Документация выглядела внушительно. Два пакета аэрофотоснимков и топографическая карта с нанесенными геофизическими знаками. Собственно, это была рабочая копия карты, позволяющая ориентироваться в снимках. Франко Борзари, картограф и геодезист, поработал с обычной сноровкой, а геофизик Дутарте только рукой махнул на результаты измерений:

— Никаких аномалий, лишняя работа, — не знаю, что они хотят найти в такой спешке!

Собственно, любая разведка ведется так или примерно так. Геодезист составляет карту, используя при этом результаты аэрофотосъемки, геофизик — наносит результаты своих измерений, а геолог на основании всех этих данных должен определить, есть ли в данном районе то, что он ищет.

Доктор Винтер сидел, закрыв глаза, сдавив виски ладонями, над всей этой поспешно составленной документацией и ничего не мог из нее выжать. Ничего, что могло бы заинтересовать террористов. Либо самоуверенное заявление геофизиков, что любой предмет, отличающийся от окружающей среды, может быть уловлен их приборами, если известна его величина и глубина залегания, — либо это заявление было далеко от истины, либо в данном районе никаких посторонних предметов не было.

Теперь он прикидывал, какое из этих «либо» вернее приведет к гибели Тиссо. Он думал об этом холодно и спокойно, будто на этих же самых весах не была взвешена и его собственная жизнь. Что он не сделал из того, что должен был сделать? Допустил ли он какую-нибудь ошибку как специалист? Нет — или клада Роммеля здесь вообще не было, или он спрятан глубже, чем могут зарегистрировать его приборы. Однако как убедить в этом людей, обезумевших в погоне за фата-морга- ной? Он с отвращением отпихнул карту. С террористами нельзя вести переговоры, с ними надо вести борьбу. Но как защититься от тени, как избавиться от миража, как отличить иллюзию от реальности? С кем он борется — ив силах ли он бороться? Или остается покорно упаковать две пачки фотографий, добавить к ним карту и терпеливо ждать вызова? День, два, неделю — столько, сколько им заблагорассудится…

Он встал, открыл холодильник, вынул бутылку коньяку и наполнил рюмку. Да, это все, что он может сделать. Аллах хотел этого.

Он выпил и посмотрел на часы. Четыре — надо бы выезжать, чтобы не спеша, засветло доехать до Габеса. Завтра он вызовет Териаки, как этого хотел господин Такахаси, а там будет видно. Положить карту на пакеты с фотографиями, завернуть все это в старую, полученную на прошлой неделе, газету «Ал-Талия»… Он допил коньяк. Им не нужны пакеты со снимками, им нужны девяносто восемь ящиков с золотыми монетами и две бочки с драгоценностями. Он не выполнил задание. Тиссо не увидит на этой карте больше, чем увидел он сам. Только сумасшедший фантазер может рассчитывать на справедливость и человечность в этом подлом мире. Мир не справедлив и не человечен, он безжалостен. Мир, населенный террористами и диктаторами, теми, кто с бешеной энергией стремится воплотить кошмарные видения апокалипсиса, и теми, кто с таким же бешенством навязывает миру свое представление о всеобщем счастье. Спасителями и пророками, а также учеными, хладнокровно исследующими проблемы проституции среди тринадцатилетних девушек.

Скотство!

И он тоже часть этого скотского мира. Тоже увяз в его трясине.

Возможно, в «Магрибе» он увидит Генрику — она ведь собиралась изучать фрески в Утице. Утренний самолет в Тунис вылетает в половине шестого. На пути в свой исчезнувший мир она должна переночевать в отеле. Что она хочет найти? Свой собственный след в прошлом? Что за сила гонит ее из холодной далекой страны сюда? Копать, открывать, погружаться в прошлое и жертвовать всем, что имеет.

Он с отвращением взял пачку с документацией, завернутую в бумажное эхо прошлой недели, и вышел из палатки в солнечное пекло. Раскаленный ветер, гнавший пыль и песок из глубин Великого Эрга, обжег его, как пламя автогена. Дыхание перехватило, глаза ослепли. Он наугад двинулся к стоянке. Передвижная буровая установка рядом с вертолетом, вездеходы «мерседес» и джипы геологов. Все раскалено и покрыто песком. На каждом капоте можно приготовить яичницу. Он вспомнил кинохронику военных лет. Смеющиеся полуголые парни в форме африканского корпуса жарили яйца на броне своих танков перед тем, как были изжарены сами.

Он бросил документацию на заднее сиденье «лендровера», влез за руль и вставил ключ зажигания. Его внимание привлек белый конверт на правом сиденье. Хотя сиденье было покрыто толстым слоем пыли, конверт был девственно чист, будто его подложили сюда минуту назад. Он надел солнечные очки и только после этого вскрыл конверт.

«Заведите мотор!

Поезжайте к оазису Эль-Хамма! В месте, где дорогу перерезает нефтепровод, получите дальнейшие инструкции. С этой минуты вы не должны ни с кем разговаривать, вы — под наблюдением!»

Минуту он неподвижно смотрел на ослепительно белую бумагу и красивый шрифт пишущей машинки. Чувствовал, как на лбу и на спине у него проступает пот. Значит, это правда: у них есть свой человек на базе! Им овладело непреодолимое желание оглянуться по сторонам. Посмотреть, откуда за ним наблюдают чужие глаза. Но он только судорожно стиснул зубы, вложил бумагу в конверт и засунул в карман. Потом повернул ключ зажигания и выехал на пустынную дорогу к Эль-Хамму.

Оазис лежал на главной дороге, соединяющей Кебили с Табесом. Нефтепровод пересекал путь в пяти километрах за оазисом. Дорога была главной нитью, соединяющей геологическую разведку с миром. Винтер ездил по ней тысячу раз. Как же долго готовили они план похищения, подумал он, если сумели ввести своего человека прямо в состав экспедиции. Или им удалось кого-то подкупить или запугать и принудить к сотрудничеству уже здесь, на месте?

Тут только вспомнил он о подарке инспектора Сурица. На ощупь отыскал в кармане рубашки забытую финиковую косточку. Он не стал ее вынимать, вслепую сдавил оба конца. Увидел мысленно, как оживились скучающие радиооператоры, насторожились антенны, как его начали пеленговать. Судя по письму, ему предстоит только получить дополнительные инструкции. Обычный вызов с указанием места и времени. При том, что они должны знать о его поездке в Габес на встречу с адвокатом японской фирмы.

Он уже готов был допустить, что они знают о нем абсолютно все, и испытывал панический ужас. О его сегодняшней поездке в лагере знали только европейские коллеги, никто из тунисских рабочих не имел о ней представления. Значит, никто не следил за ним в бинокль оттуда. Кто-то из его сотрудников, кто-то из тех, с кем он ежедневно садится за обеденный стол. И этот «кто-то» имел возможность передавать данные о его передвижении при помощи лагерного передатчика. Надо обратить на это внимание Боукелики, передатчик следует держать под наблюдением.

Неприветливая, растрескавшаяся гряда Джебел Тебаго приближалась. Камень и побуревшая выжженная земля. Здесь, от Габеса к Тозеуру, проходила линия большого сброса. Но сегодня он смотрел на все не глазами геолога. В лучах заходящего солнца он видел только пустынный причудливый пейзаж. Южные склоны были уже в тени, но за ними до сих пор пылало ослепительное солнце. Хребты едва ли пятисотметровой высоты здесь, в пустыне, казались настоящими горами. Они были расчленены поперечными долинами, которые еще больше усиливали впечатление дикости и заброшенности. Через долины можно было проехать на западную сторону возвышенности и продолжать путь до главной дороги, соединяющей Габес с Кебили. Однако это была окольная дорога, поэтому все машины, направлявшиеся в Бир-Резене, ехали прямо через Эрг.

Ему пришло в голову, что конвой с армейской казной должен был от Хаммамета, где находилась главная ставка Роммеля, одолеть не менее пятисот километров, чтобы добраться до Доуза. Это расстояние вызывало недоверие. Двадцать грузовых машин, передвигающихся вдоль побережья, были заметны с воздуха, а авиационная разведка англичан здесь, конечно, не дремала.

Полковник Нидерманн, положим, мог вести конвой через внутренние районы страны, где легче укрыться от внимания авиации. Однако та дорога намного труднее и местами просто непроходима для грузовиков. На этот путь у него бы ушло вдвое больше времени. Или Роммель как раз и хотел, чтобы колонну машин, направленную в пустыню, обнаружила авиация? Его очередной отвлекающий маневр?

С минуту Винтер изучал и развивал эту мысль. Потом сознался, что допускает ошибку, стараясь во что бы то ни стало доказать недостоверность существования тайника. Он должен действовать без предубеждения. Вероятность того, что клад спрятан в пустыне, равна той, что его там никогда не было. И уж не ему доказывать похитителям, что они гонятся за миражом. Инспектору Сурицу требуется время, как можно больше времени, чтобы спасти Тиссо. Винтер должен добиться продления срока. Нормальная логика для этих людей утратила силу. У них другой разум и другая логика.

Он нажал на тормоз.

Из-за обглоданных эрозией скал выехал помятый запыленный джип и перегородил дорогу. «Геологическая разведка ООН. База Бир-Резене», — прочел он на дверце обозначение владельца. Облако пыли на мгновение накрыло обе машины. Кто же это сюда забрел? Может быть, работники с шахты? Устроили себе отпуск и теперь возвращаются из Габеса или какого-нибудь оазиса? Но ведь этого никто не разрешал.

Из джипа вышло двое мужчин.

— Сохраняйте спокойствие, доктор!

В руках автоматы, на лицах — маски.

— Решили выехать вам навстречу. Не ждали нас?

— Да, конечно… — выдохнул он устало и снял солнечные очки. Значит, все было напрасно. Все эти меры предосторожности с пеленгаторами и миниатюрным передатчиком. Они ждали его там, где он не предполагал. Говорят одно, а делают другое. Ни в чем не надеются на случай, чтобы уверенно замести следы.

— Здесь — результаты разведки, которую я провел, передайте их доктору Тиссо. — Он повернулся и взял с заднего сиденья пакет из газетной бумаги. — Выводы он должен сделать сам.

Две пары глаз сквозь прорези в масках неподвижно смотрели на него. Не подает ли он им бомбу или заряд замедленного действия? Рука с документацией повисла в воздухе.

— Нас интересует прежде всего результат! Уж не думаете ли вы увильнуть? Мы бы вам этого не советовали!

— Здесь все данные — снимки и результаты замеров на магнитометре. Только доктор Тиссо может определить наличие аномалии в формах барханов. У него большой опыт работы в пустыне. У меня нет такого опыта, я просто геолог. Геофизические приборы не дали однозначного ответа. Если хотите иметь результаты, вы не должны торопиться, а доктор Тиссо должен тщательно изучить эти материалы.

Пакет исчез из его руки. Не говоря ни слова, они повернулись и направились к джипу. Машина тронулась, и прежде, чем она исчезла среди скал, он заметил, что оба снимают маски. Это были европейцы, и в машине геологической разведки они чувствовали себя в полной безопасности.

Встреча не продлилась и пяти минут.

Он с отвращением пошарил в кармане и сжал концы финиковой косточки. Теперь это не имело смысла. Похитители не так просты, чтобы вывести на свой настоящий тайник.

Он снова надел солнцезащитные очки и завел мотор. «Лендровер» покатил по каменистому Эргу на север. Теперь, собственно, поездка в Габес была лишней. Они не использовали доктора Териаки, они никогда дважды не пользуются одним и тем же способом. Следовательно, представитель фирмы «Мицуи» действительно предлагал ему выгодное сотрудничество. Но теперь это его интересовало меньше всего.

Когда он, наконец, выехал на асфальтированную дорогу к оазису Эль-Хамма, то заметил над пальмовыми рощами вертолет. Он направлялся прямо к Джебел Тебаго. Он пожал плечами: если полетели искать его труп, то у них мало времени, через минуту будет темно.

В отеле он прежде всего заказал «Gold Cock», потом пытался дозвониться до Териаки, но там никто не брал трубку. Для разнообразия он набрал номер доктора Тарчинской, но и там ему не повезло. Видимо, она до сих пор не приехала, и неизвестно, приедет ли вообще. Однако он решил обождать с ужином, а пока пойти поплавать. Единственное, на что он сейчас способен. Сбросить груз физической усталости и отвлечься. Но это ему не удалось. Он не мог избавиться от гнета сомнений. Догадается ли доктор Тиссо о необходимости затягивать время? Как он может понять намерения людей, о которых даже не знает? Наоборот, пожалуй, постарается побыстрее просмотреть снимки, а потом с ним случится нервный припадок, потому что результат будет негативным.

Он разделся и с облегчением погрузился в освежающую волну. Ночь обняла его теплой рукой и успокоила море. Минуту он плавал туда-сюда, но потом перевернулся на спину и предоставил стихии уносить себя прочь от берега. Скольжение…

Но ни от чего нельзя ускользнуть!

Над головой были огромные звезды — и лицо Тиссо. Оно встало перед глазами неожиданно, как отражение в зеркале. Как тогда, когда он вез его на аэродром. Оно излучало ужас и бессилие. Раздавленный человек. Он ведь и не знает, что делается для его спасения. Надеется только на него, Винтера. Холод пронизал его до костей: человек возлагает на него все надежды, а он… Винтер повернулся и, энергично отталкиваясь руками, поплыл обратно к ярко освещенному отелю на побережье. Он не имеет права уходить от ответственности, он должен что-то делать! Боже мой, что же еще он может предпринять.

— Да, кое-что еще можно предпринять, — задумчиво сказал инспектор Суриц; в то время, как Войтех одевался, он сидел на песке, уперев подбородок в колени, и смотрел в темное море. — Мы опасались за вас, — продолжал он медленно, — когда с половины пути до Габеса перестала отзываться ваша косточка. Но потом мне позвонил Махмуд Хахед, что вы уже в отеле, — таким образом я и оказался здесь, чтобы сторожить вашу одежду. Напрасно вы заплываете так далеко от берега, здесь водятся акулы… Вероятно, вы разочарованы, что тем парням удалось исчезнуть. А ведь я с самого начала пытаюсь вам внушить мысль, что успех приходит редко и очень нескоро. В любом случае носите эту игрушку с собой, вам это ничего не стоит. Теперь они не станут подкарауливать вас в пустыне, они никогда не повторяются.

Он встал и лениво потянулся:

— Может, пройдемся?

— Вы хотите сказать, что Тиссо уже списан со счетов?

— Ничего такого я сказать не хочу.

— Но вы не верите в его спасение.

Суриц молчал. Они бесшумно ступали по твердому, сглаженному волнами песку, направляясь к мысу на другой стороне залива.

— А вы верите? — ответил инспектор вопросом на вопрос.

— Разве нельзя предпринять какие-то более действенные меры?

— Так мы и предпринимаем самые действенные меры, но, к сожалению, недостаточно быстро. Они все еще на два шага опережают нас, и обогнать их можно только на долгом пути. Теперь нам бы пригодились, например, фотографии той танцовщицы из отеля господина Захры. То, что в полицейской практике самая банальная вещь, в здешних условиях не так-то просто. Ее тело может сфотографировать любой турист, но только тело. Лицо у нее постоянно закрыто, и в странах ислама нет такой силы, которая бы заставила женщину открыть его неверным. Вы видели ее лицо?

— Да, видел. Когда мне ее представил Захра, на ней не было чадры, одета она была по-европейски.

— Гм… тогда взгляните на этот снимок. — Он остановился и вынул из одного кармана конверт, а из другого — фонарик. — Это не она?

Винтер посмотрел на лицо полной молодой женщины — или, скорее, девушки — с длинными волосами и в строгих очках.

— Это Герта Вегерт, член фашистской организации «Товарищи по оружию», опытная террористка. Точнее, член ударной группы. Если нам удастся доказать, что это одно и то же лицо, многое станет яснее. Мы знали бы точно, кто эти нетерпеливые наследники Африканского корпуса и, быть может, где их искать.

Винтер решительно покачал головой:

— Это не Сайда, совершенно ничего общего.

— Не спешите с заключением, доктор. Этой фотографии… — Он погасил фонарик, и они пошли дальше к мысу под высоким темным небом. Здесь дул свежий ветер, и волны напористо набегали на берег. — Этой фотографии примерно шесть лет. Она относится к тому периоду, когда Герта Вегерт застрелила депутата Келлера. Запросто, без всякой подготовки, выстрелила через живую изгородь в саду его виллы. Дело в том, что Келлер отказался уплатить взнос в размере ста тысяч марок в фонд ее организации. Сколько человек согласилось уплатить этот взнос, теперь уже не установишь. Во всяком случае, от недостатка денег «Товарищи по оружию» не страдали. Преступницу удалось установить легко: она была хорошо известна в окружении Келлера. Но ее не поймали. Она просто испарилась. То, что эта женщина исполняет танец живота в Тунисе и лицом не похожа на девушку с фотографии, ничего не доказывает. Нам нужен современный снимок этой Сайды, чтобы сравнить форму черепа, надбровных дуг, зубов… и бог знает чего еще — я не специалист. Я могу только предполагать, что она здесь, если это дело организует группа «Товарищи по оружию». Дело еще в том, что, по данным федеральной полиции, Захра, когда он жил в ФРГ, был близок с некоторыми членами этой организации. Вскоре после убийства Келлера он выехал на родину и начал строить свой отель.

Инспектор глубоко вздохнул и закурил сигарету.

— Мы не можем исключить, что подготовка поисков клада Роммеля началась уже тогда. Сфотографировать танцовщицу — это все, что вы могли бы предпринять. Документацию вы им передали, а то, что контакт прошел не под нашим контролем, — это несчастливое стечение обстоятельств. Армейский вертолет не обнаружил никакой машины в окрестностях места встречи. Но не ищите тут чего-то сверхъестественного. Просто они где-то укрылись и продолжили движение, когда стемнело. Та женщина, — он кивнул куда-то в темноту, — может означать ключ к тайне, а может — пустую трату времени. Не знаю, никто этого не знает. Если вы решитесь на это, то получите соответствующее снаряжение, однако должен обратить ваше внимание, что речь идет не о снимке на добрую память. Она ни о чем не должна подозревать. Если это Вегерт, она запросто вас пристрелит.

— Думаю, — неопределенно сказал Винтер, — что нам пора возвращаться, я еще не ужинал и хотел бы позвонить Териаки.

— Конечно, конечно… Следующий контакт может произойти в любой день, соглашайтесь на все, что угодно, если будет надежда на спасение Тиссо. Обещайте им, что перевернете всю Сахару, выкопаете столько шурфов, сколько потребуется…

— Сам?

Инспектор улыбнулся:

— Этого я не знаю, это должны определить они, у них ведь есть какой-то план.

— И как увезти сто ящиков?

— Да, об этом тоже стоит подумать. Дело ведь не в том только, как их найти, но и как переправить. На верблюдов они рассчитывать не могут, на грузовики тоже, следовательно — что?

— Вертолет?

— Это единственная реальная возможность. Но у нас он тоже имеется.

— Сто ящиков в него не погрузишь.

— Конечно, нет. Ему придется слетать несколько раз. Куда-нибудь, где можно безопасно приземлиться и выгрузить ящики. Чем больше полетов, тем больше опасность, а опасность должна быть сведена к минимуму. Где может быть минимальная опасность при выгрузке таких сокровищ? — спросил он, и в голосе его послышалось некое подобие улыбки.

— В пустыне, конечно, — вздохнул Винтер.

— Да, а кроме пустыни? Возможно, на море, — сказал он и снова улыбнулся в темноте. — Я бы на сушу не садился, море имеет много преимуществ. Доброй ночи, доктор, я еще пройдусь, — сказал инспектор Суриц, когда они подошли к пляжу возле отеля, и скрылся в темноте.

Войтех подумал, что до сих пор толком и не видел его лица. Они никогда не встречались днем. Одинокий охотник на людей. Но бог его знает, кто тут охотник, а кто дичь.

Когда он вошел в столовую, Махмуд Хахед, в красном смокинге и с усиками профессионального соблазнителя, заигрывал с Генрикой. Он накрывал на стол к ужину, улыбался, кланялся и, видимо, даже острил, потому что доктор Тарчинска непринужденно смеялась и кокетливо посматривала на него сквозь очки. Однако едва она заметила в проходе Винтера, улыбка ее исчезла, и лицо Хахеда приобрело строгое чопорное выражение.

— Господин будет ужинать? — спросил он и отступил на два шага. Винтер только кивнул. — То же самое, что и дама?

— То же самое, что дама.

Официант поклонился и быстро исчез.

— Ты даже не посмотришь, что я заказала? — спросила Генрика, протягивая ему руку. — Я приехала минуту назад. Думала, что тебя еще здесь нет.

— Этот ловелас, конечно, рекомендовал тебе лучшее, что у них имеется, — сказал он весело, но ему не удалось скрыть нотки досады в голосе.

Она сняла очки и отложила в сторону.

— Я его пыталась убедить, чтобы он принес бутылочку вина. Он согласился, только просил рюмку закрыть салфеткой, чтобы аллах не видел, что я пью. Аллах, говорят, дает себя обмануть, если вино наливают под столом и бутылки не видно. Так что она у меня здесь… — Генрика незаметно приподняла скатерть.—

Могу тебе налить — или ты прежде хочешь поссориться? — спросила она ядовито.

— Прежде всего — ссориться! Что тебе обещал тот ловелас? Место второй жены в его гареме?

— Кое-что получше. Место в своей машине, чтобы довезти меня до агентства, откуда идут автобусы в аэропорт.

— Это мог бы сделать и я.

— Конечно, но не будешь же ты из-за этого вставать в четыре утра. Самолет вылетает в пять, и около семи я буду в Тунисе. До Утицы возьму такси, это примерно пятьдесят километров.

— Как долго ты там задержишься?

— Не знаю. Возможно, два-три дня. У меня будет масса работы. На обратном пути хочу еще заехать в управление археологической разведки Карфагена. Тут нужна консультация многих специалистов. — Она замолчала и мгновение смотрела на него изучающим взглядом. — Но ты не слушаешь… Случилось что-нибудь?

— Нет, ничего не случилось, — сказал он торопливо. — Думаю о том, что у нас постоянно нет времени. Целыми днями как белки в колесе: самолеты, машины, все серьезно, все неотложно и важно. Важнее, чем мы оба, чем собственная жизнь и ее исход? — спросил он со вздохом. — Чего ты достигла до сих пор? Чего я достиг? Не можем ни спокойно поужинать, ни как следует выспаться и, наконец, боимся один другого.

— Боимся? — удивилась она.

— Да, боимся, как бы не потревожить друг друга, не встать друг у друга на пути, чтобы не сделаться для другого тормозом…

— А в конце всего нас ждет смерть, — сказала Генрика с чуть заметной улыбкой.

— Именно так!

— Но я знаю это давно. Как же случилось, что ты только сегодня обратил внимание на нашу суету?

Он только рукой махнул.

— Не думаю, чтобы мне хотелось снова выйти замуж, и не верю, что ты хочешь жениться, — сказала она резко. — Ты прекрасно понимаешь это, так чего же ты боишься?

— Вот это-то аморально и ненормально! Каждый думает исключительно о себе. Мы всем уже пожертвовали, только неизвестно, ради чего. Чем старше становлюсь, тем меньше понимаю, что уж такого замечательного в профессиях вроде наших с тобой…

— В таких условиях депрессия — обычное явление, — сказала она спокойно. — Кто ей временами не поддавался — тот просто ненормальный. Думаю, что тебе лучше все бросить и ехать домой. Но сегодня вечером самолет в Европу не летит и корабль не отплывает, так что успокойся и выпей вина.

Он молчал. Ничего он не мог ей объяснить. Разговор с Сурицем только растревожил, усилил беспокойство. Его не могли рассеять ни ярко освещенный покой столовой, ни лицо Генрики. Войтех вошел сюда из иного мира, из мира, в котором человеческая жизнь, фрески из Утицы или геологические проблемы не имеют никакой цены. Тот мир влияет на него, заставляет срывать маски, которыми каждый из нас прикрывает лицо в обычной жизни. Он должен подвергнуть сомнению все старые, проверенные жизнью принципы и системы. Видеть не то, что привык видеть обычно, а жестокую реальность безжалостной борьбы, которая обычно скрыто вершится за благополучным фасадом, но в любой момент может коснуться каждого. Все отданы на произвол насилия, от которого нет защиты. Покоя и безопасности не существует. Ни на земле, ни в душе.

Она наполнила две рюмки и накрыла их салфеткой. Пророк ничего не видел. Ветер приносил сюда спокойное, размеренное дыхание моря, тончайшая водяная пыль фонтана порой овевала прохладой их лица. Над головами простирался небосвод, каменные кружева арок были еще белее и нежнее, чем при солнечном свете. Она с удовольствием пригубила вино и улыбнулась.

— Мне кажется, что у тебя не депрессия, а большие заботы. Не хочешь рассказать мне о них?

Вино было замечательное. Его делали еще карфагеняне, а после — римляне; оно не стало хуже во времена исламского лицемерия.

— Не могу, — сказал он еле слышно. — Пока не могу — может, когда-нибудь потом, позже…

— Я хочу еще раз искупаться, — сказала она рассеянно, будто ни о чем и не спрашивала, — хотя… — Она посмотрела на часы. — Пожалуй, теперь уже поздно. Допьем бутылочку, и я пойду спать. — Она не сказала «пойдем спать», сказала «пойду» — а это большая разница. Видимо, она обиделась. Конечно, она ведь ждала этого вечера, так же, как и он, и вот как все получилось.

Еще с полчаса они говорили о пустяках, а затем поднялись. Он проводил ее до двери номера, поцеловал на прощанье.

— Скорей бы снова оказаться здесь, — вздохнула она. — Мне все меньше хочется мотаться, не люблю менять налаженный распорядок. Если у тебя найдется время, можешь приехать меня встречать.

— С удовольствием, но когда?

— Этого я точно не знаю… Пожалуй, лучше не надо, я сама тебя разыщу. Спокойной ночи. — Она еще раз коснулась губами его щеки.

Город плавился и коробился на полуденной жаре. Вездесущий запах рыбы, гниющих фруктов и помоев, которым несло из канав, заменяющих здесь канализацию, стоял над городом, но в просторной канцелярии доктора Териаки пахло розами и тихо жужжал кондиционер.

— Доктор Териаки просит извинить его, — сказал услужливый смуглый молодой человек, — но он был вынужден спешно выехать по неотложному делу. Я его секретарь, и мне было поручено заняться вашим делом. Договор подготовлен, пожалуйста, — и он подал кожаную папку. — Достаточно только подписать.

Вошла служанка с закрытым лицом и принесла сладости и неизменный зеленый чай.

Винтер подумал, что Териаки, скорее всего, просто велел сказать, что его нет, или нарочно куда-то уехал, чтобы не встречаться с Винтером.

— В первую очередь я хотел бы изучить договор, — сказал Винтер, когда служанка исчезла. — Подпишу позднее. Если разрешите, я возьму его с собой и при случае еще раз заеду к вам.

— Договор с фирмой «Мицуи» оформлен по всем правилам, мсье, — удивленно сказал секретарь. — Компания заключает такие контракты систематически.

— Я в этом не сомневаюсь, но я ведь иностранный подданный, да вдобавок еще нахожусь на службе в ООН. Прежде всего я должен удостовериться, что этот договор не затрагивает интересы вашего государства.

— Как вам будет угодно, мсье. Я информирую доктора Териаки: он временно уехал в Европу, но поддерживает со мной регулярную связь по телефону.

— Он путешествует вместе с семьей? — с неподдельным интересом спросил Винтер.

— Конечно, с семьей, — простодушно ответил секретарь.

— Передайте ему и его семейству мои наилучшие пожелания.

— Как вам будет угодно, мсье. Если решите подписать договор, достаточно просто переслать его сюда, не обязательно затруднять себя лично.

Еще с минуту они обменивались любезностями, потом он вышел в пекло африканского полдня. Интересно, знает ли Суриц, что Териаки уехал? А если знает, то почему не сказал ему об этом? У Териаки богатый опыт еще со времен Ливана, он явно не хочет ни во что впутываться. Но что ни делается — все к лучшему. Подписание договора Винтер может затянуть на неопределенное время, до тех пор хотя бы, пока не переговорит с министерством.

Человеческая река подхватила его и повлекла за собой. Он с трудом пробился к краю тротуара, где у него стояла машина. Обожженный солнцем и весь побитый «лендровер» походил на раскаленную печь. Он затаил дыхание и осторожно уселся. Страшно было прикоснуться к рулю, к рычагу коробки передач. И так каждый день… Он повернул ключ зажигания. После обеда возвратится на базу, нечего здесь терять время. Ему вдруг страшно захотелось взяться за работу, съездить к буровикам, забраться в шахту. Просто вернуться к нормальному образу жизни.

Мотор мгновенно завелся. Он нажал кнопку сигнала, толпа слегка расступилась, и машина с черепашьей скоростью двинулась к авеню Хабиба Бургибы. Только там он прибавил газу, свернул на набережную и поехал в отель.

Наверное, Генрика уже в Утице и изучает свои фрески. Как мало он ее знает, как мало знает о ней. Жаль, что нельзя вечером ни отправиться к ней, ни связаться по радио, она ведь где-то на другом конце страны.

То, что она так далеко, почему-то его раздражало. До Кебили он тоже не ездил каждый день, но одно только сознание, что можно сделать это когда угодно, успокаивало. Теперь же ему казалось, что Генрика неимоверно далека, что он ее уже никогда не увидит. Три дня показались ему вечностью.

Он с удивлением прислушивался к чувству, которое в нем пробуждалось. Уж не влюбился ли он? Разве это возможно? В его возрасте? Но почему же ему так неприятно, что она уехала на каких-то три дня? Почему ему становится легко и спокойно, когда они спорят друг с другом, даже когда ругаются? Но ведь ему уже сто лет не приходило в голову, что он вообще может влюбиться, вновь испытать эту изумительную тревогу, нетерпение и опьянение.

Он грустно улыбнулся. И тут же осознал, что в этом нет ничего смешного. Он старый холостяк, старый взбесившийся козел. И тоже попался на эту удочку. Не он управляет своим чувством, а оно им. И вот теперь ему не хватает Генрики, ему надо поговорить с ней, надо…

— Мсье!… — громко позвал его работник бюро обслуживания с другой стороны холла. Он не слышал. — Мсье, это для вас, — окликнул тот снова и помахал большим конвертом. Точно таким же, в каком Винтер принес контракт от доктора Териаки.

— Час назад его доставил посыльный…

— Спасибо… — Он машинально вертел конверт в руках. Адреса не было, не было указано и фамилии. Он сдавил его в пальцах. Внутри, похоже, фотографии… Он пожал плечами и направился в свой номер. Кто бы мог послать ему фотографии в отель? На полдороге он остановился. Сердце забилось. Снимки! Его аэрофотоснимки! Тиссо что-то обнаружил! Затаив дыхание, он вбежал в номер и повернул ключ. На лбу выступили крупные капли пота. Конечно, других фотографий там быть не может.

Он разорвал конверт.

Голова в луже крови, выпученные глаза, изуродованное лицо.

У него задрожали руки, желудок свели неудержимые спазмы. Он не мог этому поверить, не мог понять. Два больших, великолепного качества снимка. Это была голова доктора Тиссо!

— Боже мой, но ведь это… — застонал он чужим, незнакомым голосом. — Они его убили, все-таки они его убили! Это невозможно!… — Он рухнул в кресло, держа в руках снимки. Убили Тиссо, все было напрасно, бесполезно… Он закрыл лицо ладонями. Это его вина, это он не мог найти проклятый тайник. Или это обман? Подделка, фальшивка, западня? Он открыл глаза и еще раз вгляделся в оба снимка. Нет, это не фальшивка, не обман. Ему стало дурно. Человек перед лицом смерти. Конец игре, земная роль кончилась, тайна жизни улетучилась.

Зазвенел телефон. Металлический бесстрастный звук проник в его сознание. Через опущенные жалюзи полуденная африканская жара. Море далеко на горизонте сливалось с небосклоном. Кружевные аркады отеля «Магриб» слепили белизной.

Телефон ломился в его сознание. Жизнь идет дальше, мир не остановился, надо продолжать разведку — наверняка звонят с базы.

— Винтер, — сказал он безразлично. Он не узнавал собственного голоса — это говорил мертвый с фотографии.

— А теперь слушайте, — отчетливо сказал высокий мужской голос — говоривший будто стоял в двух шагах от него. — Со смертью Тиссо ничего не кончается. Если не образумитесь, умрет кое-кто другой, чья жизнь вам намного дороже. Это ваша вина, мы не хотели его убивать, мы вас предупреждали. Вы не пожелали сотрудничать с нами, решили рискнуть. Подбросили нам кучу никуда не годной бумаги. Знаете, что сказал Тиссо? Из этого ничего не удастся выжать, это ни на что не годится. Вы что, хотите выиграть время? Обратиться в полицию и обмануть нас?

— Ни к кому я не обращался, — застонал он в ужасе, — ни к кому! Я сделал все, что было в моих силах, такая работа требует времени, много времени. За две недели я не мог найти на такой огромной территории никакого тайника.

— Должны! Вы должны сделать больше, чем в ваших силах, — сказал холодный безликий голос. — Мы уже доказали вам, что ни перед чем не остановимся. Если снова попробуете нас обмануть, умрете тоже, это последнее предупреждение. Вы поняли? Хорошо меня слышите?

— Да, — прошептал он покорно, — я слышу хорошо.

— Теперь вложите снимки в конверт, запечатайте и отнесите его в бюро обслуживания. Не пытайтесь ни с кем связаться или звонить. Конверт заберет посыльный. Это все. И начинайте работать сейчас же! Через два дня вам покажется, что у вас опять мало времени.

Голос исчез, затих, растворился. Трубка жгла вспотевшую ладонь.

«Со смертью Тиссо ничего не кончается…» Он тупо смотрел на белую стену. «Мы доказали, что ни перед чем не остановимся…» Как автомат, он вложил снимки в конверт и заклеил края липкой лентой. Потом вышел в коридор и побрел в бюро обслуживания.

«Умрет кто-то другой, чья жизнь вам намного дороже…»