10

Пронизывающий ветер обдувал раскисшую от дождя землю, над головой проплывали темно-серые, словно пушечные стволы, тучи. Они ползли па запад, как будто стремясь поскорее закрыть все еще пробивающийся на горизонте водянистый свет. Поросшие мхами и лишайниками валуны походили на спящее стадо коров. Вздувшийся ручей залил свои крутые берега, в воздухе остро чувствовался запах влажной земли. День клонялся к вечеру.

Внезапно ветер налетел шквалом, заставив Кэтрин поежиться и тесно прижаться к лошади. Кэтрин с силой стиснула зубы, чтобы они не стучали. Она тупо смотрела прямо перед собой, не замечая ничего вокруг и думая лишь о том, что надо двигаться вперед. Сырость пробирала ее до самых костей, волосы растрепались и стояли над головой подобно нимбу. Время от времени с ее посиневших губ срывался стон, но ледяной ветер тотчас же уносил его прочь. Ее лихорадило от голода, усталость давила на плечи, словно мешок камней, в теле не осталось ни единой косточки, которая не кричала бы от боли при каждом шаге измученной кобылы.

Она почти достигла Кезвика, по ее расчетам, до него оставалось не больше часа пути, но, как ни странно, чем дальше, тем больше ее охватывало ощущение бесцельности происходящего. Оно усиливалось с каждой милей. Ей вдруг стало безразлично, что ждет ее в конце пути. Кэтрин безвольно и вяло спрашивала себя, к чему вся эта суета и спешка, неужели это так важно, поймают ее или нет? Содрогнувшись, она попыталась изгнать из головы тягостную мысль, но безуспешно. Внутренний голос продолжал настойчиво и неумолимо твердить, что в Эдинбурге ее, в сущности, никто не ждет. Так зачем же она так упорно стремится туда попасть? Что она там забыла? Дом, который никогда не считала своим? Сумасшедшую мать, которая ее не узнает? Ведь именно тоскливое, беспросветное одиночество не в последнюю очередь толкнуло ее на эту авантюру, возобладав надо всеми остальными соображениями. Вслед за тем пришла новая мысль, нелепая и безосновательная, но поразившая ее в самое сердце: она подумала, что смерть идет за нею по пятам, забирая по дороге всех, с кем ей когда-либо приходилось соприкасаться: сначала семью и близких, а теперь вот единственного человека, который…

На этом ее размышления оборвались. Разум отказывался следовать по пути, ничего не сулившему, кроме боли. Выплакав два дня назад все свои слезы в приступе безутешного горя и угрызений совести, она заставила себя оцепенеть, не ощущать ничего, кроме тяжкой поступи лошади, леденящего душу холода и сырости, неумолимого голода и невероятной усталости. Нельзя было позволить себе даже думать о том, что она натворила в Гельвеллине, иначе можно просто сойти с ума. И уж тогда-то ее точно поймают. Избежать плена – вот единственная цель, которая у нее еще осталась. Вот, что придает ее существованию хоть какой-то смысл.

Незнакомое цветовое пятно, мелькнувшее где-то справа, на самой границе обзора, внезапно привлекло ее утомленное внимание. Она выпрямилась, прищуриваясь, и с трудом разглядела вдали, за чахлыми деревьями рощицы, что-то похожее на полуразвалившийся дом, возможно, заброшенный коттедж. Сквозь голые ветки виднелся угол соломенной крыши, а опустив глаза, Кэтрин заметила ответвлявшуюся от дороги тропинку, едва различимую в заглушавшей ее сорной траве. Она вскарабкалась на лошадь и направила ее на эту тропинку. Будь что будет. Опасливо пробираясь через рощу, прислушиваясь на ходу к каждому шороху, девушка выехала на опушку и, оказавшись в двадцати футах от коттеджа, остановилась. Кругом стояла тишина, нарушаемая лишь вздохами ветра в оставленном позади лесу. Внимательно осмотрев убогое строение, она отметила, что единственное окно закрыто ставнем, а полуотворенная дверь висит на одной петле. Только потом ей бросилась в глаза поднимавшаяся из полуобвалившейся каменной трубы тоненькая струйка дыма. И опять безнадежность сомкнулась над нею подобно могильному савану. Дом был обитаем, а это означало, что ей нельзя в нем показаться.

Слезы отчаяния навернулись ей на глаза. Надо повернуть лошадь и возвращаться в холодную, продуваемую всеми ветрами долину. Кэтрин почувствовала, как волна безрассудного гнева закипает у нее в груди. В конце концов, чем она рискует? Два бесконечно долгих и холодных дня она провела на лошади, убегая с постоялого двора в Гельвеллине, и за все это время никого не встретила. Если бы за нею гнались по этой дороге, то уж за два-то дня она наверняка бы заметила хоть какие-нибудь признаки погони. Она была на грани истощения; провести еще одну ночь без крыши над головой, дрожа в промокшем насквозь платье, – нет, это было бы самоубийством. Надо поесть и накормить лошадь. Кэтрин еще раз внимательно осмотрела покосившийся домик, потом обернулась, вглядываясь в только что покинутый лесок. Когда она опять повернулась к убогой лачуге, на пороге, откуда ни возьмись, показалась какая-то фигура.

Ахнув от неожиданности, девушка зажмурилась и опять открыла глаза. Сквозь сгущающийся сумрак едва-едва можно было разобрать, что это женщина, древняя старуха в лохмотьях с клюкой в руке. Она подошла поближе и что-то выкрикнула на незнакомом гортанном наречии, не то вопрос, не то угрозу.

– Угостите куском хлеба, матушка, – со слабой надеждой попросила Кэтрин. – Я два дня не ела.

Старуха подошла еще ближе, заслышав ее слова, и протянула руку почерневшей ладонью кверху. В тусклых и недобрых глазах на миг вспыхнул жадный блеск.

– Боюсь, у меня ничего для вас нет. – Кэтрин покачала головой и со вздохом развела пустыми руками.

Старая карга свирепо оскалилась и угрожающе подняла клюку, указывая на кобылу. Она опять что-то пробормотала хриплым гортанным голосом. Девушка догадалась, что старуха предлагает ей еды в обмен на лошадь. И опять ей пришлось покачать головой.

– Нет, я не могу отдать вам мою лошадь, матушка, но я готова отработать свой хлеб. Может, вам надо дров нарубить для очага или починить одежду…

Ей пришлось умолкнуть, когда старуха разразилась чередой невнятных проклятий. Продолжать разговор не имело смысла. С трудом удержавшись, чтобы не пустить в ход пару крепких словечек из собственного запаса, Кэтрин повернула кобылу кругом. С неожиданным для ее возраста проворством старая ведьма бросилась вперед, высоко занеся клюку над головой. Девушка изо всех сил подстегнула лошадь, но та была слишком измучена и не могла двигаться быстро. Суковатая палка просвистела в воздухе, раздался глухой треск. Удар пришелся Кэтрин по коленной чашечке. Она взвыла от ярости и боли. Испуганная кобыла шарахнулась в сторону и тряской рысцой затрусила по тропинке прочь от развалюхи, заставив всадницу ухватиться за гриву, чтобы не упасть. Так они проскакали около четверти мили, пока усталость, возобладав над испугом, не вынудила кобылу перейти на шаг и остановиться.

Кэтрин соскользнула на землю и бессильно прислонилась к массивному конскому плечу, зарывшись лицом в жесткую гриву. Рыдания вырвались из ее груди, по щекам ручьями полились слезы. Нет, ей этого не вынести. Она так устала, что готова лишиться чувств, ей дурно от голода, Бэрк убит… Выпрямившись и отступив назад, девушка взглянула на небо. Свинцовое, мертвое, оно не сулило никакой надежды. Вот лечь бы сейчас на землю, раскинуть руки и смотреть, смотреть без конца на тяжкие серые тучи, просто Лежать и смотреть, пока тьма не поглотит ее. Тогда ей ничего другого не останется, как закрыть глаза, ничего не видеть и не слышать, и не важно, что это будет – сон или смерть.

Кэтрин заставила себя встряхнуться. Что за безумие на нее нашло? Нет, не безумие, просто крайнее истощение. Отупевшим взглядом она обвела горизонт к западу от себя. До наступления темноты оставался самое большее еще час. Успеет ли она добраться до Кезвика? Возможно. Но что ей там делать без гроша в кармане, падая с ног от усталости? Чувствуя новое приближение, отчаяния, Кэтрин расправила плечи и усилием воли прогнала мрачные мысли. Надо будет что-нибудь придумать. Просто пока ей ничего не приходило в голову.

Она была отличной наездницей, но никогда раньше ей не приходилось ездить без седла более часа кряду, и теперь все ее мускулы ныли от непрерывной тряски. Сама мысль о том, что придется опять забираться на спину кобыле, показалась ей нестерпимой, и Кэтрин решила немного пройтись пешком.

Взяв под уздцы упирающуюся лошадь, она направилась в молчаливую долину, населенную, казалось, лишь овцами да дикими козами. Мутный закат окрасил небо на горизонте между двумя далекими холмами. По крайней мере здесь можно чувствовать себя в безопасности: кроме нее, вокруг ни души. Кэтрин оглядела далекие равнодушные холмы и, убедившись, что они не сулят ни опасности ни спасения, обернулась, чтобы еще раз проверить, что де лается в сгущающихся сумерках у нее за спиной. На фоне темного неба ее утомленные глаза различили на вершине холма, с которого она сама только что спустилась, черную точку. Девушка стала вглядываться в нее с растущей тревогой. Все увеличиваясь в размерах, точка превратилась в отчетливые очертания лошади и всадника. Будучи не в силах взобраться на кобылу прямо с земли, Кэтрин огляделась кругом в поисках какой-нибудь естественной подставки. В десяти футах от нее на краю дороги лежал большой камень. Она торопливо подвела к нему лошадь, села верхом и, ударив по бокам обеими ногами, послала ее вперед галопом, от которого затряслись все кости.

Проехав около ста шагов, девушка оглянулась назад. Преследователь нагонял ее с пугающей быстротой. В фигуре всадника было что-то знакомое… Сама не замечая, что делает, она остановила кобылу и через плечо всмотрелась в темноту. Вот он – все ближе и ближе. Бездумно, как зачарованная, Кэтрин следила за его приближением, и вдруг, подобно взрыву бомбы, до нее дошло, кто это. Бэрк! Его легкая, непринужденная посадка в седле, его широкие плечи, его голова… Бэрк! Значит, он не умер, она не убила его! Давящая пустота у нее внутри внезапно сменилась переполняющим душу восторженным чувством. Задохнувшись от радостного облегчения, она схватилась обеими руками за голову, словно та готова была улететь с плеч. И тут в мозгу ударил набатный колокол тревоги: ведь ей все еще надо спасаться бегством, ее жизнь в опасности!

Свирепым шлепком она пустила лошадь вскачь. Измученная кобыла неслась из последних сил, но, обернувшись еще раз, Кэтрин поняла, что скачка будет недолгой. Ехать можно было только прямо вперед, по обеим сторонам дороги тянулись земляные валы, и перескочить через них кобыла не смогла бы, а если бы и сумела, на плоской местности жеребец нагнал бы ее за пятьдесят шагов. Кэтрин осмелилась бросить еще один безумный взгляд через плечо. Теперь Бэрк был так близко, что она явственно разглядела его лицо. В его глазах светилось бешенство, зубы были оскалены в зловещей усмешке. Она хлестнула вожжами по спине спотыкающейся кобылы, но без толку. Копыта жеребца уже выбивали дробь прямо у нее над ухом. И вот он уже рядом!

«Нет!» – в полном отчаянии вскричала Кэтрин, когда Бэрк обхватил ее поперек туловища. Так как седла у нее не было, ей пришлось судорожно уцепиться за гриву лошади, но он сжал ее еще крепче и потянул к себе. Она стала неудержимо соскальзывать со спины кобылы. Обе лошади по-прежнему неслись голова к голове по каменистой дорожке. Повернув голову набок, Кэтрин изо всех оставшихся сил вонзила зубы ему в руку выше локтя и была вознаграждена неистовым воплем боли. Его захват немного ослаб, и она почувствовала, что падает. На одно страшное мгновение ей показалось, что вот-вот по ней пройдутся копыта продолжавшей бежать рядом кобылы, но, падая на землю, она успела увидеть, как обе лошади удаляются, не причинив ей вреда, однако тут же получила страшный удар по лбу, стукнувшись об острый камень, и безжизненно растянулась на дороге лицом вниз.

Бэрк на всем скаку повернул жеребца с такой силой, что тот с диким ржанием взметнулся на дыбы прежде, чем пуститься в обратный путь, а его наездник, на ходу соскочив с седла в шести футах от неподвижно распростертой на земле фигуры, бросился к ней, опустился на колени и коснулся огненно-рыжих волос.

– Кэт, – позвал он шепотом, переворачивая ее на спину, – Кэт!

Порез над бровью обильно кровоточил. Бэрк осторожно ощупал тело девушки, проверяя, нет ли переломов. Убедившись, что все кости целы, он устроил ее в полусидячем положении с упором на свое согнутое колено и прижал носовой платок к ее лбу. Она тихонько застонала и попыталась сесть прямее. Его руки обвились вокруг нее, а ее голова упала ему на грудь. Он почувствовал прикосновение девичьих рук, закрыл глаза и вдохнул осенний запах ее волос.

Молниеносным движением, буквально ошеломившим Бэрка, Кэтрин вырвалась из его объятий и откинулась назад. И тут он увидел, как в ее руке блеснул нож. Тот самый нож, что он обычно носил в кармане. Они вскочили на ноги одновременно.

Однажды эта чертова девка уже пыталась его убить; он не сомневался, что и на сей раз она собирается повторить попытку. Клокотавшие в нем в течение двух дней погони ярость, злоба и жажда мести вспыхнули в душе с удвоенной силой, потому что во второй раз ей удалось его одурачить. Теперь она пятилась спиной, подбираясь к его собственному коню и выставив вперед руку так, что острие ножа было направлено ему в горло. Бурный гнев Бэрка превратился в холодную и мрачную решимость. И все же… Господи, до чего она была хороша! Даже сейчас, когда ее волосы стояли копной, лицо было залито кровью, а бирюзовые глаза горели неукротимой ненавистью. «Нет, не выйдет, милая Кэт, – сказал он себе, чувствуя, как его решимость крепнет, – только не в этот раз».

Бэрк сделал шаг по направлению к ней, потом еще и еще один. Она не отступила, но он успел заметить предательскую искорку страха в ее глазах. Его рука стремительно взметнулась в воздухе и обхватила ее запястье словно тисками. Не обращая внимания на ее крик, он заломил ей руку за спину, в то же время крепко прижав ее к себе.

– Брось его, – сказал Бэрк самым будничным тоном. Его губы при этом находились в дюйме от ее губ.

– Поди ты к черту!

Бэрк усмехнулся. С легкостью поймав второе запястье, он и его завел ей за спину. Теперь она оказалась прижатой к нему всем телом и совершенно беспомощной.

– Брось его, – повторил он, задирая выше ее руку, державшую нож.

Голова Кэтрин запрокинулась назад, ее ноздри раздулись, но пальцы по-прежнему мертвой хваткой сжимали нож. Она стискивала зубы, чтобы не закричать. Бэрк вздернул ей руку еще выше, беспощадная улыбка на его лице сменилась озабоченностью.

– Брось нож, черт тебя побери!

Проснувшийся в нем зверь хотел видеть ее сломленной, сдавшейся. Ее глаза закатились, лицо было искажено смертельной мукой, но рука, сжимавшая нож, не разжалась, словно приросла к нему намертво.

– Выпусти его, ради Бога, я же тебе руку сломаю! – невольно вырвалось у него.

Не в силах отвечать, она лишь едва покачала головой. Глядя сверху вниз в это прелестное лицо с побелевшими губами, полное непостижимого для него упорства, Бэрк понял, что проиграл. Испустив сквозь зубы непристойное ругательство, он выпустил ее левое запястье и свободной рукой потянулся за ножом. С превеликим трудом ему удалось один за другим оторвать ее пальцы от рукояти. Нож упал на землю у нее за спиной.

Бэрк прекрасно понимал, что, если сразу выпустить ее руку, это причинит ей еще более сильную боль. Поэтому он стал опускать вывернутое запястье чрезвычайно медленно и постепенно, дюйм за дюймом, следя за тем, как слабая краска приливает к ее побледневшим щекам. Впервые он обратил внимание на темные круги у нее под глазами и понял, как она измучена. Ее плечи безжизненно поникли. Ему больше не хотелось причинять ей боль. Он принялся бережно растирать поврежденную руку Кэтрин, не спуская глаз с ее лица в надежде увидеть… он и сам не знал что. Ее глаза все время были закрыты, угольно-черные ресницы еще больше подчеркивали бледность щек. Когда ее губы задрожали, сердце у него растаяло, и он вдруг бросился целовать ее как безумный. Прежнее чувство вернулось в мгновение ока, Бэрк вспомнил, как сладко было ее обнимать, вспомнил вкус ее губ и языка… Вот она смягчилась, расслабилась в его объятиях, и его сердце наполнилось ликованием. Горя как в лихорадке, он обнял ее еще крепче. Ему страстно хотелось ощутить каждым дюймом своего тела все ее мягкие изгибы, прижать ее к земле, заставить выгнуться себе навстречу, услышать, как она шепчет и повторяет его имя… словом, чтобы все было как раньше. Он нащупал рукой ее грудь и принялся ласкать ее, пока нежная вершина не отвердела под его пальцами. Кэтрин испустила судорожный вздох, и Бэрк поймал его своим ртом. Он сжал ее еще сильнее и углубил поцелуй, пьянея от желания. Ему казалось, что их тела тают, растворяются друг в друге. Чем дальше, тем труднее было удержаться на ногах. С нарастающим волнением он понял, что готов овладеть ею прямо здесь, на обочине дороги, не снимая одежды. Его дрожащие пальцы скользнули за вырез ее платья и легонько коснулись упругой и нежной груди.

Кэтрин оттолкнула его изо всех сил, словно ужаленная гадюкой. Ее глаза, еще секунду назад подернутые дымкой желания, стали метать огненные стрелы.

– Да как ты смеешь? – прошипела она полным ненависти голосом.

Ее грудь бурно вздымалась, по лицу было видно, какая буря страстей раздирает ее изнутри. Жестом величайшего отвращения она отерла рот ладонью, а потом сплюнула на землю.

Бэрк выждал несколько страшных секунд, борясь с захлестнувшим его желанием убить ее на месте. Его кулаки непроизвольно сжимались и разжимались, лишь каким-то нечеловеческим запредельным усилием ему удалось сдержаться и не схватить ее за горло. Когда он наконец заговорил, его голос прозвучал очень тихо, но был полон ненависти не меньше, чем ее собственный.

– Я хочу увидеть, – сказал он совершенно искренне, – как тебя повесят.

На миг, равный доле секунды, ему показалось, что в ее глазах промелькнула обреченность, но она гордо вздернула подбородок, а взгляд, полный отчаяния, если и был, тут же исчез.

– Животное, – бросила она.

Теперь в ее взоре уж точно ничего не было, кроме горечи и злобы.

Бэрк повернулся к ней спиной и направился туда, где его жеребец мирно пощипывал травку. Сердце молотом стучало у него в груди от разочарования и обиды. Он привел назад кобылу и подошел к Кэтрин, чтобы усадить ее на лошадь. Она невольно отступила на шаг, брезгливо скривив губы при одной мысли о его прикосновении. Неистово чертыхаясь, он обхватил ее поперек туловища, как сноп, и грубо взвалил на спину кобылы, потом вскочил на своего жеребца и пустил его быстрой рысью, не оглядываясь назад.

«А не повернуть ли ей в противоположном направлении?» – мелькнула в голове у Кэтрин шальная мысль. Но от нелепой, хотя и соблазнительной мысли, пришлось сразу же отказаться. Вместо этого она распрямила ноющие плечи и пустила кобылу такой же рысцой, сверля глазами спину Бэрка прямо между лопаток. Ах, если бы у нее был пистолет!

* * *

– С чего начнем, с ванны или с ужина, любовь моя? – спросил Бэрк, бросив взгляд на Кэтрин.

Она сидела босая, свернувшись калачиком у только что разведенного огня.

Не дожидаясь ответа, он повернулся к горничной.

– Думаю, начнем с ванны. Побольше горячей воды. Да, и принесите бутылку вина. Ну а потом ужин. Подайте прямо сюда, в комнату.

Горничная поклонилась и вышла, прикрыв за собой дверь.

Кэтрин протянула к огню промерзшие пальцы и попыталась унять дрожь. Короткий, но тряский путь, который им пришлось проделать в сгущающейся темноте, буквально доконал ее. Пока она тащилась по ступеням на второй этаж вполне приличного, хотя и непритязательного трактира, на нее накатила волна дурноты и головокружения. Пришлось ухватиться за перила, чтобы устоять на ногах. Бэрк, уже достигший верхней площадки, сердито поторопил ее, а она опустила голову, чтобы скрыть свое побелевшее, покрывшееся испариной лицо. Рухнуть в обморок прямо у него на глазах – нет, это было бы слишком большим унижением. Но теперь, сидя у огня, она позволила себе оглянуться на него. Он стоял, прислонившись к двери, скрестив руки на груди, и холодно следил за нею сквозь прищуренные веки. Они долго смотрели друг на друга с молчаливой враждебностью. Наконец Бэрк презрительно покачал головой и занялся распаковкой багажа.

Десять минут спустя раздался стук в дверь, и несколько слуг внесли ванну, ведра, от которых поднимался пар, мыло, полотенца, а также бутылку вина и два бокала. Когда они наполнили ванну и ушли, Бэрк сел на край кровати и раскурил трубку.

– Итак? – спросил он с невинным видом, насмешливо поднимая бровь и кивком головы указывая ей на ванну.

Содрогнувшись от возмущения, Кэтрин поняла, что он собирается сидеть и смотреть на ее купание. Краска гнева бросилась ей в лицо, но она проглотила просившийся с языка язвительный ответ. Господи, да что ей за дело в конце концов? Пусть чертов ублюдок думает, что он ее смущает, раз уж ему это доставляет удовольствие. Нет, больше он ее не смутит, она вообще перестала что-либо чувствовать по отношению к нему, кроме отвращения и жгучего желания снова удрать от него при первой же возможности, но на сей раз уже навсегда. На секунду в голову закралась предательская мысль: ведь не далее, как час назад, она позволила себя поцеловать и едва не отдалась ему прямо посреди дороги… Но Кэтрин решительно отмела ее в сторону. Подобным воспоминаниям не было места за стеной ненависти, которую она воздвигла в своей душе, чтобы выдержать предстоящее ей тяжкое испытание.

Она подняла глаза, и опять их взгляды скрестились в молчаливом, но непримиримом поединке. Ах вот оно что? Этот самодовольный ублюдок бросает ей вызов? Думает, у нее духу не хватит его принять? Мысль о том, что он считает ее малодушной, придала ей недостающей смелости.

Кэтрин поднялась на ноги и, не отворачиваясь, с высоко поднятой головой, начала раздеваться. Пальцы у нее дрожат просто от холода, уверяла она себя. Уронив на пол отяжелевшее от сырости платье, она поколебалась всего секунду, а потом решительно стянула с плеч сорочку. Глупые мысли продолжали осаждать ее: наверное, она страшно отощала, одна кожа да кости. Нет, нельзя забивать себе голову подобным вздором! Не все ли ей равно, что он о ней подумает? Выпрямившись и держа руки вдоль тела, даже не пытаясь хоть как-то прикрыться, взглянула на Бэрка самым ясным и безмятежным взором, на какой только была способна. Она убедилась, что он больше не смотрит на нее с презрением. Нет, теперь он вглядывался в нее с таким напряженным вниманием, с такой страстью пожирал глазами ее наготу, что ей все-таки пришлось отвернуться. Казалось, что от ванны ее отделяет многомильный переход. С трудом преодолев это расстояние, Кэтрин подумала: не сесть ли в ванну лицом к нему? Уж тогда бы она точно ему показала, что ей плевать на грязные игры испорченного мальчишки. Но храбрости у нее на это не хватило, и она торопливо погрузилась в горячую воду, повернувшись к нему спиной и испустив громкий вздох облегчения.

Бэрк задумчиво потягивал вино, ни на минуту не спуская глаз с хрупкой белой шейки. Как грациозно плещутся в курящейся паром воде ее тонкие руки! Вскоре ему пришлось отложить трубку. Оставив ее на ночном столике у кровати, он налил вина во второй бокал, пересек комнату и остановился возле ванны, глядя на Кэтрин с наглой ухмылкой. Она невольно прикрыла руками грудь, старательно удерживая взгляд в какой-то неведомой точке на дальней стене. Бэрк насмешливо фыркнул. Его так и подмывало сказать ей, что не стоит себя утруждать: уж не настолько ее груди хороши. Но он не смог произнести вслух столь очевидную неправду.

– На, выпей.

Он протянул ей бокал. После секундного колебания Кэтрин приняла оборонительную позу, подтянув колени к груди, взяла бокал и отпила глоточек, потом другой.

– Спасибо, – сухо поблагодарила она.

Казалось бы, можно было надеяться, что теперь он уйдет, но он не ушел. Вместо этого он опустился на одно колено рядом с нею, небрежно опершись локтем на край ванны, окунул в воду указательный палец и с нарочито праздным видом провел черту по ее голени. Кэтрин затаила дыхание. Его рука лениво скользнула вверх к ее колену и принялась вкрадчиво поглаживать его. Когда его пальцы добрались до внутренней стороны бедра и слегка нажали, вынуждая ее чуть-чуть развести ноги, она ахнула и шлепнула его по руке с такой силой, что небольшая волна мыльной воды выплеснулась за край ванны и залила ему рубашку. Коротко рассмеявшись, Бэрк отпрянул назад. Его глаза засветились нездоровым весельем.

– Откуда у тебя синяк? – спросил он без особого сочувствия, указав на ее колено.

Ее губы сжались.

– Английское гостеприимство.

Он вопросительно выгнул бровь, но, увидев, что она не намерена вдаваться в подробности, решил переменить тему.

– Ну, Кэт, разве тебе не любопытно узнать, почему я не умер?

– Я бы не сказала, что это так уж «любопытно», майор, – огрызнулась она в ответ, поглядывая на него с опаской.

Бэрк снова рассмеялся, весьма довольный собой, и коснулся рукой маленькой красноватой ранки у себя на лбу чуть ниже линии волос.

– Если бы ты целилась лучше, я бы уже отправился к праотцам. Но, к счастью, этого не случилось. Просто по твоей милости я едва не истек кровью, как недорезанный поросенок.

Кэтрин предпочла умолчать о том, что, если бы он не ударил ее дверью по запястью, выстрела бы не было. Нет, так гораздо лучше: пусть думает, что она сама спустила курок. Она хотела, чтобы он так думал.

– Я наделала за свою жизнь немало ошибок, о многом приходится сожалеть, – вызывающе заявила она. – Но больше всего мне жаль, что не хватило времени выучиться стрелять без промаха.

Его глаза помрачнели, улыбка погасла. Одной рукой он взял намыленную губку, а другой крепко обхватил ее затылок и, не обращая внимания на испуганный вздох, начал смывать запекшуюся кровь у нее со лба. Кэтрин поморщилась от боли, и его движения стали немного мягче.

– Порез неглубок, – заметил он безучастно.

Когда ранка была промыта, Бэрк поднялся и швырнул губку в воду.

– Поторопись, пока вода не остыла. Я тоже хочу помыться.

С этими словами он отошел к столу и вновь наполнил свой бокал, а потом растянулся на кровати, открыл книгу и погрузился в чтение.

Убедившись, что он действительно занят чтением, девушка принялась мыть волосы. Она скоро закончила и выпрямилась, ища глазами полотенце. Увы, горничная оставила полотенца в изножии кровати, но Катрин заметила это слишком поздно. Бэрк перевернул страницу. Обреченно вздохнув, она вылезла из ванны и на цыпочках, роняя на ходу капли, направилась к кровати. Когда она подошла ближе, он закрыл книгу и с ухмылкой положил ногу в сапоге прямо на груду полотенец. Его глаза, ничего не упуская, с откровенной наглостью охватили ее всю с головы до ног. Чувствуя, как кровь пульсирует во всем теле болезненными толчками, Кэтрин яростно, но безуспешно потянула на себя верхнее полотенце. Она подняла на него взгляд, полный бешенства. От этого его ухмылка стала еще шире.

– Когда ты голая, я могу смотреть на тебя часами, – любезно пояснил Бэрк.

– Можешь… убираться… ко всем чертям! – прохрипела она, дергая раз, другой, третий, пока трофей наконец не остался у нее в руках.

Завернувшись в полотенце, Кэтрин на негнущихся ногах отошла к камину, ухватилась за каминную полку и слепо уставилась на пламя, чуть не плача от злости. Вслед ей раздался негромкий, прямо-таки сатанинский смешок.

Через несколько минут, когда мучительное сердцебиение немного успокоилось, она подбросила дров в камин и помешала поленья кочергой, стараясь дышать полной грудью. Может, он уже наигрался в свои дурацкие игры, натешился вдоволь и теперь оставит ее в покое? Склонившись над огнем, девушка распушила волосы. Тут у нее за спиной раздался скрип половицы, а через секунду она почувствовала, что он рядом. Кэтрин медленно выпрямилась и посмотрела на него. Опершись одной рукой о каминную полку, Бэрк другой развязывал шейный платок. Все это время он не сводил с нее глаз, словно кот, поджидающий у мышиной норки. Чего ему еще надо? – подумала она устало. Впрочем, гадать пришлось недолго: он начал расстегивать рубашку. Все понятно, теперь он собирается раздеваться у нее на глазах. На миг у нее мелькнула соблазнительная мысль: а что, если попытаться побить его, играя по его собственным правилам? Он на нее смотрел – вот и она на него посмотрит с таким же бесстыдным интересом, пока он раздевается. Может, настанет его черед смущенно отвернуться? Но мысль ушла так же быстро, как и пришла. Когда Бэрк, нимало не смущаясь, взялся за верхнюю пуговицу панталон, Кэтрин торопливо повернулась к нему спиной. Опять раздался легкий смешок. Он подошел ближе и, действуя пальцами, как гребешком, начал расчесывать ее волнистые, все еще влажные волосы. Она замерла, не оборачиваясь, прекрасно сознавая, что любая попытка возмущения или протеста только позабавит его. Ну уж нет, такого удовольствия она ему не доставит. Но вот он отодвинул волосы в сторону и нежно провел губами по ее шее. Его теплое щекочущее дыхание заставило ее затрепетать. Она попыталась отступить в сторону, но Бэрк удержал ее на месте, обняв за талию. Он крепко прижался к ней сзади, и Кэтрин с изумлением и ужасом почувствовала, что он возбужден. Когда он переместил руку ей на грудь, она испустила судорожный вздох и вырвалась. Бэрк сделал шаг к ней и остановился. Они мерили друг друга взглядами на расстоянии трех футов. Оба тяжело дышали. Кэтрин решилась заговорить только когда поняла, что голос ее не выдаст.

– Не смейте ко мне прикасаться, майор Бэрк. Слава Богу, я больше не должна притворяться, что мне это нравится.

Бэрк знал, что она лжет, но все равно оскорбление привело его в ярость.

– Мне бы следовало прислушаться к совету старика Макки, а я вместо этого чуть было не снес бедняге голову, – прорычал он. – Помнишь, что он мне говорил насчет тебя? А я-то, дурак, обозвал его свиньей!

– А он и есть свинья! Такая же грязная, как и ты!

– Но именно так и поступают с публичными девками, Кэт! Уж кому знать, как не тебе!

Они уже перешли на крик.

– Нет, это тебе лучше знать! Никто, кроме публичных девок, не станет иметь с тобой дела!

Нелепо было обижаться на столь безосновательный выпад, но Бэрк почему-то почувствовал себя уязвленным до глубины души и в ярости ударил кулаком по стене, а Кэтрин подскочила от неожиданности. Полотенце, служившее ей единственным одеянием, вот-вот грозило соскользнуть, она в испуге подхватила его и попятилась.

– С чего это ты так раскипятился? – прокричала она. – Если кто и пострадал, то только я! Я была обманута!

– Обманута? Не смеши!

– Да, обманута! Ты бессовестный и лживый трус, мошенник, все, что ты умеешь, это дурить голову женщинам… Использовать их для своих грязных забав!

– Ты меня чуть не убила!

– И поделом!

В дверях послышался робкий стук.

– Войдите! – рявкнул Бэрк.

Кэтрин испуганно ахнула и поспешила подобрать с пола свою мокрую сорочку.

Горничная опасливо всунула голову в дверь, словно ей предстояло войти в клетку с дикими зверями.

– У-ужин, сэр?

– Да! Несите его сюда!

– Да, сэр.

Служанка раскрыла двери настежь и внесла тяжелый, уставленный всякой снедью поднос, подпирая его плечом. От накрытых крышками блюд неслись такие соблазнительные запахи, что у Кэтрин закружилась голова. Она потеряла всякий интерес к спору.

Служанка поставила поднос на постель и сделала реверанс, не спуская настороженного взгляда со странной парочки. На мужчине были одни только панталоны и больше ничего, а на женщине – ну просто ничего, кроме полотенца, свое исподнее она держала в руках.

– Желаете еще воды для ванны? Эта небось уже простыла.

– Обойдемся, – раздраженно пробормотал Бэрк, – можете идти. Хотя нет, постойте! Вот, возьмите это платье, его надо хорошенько вычистить. – Он указал на валявшееся на полу платье Кэтрин. – И сапоги тоже.

Подобрав с полу перепачканное землей платье и промокшие насквозь сапожки, служанка еще раз торопливо присела и пулей вылетела за дверь.

Бэрк бросил взгляд на Кэтрин. Она не сводила глаз с подноса, стоявшего на кровати.

– Можешь меня не ждать, – ядовито прошипел он. – Обожаю холодную ванну перед ужином.

– Сам виноват, – огрызнулась Кэтрин.

Она неуверенно распрямилась, не зная, что предпочесть: мокрое полотенце или мокрую сорочку.

С тяжелым вздохом Бэрк вернулся к столу, где оставил свою дорожную сумку, и, немного порывшись в ней, вытащил чистую шелковую рубашку.

– Надень вот это, – приказал он, протягивая рубашку Кэтрин.

Девушка взяла рубашку и остановилась, ожидая, пока он повернется спиной. Он этого не сделал. И опять гнев, не давая дышать, поднялся у нее в груди подобно воздушному шару.

– Хватит на меня пялиться, черт бы тебя побрал, проклятый сатир!

На щеках у нее выступили багровые пятна, глаза угрожающе сверкнули. Она даже топнула ногой, и это заставило Бэрка рассмеяться.

Он поднял руку усмиряющим жестом:

– Ладно, Кэт, я не буду на тебя глядеть, хотя ты, кажется, сама не понимаешь, что требуешь невозможного. Ну все, все, вот видишь, я отвернулся. Можешь протанцевать джигу в чем мать родила, я не стану смотреть. Можешь мне поверить, я человек слова.

– Ха! Вот уж чего нет, того нет.

И все же она сбросила полотенце и всунула руки в широченные рукава его рубахи, доходившей ей почти до колен. В нее можно было завернуться дважды. Еле ковыляя, Кэтрин доплелась до кровати и забралась под одеяло. Наконец-то можно подтянуть к себе вожделенный поднос! Она с благоговейным трепетом принялась снимать крышки с блюд. С полминуты Бэрк наблюдал за нею через плечо с невольной улыбкой, потом стащил с себя панталоны и вступил в еле теплую ванну. Черт побери, она доводила его до белого каления!

За спиной у него раздавалось легкое позвякивание посуды и столовых приборов, то и дело сопровождаемое тихим довольным урчанием. Что ж, вряд ли ей за то время, что она находилась в бегах, довелось поесть досыта. И все-таки интересно, откуда у нее этот огромный синяк на колене? И еще множество ссадин и царапин поменьше, которые он заметил у нее на теле. А впрочем, что ему за дело до злоключений, выпавших на ее долю за последние два дня? Она ведь дважды пыталась его убить! Такая женщина не заслуживала сочувствия.

Он откинулся назад в ванне и закрыл глаза. Тотчас же перед его мысленным взором возникло видение, настолько ясное и отчетливое, что его можно было принять на явь. Но нет, это было всего лишь воспоминание. Кэт, стоящая перед ним, обнаженная и сгорающая от желания. Это случилось всего сорок восемь часов назад. А потом она в него выстрелила. Однако память все меняет, все кажется не таким, как было на самом деле. На несколько мгновений он позволил себе забыться, наслаждаясь воспоминаниями о том, что произошло между ними в тот долгий дождливый день в гостинице, но вскоре спохватился: возникшие в мозгу образы оказались невыносимо волнующими. Бэрк выпрямился в ванне и принялся яростно плескать и лицо холодной водой. Не следует позволять себе слишком сильно увлекаться мыслями о Кэтти Леннокс, ничего хорошего из этого не выйдет. Он дал себе слово никогда больше к ней не прикасаться, разве что для того, чтобы ее помучить, пока они еще вместе. Хорошо, что пробыть вместе им осталось совсем недолго, Бог даст, дня два-три, не больше.

Бэрк поднялся, вышел из ванны и подошел к постели, чтобы взять полотенце. Девчонка уже заснула, все еще сжимая в руке полупустой бокал с вином. Ну и слава Богу: если бы они заговорили друг с другом, это опять кончилось бы ссорой. Обтираясь полотенцем, он снова стал смотреть на нее. Ни у одной из знакомых ему женщин не было таких волос, он даже не знал, как определить их цвет. «Рыжий», конечно, ближе всего, но это такое обыденное, банальное слово… совершенно не воздающее ей должного. В ее волосах было слишком много золота и еще какого-то непередаваемого «тигриного» оттенка, а иногда они казались темными, как красное дерево. Бэрк так засмотрелся на нее, что даже позабыл о голоде, и очнулся, лишь ощутив зябкий холод.

Он подбросил дров в камин, надел чистую рубашку и сел на постель. Кэтрин даже не пошевелилась. Осторожно, чтобы не разбудить, Бэрк высвободил бокал из ее пальцев. Потом он снял крышку с первого блюда. Пусто. Лишь капля застывающего, как желе, коричневатого соуса. Он снял вторую крышку. Пусто! То же самое с третьим и четвертым блюдом. На пятом, предназначенном для десерта, остался крошечный кусочек яблочной ватрушки. Бэрк покачал головой, не веря собственным глазам. Эта рыжая чертовка, будь она неладна, оставила его без ужина!

 

11

– Кэт, на помощь! Спаси нас, Кэт!

Такой беспомощный ужас звучал в их голосах, что она горько разрыдалась, не в силах прийти им на выручку. Ее руки были крепко связаны за спиной, и человек по имени Томас загонял кол ей в живот. Прикованная к месту, она захлебывалась от слез, но не могла даже кричать. Майкл и Рори умоляли ее спасти их, но она была намертво привязана к земле и лишь мотала головой из стороны в сторону в безнадежном отчаянии. Их крики стали затихать, зато рев у нее в ушах все усиливался, казалось, ее голова сейчас лопнет. Грубые пальцы вцепились ей в плечи подобно когтям зверя. Кошмар закончился так же, как и всегда: лицо Уэллса склонилось над нею, словно воплощение мирового зла, вытеснив все вокруг, его громоподобный голос заклинал ее: «Смотри на меня! Смотри!»

Задыхаясь, Кэтрин села в постели. Ее лицо было залито слезами, тело покрылось испариной, но, взглянув на Бэрка, она увидела, что он еще спит. Значит, на этот раз обошлось без крика. Облегченно переведя дух, она опять опустилась на подушку.

Через несколько минут, по мере того, Как бледнела, уходя из памяти, сцена кошмара, напряжение стало спадать. Кэтрин ощутила, как холодная горечь наполняет ей душу, и приветствовала новое чувство печальной улыбкой. Несколько лет назад, когда кошмар преследовал ее чуть ли не каждую ночь, она старалась вообще не смыкать глаз, но усталость брала свое, и наваждение повторялось с мучительной неизбежностью. Однако с течением времени оно стало приходить все реже и реже; в эту ночь страшный сон привиделся ей впервые за несколько месяцев. Его возвращение Кэтрин встретила с каким-то стоическим невеселым удовлетворением, ибо кошмар воскресил лютую ненависть, которую она столько лет таила в своем сердце, и обострил притупившуюся было жажду мести. Ей со стыдом пришлось признать, что за последнее время она позволила себе размякнуть. Джеймс Бэрк отвлек ее от исполнения высокого долга. Неизвестно, как ему это удалось, с уверенностью можно было сказать только одно: он обладал каким-то низменным, животным магнетизмом, которому она необъяснимым образом поддалась в минуту женской слабости. Но больше этого не повторится.

Она опять села в кровати и спустила ноги на холодный пол. Бэрк спал по-прежнему крепко, тяжело дыша во сне. Небо за окном только-только начало светлеть. Кэтрин встала. Поврежденное колено отказывалось сгибаться, правое плечо, которое Бэрк едва не вывернул, пытаясь отнять у нее нож, сильно ныло. Каждый мускул взывал о милосердии, умоляя ее лечь обратно в постель и уснуть, но неприятные ощущения лишь укрепили ее решимость.

На цыпочках пробравшись к столу, где Бэрк оставил сумки с поклажей, она принялась осторожно рыться в одной из них. Что ей надеть? Вчера вечером горничная забрала ее льняное платье и сапожки. Наконец ее пальцы нащупали что-то мягкое и бархатистое. Ее зеленое платье! А вот и башмаки. Кэтрин обрадовалась и в то же время ощутила досаду: раз он захватил ее вещи, значит, был уверен, что найдет ее. Ну ладно, угрюмо сказала она себе, на этот раз у него ничего не выйдет.

Потом девушка пробралась к стулу, на котором висел оставленный им камзол, и сунула руку во внутренний карман. Уж теперь-то она не сбежит с пустыми руками, как в прошлый раз! Без малейших угрызений она вытащила из туго набитого кошелька две золотые монеты, после чего вернула кошелек на место. Не украсть ли и нож? Нет, пожалуй, не стоит.

Собрав все в кучу, Кэтрин беззвучно выскользнула из комнаты, прямо в холодном коридоре сняла с себя белую рубашку Бэрка, а вместо нее натянула платье и башмаки. Ни белья, ни чулок. Пробравшись по коридору к лестнице, она остановилась и прислушалась. Все было тихо. Подобрав юбки одной рукой, она спустилась вниз, стараясь производить как можно меньше шума, и пробежала через пустующий в этот предрассветный час пивной зал к входной двери. Дверь была заперта, но засов легко скользнул в пазу, и через несколько секунд девушка оказалась во дворе, вдыхая полной грудью холодный утренний воздух. Прижимаясь ближе к стене трактира и низко пригибаясь, чтобы не быть замеченной из окон первого этажа, она прокралась на задний двор, торопливо огляделась по сторонам (на более тщательный осмотр времени не было) и бросилась к дверям конюшни. Ей удалось бесшумно проскользнуть сквозь тяжелые двери сарая. Прислонившись к ним изнутри и задержав дыхание, Кэтрин опять напряженно прислушалась. Тишина. Слава Богу! Ее сердце как будто забилось вновь после долгого перерыва.

Так, теперь надо найти жеребца Бэрка. На этот раз она намеревалась оставить ему усталую кобылу. В конце концов, рассудила Кэтрин, если ее поймают, то повесят за конокрадство с таким же успехом, как и за участие в заговоре.

Она быстро прошла вдоль короткого ряда стойл, вглядываясь в полутьму в поисках серого жеребца. Вот он – последний в ряду. Конь встряхнул головой, словно приветствуя ее.

– Привет, красавчик, – прошептала она, протянув руку, чтобы его погладить.

– Как это мило с твоей стороны, Кэт.

Кэтрин прижала руку ко рту, чтобы заглушить крик, рвущийся из самой глубины, и бессильно прислонилась спиной к перегородке позади себя. Бэрк, прятавшийся позади жеребца, поднялся на ноги и навис над нею подобно хищной черной птице. Он стремительно обогнул стойло и подошел к ней. От него исходила такая явная угроза, что девушка невольно вскинула вверх обе руки: на мгновение ее охватил безумный животный страх. Бэрк остановился в двух шагах от нее. Поняв наконец, что он не собирается ее бить, она медленно, с опаской, опустила руки. Лицо майора невозможно было разглядеть в темноте, но его гнев был явственно ощутим. Усилием воли она взяла себя в руки.

– Я не могла уснуть… Решила прогуляться и…

– Прекрати.

В его голосе звучал металл. Кэтрин дерзко вскинула голову.

– Мне плевать, что ты думаешь!

– Правда? А вот посмотрим, как ты запоешь, когда я днем буду привязывать тебя к лошади, а ночью – к кровати!

Вся кровь отхлынула от ее лица. Она открыла было рот, но не смогла вымолвить ни слова; ужас парализовал ее, в голове было пусто. Он крепко взял ее за руку и провел по проходу к дверям, поддерживая и не давая упасть. Во дворе яркий утренний свет ударил ей в глаза, и она пришла в себя.

– Постойте!

Кэтрин попыталась высвободиться из его цепких пальцев. Бэрк не отпустил ее, но остановился и повернулся к ней лицом. Кроме них, на испещренном следами копыт конюшенном дворе никого не было.

– Постойте, – повторила она, стараясь выиграть время. – Вы… Вам вовсе не надо меня привязывать, майор. Я больше не буду убегать, обещаю.

– Ах ты обещаешь. – Его улыбка была полна презрения. – Твои обещания ничего не стоят.

– Пожалуйста! – взмолилась она. – Бэрк, ради Бога, не надо меня привязывать!

– Почему? – отрывисто бросил он, не сводя с нее глаз.

– Потому что… я этого не вынесу!

Кэтрин опустила глаза и отвернулась, уже сожалея, что призналась ему в своей слабости. Можно было не сомневаться, что он использует это против нее.

– Послушайте, Бэрк, – продолжала она, стараясь казаться спокойной, – если вы меня привяжете, мы не сможем двигаться быстро. Вы же хотите избавиться от меня как можно скорее, разве не так? Даю вам честное слово, я больше не стану пытаться сбежать. Клянусь! Я родом из Шотландии, мое слово нерушимо!

С этими словами она положила руку на сердце и ясным взглядом посмотрела ему прямо в глаза. Бэрк долго глядел на нее, не в силах решить, верить ей или нет. Может быть, эта торжественная поза как раз и есть всего лишь поза? Солнце, встающее у нее за спиной, осветило ее стройную, хрупкую фигуру золотистым сиянием, рыжие волосы вспыхнули огнем. Она была похожа на христианскую мученицу, готовую стоически принять страшную казнь. Но он твердо решил, что больше не позволит себя одурачить, не станет терять рассудок, дав волю страстям только потому, что эта девка чертовски хороша собой. С другой стороны, она, разумеется, права: если ее привязать, им придется двигаться черепашьим шагом. И еще: ему действительно не терпелось от нее избавиться, тут она не ошиблась. Им давно уже пора было появиться в Ланкастере. Слава Богу, у него есть дела поважнее, чем гоняться по всему Озерному краю за какой-то вероломной потаскухой. Но он так и не ответил на свой вопрос – можно ли ей верить?

Когда Бэрк в конце концов нарушил молчание, его голос прозвучал как будто из глубокого колодца, до краев наполненного подозрительностью и недоверием.

– Стало быть, ты даешь слово?

– Да, даю слово!

Ее глаза загорелись надеждой.

Сделав всего один шаг, Бэрк подошел к ней вплотную и взял ее за плечи.

– Ладно, Кэт, будь по-твоему. Но я тебя предупреждаю: если ты лжешь, тебе придется об этом здорово пожалеть. Больше, чем ты можешь вообразить.

– Я не лгу, – ответила она едва слышно.

В горле у нее пересохло, по всему телу мгновенно пробежала дрожь.

– Отлично.

Еще минуту он не сводил с нее подозрительного взгляда, потом повернулся и зашагал прочь.

Кэтрин чуть не упала наземь от облегчения. Она, покорно последовала за ним обратно в трактир. Ее шатало от пережитого испуга. Еще чуть-чуть, и ей пришел бы конец. Теперь он, конечно, глаз с нее не спустит до самого отъезда. Что ж, придется отложить бегство на послеполуденные часы.

* * *

Благоприятный случай представился через час после второго завтрака.

Они ехали по узкому проселку, напоминавшему зажатое между крутыми утесами ущелье. Вдруг Кэтрин заметила прямо посреди дороги в двадцати футах впереди себя некий странный предмет, больше всего похожий на тыкву. Подъехав поближе, она остановилась (предмет оказался действительно тыквой) и озадаченно взглянула на Бэрка. Он тоже остановил коня рядом с нею. Они вместе недоуменно осмотрели неожиданную находку, не зная, что и думать, но тут их внимание привлек сдавленный крик, раздавшийся из-за ближайшего поворота. Бэрк бросил на девушку хмурый предупреждающий взгляд и поскакал вперед, машинально положив руку на седельную сумку, в которой держал пистолет. Кэтрин без колебаний последовала за ним.

– Эй, есть тут кто-нибудь? Сюда! На помощь! – звал незнакомый голос, в котором слышалось отчаяние.

За поворотом она увидела, как Бэрк спешился и подбежал к завалившейся набок крестьянской телеге, а потом разглядела под нею человека.

– Слава тебе, Господи! Наконец-то меня нашли!

Перед ними был явно фермер, мужчина средних лет, одетый в прочный домотканый кафтан. Он лежал в канаве, придавленный своей телегой, а рядом валялось оторвавшееся колесо. Лошадь мирно щипала мох у дороги в нескольких шагах от них. Лицо фермера было перекошено от боли и залито слезами, но он улыбкой приветствовал склонившегося над ним Бэрка.

– Серьезные повреждения? – спросил Бэрк, окинув его взглядом.

– Да уж! Обе ноги сломал, – прокряхтел фермер, – а все по дурости своей, да только теперь от этого не легче.

Кэтрин соскочила с кобылы, спрыгнула в канаву, едва не поскользнувшись в грязи, и опустилась на колени рядом с поверженным фермером. На красном, покрытом испариной лице раненого появилось благодарное выражение, когда она отерла ему лоб платком.

– Вам очень больно? – ласково спросила девушка.

Бэрк нетерпеливо фыркнул и поднялся на ноги.

– Послушай, приятель, если я сумею приподнять эту телегу на пару футов, как ты думаешь, сможешь вылезти?

Фермер сокрушенно покачал головой.

– Нет, сынок, хоть парень ты и крепкий, а все же одному тебе ни за что ее не поднять. Для такой работы нужны хотя бы двое.

– Может, ты и прав, но попробовать все-таки стоит. Посторонись, Кэт.

Он снял камзол и закатал рукава рубашки.

– А я могу помочь? – вставила Кэтрин. – Если вы поднимете телегу, я могла бы его вытащить.

Поразмыслив немного, Бэрк согласился.

– Только будь осторожна, не поскользнись, – предупредил он. – Нам не нужна еще одна пара сломанных ног.

– Верно, – согласился лежащий на земле фермер. – Вот так со мной все и приключилось. Колесо, вишь ты, соскочило, вот я и решил, что смогу сам его на место поставить. Поскользнулся в грязи да и угодил прямо под телегу, а она, паскуда, возьми да и завались. Прошу прощения, мэм.

Встав спиной к телеге, Бэрк ухватился обеими руками за лишенную колеса ось. Верхняя часть туловища фермера оказалась у него между ног.

– Если мне удастся ее поднять, тащи его прямо у меня из-под ног, Кэт.

Она кивнула и опять опустилась на колени возле головы фермера, готовая подхватить его под руки.

– Ну держись!

Бэрк согнул в коленях свои сильные ноги и изо всех сил рванул телегу кверху. Он запрокинул побагровевшее от натуги лицо к небу, его зубы оскалились, на шее набухли вены. Телега сдвинулась, но лишь на полдюйма. Протекло еще несколько бесконечных секунд, но тяжелая телега больше не поддалась. Кряхтя от бессильной досады, Бэрк осторожно опустил ее на место и отошел в сторону.

– Жаль, – проговорил он с тяжелым вздохом, сгибая и разгибая онемевшие пальцы.

– Ты сделал все, что мог, – чуть слышно заверил его фермер, лицо которого опять покрылось потом, а губы стали пепельно-серыми. – Слушай, парень, у меня дома три сына. Если бы ты или твоя хозяйка могли их позвать…

– Да, конечно, – немедленно согласился Бэрк.

Впрочем, он тут же нахмурился, не зная, что предпринять. Если он сам поедет за ними, что помешает плутовке Кэт сбежать? И опять-таки, если послать ее, разве он может быть уверен, что она вернется? Проще всего, разумеется, было бы поехать вместе, но как оставить несчастного фермера наедине с его мучениями?

– Я поеду, – тихо предложила Кэтрин. – Где мне их найти? – спросила она у раненого.

– Тут недалеко, всего-то мили полторы. Поезжайте назад по этой дороге, пока не увидите слева поворот. Там стоит повалившийся такой овечий загон, вы его сразу заметите. Дорожка приведет вас через поле прямо к моей ферме, другой во всей округе нет. Моих парней найдете в доме, а если нет, так в сарае позади дома. Скажите им, пусть возьмут вторую лошадь и одеяла. И рому пускай захватят! – добавил он, и в затуманенных болью глазах на миг блеснул огонек.

– Хорошо.

Кэтрин выпрямилась и повернулась к Бэрку.

– Я обязательно их позову, – сказала она с дерзким вызовом, прекрасно понимая, о чем он думает.

– Если нет, тебе придется об этом пожалеть, – посуровел Бэрк.

Что-то подсказывало ему, что он поступает опрометчиво, отпуская ее, но другого выхода не было.

– Можно мне взять жеребца? – спросила она, пропустив угрозу мимо ушей. – Так я гораздо быстрее доеду.

– Нет, Кэт, – возразил он угрюмо, – я, может быть, и дурак, но все-таки не до такой же степени. Бери кобылу и давай по-быстрому.

Она состроила ему рожицу и вновь опустилась на колени рядом с фермером.

– Держитесь, – прошептала девушка, наклоняясь к самому его лицу и ласково проводя рукой по седоватым волосам, – я мигом.

Лицо несчастного смягчилось. Его взгляд прояснился, а на губах даже появилась слабая улыбка.

Бэрк вскарабкался по залитому жидкой грязью склону и протянул ей руку. Кэтрин ухватилась за нее, и он помог ей выбраться на дорогу. Они вместе прошли туда, где оставили кобылу. Обхватив девушку за талию, Бэрк подсадил ее в седло. Потом, мрачно сжав губы, он бросил на нее самый пронзительный из своих ледяных взглядов.

– Я тебя предупреждаю, Кэт…

– Да будет вам, майор, – раздраженно огрызнулась она. – Я же сказала, что позову их.

– Верно, сказала. Но вернешься ли ты вместе с ними, вот вопрос.

– Ну что ж, вам придется подождать, тогда и узнаете, разве не так?

Ее улыбка показалась ему нарочито дерзкой. Бэрк рванулся схватить уздечку, но Кэтрин уже повернула кобылу и пустила ее рысью.

– Ты дала слово! – прокричал он вслед.

– Верно! Как вы свое сдержали, так и я свое сдержу!

Это была издевка, несомненная бравада, он даже успел расслышать звонкий заливистый смех прежде, чем Кэт скрылась за поворотом дороги. Бэрк едва удержался от желания вскочить на коня и броситься за нею следом, но вместо этого остался стоять на дороге, яростно сжимая и разжимая кулаки, пока время пускаться в погоню не было окончательно упущено, а затем опять спрыгнул в канаву и подошел к несчастному фермеру.

* * *

– Расскажи-ка мне о твоей хозяйке, – раненый отхлебнул еще глоток бренди и закрыл глаза.

– Она не моя хозяйка, – машинально поправил его Бэрк.

Похоже, бедняга был слегка пьян. Бэрк тоже отпил немного из фляги и бросил взгляд на небо. После полудня прошло совсем не так много времени, но ему казалось, что Кэт отсутствует слишком долго. Куда больше часа.

– Да, ты уже говорил, что не твоя. Только, я думаю, ты и сам об этом жалеешь, – усмехнулся фермер.

Его глаза были по-прежнему закрыты, и он не увидел, как скривились губы Бэрка.

– Я, конечно, деревенщина и все такое, но на свете пожил, в четырех разных странах побывал, это не считая Ирландии, а вот второй такой красотки в жизни не видывал. Боже милостивый, как она мне улыбнулась, как посмотрела на меня!

Бэрк невольно хмыкнул, а фермер смолк, весь поглощенный воспоминанием о прекрасном видении.

– Жаль, что солдаты принца Чарли убили ее муженька, но тебе-то, парень, ух как повезло! Ты оказался на месте как раз вовремя. Мало того, что вызволил ее, так тебе же еще и выпало счастье провожать ее в Ланкастер, – продолжил он через минуту. – Вот только одного никак в толк не возьму: судя по говору, родом она не из Ланкашира, а уж скорее из Шотландии, да не из простых, а вроде как из благородных, верно?

– Послушай, приятель, почему бы тебе не поберечь силы? Они тебе еще пригодятся.

Бэрк опять приложил флягу к его губам, отмечая про себя бледность и обильную испарину. Когда же наконец появятся его сыновья? И куда, черт ее побери, запропастилась Кэт?

– Может, и надо бы помолчать, да только за разговором как-то вроде легче становится, – слабо возразил фермер.

Внезапно он широко открыл глаза.

– Вот они! Я их слышу! Слава тебе, Господи!

Бэрк услыхал их секунду спустя. Он вскочил на ноги и одним прыжком оказался на дороге. Поистине чудовищное богохульство сорвалось с его уст, когда он увидел показавшуюся из-за поворота группу: лошадь, фургон и двоих дюжих парней. Больше никого.

Сыновья фермера торопливо вылезли из фургона, едва взглянув на Бэрка.

– Где женщина? Где она?

Ему пришлось схватить одного из них за руку, чтобы привлечь его внимание.

– Куда она поехала? Где женщина, черт возьми?

– Она поехала в другую сторону, – поспешно ответил самый юный из парней, стараясь высвободиться.

– Что это значит? Куда? – Бэрк еще крепче сжал его руку.

Парнишка впервые взглянул на него внимательно.

– Она нам рассказала, где вас искать, доехала с нами до большой дороги, а сама направилась на восток, к Тэрлмиру.

Он высвободил руку и бросился на помощь старшим братьям.

Бэрк подбежал к своему жеребцу, вставил ногу в стремя, но остановился и вернулся к обочине.

– Мне надо ехать! Вам помощь не нужна? Справитесь втроем?

– Да, мы ее поднимем, – ответил один из сыновей.

Они уже встали по местам, готовясь приподнять тяжелую телегу.

– Ну прощай, фермер! Желаю удачи!

– Благослови тебя Боже, сынок, – с благодарностью откликнулся фермер. – И передай от меня привет своей хозяйке!

– Я ей много чего передам! – со значением пообещал Бэрк, вскочил в седло и умчался.

Он заметил беглянку на другом конце луга, поросшего папоротником. Она огибала северную оконечность озера. До нее все еще оставалось не меньше четверти мили, но он знал, что это Кэт: ее рыжие волосы горели на солнце подобно маяку. Бэрк пришпорил коня, пустив его галопом, и низко склонился над гривой. Все его чувства и помыслы были устремлены вдаль, к убегавшей от него женщине. Через несколько минут он сократил разделявшее их расстояние наполовину. Заслышав его приближение, Кэтрин испуганно оглянулась через плечо, и Бэрк с огромным удовольствием отметил выражение отчаянного страха, омрачившее ее прекрасное лицо. Внезапно ее лошадь метнулась вправо, прочь от берега озера, и скрылась в чаще деревьев. Бэрк одобрительно усмехнулся: у него было преимущество в скорости, но в лесу от этого мало проку. Он слышал, как ее лошадь пробирается сквозь заросли не далее, как в тридцати ярдах впереди. Потом они выбрались из чащи и опять оказались на открытом пространстве. Противоположный край поля, которое они пересекали, был огорожен каменной стеной в пояс высотой; Кэтрин мчалась прямо на нее. Позади стены простиралось такое же голое поле. Бэрк довольно прищелкнул языком. Вот тут-то он ее и возьмет.

Вдруг сердце у него замерло: неожиданно кобыла резко остановилась как вкопанная перед невысоким препятствием, а Кэтрин пулей вылетела из седла. Он услышал, как она с глухим и страшным стуком ударилась о землю по другую сторону стены, и похолодел при мысли, что у нее, должно быть, переломаны все кости. Однако уже через секунду каким-то чудом она оказалась на ногах и, согнувшись и прихрамывая, бросилась бежать от него прочь.

Жеребец с легкостью перелетел через каменную стену и, повинуясь всаднику, перешел на легкую рысь. Когда беглянка сменила направление и бросилась вправо, Бэрк повернул за нею. Она кинулась влево, и он продолжил преследование, нарочно чуть-чуть отставая, чтобы ее помучить. Ей негде было спрятаться на широком и ровном лyгy. Бэрк слышал, как судорожно она глотает воздух, и видел, что ноги ей больше не повинуются. Наконец Кэт становилась в полном изнеможении и медленно повернулась к нему лицом. Он натянул поводья и остановил жеребца в десяти футах от нее. В течение нескольких томительных секунд они сверлили друг друга взглядами, целиком поглощенные ненавистью и жаждой мести.

Нарочито медленно и демонстративно Бэрк потянулся за мотком веревки, висевшим на луке седла. Кэтрин покачнулась, вскинула вверх одну руку и отступила на шаг. Торжествующе улыбаясь, он неторопливо слез с лошади. Она попятилась. В лице у нее не осталось ни кровинки, даже губы стали белыми как мел. Бэрк не спеша подошел к ней, поигрывая веревкой, поглаживая ее, как кошку. Голубые глаза поблескивали ледяной злобой, на губах играла все та же коварная улыбка.

– О, Бэрк, – в ужасе прошептала она, – нет, не надо.

Он заколебался.

В ту же секунду она бросилась наутек: страх и отчаяние придали силы ее подгибающимся ногам. Бэрк кинулся за нею следом, чувствуя себя в азарте погони настоящим охотником, затравившим лисицу. Когда Кэт оказалась на расстоянии вытянутой руки, он достал ее в прыжке, схватил обеими руками за бедра и с размаху опрокинул на землю, накрыв собой сверху. Сперва ему показалось, что он вышиб из нее дух, настолько неподвижно она лежала, но стоило ему перевернуть ее на спину, как его словно затянуло в ветряную мельницу, вращаемую ураганом. Ступни, колени, локти, кисти, ногти, зубы – она пустила в ход все, чем ее наделила природа, в безумной попытке защититься от грозящего ей смертного страха. Бэрк чертыхался, закрывая лицо, пах, горло от ее бешеной атаки. В какой-то момент ей удалось вывернуться из-под него и подняться на колено. Она уже готова была вскочить, когда он набросился на нее, на сей раз грубо навалившись на упавшую ничком девушку всей своей тяжестью, чтобы остановить ее молотящие по воздуху ноги. Когда он попытался завладеть ее руками, она пронзительно вскрикнула и спрятала их под себя. Борьба была изнурительной и тяжкой, но в конце концов ему удалось высвободить ее руки, при этом на его собственном запястье остался ровный след от ее зубов. Он поднял веревку. Она отчаянно вскидывалась всем телом, как взбесившаяся лошадь, и ему пришлось зажать ногами ее бока, чтобы удержаться на ней верхом. Вытянув правую руку Кэтрин вдоль тела, он коленом прижал раскрытую ладонь к земле, затем сделал на конце веревки петлю, пропустил в нее левое запястье девушки и туго-туго затянул. Из ее горла вырывались какие-то захлебывающиеся звуки, словно ее душили. Не медля ни минуты, Бэрк соединил оба ее запястья и обмотал их остатком веревки без малейшего просвета. Он завязал три узла, каждый раз затягивая изо всех сил, потом наконец скатился с нее и растянулся на спине, тяжело дыша и чувствуя, как по лицу крупными каплями катится пот.

* * *

Его насторожила наступившая тишина. Он сел, потирая укушенное запястье, и взглянул на безвольно согнутую фигуру женщины на земле. Она напоминала сломанную и брошенную куклу. Бэрк прислушался, но не смог уловить ни звука. Да дышит ли она? Одним стремительным движением он подхватил ее под мышки и поднял на ноги. Она закачалась, накренилась назад и чуть не рухнула прямо на него. Пришлось снова подхватить ее, чтобы удержать в равновесии. Он повернул ее к себе и заглянул и лицо, стараясь подавить растущее в душе беспокойство. Осунувшееся, обескровленное лицо слепо уставилось на него расширенными зрачками устремленных в никуда глаз, побелевшие губы были плотно сжаты. Она стояла прямо, как соляной столб, каждый мускул был натянут до предела, словно в ожидании неминуемого нападения, грозящего гибелью.

– Кэт, – позвал он, схватив ее за плечи, – Кэт!

Она смотрела прямо на него, но у него возникло жуткое ощущение, что она его не видит. Бэрк легонько встряхнул ее, на долю секунды она как будто его узнала, но тут же ее глаза подернулись пеленой, и опять на него уставился этот пустой невидящий взгляд.

Бэрк потряс головой, стараясь выбросить из нее всяческие колебания и сожаления. Он стер грязь с лица Кэтрин, вытащил засохшие травинки из ее волос и стряхнул пыль с платья. Она стояла, не шевелясь, словно его прикосновения были пыткой, которую ей предстояло героически вытерпеть, но в то же время у него сохранялось стойкое впечатление, будто она даже не замечает его присутствия.

Убедившись, что она может стоять на ногах самостоятельно, Бэрк пошел за лошадью. Как ее усадить, по-дамски или верхом? Он решил, что лучше верхом: со связанными сзади руками ей понадобятся обе ноги, чтобы удержаться па лошади. Ему с трудом удалось взгромоздить ее на спину кобылы. Она не оказывала сопротивления, но все ее тело было сведено судорогой. Он старательно расправил юбки, чтобы прикрыть голые ноги, потом сам вскочил в седло и, подхватив поводья кобылы, повел лошадь вместе с застывшей всадницей круговым путем обратно к большой дороге.

Судя по положению солнца, до темноты оставалось еще часа два. Никакого постоялого двора поблизости не было: по всей вероятности, им предстояло заночевать в чистом поле. Что ж, тем лучше, он не собирался развязывать свою пленницу до самого Ланкастера, а ее появление в таком виде неизбежно должно было вызвать множество недоуменных вопросов в любом общественном месте.

Бэрк с тревогой оглянулся через плечо. Кэтрин сидела неподвижно, только руки за спиной беспрестанно дергались в отчаянной, но безнадежной попытке освободиться от пут. Потом он снова стал смотреть вперед, впрочем, ничего вокруг не замечая. Повстречайся ему на пути даже стадо единорогов, он проехал бы мимо и бровью не повел.

Чтобы заглушить в душе ропот совести, нашептывающей ему, что он поступил жестоко, Бэрк принялся перебирать в уме весь длинный список злодеяний Кэтрин, совершенных за то короткое время, что они провели вместе. Она выстрелила ему в голову. Она угрожала ему его же собственным ножом и пустила бы его в ход, если бы сам он не оказался проворнее. Она лгала ему с самой первой встречи. Она хладнокровно соблазнила его. Она, вероятно, была заговорщицей и изменницей, а уж в том, что она потаскуха, не могло быть и тени сомнения. «Я родом из Шотландии, мое слово нерушимо!» – вот так она поклялась ему не далее, как этим утром. Ее слова прозвучали с такой страстью, что он ей поверил, а всего несколько часов спустя она опять его надула. О, нет, он не был слишком жесток, уж скорее можно было сказать, что он обошелся с нею чересчур мягко. Ну, а теперь она сполна получила то, чего давно заслуживала.

Он опять взглянул на горизонт. Казалось, солнце застыло в небе, день тянулся томительно медленно. Самый грубым и бесцеремонным тоном Бэрк велел Кэтрин покрепче держаться за седло сзади. Они ехали по раскисшей грунтовой дороге, и он опасался, что ее лошадь может оступиться. Бэрк отметил, что на лбу у нее явственно проступили капли пота, хотя день выдался холодным. Похоже, она целиком погрузилась в какие-то мучительные воспоминания, в свой внутренний ад, куда ему не было доступа. Ощутив укол страха, он громко окликнул ее, но с таким же успехом можно было обращаться к неодушевленному предмету. Бэрк вновь сосредоточился на своем гневе, вопрошая, когда же закончится этот бесконечный проклятый день.

Наконец извилистая и скользкая дорога осталась позади, они въехали в красивую долину, посреди которой в окружении зарослей рододендронов и нависающих над водой грациозных плакучих ив раскинулось тихое озеро. Наветренная сторона была защищена громадным валуном, вдоль берега тянулась узкая полоска песчаного пляжа. Солнце низко висело над утесами у них за спиной, до заката оставалось около часа. Оглянувшись в очередной раз на Кэтрин, Бэрк заметил, что ее сотрясает озноб. Ее глаза были широко раскрыты и устремлены куда-то вдаль, но плечи поникли, голова свесилась на грудь. Ни о чем больше не думая, он торопливо свел ее кобылу по травянистому склону к берегу озера.

Ноги у Кэтрин подогнулись, и она рухнула прямо на него, когда он снял ее с лошади. Бэрк подхватил ее на руки и отнес на песчаный бережок, потом подошел к жеребцу и вытащил из седельной сумки свой широкий теплый плащ. Когда он вернулся, то увидел, что она лежит на боку, подтянув колени к животу, как младенец в материнской утробе. Все ее тело сотрясалось в мучительных конвульсиях. Опять он окликнул ее по имени, и на сей раз в его голосе прозвучала нескрываемая тревога. Кэт не отозвалась. Бэрк понял, что неведомый ужас, как-то связанный в ее сознании с веревкой, уже довел ее до предела. Ощущая в руках непривычную слабость, он полез в карман за ножом. Кэтрин внезапно почувствовала, что ее запястья свободны, но как только кровь прилила к рукам, появилось ощущение жгучей боли. Она услышала крик, но не узнала собственного голоса. Бэрк был рядом, это она смутно понимала; ей было слышно, как он чертыхается. Перед глазами все еще стоял туман, но она разглядела, что запястья у нее натерты и окровавлены. А потом опять наступило забытье. Однако на этот раз она не провалилась в стремительно крутящийся черный водоворот, а словно парила над ним, то оказываясь в опасной близости от страшной воронки, то удаляясь на спасительное расстояние. Время для нее больше не существовало. Бэрк то появлялся, то вновь исчезал. Стало тепло, в какой-то миг просветления она догадалась, что он развел костер. Потом он осторожно промыл ее запястья и обернул их во что-то мягкое. Вот он обнял ее. Ей стало тепло и спокойно, потом страшно, а потом опять хорошо. Дрожь почти прекратилась, когда она ощутила у себя на щеке его легкое и теплое дыхание. Она глубоко вздохнула. Его губы коснулись ее губ, поцелуй вышел легким, совсем мимолетным. Сначала она отшатнулась, но страшный образ, вспыхнувший у нее в памяти, вскоре отступил и растаял. Бэрк обнимал ее так бережно и ласкал так нежно, что она опустила голову ему на плечо и позволила себе забыться. Волшебное облако полусна-полуяви, далекое от всяких мыслей и чувств, подхватило ее и понесло неведомо куда, тихонько укачивая. Прошло несколько мгновений, а может быть, и часов, и вот она почувствовала, что его пальцы осторожно расстегивают платье у нее на груди. Она неподвижно лежала в его руках, как будто прикованная к месту. Огонь согревал ее обнаженную грудь, она слышала глубокое, учащенное дыхание Бэрка. Руки у него были такие большие, что закрывали ее всю целиком. Вот она ощутила легкое прикосновение ладоней к своим сосками и, запрокинув голову, полным ртом вдохнула вечерний воздух.

Но тут кошмарное видение нахлынуло на нее с новой силой. Теперь уже кто-то другой прикасался к ней, делал ей больно, ощупывал ее так, что ей хотелось умереть от стыда. Она испустила отчаянный крик и начала метаться, колотя вслепую руками и ногами, захлебываясь от рыданий, судорожно глотая воздух. Опять ее затянуло в черный омут, опять неведомая и страшная механическая сила принялась перемалывать ее, как вдруг – словно по волшебству – до ее воспаленного мозга долетел голос Бэрка. Гихий, ласковый и утешительный, он проник в ее сознание и вывел назад к спасительному берегу. Прикосновения его рук принесли ей успокоение. Кэтрин перестала метаться и трепетать, как испуганная птица, а взглянув наверх, увидела звезды и наконец осознала, где она, чьи руки ее обнимают, чье тело, теплое и крепкое, вытянулось рядом, прижимаясь к ней.

– Прости, Кэт. Прости. Прости, – тихий шепот, повторенный трижды, раздался у нее над ухом.

Она кивнула, закрыла глаза и провалилась в глубокий сон без сновидений.

 

12

Кэтрин проснулась, когда первый луч восходящего солнца косо упал ей на лицо. Она лежала рядом с Бэрком под его теплым плащом, их руки и ноги были сплетены в объятиях – это любопытное обстоятельство заставило ее задуматься. Через несколько минут дыхание Бэрка изменилось. Она поняла, что он тоже проснулся, и повернулась к нему лицом. Он одарил ее сонной улыбкой. Ни о чем не раздумывая, Кэтрин улыбнулась в ответ. «До чего же мы странные», – подумала она. Еще вчера они были злейшими врагами: она обманула его, а он обошелся с нею по-зверски жестоко. А сегодня ей показалось, что нет на свете ничего более естественного, чем проснуться поутру в его объятиях и улыбнуться ему.

Он высвободился с большой неохотой и встал, бормоча что-то насчет дров для костра. Кэтрин осталась лежать: ужасно не хотелось вылезать из-под теплого плаща на утренний холод. Она чувствовала себя отдохнувшей и умиротворенной, как будто за ночь в ее душе зажила глубокая старая рана. Это казалось особенно странным после того, что произошло вчера. Кэтрин поднесла руки к лицу, чтобы разглядеть повязки, наложенные Бэрком, и поняла, что он разорвал на бинты одну из своих шелковых рубашек. Почему-то эта мелочь растрогала ее до слез. Запястья немного саднили, но это совсем не мучило ее. Как странно, вновь подумала она.

– Все еще валяешься, лежебока? – добродушно проворчал Бэрк.

Он бросил охапку сухого валежника на песок и встал над нею, потирая руки.

– А ну подымайся, женщина, а не то я разведу костер прямо под твоим ленивым задом!

Кэтрин невольно улыбнулась и начала выбираться из-под плаща, но он присел на корточки рядом с нею. Его лицо стало серьезным.

– Как дела? Как ты себя чувствуешь? А ну-ка, покажи мне свои руки.

Он взял ее за руки и осмотрел повязки на запястьях, потом спросил еще раз:

– Как ты себя чувствуешь?

– Я чувствую…

Из какого-то необъяснимого упрямства она не захотела сказать ему, что чувствует себя прекрасно. Нет, этого он не заслуживал.

– Я чувствую себя немного усталой, но в остальном… – Кэтрин пожала плечами.

С минуту Бэрк смотрел на нее молча.

– Почему ты так боишься веревок, Кэт? Что с тобой случилось?

Прямой вопрос привел ее в смятение. Ей даже пришло в голову, что, может быть, стоит сказать ему правду, поведать всю ужасную историю, приключившуюся с ней четыре года назад. Пришлось взять себя в руки усилием воли.

– Я не могу об этом говорить, – решительно ответила Кэтрин.

И все же через минуту, сама себе удивляясь, она заговорила вновь:

– Нехорошие люди напали на меня несколько лет назад. Пожалуйста, не спрашивай об этом, Бэрк. Я не могу, просто не могу говорить об этом.

– Ладно, Кэт, – Бэрк не стал настаивать, хотя она сказала ему лишь то, о чем он давно уже догадался сам. – Мне очень жаль, что ты пострадала, – добавил он, легонько проводя рукой по ее щеке.

Кэтрин едва не расплакалась, услышав его слова. В один миг к ней пришло понимание того, как сильно она нуждается в его поддержке, сочувствии, утешении. Это открытие потрясло ее до глубины души. Бэрк все еще держал ее «руки; ей показалось, что он собирается еще что-то сказать, но прошла минута, а он так и не заговорил. Тогда она решила заговорить сама.

– Бэрк, прости, что я нарушила свое обещание. Ты, конечно, можешь мне не верить, но, честное слово, обычно я так не поступаю. Это не в моих правилах.

В глубине души она сама не понимала, почему ей так важно, чтобы он ей поверил. Бэрк откашлялся.

– То, что произошло потом, Кэт…

Он умолк и, с трудом оторвав взгляд от ее рук, которые продолжал сжимать в своих, посмотрел ей в лицо.

– Я тоже обычно так не поступаю. Это не в моих правилах, поверь.

С этими словами он поднялся и отошел в сторону, чтобы разжечь костер.

В этот день они тронулись в путь тихо и мирно. Бэрк обращался с нею удивительно ласково, их разговор был живым и непринужденным, как у старых друзей, и не касался никаких болезненных предметов. Если бы можно было позабыть о том, что впереди ее ждет военная тюрьма, Кэтрин сказала бы, что чувствует себя счастливой. Однако на сердце у нее лежала тяжесть, растущая с каждым часом, затаенная тоска, о причине которой она сама себя не спрашивала, прекрасно сознавая, что дело тут не только в скором приближении к Ланкастеру. На ночь они остановились в Уиндермире: поужинали у себя в номере и потом проспали до утра на одной кровати, не прикоснувшись друг к другу. Если бы она внимательнее присмотрелась к Бэрку, если бы сумела заглянуть ему в душу, то разглядела бы под маской напускной невозмутимости ту же тоску, ту же тревогу, что снедали ее саму, хотя он старательно поддерживал легкую, ни к чему не обязывающую беседу, чтобы ее подбодрить. На следующий день он начал с каждой милей все больше замедлять ход лошадей, но Кэтрин была погружена в себя и ничего не заметила.

После полудня они прибыли в Кендал, где проходила ярмарка. Дюжины палаток и пестро раскрашенных будочек расположились в открытом поле к востоку от города вдоль большой дороги, ведущей к Ланкастеру. Вся дорога была забита повозками, фургонами, верховыми лошадьми и пешеходами; в конце концов Бэрк отказался от попытки проложить себе путь через толпу. Взяв под уздцы лошадей, он отвел их с дороги к небольшому коттеджу и заплатил хозяину полкроны, чтобы оставить их попастись на его лужайке, пока они с Кэтрин пообедают.

Они съели по мясному рулету, стоя под открытым небом и наблюдая за ярмарочной круговертью. Потом, вместо того, чтобы сразу уйти, Бэрк к вящему изумлению Кэтрин предложил прогуляться по ярмарке. Он взял ее под руку и неторопливо повел вперед, то и дело останавливаясь, чтобы посмотреть на бродячих акробатов, на фокусника, на кукольный театр. Они насладились целым спектаклем под названием «Сотворение мира и Ноев ковчег в придачу» и постояли у огороженного канатами боксерского ринга, где проходил поединок между двумя женщинами. Солнце стало склоняться к горизонту, но Бэрк так и не проявил ни малейшего стремления покинуть ярмарку. До Ланкастера оставалось всего несколько часов пути; его явное нежелание собираться в дорогу встревожило и расстроило Кэтрин. Она вовсе не жаждала попасть в Ланкастер, напротив, она была бы рада, если бы он просто исчез с лица земли и растворился в тумане, но оттягивать неизбежное было мучительной пыткой. К тому же Бэрк обращался с нею так, будто они были влюбленной парочкой (по крайней мере со стороны все именно так и выглядело), и мысль об этом не давала ей покоя. Но он все вел и вел ее сквозь толпу, обняв одной рукой за талию, а другой сжимая ее руку, и у нее не хватало духу высвободиться. Откинув голову назад, Кэтрин прислонилась к его плечу, чтобы поглядеть на канатоходца, но так ничего и не увидела, потому что Бэрк обнял ее сзади обеими руками и прижался подбородком к ее темени. Остро, до дрожи, она ощущала его сильные руки, обхватившие ее чуть пониже грудей, его дыхание защекотало ей щеку, когда он наклонил голову ниже и заговорил с нею. Если бы только этот день, этот миг мог продолжаться вечно! Однако, бросив взгляд на небо, она увидела, что уже смеркается.

У какой-то торговки Бэрк купил рыбы и жареной картошки на ужин; они поели, сидя под деревом в стороне от ярмарочной толпы, и проследили за восходом луны. Тут и там на территории ярмарки стали зажигаться факелы, в отдалении кто-то развел большой костер. Заиграла музыка, и пары одна за другой потянулись к костру: начались танцы. Стало прохладнее, и все же вечерний воздух оставался на удивление теплым. Кэтрин прислонилась головой к стволу дерева и наконец заговорила вслух о том, что ее тревожило.

– Я сегодня чудесно провела день, Бэрк, и все же я не понимаю, зачем мы остановились. Разве нам не следовало отправляться в Ланкастер прямо с утра?

– Угу, – невнятно пробормотал он, не отрывая взгляда от луны. – Да, наверное.

– Разве они нас не ждут? – стояла на своем Кэтрин. – А полковник Денхольм? Разве он не удивится, что тебя все нет и нет?

Бэрк зевнул.

– Сомневаюсь, что Денхольм задержался в Дамфризе. Скорее всего он сейчас преследует твоего Красавчика принца где-то под Манчестером, и я ему в этом деле не помощник. А что касается властей в Ланкастере, они о нас ничуть не тревожатся, так как ничего не знают о нашем предстоящем прибытии.

Кэтрин молча обдумывала эти сведения.

– Разумеется, на самом деле мы задержались не поэтому, – добавил он через минуту.

Девушка молчала, выжидая, но разъяснений не последовало.

– А почему же мы задержались на самом деле? – спросила она наконец.

Он лежал на боку рядом с нею, опираясь на локоть. Его лицо в лунном свете казалось таким прекрасным, что она не могла отвести от него глаз. Особенно притягивал к себе взгляд крошечный белый шрамик, нарушавший безупречную симметрию его рта.

Бэрк взял ее руку, лежавшую на коленях, и стал поглаживать ее, перебирая палец за пальцем. Кэтрин ждала, затаив дыхание.

– На самом деле, – легчайшим движением он провел губами по костяшкам ее пальцев, а его голос перешел в шепот, – я просто не могу расстаться с тобой навсегда, потому что мы… еще ни разу друг с другом не танцевали.

Воздух, который она так долго удерживала в груди, вырвался наконец с протяжным звуком. Бэрк поцеловал ее раскрытую ладонь, и ее глаза сами собой закрылись.

– Где же мы проведем ночь? – спросила она после долгого молчания.

– О, я об этом еще не думал.

Его губы, а затем и язык легонько коснулись ее запястья.

– Ты не против того, чтобы провести еще одну ночь под открытым небом, Кэт?

Теперь глаза Бэрка неотрывно смотрели прямо на нее. Она вздрогнула, ощутив горячее дыхание у себя на ладони.

– В городе полным-полно приезжих, комнаты нам не найти, – пояснил он.

Кэтрин как раз думала о том, что согласилась бы спать на гвоздях, если бы только он… Она откашлялась и села прямее.

– Ничего не поделаешь, придется заночевать на улице.

Ей хотелось, чтобы ее голос звучал равнодушно, но из этого ничего не вышло, потому что она позволила Бэрку по-прежнему держать себя за руку.

– Может, фермер, у которого мы оставили лошадей, позволит нам переночевать в его амбаре?

– Может быть.

Бэрк завладел ее безымянным пальцем и в эту минуту проделывал с ним нечто немыслимо волнующее зубами и языком. У Кэтрин перехватило дух, не то вздох, не то стон вырвался из ее груди. Она протянула свободную руку, чтобы коснуться его лица, но ее пальцы замерли в воздухе. Нет-нет, надо непременно взять себя в руки.

– Разве ты… не хочешь потанцевать со мной? Ты же говорил… О, Бэрк, давай потанцуем!

Его губы медленно растянулись в колдовской усмешке. Он выпустил ее руку и сел.

– Ну, если ты настаиваешь, Кэт, – бросил он небрежно, но хрипловатый голос выдал его с головой.

Поднявшись на ноги, Бэрк протянул ей руку. Кэтрин тоже встала, и они направились туда, где мелькали огни и играла музыка.

Это была прекрасная ночь, лунная и звездная. Искры от костра разлетались, как тысячи светлячков, выпущенных на волю из плена. Вместе с Бэрком Кэтрин остановилась в отдалении и стала наблюдать, как два десятка пар кружатся в оранжевом свете костра, отплясывая простой и веселый сельский танец, движения которого были ей совершенно незнакомы. Кэтрин Макгрегор, как, наверное, и Джеймс Бэрк, привыкла к грациозным и плавным движениям менуэта и других бальных танцев, но она вовремя вспомнила, что Кэтти Леннокс должна уметь танцевать по-деревенски.

– По правде говоря, я не большая мастерица плясать, – замялась она, отступая подальше от костра.

– Я отказываюсь в это верить, – тихо возразил он, переводя взгляд с танцоров на нее и сцепив руки за спиной. – Хотя на самом деле я имел в виду нечто другое, когда говорил о танцах.

– Другое?

– Совсем другое.

– И что же именно ты имел в виду на самом деле?

Бэрк провел длинными сильными пальцами по ее щеке, а она неподвижно уставилась на пуговицы рубашки у него на груди. Он запрокинул ей подбородок, и ей пришлось посмотреть на него. Длинные ресницы медленно поднялись, открывая в мерцающем свете костра лилово-синюю глубину прекрасных глаз.

Его голос прозвучал тихо-тихо:

– Я имел в виду вот это…

– Эй, привет честной компании! Прошу прощения и так далее, но нельзя ли мне занять даму на этот танец?

Высокий, хорошо сложенный молодой человек с темно-каштановыми волосами и карими глазами остановился возле них. Судя по одежде, его можно было принять за фермера или мастерового, на его лице играла нагловатая самоуверенная улыбка.

– Сильно сомневаюсь, – ответил Бэрк, едва взглянув на него.

– Но послушайте, это же кадриль Болингброка! – громко возразил незнакомец, не трогаясь с места.

Наконец Бэрк выпустил руку Кэтрин и повернулся всем корпусом к назойливому приставале.

– Вы же знаете правила: для болингброкской кадрили надо выбирать незнакомую партнершу, – продолжал настаивать тот. – Я сказал приятелям, что приглашу эту леди: она тут самая хорошенькая.

– Ну так скажите им, что соврали, – скучающим тоном предложил Бэрк.

– Ну уж нет, так не пойдет. – Наглая ухмылка ни на миг не сходила с лица незнакомца. – Конечно, я мог бы им сказать, что она сама мне отказала…

– Советую так и сделать, – согласился Бэрк.

Оба выжидательно повернулись к Кэтрин.

Девушка переводила пристальный, растерянный взгляд с одного на другого. Если бы кругом было светлее, они бы заметили, как сильно она побледнела. Ее голос, когда она наконец заговорила, прозвучал тихо и вымученно.

– Мне бы очень хотелось потанцевать с этим джентльменом.

– Вот так-то!

С видом победителя кареглазый молодой человек крепко схватил ее за руку.

Бэрк застыл на месте, на его лице ничего нельзя было прочесть. Кэтрин не пыталась угадать, о чем он думает, она даже не взглянула на него. Повернувшись к нему спиной, она отправилась танцевать… с Юэном Макнабом.

 

13

– Ну, Кэтрин, я вижу, ты даром времени не теряла. Настоящая шлюха, ни дать ни взять. А может, ты забыла, что тебе полагалось соблазнить только Моля?

Если бы он не держал ее так крепко за обе руки, Кэтрин с удовольствием стерла бы эту гнусную ухмылку с его нахальной рожи, пересчитав ему все зубы. Но, поскольку другого выхода не было, она прошипела:

– Какого черта ты так долго меня искал?

– А ты и вправду хотела, чтоб тебя нашли?

Юэн рассмеялся вслух, заметив ее ошеломленный взгляд.

– Милочка моя, я полагал, что ты все еще у Денхольма, и следовал за его отрядом всю прошлую неделю. Пришлось раскошелиться, чтобы выведать, что ты направляешься на юг в компании английского майора. Должен признать, на вид он куда краше Моля, да и под одеялом с ним, наверное, веселее, а?

Она попыталась вырваться, но Юэн больно сжал ее запястья и не дал ей уйти.

– Тихо, тихо, твой солдат стоит на страже, – предупредил он.

Его улыбка не угасла ни на секунду, но в глазах загорелся волчий огонек.

Кэтрин перестала сопротивляться и даже попыталась улыбнуться в ответ, но губы у нее свело от возмущения и стыда.

– Что ты задумал, Юэн? Как нам отсюда выбраться?

– Вот так-то лучше!

Он фамильярно обнял ее за талию и закружил в такт музыке.

– Армия Уэйда стоит у Гексэма, – продолжал он через некоторое время, по-прежнему улыбаясь и торопливо пропуская слова сквозь зубы. – Войска Чарли очень близко, они движутся к Манчестеру, поэтому английские ищейки рыщут повсюду. Одним нам не пробраться на гевер, нас непременно остановят и станут допрашивать. Придется прихватить с собой твоего дружка. Он будет говорить всем английским патрулям, что мы его пленники и что он везет нас на допрос к самому генералу Уэйду в Ньюкасл.

– Ты имеешь в виду Бэрка… майора Бэрка? И ты думаешь, он все сделает по-твоему? С какой стати?

Юэн Макнаб заглянул в ее лицо, решив, что она шутит. Но, увидев изумленные глаза, понял, что она ничего не поняла.

– С такой стати, милая моя Кэтрин, – проговорил он раздельно и веско, – что в спину ему будет смотреть мой пистолет.

Только теперь до Кэтрин наконец дошло, что он задумал.

– О, – протянула она, – ты хочешь сказать, что мы заставим его провести нас мимо английских патрулей?

Да-да, конечно. Но мы не сможем отправиться в путь в темноте, Юэн, что же нам делать с майором Бэрком до завтрашнего утра?

– Я ничего делать не собираюсь, а вот что ты с ним сделаешь, это уж твоя забота.

– Но…

– На этот вечер я уже занят.

Он кивнул в сторону смазливой девицы, которая стояла в стороне от танцующих, воинственно подбоченившись и не сводя с них негодующе-ревнивого взгляда.

Кэтрин пришла в ярость.

– Ты недоумок! – воскликнула она, безуспешно стараясь сохранить на лице веселую улыбку. – Могу поспорить, ты был с кем-то вроде нее в тот вечер, когда я пришла в твою комнату с бумагами Моля. Ничего бы этого не случилось, если бы ты…

– Нет, если бы ты пришла на следующий вечер, как тебе и было велено!

Теперь Юэн рассердился не меньше, чем она сама.

– В чем дело, Кэтрин? Моль пришелся тебе не по вкусу? Еще бы! Как-никак он мужчина, а не жалкая тряпка вроде твоего незабвенного Майкла, героя-великомученика. Ну признайся, неужели мой покойный кузен так ни разу и не затащил тебя на сеновал?

Ей хотелось заорать на него, вцепиться ногтями в его злобно ухмыляющуюся физиономию, но он крепко держал ее, не давая вырваться, и кружил в такт музыке.

– Танцуй, Кэтрин, – прошептал Юэн ей на ухо, – что ты топчешься на месте, как недоеная корова? Не ровен час майор тебя подозревать начнет!

Ей страшно было взглянуть на Бэрка, хотя каким-то внутренним чутьем она все время точно угадывала его местоположение в кругу наблюдателей. С величайшим трудом подавив свой гнев, Кэтрин даже заставила себя вновь растянуть губы в улыбке.

– Ладно, Юэн. Приходи завтра утром.

И она торопливо рассказала ему, где им с Бэрком предстояло провести ночь.

– В амбаре, Кэтрин? Как романтично! – усмехнулся он.

Пропустив колкость мимо ушей, она предупредила:

– И помни, ты все еще Юэн Рэмзи, торговец джином из Эдинбурга, спасающий свою… любовницу.

– Что? – искренне изумился Юэн. – Но почему? Уж теперь-то какая разница?

– Не будь дураком! Майор Бэрк конвоирует в Ланкастер женщину, подозреваемую в государственной измене. Если она сбежит с любовником, это одно. А если с другим участником якобитского заговора, тогда совсем другое дело. Тогда нам будет угрожать серьезное преследование после того, как мы его отпустим.

– Ты думаешь, мы его… – Юэн вовремя спохватился. – Да-да, ты права, – плавно продолжал он. – Я об этом не подумал.

Музыка смолкла.

– Приходи рано утром, – попросила Кэтрин, высвобождаясь из объятий, которые Юэн как будто не собирался разжимать, хотя танец кончился.

– Приду когда смогу, – буркнул он в ответ. – Если опоздаю, придется тебе что-нибудь придумать, чтобы его задержать. Ты справишься, я уверен.

Он притянул ее к себе и насильно наградил грубым поцелуем в губы. Кэтрин была слишком ошеломлена и не умела вовремя его оттолкнуть. Вновь ухмыльнувшись, Юэн вывел ее из круга танцующих.

– Улыбайся, Кэт! Твой любовничек с нас глаз не сводит. Ну и вид у него! Просто взбесившийся бык!

Кэтрин попыталась успокоиться и вернуть себе обычное выражение лица, но она плохо соображала, что делает.

Дурное предчувствие охватило ее, когда они подошли к мрачно нахмуренному майору.

– Ну, Кэтти… я хочу сказать, мисс Леннокс, спасибо за прекрасный танец. Вот, приятель, возвращаю ее вам в целости и сохранности. А вы – везунчик, провалиться мне на этом месте. До свидания, Кэтти, может, еще свидимся.

Он отсалютовал, приложив руку к воображаемой шляпе, еще раз одарил их своей нахальной улыбочкой и растворился в темноте.

Кэтрин посмотрела ему вслед, оттягивая момент неизбежного объяснения с Бэрком. Молчание томительно затянулась, и она уже собиралась нарушить его каким-то пустячным, легкомысленным замечанием, когда к ним подошел еще один кавалер, тоже желавший с нею потанцевать. Этот оказался низкорослым и коренастым. Манеры у него были суетливые, на макушке торчал вихор. Она открыла было рот, чтобы вежливо отказать, но Бэрк вдруг разразился фальшивым дребезжащим смешком и схватил ее за плечо.

– Давай, Кэт, потанцуй с ним. Может, у него есть друзья? Можешь потанцевать со всеми. Если у них хватит денег, можешь потом удовлетворить их прямо в поле. Ну как? Есть у тебя денежки, приятель? Много не понадобится, она девушка недорогая. Ну что же ты, Кэт? Иди пляши!

Она вырвалась из его рук и бросилась в темноту, ничего вокруг не замечая, думая лишь о том, как бы уйти от него подальше.

– Что-то не так, дорогая? – бросил он ей в спину. – Извини, дружище, она сегодня не в настроении.

Кэтрин услыхала, что он идет за нею следом, и ускорила шаг, но Бэрк догнал ее и сзади схватил за волосы, заставив остановиться.

– Ты не заболела, любовь моя? Наверное, да. А то бы ты не упустила такой легкий заработок.

– Пусти, мне больно.

Но Бэрк еще не закончил. Свободной рукой он расстегнул платье у нее на груди, да так быстро, что не успела она начать сопротивляться, как дело было уже сделано, и принялся грубо и оскорбительно тискать ее своими ловкими пальцами. Кэтрин попыталась оттолкнуть его руку. Мысль о том, что кругом люди, что на них все смотрят, приводила ее в ужас, однако Бэрк еще крепче потянул ее за волосы и сунул колено ей между ног, держа в неустойчивом положении.

– В чем дело, Кэт, разве тебе не нравится? Разве ты не к этому привыкла?

– Прекрати!

– Может, все дело в деньгах, милая? Я что, должен сперва заплатить?

Она набрала побольше воздуха в грудь, чтобы закричать, но Бэрк опять ее опередил. Он быстро приник к ее губам и заглушил так и не вырвавшийся у нее крик. Поцелуй показался ей бесстрастным, расчетливо жестоким, скорее наказанием, чем лаской, и его пальцы у нее на груди тоже двигались безо всякой нежности. Кэтрин почувствовала, что задыхается, и заколотила кулаками по его груди и плечам, но безрезультатно. Бэрк внезапно поднял голову и сделал глубокий судорожный вздох. Нечто необъяснимое в его взгляде на миг пригвоздило ее к месту. И, прежде чем она успела что-либо предпринять, он захватил губами ее нижнюю губу и начал легонько покусывать ее зубами. Одновременно он расслабил пальцы, державшие ее за волосы, а другую руку всунул за вырез сорочки, чтобы коснуться обнаженной кожи. Вот теперь, когда он держал ее почти нежно, настал самый удачный момент, чтобы высвободиться и удрать, но руки и ноги у Кэтрин вдруг отяжелели, словно налились свинцом. Она растерялась и упустила момент. Ее тело расслабилось, рот раскрылся ему навстречу.

– Тебе это нравится? – прошептал прямо ей в рот Бэрк, слегка пощипывая ее сосок с томительной нежностью, отчего в самой сердцевине ее естества поднялась горячая волна наслаждения.

– Да, да, – простонала она, не в силах солгать.

Бэрк продолжал терзать ее, пока она не задрожала всем телом. Разум попытался напомнить о себе, подсказывая ей, что нельзя поддаваться безумию, но его вспышка была слишком слаба и мгновенно угасла. Всего несколько секунд назад от прикосновения его губ и рук веяло ледяным холодом, теперь же оно живительным теплом согревало ее до самых костей. Прижимаясь к нему всем телом, она казалась сама себе утопленницей, цепляющейся за утес. Нет, этот человек – сущий дьявол! Всем сердцем Кэтрин стремилась соскользнуть на землю вместе с ним, прямо здесь, прямо сейчас, и пусть он овладеет ею в грязи, у всех под ногами. Ее пальцы вплелись в его прямые черные волосы, язык застенчиво и робко двинулся ему навстречу, словно пробуя на вкус его губы и рот. Она услышала, как участилось его дыхание, и с непривычным торжеством поняла, что сумела его взволновать.

Меж тем Бэрк убрал руку с ее груди и своевольным, хозяйским движением стал поглаживать ягодицы.

– А так? Так тебе нравится?

Кэтрин могла лишь пробормотать в ответ что-то бессвязное. Если раньше у нее и были какие-то сомнения на его счет, то теперь они полностью улетучились: упругий сладострастный бугорок, упиравшийся ей в живот, не оставил для них места. Она понимала, что все это не может продолжаться до бесконечности, но оказалась совершенно не готовой, когда Бэрк внезапно разжал руки и отступил назад, оставив ее стоять в напряжении, выгнувшуюся вперед, влекомую к нему, как магнитом.

– Прикройся, Кэт. Ты выглядишь в точности как дешевая потаскуха. Хотя, конечно, так оно и есть, но не стоит выставлять себя напоказ.

Она не сразу поверила своим ушам. В темноте ей не было видно лица Бэрка, но его голос был холоден, как смерть. Словно ледяная волна прибоя обрушилась на нее с огромной высоты и с размаху швырнула о землю. Медленно подняв руки к груди, Кэтрин проговорила задыхающимся шепотом:

– Ах ты сукин сын. Ты грязный ублюдок, Джеймс Бэрк. Я тебя ненавижу.

Она отвернулась и попыталась застегнуть платье. На это ушло много времени, так как пальцы отказывались ей повиноваться. Ноги у нее дрожали, дыхание вырывалось из груди болезненными всхлипами. Пришлось приложить немало усилий, чтобы удержаться от слез. Покончив с застежками на платье, Кэтрин взглянула на небо. Яркие звезды, равнодушно смотревшие вниз, почему-то немного успокоили ее. Стало ясно, что никто из окружающих, по всей вероятности, ничего не заметил: пламя костра невольно притягивало все взоры, делая невидимым то, что происходило в темноте. Но для нее это уже не имело значения.

Вновь обернувшись, Кэтрин заметила, что Бэрк так и не сдвинулся с места. Она пригладила волосы и расправила складки на платье.

– Ну, а чего вы, собственно, ожидали, майор? Я вам целую неделю твердила, кто я такая. Не понимаю, почему вы раньше не могли в это поверить.

– Я и сам не понимаю почему, – сквозь зубы зло согласился он.

Они простояли так еще с минуту, не говоря ни слова. Наконец Кэтрин опять нарушила молчание.

– Разве нам не пора идти? Вы, конечно, завтра захотите с утра пораньше отправиться в Ланкастер, верно?

Бэрк запнулся лишь на долю секунды.

– Да, конечно.

Он крепко схватил ее за руку выше локтя, словно констебль уличную воровку, и повел сквозь редеющую толпу. Убывающая луна светила тускло, и Кэтрин почти не различала дороги. В какой-то момент она споткнулась и упала бы, если бы Бэрк не подхватил ее за талию и не поддержал. Несмотря на все случившееся, ей захотелось, чтобы он опять ее обнял; в душе поднялась волна бессильного негодования против собственной предательской плоти. Как только она обрела равновесие, Бэрк немедленно отстранился, как будто не желая прикасаться к ней. Этот брезгливый жест вызвал у Кэтрин новый всплеск отчаяния, но она побоялась заглянуть поглубже к себе в душу и попытаться понять, что, помимо оскорбленной гордости, могло послужить тому причиной.

Они дошли до конца короткой аллеи, ведущей к коттеджу фермера, у которого они оставили лошадей. Кэтрин осталась ждать снаружи, пока Бэрк договаривался с хозяином по поводу ночлега. Ей стало нестерпимо холодно, хотя воздух все еще оставался довольно теплым. Вскоре Бэрк вернулся, неся фонарь и охапку одеял. Кэтрин вступила в маленький уютный кружок света, отбрасываемого фонарем, и они вместе направились по утоптанному земляному двору к амбару.

Бэрк наскоро осмотрел лошадей и, убедившись, что они накормлены и вычищены, расстелил одеяла на охапке чистой соломы. Он начал снимать с себя одежду, словно Кэтрин была пустым местом.

– Раздевайся, – приказал он кратко, увидев, что она не двигается.

Девушка отрицательно покачала головой:

– Мне холодно.

– Как знаешь.

Ощутив внезапно навалившуюся страшную усталость, Кэтрин села на одно из одеял и сняла башмаки. Бэрк задул фонарь, и стало совершенно темно. Ей было слышно, как он возится в темноте, потом он вытянулся на одеяле рядом с нею. Она лежала тихо, прислушиваясь к его дыханию.

После долгого молчания она прошептала в темноту:

– Спокойной ночи, Бэрк.

Ответа не последовало. Должно быть, он не расслышал.

* * *

– Просыпайся. Пора ехать.

Кэтрин с трудом разлепила глаза. Бэрк стоял над нею, нахмурившись, спрятав руки в карманы и подталкивая ее носком сапога. Ей показалось, что он стоит так уже некоторое время. Она села.

– Который час?

– Пора ехать.

– Разве уже рассвело?

Сквозь щели лишенного окон амбара почти не видно было света. Если час очень ранний, значит, Юэн не появится до их отъезда. Ей стало страшно.

Бэрк прошел к лошадям и начал седлать своего жеребца.

– Который час? – повторила Кэтрин, стараясь, чтобы вопрос прозвучал спокойно.

– Тебе-то что за дело? Поднимайся. За домом есть уборная.

Не говоря ни слова, она надела башмаки и вышла во двор. Небо все еще было совершенно темным, только на востоке едва-едва начинало светлеть. Сердце у нее тревожно сжалось.

Она воспользовалась уборной и вернулась к амбару. Бэрк уже закончил седлать обеих лошадей и выводил их наружу.

– Готова?

– Погоди.

Кэтрин вернулась в амбар, сделав вид, будто что-то там забыла. Ломая руки, она лихорадочно огляделась по сторонам, ища что-нибудь, что могло бы задержать их отъезд, но ничего не обнаружила. Болезненно вздрогнув, она вспомнила, как Юэн со своей подлой ухмылочкой посоветовал ей прибегнуть к испытанному средству на случай, если он задержится.

– Ну давай Кэт, – в голосе Бэрка слышалось нетерпение.

Он стоял в дверях, положив руки на бедра.

– Я… мне показалось, что я оставила здесь шаль.

– Шаль? Она в моей седельной сумке.

– Ах вот как.

Она не сдвинулась с места.

– Бэрк, а мы не могли бы позавтракать перед отъездом?

– Позавтракаем по дороге. Пошли. – Он повернулся вполоборота, но остановился, увидев, что она не последовала за ним. – Ну, ты идешь?

– Почему ты так спешишь от меня избавиться? – выпалила она на одном дыхании.

Бэрк медленно повернулся к ней лицом, оперся рукой о косяк двери и пристально оглядел ее с головы до ног сквозь прищуренные веки.

– Что?

– Мы сегодня расстанемся навсегда, – торопливо пояснила Кэтрин.

Слова срывались с губ сами собой, без подготовки.

– Я знаю.

– Тебе все равно?

Он не ответил.

Она жарко покраснела, но не отвела глаз.

– Вчера вечером ты хотел меня, Бэрк, но ты был сердит. – Кэтрин судорожно сглотнула, сама не понимая, как у нее выговариваются подобные вещи. – Можешь взять меня сейчас.

На мгновение в его глазах отразилось полнейшее замешательство, тотчас же сменившееся подозрительным и злобным взглядом. Целую минуту он смотрел на нее молча. Она едва не пустилась наутек, когда он решительным, шагом подошел к ней вплотную:

– Зачем?

– Потому что я этого хочу, – прошептала Кэтрин.

До нее вдруг дошло, что она говорит чистую правду.

Она хотела заниматься с ним любовью, несмотря на то, что прошлым вечером он обошелся с нею как грубая скотина. Мало того, в глубине души она знала: что бы он ни говорил, как бы ужасно ни унижал ее, он тоже этого хочет. Кэтрин надеялась, что теперь Бэрк прикоснется к ней, но он продолжал молча смотреть ей в лицо. Пришлось подавить искушение броситься ему на шею. Когда ей показалось, что больше она не выдержит ни секунды томительного молчания, он ответил:

– Нет.

Голос прозвучал ровно, однако он не сделал ни шагу, чтобы уйти.

– Нет? – эхом откликнулась Кэтрин.

Бэрк отрицательно покачал головой.

– Я что, должна тебя умолять? – прошептала она, едва дыша.

Его губы дрогнули в еле заметной усмешке:

– Да.

Кэтрин облизнула языком пересохшие губы и заговорила, не задумываясь ни на секунду, не сводя широко раскрытых глаз с его лица:

– Ладно, я так и сделаю. Ты знаешь, что со мной творится, когда ты ко мне прикасаешься. Я стараюсь это скрыть, но ничего не выходит. Я умру, если ты сейчас меня бросишь. Прошу тебя. Хоть поцелуй меня разок на прощание. Умоляю тебя, Бэрк, подари мне поцелуй.

Она готова была продолжать унижаться, позабыв о гордости, отринув ее, как какую-то бесполезную роскошь, но оказалось, что в этом нет необходимости. Бэрк потянулся к ней, обхватил ее лицо ладонями, словно хрупкий драгоценный сосуд, и поцеловал с неистовой, давно копившейся внутри его страстью. Сердце Кэтрин переполнилось взаимным чувством. Впервые за все время их знакомства она отбросила всякую сдержанность: бессвязные мольбы срывались с ее языка; не веря собственным ушам, она заклинала его сжалиться над нею и положить конец затянувшейся пытке неутоленного желания. Им не хватило терпения сорвать с себя одежду; оба рухнули на устланный соломой пол амбара в отчаянном, полубезумном стремлении прорваться друг к другу прямо сквозь ненавистные, стесняющие плоть покровы.

– О, Господи, Кэт! Любовь моя… – хрипло прошептал Бэрк, осыпая поцелуями ее лицо, шею, спутанные рыжие пряди.

Он коленом раздвинул ей ноги и всем телом прижался к ней. Когда его рука скользнула вниз и запуталась в ее юбках, Кэтрин принялась помогать ему дрожащими от нетерпения пальцами.

И вдруг она словно окаменела. Бэрк вопросительно заглянул ей в лицо, одновременно задирая над бедрами тяжелую ткань платья, и увидел, что ее взор, устремленный в неведомую точку за его плечом, полон каким-то иным чувством, весьма далеким от желания. И тотчас же у него над ухом раздался щелчок взведенного курка.

Бэрк сделал инстинктивное движение, стараясь заслонить ее своим телом, но чья-то нога, обутая в сапог, с силой врезалась ему в плечо, отбросив его от Кэтрин. Ахнув от боли, он поднял голову, чтобы увидеть, кто его ударил. Человек, нацеливший пистолет ему в голову, оказался тем самым наглым прощелыгой, который прошлым вечером танцевал с Кэт на ярмарке.

И тут все части головоломки встали на свои места. С растущим ощущением тошноты в душе Бэрк понял, кто перед ним. Юэн Рэмзи. Виноторговец и шулер, любовник Кэт.

* * *

– Кэтти, детка, уж больно ты увлеклась своей работой. А ну давай, вставай, а не то пожалеешь. Платье поправь, чертова сука. Эй, солдат, поднимайся и держись от нее подальше.

Кэтрин поднялась на колени, переводя безумный взгляд с одного на другого. Лицо Бэрка застыло, но она была слишком расстроена, чтобы понять, что оно выражает. А вот за злобным торжеством, светившимся в лице Юэна, она явственно разглядела волчий огонек похоти и торопливо натянула платье на плечи, чтобы прикрыться. Ей хотелось заговорить, сказать хоть что-нибудь, все что угодно, лишь бы изменить чудовищную ситуацию, сделать ее хотя бы чуточку менее ужасной, но ничего подходящего не приходило ей в голову.

– Встать, я сказал!

Бэрк медленно поднялся на ноги и отошел от Кэтрин, сжимая и разжимая кулаки.

– Нет никакой нужды стрелять в меня, Рэмзи, – его голос зазвучал на удивление холодно и ровно, хотя губы у него свело от потрясения и гнева. – Товар был не первой свежести с самого начала. Я лишь немного угостился предложенным и ничего из ряда вон выходящего не нашел, поверь мне. Дежурное блюдо, какого можно отведать в любом дешевом борделе.

Кэтрин судорожно втянула в себя воздух и опустила взгляд. Ей стоило немалых трудов подняться с пола, ее лицо стало пепельно-серым, когда она, пошатываясь, подошла и встала рядом с Макнабом.

– Не смей так отзываться о ней, – сказал Юэн, хотя слова Бэрка явно пришлись ему по душе. – Может, она и шлюха, но она моя шлюха.

Он усмехнулся, услыхав, как ахнула Кэтрин.

– Что у него за оружие, Кэтти?

– Нож в кармане. Пистолет в седельной сумке, – ответила она неестественно тонким, дребезжащим голосом.

– Тащи сюда.

Кэтрин не могла заставить себя сдвинуться с места и подойти ближе к Бэрку. Все ее существо восставало против этого.

– Забери у него нож, живо! – рявкнул Макнаб, толкнув ее в спину.

Еле переставляя негнущиеся ноги, Кэтрин наконец оказалась лицом к лицу с Бэрком и с опаской сунула руку в его внутренний карман. Тепло его тела обожгло ее дрожащие пальцы словно огнем. Не удержавшись, она посмотрела ему в лицо и прочла в обращенном на нее взгляде презрение, отвращение и угрозу, от которой ей стало не по себе. Тут ее рука нащупала нож. Выхватив его из кармана, Кэтрин слепо отшатнулась и попятилась, пока не наткнулась спиной на Юэна.

– А теперь ступай за пистолетом. Увидишь кого-нибудь – кричи «караул».

Кэтрин выбежала из амбара, благодаря Бога за короткую передышку. Прохладный утренний воздух остудил ее пылающие щеки. Подойдя к серому жеребцу, она отыскала в седельной сумке пистолет и, ощутив в руке его знакомую тяжесть, вспомнила тот вечер, когда ранила Бэрка. На мгновение она припала головой к могучему плечу коня и закрыла глаза. Какая-то неясная мысль пробуждалась в ней, смутное постижение некой истины, ускользающей от понимания, но стремящейся утвердиться и завладеть ее душой. Это неведомое, неизъяснимое ощущение ушло, так и не достигнув сознания, гордость и страх восстали против него и помешали ему появиться на свет. На этот раз.

Едва начало рассветать; в коттедже фермера все, похоже, еще спали, из трубы не шел дым. Из амбара донеслись возбужденные голоса. Подняв голову, Кэтрин увидела Бэрка, выходящего из сарая с поднятыми руками, из уголка рта у него сочилась струйка крови.

Она бросилась к нему, обо всем позабыв, но тотчас же опомнилась и остановилась в двух шагах.

– Зачем ты его ударил? – вскричала она, обратив гневный взгляд к Юэну. – Что он такого сделал?

– Что он сделал?

В голосе Юэна прозвучало как будто бы непритворное возмущение, однако в темных глазах промелькнула, как ей показалось, холодная усмешка расчетливого и опытного интригана.

– Он наложил свои грязные лапы на мою женщину, вот что он сделал. И если не хочешь сама получить по заслугам прямо сейчас, не сходя с места, лучше не напрягай глотку. С тобой, Кэтти, я после разберусь.

Кэтрин открыла было рот и тут же закрыла его, не сказав ни слова. Надо было притвориться, что она все принимает как должное (ведь именно так и полагалось вести себя жалкой потаскушке Кэтти Леннокс!), но вид у нее был грозный, а внутри все так и кипело. Еще посмотрим, кто с кем будет разбираться после, когда Бэрк не сможет их услышать, мысленно пообещала она себе.

– А ну-ка дай сюда этот пистолет, пока ты не отстрелила себе ногу.

От пистолета Кэтрин рада была избавиться. Она едва не отдала Юэну и нож, который раньше машинально сунула в карман, однако уже потянувшись за ним, в последнюю минуту передумала. Сама не зная, почему, она решила, что нож лучше придержать у себя, и опять бросила украдкой опасливый взгляд на Бэрка. По приказу Юэна он заложил руки за спину. Его лицо было совершенно бесстрастным. Только что его застигли врасплох в крайне неловком и уязвимом положении, он был безоружен, человек примерно одного с ним роста и комплекции угрожал ему пистолетом, и все же в его позе не ощущалось никакой покорности. Нет, Бэрк стоял, широко расставив ноги и воинственно вздернув подбородок, явно готовый к отпору. Жажда убийства светилась в его взгляде, и никакое самообладание не могло этого скрыть. Кэтрин прекрасно понимала, что при малейшей возможности он прежде всего расправится с нею и лишь потом примется за Юэна.

Макнаб грубо схватил ее и притянул к себе, по-прежнему целясь из пистолета в Бэрка.

– Может, и не первой свежести, но это мой товар, – злорадно объявил он, и рука, державшая ее за талию, скользнула выше, прямо к груди. – И ты, Кэтти, заруби себе это на носу, а не то – вот как Бог свят! – я тебя выдеру ремнем.

Чтоб ему сдохнуть, сукину сыну! Только теперь Кэтрин поняла, что за игру затеял этот подлый трус. Именно этого он безуспешно добивался от нее последние четыре года, а сейчас она, как последняя дура, своими руками преподнесла ему великолепную возможность прямо на блюде, вместо того, чтобы вовремя сообразить, что уж он-то непременно воспользуется ситуацией!

– Ты свинья! Пусти меня!

Она изо всех сил ткнула локтем ему в ребра, и Юэну пришлось ее выпустить, чтобы не дать возможности Бэрку перейти в наступление.

– С чего это ты взял, что я – все еще твоя женщина? Да мне на тебя смотреть тошно! Может, я и была твоей женщиной в тот проклятый вечер, когда ты проиграл меня в карты, но теперь уж – дудки! Даже не смей ко мне прикасаться, Юэн Рэмзи, а не то я выцарапаю тебе глаза.

Юэн тоже рассердился, она это ясно видела, но ему хватило ума продолжить игру.

– Вот она, женская благодарность! Я с ног сбился в поисках, ночей не спал, чтоб тебя, дуру, спасти от петли, а ты мне заместо «спасибо» дерзить вздумала? Ладно, Кэтти, раз ты у нас такая гордая, оставайся со своим красавчиком, и пусть тебя вздернут на ближайшем суку, мне плевать! Ну как, довольна? Мне уйти?

Он загнал ее в угол, они оба прекрасно это понимали, и все же на какое-то мгновение Кэтрин всерьез задумалась: не отказаться ли от его услуг? Но здравый смысл возобладал над чувствами, и она неохотно покачала головой:

– Нет, конечно, нет. Просто помни, твоя помощь не дает тебе никаких особых прав на меня, вот и все.

– Только те права, что я всегда имел, милочка, – бросил он в ответ с подленькой усмешечкой, приводившей ее в бешенство.

– К этому разговору мы еще вернемся, – отрезала Кэтрин, чувствуя, что вряд ли сумеет достойно сыграть едва начавшийся спектакль до конца.

– Непременно вернемся, – кивнул Юэн и с довольной ухмылкой повернулся к Бэрку. – А теперь слушай меня внимательно, англичанин. Вот как мы поступим. Я тебя связывать не буду. Мы же не хотим, чтобы все проезжающие на нас глазели! Кэтти поедет впереди, ты – посередке, а я – сзади. И учти: мой пистолет смотрит тебе аккурат промеж ушей, так что даже не вздумай сбежать, а не то я проделаю в твоей башке лишнюю дырку. Если встретим английских солдат и они спросят, кто мы такие, скажешь, что ты майор и везешь нас обоих в Ньюкасл по приказу генерала Уэйда. Твой пистолет будет у тебя на боку, все чин чином, вроде как это ты нас охраняешь, да только он будет пуст. А вот мой будет заряжен: только попробуй схитрить – живо схлопочешь пулю. Садись пока на жеребца; как отъедем отсюда подальше, сменим седла и пересадим тебя на смирную кобылку Кэтти.

Кэтрин подивилась тому, на каком странном наречии изъясняется Юэн: это был вовсе не шотландский диалект, уж скорее его говор напоминал речь кокни, бедняка из лондонского предместья. Примерно так говорил помощник конюха, когда-то работавший у ее отца. Впрочем, как бы он ни назывался, этот акцент создавал нужное впечатление, делая Юэна точь-в-точь похожим на грубого, неотесанного и злобного простолюдина.

Они сели на лошадей и выехали за ворота фермерского коттеджа в том порядке, который указал Юэн. Светало, но холодный ветер уже нагнал свинцо-серые тучи, заслонившие солнце. Процессия двинулась на север. От вчерашней прекрасной погоды не осталось и следа. Порывы ледяного ветра то и дело налетали на всадников, заставляя их ежиться.

Все утро они ехали по тряской дороге. По пути им встретились несколько прохожих и даже небольшой отряд английских пехотинцев, направлявшихся на юг, к Манчестеру, но никто их не остановил и даже не обратил особого внимания. Кэтрин начала сомневаться, стоило ли на самом деле тащить с собой Бэрка. В этом не было необходимости, наоборот, это только все усложняло. Теперь ему точно известно, что они направляются в Эдинбург; если они отпустят его на границе, когда достигнут Чевиот Хиллз, он сможет оповестить об их побеге солдат генерала Уэйда, как только доберется до Гексэма. Может, им стоит довезти его с собой до самого Эдинбурга и отпустить прямо в городе? Насколько ей было известно, весь город, за исключением разве что королевского замка, все еще был занят войсками принца Чарли. Юэн мог продолжить путь на север и найти убежище в лоне своей семьи в Инвернессе, ну а ей ничего не стоило скрыться в роскошном городском особняке ее матери на Бельмонт-Крессент, где никому и никогда не пришло бы в голову разыскивать Кэтти Леннокс.

Нет, такой план никуда не годился, она это сама отлично понимала. К тому же, чем скорее они избавятся от майора Бэрка, тем лучше. Если бы решение зависело только от нее, она остановилась бы прямо здесь, на дороге, привязала бы его к первому попавшемуся дереву, забрала бы его лошадь и оружие и поскакала бы на север, к дому, самым быстрым галопом. Тогда бы ей не пришлось ощущать, как его мрачный взгляд сверлит ей затылок, не пришлось бы терпеть исходящую от него враждебность, вонзающуюся точно нож между лопаток. Ей нетрудно было представить, что он сейчас испытывает. Она понимала, что унизила его, и знала, что за это он возненавидит ее навсегда. Пусть непреднамеренно, но она нанесла удар в самое чувствительное место: уязвила его гордость. Кэтрин не спрашивала себя, почему для нее это так важно и как получилось, что ей было бы гораздо легче причинить вред себе самой, чем Бэрку. Допустить хоть на миг, что он ей небезразличен, она не могла. Это было невозможно, немыслимо, просто невыносимо. Это было бы издевательством надо всем, во что она верила, о чем мечтала последние четыре года. Признать нечто подобное означало бы предать Майкла и обесчестить семью. А Бэрк посмеялся бы над нею. Кэтрин вовсе не была трусихой, но так далеко ее мужество не простиралось.

У нее было предостаточно времени, чтобы хорошенько поразмыслить о Юэне Макнабе. Кэтрин знала его всю свою жизнь, и он ей никогда не нравился. Он был четвертым из семерых сыновей в хорошей семье, состоявшей из порядочных и набожных приверженцев епископальной церкви. Все остальные дети стали гордостью своих чопорных и строгих родителей, а вот Юэн всегда был паршивой овцой в семье и с самого детства отличался жестокостью. Как-то раз, когда Кэтрин была еще совсем маленькой, она укусила его за коленку, увидев, как он зверски избивает лошадь. Ни он, ни она в глубине души так и не забыли этот давний случай и не простили друг друга, но после гибели Майкла Юэн начал откровенно и нагло ухаживать за нею, вернее, домогаться ее самым оскорбительным и непристойным образом. Женщины всегда становились для него легкой добычей, и он презирал их за это. Ей казалось, что он преследует ее так упорно лишь по одной причине: она никогда не скрывала своего отвращения к нему. Его привлекала именно ее неприязнь. Кэтрин ни за что на свете не стала бы поддерживать с ним никаких отношений, будь он хоть трижды кузеном Майкла, если бы только Юэн не оказался таким богатым источником полезных сведений о движении северных кланов, о политических настроениях в южной части Шотландии, о развитии революции в целом. Она знала, что у него есть друзья, находящиеся в самой гуще событий, и что он сам не раз выполнял секретные задания якобитов. Когда ее отец погиб, и она решила принять непосредственное участие в восстании, ей поневоле пришлось обратиться к Юэну за советом, а он познакомил ее с Оуэном Кэткартом.

Оуэн Кэткарт. Это он придумал план с похищением документов, из-за которого она теперь оказалась в безвыходном положении. Как только они сделают привал и отойдут подальше от Бэрка, она спросит у Юэна, где сейчас Оуэн Кэткарт и знает ли он о том, что с ней случилось. Кэтрин надеялась, что Оуэна не арестовали. Он показался ей человеком расчетливым и холодным, но она ни на минуту не сомневалась в его порядочности, равно как и в его искренней преданности делу Стюартов. Это выгодно отличало его от Юэна, для которого, по глубокому убеждению Кэтрин, революция была всего лишь предлогом, позволявшим ему вести разгульную и бесчестную жизнь.

День уже начал клониться к закату, стало смеркаться, а они все ехали и ехали. Кэтрин думала, что они остановятся в Пенрите, но нет, Юэн даже не сбавил шаг. Она с трудом держалась в седле от усталости и в сгущающихся сумерках еле различала колеи на дороге, когда Макнаб наконец окликнул ее и объявил привал. По его указанию она повернула лошадь на грунтовую аллею, по обеим сторонам которой тянулись высокие кусты живой изгороди, безлиственные в это время года, и вскоре выехала к стоявшему на поляне сельскому домику с хозяйственными пристройками сзади. В одном из окон горел свет, из трубы над крышей вился дымок.

Юэн велел Бэрку спешиться и передал свой пистолет Кэтрин. Он как раз связывал Бэрку руки за спиной, когда дверь коттеджа распахнулась и на пороге появился человек.

– Привет, это я, Юэн! – окликнул хозяина Макнаб. – Не выходите, я сейчас приду!

Покончив с веревкой, он толкнул Бэрка назад, к его лошади.

– Ни с места, – прозвучал короткий приказ. – Кэтти, пристрели его, если начнет дурить.

С этими словами Юэн направился к дому. Кэтрин осторожно слезла с лошади и взяла ее под уздцы, надеясь, что в полутьме Бэрку не видно, лежит ее палец на спусковом крючке или нет. Она направила на него пистолет, стараясь придать себе решимости.

– Не пытайся что-либо предпринять.

Предупреждение прозвучало фальшиво даже в ее собственных ушах: что он мог сделать, стоя со связанными руками в шести шагах от нее?

– У меня и в мыслях не было, – устало ответил Бэрк, ссутулив плечи, чтобы хоть немного облегчить боль в спине, – пытаться что-либо предпринимать.

– Значит, ты веришь, что я в тебя выстрелю?

– С величайшим удовольствием. Да и прицелишься, надо полагать, получше, чем в прошлый раз.

Кэтрин судорожно сглотнула:

– Несомненно.

– Но, может быть, ты по доброте душевной уступишь эту привилегию своему галантному кавалеру, Кэт?

– Возможно.

Она попыталась небрежно пожать плечами.

– Я думаю, так оно и будет, – продолжал Бэрк. – Хотя вряд ли ты откажешь себе в удовольствии понаблюдать, как он это сделает. Твое великодушие не простирается столь далеко. Тебе же приятно будет посмотреть, как я умираю?

– Бэрк, ради всего святого…

Кэтрин запнулась, не зная, что сказать. Ей хотелось все ему объяснить, но это было невозможно.

– Неужели мы не можем хотя бы поговорить друг с другом по-человечески? – умоляюще попросила она, машинально проводя рукой по волосам. – Осталось потерпеть всего лишь сутки, а потом мы расстанемся навсегда.

– По-человечески? – Его рот презрительно скривился. – Мне трудно беседовать по-человечески, когда на меня наставлен пистолет, милая. А ты всерьез полагаешь, что мы могли бы стать друзьями? Зачем? Чтобы успокоить свою совесть?

– Нет, я…

– Избавь меня от объяснений. Для меня друзья – это одно, а враги – совсем другое, и я стараюсь их не путать. И если по моей ноге поползет змея, я не стану приглашать ее погреться у меня на груди.

И опять Кэтрин судорожно перевела дух.

– Я не заслуживаю такой жестокости. Ты и я…

– Что ты называешь жестокостью, Кэт?

Несмотря на все его громадное самообладание, во взоре Бэрка полыхнуло бешенство.

– Развяжи мне руки, и я покажу тебе, что такое жестокость. Ну давай, попробуй! С каким удовольствием я взял бы тебя за горло и свернул тебе шею!

Она отшатнулась, мотнув головой, как будто он ее ударил. В темноте Бэрк не мог разобрать, что выражает ее взгляд, но страдание явственно проступило даже в уголках напряженно сжатого рта. Ему, вероятно, следовало радоваться этому, но он, напротив, почувствовал себя совсем скверно. Как ни удивительно, даже теперь ему, все еще хотелось к ней прикоснуться, и не для того, чтобы причинить боль, нет, он стремился ее утешить, стереть с ее лица это страдальческое выражение.

Глядя, как она пытается овладеть собой, удерживая в руке пистолет, под тяжестью которого дрожала ее тонкая кисть, он вдруг сказал неожиданно для самого себя:

– Ладно, давай поговорим по-человечески. Как ты сама сказала, это ненадолго. Полагаю, еще день я смогу потерпеть.

Кэтрин смигнула слезы и встретилась с ним глазами.

– Ты правду говоришь? – спросила она с такой робкой надеждой в голосе, что его сердце растаяло.

– Да, я говорю правду. Но взамен ты должна кое-что для меня сделать.

Он уже видел у нее за плечом выходящего из дома и направляющегося к ним Юэна.

– Что?

Бэрк слегка усмехнулся, увидев, как настороженно нахмурилось ее лицо:

– Скажи этому сукину сыну, чтобы дал мне воды напиться.

Лицо девушки разгладилось. В эту самую минуту к ним подошел Юэн, переводя подозрительный взгляд с Бэрка на Кэтрин и обратно. Он вынул из ее руки пистолет и приказал ей идти в дом.

– Зачем? Что ты задумал?

– Делай что тебе велят! – раздраженно рявкнул Юэн.

Она не двинулась с места.

– Черт побери, женщина, я собираюсь отвести на постой твоего английского дружка. Он поспит еще одну ночку в амбаре, только на этот раз тебе не придется согревать его своей теплой задницей. А теперь ступай куда велено, а не то я тебя перекину поперек колена и выпорю прямо здесь, у него на глазах.

Кэтрин побагровела. Она не могла себя заставить взглянуть на Бэрка. Ладно, Юэну Макнабу она еще покажет, на что она способна! Поскорей бы остаться с ним наедине и выложить все, что она о нем думает, да так, чтобы до него дошло. Ну а пока сотня грязных ругательств замерла у нее на языке. Бросив на Юэна последний взгляд, полный бессильной ярости, она повернулась и решительно зашагала к дому.

 

14

Вся захваченная подготовкой страстной обличительной речи, предназначенной исключительно для ушей Юэна Макнаба, Кэтрин не постучала в дверь и ворвалась в коттедж как к себе домой. Она остановилась и замерла в дверях, встретив изумленные взгляды мужчины, сидевшего за столом, и женщины, хлопотавшей у очага в дальнем конце просторной и удобной комнаты.

– Прошу прощения. Здравствуйте, я Кэт…

Ей пришлось прерваться на полуслове. Кто эти люди? – впервые спросила она себя. Друзья Юэна, конечно, раз он по приезде представился хозяину дома по имени, и не просто друзья, политические союзники, надо полагать: ведь он должен был им объяснить, почему запирает английского офицера в их амбаре. Значит, ничего страшного не будет, если она тоже назовет им свое настоящее имя.

– Меня зовут Кэтрин Макгрегор. Кажется, Юэн предполагает, что мы у вас сегодня заночуем. Благодарю вас за гостеприимство.

Мужчина встал и поклонился, пробормотав: «Леди Кэтрин». Значит, Юэн уже успел сообщить им, кто она такая. Женщина подошла поближе и сделала почтительный реверанс. На лице у нее было написано острое любопытство и что-то еще, но что именно? Неприязнь? Они представились как Дональд и Флора Росс и пригласили ее присесть на скамье поближе к огню. Миссис Росс, молодая женщина приятной наружности со светло-каштановыми волосами, собранными в узел, принесла ей чашку горячего чая, и Кэтрин с благодарностью принялась потягивать его, согреваясь у огня. Дональд Росс, молчаливый мужчина, по виду намного старше жены, снова сел к столу и вернулся к прерванному занятию: он чистил ружье. Кэтрин попыталась завязать разговор; ее попытки были встречены вежливо, но без дружеского тепла. Наконец она заметила, что хозяева украдкой наблюдают за нею, а один раз перехватила многозначительный взгляд, которым они обменялись между собой. Вот только что он означал? Это так и осталось для нее загадкой. Она умолкла и задумчиво уставилась на огонь.

Вскоре к ним присоединился Юэн. Миссис Росс спросила гостью, не желает ли она умыться перед ужином, и Кэтрин последовала за нею в спальню.

– Вот вода для умывания, леди Кэтрин. – Хозяйка указала на кувшин и таз на умывальнике, стоявшем возле кровати в небольшой, скромно обставленной спальне.

– Прошу вас, миссис Росс, зовите меня просто Кэтрин.

В ответ миссис Росс лишь поджала губы, демонстративно не предложив Кэтрин называть ее Флорой.

Кэтрин испустила бессильный вздох и, готовясь к умыванию, стала расстегивать рукава своего зеленого бархатного платья. При этом ее взгляд упал на заляпанную, мятую юбку. Она безуспешно попыталась стряхнуть пыль и грязь рукой.

– Ваше платье выглядит просто ужасно, – внезапно заметила миссис Росс.

Кэтрин решила про себя, что это были первые искренние слова, произнесенные хозяйкой дома за все время их краткого знакомства. Она виновато улыбнулась и кивнула, признавая очевидную правоту замечания.

– Возьмите одно из моих.

– Нет, что вы, я не могу его принять!

– Конечно, я не могу предложить ничего роскошного, к чему вы, без сомнения, привыкли, но по крайней мере оно чистое и приличное.

С этими словами она вынула сверток из сундука, стоявшего в ногах постели, расправила его, и Кэтрин увидела, что это простое платье из домотканой шерсти серо-голубого цвета, скромно отделанное светло-зеленой лентой.

– Вы очень добры, миссис Росс, но, честное слово, я не могу его принять.

– Почему нет? У нас примерно один размер. Наверное, вы считаете, что для вас оно недостаточно хорошо.

– О, Боже, конечно, нет! Это прекрасное платье, оно мне очень нравится! Просто вы меня совсем не знаете, а мне нечего дать вам взамен, у меня нет ни денег, ни…

– Денег? – переспросила миссис Росс, возмущенно вздернув подбородок.

– Ну вот, теперь вы обиделись. Пожалуйста, простите меня.

Кэтрин все больше нервничала. Вдруг ее осенило.

– Предлагаю вам обмен. Я приму ваше платье и поблагодарю вас от всей души за вашу щедрость, но только при условии, что вы согласитесь взять мое.

Миссис Росс с сомнением оглядела мятое и грязное платье, а Кэтрин, не удержавшись, рассмеялась.

– Честное слово, еще совсем недавно это было прекрасное платье, и ему можно вернуть прежний вид, если немного постараться.

Она расправила юбки и сделала пируэт:

– Ну как? Вы согласны?

Впервые за все время миссис Росс улыбнулась. Это была нерешительная, робкая улыбка, но все-таки лучше, чем ничего, подумала Кэтрин.

Вскоре хозяйка ее покинула, чтобы приготовить ужин, а Кэтрин, оставшись одна, принялась гадать, что же рассказал о ней Россам Юэн Макнаб. Все? Тогда понятно, почему они так холодно держатся. Нетрудно вообразить, что они о ней думают: женщина дворянского рода, с титулом согласилась обслуживать английских солдат, чтобы выведать их военные секреты. В эту минуту ей самой подобная мысль показалась чудовищной. Невозможно было и дальше делать вид, будто она и вправду руководствовалась исключительно патриотическими соображениями, когда решила принять участие в этой безумной авантюре. Уж скорее надо было признать, что ею двигали безрассудство и страсть к саморазрушению. Ну и, конечно, жажда мести. Впервые она поняла, что ее побуждения были низменными, а не благородными, впервые впустила в душу чувство стыда.

Ужин, поданный на стол в большой комнате, оказался простым, но вкусным. Разговор велся в основном между Юэном и Дональдом Россом, и касался он исключительно хода восстания. Росс с воодушевлением рассказывал о том, что в Манчестере принц Чарли и его маленькая повстанческая армия наконец-то встретили радушный прием. Несколько представителей благородных семейств присоединились к восставшим, не говоря уж о фермерах, ремесленниках и прочем простом люде. Теперь они продвигались на юг, к Дерби, и Росс выразил уверенность, что осада Лондона – это лишь вопрос времени. Главным преимуществом Карла Стюарта был стремительный характер наступления, самым слабым его местом по-прежнему оставалась малочисленность войск. Тем не менее, за исключением замков Стерлинг и Думбартон, а также нескольких фортов на севере и королевского замка в Эдинбурге, вся Шотландия была им покорена.

Уверенность Росса в победе оказалась заразительной. Кэтрин ощутила знакомое по временам юности воодушевление, мысль о том, что она действительно принимает дело революции близко к сердцу, подбодрила и утешила ее. Все-таки приятно было сознавать, что не одно лишь стремление лично насолить англичанам привело ее к нынешнему плачевному положению. Она выросла в ожидании революции, торопила ее приход, надеялась на успех, хотя ее представления о последствиях восстания были, конечно, по-детски наивными. Ей вдруг вспомнились слова, однажды сказанные Бэрком, о том, что на войне не бывает правых и неправых, просто солдаты убивают друг друга на чужой земле ради чуждых и непонятных для них самих целей. Что это было, спросила она себя, проявление безверия и разочарования, или, напротив, высшей политической мудрости?

– Камберленд – настоящий мясник, – говорил меж тем Юэн, прерывая ход ее размышлений своей горячностью. – Он сейчас в Личфилде, как вам известно.

Дональд Росс кивнул.

– Уэйд просто болван, да и Коуп не лучше, но вот герцог Камберленд – человек опасный.

– Я согласен, – нахмурившись, заметил Росс. – Камберленд не только сын короля, но и самый способный генерал, каким Англия могла бы похвастаться впервые за долгое время. Он человек жестокий, но его тактика приносит плоды.

– Он мясник, – повторил Юэн, отодвинув от себя тарелку и откинувшись на спинку стула. – Ну что ж, Кэт, – продолжал он с плохо скрытой издевкой, – разве тебе не интересно узнать, как все прошло в Карлайле?

– Еще как интересно, – выдавила Кэтрин.

Он был ей настолько неприятен, что она едва могла заставить себя взглянуть на него, но из уважения к хозяевам пришлось проявить вежливое внимание.

– Он пал так же легко, как Эдинбург. Они сдались без боя, даже гарнизон в замке капитулировал. Горцы потеряли всего двоих.

– Значит, на двоих больше, чем хотелось бы.

– Как я уже говорил тебе, Дональд, леди Кэтрин внесла свою, пусть скромную, но важную лепту в эту победу. Разве не так, Кэт?

– Нет, не так, – ответила она, краснея.

– Ну-ну, не скромничай. Может, тебе и не удалось выполнить свое задание тютелька в тютельку, но, зная тебя, я уверен, что ты отдалась ему душой и телом.

За столом воцарилось гробовое молчание. У Кэтрин звенело в ушах от возмущения и стыда. Ей не верилось, что он действительно говорит все это ей в лицо, при людях.

– Вряд ли тебе об этом известно, Дональд, – как ни в чем не бывало продолжал Юэн, – но леди Брэйморэй обладает особым даром, можно сказать, удивительным и неповторимым талантом; это просто редкостная удача для всех нас, что она решила употребить его на благо семейства Стюартов. Полагаю, на свете существует не так уж много женщин, способных принести высшую жертву во имя того, что является, в сущности, чисто мужским делом: произвести в стране государственный переворот.

Он улыбнулся одними зубами, в то время как его глаза блеснули откровенной злобой.

– Жаль, что не предусмотрено каких-то медалей или иных наград за тот особый род доблести, который ты проявила, Кэт. Боюсь, тебе придется довольствоваться лишь нашим молчаливым восхищением.

Кэтрин слепо уставилась на свои сложенные на коленях руки, чувствуя, что ее лицо полыхает. Молчание за столом затянулось. То, что она хотела бы высказать Юэну Макнабу, не годилось для ушей приличной компании, но ее остановило нечто иное. В действительности, как ни тяжко было в этом признаться, язык у нее отнялся оттого, что его гнусные нападки оказались вполне заслуженными: в предельно оскорбительной форме он высказал лишь то, в чем она сама себя упрекала меньше часа назад. Пора было взглянуть правде в глаза и беспристрастно оценить собственные побуждения и поступки. Кэтрин не собиралась уклоняться от сурового суда над собой, она лишь сочла, что имеет право на время отложить слушания. Меньше всего на свете ей хотелось бы разрыдаться на глазах у Юэна Макнаба.

Она судорожно перевела дух и вскинула голову, собираясь заговорить, но тут миссис Росс ласково положила руку поверх ее руки.

– Да, все считают, что это чисто мужское дело, только я вот, к примеру, никогда не могла понять почему. Что за люди нами правят – это ведь нас всех затрагивает: и мужчин и женщин, не так ли? И хотя моего мнения никто не спрашивает, я вам прямо скажу: до сих пор мужчины не так уж блестяще справлялись с государственным управлением.

Немного помолчав, она продолжила тихо и задумчиво:

– Женщине совсем не все равно, кто имеет власть над нею, над ее семьей, над ее соотечественниками. Она принимает это близко к сердцу. Но что она может сделать? Женщина не может взяться за оружие и отправиться на войну, она не может выступить с речью в парламенте, она не может даже голосовать за тех мужчин, которые там выступают. Что же ей остается? Можно сказать, почти ничего. Но одно оружие у женщины все же есть. И если она решит им воспользоваться, может быть, вы мне объясните, мистер Макнаб, что в этом плохого? По-вашему, лучше взять мушкет и вышибить кому-нибудь мозги?

Теперь Кэтрин точно знала, что сейчас расплачется.

Она уже чувствовала, как покалывают веки от скапливающихся слез.

Миссис Росс встала из-за стола.

– Вы мне поможете убрать посуду, Кэтрин? Мужчины, конечно, захотят выкурить по трубочке и побеседовать обо всяких мудреных вещах, в которых мы с вами ничего не смыслим.

Смех Юэна прозвучал нарочито громко и неискренне. Мистер Росс смотрел на свою жену с затаенной улыбкой, полной любви и гордости. Кэтрин проглотила ком в горле и отодвинула свой стул. Вместе с миссис Росс они собрали посуду со стола, пока мужчины усаживались у огня.

Некоторое время они работали молча, но, когда хозяйка передала ей посудное полотенце и тарелку, Кэтрин воспользовалась этим, чтобы с благодарностью пожать ей руку.

– Миссис Росс…

– Флора.

– Флора, – Кэтрин улыбнулась и смахнула слезу, невольно пролившуюся из глаза, – спасибо вам за ваши слова.

– Не стоит об этом говорить.

– И все же я вам благодарна. Как бы мне хотелось походить на тот образ женщины, который вы описывали, быть такой благородной и сильной. Мне кажется, вы гораздо ближе к идеалу, чем я.

– Да ну, какие глупости! Все мы лишь исполняем свой долг, – с этими словами Флора отвернулась, не желая продолжать разговор.

Ужин получился обильным, на тарелках осталось много еды, и Кэтрин робко приступила к делу, о котором неотступно думала весь вечер.

– Флора, тот человек в сарае, он… мы временно держим его в заложниках, пока не окажемся севернее Гексэма или… ну, словом, там, где английские солдаты, по мнению Юэна, не смогут нас остановить. Если вы не возражаете, я хотела бы отнести ему немного еды. День был трудный, а он ничего плохого не сделал, он просто…

– Разумеется, его надо покормить! Я думала, мистер Макнаб об этом позаботился.

– Нет, он… Он об этом не подумал.

– Ради всего святого!

Миссис Росс прищелкнула языком и начала собирать еду в узелок из полотенца; по просьбе Кэтрин она наполнила фляжку водой из кувшина.

– Становится холодно, как вы думаете…

– Да, ему потребуется одеяло. У нас есть запасное здесь в сундуке. Одного, я думаю, хватит, в амбаре тепло.

– Спасибо, Флора.

– И еще вам понадобится свеча. С вами все будет в порядке? Может, пусть лучше сходит мистер Макнаб? Или мы могли бы послать Дональда.

– Нет, лучше я сама пойду, – осторожно подбирая слова, возразила Кэтрин. – Никакой опасности нет. По правде говоря, Юэн с англичанином… не совсем ладят, и я подумала… – Она умолкла, не желая вдаваться в подробности.

На дворе было холодно и тихо, серебристый полумесяц поднимался над голыми ветками платана. Самая крупная из хозяйственных пристроек должна быть амбаром, сообразила Кэтрин, пересекая мощенный каменными плитами двор с узлом в руках. Услышав шум позади себя, она оглянулась и увидела, как дверь коттеджа захлопывается и к ней решительным шагом направляется Юэн Макнаб. Девушка повернулась к нему лицом, мысленно собираясь с духом. Ей было отлично известно, что он намерен сказать.

– Куда это ты направляешься?

– В амбар, Юэн, отнести майору Бэрку его ужин.

Она говорила тихо, стараясь по возможности его не злить. В эту минуту ей хотелось во что бы то ни стало избежать ссоры.

– Дай сюда, никуда ты не пойдешь.

Кэтрин застыла неподвижно, глядя на его протянутую руку.

– Майор ничего не ел со вчерашнего вечера. Он военнопленный, если хочешь знать, и имеет право на гуманное обращение. Я отнесу ему еды и одеяло, Юэн. Спокойной ночи.

Она повернулась, собираясь уйти. Макнаб грубо схватил ее за плечо и развернул лицом к себе. Ухватившись за край одеяла, он вырвал узел у нее из рук и швырнул на землю, а потом вцепился обеими руками ей в плечи и встряхнул ее.

– Но я его связал, Кэт, может, ты позабыла? Так что нет смысла к нему идти, он не сможет тебя полапать!

Он попытался всунуть руку между ног Кэтрин, но она вырвалась, едва не задохнувшись от бешенства, и оттолкнула его.

– Тебе же нравится, когда он тебя тискает! – прорычал Юэн. – Не забывай, я тебя видел с ним на полу. Ты выла, как мартовская кошка. Он же англичанин, Кэт! Мой кузен, должно быть, перевернулся в гробу.

– Да, он англичанин! И он лучше тебя в сто тысяч раз, Юэн Макнаб. Ты трусливая скотина, и я скорее издохну, чем позволю тебе дотронуться до себя хоть пальцем!

Он ударил ее по лицу так сильно, что она покачнулась и еле удержалась на ногах. На мгновение слезы ослепили ее. В следующий миг Юэн уже держал ее одной рукой за талию, а другой оттягивал ей голову назад за волосы, чтобы ее поцеловать. От прикосновения его рта ее едва не стошнило. Она стала вырываться и попыталась отвернуть лицо в сторону, но он крепко держал ее за волосы, причиняя жестокую боль. Тут Кэтрин вспомнила о ноже, и ее тело обмякло.

– О, Кэт, – простонал он, восприняв ее внезапную расслабленность как знак согласия.

Ее рука тихонько скользнула вниз и скрылась в складках юбки. Юэн меж тем попытался просунуть язык ей в рот, но она плотнее сжала губы.

– Я хочу тебя поиметь прямо у него на глазах, Кэт. Раздеть догола и взять тебя, пока он смотрит.

Ее пальцы сомкнулись вокруг рукояти ножа. Она медленно подняла руку, словно собираясь его обнять, и внезапно приставила стальное лезвие к его шее.

– А я хочу воткнуть этот нож тебе в глотку. Убери свои грязные лапы и отойди от меня.

Юэн отскочил от нее с проклятием. Глаза у него полезли на лоб от неожиданности. Секунду они смотрели друг на друга, оба готовые к нападению, но он первым опустил руки.

Его зубы забелели в лунном свете. Это была уже не улыбка, а злобный, угрожающий оскал.

– Ладно, милая, на этот раз твоя взяла. Но это пока. Путь впереди длинный, и попомни мои слова, прежде чем он подойдет к концу, ты будешь моей. И я заставлю тебя об этом пожалеть. – Юэн дернул головой, указывая на нож, который Кэтрин все еще крепко сжимала в руке, целя ему в горло. – Валяй, Кэт, корми своего майора. Гуляй, веселись. Только помни: это тебе даром не пройдет. В конце концов за все приходится платить.

Он опять зловеще ухмыльнулся, и Кэтрин почувствовала, как волосы зашевелились у нее на голове от обуявшего ее ужаса. Потом Юэн повернулся спиной и ушел в дом. Она следила за ним, пока он не скрылся за дверью коттеджа, и только после этого позволила себе опустить руку с ножом и расслабиться. Пальцы словно приросли к рукоятке, и ей пришлось разгибать их с помощью другой руки. Тут колени у нее затряслись, а следом за ними неудержимая дрожь охватила все тело. Нагнувшись за оброненным узлом, Кэтрин прижала его к животу и замерла, пока лихорадка не прекратилась. Звезды холодно мигали с неба, пронизывающий ветер гнал по двору сухие листья, обметая ее ноги. Она подняла голову и решительным шагом направилась к темному амбару.

* * *

Кругом было тихо, только старая корова изредка переступала в своем стойле по усыпанному соломой полу и шумно вздыхала. В непроглядной темноте Бэрк на четверть дюйма поднял связанные за спиной руки, пытаясь облегчить боль в плечах, но это не помогло. Предплечья затекли и почти потеряли чувствительность, запястья были перетянуты, руки казались задубевшими рачьими клешнями. В сотый раз он проклял свое теперешнее положение и всю цепочку событий, которые к нему привели. Хорошо обученный, закаленный в боях офицер, имеющий опыт работы в разведке, знающий все повадки и уловки врага, как он мог попасться на простейший и, без сомнения, самый древний трюк в засаленной книге женских хитростей? С навязчивой и беспощадной ясностью его память, независимо от воли, беспрерывно возвращалась к тому моменту, что привел его в ловушку: трепещущее под ним тело Кэт, ее лицо, горящее желанием, а потом щелчок курка и жестокий удар по плечу, отбросивший его в сторону. Он скрежетал зубами от унижения, но позорное воспоминание повторялось вновь и вновь. Утешением ему могло служить одно-единственное обстоятельство: в тот момент, когда все это случилось, он еще не успел снять штаны. Благодарю тебя, Господи, за такую милость, подумал он с кощунственным сарказмом.

Но хуже всего было то, что ему по-прежнему хотелось ее видеть. Невероятно! Глупее не придумаешь! Хотя его нынешнее состояние само по себе служило бесспорным и неопровержимым доказательством обратного, он все-таки не мог до конца поверить, что ее страсть была поддельной.

И не одна только уязвленная гордость мешала ему примириться с очевидностью. Он прекрасно знал, что показная страсть является основой ремесла для любой уважающей себя шлюхи, но Кэт… Кэт была особенной. Она обладала чарующей невинностью. Казалось, все, что они делали, было для нее внове. Он вспомнил, как она раздевалась перед ним в Гельвеллине, какое это было пленительное переплетение застенчивости и чувственности. И как она потом его целовала, с какой робкой нежностью, словно была не совсем уверена в том, как это делается, но страстно желала научиться…

Из-за нее он потерял голову. Да уж, лучше признаться в этом прямо. Но такое признание не доставило ему никакой радости, напротив, оно терзало душу подобно воспаленной ране, делая чудовищное положение, в котором он оказался, совершенно непереносимым. Из-за нее он до сих пор не сделал попытки бежать. Несколько раз за этот день ситуация складывалась так, что можно было попробовать удрать даже на заморенной кобыле Кэт: использовать внезапность, замешательство, понадеяться на то, что Рэмзи промахнется. Но он опасался, что случайная пуля может задеть ее. Бэрк наклонил голову вперед и резко откинул ее назад, больно ударившись затылком о столб, к которому был привязан. Шишка на время отвлекла его от боли в руках, но в качестве наказания за глупость она никуда не годилась. Он по-прежнему был привязан к столбу в амбаре, и впереди у него была лишь долгая ночь. Времени вдоволь, чтобы поразмышлять о собственном безрассудстве.

Бэрк открыл глаза и слепо уставился в темноту. Что это, игра воображения или снаружи действительно раздался какой-то звук? Теперь он явственно различил тихое царапанье в дверях. Его мускулы невольно напряглись, и он сделал глубокий вдох, чтобы утихомирить сильно бьющееся сердце. Ему вовсе не улыбалась мысль о ночном визите Юэна Рэмзи и уж тем более о том, чтобы быть избитым со связанными за спиной руками.

Дверь бесшумно открылась. В лунном луче золотисто-рыжие волосы потемнели, приняв оттенок старой бронзы. Бэрк облегченно перевел дух.

Он молча наблюдал за девушкой, пока она напряженно вглядывалась в темноту, стоя на пороге амбара.

– Майор Бэрк? – позвала она негромким певучим голосом, от которого у него перехватило дух.

– Да! – неохотно откликнулся он. – Я здесь, сижу привязанный к этому чертову столбу справа от тебя.

Кэтрин закрыла тяжелую дверь, лязгнул засов. Бэрк скорее почувствовал, чем услышал, как она пробирается к нему в темноте: ее собственный, ни с чем не сравнимый запах достиг его ноздрей. И вот она уже рядом; он едва различал на темном фоне ее черный силуэт.

– Я принесла свечу, – сказала она почему-то шепотом и принялась рыться в тряпичном узле, который притащила с собой.

Через некоторое время темноту прорезал огонек свечки, которую Кэтрин тщательно укрепила на перекладине у себя над головой. Потом она обернулась, и его поразила произошедшая с нею перемена. Никогда раньше он не видел ее такой бледной и взволнованной, ему даже показалось, что она избегает его взгляда. Бэрк смотрел на нее молча, пока она, сделав несколько глубоких вдохов, приходила в себя. Наконец Кэт, подбоченившись, взглянула на него сверху вниз, и уголки ее нежных губ медленно приподнялись в злорадной усмешке.

– Какого черта ты ухмыляешься? – в бешенстве не выдержал Бэрк, хотя прекрасно знал ответ.

Господи, как она, должно быть, довольна! Ему было бы легче, если бы она не выглядела такой неотразимо прекрасной в свете свечи… если бы эта плутовская рожица проказливого бесенка не была столь восхитительной.

Кэтрин присела на корточки, чтобы лучше его видеть, и обхватила руками коленки.

– Такое нечасто случается, – начала она.

Бэрк прислонился затылком к столбу и со вздохом приготовился слушать.

– Нечасто бедной девушке вроде меня выпадает счастливый случай увидеть, как выглядит всемогущий майор великой и непобедимой английской армии, когда крылышки у него связаны, как у рождественской индюшки.

Она довольно засмеялась и даже захлопала в ладоши. Он ответил ей мрачным взглядом.

– Наконец-то, – продолжала Кэтрин, понизив голос, – мы поменялись ролями, и я вам честно скажу: мне это нравится, очень нравится. В жизни не получала такого удовольствия! Просто сердце поет!

– У тебя нет сердца, – буркнул он.

Она опять рассмеялась.

– Как вы можете говорить такие ужасные вещи? А я-то старалась, ужин вам принесла.

– Ты собираешься меня развязать, чтобы я смог поесть?

Кэтрин покатилась со смеху.

– Ей-Богу, майор, вы меня удивляете! Мне известно, что вы крайне невысокого мнения о моих умственных способностях, но соблаговолите по крайней мере поверить, что я в здравом рассудке.

Он фыркнул.

– Нет, я, разумеется, не стану вас развязывать. Я собираюсь вас кормить.

Она порылась в связанном узлом одеяле и вытащила бутылку зеленого стекла.

– Пить хотите?

– Да.

Это было еще мягко сказано!

Девушка поднесла бутылку к его губам. Бэрк стал пить большими жадными глотками.

– Еще, – потребовал он, когда она сделала движение, чтобы забрать бутылку.

Устыдившись себя, Кэтрин дала ему напиться, а потом покормила его в виноватом молчании.

– Насколько я понимаю, твой приятель этого не одобряет, – заметил Бэрк, кивнув на еду.

Она уклончиво пожала плечами.

– Он предпочел бы, чтобы я умер с голоду. Тогда ему не пришлось бы тратить на меня пулю.

– Какой вздор, – презрительно отмахнулась Кэтрин, заталкивая ему в рот последний кусочек хлеба. – Это англичане убивают пленных, а не шотландцы!

– Ты и вправду так наивна?

– Я говорю чистую правду!

Бэрк устало покачал головой.

– Ах, Кэт, Кэт, из-за твоего глупого упрямства меня завтра пристрелят. Вот уж не думал, что ты так сильно меня ненавидишь.

Кэтрин обдумала его слова, прибирая остатки ужина.

– У меня нет к вам ненависти, – осторожно объяснила она. – Просто мы враги, вот и все. Мы не можем друг другу доверять. Я не держу на вас зла, но нам обоим придется исполнять свой долг.

– Даже если во имя долга одному из нас придется убить другого?

Бэрк заговорил медленно, по слогам, словно обращался к слабоумному ребенку.

– Завтра, как только мы проедем мимо английских войск, стоящих лагерем под Гексэмом, Рэмзи убьет меня.

– Это неправда! – воскликнула она, глядя ему прямо в глаза. – Юэн не такой человек.

Бэрк с отвращением поморщился.

– Как только вы благополучно проведете нас мимо войск Уэйда, мы вас отпустим. Ну, может, он вас привяжет, чтобы дать нам время отъехать подальше, но подозревать, что он замышляет убийство… это просто нелепо! С какой стати ему вас убивать?

– С такой, что вы похитили британского офицера, а это преступление против короны, наказуемое смертью через повешение. Кроме того, мне известны ваши имена. Пошевели мозгами, черт тебя побери, не будь такой тупицей!

Кэтрин с достоинством выпрямилась.

– Вы не понимаете самого главного, майор Бэрк. Боюсь, вам никогда этого не понять. Мы шотландские горцы! Мы не убиваем безоружных, чтобы спасти свою шкуру. Мы деремся открыто и честно. Хладнокровно застрелить человека только из-за того, что он может донести на нас властям – это немыслимо! Это было бы малодушием и низостью. Это противоречит всему тому, во что мы верим. Мы…

Бэрк не стал ее перебивать, но перестал слушать, утомленно откинувшись и опираясь о столб. Увидев, что он больше не собирается спорить, Кэтрин разочарованно смолкла. Потом встала и, стряхнув крошки с платья, несколько раз прошлась взад-вперед по амбару. Ей почему-то не хотелось уходить.

– Вам не будет холодно? Я принесла одеяло.

Он ничего не ответил, только устало взглянул на нее, вытянув длинные ноги на полу перед собой. В руках снова началась пульсирующая боль, в душе появилось ощущение безнадежности. Кэт сейчас уйдет, а завтрашнего дня он может и не пережить. И то и другое казалось ему одинаково скверным.

– У тебя новое платье, – заметил Бэрк после долгого молчания.

Кэтрин остановилась и взглянула на платье, подаренное ей Флорой.

– Да.

Она смутилась, понимая, что он оценивает ее.

– Как это, должно быть, приятно – хорошенько вымыться и одеться во все чистое!

– Завтра в это самое время, – с уверенностью заговорила Кэтрин, – в каком-нибудь нортумберлендском трактире вы будете принимать горячую ванну с мылом, пить вино и закусывать свежими фруктами. И флиртовать со служанкой, которая принесет вам полотенца, – тут у нее вырвался немного нервный смешок.

– А ты, Кэт? Где будешь ты?

– Я? О, я… – Девушка растерялась и отвела взгляд. На несколько секунд она позволила себе задуматься о том, что будет делать послезавтра. Ну, разумеется, она вернется домой. Вернее, не то, чтобы домой, ведь замок Дарраф, который она привыкла считать родным домом, безвозвратно потерян для нее, его величественных старинных башен она скорее всего никогда больше не увидит. Ни разу в жизни ей больше не суждено взглянуть на закат сквозь освинцованные окна в отцовской библиотеке или как в детстве, дрожа от возбуждения и сладкого страха, спрятаться от грозы под сводами запутанных и гулких переходов. Но она сможет вернуться в Эдинбург, в большой особняк на Бельмонт-Крессент, вот уже два десятка лет являющийся их городским домом. Там живет ее мать. Кэтрин с грустью поняла, что пора туда возвращаться. Ее мать… Горькая усмешка искривила ее губы. Узнает ли Роза Макгрегор свою родную дочь? Или ее разум потерян окончательно и безвозвратно? И что еще ждет ее в Эдинбурге? Если восстание будет подавлено, английский король лишит ее всего того, что ей дорого, всего, что составляло гордость ее семьи на протяжении многих поколений. И ей придется вытерпеть все это молча. Она сделала глубокий вдох, стараясь подавить рыдание.

– Кэт?

Громкий голос Бэрка, полный удивления и тревоги, вернул ее к действительности.

– Я найду себе место, – ответила она тихо, глядя мимо него в темный угол амбара.

Бэрк нетерпеливо пошевелился. Ему не хотелось спрашивать, что за место она собирается себе найти, но он все-таки не удержался и спросил.

Тон, которым был задан вопрос, показался ей оскорбительным.

– А вы как думаете? – огрызнулась она.

Прежняя вражда опустилась между ними подобно густому туману.

– На какое место я, по-вашему, могу рассчитывать? – сердито повторила Кэтрин.

– Неужели нет какого-нибудь ремесла или…

– Какого, например? Пойти в гувернантки? Я не умею читать. В компаньонки? Да кто ж меня возьмет? У меня нет ни образования, ни умения, я ни на что не гожусь, кроме одного… Вы меня осуждаете, майор?

Он пожал плечами.

– Меня не интересует, что ты будешь делать.

– Вот и хорошо. А то мне вдруг почудилось, будто в вашем голосе прозвучало неодобрение.

Кэтрин отвернулась, но тут же вновь взглянула на него. Точно какой-то бес толкал ее, заставляя продолжать неприятный разговор.

– Мне показалось, что вы издевались надо мной с первого дня нашего знакомства из-за того, что я такая, какая есть. Вы станете это отрицать?

Бэрк пристально уставился на носок своего сапога.

– Если я тебя обидел… дал понять, что ты недостойна…

– Вот еще! – презрительно оборвала его Кэтрин.

Развернув одеяло, она опустилась на колени рядом с ним.

– Вам будет холодно.

Она укутала одеялом его плечи, стараясь сохранить отчужденность, но искра чувства подобно разряду молнии пробежала по ее телу от этого простого прикосновения.

– Ты очень добра, – тихо заметил он, не спуская глаз с ее лица.

Ее пальцы легко касались его груди. Кэтрин замерла и, подняв голову, посмотрела ему прямо в глаза.

– Я бы сделала то же самое для больного животного.

Их взгляды скрестились. Наконец она медленно опустила руки и встала.

– Спокойной ночи. Я оставлю вам свечу.

Она подошла к двери и открыла ее.

– Кэт! – невольно вырвалось у Бэрка. Он едва различал в полумраке ее фигуру.

– Да?

– Он собирается убить меня, Кэт.

Молчание.

– Вы ошибаетесь, майор Бэрк, – сказала она наконец и, закрыв за собой дверь, оставила его в почти непроглядном мраке, в котором тонул слабый огонек свечи.

* * *

Кэтрин взбила пуховую подушку и расправила одеяло, устраняя последние морщинки. Миссис Росс проделала то же самое со своей стороны двуспальной кровати, которую им пришлось делить прошлой ночью, пока мужчины спали на полу возле камина в большой комнате.

Хозяйка дома взяла с комода небольшой сверток и протянула его Кэтрин.

– Вот, Кэтрин, это вам.

– Что это?

– Так, просто пустяк. Моя старая ночная рубашка.

– О, Флора…

– Неизвестно, как долго вы будете в пути. Я хочу, чтобы вам было в чем спать.

Обе женщины обнялись с искренней сестринской нежностью. Все это время Кэтрин не хватало женской компании, и расставание с Флорой вызвало у нее слезы.

Выйдя на крыльцо, они увидели, как все трое мужчин выходят из амбара. Росс вел на поводу лошадей, Юэн шел позади Бэрка с пистолетом в руке. Бэрк растирал себе запястья и болезненно поводил плечами; он выглядел бледным и усталым. Кэтрин приветствовала его с церемонной вежливостью, и мимолетная сардоническая усмешка промелькнула на его губах.

– Доброе утро, – ответил он с подчеркнуто низким поклоном.

Слегка покраснев, Кэтрин отвернулась и решила больше на него не смотреть.

Как и прежде, она села на его жеребца, а он – на ее кобылу. Втроем они проехали по аллее прочь от коттеджа Россов. Кэтрин обернулась, чтобы помахать Флоре, и та помахала в ответ с порога, даже послала воздушный поцелуй на прощание.

Стоял холодный хмурый день. Бэрк ехал, ссутулившись в седле, глядя в спину Кэтрин и размышляя о словах Юэна Рэмзи перед выездом:

– Если вздумаете что-то затевать, майор Бэрк, учтите: я сперва пристрелю ее, а потом уж вас.

– Отлично, – проворчал он тогда, – это даст мне время, чтобы улизнуть.

Рэмзи лишь ухмыльнулся в ответ.

Слова угрозы продолжали звучать в ушах Бэрка, пока они продвигались все дальше на север. Приближалось то тревожное время, когда они могли столкнуться с английскими солдатами. Конечно, не исключено, что Рэмзи просто блефует. Да, он злобный, не знающий жалости ублюдок, но допустить, что он может выстрелить в Кэт… В это невозможно было поверить! И все же на протяжении всего этого долгого, утомительного дня Бэрк не сделал ни единой попытки сбежать.

Наконец, уже далеко за полдень, они достигли Брэмптона, в окрестностях которого и расположился лагерем полк английской кавалерии, очень похожий на тот, что стоял под Дамфризом, где Кэт содержалась под стражей. Если их остановят, то только здесь. Все трое знали об этом. Напряженность между ними достигла предела.

– Осадите назад и поезжайте рядом со мной, майор, – приказал Юэн, – а ты Кэтти, держись впереди.

Единственная дорога, ведущая на север, огибала лагерь с западной стороны; они миновали несколько небольших групп солдат: и пеших, и конных, но никто даже не заговорил с ними. Бэрк уже стал спокойно воспринимать то, как все пялят глаза на Кэт, когда она проезжает мимо, и как потом долго провожают ее восхищенным взглядом, будто узрев некое чудо. В этот день повышенное внимание к Кэт пришлось как нельзя кстати: встречных интересовало, кто она такая, а не кто они такие; тем не менее Бэрку было неприятно, что все на нее глазеют, и он ничего не мог с собой поделать.

Наконец военный лагерь остался позади, опасность миновала. Бэрк внезапно осознал, что из множества владевших им чувств основным было облегчение. «Но почему?» – спрашивал он себя, хотя в глубине души уже знал ответ. Все было просто, как детская считалочка. Он не хотел, чтобы Кэт попалась.

– Стойте! – грубо скомандовал Макнаб, когда миновал еще час быстрой езды. – Мы остановимся здесь.

– Почему здесь? – удивилась Кэтрин.

Юэн не удостоил ее ответом.

Девушка разглядела за узкой полоской леса, тянувшегося справа вдоль дороги, большую поляну, а посреди нее старый, лишенный листвы вяз. Она повернула коня, следуя за Бэрком, и сердце мучительно заныло у нее в груди. Этого момента она ждала весь день и все же оказалась не готовой к нему. Вот здесь они его оставят. Усилием воли Кэтрин заставила себя не заглядывать вперед. Главное – пережить эту минуту. Потом, когда все кончится, у нее будет время подумать о том, что означала в ее жизни встреча с Джеймсом Бэрком.

Они выехали на середину поляны. Кэтрин спрыгнула с лошади, решив, что пожмет ему руку на прощание.

Макнаб приказал Бэрку спешиться, целясь из пистолета ему в голову. В глазах Юэна Кэтрин с удивлением подметила какой-то нездоровый блеск. Бэрк медленно, как бы против своей воли, слез с кобылы. Вид у него был мрачный. «Интересно, о чем он думает, – спросила себя Кэтрин. – Жалеет ли хоть чуть-чуть, что они расстаются навсегда?»

– Веревка здесь, – сказала Кэтрин, роясь в седельной сумке. – И мы должны оставить ему лошадь, Юэн.

Она не сомневалась, что он начнет возражать на этот счет, и приготовилась стоять на своем.

– Веревка не понадобится.

– Разве ты не собираешься его привязать? – удивилась Кэтрин, продолжая рыться в седельной сумке.

Им нужно было выиграть время, чтобы уйти от Бэрка подальше.

– Нет, я собираюсь его пристрелить.

 

15

Кэтрин стремительно обернулась, раскрыв от изумления рот. Двое мужчин стояли в дюжине шагов друг от друга. Макнаб держал пистолет обеими руками, целясь прямо в сердце Бэрку, а тот изготовился к прыжку, меряя взглядом разделявшее их расстояние и слегка напружинив ноги.

– Нет! Юэн, не надо! – Ее голос пронзительно зазвенел от ужаса. – Не стреляй!

– Заткнись.

Юэн взвел курок.

– Гляди, Кэт, гляди, как он будет умирать!

– Стой!

Она подбежала ближе, стараясь отвлечь на себя его внимание.

– Ты не можешь этого сделать! Нет, остановись!

В один миг, подобный ослепительной вспышке молнии, Кэтрин поняла, что он это сделает. Ей ни за что его не переубедить, а Бэрк не успеет уклониться от пули. В порыве, столь же естественном, как дыхание, она бросилась вперед, пытаясь заслонить Бэрка от неминуемой гибели, и попала под прицел пистолета в ту самую секунду, когда раздался выстрел. Пуля ударила ее в грудь, закрутив волчком, ноги подогнулись, и она упала на колени, все еще не веря в случившееся и ошеломленно глядя на Макнаба.

Сжимая в руке дымящийся пистолет, он смотрел на нее с перекошенным от потрясения лицом. Внезапно ее пронзила горячая и острая боль, словно кто-то повернул в ране раскаленный нож. Кэтрин осела и закрыла глаза. Она непроизвольно прижала руку к груди. По ней сразу заструился теплый, липкий ручеек. Рукав плаща намок и отяжелел. Девушка застонала, когда перед глазами замелькали черные мушки.

Наверное, прошло какое-то время; она слышала рядом с собой отвратительный и жуткий шум борьбы и смутно различала фигуры дерущихся мужчин.

– Осторожно, у него нож, – предупредила Кэтрин, но Бэрк вряд ли расслышал, потому что она могла лишь шептать.

Ей хотелось оставаться на коленях, не упасть, в тот момент ей это казалось чрезвычайно важным, но земля упорно поднималась навстречу, хотя она изо всех сил упиралась ладонями, стараясь оттолкнуться и выпрямиться. И вот ее лицо уже в траве, сырой запах земли щекочет ноздри. «Вот и смерть пришла, – с грустью подумала Кэтрин, – я умираю».

Но она тотчас же опомнилась. Нет, умирать нельзя. Главное, не упасть, не дать себе лечь и потерять сознание. Мучительно медленно, дюйм за дюймом, девушка поползла к вязу. Дерево было совсем близко, но кто-то словно нарочно растягивал дорогу, удлиняя ее на много миль. Но вот наконец путь пройден. Кэтрин прижалась щекой к толстому стволу. Теперь ей стало казаться, что она умрет, если закроет глаза, поэтому она принялась пристально изучать грубую кору, водя по ней кончиками пальцев. В ушах стоял шум, как будто от стремительно бегущего горного потока. Боль стала такой нестерпимой, что она уже боялась пошевелиться. Где же Бэрк? Как ему не совестно бросить ее одну, когда сама жизнь неумолимо вытекает из нее, впитываясь в землю? Ее сердце разрывалось от горя, слезы безутешной печали покатились по щеке.

– О, Бэрк! Ты здесь, – прошептала она секунду спустя.

Тяжело дыша, он опустился перед нею на колени и схватил ее за плечи. Теперь можно закрыть глаза, может быть, даже прилечь. Кэтрин слегка повернула голову, чтобы заглянуть ему в лицо. Оно показалось ей побледневшим и измученным, никогда раньше она не видела его в таком ужасном расстройстве.

– Ты ранен? – спросила она, хотя, судя по всему, он остался цел и невредим.

В ответ Бэрк непрерывным потоком начал испускать ругательства. Кэтрин уставилась на него в недоумении. Почему он так сердит? Сам он между тем, с тревогой вглядываясь в ее перепуганное, вытянувшееся от боли лицо, спросил:

– Зачем, Кэт? Зачем?

– Что «зачем»?

Вопрос показался ей лишенным смысла. Нет, она не станет даже задумываться над тем, что он означает, хотя Бэрку, похоже, страшно не терпится узнать ответ. Да ну его к черту! У нее самой был к нему свой, куда более важный вопрос.

– Бэрк, я умираю?

– Нет!

Ей сразу стало лучше; даже боль вроде бы немного утихла. Ее глаза закрылись, с уст сорвался облегченный вздох.

– Ложись, – приказал он.

Ему хотелось сердиться, удержать в себе ярость, но та стремительно улетучивалась, уступая место леденящему душу страху.

Поддерживая ее плечи и затылок, Бэрк осторожно опустил девушку на траву. Она замерла в неподвижности, пока он расстегивал ее плащ, но при первой же попытке ощупать рану сквозь разорванную ткань платья резко дернулась. Оба стали еще бледнее. Бэрк осмотрел безобразное маленькое отверстие, не желая прикасаться к нему, чтобы не причинять ей лишних страданий. Пуля вошла на дюйм ниже правой груди. Кровь сочилась непрерывно, но, к счастью, непульсирующими фонтанчиками.

– Можешь сделать глубокий вдох? Давай потихоньку.

Она с опаской, мелкими глотками начала втягивать в себя воздух, пока наконец не ощутила острый укол боли.

– Было больно?

– Совсем чуть-чуть.

На верхней губе у нее мелкой россыпью выступила испарина.

– Ради всего святого, перестань геройствовать! – Он едва не заорал на нее, чувствуя, как ярость возвращается. – Было тебе больно или нет?

– Да!

Бэрк растерянно провел рукой по лбу. Ребро, конечно, сломано, а может, и два, однако легкое, судя по всему, не затронуто. Но, Боже милостивый, уж слишком сильно у нее идет кровь! Он вытащил из кармана носовой платок и вложил ей в руку.

– Приложи к ране и прижми как можно крепче, – Бэрк изо всех сил старался говорить спокойно. – Ты с этим справишься, Кэт?

Она кивнула и, болезненно поморщившись, прижала платок к груди.

– Умница. Я сейчас вернусь, только плащ захвачу.

Кэтрин закрыла глаза. Он вернулся действительно через миг и бережно закутал ее в теплую ткань плаща. Только сейчас она вдруг вспомнила о Макнабе.

– Где он? – спросила Кэтрин, боясь услышать ответ. – Где Юэн?

– Он мертв. Я убил его. Прости, Кэт, мне ужасно жаль, – прошептал он, с тревогой заметив, как горестно вытянулось ее лицо, а глаза наполнились слезами.

– Ты и вправду его любила…

Ему казалось, что чья-то сильная рука безжалостно стиснула его сердце.

Кэтрин бессильно покачала головой. Как объяснить ему, что чувство вины, а не утраты вызвало у нее эти слезы?

– Это все я виновата, – прошептала она обреченно, терзаясь угрызениями совести. – Слепая дура!

– Молчи, не надо разговаривать. Нам надо убраться отсюда поскорее и найти место, где бы ты могла согреться.

Бэрк опять ушел, но вскоре вернулся, ведя на поводу своего громадного серого жеребца.

– Мне придется тебя поднять, милая. Обхвати меня за шею. Сможешь?

Она обвила его шею левой рукой, но поднять правую так и не сумела, было слишком больно. Бэрк одной рукой подхватил ее под колени, другой обнял за плечи и медленно выпрямился, не спуская глаз с ее лица. Ее голова откинулась ему на плечо, она старалась дышать короткими ровными глотками. В ушах опять возник оглушительный шум. Кэтрин потеряла сознание.

Она очнулась от боли, которая с каждым шагом жеребца отзывалась жестокой пыткой во всем теле. Та же боль вскоре опять заставила ее погрузиться в спасительное забытье. Когда Кэтрин вновь пришла в себя, Бэрк держал ее на руках и открывал плечом дверь заброшенного строения, когда-то бывшего хуторским домиком, а теперь превратившегося в развалюху.

– Боже милосердный! – ахнул он, оглядываясь по сторонам.

Пыль и грязь покрывали все вокруг, углы были густо затянуты паутиной. Покосившийся стол, колченогий стул и грязный тюфяк на полу составляли всю меблировку. Сквозь зияющие дыры в соломенной крыше пробивался солнечный свет, а окно представляло собой пролом в стене, занавешенный прибитой гвоздями тряпицей. Однако кирпичный очаг был цел, а на укрепленной над ним полке лежали сломанные кухонные принадлежности и стояла запыленная коробка со свечами. Бэрк понял, что придется довольствоваться тем, что есть.

Он уложил девушку, все еще закутанную в широкий серый плащ, на тюфяк; потом сбросил камзол, скатал его и подложил ей под голову вместо подушки.

– Я сейчас вернусь, милая.

– Не уходи.

Она отвернулась, проклиная себя за слабость и страх.

– Кэт, я выйду только на минутку. Нож и фляжка с бренди у меня в седельной сумке, нам без них не обойтись.

Бэрк наклонился и ласково провел рукой по ее щеке.

– Я сейчас же вернусь, вот увидишь.

Закрыв глаза и стараясь ни о чем не думать, девушка стала покорно ждать, пока опять не услышала над собой его бесплотный голос. Когда она открыла глаза, оказалось, что Бэрк стоит на коленях рядом с нею.

– Пей, но только потихоньку, чтобы не закашляться. Вот так, хорошо. Теперь еще немного.

Кэтрин поморщилась, когда огненная жидкость обожгла ей горло и вызвала слезы на глазах, но послушно сделала еще глоток. Она понимала не хуже самого Бэрка, что бренди ей понадобится.

– А теперь дай мне взглянуть.

Он отвел ее руки от пропитанного кровью плаща. Она тихонько вскрикнула от испуга.

– Я не сделаю тебе больно, обещаю. Дай мне только посмотреть.

Неизвестно, что сыграло свою роль – его бережность или некоторое ослабление боли, – но Кэтрин позволила ему расстегнуть платье, расшнуровать сорочку и с бесконечной осторожностью оттянуть от раны клочья прорванной ткани. Ее грудь была обнажена, и она на миг закрыла глаза, стыдясь неизвестно чего. Бэрк легонько провел кончиками пальцев по ставшим чрезвычайно чувствительными краям раны. Спиртное возымело свое действие: лицо Бэрка стало расплываться у нее перед глазами.

– Рана серьезная, да? Скажи мне правду, Бэрк. Я умру?

Не обращая на нее внимания, Бэрк продолжал тихонько исследовать рану пальцами. Кэтрин бессознательно прикрыла рукой левую грудь.

– Пожалуйста, скажи мне.

Наконец он откинулся назад и посмотрел на нее.

– Нет, Кэт, ты не умрешь, – угрюмо ответил Бэрк, – если только мне удастся вовремя вытащить из тебя пулю этого ублюдка. А теперь лежи смирно. Не двигайся.

Она послушно закрыла глаза и почти тотчас же впала в беспокойное полузабытье.

Бэрк поднялся на ноги. Если уж всерьез приниматься за ремесло лекаря, значит, понадобится огонь и много света. Господи, как она бледна! Кровотечение заметно уменьшилось, но ему и прежде приходилось видеть великое множество ран, и он отлично знал, что Кэтрин, возможно, уже потеряла чересчур много крови и не сможет выжить. Он огляделся вокруг в поисках какого-нибудь инструмента, который можно было бы использовать наряду с ножом, чтобы извлечь пулю. Ему требовалось нечто вроде щипцов, два куска металла или проволоки, или… На стене рядом с очагом висел на гвозде совок для угля, вернее то, что от него осталось. Вся середка проржавела насквозь и выпала, но по бокам еще торчали в виде раздвоенного жала острые железные отростки. Если удастся выдернуть из ручки эту двузубую вилку, ее можно будет приспособить под щипцы. Разумеется, совок был покрыт толстым слоем грязи, как и все остальное в этой убогой халупе, но его можно отчистить и как следует прокипятить вместе с ножом. Бэрк повидал на своем веку столько хирургических операций, проводимых порой прямо под огнем на поле боя, что крепко усвоил главный урок: чем чище инструменты, которыми орудует врач, тем больше у пациента шансов выжить.

Когда Кэтрин вновь очнулась, он стоял на коленях перед закоптелым очагом, раздувая огонь. Наконец дрова занялись ярким пламенем. Увидев, как рыжеватые отблески играют на его длинных, сильных и ловких пальцах, девушка невольно успокоилась.

– Матерь Божия, помоги нам обоим, – взмолилась она, сама не замечая, что говорит вслух.

Бэрк резко обернулся.

– В чем дело, Кэт? – спросил он с усмешкой и, выпрямившись, подошел к ней. – Неужто ты и вправду думаешь, что нам понадобится вмешательство Богородицы? Я полагаю, до этого дело не дойдет. В конце концов, всему белому свету известно, что шотландская пуля не повредила бы и новорожденному младенцу. Где уж ей угнаться за крепкой великовозрастной девицей, прошедшей все огни и воды!

– Ах ты чертов ублюдок, – машинально ответила она. – Если я умру, то только по твоей вине, косолапый английский медведь…

Тут Бэрк присел на край тюфяка, и все мысли сразу покинули Кэтрин, потому что ее тело сдвинулось и грудь пронзила острая, как стрела, боль. Пришлось стиснуть зубы. Дыхание у нее пресеклось, боль кругами расходилась по всему телу, лицо покрылось испариной, а взгляд затуманился. Она попыталась заговорить, но отяжелевшие губы отказывались ей повиноваться. Ее пальцы нащупали и судорожно сжали его руку.

– О, Господи, Кэт! – выдохнул Бэрк.

Его тоже прошиб пот. Он потянулся за фляжкой и заставил ее выпить еще немного.

На сей раз глотать стало легче. Постепенно живительное тепло растеклось по жилам. Кэтрин ощутила легкое головокружение и перестала испуганно цепляться за руку Бэрка.

– Да, пусть Пречистая Дева, Святой Дух и все ангелы небесные улыбнутся нам сейчас, – она испустила богохульный смешок, – потому что никогда еще бедной девушке не случалось вверять свое бренное тело, да что там тело, всю свою жизнь в руки менее искусного лекаря.

Бэрк не смог удержаться от улыбки, заслышав эти слова, хотя в них заключалась чистая правда. Он высвободил из ее пальцев свой окровавленный носовой платок и принялся разрывать его на полосы. Улыбка Кэтрин угасла, и она подозрительно принялась следить за его действиями сквозь туман, вызванный болью и парами бренди.

Когда он потянулся к ее правому запястью, она отдернула руки, втянув сквозь зубы воздух со звуком, похожим на шипение. Ему показалось, что, если бы он не остановился вовремя, она пустила бы в ход ногти.

– Не смей! – в ужасе прошептала Кэтрин. – Убери от меня свои лапы, уж лучше мне умереть! Нет! Прочь от меня, скотина!

– Кэт, ради всего святого, помолчи…

Бэрк схватил ее за руки железной хваткой и прижал их к бокам. Превозмогая боль, Кэтрин продолжала сопротивляться, несмотря на все его попытки ее остановить. Из раны сильнее потекла кровь.

– Замри, женщина, ты что, убить себя хочешь? – закричал он в отчаянии.

Она продолжала метаться, хотя он перебросил через нее ногу. Пришлось сесть на нее верхом, прижать ее кисти к земле коленями, а плечи – руками.

– Погоди, Кэт, выслушай меня! Милая, успокойся, ты не должна двигаться!

На мгновение она затихла, охваченная слабостью, но выражение панического ужаса не покидало ее лица.

– Не надо, Бэрк, прошу тебя, не делай этого. Не надо меня привязывать, я тебя умоляю.

Такая отчаянная мольба читалась в ее взгляде, что он не выдержал и отвернулся. Ее голос перешел в захлебывающийся страстный шепот; она изо всех сил старалась не потерять самообладания. Сострадая всей душой, Бэрк мысленно дал себе зарок никогда не напоминать ей об этой страшной минуте, что бы ни случилось с ними в будущем.

– Послушай меня внимательно, Кэт. Если бы я только мог, я освободил бы тебя от этих страданий и принял бы их на себя. Но это не в моих силах. Мне придется причинить тебе боль, чтобы вынуть пулю, а ты не сможешь лежать не шевелясь.

– Смогу!

– Нет, не сможешь. А если ты дернешься, пока нож будет в ране, станет только хуже.

– Все будет хорошо, вот увидишь. Попробуй, Бэрк, я сильная, ты меня еще не знаешь. Попробуй так, и если я дернусь, тогда ладно, можешь меня связать. Клянусь, я даже слова не скажу…

Тут ее дыхание опять пресеклось, слова превратились в бессвязный лепет.

Бэрк долго молчал, наклонив голову и обдумывая стоящий перед ним выбор. Наконец он поднял взгляд и кивнул.

– Ладно, милая, – сказал он тихо, – мы попробуем.

Ее лицо изменилось прямо у него на глазах: оно стало спокойнее и уже не казалось таким смертельно бледным.

– Но ты не забудешь своего обещания?

– Честное слово, не забуду!

Бэрк отпустил ее плечи и осторожно поднялся на ноги, Кэтрин закрыла глаза. На сердце у нее было легко, словно она чудом вырвалась из смертельной ловушки: то, что eй предстояло, не шло ни в какое сравнение с опасностью, которой она только что избежала. Вот он опять затеял какую-то непонятную возню у очага, потом раздался пронзительный скрежет металла о металл. Внезапно ее охватил новый тошнотворный приступ страха. А вдруг у нее и вправду не хватит сил выдержать то, что ей грозит? Следом за этой страшной мыслью пришло воспоминание о Рори и Майкле. С того самого рокового дня она жила, терзаясь болью и сомнениями: почему, по какой таинственной и необъяснимой причине им суждено было погибнуть, а ей – выжить? Этому не было разумного объяснения. Она все вытерпит ради них, решила Кэтрин. Ради них и ради своего доброго, мягкосердечного отца, принявшего мученическую смерть во имя высшей цели, которая привела ее сюда, в эту хибару. «Ради тебя, папа», – горячо прошептала она и открыла глаза.

Над нею стоял Бэрк. Его лицо показалось ей таким встревоженным, что Кэтрин послала ему дрожащую улыбку ободрения. Он удивленно покачал головой и опустился рядом с нею на тюфяк, положив свой нож и еще какой-то уродливый металлический инструмент на кусок ткани возле ее плеча.

– А ну-ка, давай снимем с тебя все это, – предложил Бэрк, бережно стягивая с ее плеч плащ и платье вместе с сорочкой, помогая ей вытащить руки из рукавов. Голая по пояс, она бессильно откинулась на тюфяк, а он вновь укрыл ее своим плащом.

– Тебе не холодно?

Кэтрин отрицательно покачала головой: он развел в очаге такой сильный огонь, что в маленькой комнатке стало даже чересчур тепло, почти жарко. Бэрк приподнял ей голову и заставил отхлебнуть еще один глоток бренди. Дальше тянуть было невозможно, пора было приступать к операции. Протянув руку, он ласково провел большим пальцем по ее скуле.

– Ты готова?

Она нащупала его руку и тихонько пожала ее.

– Да, я готова.

И опять мимолетная улыбка на миг осветила ее лицо. Длинные ресницы опустились прежде, чем он успел заметить страх, промелькнувший в ее глазах. Она почувствовала, как он откидывает плащ с ее груди, и, услыхав металлическое позвякивание, стиснула зубы. Первый пронизывающий укол потряс ее настолько, что она невольно вздрогнула и тотчас же бросила на него панический взгляд, опасаясь, что уж теперь-то он точно ее привяжет, но Бэрк лишь крепче сжал губы и рукавом вытер пот со лба. Он присел на одно колено, чтобы стало удобнее подобраться к ране, а Кэтрин обеими руками вцепилась в плащ. Теперь она знала, чего ждать: второй укол показался ей почти терпимым, и все же она всем телом вжалась в тюфяк, словно это могло смягчить пытку, и затаила дыхание.

– Дыши, – скомандовал Бэрк.

Ей стало страшно. Казалось, стоит ей вдохнуть, как тут же ее начнут душить рыдания. Судя по всему, Бэрк твердо вознамерился ее убить: ощущение было такое, словно в грудь вонзалось, медленно поворачиваясь вокруг своей оси, раскаленное добела шило. Слезы просочились сквозь накрепко зажмуренные веки, и Кэтрин пришла в отчаяние: она ведь твердо решила, что не позволит себе заплакать!

– Дыши! – повторил он.

Теперь ее испугала тревога, прозвучавшая в его голосе, и она торопливо втянула в себя воздух. Боль стала непрерывной и нестерпимой, Кэтрин с ужасом поняла, что больше не выдержит. Жалобный стон сорвался с ее уст, а в следующее мгновение, ощутив нечеловеческую острую боль, пронзившую ее насквозь, она громко вскрикнула, несмотря на всю свою решимость. Перед ее мысленным взором промелькнула жуткая картина: ей показалось, будто Бэрк вырывает сердце прямо у нее из груди, но вслед за тем ее поглотила теплая милосердная тьма.

* * *

Она долго всплывала сквозь густой черный туман к жерлу какого-то бесконечно глубокого колодца. Вот наверху показался полукруглый темный край, а за ним – чистое небо. И наконец ее голова, а потом и плечи прорвались через непроглядную тьму к свету. Она заморгала, ослепленная его яркостью, совершенно не понимая, где находится. Рядом, правда, отвернувшись от нее, возвышалась чья-то темная фигура. Кэтрин стала напряженно вглядываться, пока не узнала Бэрка. Опершись локтями на колени, а лбом на составленные домиком руки он, казалось, дремал. Она замерла, боясь его потревожить, и стала вспоминать. При каждом вдохе в груди возникало легкое покалывание, но больше никакой боли не было. Просто она очнулась после самого глубокого сна в своей жизни.

Тихонько свесив руку к груди, Кэтрин принялась осторожно ощупывать то место, где была рана, но ничего не нашла, кроме повязки. Однако повязка была сухая, а это означало, что кровотечение прекратилось. На ней была надета расстегнутая на груди белая ночная рубашка Флоры. В тусклом свете свечи комната выглядела почти опрятно. В окне, расположенном как раз напротив тюфяка, было черно, но она понятия не имела, который теперь час или даже какой нынче день. Даже такое простое действие, как поднять руку, было ей не по силам, пришлось опять замереть в неподвижности. И все-таки даже этого небольшого движения оказалось довольно, чтобы разбудить Бэрка: в ту же самую минуту он обернулся и посмотрел на нее.

Его лицо показалось ей осунувшимся и бледным, видимо, он предельно устал. Такая глубокая борозда пролегла у него между бровей, что Кэтрин захотелось провести по ней пальцем и стереть, но она была слишком слаба, чтобы дотянуться до его лица. Он заглянул ей в глаза с жадной надеждой, поразившей и даже немного испугавшей ее, и задал тот самый вопрос, который она как раз собиралась задать ему:

– Как ты?

– Очень хорошо, – отозвалась Кэтрин после секундного замешательства. – С учетом всего.

Бэрк улыбнулся, и все его лицо преобразилось. Никогда раньше ей не приходилось видеть его таким открытым и доверчивым. Она не могла на него наглядеться.

– Бэрк, я дергалась? Я не помню.

Он взял ее руку и поднес к губам.

– Нет, детка, ты не дергалась. Ты держалась твердо, как скала.

Кэтрин торопливо вознесла к небесам благодарственную молитву, но тотчас же неодобрительно нахмурилась.

– Но я потеряла сознание, не так ли?

Он кивнул, легонько проводя губами взад-вперед по костяшкам ее пальцев.

– И слава Богу, что потеряла. Я вынул пулю и зашил тебя иголкой с ниткой. Очень аккуратно, хотя, конечно, не мне судить.

– Ты меня… зашил? – ошеломленно переспросила она.

– Именно так. Шрамик остался совсем крошечный, когда затянется, сойдет за «мушку» для кокетства. Хотя вообще-то тебе вовсе не нужно налеплять на себя «мушки», ты и так хороша.

Кэтрин прикрыла глаза, на нее навалилась такая усталость, что трудно стало следить за его словами.

– А комната? – спросила она сонно, через силу разлепляя веки. – Ты нанял горничную, пока я спала?

Бэрк опять улыбнулся. Как зачарованная, она следила за его губами. Он в последний раз поцеловал пальцы и осторожно опустил ее руку на тюфяк. Тут Кэтрин вспомнила, о чем хотела сказать ему раньше.

– Бэрк, ты был прав: я вела себя ужасно глупо. Но мне и в голову не приходило, что он собирается тебя убить, клянусь тебе. Ты мне веришь?

Его брови удивленно поднялись.

– Да, разумеется.

Она робко улыбнулась. Разумеется, он ей верит! Иначе она бы тут не лежала с раной в груди, заштопанной его руками!

– Тебе надо поспать, Кэт.

Она беспрекословно последовала его совету.

* * *

– Эй, что ты такое творишь?

– Беру твоего слона своим конем, вот что.

– Это не конь, это ладья.

– Бэрк, если ты опять собираешься жульничать…

– Жульничать? Это ты жульничаешь! Я тебе три раза говорил: кони – это камешки, а ладьи – это прутики.

– Ты сам их путаешь, когда тебе это выгодно.

– А вот уж это – самая возмутительная ребяческая ложь, совершенно недостойная тебя.

– А почему бы тебе в таком случае не записать, что есть что?

– Писать нечем и не на чем. Просто запомни, Кэт: кони – это камешки, слоны – кусочки коры…

– Я-то все помню. Это ты запомни!

Бэрк вздохнул и, откинувшись на локоть, провел рукой по лбу. Они оба лежали на тюфяке, разделенные импровизированной шахматной доской со странным набором листиков, камешков и прутиков, которую он соорудил. Кэтрин довольно улыбнулась, радуясь тому, что сумела ему досадить, и Бэрку ничего другого не осталось, как улыбнуться ей в ответ.

– Как ты себя чувствуешь? – спросил он в двадцатый раз за день.

– Гораздо лучше.

Это был ее обычный ответ. Но иногда ее мучили боли, и тогда он ложился с нею рядом, обнимал ее, рассказывал разные истории, заговаривал зубы, пока боль не стихала или пока она не засыпала. Кэтрин поняла, что как бы ни сложились их отношения в будущем, она всегда будет ему благодарна за это.

– Давай, делай ход, соня!

– Я сделала ход.

– Надо играть по правилам.

Кэтрин досадливо прищелкнула языком, но потом пожала плечами и двинула другую фигуру со словами:

– Некоторые мужчины просто не могут снести поражения от женщины.

Она выиграла эту партию, но заснула посреди следующей, пока он обдумывал один из своих ходов. Бэрк тихонько вытянулся рядом с нею, глядя на нее и думая о своем. В конце концов он тоже заснул.

Ему приснилось, что они целуются, лежа на земле. Неожиданно над ухом щелкнул курок. Кто-то выстрелил, он почувствовал, как пуля прожгла его насквозь и пронзила тело Кэт. Но боли не было, вместо того, чтобы умереть, они слились воедино, сердце к сердцу.

– Я умираю с голоду.

Бэрк открыл глаза и встретился взглядом с ее глазами, с этими бирюзовыми глазами, сонно моргавшими ему навстречу.

– Покорми меня.

Его охватило почти неодолимое желание ее поцеловать. Вместо этого он проворчал:

– Что-то ты уж больно раскомандовалась, Кэт. Неужели это болезнь так сказывается?

Она лишь улыбнулась в ответ ленивой полусонной улыбкой. Он поднялся на ноги и потянулся, кряхтя и растирая лицо ладонями.

– Хочешь крольчатины с луком на ужин, любовь моя? Или луку с крольчатиной?

– М-м-м… решай сам. Оба блюда кажутся мне одинаково… одинаковыми.

Бэрк принялся подогревать безвкусное тушеное мясо, которым они питались на протяжении вот уже двух дней. Кэтрин откинулась на скатанную валиком одежду, служившую им подушкой. Ей было легко и приятно наблюдать за ним молча. Вдруг она осознала, что за последние три дня они ни разу не поссорились. Эта мысль привела ее в трепет. Конечно, это не могло продолжаться долго, особенно теперь, когда им обоим стало ясно, что она не умрет. Наоборот, она с каждым днем чувствовала себя лучше, хотя правая рука по-прежнему не действовала. Но в настоящий момент между ними установилась полная гармония, и Кэтрин намеревалась наслаждаться миром, пока он длится. Что произойдет, когда она настолько поправится, чтобы продолжить путешествие? Ни он, ни она не упоминали об этом по обоюдному молчаливому уговору.

Когда жаркое было готово, Бэрк помог Кэтрин сесть и начал кормить ее руками: в заброшенном доме не нашлось ни вилок, ни ложек. Процедура проводилась уже не впервые, но чувственное ощущение, неизбежно связанное с подобным способом кормления, волновало его настолько сильно, что всякий раз Бэрк начинал сходить с ума. По выражению лица Кэт он никак не мог понять, разделяет ли она его чувства. Иногда она высовывала кончик языка, чтобы слизнуть каплю бульона с его пальцев, и он цепенел от нестерпимого желания. В этот вечер плутовка зашла настолько далеко, что даже стала посасывать его большой палец, и ему пришлось напрячь всю свою волю, чтобы сохранить внешнюю невозмутимость.

– Ты нарочно это делаешь?

Она дожевала и проглотила последний кусочек крольчатины.

– Что именно?

Бэрк целую минуту изучал выражение изумленной невинности у нее на лице.

– Ничего.

Отставив в сторону котелок с едой, он поднялся, чтобы помешать поленья в очаге, а потом опять занял привычное место рядом с нею на тюфяке, повернувшись к ней лицом и опираясь одним плечом на стену позади себя.

– В чем дело? – спросила Кэтрин, озадаченная затянувшимся молчанием и его нерешительным видом.

– Кэт…

О, черт, надо спросить прямо, вот и все.

– Зачем ты это сделала?

– Да что я такого сделала?

Бэрк скривился в нетерпеливой гримасе, и Кэтрин отвернулась. Он взял ее руку и крепко сжал.

– Скажи мне зачем.

Было бы нелепо делать вид, будто она не понимает, о чем идет речь, но правда заключалась в том, что Кэтрин и сама не знала ответа. Она об этом просто еще не задумывалась ни тогда, ни после, и ей не хотелось делать это сейчас.

– Потому что не хотела, чтобы он тебя убил.

Она покраснела, прекрасно понимая, насколько неубедительно звучит ее ответ.

Бэрк взял ее за подбородок и заставил взглянуть себе в глаза.

– Ну вот, я сказала зачем.

Взгляд его голубых глаз приковал ее к себе. Как завороженная, она следила за отсветами огня на его коже, за движением чувственных губ, пока он говорил.

– Этого недостаточно.

Он придвинулся ближе, его голос перешел в шепот. Кэт казалась ему такой прекрасной в неверном, колеблющемся свете очага и единственной свечи! Конечно, он хотел получить правдивый ответ на свой вопрос, но сейчас ему казалось, что нет на свете ничего важнее, чем обнять ее.

– Ты вскинула руки над головой, – прошептал Бэрк, – чтобы сделать из себя мишень покрупнее. Это был не просто порыв, ты сделала это нарочно. Зачем?

Он поглаживал ее горло, она ощущала на губах его дыхание. Глаза Кэтрин закрылись сами собой.

– Чего ты от меня ждешь? Что я должна сказать? – еле выговорила она, упираясь левой рукой ему в грудь то ли для того, чтобы оттолкнуть его, то ли удержать.

Бэрк и сам не знал, какой ответ хочет услышать. Он тоже не смог бы объяснить ей многого на словах, но в эту минуту, когда его руки скользили по ее нежной коже, ему пришло в голову, что есть способ обойтись и без слов.

– Почему от тебя всегда так хорошо пахнет? – рассеянно спросил он, зарывшись носом в волосы у нее за ухом.

На этот вопрос у Кэтрин тоже не было ответа. Зато у нее промелькнула смутная мысль, что, если держать глаза закрытыми, можно сделать вид, будто ничего не происходит, хотя на самом деле притворяться было трудно.

– Бэрк, что ты делаешь?

Ее пальцы крепче вцепились ему в рубашку, когда он приник к ее губам. Ей хотелось, чтобы поцелуй продолжался бесконечно, и все же она вздрогнула, когда Бэрк заставил ее раскрыть губы. Его теплый язык скользнул ей в рот, и она что-то невнятно промычала в знак протеста, но этот звук перешел в сладострастный стон, когда он начал тихонько ласкать ее с удивительной нежностью, какой никогда не выказывал прежде.

– Бэрк, не надо… – сумела выдохнуть Кэтрин, когда он оставил ее губы и начал целовать глаза и щеки, однако ее собственные пальцы, вплетаясь ему в волосы, говорили совсем о другом.

– Но я хочу этого. – Бэрк ловко расстегивал ночную рубашку, а она ничего не предпринимала, чтобы ему помешать. – И ты тоже хочешь.

Глядя ей прямо в глаза, он просунул руку в разрез рубашки и обхватил ладонью левую грудь, поглаживая ее легкими, как будто ленивыми движениями, пока Кэтрин, не выдержав, не спрятала от него лицо.

– Тебе нравится?

Ее ответ опять вышел невнятным. Бэрк стал целовать маленький розовый сосок, прислушиваясь к торопливым беспомощным стонам, которых она не в силах была заглушить.

– Зачем ты это делаешь?

У нее непроизвольно сжимались пальцы, дыхание стало частым и неровным. Вместо ответа он откинул плащ, служивший одеялом, к изножию постели.

– О, Господи, нет, мы не должны…

Но его рука была уже у нее под рубашкой; не прекращая поцелуя, он заставил ее развести ноги.

– Я… я не могу, мне это повредит, – выдохнула она прямо ему в рот, втайне понимая, что ее слова не могут быть правдой. – Ты говорил, что мне нельзя двигаться, ты сказал…

– Молчи. Лежи тихо, я сам все сделаю.

Теперь он не смог бы остановиться, даже если бы она стала его умолять. Ему давно уже хотелось доставить ей такое удовольствие, близость ее тела, столь соблазнительного и уже так хорошо ему знакомого, сводила его с ума, к тому же в последние дни между ними установилось поразительно нежное взаимопонимание.

– Позволь мне, Кэт. Да. Не спорь.

Он отыскал самое чувствительное место и услышал, как у нее перехватило дух. Она все еще пыталась овладеть собой, сохранить самообладание, но его терпение было неистощимо.

– Не сопротивляйся, – прошептал Бэрк, осыпая поцелуями ее шею, – просто расслабься. Тебе будет очень приятно.

Кэтрин сделала последнюю отчаянную попытку сдержаться, но у нее ничего не вышло. Ее отклик оказался бурным и страстным, а Бэрк все затягивал до бесконечности сладкую муку, пока ее голова не откинулась назад, а рот не раскрылся в безмолвном крике. Увидев, как вытянулась и напряглась ее стройная шея, а затем и все тело, он наклонился и обнял ее, осыпая поцелуями, повторяя вновь и вновь ее имя, пока содрогания не стихли.

На щеках у нее блестели слезы.

– Я сделал тебе больно? – обеспокоенно спросил он шепотом.

Она не ответила.

– Почему ты плачешь, Кэт? Неужели стесняешься?

Кэтрин отвернулась. Ему хотелось успокоить ее, утешить, он чувствовал себя таким счастливым, словно сам испытал наслаждение. Ее нежная кожа увлажнилась от испарины. Бэрк лизнул языком маленькое, розовеющее, как морская раковина, ушко и тихонько подул на него. Потом он опять попытался поцеловать ее в губы, но Кэтрин не позволила.

Ей хотелось оттолкнуть его, но овладевшая всем телом приятная расслабленность не оставила сил на сопротивление. Когда она наконец заговорила, ее голос зазвучал тонким, дребезжащим фальцетом, заставившим его улыбнуться:

– Тебе не следовало это делать. Я этого не хотела.

Это была явная неправда, но Бэрк любезно промолчал, поглаживая ее волосы и вдыхая их чистый запах.

– Ты воспользовался моей слабостью, – стояла на своем Кэтрин. – Нарочно выбрал время, когда я совершенно беспомощна и уязвима. Ты поступил как последняя скотина.

Бэрк виновато кивнул.

– Это было омерзительно, – она все больше начинала горячиться. – Разве порядочный человек может себе такое позволить по отношению к беззащитной больной? И ты еще считаешь себя джентльменом!

– Ну это уж слишком! Извини, но ты…

Бэрк сел на тюфяке и заглянул ей в лицо. Ее глаза, все еще не просохшие от слез, горели праведным негодованием, щеки пошли пятнами.

– Я не могла сопротивляться, боялась, что рана откроется! А ты это знал и самым гнусным, самым подлым образом воспользовался моим беспомощным положением! Будь ты проклят, Джеймс Бэрк…

– Эй, эй, полегче! Послушай, Кэт, ты была совсем не против и не говори мне, что тебе это пришлось не по вкусу.

– Ах ты поганый сукин сын… Перестань на меня таращиться, черт бы тебя побрал! Убирайся! Пошел вон!

– Вон? Посреди ночи?

– А мне плевать!

Она отталкивала его, насколько хватало ее слабых сил, и Бэрк испугался, что рана действительно откроется. Наградив ее торопливым поцелуем, который она немедленно стерла с губ тыльной стороной ладони, он сказал:

– Ну ладно, ладно, я ухожу.

Ему пришло в голову, что стоит, пожалуй, наколоть дров: это могло бы отвлечь его от телесных вожделений, вдруг властно заявивших о себе. Кэтрин демонстративно повернулась к нему спиной, и он встал.

– Тебе нечего стыдиться, любовь моя, – мягко сказал Бэрк, обращаясь к ее затылку.

Спина девушки, казалось, еще больше окаменела.

– И не надейся, что я стану извиняться, потому что я ни о чем не жалею, – тут он многозначительно понизил голос, – да и ты, полагаю, тоже.

В ответ она издала какой-то нечленораздельный, но явно негодующий возглас. Бэрк отошел к двери и, уже взявшись за ручку, добавил:

– И еще, Кэт, я должен сказать, что ты была бесподобна.

– Вон!

Он засмеялся.

– Иду, иду.

Когда за ним закрылась дверь, Кэтрин откинулась на подушку и закрыла лицо руками. Слезы пришли сразу же и ручьем хлынули по щекам, щекоча и обжигая. Наконец, устав плакать, она вытерла глаза и начала ругаться вслух, награждая Джеймса Бэрка самыми страшными бранными словами, какие ей были известны, пока не истощила вес! свой богатый запас. После этого ей ничего другого не осталось, как задуматься.

Какой подлый трус, какой мерзавец! Он ее использовал, вот в чем дело. И еще имел наглость заявить, что ей нечего стыдиться! И в самом деле нечего! Она же ничего дурного не сделала! Это он воспользовался своим преимуществом, чтобы самым бессовестным образом захватить ее врасплох в минуту слабости, а она только… она только…

Кэтрин опять закрыла лицо руками и бессильно расплакалась. Она только хотела, чтобы эта медленная, обжигающая, божественная пытка длилась вечно. О, Господи! Как она могла допустить, чтобы он трогал ее там? А потом… как можно было ему позволить смотреть на себя, пока она… Она съежилась, укрывшись плащом с головой. Никогда, никогда ей не пережить этого позора! Но это все его вина, только его! Он вел себя как животное и заслуживает хорошей порки за то, что сделал.

У нее появилось смутное ощущение, что она несколько переусердствовала в своем возмущении. Сделанного не воротишь, что было, то было, вот и все, теперь это в прошлом. Надо успокоиться. Она вовсе не рабыня собственных страстей, она разумная женщина. То, что произошло, было всего лишь случайностью, недоразумением. Он застал ее врасплох в тот момент, когда она была не в силах противостоять атаке, только и всего. Любой мужчина смог бы это сделать в сложившейся ситуации.

Но каждый нерв в ее теле все еще сладко ныл при воспоминании о пережитых ощущениях. Все было так чудесно, пока длилось, все казалось таким правильным, таким… неизбежным. И потом… все последние дни Бэрк был с нею так добр, так ласков… Он служил ей островком спасения в бурном море страха и боли. Они стали почти друзьями или даже любовниками…

Любовниками? Ха! Какая же она дура! Ее пальцы судорожно комкали плащ. Она разорвала бы его в клочья, если бы хватило сил. Любовники! Надо же такое вообразить! Да он просто пытался ее умаслить, втереться к ней в доверие, чтобы легче было ее унизить. Ну ничего, она ему отплатит за все. Найдет способ. Она еще не знала, что именно сделает, но знала твердо, что в один прекрасный день настанет его черед корчиться от унижения (в точности, как он заставил ее сегодня!), а она с удовольствием посмеется над ним.

Кэтрин решительно вытерла глаза и застегнула сорочку. Ей стало немного легче. Со сдавленным стоном она села в постели, оперлась руками о тюфяк позади себя и свесила ноги, перетащив их через низкий край.

Оказалось, что этого делать не следовало. Тошнотворная волна головокружения накрыла ее, и Кэтрин упала на спину, даже не успев понять, в чем дело. Ошеломленно глядя в потолок, она попыталась восстановить дыхание и понять, не открылось ли новое кровотечение. В груди глухо пульсировала боль, тупая и в общем-то вполне терпимая. Через минуту девушка схватилась за края тюфяка обеими руками и, задыхаясь от усилия, опять заставила себя принять сидячее положение. Она сидела тихо-тихо, пока дыхание не успокоилось, потом подтянулась поближе к краю. Увы, кроватный столбик, за который можно было бы уцепиться, чтобы встать, отсутствовал, пришлось подниматься своими силами. Голый пол холодил босые ступни. В глубине души Кэтрин понимала, что еще не готова к подобным подвигам, однако желание вновь стать сильной и избавиться от постыдной ранимости, чтобы больше не становиться легкой добычей для Бэрка, пересилило доводы разума, толкнув ее на необдуманные и поспешные действия. Не долго думая, она поднялась на ноги.

Комната моментально закружилась вокруг нее каруселью, тело покрылось холодной испариной. Она стояла, пошатываясь и изо всех сил стиснув зубы. Кэтрин отчетливо осознавала, что если упадет, то последствия будут плачевными. Но понемногу все успокоилось, комната уже не кружилась, а только плыла у нее перед глазами, и Кэтрин сделала робкий шаг вперед, потом еще один. Ноги плохо слушались ее, зато решимость была велика: до дальней стены тесной комнатушки она добралась меньше чем за две минуты. Цепляясь за стену, Кэтрин стала судорожно глотать воздух полным ртом, ее начала пробирать дрожь, вскоре перешедшая в сотрясающий озноб. Слезы бессилия хлынули из глаз, когда она поняла, что без посторонней помощи ей не преодолеть обратный путь до постели. А если послушаться подгибающихся, ставших как будто ватными коленей и соскользнуть по стене на пол, она ни за что не сможет снова подняться своими силами. Мысль о том, что придется ползти, почему-то привела ее в ужас. А что, если Бэрк вернется как раз в эту минуту и застанет ее? Едва лишь подумав о такой возможности, она издала безнадежный стон и стукнулась головой о стену. Бэрк вошел в комнату именно в этот момент.

Он увидел ее сразу же: она стояла чуть слева от него. У него перехватило дух, и он с грохотом выронил охапку дров, которую нес в руках.

– Какого черта? Что ты, гром тебя разрази, делаешь? – воскликнул Бэрк.

Гнев и тревога боролись за верховенство на его гордом лице.

– Не смей со мной так разговаривать! – закричала она в ответ, торопливо смахивая со щек предательские слезы. – И не вздумай ко мне прикасаться! Ни-ко-гда, слышишь ты, подлый, трусливый ублюдок! Хочешь знать, что я делаю? Я хожу, к твоему сведению, и не нуждаюсь в твоих советах, чтобы… – Чтобы что? – …чтобы решать, что мне делать и чего не делать! – неуклюже закончила Кэтрин. – А теперь отстань, я сама справлюсь.

Она сделала решительный шаг в сторону от него, и пол стремительно вздыбился ей навстречу. Бэрк подхватил ее как раз вовремя: еще секунда, и она ударилась бы об пол. На какой-то миг Кэтрин потеряла сознание; придя в себя, она обнаружила себя на полу в объятиях Бэрка, он растирал ей виски и пристально заглядывал в лицо.

– Я не упала в обморок, – проговорила она дрожащим голосом, – нет, нет, я не упала в обморок.

– Нет, конечно, нет.

– Не надо мне поддакивать!

– Я скорее поднекиваю, – улыбнулся Бэрк.

Ее гнев стал стремительно улетучиваться. Кэтрин попыталась вернуть его назад, но он уплывал, как последнее облако после бури. «И все же я с тобой расквитаюсь, Джеймс Бэрк!» – пообещала она себе, но теперь это прозвучало просто как громкая фраза, лишенная мстительности. Чего ей действительно хотелось, так это закрыть глаза и прижаться головой к его груди. Стук его сердца был сильным и ровным, ей приятно было слушать это мощное биение. Она ощутила прикосновение его губ у себя на лбу, и ей показалось, что им там самое место. Мечтательная полуулыбка растянула уголки ее собственного рта, и она погрузилась в чудесный сон.

* * *

Еще не рассвело, когда Кэтрин услышала, что Бэрк встал, оделся и вышел во двор. Последнее время он очень мало спит, отметила она про себя, передвигая ноги на согретую его телом половину тюфяка. Сама она в отличие от него спала чуть ли по двадцать часов подряд. К ней понемногу стали возвращаться силы. После того как позавчера он застал ее за попыткой пройтись, Бэрк взял с нее слово больше не вставать с постели в его отсутствие и без его помощи. Вчера она дважды вставала и ходила по комнате, опираясь на его руку. В первый раз прогулка удалась на славу, Кэтрин продержалась на ногах целых десять минут, но во второй раз слишком быстро устала. Ей пришлось тяжело повиснуть на нем, пока он тащил ее в постель. Она надеялась, что сегодня все получится еще лучше, ей все не терпелось поскорее выздороветь. Силы нужны были ей сейчас, немедленно.

Уставившись на светлеющее за окном небо, Кэтрин беспокойно заворочалась в постели. Хотелось есть, но крольчатина с луком уже успела опротиветь ей до смерти. Ей стало зябко, и она поплотнее запахнула вокруг плеч плащ Бэрка: по комнате гуляли сквозняки и почти всегда было холодно, как бы он ни старался развести огонь побольше. Им еще повезло, что погода стояла сухая, но Кэтрин прекрасно понимала, что удача не может длиться вечно. Страшно было даже подумать о том, каково будет лежать на этом тюфяке, глядя, как дождь хлещет прямо сквозь дыру над головой. Она знала, что Бэрку тоже хочется поскорее распроститься с этим местом, возможно, даже больше, чем ей самой, однако ее томительно затянувшееся выздоровление удерживало их в полуразрушенной лачуге. Она обещала не вставать с постели в его отсутствие, но ведь слово было дано позавчера, когда она чувствовала себя гораздо более слабой, нетвердо стоящей на ногах и склонной к головокружению. Нет, конечно, это обещание не относится ко дню сегодняшнему, сказала себе Кэтрин, откидывая импровизированное одеяло и осторожно поднимаясь на ноги.

Ну вот. Все отлично, голова почти не кружится. Сейчас она пойдет и помешает дрова в очаге. По крайней мере от нее будет хоть какой-то толк.

Наклонившись за палкой, которую Бэрк использовал вместо кочерги, она тотчас же поняла, что это было ошибочное решение. Пришлось прислониться лбом к голой каменной стенке над камином, делая глубокие вдохи, чтобы переждать приступ дурноты. В очаге с треском переломилось полено, вылетела искра. Кэтрин вздрогнула и посмотрела вниз. Ее ночная сорочка занялась огнем.

Испуганно вскрикнув, она принялась хлопать себя ладонями по подолу. Полетели еще искры, и в мгновение ока рубаха, которую Бэрк вывесил сушиться над очагом, вспыхнула и сердито заполыхала прямо ей в лицо. Девушка взвизгнула и неуклюже отскочила, все еще продолжая сбивать рукой искры, плясавшие по подолу ее сорочки. Деревянный шест, на котором висела рубашка Бэрка, исчез в дыму и пламени. Кэтрин мучительно закашлялась. Вода, ей нужна вода… Она заметила кружку возле постели, схватила ее и выплеснула содержимое на пламя. Единственным результатом стало быстро затихшее шипение. С головокружительной скоростью огонь пополз по сухим половицам и начал лизать стены. Жар усилился вдвое, втрое, рев пламени сделался оглушительным, пока она стояла, оцепенев, словно прикованная к месту. Кусок ткани, полуприкрывавший окно, вспыхнул и мгновенно превратился в сноп пламени. Кашляя и страдая от боли, не в силах двигаться и даже думать, Кэтрин наконец вспомнила о плаще Бэрка. Трясущимися от страха руками она подняла его с постели и попыталась затушить огонь, набросив на очаг плотную шерстяную материю. Если бы она подумала об этом минутой раньше, уловка могла бы сработать, но теперь было слишком поздно. Осознав ошибку, девушка отступила. Слезы лились по ее щекам, ей никак не удавалось отдышаться. Жар был так силен, что ее плоть готова была расплавиться.

Надо было выбираться, иначе она могла погибнуть. Но если лачуга сгорит дотла… Куда же им тогда деваться? Ее разум отказывался заглядывать в будущее дальше, чем на миг. Если бы только ей удалось поднять с пола тюфяк и накрыть им пламя… Впрочем, даже если бы у нее хватило на это сил, возможность была упущена: Кэтрин поняла это в следующую секунду, когда огонь добрался до потолка и оттуда посыпались пылающие пучки соломы. Вот загорелся плетеный половик, когда-то служивший ковром, от него повалил густой и удушливый черный дым. У нее больше не осталось выбора. Еле держась на ногах, Кэтрин подхватила с полу в изножии постели свои башмаки, сорвала плащ с гвоздя у двери и заковыляла наружу, жадно вдыхая холодный чистый воздух.

Она упала на землю в нескольких шагах от пожарища. Немного отдышавшись, она прислонилась к стволу дерева и успела увидеть, как развалюха обрушилась с оглушительным треском. Голова у нее гудела, запах гари душил, вызывая тошноту, дыхание стало хриплым, каждый вдох мучительно обжигал легкие. Холод начал пробирать ее до костей, хотя кожа горела. Губы сами собой прошептали имя Бэрка, и он вдруг появился, словно вызванный заклинанием.

Но он ее не заметил, он стремительно подбежал к груде все еще пылающих развалин и принялся торопливо раскидывать в разные стороны горящие поленья и пуки соломы. Ей показалось, что он зовет ее, но расслышать его голос за ревом огня было невозможно.

– Бэрк! Я здесь…

Едва проговорив это, Кэтрин почувствовала, что горло у нее окончательно сдавило судорогой, и закашлялась. Бэрк углубился в достававшие ему до пояса развалины, не обращая внимания на огонь. Каким-то чудом ей удалось подняться на ноги и даже издать возглас. Когда она была на полпути к нему, он бережно обернулся и увидел ее.

Бэрк подбежал к ней в ту самую минуту, когда колени у нее подломились; подхватив ее на руки и чертыхаясь, он отнес ее в безопасное место.

По следам за пережитым испугом и наступившим сразу после него невыразимым облегчением к Бэрку пришло бешенство.

– Вот чертова кукла! Как ты это сделала, Кэт? И что, черт побери, прикажешь теперь делать мне? Ах ты тупая, бестолковая, косорукая…

Он осыпал ее бранью, а его руки тем временем лихорадочно ощупывали ее тело в поисках повреждений. Гнев угас, как только он понял, что она расстроена даже больше, чем он сам, да к тому же еще перепугана до полусмерти и измучена болью, хотя и не ранена. Бэрк принялся шептать ее имя, ласково поглаживая, утешая, прижимая к себе, пока она не перестала дрожать.

– Как это случилось? – спросил он, наконец успокоившись.

– Я…

Она сделала беспомощный жест, ее сорванный голос напоминал глухое карканье.

– …Это долгая история.

– Не сомневаюсь.

Он смахнул пепел с ее волос и вновь привлек к груди, слушая ее затрудненное дыхание.

– Выдержишь верховую прогулку? Мы не можем здесь больше оставаться.

– А куда мы поедем? – с трудом выговорила Кэтрин, морщась от усилия. – Вряд ли я продержусь до самого Ланкастера.

Бэрк коротко и нетерпеливо мотнул головой.

– Мы не поедем в Ланкастер, Кэт. Мы поедем домой.

– Домой, – отозвалась она слабым эхом. – Да, Бэрк, давай поедем домой.