровательно краснела, что он не мог отказать себе в удовольствии, и говорил все, что только мог придумать, лишь бы вызвать у нее на лице этот прелестный персиковый румянец.

Но больше всего его интриговал вопрос, кто же она такая на самом деле. Если шлюха, то, безусловно, самая необычная из всех, кого ему когда-либо приходилось встречать. А если нет, то кто же она? Порядочная девушка? Образованная? Но неужели настоящая леди может всем пожертвовать ради сомнительной карьеры якобитской лазутчицы? Из чувства патриотизма? Из верности Стюартам? В это невозможно поверить! Во-первых, политический фанатизм женщинам вообще не свойствен, это скорее мужское дело, а во-вторых… Бэрк вздохнул и ожесточенно потер слипающиеся глаза. Мысли путались от усталости.

Он опустил книгу на столик и допил остатки бренди.

Если установится хорошая погода, у него останется два, самое большее три дня, чтобы выяснить, кто же она такая. Ну а если дождь будет продолжаться – тогда неделя. Бэрк вспомнил, как она на него взглянула, когда он предложил самый быстрый способ узнать, действительно ли онa так неразборчива в постели, как утверждает. Она пришла в непритворный ужас, что уже само по себе показалось ему чрезвычайно интересным. Чем больше он думал, тем более соблазнительной представлялась ему эта мысль. «Шотландские шлюхи не в моем вкусе», – сказал он тогда Денхольму. А сейчас он перебирал в памяти, как выглядел ее манящий рот, как при каждом слове, при каждой улыбке соблазнительно приподнималась верхняя губка, словно приглашая к поцелую. Он представил себе, каково было бы ее поцеловать, коснуться ее лица, кожи, услышать, как она начнет стонать от наслаждения…

Вдруг за стеной рядом с ним раздался глухой, но сильный удар. Бэрк сел в постели и прислушался. Неужели онa пытается удрать? Он точно помнил, что запер ее дверь. Послышались приглушенные звуки. Трудно было сказать, что это такое. Затем тишину разорвал короткий крик, оборвавшийся хлопком пощечины.

Бэрк вскочил с постели, схватил с каминной полки ключ и прямо нагишом бросился за дверь по короткому коридору к комнате Кэтрин. Ее дверь была по-прежнему заперта. Он торопливо отпер ее и резко распахнул. Дверь с оглушительным стуком ударилась о стену, и Бэрк ворвался внутрь. То, что он увидел при ярком лунном свете, наставило его похолодеть, но уже в следующий миг вся кровь в нем вскипела и забурлила огненной лавой.

Джонас Макки был в ночной рубахе поверх штанов. Его обрюзгшие щеки, обрамленные седыми бакенбардами, посинели от выпивки, глаза вылезали из орбит, в лунном свете он казался ожившим мертвецом. Пыхтя от напряжения, он одной рукой прижимал подушку к лицу Кэтрин, а другой тискал ее грудь. Она лягалась и царапалась, но Макки уклонялся, одновременно пытаясь накрыть ее своим телом, однако он был слишком толст и слишком пьян, чтобы с нею совладать. Кэтрин отчаянно металась по постели, ее сорочка задралась выше колен, Бэрк слышал, как судорожно она пытается глотнуть ртом воздух.

Зарычав, словно дикий зверь, он налетел на Макки, схватил его за шиворот и за пояс, поднял его, как куль с мукой, и швырнул через всю комнату. Трактирщик ударился головой о стену и рухнул наземь бесформенной кучей.

Бэрк обернулся к постели. Кэтрин сидела, выпрямившись и прижимая к груди подушку. Она задыхалась и обводила комнату безумным взглядом, но никаких явных повреждений он не заметил. Убедившись, что девушка не ранена, майор вновь повернулся к трактирщику.

Макки стонал, держась за голову, от него несло, как из винокурни. Бэрк пинками заставил его подняться, выволок из комнаты, подтащил к лестнице и уже собрался спустить вниз, но сообразил, что старый негодяй, пожалуй, сломает себе шею. С большой неохотой майор ограничился тем, что изо всех сил двинул Макки в жирное брюхо, а когда тот согнулся пополам, нанес ему сокрушительный удар в челюсть. Что-то хрустнуло, и незадачливый трактирщик медленно сполз по стене на пол. Он был без сознания.

По всему коридору стали открываться двери. Всем хотелось знать, что это за шум на лестнице, однако нагота Бэрка и его кровожадный вид подействовали на зевак отрезвляюще: двери захлопнулись так же быстро, как до этого распахнулись.

Он вернулся в свою комнату, чтобы натянуть панталоны, а потом поспешил к Кэтрин. Девушка сидела на краю постели, все еще цепляясь за подушку. Она выглядела совершенно несчастной, беспомощной и отчаянно юной. Бэрк сделал шаг к ней, и в тот же самый миг она вскочила с кровати. Они сошлись посреди комнаты, и он обнял ее, словно ничего естественнее и проще на свете быть не могло. Сперва Кэтрин стояла неподвижно, как будто оцепенев, но вскоре ее охватила неудержимая дрожь, такая сильная, что у нее застучали зубы. Бэрк понял, что она пытается удержаться от слез.

Подхватив ее на руки, он бережно отнес девушку обратно в постель, сел, не разжимая объятий, в изголовье кровати и оперся спиной о стену. Кэтрин свернулась тугим клубком у него на коленях и прижалась лицом к его груди, еe руки были крепко стиснуты в кулаки, она прижимала их к губам, чтобы унять выбиваемую зубами дробь. Бэрк укрыл ее одеялом и еще крепче прижал к себе, а потом принялся осторожно, стараясь не напугать, растирать ей ноги. Ступни у нее совсем закоченели, но он согрел их, и ее тело постепенно расслабилось в его объятиях.

Кэтрин судорожно всхлипнула и перевела дух.

– У него был ключ.

Бэрк почувствовал, как волоски у него на груди шевелятся от ее дыхания. Он отбросил упавшие ей на щеку шелковистые, слегка вьющиеся волосы и заглянул в лицо. Казалось, ее кожа светится в сиянии луны. Одну руку она доверчиво положила ему на грудь, другой придерживала разорванную пополам сорочку. Желание поцеловать ее вспыхнуло в нем с неумолимостью сильной жажды.

Ее голос раздался снова, тихий и все еще немного дрожащий.

– Что вы с ним сделали?

– Отправил «спать», – проворчал Бэрк, зарывшись лицом ей в волосы.

– Вы его у…

– Нет. Хотя соблазн был велик.

Кэтрин снова всхлипнула. Совсем по-детски.

– Мне кажется, он был пьян.

Он улыбнулся.

– Ты совершенно права.

Бэрк долго сидел, вдыхая чистый запах ее волос и удивляясь тому, как приятно держать ее в объятиях. Через какое-то время до него дошло, что она уснула. Длинные, темные, как тушь, ресницы широкими веерами лежали на лилейно-белых щеках. Ему хотелось обнимать ее всю ночь напролет, но правая нога у него совсем затекла, поэтому он с бесконечной осторожностью поднялся, держа ее на руках, как спящего ребенка.

– Бэрк?

Ее глаза в лунном свете казались бездонными темно-лиловыми колодцами.

– Ш-ш-ш. – Он бережно уложил ее на кровать и натянул одеяло ей на плечи. – Спи, милая. Закрой глаза. Ты в безопасности.

Кэтрин уснула мгновенно. Бэрк долго стоял, глядя на ее лицо, на длинные волосы, разметавшиеся по подушке. Наконец он с глубоким вздохом сожаления вышел из комнаты, тихонько притворил дверь и запер ее на ключ.

 

6

К середине следующего дня они благополучно обогнули Карлайль, не встретив представителей ни одной из воюющих сторон, и углубились в графство Камберленд. Кэтрин много раз бывала в Лондоне раньше, но всегда путешествовала более восточным маршрутом: либо морем из Инвернесса, либо наземным путем, через Эдинбург и Ньюкасл. В Англии она никогда не бывала западнее Бата, поэтому ее до глубины души поразила несравненная красота Озерного края. Ей нелегко было в этом признаться даже самой себе (разумеется, не Бэрку!), но Озерный край ни в чем не уступал ее обожаемому Нагорью. Разумеется, он был не столь суров и неприступен, но все же дикая красота горных озер и накисающих над ними каменных утесов, сумрачных долин, усеянных валунами, и открытых всем ветрам вересковых пустошей вызвал отклик в ее душе. Она всегда питала слабость к мрачным и грозным пейзажам. Оставалось только сожалеть, что все это великолепие находится на английской земле.

Мысли о событиях вчерашнего вечера посещали ее время от времени, но Кэтрин сама поражалась тому, как мало они ее затронули. Казалось бы, вчерашнее столкновение с трактирщиком должно было вызвать у нее в памяти целый поток невыносимо болезненных воспоминаний, но этого почему-то не случилось. Самым ярким из ее впечатлений было вовсе не внезапное пробуждение среди ночи, когда мужская рука зажала ей рот, а хриплый, задыхающийся голос прошептал в ухо: «Не бойся, милочка, Джонас тебя не обидит!» Нет, живее всего ей вспоминалось, как она потом лежала в крепких объятиях майора Бэрка, ощущая его дыхание в своих волосах, его надежные руки, его сердце, сильно бьющееся под ее ладонью. Никогда в жизни ей не было так хорошо и спокойно.

«Спокойно»? Что за нелепая мысль! Кэтрин поспешила выбросить ее из головы. Неужели всего за одну ночь она успела превратиться в глупую гусыню? Однако воспоминание, пришедшее на смену, расстроило ее еще больше. Увы, оно тоже было связано с Бэрком! Она вспомнила, как он выглядел прошлой ночью в лунном свете: словно разгневанный Ахилл из греческого мифа, неистовый и непобедимый. Его тело как будто светилось в неземном серебристом свете, голубоватые тени рельефно обозначали псе выпуклости и впадины, образованные хорошо развитыми мышцами груди, живота и длинных стройных ног. Какая мощь исходила от ее обнаженного тела. Ее сердце воспряло, как только она его увидела.

Кэтрин вздрогнула, сама не зная почему. Ей хватило внутренней честности признать, что нагота Бэрка не вызвала у нее отвращения. Это само по себе казалось непостижимым: ведь до сих пор весь ее опыт общения с мужчинами сводился лишь к одному – давать отпор насильственным и скотским приставаниям. Она думала, что так будет продолжаться всегда. Теперь пришлось признать, что существует и другая возможность. Все ее чувства были безнадежно запутаны. В каком-то потаенном уголке ее души пробуждалось робкое и радостное волнение, но мысль о том, что англичанин – да не какой-то там, а именно этот англичанин – может вызвать у нее иные чувства, кроме отвращения, приводила ее в ужас. Нет-нет, это совершенно невозможно! Лучше об этом не думать.

Кэтрин решила в это утро обновить одно из купленных ей Бэрком платьев. Льняное платье цвета ржавчины было искусно украшено рисунком в виде белых и синих цветов, а открытый вырез щедро отделан белым кружевом. Вытащив шелковую ленточку из ворота порванной вчера сорочки, девушка завязала ею заплетенные косами волосы в некое подобие свободного узла на затылке. Конечно, шпильки были бы лучше, но приходилось довольствоваться тем, что нашлось под рукой. Взгляд, брошенный ею перед отъездом в волнистое старое зеркало, одновременно обрадовал и встревожил ее. Она показалась сама себе свежей, как роза, и чистенькой, как обточенный морем камешек. Именно так ей хотелось бы выглядеть, находясь дома в полной безопасности или отправляясь, к примеру, на прогулку вместе с матерью. Увы, совсем не так надо было бы выглядеть сегодня! Но что же ей оставалось делать? Не надевать же еще раз «костюм шлюхи»! Бэрк не допустил бы этого. Он, наверное, разорвал бы это платье в клочки и сжег бы его, если бы увидел его на ней еще раз. Судя по тому, как он вытаращился на нее этим утром, ее вид ему понравился. Он даже пробормотал что-то одобрительное (она не разобрала, что именно) по поводу ее волос, и его восхищенный взгляд выбил ее из колеи. Она вовсе не должна искать одобрения майора, напомнила себе Кэтрин, наоборот, ей следует добиваться его неодобрения. Что ж, хотя у нее нет возможности нарядиться шлюхой, никто не помешает ей разыгрывать из себя таковую.

Она оглянулась через плечо. Бэрк изменил порядок следования: теперь он ехал в четырех шагах позади и чуть слева от нее. Чтобы легче было на нее пялиться, с досадой подумала Кэтрин. Он все утро только этим и занимался, действуя ей на нервы. Сначала она пыталась не обращать па него внимания, потом нарочно уставилась прямо ему в глаза, чтобы его смутить. Напрасный труд! Этот человек был начисто лишен стыда. Он просто улыбался в ответ своей ленивой и нахальной улыбкой, глядя на нее в упор, пока она сама не отвернулась, краснея от смущения, потому что видела в его глазах нечто такое, для чего даже не могла подобрать названия. Вернее смогла бы, если бы постаралась, но ей вообще больше не хотелось занимать голову мыслями о майоре Бэрке.

И все же этим утром он показался ей настоящим красавцем. Не стал надевать мундир («Военная форма слишком сильно разжигает страсти, Кэт, – пояснил он. – Все сразу бросаются тебе на выручку») и вместо этого нарядился в охотничью куртку из оленьей кожи поверх белой батистовой рубашки и в черные панталоны. Ей казалось, что выглядеть более мужественно, чем Бэрк в своем мундире, просто невозможно, но теперь она вынуждена была признать, что ошибалась. Хорошо еще, думала Кэтрин, что на нее такие легкомысленные мелочи, как мужская красота, совершенно не действуют, по крайней мере, когда речь идет об англичанах. В противном случае майор Бэрк мог бы, пожалуй, вскружить ей голову.

Они ехали по высокой и узкой горной дороге вдоль гряды утесов, со всех сторон обступивших лощину, на дне которой тускло, как слюда, поблескивало круглое, заполненное чернильно-черной водой озерцо. От дороги по направлению к озеру ответвлялась едва заметная овечья тропка. Внезапно Бэрк направил лошадей по этой тропке прямо в лощину. Кэтрин не могла понять, что им тут делать, но он остановился и, сняв с вьючной лошади один из узлов, развернул его на плоском камне.

– Проголодалась?

Бэрк протянул руки, чтобы помочь ей спешиться, но она решительно спрыгнула с седла прежде, чем он успел к ней прикоснуться.

– До смерти! – ответила Кэтрин, подходя поближе и с жадным интересом разглядывая содержимое узелка. – Мясной рулет! Где вы его взяли? И сыр, и яблоки… Бэрк, но это же замечательно!

– Ну вот, – довольно заметил он в ответ, – наконец-то я нашел способ вызвать у тебя улыбку.

Пропустив это замечание мимо ушей, она принялась делить еду на две порции.

– Хотите съесть яблоки прямо сейчас или позже? Ой, тут еще и фруктовый пирог! Какой вкусный! Я свой оставлю на потом. Почему бы вам не сесть?

Он не последовал ее совету, и тогда Кэтрин наконец повернулась к нему лицом, уперев руки в боки и укоризненно качая головой. Его назойливый взгляд вынудил ее потерять терпение.

– Вот уж не думала, что вы просто хотите заставить меня улыбнуться, майор Бэрк, – огрызнулась она. – Если так, то вы выбрали странный способ добиться цели, и неудивительно, что мясному рулету больше повезло!

Нет-нет, опять она взяла неверный тон, это было совсем не то, что сказала бы в подобных обстоятельствах Кэтти Леннокс. Но Бэрк так заразительно расхохотался в ответ, что Кэтрин вскоре оставила всякие попытки выглядеть рассерженной и рассмеялась вместе с ним. Собственные слова вдруг показались ей безумно смешными. Отсмеявшись и усевшись наконец за завтрак, оба почувствовали, что примирились друг с другом впервые за все утро.

Наевшись, Бэрк прислонился спиной к скале и принялся аппетитно хрустеть яблоком.

– Стало быть, ты из Эдинбурга, – с полным ртом проговорил он.

– Что?

Он проглотил и повторил вопрос.

– Да, – ответила она, ничуть не встревожившись.

Поднялся свежий ветерок. Он понемногу разогнал утренние облака, и в черной ряби на поверхности озера отразились островки синевы.

– Ты была там, когда принц Чарли вторгся в город?

– «Вторгся?» Ха! – презрительно откликнулась Кэтрин. – Скажите уж «вошел». Никто не стал с ним драться.

– Неужели? Я слышал, были грабежи.

– Вот уж нет! – горячо возразила она. – Шотландские полки вымуштрованы так, что солдаты отказывались даже от бесплатной выпивки, когда горожане их угощали.

– Да что ты говоришь!

– А вот представьте себе. А после битвы при Престонпанзе принц распорядился, чтобы раненым англичанам была оказана такая же помощь, как и его собственным солдатам…

Кэтрин вдруг опомнилась.

– Я… я в политике не разбираюсь, – запоздало прибавила она, – я же вам уже говорила, но думаю, нельзя отрицать, что армия повстанцев проявила доблесть. Сама я, конечно, судить об этом не могу, но так мне рассказывали. Наверное, вам лучше знать.

Бэрк усмехнулся.

– Интересно, почему он все время передвигается пешком? Просто какой-то вечный пешеход!

Кэтрин вспыхнула, но удержалась от ответа.

– К тому же не могу сказать, что я в восторге от его ума, Кэт, – как ни в чем не бывало продолжал Бэрк. – Ему давно уже следовало понять, что его затея обречена на провал. У него слишком мало почвы под ногами. Мало кто из местных лордов его поддержал, да и те скорее из чувства долга и чести, из жажды приключений…

– Чувство долга и чести! Конечно, англичане в большинстве своем этого не понимают! – перебила его задетая за живое Кэтрин.

– Но многих принудили силой, – продолжал он, ничуть не смущаясь, – к примеру, в Атолле, где спалили дома вместе с жителями.

– Это ложь! – вскричала она в негодовании.

– Нет, Кэт, это не ложь, – тихо возразил Бэрк.

Голубизна неба отразилась в его глазах, высвечивая горечь, какой она никогда не видала раньше.

– Думаешь, на одной стороне воюют только хорошие, а на другой только плохие? Так не бывает, милая. Просто солдаты убивают друг друга, и чем дольше они дерутся, тем непонятнее – за что именно.

Кэтрин была поражена его тоном.

– Но вы же воюете! И убиваете, надо полагать.

Что-то странное промелькнуло во взгляде Бэрка.

– Это верно, мне приходилось убивать. Я сотни раз видел, как люди умирают. Было время, когда меня увлекал азарт боя, необходимость рисковать жизнью, меряясь силами с противником… Но оно давно миновало. Как ни банально это звучит, я устал воевать.

Кэтрин вовсе не казалось, что это звучит банально. Она тоже видела, как убивают, и раз увиденного ей с лихвой хватило на всю жизнь. Больше она не хотела видеть смерть. Никогда. Она ждала, что Бэрк еще что-то скажет, но его внезапная исповедь на этом закончилась.

– Но как можно хранить верность королю, который даже не умеет говорить по-английски? – спросила она наконец.

– Ты его путаешь с его отцом, – улыбнулся майор. – Насколько мне известно, Георг II изучает английский.

– Но… он же немец. – В ее устах это слово прозвучало как окончательный приговор, включающий в себя все то, что ее не устраивало в правящем монархе. – Он даже не англичанин.

– Погоди, Кэт, – возразил Бэрк, – уж если на то пошло, Стюарты тоже не англичане. Они наполовину французы, наполовину шотландцы. В них нет ничего английского.

Кэтрин торжествующе усмехнулась.

– Верно, но тем-то они и хороши, что в них есть шотландская кровь!

Она решила, что не стоит даже и пытаться делать вид, будто наследственные права Стюартов ее совершенно не интересуют: ей ни за что не удалось бы последовательно выдержать эту роль. Нет, лучше притвориться, что она – истинная дочь Шотландского нагорья, наделенная всеми местными предрассудками и болезненной обидчивостью, но все-таки не лазутчица якобитов.

Несколько мгновений Бэрк наблюдал за нею в полном молчании, потом покачал головой и встал, потягиваясь.

– Пошевеливайся, женщина, а не то не добраться нам засветло до Уиндермира.

Они под уздцы провели лошадей по узкой тропке обратно к дороге, а там Кэтрин позволила Бэрку подсадить себя в седло. Она почувствовала, что его пальцы сжали ее лодыжку куда горячей, чем в первый раз, и он бросил на нее взгляд, который можно было назвать каким угодно, но только не равнодушным. Казалось, он видит ее в новом свете, но она, хоть убей, не могла понять, в чем тут дело, и твердо знала лишь одно: в таком свете ей не хотелось предстать перед ним.

– Расскажи мне еще немного о себе, Кэт, – миролюбиво предложил он после долгого молчания.

Они огибали какие-то каменные руины, заросшие куманикой и ползучими розами. Показалось солнце, под его лучами пожухлая трава на склонах зазеленела, как изумруд. Луговые птички, трепеща крылышками, перепархивали с куста на куст.

– Нет, майор, уж лучше вы мне расскажите что-нибудь о себе. Обо мне вы уже довольно наслышаны, не так ли? Да разве мою жизнь можно сравнить с жизнью военного? Вы небось и за границей бывали не раз. Вот и расскажите мне обо всяких незнакомых местах.

– Ты меня не проведешь, Кэт. Я вижу тебя насквозь.

– Понятия не имею, о чем вы толкуете. Вот скажите: вы и вправду герцог?

Он засмеялся.

– Нет, всего лишь виконт.

Она вытянула губы трубочкой:

– Виконт! Подумать только! Это считается выше графа?

– Нет, но мне предстоит унаследовать графский титул после смерти отца.

– А ваш папаша, стало быть, все-таки граф?

Бэрк кивнул.

– Как здорово! А как надо обращаться к графу? Как его величать?

– Ну, если речь о моем отце, то он – граф Ротбери.

– А сами вы, значит, виконт Ротбери?

– Нет, я виконт Холистоун.

Кэтрин кокетливо тряхнула головкой.

– Так как же мне вас величать? Сэр или милорд, или…

– Ваше Королевское Высочество вполне подойдет.

– Вы шутите. Как, должно быть, здорово быть богатым и иметь титул!

В ее голосе прозвучала грусть, смешанная с легкой завистью.

– В этом есть свои преимущества.

– Но зачем вы пошли служить в армию? Почему бы не жить в свое удовольствие в собственном поместье?

– Для разнообразия. Моя душа жаждала приключений, и мне вовсе не хотелось заниматься политикой, как того желал мой отец. И уж тем более мне не доставляло удовольствия шататься по гостиным, отражая атаки бойких мамаш с дочками на выданье.

– А почему нет? Мне кажется, это довольно забавно.

– Нет-нет, это смертная тоска. К тому же я думал: а ну, как одна из них мне и вправду понравится? Тогда мне пришлось бы на ней жениться!

Его надменные брови сошлись с выражением величайшего отвращения.

Кэтрин засмеялась.

– Это так ужасно?

– Чудовищно. Конец всему. Видишь ли, Кэт, в романах обычно пишут: «И жили они долго и счастливо». А знаешь, почему? Авторы просто не могут придумать, что бы такое интересное могло приключиться с героями после того, как они сунут шею в брачную петлю.

– Не могу с вами согласиться, – сказала Кэтрин после минутного раздумья. – Мне кажется, нет на свете ничего более увлекательного, чем попытаться прожить долгую и счастливую жизнь с тем, кого любишь.

– О, мисс Леннокс, вы меня удивляете. Я-то думал, что по вашим понятиям для счастливой жизни нужны только большие деньги.

– Это главное, но не единственное условие, майор. Я, наверное, выйду замуж за богача, а потом заведу любовника.

– Только одного?

– Ну почему же, вовсе не обязательно. Но пусть будет один за раз, – пояснила она, задумчиво выпячивая губки, и тут же решила, что лучше переменить тему. – А где живет ваша семья?

– В Нортумберленде. В двадцати милях от Чевиот Хилз.

– Неужели? Нет, правда? Но это же почти…

– Почти в Шотландии? Совершенно верно. Вот потому-то я так тебе и нравлюсь, Кэт.

– И вовсе вы мне не нравитесь.

– Что?! Ты ранишь меня в самое сердце. А почему я тебе не нравлюсь?

«Потому что ты англичанин», – чуть было не ляпнула Кэтрин.

– Потому что вы везете меня туда, куда мне вовсе не хочется ехать, – капризно сказала она вслух.

– Ах вот оно что, – печально улыбнулся Бэрк.

– А вы небось учились во всяких модных школах?

Ей было намного спокойнее на душе, когда он отвечал, а не спрашивал.

– Да.

– Вы любите важничать?

– Важничать? – удивленно переспросил Бэрк. – С чего ты взяла?

– Да так просто.

Ей пришлось спрятать улыбку. Он смотрел на нее сверху вниз, даже не понимая, какой у него при этом заносчивый вид.

– Я никогда всерьез над этим не задумывался, – честно признался Бэрк. – А теперь оставим это, Кэт, мне надо спросить тебя о чем-то действительно важном.

– Ладно, – обреченно вздохнула она. – Раз надо, значит, надо. Валяйте, майор Бэрк.

Они ехали рядышком, потому что дорога расширилась, нырнув в долину, усеянную валунами и поросшую папоротником. Кэтрин бросила на Бэрка вопросительный взгляд, мысленно приготовившись разливаться соловьем о своем трудном детстве, беспутном отрочестве и загубленной юности.

– Прежде всего, – деловито начал Бэрк, – берешь ли ты деньги с мужчин, с которыми спишь? А, Кэт? Или у тебя есть «покровители», которые тебя содержат в обмен на твои услуги?

Кэтрин открыла рот, но не издала ни звука. На сей раз она была так потрясена, что даже не покраснела. Устремив на Бэрка пытливый взгляд, она попыталась найти в его лице хоть какой-то знак, который подсказал бы ей, что он шутит, но так ничего и не обнаружив, она отвернулась и уставилась на каменистую дорогу прямо перед собой. Через мгновение она выпалила первое, что пришло в голову:

– У меня бывали всякие мужчины. И такие и сякие.

– Понятно. Ну, а когда такие, а не сякие, когда речь идет о случайной короткой встрече, сколько ты берешь? Каковы твои ставки?

Девушка рассмеялась нервным коротким смешком.

– Ну… по-разному бывает.

Бэрк не сводил с нее взгляда.

– К примеру?

– Это зависит от обстоятельств. Понимаете, мне приходится учитывать разные вещи, о которых вы понятия не имеете.

– Конечно, не имею. Потому и спрашиваю.

– Да-да, разумеется. Ну что ж, все зависит от человека, не так ли? И от того, какой у меня настрой. Кто, где, в какое время, ну вы понимаете, – проговорила она почти бессвязно.

– Ну хоть примерную сумму назови, Кэт. Чтобы я мог себе представить.

Кэтрин стала лихорадочно соображать. Сумму! Боже милостивый, да откуда же ей знать, сколько проститутки берут с клиентов?

– Трудно сказать, майор Бэрк. – Она изо всех сил старалась выиграть время.

– Ну хорошо, хотя бы от и до.

– От и до? Ну что ж… – В голове у нее было пусто. – Где-то от десяти до двадцати фунтов.

– От десяти до двадцати фунтов?

– Я хотела сказать гиней. От десяти до двадцати гиней. – Как я уже говорила, по-разному бывает.

– Да, конечно.

Ей не хватило мужества поднять глаза и посмотреть, как он воспринял ее слова. Наступила продолжительная пауза. Казалось, Бэрк обдумывает услышанное.

– Мои вопросы, наверное, кажутся тебе слишком личными, но надеюсь, ты понимаешь, почему мне приходится их задавать. Видишь ли, я должен основательно во всем разобраться.

Его слова прозвучали как-то уж слишком рассудительно, а тон, которым они были произнесены, показался ей чересчур сочувственным, поэтому Кэтрин не поверила, что он говорит всерьез, однако высказывать свои соображения вслух, конечно, не стала.

– Сколько у тебя было мужчин, как ты думаешь? Хоть примерно. Ты, разумеется, еще молода, так что…

– Дюжины! Сотни!

Она на секунду задумалась, потом решительно повторила:

– Дюжины.

– Неужели?

На сей раз в его глазах точно мелькнул какой-то подозрительный огонек, ей удалось его подметить за миг до того, как Бэрк наклонился, чтобы смахнуть с полы куртки прилипший комочек грязи.

– Зачем вы задаете мне все эти вопросы? – настороженно спросила Кэтрин.

Он уставился на нее с видом воплощенной невинности.

– Как это «зачем», Кэт? Разумеется, чтобы выяснить, насколько правдива твоя история. Неужели ты думаешь, что мною руководят одни только привходящие соображения?

Ему удалось ее смутить, но ей хватило ума ответить:

– Понятия не имею, что такое «привходящие соображения».

– Я и не ждал, что ты поймешь. Ладно, Кэт, последний вопрос. Сколько поз ты знаешь?

Девушка взглянула на него в недоумении. Поз? О чем это он толкует? И вдруг до нее дошло. Не иначе, как по наитию, она поняла суть вопроса и отвернулась, чувствуя, что щеки пылают огнем. Пришлось сделать глубокий вдох и лишь потом вновь повернуться к нему лицом.

– Майор Бэрк, – заговорила она ровным голосом, – я знаю столько поз, сколько вам и во сне не снилось за всю вашу жизнь.

Она так долго не сводила с него глаз, что наконец-то ему первому пришлось отвернуться. Но Кэтрин успела заметить, как раздулись его ноздри, а смуглое лицо едва заметно потемнело от прилившей краски, и поняла, что на сей раз одержала победу. Осмелев, она сама продолжила разговор, минуту назад казавшийся ей пыткой.

– Вы считали меня застенчивой и неловкой, не правда ли? Я не смогла сразу ответить на ваши вопросы, и вы сочли меня неопытной, так ведь? Что ж, позвольте вас просветить, майор Бэрк. На свете есть немало мужчин, готовых выложить вдвое, а то и втрое больше против обычного за подобную наивность. Представьте себе, в моем ремесле невинность хорошо окупается.

О, как приятно наконец-то увидеть замешательство, написанное на его лице вместо того, чтобы ощущать его на своем собственном! И гнев тоже. Кэтрин заметила, как он взбешен, и невольно спросила себя, чем это вызвано. Не говоря ни слова, он пришпорил лошадь и вырвался вперед. Полная победа! Она не стала задумываться над тем, почему эта победа доставила так мало радости ей самой.

Они преодолели немалое расстояние за этот день, но с каждой милей на душе у Кэтрин становилось все тяжелее. Одержать победу над Бэрком в словесном поединке – это, конечно, прекрасно, но приходилось считаться с печальной действительностью: если продержится хорошая погода, уже через сутки они достигнут Ланкастера, а там Бэрк передаст ее в другие руки, и ей надо будет убеждать новых, совершенно незнакомых людей в том, что она шлюха, а не лазутчица якобитов. Девушка ощутила настоятельную потребность незамедлительно что-то предпринять. Оуэн Кэткарт и Юэн Макнаб не торопились прийти ей на выручку, это было ясно как Божий день. Значит, она должна сама о себе позаботиться. Полковник Денхольм говорил, что Бэрк пользуется влиянием у военных властей в Ланкастере. Она сделала все, от нее зависящее, все, что могла и готова была сделать, чтобы заставить его дать благоприятный отзыв о себе. Но вот если бы ей удалось уговорить его отпустить ее прямо сейчас, тогда бы и благоприятный отзыв не понадобился. Если бы он ее отпустил… Но что могло бы его подвигнуть на столь великодушный поступок?

В этот момент они подъехали к зажатой между утесами долине. Вокруг не было ни души, слышалось лишь нестройное журчание горных ручьев, сбегавших по крутым склонам, испещренным овечьими тропами. Поросшая мягкой травой долина была довольно ровной, с противоположного конца ее замыкали два холма, сторожившие узкий проход. Кэтрин вспомнила широкий луг в поместье Дарраф, где они с Рори и Майклом когда-то устраивали скачки наперегонки. Тут ее осенило.

– Майор Бэрк! – окликнула Кэтрин.

Ему пришлось натянуть поводья и подождать, пока она не поравняется с ним. Больше часа они провели в полном молчании, и теперь лицо майора показалось ей лишенным всякого выражения.

– У меня к вам предложение.

Кэтрин опять покраснела, увидев, как искривились в ухмылке его губы, а в холодных голубых глазах загорелся торжествующий огонек понимания. Вот ублюдок! Да кто он такой, чтобы решать ее судьбу!

– Это не то, что вы подумали, – резко пояснила она. – Это пари.

– Пари? – переспросил он с любопытством.

– Вы же кавалерист. Наверняка считаете себя хорошим наездником. Должна признать, что лошадью вы управляете вполне сносно.

– Какой изысканный комплимент! Прими мою признательность.

– Вы же ничем особенно не рискуете, заключив пари, что придете первым на своем скакуне вон к тому концу долины, где смыкаются два холма, верно?

Быстро оценив расстояние, Бэрк перевел взгляд на Кэтрин и ее кобылу.

– Верно, – согласился он с легкой пренебрежительной улыбкой, – вряд ли я рискнул бы многим, согласившись на такие условия. Но в чем заключается пари, Кэт? Что ты выиграешь, если я проиграю?

– Мою свободу!

Ей не удалось сдержать страсть, прорвавшуюся в голосе.

– Если я выиграю, вы меня отпустите!

– Но Кэт, – мягко возразил Бэрк, – я же, кажется, ясно дал понять: есть только один способ убедить меня, что ты заслуживаешь свободы.

– Я думала, вы шутите, – прошептала она едва слышно.

– Вот как?

Он взглянул на полуоткрытые губы и розовеющие щеки, отметил про себя испуг, отразившийся в бирюзовой глубине ее ясных глаз, потом перевел взгляд на ее грудь: на мягкие округлые изгибы, подчеркнутые низким вырезом платья и щедро обнажившиеся под распахнутым плащом. Ее правая нога была перекинута через луку седла; юбки скрывали от взгляда очертания ног, но он прекрасно помнил с прошлой ночи, какие они длинные, стройные и гладкие.

– Вы это серьезно? – спросила она прерывающимся голосом, возвращая его к действительности.

– Я всегда говорю серьезно, – невозмутимо ответил Бэрк.

Нетрудно было догадаться, о чем она думает. Буря сомнений и противоречий бросила тень на ее прелестное личико. Смотреть на нее было наслаждением: все ее мысли с неумолимой ясностью отражались в подвижных и выразительных чертах лица.

Но вот она приняла решение.

– Я скорее буду гнить в тюрьме до конца своих дней, чем доставлю вам такое удовольствие! – с чувством заявила Кэтрин.

Бэрк остался по-прежнему невозмутим.

– Неужели, Кэт? Даже если я пообещаю приложить все усилия, чтобы ты тоже осталась довольна?

– Ха! – фыркнула она в ответ. – Я в этом сильно сомневаюсь.

– И напрасно, любовь моя. Не стоит делать столь поспешные выводы.

Блеск в его глазах приводил ее в бешенство. Кэтрин решила испробовать иной подход.

– Да вы просто боитесь проиграть скачку, – бросила она с презрением. – Для вас невыносима сама мысль о том, что женщина может одержать над вами верх, вот вы и не желаете рисковать, как последний трус!

Эти слова заставили его расхохотаться от души.

– Ладно, милая Кэт, можешь считать, что стрела, пущенная в мое мужское достоинство, достигла цели. Я уязвлен! Ты поразила меня в самое сердце! Но скажи мне только одно: мне-то какая корысть от этой скачки? Ты получаешь свободу, но вдруг повезет мне? Что же тогда получу я?

Об этом она не подумала. Что она может ему предложить? В голову ничего не приходило.

– Это должно быть нечто очень ценное, тебе не кажется? Что-то сравнимое по стоимости с твоей свободой. М-м-м… – Бэрк задумчиво провел рукой по подбородку. – Ладно, давай сначала проведем скачку. Если я выиграю, то сам назначу себе приз. Ну как, ты готова?

Конечно, в таком уговоре зиял опаснейший пробел, но Кэтрин уже убедила себя, что эта скачка – ее единственный путь к спасению, к тому же она была настолько уверена в своем умении управлять лошадью, что напрочь отмела возможность проигрыша.

– Да, я готова, – с яростью бросила она в ответ.

В полумиле от них холмы сходились, образуя узкое ущелье. Кэтрин всмотрелась в даль.

– Видите ту цепочку деревьев? Вон там, слева? Первое дерево послужит нам финишным столбом. Там и закончится скачка. Согласны?

– Согласен.

Расстегнув плащ, она швырнула его на сухой валун.

Бэрк спешился, чтобы стреножить вьючную лошадь, затем освободился от своего плаща, бросив его на тот же камень, и вновь вскочил в седло. Все его движения были неторопливыми и свободными, на губах играла легкая улыбка предвкушения победы. В отличие от него Кэтрин вся собралась, как взведенная пружина, ее глаза горели от возбуждения, а подбородок решительно выдвинулся вперед. Она старательно выровняла лошадь, следя за тем, чтобы передние ноги жеребца не были ни на дюйм ближе к финишу, чем копыта ее кобылы. Бэрк еле-еле удерживался от смеха. Он открыто усмехнулся, когда она перебросила правую ногу через шею лошади и села по-мужски. На один миг, краткий, но захватывающий, в воздухе мелькнула белая голень и тотчас же исчезла в ворохе кружев. Это было восхитительное зрелище.

– Я дам тебе фору, поскольку у тебя только одно стремя, – великодушно предложил Бэрк.

В его голубых глазах мерцал озорной огонек. Кэтрин хотела было отказаться, но благоразумие одержало верх над гордостью.

– Ладно, но только вон до той черной скалы, – согласилась она, указывая вперед. – Вы готовы?

Девушка оглянулась. Бэрк закатал рукава рубашки и сбросил шейный платок. На мгновение ей стало страшно при виде его мускулистых рук и мощных ног, словно второй кожей обтянутых черными панталонами, сжавших бока жеребца. Но нахальное, самоуверенное выражение на его надменном лице взбесило ее до чертиков, и она ощутила утроенное желание победить. Устремив взгляд вперед, Кэтрин покрепче стиснула поводья длинными сильными пальцами.

– Всегда к твоим услугам, Кэт, – протянул Бэрк.

Она сделала глубокий вдох, потом с размаху всадила пятки обутых в сапожки ног в бока кобылы, одновременно шлепнув ее по крупу, и они понеслись стрелой.

За десять шагов Кэтрин достигла черной скалы и, не удержавшись от искушения, обернулась, чтобы проверить, не обманул ли ее Бэрк на старте. Оказалось, что он сдержал слово, но при первом же прыжке могучие передние ноги его скакуна покрыли едва ли не половину разделявшего их расстояния. Подавляя охватившую ее паническая дрожь, девушка сосредоточила все свое внимание на беге кобылы. Она низко нагнулась над шеей лошади и принялась торопить ее, нашептывая на ухо заманчивые обещания. Кобыла откликнулась новым мощным броском вперед, и они преодолели крутые берега быстрого горного ручья с такой легкостью, словно летели на крыльях. Земля стремительно неслась навстречу размытым пятном. Какая чудная кобыла, восторженно подумала Кэтрин. Преодолев больше половины расстояния, отделявшего ее от цели, она вновь позволила себе оглянуться, и ее ликующее сердце птицей взмыло вверх: Бэрк остался далеко позади! Ветер сорвал ленточку с ее волос, и тяжелые локоны заструились у нее по спине золотисто-рыжим водопадом. Она готова была рассмеяться в голос от охватившего ее ощущения счастья. Еще немного, и она будет свободна. Свободна! Как ей поступить? Ехать вперед, не оглядываясь, или остановиться и попрощаться с майором? Наверное, стоит остановиться хотя бы ради того, чтобы посмотреть, какое у него будет лицо, когда… Краем глаза Кэтрин заметила нечто, заставившее ее обернуться. Силы небесные, Бэрк оказался не далее, как в двенадцати футах у нее за спиной! С яростным воплем она попыталась пустить кобылу еще более быстрым галопом, но бедная лошадка уже выдала все, на что была способна, и сил у нее в запасе не осталось. Медленно, но неумолимо ее преимущество стало сокращаться, и наконец Бэрк в надувшейся, как парус, белой рубашке опередил ее в тот самый миг, когда она была уже почти у самой цепочки буковых деревьев, обозначавших финишную линию.

Разочарование обрушилось на нее столь мощной волной, что Кэтрин едва усидела в седле. Из-под век невольно запросились слезы, но она сердито смигнула их. Победа была так близка! Невыносимо было думать, что всего несколько футов английской земли отделяют свободу от плена… Боже, до чего же это несправедливо!

Когда Бэрк повернул своего коня и опять подъехал к ней, ей стоило большого труда не выплеснуть на него душившие ее проклятия. Лучше умереть, чем показать ему, как сокрушительна для нее эта потеря.

Отделенные друг от друга шестью футами поросшей мхом земли, они сидели на лошадях, тяжело дыша и обмениваясь недоверчивыми взглядами.

– Я выиграл, – сказал Бэрк, хотя это и так было ясно.

Только тут Кэтрин вдруг вспомнила о второй половине пари. Горечь разочарования мгновенно растворилась перед лицом новой угрозы. Она взглянула на него, внезапно осознав, как чувствует себя кролик, попавший в силки.

– Слезай с лошади.

Это прозвучало как приказ. Ей очень хотелось отказаться, но тогда он сразу понял бы, что она его боится, а она не желала признаваться в этом даже себе самой.

Стремительным и гибким движением Кэтрин соскочила с лошади, и Бэрк спешился одновременно с нею. В три шага он пересек разделявшее их пространство. Только теперь она вспомнила, как он высок: сидя на лошади, они были почти одного роста.

– Итак, Кэт…

Его лоб был покрыт испариной, гладко зачесанные назад волосы отливали атласом в лучах заходящего солнца. Рубашка была полурасстегнута, и Кэтрин увидела черные завитки волос, прилипшие к груди.

– Итак, майор?

Ей показалось, что ее голос звучит удивительно твердо.

– Я готов забрать свою награду.

От его улыбки у нее невольно скрипнули зубы.

– Но что же мне потребовать? – продолжал рассуждать Бэрк. – Я полагаю, это должно быть нечто очень ценное, ведь если бы ты выиграла, мне пришлось бы отпустить тебя на волю, а дороже этого ничего на свете нет. Так что же ты можешь мне предложить?

– Ничего!

– Неужели ничего? – повторил он с наигранным удивлением. – О, Кэт, подумай хорошенько.

– Я… не могу.

– Ну тогда мне придется сделать выбор за тебя. Я выбираю… – Он закатил глаза в нарочитом замешательстве. – Ну-ка посмотрим, что же мне выбрать?.. Поцелуй.

Кэтрин не верила своим ушам, она-то думала, что он потребует большего. Впрочем, радоваться тоже было нечему. Бэрк подошел к ней вплотную, и ее охватила паника. Никто не прикасался к ней с тех самых пор, как… Она вскинула руку и уперлась ладонью ему в грудь. Ее слова были просты:

– Нет, Бэрк, я не хочу!

– Но тебе придется, – прошептал он.

Взяв руку Кэтрин, Бэрк поднес ее к губам; она ощутила тепло его дыхания у себя на ладони, на внутренней стороне запястья. Потом он притянул ее ближе, обхватив рукой затылок и заставляя поднять лицо; другая рука обвилась вокруг ее талии. На какую-то долю секунды Бэрк замер. В этот краткий миг Кэтрин могла бы его оттолкнуть, но время истекло прежде, чем она успела понять, что упустила такую возможность. Их губы встретились, и она решила, что выждет еще немного, а потом высвободится из его объятий. Глаза она держала широко открытыми: это помогало ей сохранить самообладание. Но понемногу у нее стало захватывать дух от нежного прикосновения его губ, от ощущения его дыхания у себя на лице. Прошла минута или две; поцелуй – по ее расчетам – давным-давно должен был кончиться, но он почему-то все продолжался. Ее ресницы затрепетали и опустились, а тело обмякло, прижимаясь к нему. Он казался таким крепким, таким надежным… Но тут она с ужасом ощутила кончик его языка у себя во рту и, вскрикнув от неожиданности, оттолкнула его, даже отступила на шаг назад, задыхаясь больше, чем после скачки.

– Ах, Кэт, – воскликнул Бэрк, с укоризной качая головой, – надо же было все испортить, когда началось самое интересное!

Его взор казался затуманенным. На губах раз в кои-то веки не было привычной ухмылки. Кэтрин судорожно перевела дух.

– Поцелуй есть поцелуй, – сказала она дрожащим голосом. – Вы свое получили, Бэрк, все кончено.

Ее лицо пылало, на губах осталось ощущение тепла.

– А по-моему, очаровательная Кэт, все еще только начинается.

Он двинулся к ней, протянув вперед руку.

– Нет!

Дрожь предчувствия пробежала по ее телу.

– Довольно, Бэрк, все кончено.

Бэрк остановился.

– Ну ладно, – вздохнул он, и на его губах опять заиграла лукавая улыбка. – Но сказать, что поцелуй – это всего лишь поцелуй, значит, обнаружить досадное пренебрежение тонкостями своего ремесла, любовь моя. Я начинаю понимать, почему ты не добилась успеха на избранном пути.

Кэтрин перевела дух, чувствуя себя задетой.

– Я имела в виду, – уточнила она, – что ваш поцелуй – это всего лишь поцелуй, не более того. Мастеру своего дела требуется вдохновение, чтобы выполнить работу с блеском, но от вас ждать вдохновения не приходится.

Оскорбление прошло незамеченным.

– А ты, стало быть, мастер своего дела?

– А вот этого, майор Бэрк, вы никогда не узнаете.

Он схватил кобылу под уздцы и подвел к Кэтрин, а затем сцепил руки замком, чтобы ее подсадить. Она приняла его помощь, не поблагодарив. Как только она очутилась в седле, он поднял на нее насмешливый взгляд и фамильярным жестом сжал ее колено.

– Знаешь, Кэт, с твоим опытом по части проигранных пари, я бы не стал биться об заклад на этот счет. Нет, ни за что не стал бы.

 

7

Им не суждено было добраться до Уиндермира к вечеру этого дня. Неподалеку от Гельвеллина они набрели на такой уютный трактирчик, что Бэрк решил в нем заночевать, хотя до темноты оставался еще час. Трактир «Роза и Корона» представлял собой двухэтажное, увитое плющом кирпичное здание, выстроенное в новом, так называемом георгианском стиле, с белыми эркерами по фасаду и многочисленными печными трубами на крытой шифером крыше. Домик выглядел до того весело и гостеприимно, что Кэтрин обрадовалась остановке. Чья-то дорожная карета въехала во двор прямо перед ними. Пока конюх уводил ее лошадь, Кэтрин стала наблюдать за пассажирами. Из кареты показалась женщина лет сорока в роскошном плаще, отороченном мехом, и касторовой шляпе с алым пером, на помощь ей спешил ливрейный лакей. Следом за нею из экипажа вышла девушка лет пятнадцати-шестнадцати и, наконец, неприметная женщина средних лет, которую Кэтрин приняла за горничную. Внезапно она заметила, что Бэрк с явным одобрением поглядывает на даму с алым пером на шляпе и даже учтиво кланяется ей. Смерив майора заинтересованным взглядом и, очевидно, удовлетворившись увиденным, дама удостоила его легким кивком, а затем отвернулась и повела своих спутниц в помещение. И все же перед тем, как скрыться внутри, она успела послать ему многозначительную улыбку, а в ее глазах мелькнул призывный огонек. На Кэтрин она даже не взглянула. Они флиртуют, возмущенно подумала девушка. Ее мгновенно пронзила ни на чем не основанная, но непримиримая неприязнь к даме с красным пером.

Через несколько мгновений она сама вошла в «Розу и Корону» под руку с Бэрком. Он улыбался ей сверху вниз, словно она являлась его собственностью. Стены вестибюля были чисто выбелены, пол надраен песком. Справа располагалась общая гостиная, где несколько постояльцев почтенного вида собрались выпить чаю или шерри перед ужином. Небольшого роста лысеющий джентльмен в рубашке и жилете тотчас же засуетился и представился Томасом Бинлингом, хозяином заведения. Он приветствовал гостей под своей скромной крышей и заверил их, что, хотя его жена в данный момент, к сожалению, слишком занята и не может лично выразить им свое почтение, она не преминет это сделать, как только освободится. Бэрк церемонно поклонился в ответ и тут же объявил, что он мистер Джеймс Бэрк, родом из Бервика, путешествующий с супругой, чем потряс Кэтрин до самой глубины души. Он сказал, что им нужна комната! Она попыталась вырваться и запротестовать, но он лишь крепче ухватил ее за локоть, а его дьявольская усмешка стала еще шире.

– Любовь моя, пора расстаться с этой девичьей застенчивостью! – наставительно обратился он к ней. – Не сомневаюсь, мистер Бинлинг повидал на своем веку немало новобрачных. Он будет вести себя осмотрительно и сохранит нашу маленькую тайну.

Кэтрин заскрежетала зубами от бешенства.

– Новобрачные! – воскликнул трактирщик, радостно потирая руки. – Значит, мы поместим вас в наш лучший номер. Это прекрасная комната с гардеробной, как раз то, что нужно для смущенной невесты, как говорит моя жена.

Он сам вдруг смешался, запоздало сообразив, что его собственное поведение никак нельзя назвать осмотрительным, и сделал знак рассыльному взять их багаж, а затем повел «счастливую» пару вверх по лестнице.

Номер для новобрачных оказался просторным и хорошо обставленным простой и добротной мебелью. Всю середину комнаты занимала дубовая кровать с четырьмя столбиками. Едва завидев ее, Кэтрин силой высвободила свое запястье из цепких пальцев Бэрка и прошла к окну, повернувшись к мужчинам спиной и не обращая внимания на слова мистера Бинлинга, который продолжал рассыпаться соловьем об удачном расположении гардеробной и великолепии ужина, ожидавшего их внизу в семь часов.

Наконец он ушел, и как только дверь за ним закрылась, она в ярости повернулась к Бэрку, требуя объяснений.

– Да что с тобой, Кэт? Я думал, ты обрадуешься! – ответил он с самым невинным видом и принялся распаковывать складную дорожную сумку.

– Обрадуюсь?!

– Я сделал это для тебя, любовь моя, честное слово!

– Не смейте называть меня «своей любовью»!

Ей хотелось швырнуть в него чем-нибудь.

– Ш-ш-ш! – прошипел Бэрк, подавив смешок. – Что подумают остальные постояльцы?

– Да мне плевать, что они подумают!

– Ай-яй-яй, что за выражения! Да еще на устах моей прелестной юной женушки! Я этого не потерплю, дорогая.

Кэтрин открыла рот, но не издала ни звука. От ярости она лишилась дара речи.

– Нет, в самом деле, Кэт, – продолжал Бэрк, стараясь говорить серьезно, – ты явно нуждаешься в постоянной защите. У меня еще костяшки саднят от схватки с твоими поклонниками. Мне хотелось бы отдохнуть и насладиться покоем хотя бы на одну ночь.

Он вынул из сумки тяжелый военный пистолет и положил его в ящик ночного столика вместе с несколькими книжками, потом достал свежую батистовую рубашку и начал развязывать шейный платок.

– Почему бы тебе не освежиться немного и не привести себя в порядок перед ужином, любовь моя? Мне кажется, нам следует переодеться, а как ты на это смотришь? Надень зеленое платье, оно изумительно идет к твоим глазам.

Кэтрин топнула ногой в бессильном бешенстве.

– Ах ты самодовольный, двуличный, грязный ублюдок!

Бэрк начал расстегивать рубашку. Кэтрин боком двинулась к своему маленькому саквояжу с одеждой.

– Будь я мужчиной, я бы вас поставила на место, Джеймс Бэрк! – с чувством воскликнула она.

Он тем временем начал вытягивать рубашку из панталон и приготовился стащить ее через голову.

– Да будь вы на самом деле тем джентльменом, каким хотите казаться, вы бы… Вы омерзительны!

Рубашка была снята, он стал возиться с пуговицами панталон. На губах играла все та же несносная улыбка. Кэтрин схватила свой саквояж и, шурша юбками, удалилаcь в гардеробную.

– Поторопись, сладость моя, мы не должны опаздывать! – бросил он ей вслед.

Дверь захлопнулась с оглушительным треском.

Прислонившись спиной к двери, Кэтрин жадно ловила ртом воздух. Гнусная тварь, мерзкое насекомое! Ни стыда, ни совести – он недостоин даже презрения. И если он думает, что все эти смехотворные уловки ему помогут, что ж, его ждет большое разочарование.

Она плюхнулась на стул перед зеркалом на туалетном столике, и собственное отражение на миг ослепило ее. Лицо у нее раскраснелось, глаза все еще пылали гневом. Она так и не успела причесаться после скачки наперегонки; ее волосы рассыпались по плечам в живописном беспорядке. На умывальнике красного дерева уже были приготовлены кувшин с горячей водой и душистое мыло, но главное, – чудо из чудес! – кто-то оставил или забыл в ящике туалетного столика с полдюжины шпилек. Кэтрин вынула из сумки и расправила зеленое платье. Ладно, она наденет это чертово платье, но не потому, что он так велел, а потому что больше у нее ничего нет. К тому же, подумала она, разглаживая ладонями мягкий бархат юбки, – это действительно очень красивое платье.

Через пятнадцать минут, чисто вымытая и одетая, Кэтрин была бы уже готова к выходу, если бы не волосы. Ужасно не хотелось ни о чем просить Бэрка, но делать было нечего: головная щетка была у него. Тяжело вздохнув, она постучала в дверь.

– Да, любовь моя?

Скривившись от отвращения, Кэтрин приоткрыла дверь на узенькую щелку. Бэрк лежал, растянувшись на постели, в черном вечернем камзоле, в том самом, что был на нем в день их первой встречи, и читал книгу. Он бросил на нее любопытный взгляд.

– Можно мне еще раз одолжить вашу щетку для волос, майор Бэрк? – произнесла она, не разжимая губ.

– Ну, разумеется! Извини, дорогая, мне следовало отдать ее тебе насовсем.

Вскочив с постели, он подошел к бюро, вынул из несессера щетку и подал ей.

– Об этом и речи быть не может! Щетка ваша, а не моя.

Она взяла щетку и попыталась закрыть дверь у него перед носом, но он успел просунуть в щель ногу. Кэтрин отступила, решив, что вульгарная драка ниже ее достоинства, и Бэрк как ни в чем не бывало вошел в гардеробную следом за нею.

– Я подумал: почему бы и не посмотреть?

Он улыбнулся и прислонился к дверному косяку, скрестив руки на груди. Кэтрин села перед зеркалом и принялась расчесывать волосы, твердо решив не обращать на него внимания.

– Какие у тебя красивые волосы, Кэт, – сказал он через минуту без обычной насмешки в голосе. – Как часто ты их расчесываешь?

Кэтрин ничего не ответила.

– Сколько раз проводишь гребнем перед сном, а?

Она продолжала упорно молчать и лишь нахмурилась от усердия, собирая на макушке тяжелую массу волнистых прядей и закалывая их шпильками так, чтобы они локонами свободно ниспадали на затылок. Эту хитрую прическу Кэтрин научилась делать много лет назад в Париже. Спереди все выглядело чинно и строго, зато с боков и сзади – очень даже вольно, почти разнузданно. Все еще хмурясь, девушка выпустила один непокорный завиток спереди, у виска.

– Очень мило, – с восхищением заметил Бэрк. – Этакий безыскусный вид! У тебя здорово получается, моя дорогая.

Она со стуком швырнула щетку на столик и вскочила на ноги. В глазах светилось еле сдерживаемое негодование.

– Вы готовы?

– О, Боже, как ты хороша, Кэт, – вздохнул Бэрк, впервые оглядев ее с ног до головы в новом наряде.

Платье сидело превосходно и удивительно шло ей. Мысленно он поздравил себя: ему удалось подобрать тот самый цвет, который нужен был, чтобы углубить бирюзовую синеву ее глаз до изумрудного оттенка и высветить золотисто-медные сполохи в рыжих волосах. На густом, насыщенном фоне темно-зеленого бархата ее кожа выглядела как алебастр, безупречно белая, с пятнами нежного персикового румянца на щеках и восхитительно-розовыми губками. Шея казалась слишком хрупкой для великолепной шевелюры, и ему в голову пришло сравнение с прекрасным цветком на длинном стебле. А ее груди, белые и гладкие, как отполированный мрамор, заманчиво выступавшие над облегающим лифом платья, вызывали у него неодолимое желание протянуть обе руки и…

– Вы готовы? – повторила она, не выдержав его обжигающего взгляда.

– Ах, Кэт, – прошептал Бэрк, качая головой, – если бы ты только знала!

* * *

В середине столовой стоял громадный круглый стол, а вокруг него были расставлены пять или шесть столиков поменьше для гостей, предпочитающих свою собственную компанию. В отличие от своего тщедушного и суетливого муженька миссис Бинлинг оказалась дамой весьма внушительной и импозантной. Она провела Бэрка и Кэтрин к одному из маленьких столиков, не без основания полагая, что молодожены предпочтут поужинать наедине, и принесла бутылку лучшего вина, приберегаемого для особых случаев, после чего пожелала безоблачного им счастья до скончания дней. Кэтрин вытерпела все эти почести, едва сохраняя вежливую мину на лице, а вот Бэрк проявил чрезвычайную доброжелательность. Когда хозяйка оставила их одних, он поднял бокал за долгую и счастливую совместную жизнь, за удивительную удачу, подарившую ему встречу с женщиной его мечты, за их многочисленных отпрысков, да благословит их Господь быть похожими на мать…

– Когда же это кончится? – возмутилась наконец Кэтрин. – Вы ведете себя как последний дурак.

– Но ты сама в этом виновата, прекрасная Кэт! Ты сводишь меня с ума. Бьюсь об заклад, любой мужчина, сидя рядом с тобой и купаясь в лучах твоей красоты, через пять минут начал бы нести околесицу. Мы теряем головы, вот в чем дело…

Он вдруг умолк и уставился куда-то поверх ее плеча, позабыв, о чем говорил. Кэтрин с любопытством обернулась и проследила за его взглядом. По другую сторону от прохода за таким же, как у них, столиком на двоих сидела дама с пером (хотя, разумеется, в эту минуту она была без пера) в обществе своей дочери или компаньонки, словом, девушки лет пятнадцати-шестнадцати, кем бы она ей ни доводилась. Дама отвесила в их сторону чинный поклон, хотя в ее глазах играл все тот же кокетливый огонек. Девушка, светлая блондинка с голубыми глазами, еще не расцветшая, но обещавшая в скором времени стать хорошенькой, смутилась и опустила взгляд в тарелку.

– Вы с ними знакомы? – спросила Кэтрин куда резче, чем собиралась.

– Конечно, нет! – удивился Бэрк. – А почему ты так решила?

Она ничего не ответила, и он продолжал как ни в чем не бывало:

– Красивая она женщина, как по-твоему?

– Да, наверное, – весьма прохладно откликнулась Кэтрин. – Для своего возраста, – добавила она, не удержавшись от искушения.

– Гм, – промычал Бэрк, оглядывая даму поверх ободка своего бокала. – С возрастом приходит мудрость.

Кэтрин была несказанно рада, когда им наконец подали еду.

– Ты устала? – спросил он, когда они поели.

– Ни капельки.

Это было неправдой, но ей совсем не хотелось подниматься наверх. Она не собиралась ложиться вместе с ним в эту широкую постель с пологом, но у нее просто не было сил на очередное противостояние по этому поводу. Поэтому они направились в малую гостиную, уютную, обшитую ореховыми панелями комнату с разожженным камином, где постояльцы собирались, чтобы почитать или сыграть партию в карты. Бэрк усадил Кэтрин в резное деревянное кресло у огня и сам уселся поодаль. Подошла горничная, чтобы спросить, желают ли господа что-нибудь выпить. Бэрк заказал бренди, а Кэтрин попросила рюмку портвейна.

Круглолицый господин с бакенбардами, потягивавший виски по соседству, приветливо кивнул Кэтрин, а затем громко и добродушно спросил, обращаясь к Бэрку:

– Что вы думаете об этом принце Чарли, сэр? Может, нам пора заряжать пистолеты и прятать наших женщин? Или можно повернуться на другой бок и продолжать спать? Как по-вашему? Говорят, он все еще в Карлайле, обдумывает свой следующий ход. Если он решит двинуться на юг и поднять бунт в Ланкашире, мы окажемся как раз на его пути. Нам грозит опасность?

– Нет, не думаю, – живо ответил Бэрк, – хотя полагаю, что он действительно пойдет на юг. Мне кажется, Чарли стоит на перекрестке четырех дорог. Он может остаться на месте и ждать всеобщего восстания английских якобитов. Или он может двинуться походом на Ньюкасл и вступить в бой с генералом Уэйдом. Он также может вернуться в Шотландию и занять оборонительные позиции, дожидаясь, пока его армия не станет достаточно сильной для наступления. И наконец, он может предпринять бросок на юг, потому что рассчитывает (и не без основания) найти немало сторонников в Ланкашире. Полагаю, он выберет именно последний путь, так как его конечной целью является Лондон, и чем ближе он к конечной цели, тем лучше он себя чувствует. Но вам и вашей семье, сэр, ничто не угрожает. До сих пор войска горцев вели себя безупречно. Я уверен, что они и впредь будут продолжать в том же духе, пока военная удача им не изменит. Когда-нибудь это непременно произойдет, но в ближайшее время – вряд ли.

Кэтрин принялась молча обдумывать услышанное, поражаясь тому, насколько точной оказалась его оценка. Она была благодарна Бэрку за признание доблести шотландцев, но его убежденность в том, что их дело обречено, глубоко встревожила ее. Этого просто не могло быть! Девушка прекрасно понимала, что восстание чревато большим риском и что в случае неудачи многие поплатились бы головой, но мужество и боевой дух восставших были так сильны, их цели столь высоки и благородны… Нет, они должны были, просто обязаны были победить! А иначе зачем она ввязалась в этот опасный спектакль, который вполне мог привести ее на эшафот?

И все же она с самого начала знала, чем рискует, но тем не менее охотно приняла предложенные условия, потому что ей казалось, что после смерти отца терять уже больше нечего. Что же изменилось с тех пор? Ничего. Просто она струсила. Уже очень-очень скоро ей предстояло предстать перед так называемым английским правосудием, и чем ближе был этот час, тем ей становилось страшнее. Надо взять себя в руки и вспомнить, что в восстании участвуют множество людей, и некоторые уже заплатили, а многим другим еще предстоит заплатить не менее высокую цену.

Ей подали заказанный портвейн, и она стала потягивать его потихоньку, прислушиваясь вполуха к разговору Бэрка с круглолицым господином. От камина исходил расслабляющий жар, вино оказалось крепким, и Кэтрин наконец-то почувствовала, как спадает напряжение. Наблюдая, как Бэрк раскуривает трубку, она вдруг засмотрелась на его сильные руки, на длинные пальцы, приминающие табак. Все ее тело внезапно отяжелело, словно к нему привесили груз. Она переводила взгляд с его мускулистых бедер на твердую линию подбородка, уже слегка оттененного пробивающейся щетиной, на гладкие, отливающие шелком волосы, зачесанные назад над высоким лбом. Сама того не желая, она вспомнила и его поцелуй, на который ее собственное тело ответило с неожиданной силой и страстью, заставшей ее врасплох. Она не знала, что и думать.

Решив больше не смотреть на него, Кэтрин закрыла глаза. Чем думать о нем, лучше вспомнить о Майкле. Какой он был сильный, красивый, светловолосый. Честные карие глаза, смеющийся рот. Но это всего лишь слова, поняла Кэтрин, виновато вздрогнув. Сколько ни старалась, она не могла вызвать в памяти его живой образ. Ей стало стыдно.

Открыв глаза, она обнаружила, что Бэрк пристально смотрит на нее, и отвернулась, покраснев и делая вид, будто ее чрезвычайно заинтересовала висевшая на стене гравюра с изображением сцены охоты. Как невыносимо стыдно признаваться даже себе самой (но признаться надо, если она хочет быть честной хотя бы перед собственной совестью), что ее влечет к этому мужчине. За последние четыре года от нее осталась одна лишь окаменевшая и пустая внутри оболочка. Она примирилась с одиночеством, с жизнью без семьи, без детей, не согретой ни единым сильным чувством, кроме неистребимой жажды мести. О, пусть это новое волнение станет знаком того, что в ее жизни и в ней самой что-то меняется и что другие мужчины, а не только он, смогут пробудить в ней чувства, взмолилась Кэтрин. Тысячи вопросов теснились у нее в голове, а боязливая душа надеялась, что никогда не узнает ответов. Ведь что бы ни случилось, не далее, как послезавтра им суждено расстаться навсегда. Она никогда его больше не увидит. И это ее устраивало как нельзя лучше, это было именно то, чего она хотела. И все же… все же…

Бэрк заказал новую порцию бренди и поинтересовался, не хочет ли она еще вина. Кэтрин решила воспользоваться случаем, чтобы уйти.

– Нет, спасибо, – ответила она, прикрывая рукой притворный зевок, – я, пожалуй, поднимусь наверх. Но ты не торопись, дорогой, выпей, если хочешь. Увидимся утром.

Поднявшись и подойдя к нему, Кэтрин нежно провела рукой по его щеке.

– Спокойной ночи, мой голубок, – проворковала она.

В его глазах появилась одобрительная улыбка. Девушка вздрогнула от неожиданности, когда он вдруг поймал ее запястье и одним плавным движением поднялся на ноги.

– Позволь мне проводить тебя до дверей, мой ангел, – заботливо предложил Бэрк.

– В этом нет нужды, милый.

– Нет-нет, я настаиваю. Ты же знаешь, у меня сердце не на месте, стоит мне только выпустить тебя из виду.

Он отвел ее к выходу, и они оказались прямо на виду у всех посетителей как большой, так и малой гостиной. Некоторые умиленно улыбались, глядя на них. Слух о том, что они новобрачные, уже облетел весь постоялый двор, и не осталось ни одного постояльца, который не был бы об этом наслышан. Бэрк прижимал ее к себе слишком близко, и Кэтрин чувствовала себя неловко, но не испытывала страха. Что, в конце концов, он может сделать у всех на глазах?

– Может быть, мне все-таки следует подняться с тобой, дорогая, и помочь тебе раздеться? Все эти крючки и пуговицы… А у тебя даже горничной нет!

Его пальцы при этом перебирали застежки на корсаже ее платья. Кэтрин почувствовала, что ей становится жарко, но ответила очень тихо и нежно:

– Да я скорее съем полную тарелку червей, сокровище мое. – И она послала ему сладчайшую улыбку.

– Ах, моя кроткая голубка, ты надрываешь мне сердце. Насколько я понимаю, ты не передумала насчет моего первоначального предложения?

– Какого предложения, розанчик?

– Как какого? От всей души предлагаю тебе проявить себя в деле, душистый марципан. Это твой последний шанс обрести свободу.

– Но, солнце мое, я же, кажется, ясно дала понять: уж пускай меня лучше повесят!

– Ну что ж, отлично. Поступай как знаешь, услада очей моих. Спокойной ночи.

– Бэрк, я тебя предупреждаю, – прошипела она, догадавшись, что он намерен делать.

Слишком поздно: его рука, лежавшая у нее на талии, обвилась вокруг нее змеей и притянула ее ближе, другой рукой он взял ее за подбородок и запрокинул ей голову, чтобы поцеловать. Кэтрин не захотела устраивать сцену при всех и вынуждена была терпеть его прикосновения, стоя с широко открытыми глазами, прямая и неподвижная, как статуя. Сперва его губы были нежны, даже игривы, но потом он еще теснее прижал ее к себе, а его рука, выпустив подбородок, скользнула ей на затылок. Пальцы вплелись ей в волосы, а поцелуй стал таким горячим и страстным, что внутри у нее что-то взорвалось. На этот раз, когда его язык проник ей в рот, она не воспротивилась: головокружительные, захватывающие дух новые ощущения поглотили ее целиком. Ее руки, судорожно упиравшиеся ему в грудь, ослабели, кулаки разжались. Какой-то неясный звук, родившийся глубоко в груди, сорвался с ее губ, колени у нее задрожали. Бэрк выбрал именно этот момент, чтобы прервать поцелуй: ему гораздо лучше, чем ей, было известно, как далеко может завести их страсть. Но Кэтрин показалось, что он самым жестоким и бессердечным образом бросил ее. Она стояла, нетвердо держась на ногах и тяжело дыша, пока кружившаяся перед глазами комната не встала наконец на место. Вокруг раздались радостные возгласы, смех и аплодисменты благодарных зрителей. Некоторые подняли бокалы в знак приветствия. От мучительного смущения Кэтрин ощутила дурноту. Бросив мгновенный страдальческий взгляд на Бэрка, она подхватила юбки и стремглав кинулась вверх по лестнице.

Он проводил ее затуманенным взглядом, борясь со всепоглощающим желанием броситься за нею следом. Кто-то дружески хлопнул его по плечу и потащил обратно к камину. Ему налили еще бренди, мужчины окружили его, осыпая поздравлениями. Бэрк стоически выслушал все добрые пожелания, хотя его мысли блуждали где-то далеко-далеко. Когда разговор принял более общий характер, он отошел немного в сторону от остальных и, вновь раскурив трубку, задумчиво уставился на огонь. Очень скоро ему пришло в голову, что между пляшущими язычками пламени и волосами Кэт, горящими на солнце, имеется разительное сходство. И почему он сразу не последовал за нею? Если бы он поднялся к ней прямо сейчас, она бы ему уступила, в этом у него не было ни малейших сомнений. Она не упускала ни единой возможности осыпать его бранью и твердила, что презирает его, но собственное тело было ей не подвластно: она не могла скрыть, что он вызывает в ней ответное чувство. Приятно было сознавать, что она хочет его почти так же сильно, как он ее. Что же его удерживало? Скорее всего она была именно такой, какой хотела казаться: в лучшем случае, сбившейся с пути испорченной девчонкой, в худшем – настоящей законченной шлюхой. Ведь она согласилась спать с омерзительным Молем, стала его любовницей, потому что он оказался богаче ее прежнего покровителя, карточного игрока. Так откуда же все эти колебания, какой от них прок? Бэрк не находил ответа на этот вопрос. Он знал только, что не сможет ничего сделать, пока она сама не попросит. Шлюха она или нет, ему не хотелось пользоваться своим преимуществом в минуту ее слабости. Он понимал, что ведет себя как последний дурак, чего с ним никогда раньше не бывало. А хуже всего то, что другого шанса остаться наедине у них, пожалуй, не будет.

Мысль об этом ужаснула его настолько, что он решил утопить ее в вине. Подойдя с рюмкой бренди еще ближе к огню и по-прежнему не отрывая взгляда от пламени, Бэрк не сразу понял, что означает прерывистый шипящий звук, доносившийся из каминной трубы. Потом, оставив рюмку на каминной полке, он подошел к окну, распахнул створки и высунулся наружу. Ледяные капли дождя, подхваченные суровым ветром, ударили ему в лицо. Он отпрянул, улыбаясь, как мальчишка рождественским утром.

– Настоящий потоп! – радостно объявил Бэрк, обращаясь ко всем присутствующим. – Ни пройти, ни проехать. Нам придется остаться еще на день!

 

8

Лежа с закрытыми глазами, Кэтрин попыталась вернуть ускользающий сон. Если дать мыслям свободный ход, кажется, можно его вернуть… Ей снился Рори. «Черт побери, Кэт, дождь так и хлещет. Наши лошади…» Он суетился и ворчал, но слов было не разобрать. Каким-то образом они очутились на вершине Ройсова Бугра. Она сидела, прислонившись спиной к дереву, а он растянулся на земле, положив голову ей на колени, и принялся горячо рассказывать о чем-то, размахивая тонкими, как веточки, мальчишескими руками. Ее пальцы гладили его по волосам, по огненно-рыжим волосам, того же цвета, что у нее самой. Но потом вдруг начался дождь. Тяжелые крупные капли упали на лицо Рори, на его широко раскрытые глаза…

Кэтрин вздрогнула и окончательно проснулась. Последние остатки сна улетучились. Где она? Дождь оказался настоящим, она слышала, как он барабанит по стеклам. Какой-то звук привлек ее внимание, и она повернула голову на подушке. Бэрк?! О, Господи! Неужели… Но нет, теперь она вспомнила, что уснула в кресле, укрывшись плащом вместо одеяла. Он, должно быть, уложил ее в постель, вот и все. Кэтрин заглянула под покрывало, чтобы убедиться, что сорочка все еще на ней. Да, сорочка на месте. Слава Богу! Это значит, что ничего страшного не произошло. Ее сердце стало биться ровнее.

Бросив украдкой еще один взгляд на Бэрка, она невольно загляделась на его надменный орлиный нос. Его ноздри сохраняли свой царственный разлет даже во сне. «А может, – вдруг пришло ей в голову, – у него просто от природы лицо такое? Может, оно нечаянно придает ему заносчивый вид?» Но Кэтрин тут же заставила себя опомниться. Какой несусветный вздор! Бэрк выглядит надменным, потому что он такой и есть, а вот она – дура набитая, если может рассуждать о подобных глупостях.

И все же он вызывал у нее жгучий интерес. Вчера, перед тем, как уснуть в кресле, она просмотрела книги, которые он выложил на ночной столик, и с удивлением обнаружила «Божественную комедию» на итальянском, латинский трактат по древнеримской военной истории, брошюру, содержавшую полемику между двумя видными членами парламента, а также томик на греческом с таким мудреным названием, что ей не удалось его разобрать. Для обычного офицера это был более чем странный подбор книг для чтения перед сном. Что же за человек этот Джеймс Бэрк?

Как раз в этот момент Бэрк открыл глаза, и он посмотрел прямо на нее. Яркая голубизна его глаз ослепила ее. Кэтрин невольно отшатнулась, но он оказался проворнее и живо схватил ее за руку.

– Не уходи, – с мольбой прошептал Бэрк. – Во сне все было так чудесно. Не разрушай его.

Его взгляд все еще казался сонным. Он улыбнулся с обычно столь не свойственной ему нежностью.

– А вы… а вам не кажется, что нам пора собираться в дорогу? – заикаясь, спросила Кэтрин.

При этом ей пришлось ухватиться за край простыни и натянуть ее повыше, потому что она прекрасно видела, куда переместился взгляд Бэрка.

На секунду он прислушался, потом его улыбка стала шире.

– Неужели ты не слышишь дождя, Кэт? Боюсь, нам сегодня не суждено отправиться в путь.

Раздался негромкий стук в дверь, и Кэтрин едва не подпрыгнула от испуга. Бэрк взглянул на нее, удивленно подняв одну бровь, и громко сказал:

– Войдите!

На пороге появилась хорошенькая горничная с подносом, на котором стояли две дымящиеся чашки шоколада и тарелка с намазанными маслом гренками.

– Доброе утро, – застенчиво приветствовала она пару в постели, поставив поднос на ночной столик и приседая в реверансе.

– Доброе, – жизнерадостно откликнулся Бэрк.

Он сел в постели, откинувшись спиной на подушку.

При этом стало видно, что на нем нет ночной рубахи, однако сам он ничуть не смутился.

– Какая у нас нынче погода?

– О, сэр, погода ужасная; уж сегодня вам точно не захочется уезжать. Хотите, я раздвину портьеры? Тогда вы сами увидите.

Зардевшись, девушка смущенно отвернулась, чтобы не смотреть на обнаженные широкие мужские плечи и грудь, невольно притягивающие взгляд. Бэрк и не подумал прикрыться.

– Да, это было бы очень любезно с вашей стороны, – с чарующей непосредственностью кивнул он.

Горничная подошла к окну и отдернула гардины, представив взору безнадежно затянутое свинцовыми тучами небо, едва различимое за сплошной пеленой дождя.

– И вправду ужасная! – добродушно согласился Бэрк. – Нет, сегодня мы, без сомнения, не уедем.

Его удрученный вздох не смог бы ввести в заблуждение даже шестилетнего ребенка.

– Ой, я было и позабыла! – воскликнула горничная. – Одна леди только что дала мне вот это, просила передать вам.

Кэтрин взяла визитную карточку, которую служанка протягивала ей через кровать.

– Она говорит, если вы сегодня не уедете из-за дождя, она была бы рада с вами познакомиться, и с вами тоже, мистер Бэрк, после завтрака в малой гостиной. Хочу, говорит, представить господам мою племянницу. Наверное, это та молоденькая мисс, светленькая такая, что с ней приехала, – пояснила девушка.

– Гм… Да, несомненно.

Бэрк стал заглядывать в карточку, которую Кэтрин все еще держала в руке.

– Миссис Селеста Паркингтон, – прочел он вслух, – Эрмитаж, Садбери, Стаффордшир.

С видом воплощенной невинности он бросил вопросительный взгляд на Кэтрин, а потом снова обратился к служанке.

– Как, ты говоришь, тебя зовут?

– Труди, сэр, – ответила она, вновь краснея. – Но я раньше не говорила.

– Разве? Тебе бы следовало представиться, Труди, тем более что у тебя такое красивое имя.

– Спасибо, сэр.

И Труди еще раз присела, смущенно глядя в пол.

– Передай, пожалуйста, миссис Паркингтон, что мы с моей почтенной матушкой почтем за честь свести с нею знакомство… м-м-м… скажем, в десять часов.

– С вашей… О, сэр, – захихикала горничная, – вы подшучиваете надо мной.

В дверях она отвесила прощальный реверанс, прикрывая рот рукой от смеха.

Когда Бэрк повернулся к Кэтрин, чтобы передать ей чашку шоколада, на лице у нее было написано раздражение пополам со смехом.

– Вы флиртуете со всеми женщинами без исключения, майор?

– Нет, только с хорошенькими или с законченными уродинами, – беспечно ответил он, с хрустом откусывая кусок хлеба с маслом.

– И к какому разряду вы относите миссис Паркингтон?

– Безусловно, к первому, – теперь он говорил с набитым ртом. – Ну как, Кэт, удостоим ли мы ее своим вниманием?

– Удостоим? – Кэтрин с отвращением повторила ненавистное ей выражение. – О, Боже, да вы и в самом деле любите задирать нос!

– Полагаю, что да, – беспечно согласился Бэрк.

– Вы не считаете, что все мы равны перед Богом?

– Перед Богом, безусловно, – да, но не перед людьми. И пока я живу на земле, а не в раю, мой долг – смотреть на мир глазами человека.

Его легкомысленное отношение взбесило ее.

– Вы считаете себя лучше меня, потому что занимаете более высокое положение, так?

– Не совсем. Не лучше, но несомненно удачливее.

– Нет, лучше. Вы бы женились на женщине ниже вас по положению?

– Только в одном случае: если бы мне вдруг пришла в голову фантазия лишиться наследства.

– Значит, не женились бы? Даже если бы вы были влюблены?

– Но, видишь ли, милая, я бы не стал влюбляться! Жизнь нравится мне такой, какая она есть, и у меня нет ни малейшей охоты заканчивать свои дни в нищете.

Его голос звучал небрежно, но она видела, что он говорит серьезно.

– Ну, а ты, Кэт? Ты бы вышла замуж за человека ниже себя по положению?

Кэтрин горько рассмеялась.

– Майор Бэрк, ниже меня по положению никого нет.

Она принялась потихоньку потягивать шоколад, стараясь держаться от Бэрка как можно дальше, но в то же время не упасть с постели. Их близость беспокоила и смущала ее, но как положить этому конец и притом немедленно, она не знала. Несколько минут завтрак проходил в полном молчании, потом Кэтрин решительно поставила свою чашку на поднос и повернулась к нему.

– Бэрк, я думаю, вы должны меня отпустить.

– Твое мнение мне известно, – хладнокровно ответил он, мысленно спрашивая себя, в какой именно момент она внушила себе, что у него есть полномочия решать, отпустить ее на волю или нет.

– Я серьезно. Вы давно уже убедились, что я не лазутчица.

– Ни в чем подобном я не убежден.

Когда он повернулся к ней, простыня соскользнула еще ниже к бедрам. Кэтрин не знала, куда девать глаза.

– Я думаю, вам просто нравится меня мучить, майор. Надеюсь, вы понимаете, почему мне ваши шутки не кажутся особенно забавными.

– Шутки?

– Я вас прошу отнестись к моим словам со всей серьезностью. Постарайтесь взглянуть на обстоятельства с моей точки зрения.

Бэрк протянул руку и взял прядь волос, лежавшую у нее на груди.

– Хорошо, – пробормотал он изменившимся голосом. – Я постараюсь.

При этом его взгляд был устремлен на прядь, которую он держал в руке, словно она была из чистого золота.

Кэтрин судорожно перевела дух. На какое-то мгновение ее мысли спутались.

– Дело в том, что мне грозит смерть из-за вашего упрямства, из-за вашего упорного нежелания увидеть вещи в их истинном свете. Но я не могу поверить, что вы действительно готовы носить такое пятно на своей совести.

– Ты удивительно умеешь искажать факты, любовь моя. На самом деле ты оказалась в незавидном положении вследствие своих собственных действий, а не моих. Я уже предложил тебе простой способ избавиться от затруднений, но ты не пожелала воспользоваться моим предложением. Поэтому я вынужден заключить, что ты не торгуешь своим телом. А отсюда недалеко и до следующего умозаключения: ты – государственная изменница и лазутчица якобитов.

С яростным криком Кэтрин выхватила свои волосы из его пальцев и выскочила из постели в одной сорочке. Ей было все равно.

– Это шантаж! – в гневе бросила она ему в лицо. – Вы мне омерзительны, я вас презираю!

– Ты слишком многословна:

– Животное! Низкая тварь! Мерзкий выродок…

– Предупреждаю, Кэт, я не потерплю оскорблений от своей жены.

– Ты слизняк, жалкое подобие человека! Извозчицкий кнут по тебе плачет!

– Ты подала мне отличную мысль, Кэт. Думаю, это тебя следовало бы отшлепать.

– Трус! Подлец! Только попробуй, гнусный английский урод, и я…

– И что ты?

Бэрк отбросил одеяло и спустил ноги на пол. Кэтрин с визгом бросилась к гардеробной, в панике рванула дверь на себя, хотя та открывалась внутрь. Наконец она справилась с нею, влетела в комнату и с треском захлопнула за собой дверь, навалившись на нее изнутри всем телом. С трудом отдышавшись, она услышала смех Бэрка, который находился далеко от гардеробной. Он даже не встал с постели, чтобы догнать ее. Взглянув на свои трясущиеся руки, она почувствовала себя распоследней дурой.

* * *

– О, но неужели же… Господи, я думала, все умеют играть в триктрак! – несмотря на всю свою благовоспитанность, миссис Паркингтон не сумела удержаться от удивленного возгласа при виде такого странного отступления от общепринятых правил.

Кэтрин беспомощно пожала плечами.

– Я… просто не научилась, – солгала она, чувствуя себя незаслуженно обиженной.

Вот уже битых два часа она вынуждена была сидеть в малой гостиной и в униженном молчании слушать, как Бэрк и миссис Паркингтон обмениваются мнениями о самых разных предметах. Ей же приходилось делать вид, будто она ничего в них не смыслит. Она до смерти устала улыбаться, как кукла, выслушивая их рассуждения о последней опере Генделя, о политике Уолпола, о сатирическом таланте Хогарта. Обо всем этом Кэтрин могла судить самостоятельно и уж ничуть не хуже (в этом она была глубоко убеждена), чем миссис Паркингтон. Но она не могла позволить себе высказать свои суждения вслух, оставшись верной образу Кэтти Леннокс, поэтому ей приходилось терпеть унижения, притворяясь невежественной дурочкой.

Еще больше ее раздражала необходимость сидеть сложа руки и наблюдать, как прямо у нее на глазах миссис Паркингтон напропалую флиртует с человеком, который, насколько ей было известно, являлся новоиспеченным мужем Кэтрин. А Бэрк ничего не предпринимал, чтобы ее остановить. Совсем напротив, он ловил каждое слово этой женщины с живейшим вниманием. Кэтрин вынуждена была признать, что миссис Паркингтон хороша собой, неглупа и образованна. Но так как каждое отпущенное ею глубокомысленное замечание, шутка или острое словцо выставляли саму Кэтрин косноязычной простушкой… честное слово, надо было быть святой, чтобы почувствовать симпатию к миссис Паркингтон, а Кэтрин отнюдь не считала себя праведницей.

Она бросила взгляд на юную мисс, Джессику Паркингтон, читавшую книгу у окна, и вновь ощутила укол зависти. Как бы ей хотелось в этот ненастный день тоже уютно устроиться где-нибудь в уголке с книжкой в руках, позабыв о войне за престолонаследие, а главное, о майоре Джеймсе Бэрке. Особенно о майоре Бэрке. Внезапно ощутив, что у нее нет больше сил молча наблюдать, как Бэрк и миссис Паркингтон приходят к сердечному взаимопониманию, Кэтрин извинилась и пересела поближе к Джессике.

Перебросившись с девушкой несколькими вежливыми фразами, она с любопытством спросила:

– Что вы читаете?

– Стихи, – шепотом ответила девушка, как будто немного стесняясь. – Сонеты Шекспира.

Кэтрин уже открыла рот, чтобы попросить взглянуть на книгу, но вовремя спохватилась, что по легенде ей не полагается уметь читать, и вместо этого принялась расспрашивать Джессику, оказавшуюся милым и кротким ребенком, о ее вкусах и пристрастиях. Так ей удалось выяснить, что Джессика несказанно рада возвращению домой после бесконечно затянувшегося визита к недавно овдовевшей тетушке.

– Джессика! – внезапно окликнула ее тетка.

Девушка умолкла, вид у нее был почти виноватый.

– Зачем ты морочишь голову бедной миссис Бэрк своей болтовней? Она так добра, что готова терпеливо выслушивать, как ты мелешь вздор.

Миссис Паркингтон снисходительно рассмеялась, а Джессика мучительно вспыхнула. Кэтрин прониклась жалостью к ней.

– Подойди сюда, дитя мое, сядь рядом со мной. Почитай нам свои сонеты, – предложила тетушка.

Джессика покорно поднялась, пересекла гостиную и села рядом с теткой. Бэрк сидел, небрежно откинувшись в кресле, и курил трубку, но его глаза, казалось, не упускали ни малейшей детали. Кэтрин забеспокоилась: не заметил ли он, как она потянулась за книгой Джессики.

– Прочти тот, что про любовь, Джесси. – Миссис Паркингтон улыбалась все так же снисходительно. – Ты знаешь, какой я имею в виду: там в каждой строчке только и речи, что про любовь.

Джессика снова вспыхнула и принялась перелистывать шелестящие страницы. Ее тетушка взглядом дала понять Бэрку, что, мол, ничего не поделаешь, приходится терпеть, и сложила руки на коленях, приготовившись слушать.

«Любовь моя, возьми мою любовь, забрав ее, не станешь ты богаче…» – начала Джессика с заученными интонациями школьницы.

Кэтрин про себя повторяла слова следом за нею, со щемящей тоской вспоминая свои собственные школьные годы. Как она любила эти сонеты! Жизнь в то время казалась такой простой… Все ее заботы сводились к тому, какое выбрать платье или как научиться делать наимоднейшую французскую прическу. Она вдруг позавидовала невинности Джессики. «Держись за нее сколько сможешь, – мысленно посоветовала Кэтрин, – один Бог знает, как много тебе суждено утратить вместе с нею!»

– Очень мило, моя дорогая. Быть может, миссис Бэрк окажет нам честь и прочтет один из своих любимых сонетов? – милостиво предложила миссис Паркингтон, когда Джессика закончила. – О, прошу вас, это доставит нам всем огромное удовольствие! – добавила она, когда Кэтрин пробормотала какой-то невнятный отказ.

– Мне бы не хотелось, – уже тверже повторила Кэтрин.

Но чем решительнее она отказывалась, тем упорнее настаивала миссис Паркингтон.

– Нет, в самом деле, вы ни в коем случае не должны уклоняться. Это было бы не по правилам. Потом я прочту, а потом, может быть, и майор Бэрк нас порадует своей декламацией?

Опять она принялась флиртовать с Бэрком, кокетливо потупив глазки и трепеща ресницами.

Кэтрин почувствовала, что начинает краснеть. Она не знала, что еще сказать. Отказываться дальше было бы невежливо и неприлично, но признаться этой красивой и образованной женщине, что она не умеет читать, было бы слишком унизительно!

– Да-да, прошу вас, – присоединилась к уговорам Джессика, еще больше усугубив неловкость.

Кэтрин украдкой бросила взгляд на Бэрка: он следил за нею с выжидательным, немного задумчивым выражением. Джессика тем временем положила книгу ей на колени. Кэтрин взяла ее, словно какой-то посторонний предмет, назначение которого было ей неизвестно, и подняла расстроенный взгляд, собираясь заговорить.

– О, Кэтрин, твои очки! – воскликнул Бэрк, как будто только что вспомнив. Он повернулся к миссис Паркингтон. – Вы должны извинить мою бедную женушку, она немного тщеславна и отказывается носить очки, если только я не настою, чтобы она их надела. Без очков она не увидит ни строчки.

Облегченно вздохнув, Кэтрин опустила голову, чтобы скрыть заливающий щеки румянец. Это казалось нелепым, но ее сердце было переполнено благодарностью. Она и предположить не могла, что когда-нибудь будет испытывать такое чувство по отношению к Джеймсу Бэрку.

* * *

День тянулся бесконечно. После обеда дамы Паркингтон наконец удалились к себе, оставив Кэтрин наедине с Бэрком. Дождь монотонно барабанил по стеклам, и это стало действовать ей на нервы, которые с каждым часом напрягались все сильнее. Она огрызалась на каждое слово Бэрка, чувствуя, как давит на нее его постоянное присутствие. Одним своим видом он словно напоминал, что ей все еще предстоит сделать выбор. Когда он, почти не надеясь на утвердительный ответ, спросил, умеет ли она играть в шахматы, Кэтрин ответила «да». Она прекрасно понимала, что это неразумно: такое занятие вряд ли могло увлечь Кэтти Леннокс. Но ей до смерти надоело притворяться дурой и к тому же необходимо было отвлечься, чтобы хоть ненадолго позабыть о том, что часы бегут и через сутки она скорее всего снова окажется в тюрьме.

Они заняли места друг против друга за маленьким столиком у камина. Кроме них, в малой гостиной никого не осталось: все, по-видимому, удалились в свои комнаты, чтобы отдохнуть перед ужином. Игра началась с традиционных ходов без особого риска: оба старались оценить способности друг друга и нащупать слабые места. Однако вскоре Кэтрин перешла к своей обычной наступательной тактике, иногда приносившей блестящие результаты, но нередко приводившей к поражению. Бэрк оказался более терпеливым и методичным, но очень искусным игроком и опасным противником. Он выиграл первую партию и уже намеревался выиграть вторую, когда неожиданный ход Кэтрин заставил его пожертвовать ферзем, а затем и признать поражение. Бэрк долго сидел, уставившись на доску и изучая маневр, разбивший его наголову, затем вскинул восхищенный взгляд на Кэтрин.

– Поздравляю, Кэт, это была блестящая и остроумная атака. Больше я не позволю загнать себя в угол, даю слово. Сыграем еще?

– Конечно.

Но ей становилось все труднее и труднее следить за ходом игры. Как и прошлым вечером, Кэтрин почувствовала, что ее охватывает томная слабость. Почему-то она не могла оторвать взгляда от рук Бэрка. А когда он рассеянно потер большим пальцем полированную поверхность одной из своих пешек, у нее что-то болезненно всколыхнулось в животе. Ей вдруг представилось, что он снова обнимает ее. В ужасе от собственных мыслей она сделала опрометчивый ход, и он взял одного из ее коней.

– Будь внимательнее, Кэт, – мягко предупредил Бэрк.

Она попыталась сосредоточиться на игре. Он на минуту вышел из комнаты, пока она обдумывала свой следующий ход, и вернулся с двумя рюмками шерри. Их пальцы встретились, когда он передал ей рюмку, и неведомое ранее острое удовольствие пронзило ее подобно электрическому разряду. Кэтрин поспешила поставить свою рюмку, пока он не заметил, как у нее трясутся пальцы.

Свеча на столике стала догорать, и Бэрк поднялся, чтобы заменить ее другой, стоявшей на каминной полке. Но вместо того, чтобы снова сесть напротив, он встал у нее за спиной, пока она обдумывала свой следующий ход. Шахматная доска начала расплываться у нее перед глазами, Кэтрин больше ни о чем не могла думать, кроме его близости. Ее дыхание стало тихим и неровным, словно она прислушивалась к чему-то, а кожа как будто истончилась: ей казалось, все ее жизненные соки вот-вот выплеснутся прямо в воздух, сгустившийся от напряженного ожидания. Может, она заболела? Что означает это чувство и почему оно приходит, только когда она с Бэрком? В голову закралась предательская мысль о том, что даже с Майклом у нее никогда не было ничего подобного. Кэтрин попыталась ее изгнать, но безуспешно.

Наконец она сделала почти произвольный ход слоном. Прошло несколько минут, но Бэрк так и не сел.

– Ваш ход, майор, – напомнила она наконец изменившимся голосом.

Он подхватил прядь ее волос и неторопливо намотал себе на палец. Кэтрин вздрогнула, продолжая упорно смотреть вниз.

– Нет, Кэт, я думаю, сейчас твой ход. – Бэрк уже стоял перед ней.

На этот раз ей пришлось поднять глаза, и он приковал ее к себе взглядом, обещавшим так много, что она едва не лишилась чувств.

– Пойдем со мной наверх, – тихо, но властно прошептал Бэрк.

Время остановилось, пока оба они ждали ее ответа. У Кэтрин перехватило дух, полуоткрытые губы как будто приглашали к поцелую, и Бэрк уже был готов принять это приглашение, когда дверь распахнулась, и в гостиную впорхнула миссис Паркингтон.

– О, как чудесно! Я думала, все, кроме меня, куда-то запропастились. Джесси решила вздремнуть, и все остальные, по-видимому, тоже. Слава Богу, что вы здесь! Я бы с ума сошла, дожидаясь ужина в одиночестве.

Кэтрин почувствовала, как рука Бэрка мягко скользит по ее плечу вниз, к локтю, и подхватывает ее, заставляя подняться на ноги. Обняв ее за талию, он повернулся к миссис Паркингтон.

– Мы с удовольствием составили бы вам компанию, сударыня, но моя жена просто падает от усталости и думает только о том, как бы поскорее забраться в постель. Вы должны нас извинить. Возможно, мы увидимся за ужином.

С этими словами он вывел Кэтрин из комнаты, не дожидаясь ответа, а миссис Паркингтон так и осталась стоять посреди гостиной, торопливо изобразив на лице выражение покорности судьбе, чтобы скрыть следы разочарования и уязвленного тщеславия.

Мысли Кэтрин кружились вихрем всю дорогу до их номера на втором этаже. Она постоянно ощущала руку Бэрка у себя на талии. К тому времени, как они достигли порога комнаты, его прикосновение стало жечь ее, точно раскаленным тавром. Как только дверь за ними закрылась, девушка высвободилась из его объятий, намереваясь раз и навсегда прояснить отношения.

– Перестаньте, прошу вас! Не трогайте меня.

Она предостерегающе вытянула руку вперед, словно преграждая ему дорогу, хотя он не двинулся с места, чтобы подойти к ней. Более того, он повернулся спиной, прошел к письменному столу и уселся боком, опираясь одной ногой на стул, а другой болтая в воздухе. Ей стало досадно, что он развалился как ни в чем не бывало, в то время как сама она места себе не находит.

– Нам надо поговорить, – сказала Кэтрин, судорожно заламывая руки. – Объясните, почему вы не хотите меня отпустить, Бэрк! Вам известно, кто я такая, вы не можете делать вид, будто вы этого не знаете! Я…

Она не могла это выговорить. Он выжидательно поднял бровь.

– …шлюха!

Слово едва не застряло у нее в горле, она чувствовала, как жгучие слезы подступают к глазам.

– Я завожу любовников за деньги. Мне особенно нравятся солдаты, и мне плевать, на какой стороне они воюют, лишь бы у них денег было побольше! Ни за что на свете я бы не стала рисковать жизнью из-за какой-то дурацкой политики, в которой ни черта не смыслю. Какой мне от нее прок? Неужели вы не понимаете?

Бэрк откинулся назад, опираясь на руки. В его суровом взгляде появилось задумчивое выражение.

– Ты все твердишь, что ты шлюха, Кэт. Тебя послушать – так можно подумать, будто ты переспала с половиной английской армии и большей частью флота. Ты щедро раздаешь свои милости налево и направо от Дамфриза до Абердина. Тебя, по всей видимости, не было при Престонпанзе, иначе нас не разгромили бы с таким позором. О, если бы ты там побывала, то подняла бы боевой дух войск, не говоря уже о выправке и прочем, на недосягаемую высоту. Завидев тебя, каждый наверняка делает стойку, – добавил он, не удержавшись.

Кэтрин отвернулась, чтобы скрыть смущение, но было слишком поздно.

– В чем дело, Кэт? – изумился Бэрк. – Ты краснеешь, заслышав выражение «сделать стойку»? Как же так? У каждой из знакомых мне шлюх имелся в запасе целый арсенал непристойностей для описания различных частей тела и их назначения. Они обожали ругаться вслух: считали, что это подогревает мужчин. Я всегда думал, что им виднее, и ни разу в жизни не встречал шлюхи, которая покраснела бы, услыхав такую беззубую вольность.

Овладев собой, она вновь повернулась к нему лицом.

– Вы ошибаетесь на мой счет. Разумеется, мне приходилось слышать выражения и похлеще этого, уверяю вас. Я именно такая, как вы говорите, но вы ошибаетесь, если думаете, что я этим горжусь. Я так живу, потому что жизнь меня заставила, но я ее не выбирала.

Сложив руки на поясе, Кэтрин опустила на них свой взгляд.

– Да брось, Кэт, так не пойдет.

Вдруг ему в голову пришла неожиданная мысль.

– Расскажи неприличный анекдот.

– Что?

– У каждой шлюхи имеется в запасе набор сальных шуток и анекдотов. Поделись со мной.

Девушка смотрела на него в недоумении, стараясь вспомнить что-нибудь подходящее, но ей ничего не приходило в голову. Кажется, Рори знал какой-то стишок… О чем же там шла речь?

– «Жила-была девушка в Дорнохе…» – запинаясь, начала Кэтрин, но тут же остановилась. – Не помню, как там дальше, – пояснила она с дребезжащим смешком, – ну да Бог с ним. Все равно не так уж это было смешно.

Бэрк сочувственно покачал головой.

– Ах, Кэт, Кэт. И ты все еще хочешь убедить меня, что ты проститутка?

– Да! Так оно и есть, Бэрк. Вы должны мне верить.

Он улыбнулся. Она вся напряглась, уже предугадывая, что за этим последует.

– Но я тебе не верю. Поэтому тебе придется меня убедить.

Она отступила на шаг назад.

– Нет.

– Завтра мы доберемся до Ланкастера. Через несколько дней военный патруль отконвоирует тебя в Лондон. Там ты предстанешь перед судом. Это будет справедливый суд; люди, наделенные законными полномочиями, решат, кто ты есть на самом деле…

– Тьфу! – презрительно сплюнула Кэтрин. – Скажете тоже! «Справедливый»? «Законный»? Да англичане знать не знают, что это такое!

Бэрк выждал с терпеливой улыбкой, пока она не умолкла, и вновь заговорил, понизив голос, отчего у Кэтрин создалось неприятное впечатление, будто они уже вдвоем в постели.

– Как бы то ни было, твое время на исходе. У тебя осталась ровно одна ночь, чтобы попытаться доказать, что ты не якобитская лазутчица. И мне известен лишь один способ, каким ты могла бы меня убедить.

От страха у нее по спине забегали мурашки, ладони сделались влажными от пота. Ей казалось, что стены комнаты смыкаются вокруг нее. Собравшись с силами, Кэтрин выпустила свой последний заряд.

– Неужто вы и в самом деле такого высокого мнения о себе? Вы не допускаете даже возможности, что мне не приятно к вам прикасаться? – язвительно осведомилась она. – Может, я и переспала, как вы изящно выразились, с половиной английской армии, но с вами я спать не желаю, и лишь ваше чудовищное самомнение мешает вам признать, что я нахожу вас отвратительным.

– Отвратительным?

Поглаживая подбородок, он, казалось, всерьез задумался над ее словами.

– Я полагаю, всякое на свете случается. Как говорят, все когда-то бывает в первый раз.

Она презрительно фыркнула, но он лишь усмехнулся в ответ.

– Должен сказать, что хотя за эти дни мне не так уж часто выпадала приятная возможность к тебе прикасаться, я как-то не заметил особых признаков отвращения с твоей стороны. К тому же, Кэт, даже если бы это было правдой, настоящая мастерица своего дела не стала бы давать волю собственным чувствам. Отказывать клиенту только потому, что испытываешь к нему отвращение? Для уважающей себя шлюхи это непозволительная роскошь, особенно в условиях крайней необходимости. А ты моя дорогая, уж позволь тебе заметить, находишься именно в таких условиях, – и Бэрк улыбнулся с фальшивым сочувствием.

На секунду она остановила на нем взгляд, невольно отмечая про себя его несомненную и даже несколько подавляющую мужскую красоту. Он смотрел на нее благожелательно, но в его насмешливых голубых глазах ясно читался вызов. О, как бы ей хотелось бросить правду ему в лицо! С каким наслаждением она сказала бы этому надменному негодяю, что скорее пойдет в тюрьму и даже на виселицу, чем уступит ему! У нее не было ни малейшего сомнения в том, что он собирается исполнить свою угрозу и передать ее английским властям завтра же, если она не отдастся ему сегодня. С приглушенным возгласом отчаяния она отвернулась от него и отошла к окну.

Схватившись за подоконник и уставившись невидящим взглядом на залитый дождем двор, Кэтрин попыталась напрямую ответить на мучивший ее вопрос: почему ей так трудно согласиться и переспать именно с этим англичанином? Неделю назад она едва не легла в постель с подполковником Молем, с одним из самых отталкивающих мужчин из всех, кого ей когда-либо приходилось встречать. Это было бы ужасно, нет, просто чудовищно, и все же она пошла бы на это. Ведь в тот страшный час ее подогревало воспоминание о преступлениях, совершенных соотечественниками Моля в ее стране, о том, что они сотворили с ее отцом, а еще раньше – с Майклом и Рори. Ей хотелось сделать что-нибудь, чтобы отомстить за их смерть. Что же изменилось с тех пор? Неужели решимость покинула ее? Почему теперь даже ради спасения собственной жизни ей так трудно решиться на тот же самый шаг?

Ответ пришел с ослепительной ясностью, как вспышка молнии. Переспать с Молем – это было равносильно выстрелу, хладнокровно и прицельно выпущенному по врагу в ходе ее личной войны против англичан. Это была бы военная вылазка, а не проявление любви. Она могла логически обосновать необходимость своего поступка, представить его не как низость, а как исполнение патриотического долга. Но с Джеймсом Бэрком все иначе. О, нет, она вовсе не влюблена в него, он вызывает в ней одно лишь презрение. Но, помоги ей Бог, есть в нем что-то такое, что ее волнует. Она и подумать не могла, что ей когда-нибудь доведется испытать подобное чувство. От одного звука его голоса с нею начинало твориться нечто необъяснимое, его близость заставляла ее трепетать. Ублюдок! Кэтрин вспомнила о поцелуе, которым он насильственно наградил ее вчерашним вечером на глазах у всех постояльцев, и колени у нее задрожали. Это было выше ее понимания. Будь он проклят! То, что она едва не совершила с подполковником Молем, было делом чести, считала Кэтрин, но то, что она испытывала к Джеймсу Бэрку, покрывало ее позором.

Проклиная Бэрка и свою собственную нестойкую плоть, Кэтрин попыталась успокоиться. Потом она прокляла свою трусость, потому что отвергнуть его предложение и взглянуть в глаза последствиям было не в ее силах. Она приняла решение.

 

9

С напускной небрежностью опершись локтем о колено, Бэрк наблюдал за Кэтрин, пока она стояла, слегка прислонившись к подоконнику, и чертила длинным пальцем узоры на стекле. Сколько безыскусной грации было в ее позе! Откуда что берется? – подумал он. Кем бы она ни была, он мог бы запросто и безо всякого стеснения взять ее с собой куда угодно, даже ко двору, не сомневаясь, что любой лондонский щеголь с готовностью станет расшибаться в лепешку, лишь бы свести знакомство с нею. Но вот что с нею будет, когда она предстанет перед военным судом? Самому Бэрку было все равно, лазутчица она или нет. Доведись ему оказаться среди судей, он скорее сам пошел бы на виселицу, чем позволил бы хоть на день отправить ее в тюрьму. При одной мысли об этом ему становилось не по себе, и он невольно старался не думать о том, что ее ожидает в ближайшие несколько дней. По всей вероятности, она все-таки не участница заговора, а просто хорошенькая авантюристка, привыкшая использовать то, чем ее столь щедро одарила природа, чтобы выжить. Бэрк не сомневался, что через несколько минут загадка тем или иным образом разъяснится, однако его ставили в тупик собственные чувства. Конечно, было бы лучше, если бы ей удалось его убедить: тогда он, в свою очередь, смог бы с чистой совестью заявить военным властям, что она не пособница якобитов и не представляет никакой угрозы мирному правлению короля Георга. И все же в глубине души, вопреки собственным желаниям и даже невзирая на очевидные факты, он продолжал безрассудно надеяться, что она не шлюха.

Замечтавшись, Бэрк не сразу заметил, что Кэт повернулась к нему лицом и смотрит на него, полузакрыв глаза, с томной улыбкой, которой он никогда раньше не видел. Он вопросительно приподнял бровь. Вместо ответа она медленно двинулась ему навстречу – так медленно, что он расслышал шуршание нижних юбок. Подойдя на расстояние вытянутой руки, она остановилась. Как опытная искусительница, подумал Бэрк. Его губы скривились в презрительной полуулыбке. Так вот оно как, милая Кэт, подумал он, ощущая в душе странную смесь разочарования и нарастающего волнения.

Кэтрин же остановилась вовсе не для того, чтобы раздразнить его аппетит. Ей пришлось заново собрать в кулак всю свою решимость, покинувшую ее за время многомильного перехода от окна к столу. Она чуть не отшатнулась, завидев презрительный взгляд на его гордом лице и чувствуя, что готова его ударить. Но нет, в этой игре требовались более тонкие приемы. Если ей удастся его соблазнить, если у него не останется сомнений, что она именно та, за кого себя выдает, тогда к завтрашнему утру она будет свободна. Эта мысль придала ей смелости, и Кэтрин почти уверенно вступила в V-образное пространство, образованное его ногами.

Она положила руки ему на плечи, едва касаясь кончиками пальцев кожи над воротом рубашки. Тут ей пришлось в спешке опустить взгляд, чтобы он не успел заметить желания, неожиданно вспыхнувшего в ней при одном лишь легком прикосновении к нему. Боже милостивый, подумала Кэтрин, да что ж со мной такое творится? С огромным трудом удержав руки на месте, она заставила себя вновь встретиться с ним глазами. Так, теперь надо изобразить томный взгляд соблазнительницы. Благодарение Богу, он хоть на время оставил эту свою несносную улыбочку, век бы ее не видеть! Задержав дыхание, Кэтрин наклонилась к нему и запечатлела на его губах легкий, почти целомудренный поцелуй. После этого она собиралась снова отпрянуть и окинуть его еще одним обжигающим взглядом, но ее глаза безвольно закрылись сами собой. Потеряв счет времени, она застыла, наслаждаясь прохладным и упругим ощущением его губ, его теплым дыханием у себя на щеке. А потом… что ей еще оставалось делать, как не провести кончиком языка по его все еще сомкнутым губам, в то же время обводя пальцем контур его уха? Очень скоро ей захотелось большего. Сама себе поражаясь, она втянула его язык; теперь уже невозможно было сказать, кто кого целует. Она обвела руками его шею, она прижалась грудью к его груди, теряя голову в приливе почти нестерпимого желания. Оно накатило стремительной волной и вдруг отхлынуло столь же внезапно, оставив после себя болезненную пустоту, когда до нее дошло, что он пока еще не сделал ни единого движения, чтобы прикоснуться к ней. Если бы она в эту минуту опустила взгляд и увидела его руки с побелевшими костяшками пальцев, судорожно вцепившиеся в край стола, ее гордость была бы удовлетворена. Но так как она ничего не заметила, ей оставалось лишь заключить, что ее тонкая тактика на него не действует и пора переходить к более откровенным приемам.

Слегка откинувшись назад, девушка заглянула ему в лицо в надежде найти хоть какие-то признаки волнения. В его глазах появилось туманное, мечтательное выражение, (это уже было нечто новенькое!), а щека подергивалась. Но Кэтрин лишь во второй раз в жизни прикасалась к мужчине и по неопытности не могла решить, как толковать эти признаки: одержала она победу или нет? Отчаяние придало ей смелости. Взяв его руку, она, робея, поднесла ее к своей груди. Ей показалось, что ноздри у него затрепетали, но она была не вполне уверена в этом. А потом его пальцы медленным, ищущим движением скользнули по лифу ее платья. Наслаждение было таким острым, что ее глаза опять закрылись сами собой, а соски напряглись под его рукой. Она застонала и покачнулась.

Бэрк вскочил на ноги и крепко схватил ее за плечи, больше не пытаясь притворяться равнодушным. Когда он повернул ее спиной к себе, Кэтрин на мгновение ужаснулась. Ей показалось, что он решил отвергнуть, оттолкнуть ее, но вскоре выяснилось, что он хочет лишь занять более удобное положение, чтобы просунуть руки ей за корсаж. Он обхватил ее груди словно живую драгоценность, его ласки вынудили ее ахнуть и откинуть голову назад, ему на плечо. Его рот накрыл ее губы с такой еле сдерживаемой страстью, что ее кольнула иголочка страха, и окружавший (как ей казалось) их обоих ореол ослепительно белого света немного померк в ее глазах. Внезапно ощутив ягодицами несомненное свидетельство его мужского возбуждения, Кэтрин испугалась еще больше. Она замерла на грани между страстью и паническим ужасом, а перед мысленным взором подобно взмаху кроваво-красного полотнища промелькнуло страшное воспоминание. Но Бэрк осыпал ее губы быстрыми, по-кошачьи вкрадчивыми поцелуями, своими ловкими пальцами он легонько пощипывал ее сосок, как искусный музыкант, перебирающий струны любимой лютни, а другой рукой медленно очерчивал круги у нее на животе, оставляя ощущение расходящегося по всему телу тепла. Под его умелым натиском страх постепенно рассеялся, уступив место одному лишь чистому, ничем не омраченному желанию. Кэтрин задрожала всем телом, из ее груди вырвался чувственный стон. Захватив губами ее верхнюю губу, он провел языком по нежной, чувствительной плоти, оказавшейся в плену. Она опять застонала, дрожа от наслаждения, а тем временем его язык, проникая все дальше, начал неторопливо исследовать потайные глубины ее рта. Опьяненная страстью, Кэтрин перестала дышать. Если он сейчас же не прекратит, ее ноги просто подломятся. Когда ей показалось, что она больше не выдержит ни секунды, Бэрк отпустил ее и вновь повернул лицом к себе.

– Дай мне посмотреть на тебя, – его голос прозвучал непривычно отрывисто и хрипло.

Кэтрин не сразу поняла, чего он хочет, но почти тотчас же горячая волна краски залила ей лицо и шею. Тем не менее она, не колеблясь, начала расстегивать платье. Пальцы у нее тряслись, но она не стала даже спрашивать себя, заметил он или нет. Обнажив руки, девушка стащила платье с бедер, и оно соскользнуло на пол у ее ног. В голове смутно промелькнул вопрос: правильно ли она все делает? Может, проститутки как-то иначе раздеваются на глазах у клиентов? Ей казалось, что выбранный ею путь – самый простой, впрочем, ей уже было не до подобных соображений. Она наклонилась, чтобы снять чулки, потом распустила шнуровку нижней юбки и грациозно переступила через ворох шелка, присоединившийся к платью на полу.

Оставшись в одном белье, Кэтрин старательно вытянула руки по швам. Щеки горели от стыда, ей неудержимо хотелось прикрыть наготу. Протекла мучительно долгая пауза, а у нее все не хватало духу поднять глаза и посмотреть ему в лицо. Может быть, теперь он придет ей на помощь? Она бросила на него быстрый взгляд исподлобья и, увидев обжигающий синий лед в его глазах, поняла, что помощи ждать бесполезно. Бэрк пожирал ее взглядом, но его поза свидетельствовала о том, что он отнюдь не намерен торопить события. Наконец, так и не сумев унять дрожи в пальцах, девушка потянула за ленточки, вплетенные в тонкую ткань сорочки, и обреченным движением высвободила плечи. Последние покровы упали на пол, и Кэтрин осталась совершенно обнаженной.

Бэрк как будто оцепенел, завороженный ее волшебной красотой. Отблески огня из камина играли на ее коже, отбрасывая причудливые тени и окутывая мягкие очертания тела бледным янтарным сиянием. Ее прелестные груди напоминали спелые плоды, его ладони все еще хранили ощущение их упругой тяжести. Ему были видны проступающие под кожей хрупкие ребра. Кожа на бедрах казалась молочно-белой и нежной, как щечка младенца, очень скоро ему предстояло узнать, такова ли она на самом деле. Девушка была так прекрасна, что больно было смотреть, но он не мог отвести восхищенных глаз, запоминая каждый изгиб, пока наконец его взгляд не остановился на золотистом треугольнике волос у нее между ног.

Кэтрин поежилась, несмотря на согревающий тело жар камина. Неподвижность Бэрка заставила ее похолодеть. Собрав воедино последние остатки гордости, она вскинула подбородок и тихо спросила:

– Значит ли это, что вы меня не хотите, майор Бэрк?

Только теперь Бэрк очнулся и пришел в себя, Одним махом преодолев разделявшее их расстояние, он пылко обнял ее, и его пальцы вплелись ей в волосы.

– Думаешь, я не хочу, Кэт? Ты и вправду так думаешь? – прошептал он и, не дожидаясь ответа, впился ей в губы грубым и страстным поцелуем, от которого у Кэтрин сладко закружилась голова, хотя ей стало немного больно.

Она прижалась к нему так тесно, что уже не могла с точностью определить, где кончается его тело и начинается ее собственное. Его руки двинулись вниз у нее по спине, вдоль позвоночника, разминая ей лопатки и немыслимо бесстыдным движением ощупывая ягодицы. Он притянул к себе ее бедра, дав ей ощутить древний и вечный, нарастающий и пульсирующий ритм любовного танца, и вдруг оттолкнул ее. От неожиданности у нее открылся рот, но оказалось, что ему просто мешает одежда. Бэрк торопливо расстегнул пуговицы рубашки и панталон, нетерпеливо сбросил сапоги и вскоре остался обнаженным. Зов нацеленной на нее, твердой, как утес, мужской плоти показался ей властным и неумолимым.

Он был так хорош, что Кэтрин не испугалась. Их глаза встретились, и она поняла, что ей больше незачем притворяться. Все происходящее было для нее чудом, и предвкушение чуда, как в волшебном зеркале, отразилось у нее на лице.

На миг ее выражение сбило его с толку, но, целиком захваченный собственными, обостренными до предела чувствами, Бэрк решил не ломать голову над новой загадкой. Одной рукой он обнял ее за плечи, а другой подхватил под колени и поднял, наслаждаясь полновесным ощущением ее тела.

– О, Боже, Кэт, ты только посмотри на себя!

Она обвила руками его шею и поцеловала его. Их губы слились, глаза Бэрка были накрепко закрыты, но ему все же удалось вслепую найти кровать. Он бережно уложил Кэтрин и сам опустился на постель рядом с нею, все еще не в силах оправиться от потрясения. Дрожащими руками он накрыл ее груди.

– О, Боже, Кэт! О всемилостивый Боже!

– Ты не мог бы перестать молиться? – совершенно серьезно спросила Кэтрин.

Бэрк заглушил смешок поцелуем.

– Ничего не могу с собой поделать, – ответил он, – твоя красота – настоящее чудо!

И опять ее руки обвились вокруг него, и опять они целовались, а его руки принялись ласкать ее, проникая повсюду. Она замерла и напряглась, ощутив его руку между своими ногами, но лишь на мгновение. Под воздействием его искусных пальцев, проникших в самую заветную глубину ее естества, тело Кэтрин расслабилось и раскрылось ему навстречу. Вскоре она уже начала извиваться, прижимаясь к нему и шепча страстные слова, хотя минуту назад и сама бы не поверила, что способна говорить такое кому бы то ни было. Бэрк с восторгом ощутил ее горячую влагу. В мгновение ока он уже навис над ней, коленом раздвигая ей ноги. Когда он вошел в нее, Кэтрин прошептала его имя, бессильно откинула голову в сторону.

Весь мир куда-то провалился, она ощущала лишь собственное тело и этого мужчину, проникшего глубоко в ее плоть и кровь. Крепко ухватившись обеими руками за его бедра, она провела ладонями вверх по влажной от испарины мускулистой спине. В голове промелькнула малодушная мысль о том, что следовало бы сохранить хоть каплю самообладания, вернуть к жизни рассудок, но было уже поздно, слишком поздно: ее разум мутился и тускнел, владеть собой ей стало не под силу. В глубине души Кэтрин даже порадовалась этому. Она подчинилась высшей мудрости собственного тела и в плавном, постепенно нарастающем ритме ответила на медленные, проникающие все глубже удары Бэрка. Ей всегда казалось, что это проникновение будет болезненным и унизительным, но та часть ее естества, что раньше ничем себя не обнаруживала, отозвалась на него с радостью и наслаждением. Внутри все стало тесным, горячим и скользким, вот-вот должно было случиться нечто такое, чего раньше она и вообразить не могла. Бэрк замедлил темп, потом совсем остановился и замер, наслаждаясь опьяняющим чувством обладания ею. Но Кэтрин не знала, что у любовной игры свои часы, и его неподвижность сбила ее с толку.

– Нет, Бэрк, не надо… – прошептала она, не зная, как это выразить, целуя и еще крепче прижимаясь к нему, чтобы заставить его вновь пуститься вскачь.

Он охотно откликнулся, и вот наконец с пронзительным криком Кэтрин вырвалась на свободу. Оставив землю далеко позади, она летела в прекрасной черной пустоте, освещенной мириадами рассыпающихся фейерверком звезд. Беспомощный стон Бэрка, раздавшийся где-то в глубине этой новой вселенной, заставил ее еще теснее прижаться к нему. Их тела полностью слились в единое целое. Чей это пот, чье гулко бьющееся сердце, чье хриплое, прерывистое дыхание – этого она не знала и не хотела знать. Ослепленная, запыхавшаяся, она в течение бессчетных мгновений легко парила в пустоте, понемногу опускаясь с каждым медленным поворотом, и в конце концов вновь ощутила под собой гостеприимную мягкую землю, сулящую отдохновение и негу.

Кончиками пальцев Кэтрин обвела лицо Бэрка и поцеловала его с благодарностью. Ею владело счастливое умиротворение, мысли почти не двигались. Как чудесно, как все чудесно! Ей говорили, что в первый раз бывает больно, но у нее все вышло иначе: она ощутила лишь глубокое, завораживающее наслаждение. Она переменила положение – осторожно, чтобы не вытеснить его из себя. Даже сейчас ей хотелось ощущать Бэрка. Он улыбнулся ей, сам не подозревая, что в его взгляде отразилось то же безмолвное восхищение чудом, которое он читал в ее глазах.

– Кэтрин Леннокс, – произнес он с благоговением. – Кэт Леннокс. Прекрасная Кэтти Леннокс. Вы меня сразили, мисс Леннокс. Вы поработили меня.

Кэтрин вспыхнула, чувствуя, что глупеет от радости.

– Отлично, я всегда хотела иметь раба, – прошептала она, проводя губами по его ресницам.

– Твоя воля для меня закон, прекрасная Кэт. Приказывай, я все исполню.

И опять она покраснела, на сей раз от шальной и дерзкой мысли, промелькнувшей у нее в голове. Бэрк не сводил с нее глаз. Догадавшись, о чем она думает, он разразился счастливым хохотом и тотчас же застонал в один голос с Кэтрин, чувствуя, что выскальзывает из нее. Тут уж они оба рассмеялись, как дети, лежа на одной подушке и глядя друг другу в глаза.

– Ты на кого больше похожа, на отца или на мать? – тихонько спросил Бэрк, просунув руку ей под спину.

– На о…

Она чуть было не сказала «на отца», но вовремя спохватилась.

– Моя матушка говорит, что вроде бы я похожа на своего отца, да только я его никогда не видела.

– Ах да, я забыл. Нелегкая доля тебе досталась, Кэтти Леннокс.

Она пожала плечами в ответ, и он порывисто поцеловал ближайшее к нему голое плечико.

– Стало быть, твоя матушка еще жива?

– Да. Она живет в Эдинбурге.

– Да-да, ты говорила. Как ее здоровье? Как она поживает?

– Я посылаю ей деньги от случая к случаю, – солгала Кэтрин. – А вот со здоровьем у нее неважно.

– Очень жаль. Она тяжело больна?

– Ну, не то, чтобы… Она умом тронулась. Ничего не соображает, никого не узнает. Я думаю, она таким образом спасается от жизни.

Кэтрин умолкла, вспоминая, какой была ее мать, когда они виделись в последний раз. Лишившись мужа, Роза Макгрегор утратила последнюю связь с реальным миром. Она не могла с ним примириться и поэтому заселила свой собственный вымышленный мир дорогими ей людьми, которых когда-то любила и потеряла. Перед отъездом, мучаясь угрызениями совести оттого, что оставляет ее одну, Кэтрин оправдывала себя тем, что мать, целиком погруженная в свои фантазии, даже не заметит ее отсутствия.

Бэрк внимательно взглянул на ее убитое горем лицо.

– Иногда, Кэт, ты выглядишь так, будто у тебя сердце разрывается.

Кэтрин опять пожала плечами в попытке стряхнуть внезапно охватившую ее грусть. В ее голосе, когда она заговорила, послышался глубоко спрятанный гнев.

– Может, вам и невдомек, но сейчас далеко не самое подходящее время, а Шотландия – не самое лучшее место для больных и старых, майор.

«Вот так уже лучше», – подумал Бэрк. Ему легче было иметь с нею дело, когда она сердилась, а не надрывала ему сердце своей печалью.

– Ну, а вы, – вдруг заговорила она сама, – как ваша семья переживает это смутное время восстаний и военных действий? Ведь ваш дом так близко от границы! Никто из ваших близких не погиб от меча диких горцев?

Он усмехнулся и отрицательно покачал головой.

– Они скверно вооружены, да и солдаты из них никудышные. Удары их мечей никогда не достигают цели.

Кэтрин иронически скривила губы, давая понять, что не клюнет на эту удочку.

– К тому же я единственный сын в семье, – добавил Бэрк.

– А сестры у вас есть?

– У меня есть сестра. – Бэрк невольно улыбнулся, и голос у него потеплел. – Ее зовут Диана, ей шестнадцать. Когда-нибудь она станет очень красивой. Кроме того, у меня есть сводная сестра, – продолжал он уже более прозаическим тоном, – дочь женщины, на которой мой отец женился после смерти моей матери. Ее зовут Оливия. Она очень красива уже сейчас.

Глаза Кэтрин задумчиво прищурились.

– А она замужем, эта сводная сестра? – спросила она как бы между прочим.

– Нет, хотя соискателей сколько душе угодно. Мне почему-то кажется, что она ждет меня.

– Что-то вы уж больно много о себе возомнили! – презрительно фыркнула Кэтрин, рассердившись неизвестно почему.

– Ты так думаешь? А может, у меня есть на то причины.

– Это почему же?

– Сама подумай, Кэт: не далее, как час назад ты утверждала, что я тебе отвратителен. А сейчас ты лежишь в моей постели, томишься, изнемогаешь; ждешь не дождешься, чтобы мы начали все сначала.

– Самодовольная скотина!

Кэтрин приподнялась на локте и взмахнула рукой, словно собираясь закатить ему оплеуху, но Бэрк поймал ее запястье и вновь прижал ее к подушке, смеясь и заглушая ее протесты поцелуем. Она затихла, и его руки опять пустились в неспешное и задумчивое путешествие по ее телу.

– А знаешь, с первого дня нашего знакомства я все хотел узнать, вправду ли твоя кожа такая мягкая, как кажется?

– И что же вы решили? – спросила Кэтрин, сделав вид, что ответ ее не волнует.

– Н-н-ну… я решил, что на вкус она еще лучше, чем на ощупь.

Ее глаза закрылись, когда его губы стали прокладывать теплую и влажную дорожку по ее плечу, защекотали подмышку, а потом двинулись к шее. Он звонко чмокнул ее, и она, взвизгнув, оттолкнула его.

Бэрк радостно рассмеялся.

– Я хочу целовать тебя всю, Кэт, – проговорил он низким и страстным шепотом.

По спине у нее побежали мурашки. А Бэрк все продолжал рассказывать, что он хотел бы с нею сделать, пока у Кэтрин все не поплыло перед глазами. Она села в постели и зажала ему рот рукой.

– Боюсь, что на голодный желудок вам не осилить подобных подвигов, надо сначала подкрепиться как следует. Разве вы не проголодались, майор Бэрк? Я – так просто умираю с голоду!

С этими словами она выпрыгнула из постели, обернувшись простыней, чтобы прикрыть наготу, и принялась подбирать с полу свою разбросанную одежду.

Бэрк недовольно заворчал:

– С голоду? Как ты можешь думать о еде в такую минуту?

Он откинулся на подушки, подложил руки под голову, чтобы удобнее было наблюдать за нею, и позабыл обо всем, целиком отдавшись наслаждению.

Повернувшись к нему спиной, Кэтрин внезапно заметила его жадный взгляд в зеркале, висевшем на стене прямо перед нею.

– Ужин в семь, майор, – твердо напомнила она, даже не подозревая, какой соблазнительный вид сзади открывается его восторженному взгляду. – Вам не кажется, что пора бы уже встать?

– Ах, мисс Леннокс, надо ли об этом напоминать! Можете считать, что я уже встал. Стою, как по команде, с тех самых пор, как впервые вас увидел, – лукаво усмехнулся он.

Кэтрин так и не придумала достойного ответа. Наклонившись, она с преувеличенной тщательностью стала надевать чулки.

– А знаешь, мне нравится смотреть, как ты одеваешься. Хотя… когда ты раздеваешься, мне это нравится еще больше, – деловито продолжал Бэрк, упиваясь ее замешательством. – И то и другое ты делаешь с большим изяществом.

– Мне бы хотелось поскорее увидеть вас одетым, сэр, – буркнула она в ответ, выпрямляясь и расправляя смявшиеся складки на платье.

Всунув руки в рукава, Кэтрин натянула платье на голову. Бэрк выбрал именно этот момент, чтобы соскочить с постели с воинственным воплем и обхватить ее сзади за талию. Запутавшись в платье, со все еще поднятыми над головой руками, она взвизгнула от неожиданности и до сады, безуспешно пытаясь освободиться от пут и от рук Бэрка, вдруг оказавшихся повсюду одновременно.

– Прекрати! – запротестовала Кэтрин, когда он начал ее щекотать.

Она брыкалась вслепую, не попадая в цель, стараясь вырваться из его цепких объятий, одновременно мучительных и сладких. Раздался треск отрывающихся пуговиц, платье вновь взметнулось в воздухе и упало на пол. Бэрк начал целовать ее, так крепко прижимая к себе, что ей пришлось прекратить сопротивление.

– О, Господи, Кэт, я снова хочу тебя. Ну, пожалуйста, – принялся он уговаривать охрипшим от волнения голосом, не отрываясь от ее губ, – позволь мне.

Он заставил ее попятиться к кровати и толкнул на простыни. Кэтрин покачнулась и поняла, что не сможет устоять на ногах. Желание вспыхнуло в ней с новой силой. Она схватила его за плечи, увлекая за собой вниз и яростно шепча:

– Да! Да, Бэрк, да, да, да!

Обжигающая волна желания поглотила ее, заставив позабыть о стыде. Бэрк сорвал с нее сорочку и дрожащими от нетерпения руками развел ей ноги в стороны, и, поминая по дороге и Бога и черта, проник в нее одним стремительным движением, одновременно поймав ртом ее сосок. Почти тотчас же Кэтрин вскрикнула, ее бедра неудержимо задрожали, по щекам покатились слезы восторга. А вскоре настал черед Бэрка, и он излил себя в нее вплоть до последней капли, скрипя зубами и стеная, как под пыткой.

Они в изнеможении припали друг к другу, истощенные и потрясенные, даже немного напуганные неистовой силой захватившей их страсти. Бэрк судорожно перевел дух. Проведя пальцем по еще не высохшему следу слезы у нее на щеке, он наклонился и поцеловал ее с бесконечной нежностью.

– Я не сделал тебе больно, Кэт?

Кэтрин покачала головой и отвернулась.

– Ты так прелестна. Не знаю, как мне прожить без тебя, – проговорил он серьезно, словно размышляя вслух, а потом осторожно высвободился из объятий, разрушив очарование, и поднялся. – Но теперь уж я точно проголодался. Хватит валяться голышом, женщина, что у тебя, стыда нет? А ну подымайся живо, и чтоб через минуту была одета! Вставай, я сказал!

Кэтрин села и дрожащими руками натянула сорочку. Ноги не держали ее, казалось, все мускулы превратились в желе. Она попыталась сосредоточиться на словах Бэрка и ни о чем не думать, но ее мысли упорно возвращались к сцене, только разыгравшейся на этой самой кровати, и всякий раз кровь с новой силой приливала к ее щекам. Ей хотелось, чтобы пол разверзся и поглотил ее на месте. Распутная! Бесстыжая! Как она могла вести себя столь разнузданно? Непокорство собственной плоти приводило ее в ужас. В ушах, отдаваясь многократным эхом, звучал ее же собственный голос, беспрестанно повторявший: «Да! Да, Бэрк, да, да, да!» Мысленно она съежилась от невыносимого позора.

«Ну что ж, – оправдывала себя Кэтрин, заставляя подняться на ноги, – я ведь собиралась изображать шлюху, не так ли? Если раньше он сомневался, то уж теперь, Богом клянусь, никаких сомнений у него нет и быть не может! Просто я сыграла роль до конца, чтобы он мне поверил. А по ходу дела узнала кое-что новенькое о себе. Оказывается, я могу играть свою роль так… убедительно. Может быть, стоит подумать об актерской карьере?»

Смутно ощущая, что ее рассуждения отдают лицемерием, и чувствуя себя не в силах мысленно задерживаться на них, она начала отыскивать взглядом свое платье. Выяснилось, что Бэрк второпях отбросил его в угол. Кэтрин уже собралась сама поднять его, но он ее опередил, подобрал платье и подал ей.

– Больше не буду тебя хватать, пока ты одеваешься, честное слово, – проговорил он со смехом, глядя, как она, с опаской косясь на него, натягивает платье через голову. – Погоди, позволь мне помочь.

Кэтрин возилась с застежками.

– Сама справлюсь, – раздраженно ответила она, пытаясь его оттолкнуть.

Бэрк лишь рассмеялся, нимало не смутившись, и принялся застегивать на ней платье.

– Знаешь, тут сверху не хватает пары пуговиц. Тебе следует быть осторожнее в будущем, моя дорогая.

– Ах ты…

Она крепко стиснула зубы, решив, что не позволит себя взбесить. Нет, такого удовольствия она ему не доставит. Когда все оставшиеся в целости пуговицы были уже застегнуты, руки Бэрка задержались у нее на груди, словно не желая ее покидать. Невероятно, но Кэтрин опять почувствовала волнение. Словно обжегшись, она стремительно отступила на шаг. Бэрк бросил на нее удивленный взгляд.

– Мои шпильки, – пробормотала она, отвернувшись и нашаривая шпильки среди скомканных простынь.

Потом она прошла в гардеробную, села перед зеркалом у туалетного столика и принялась яростно расчесывать волосы, почти наслаждаясь бодрящим ощущением боли.

– Что ты творишь, женщина? Побойся Бога! Ты же их с корнем выдернешь! Даже смотреть жутко. Разреши мне…

– Чтоб тебя! – в сердцах заорала Кэтрин, с грохотом швырнув на стол щетку. – Мне двадцать лет! Я вам не указываю, как чистить пистолет или подковывать лошадь, Ваше Высокопревосходительство! Буду вам очень признательна, если и вы прекратите лезть ко мне с советами насчет моего туалета, черт бы его побрал.

Она повернулась лицом к зеркалу, схватила щетку и опять начала выдирать волосы клочьями.

Бэрк так и застыл с открытым ртом. Через несколько секунд он запрокинул голову и разразился радостным хохотом, хлопая себя по бедрам и едва не лопаясь от смеха. Кэтрин искоса следила за ним негодующим взглядом, сворачивая волосы узлом и как попало втыкая в них шпильки. Бэрк тяжело опустился на постель и стал вытирать выступившие на глазах слезы, все еще посмеиваясь. Закончив прическу, она встала и направилась к двери.

– Ну, если вы натешились вдоволь, может быть, хватит корчить из себя обезьяну? Может, все-таки спустимся к ужину?

Бэрк перебросил ногу на ногу и, сцепив руки замком вокруг колена, опустил на них подбородок. Ему вдруг расхотелось куда бы то ни было идти.

– Ах, Кэт, милая Кэт, ты меня просто поражаешь! Женщины всегда представлялись мне существами таинственными и непостижимыми, но ты превзошла всех. Я отказываюсь тебя понимать. Неразрешимая загадка.

– Я чрезвычайно польщена. Теперь мы можем идти?

– «Я чрезвычайно польщена», – повторил он, нахмурясь. – Кто научил тебя так изысканно выражаться? Неужели один из твоих армейских любовников?

Она закусила губу.

– Я же вам рассказала, кто меня воспитывал. И вообще, после того, как… после того, что сегодня было, у вас больше не должно остаться никаких сомнений в том, кто я такая. Разве не так?

Увидев, что он не отвечает, а лишь вглядывается в нее с такой же напряженностью, как и она в него, Кэтрин почувствовала нарастающую панику.

– Я свою часть уговора выполнила, Бэрк! Я доказала, что я не лазутчица.

Бэрк продолжал пристально взирать на нее, не говоря ни слова. Когда ей показалось, что ни секунды этого гнетущего молчания она больше не выдержит, он встал и подошел к ней. В его лице ничего нельзя было прочесть.

– Ах, да, уговор. Да, Кэт, ты выполнила свою часть уговора. А теперь пойдем поужинаем, хорошо?

Кэтрин попятилась. Скверное предчувствие всколыхнулось у нее в животе волной холодной дурноты.

– Погодите, Бэрк. Вы собираетесь… Мы…

Она принялась отчаянно всматриваться в его лицо, но оно оставалось по-прежнему непроницаемым. Пришлось сделать глубокий вдох, чтобы подавить тошноту.

– Мы должны кое-что прояснить. Вы сказали, что отпустите меня, если я… докажу, что я… шлюха. Я сделала все, чего вы требовали. Теперь вы должны меня отпустить. И я хочу… уехать сегодня. Прямо сейчас.

– Кэт, – заговорил он после минутного колебания, – присядь-ка на минутку.

И опять ледяная дрожь ужаса прошла у нее по спине.

– Нет? Почему?

Так как вместо ответа Бэрк лишь вздохнул и провел рукой по волосам со столь не свойственным ему нерешительным видом, ее волнение еще больше усилилось. Наконец, увидев, что он по-прежнему молчит, она задала прямой вопрос, от страха перейдя на шепот:

– Вы не собираетесь меня отпускать, так?

– Выслушай меня, дорогая.

– Ублюдок! – прошипела она. – Ах ты, лживый…

– Замолчи. Я не в настроении выслушивать твои отповеди. Сядь и выслушай меня.

– Да как ты посмел? – В густой синеве ее глаз засверкали серебряные искры. – После того, как я… как ты меня принудил…

– Э, нет, так не пойдет! Никто тебя ни к чему не принуждал.

Бэрк устало прислонился к двери и скрестил руки на груди.

– Боюсь, что ты пребываешь в заблуждении, Кэт, а все потому, что тебе вообще свойственно выдавать желаемое за действительное. Но, если ты будешь честна сама с собой, тебе придется признать, что я не давал обещания тебя отпустить. Несмотря на все твои амурные ухищрения, – добавил он с улыбкой.

– Что? – Она задохнулась от возмущения. – Это ложь! – Тут ее голос перешел в полузадушенный крик. – Ты знаешь, что это не так! Ты говорил…

– Я сказал, что не уверен в правдивости твоих утверждений. Мне казалось, что ты не та, за кого себя выдаешь. Сказал, что мне не хотелось бы вводить в заблуждение военные власти в Ланкастере. Ты сама себя обманула, сделав поспешный вывод, будто я отпущу тебя, как только тебе удастся меня убедить.

– Лжец!

Ее охватило такое бешенство, что она едва могла говорить.

Бэрк покачал головой, чувствуя, что сам с трудом владеет собой.

– Даже если бы я тебя отпустил, что бы ты стала делать? Куда бы отправилась?

– Я бы отправилась в Эдинбург! – со злобой ответила она. – Если тебе жалко лошади – пожалуйста, забирай ее себе на здоровье, я пешком пойду! И шмотки свои проклятые забирай, и плащ, и эти дурацкие сапоги…

– Перестань болтать глупости. Ты, похоже, совсем из ума выжила. Неужели ты думаешь, что сможешь пройти сто миль по ноябрьской распутице в срамном наряде и в стоптанных башмаках?

– Да! – страстно воскликнула Кэтрин. – На карачках поползу, лишь бы подальше от тебя!

Глаза Бэрка превратились в голубые льдинки.

– Можно сказать, что ползать на карачках тебе уже не впервой.

Ошеломленная Кэтрин судорожно втянула в себя воздух.

– Иуда! Грязный, лживый, гнусный сукин сын!

– Ты меня утомляешь, – протянул он, поворачиваясь к ней спиной.

– Подлец! Хоть ты и не говорил прямо, что отпустишь меня, ты знал, что я в это верю, и ничего мне не сказал! Злобный, низкий, порочный, бесстыжий выродок! Ты не стоишь того, чтобы…

– Ой, ради всего святого!..

– Англичанин!

В ее устах это было самое грязное ругательство, и она вложила в него всю ненависть, которую питала к нему в эту минуту.

Бэрк долго не сводил с нее глаз. У него вырвался, короткий нетерпеливый вздох.

– Идем, Кэт. Уже поздно.

– Никогда.

Девушка отшатнулась, отступая спиной к ночному-столику возле кровати и, дернув на себя ящик, схватила спрятанный им туда накануне тяжелый пистолет прежде, чем он успел сообразить, что она затевает. Одним молниеносным движением она нацелила пистолет ему в живот.

Бэрк замер. Если бы любая другая женщина стала угрожать ему пистолетом, он бы посмеялся и отобрал у нее оружие. Но по глазам Кэт было ясно видно, что она готова на убийство, а рука, маленькая женская ручка, сжимавшая пистолет, не дрожала.

– Кэт, – сказал он тихо, – не будь дурой.

– Я уже была дурой, – ответила Кэтрин таким же тихим и ровным голосом, – но больше это не повторится. А теперь медленно пройдите в гардеробную, майор Бэрк.

Она кивком указала ему на комнатушку, находившуюся справа от нее, при этом ни на секунду не упуская из виду цели.

Он сделал еще одну попытку.

– Если ты сбежишь, тебя поймают и тогда уж точно повесят. Неужели ты этого не понимаешь? Ты ведешь себя неразумно и таким образом сама подписываешь себе приговор, любовь моя. Позволь мне отвезти тебя в Ланкастер, и я скажу начальнику гарнизона, что ты – Вавилонская блудница собственной персоной. И тогда тебя отпустят.

Губы Кэтрин сложились в недобрую улыбку.

– А вы и впрямь меня за дуру держите, не правда ли, майор? Но я не собираюсь с вами спорить. Ступайте в ту комнату, или я вас пристрелю!

Бэрк ей поверил. Тщательно обойдя ее кругом, он попятился к гардеробной. Кэтрин следовала за ним на почтительном расстоянии. Когда он остановился на пороге, собираясь еще что-то сказать, она покачала головой и пистолетом дала ему знак войти внутрь.

Ключ был вставлен с внутренней стороны. Бэрк остановился, упираясь спиной в спинку стула. Дальше отступать было некуда. Между ним и дверью оставалось пространство всего в три фута. Кэтрин прикрыла дверь почти полностью и осторожно потянулась левой рукой, чтобы достать ключ, не переставая в то же время целиться в него правой. Но в то самое мгновение, как она вытащила ключ, Бэрк внезапным толчком захлопнул дверь, прищемив ей запястье правой руки, и пистолет выстрелил. Из-за двери раздался болезненный стон, распахнув ее настежь, она увидела, как он валится прямо на зеркало, а по лбу у него струйкой стекает кровь.

Кэтрин закричала от ужаса.

Казалось, не прошло и секунды, как горничная, та самая, что утром приносила им завтрак, вбежала в комнату.

– О, мэм, что случилось? Я слышала…

Ее голос осекся: она заметила Бэрка и дымящийся пистолет в руке Кэтрин. Глаза служанки округлились от ужаса, из широко раскрытого рта, как будто сами собой стали вылетать частые, короткие, пронзительные вопли. Кэтрин в панике уронила пистолет и, проскользнув мимо непрерывно орущей горничной, выбежала в коридор. Мужчина в халате попался ей навстречу и проводил ее изумленным взглядом. Со свистом рассекая воздух, она одним духом слетела вниз по ступенькам и замерла как вкопанная, увидев, что все постояльцы гостиницы глазеют на нее с раскрытыми ртами. Некоторые начали подниматься из-за стола, чтобы подойти к ней.

– Несчастный случай! Мой муж… Он чистил пистолет… Тут доктор есть? Помогите, он истекает кровью!

– Я доктор, – провозгласил почтенного вида пожилой господин с несколько сутулой осанкой. – Какая комната?

Он отодвинул свой стул и промокнул губы салфеткой.

– Второй этаж, по… последняя комната справа!

Бросив взгляд наверх, Кэтрин увидала на верхней ступеньке горничную Труди. Захваченная жестоким приступом икоты, служанка не в силах была говорить и лишь безмолвно тыкала в нее пальцем.

– Я поеду… за бинтами! – торопливо вскричала Кэтрин. – Возьму лошадь!

С этими словами она выскочила за дверь и опрометью бросилась за угол, на конюшенный двор.

Кобылу она нашла легко, а через минуту отыскала и уздечку.

– Эй, в чем дело? – спросил грубоватый верзила конюх, доедавший свой ужин при свете лампы в кладовой, где хранилась упряжь.

– Несчастный случай! Мой муж ранен, мне надо съездить за доктором. Погодите, это моя лошадь!

Кэтрин заступила дорогу конюху, когда он попытался ее остановить. На седло времени не оставалось. Она вывела лошадь во двор и вскочила ей прямо на спину.

– Задержите эту женщину! Остановите ее! – раздался визгливый крик.

Какой-то мужчина выбежал из-за угла и встал, закрывая выезд со двора. Кэтрин яростно всадила пятки в бока кобыле, и та рванулась вперед. Мужчина испуганно отскочил в сторону, лошадь и наездница стремительно промчались мимо. Кованые копыта высекали искры из мощенной булыжником дороги. Они галопом миновали фасад гостиницы, и Кэтрин краем глаза успела заметить кучку людей, столпившихся в дверях и провожавших ее глазами. Она еще ниже склонилась над шеей лошади и торопливым шепотом принялась уговаривать ее прибавить шагу. Очень скоро крики у нее за спиной утихли. Кэтрин во весь опор неслась в обратном направлении по той же дороге, по которой совсем недавно ехала сюда вместе с Бэрком.

Дождь прекратился, ночной воздух был влажен и прохладен. Клочковатые облака заслоняли луну; пришлось замедлить бег, иначе кобыла в темноте могла в любой момент угодить в канаву. Проехав рысью минут десять, Кэтрин добралась до развилки, которую запомнила еще позавчера. Налево шла дорога на Кезвик, так сказал ей Бэрк. Она остановилась в нерешительности. Инстинкт подсказывал, что надо ехать направо, на северо-восток, к дому. Но разум говорил, что именно этого враги от нее и ждут. Именно там ее в первую очередь и будут искать. Лучше покамест свернуть на северо-запад, обогнуть залив Солуэй-Ферт, а может быть, и пересечь его на лодке, если таковая найдется, и лишь после этого поворачивать на восток, к Эдинбургу.

С тяжким вздохом она повернула кобылу налево.

Дело пошло быстрее, когда луна вырвалась из туманной пелены облаков, но вскоре ее вновь затянуло тучами, и Кэтрин пришлось опять перейти на рысь. Единственными ее спутниками в эту нескончаемую ночь были хищные совы да их незадачливые жертвы. На рассвете она отвела кобылу в небольшой лесок, чтобы дать ей отдохнуть. Только там, прислонившись к дереву и съежившись от пробирающей до костей утренней сырости, положив голову на подобранные к груди колени, она наконец вернулась мыслью к тому, о чем не позволяла себе думать все это время. Дрожа от потрясения, девушка вновь и вновь переживала в уме ужасную сцену. Ее одолели рыдания, слезы безудержно катились по щекам. Ей пришло в голову, что лучше уж было не убегать, пусть бы ее поймали и повесили. Конечно, она не хотела спускать курок, у нее такого и в мыслях не было, да она бы и не смогла, даже если бы захотела, но положения дел это не меняло. Страшная правда заключалась в том, что она убила Джеймса Бэрка.