Хуже всего на новость о нашем разрыве отреагировала моя мама. Она ужасно расстроилась, особенно когда узнала, по чьей вине это произошло. «Неужели ты ничего не можешь с собой поделать?» — спросила она таким тоном, будто я только что разбил ей сердце. Я, конечно, попытался объяснить свою точку зрения, но она ее не убедила. Верни тоже не обрадовалась. Не особенно стесняясь в выражениях, она сообщила мне, что я круглый идиот, если думаю, что когда-нибудь встречу кого-то лучше Мэл. В общем, за исключением Чарли и Дэна, все мои друзья и родственники сошлись на том, что во всем виноват я.

Весь апрель прошел как в тумане. Пытаясь избежать сыпавшихся на меня со всех сторон упреков, я полностью погрузился в работу, разъезжая по безлюдным вечеринкам в богом забытых местах типа Норвича, Чичестера и Нортхемптона. Более того, я довольно много пил (напоминая себе главного героя из «Потерянных выходных», что странным образом добавляло некоторого шарма моим выступлениям перед микрофоном. Я даже своей временной работой стал заниматься усерднее, что, бесспорно, свидетельствовало о душевном кризисе.

В общем-то, мне неплохо удавалось избегать мыслей о Мэл до тех пор, пока, проснувшись однажды утром, я не понял, что сегодня день ее рождения. Это было пятого мая, и ей исполнялось двадцать девять лет. Как мне захотелось позвонить ей! Не только ради того, чтобы поздравить, но и потому, что я ужасно по ней соскучился. Она ведь даже вещи свои не забрала. В одном из ящиков моего комода все еще лежали: ее джемпер, две пары брюк, коробка с тампонами и пара колготок. А под кроватью валялись старые спортивные штаны для аэробики. В морозилке лежала огромная упаковка брокколи, которую она притащила, прочтя в каком-то журнале, что брокколи может предотвратить рак. «И что мне теперь делать с этой чертовой кучей капусты?» — подумал я, обнаружив эту упаковку в глубине морозилки за пакетом с рыбными палочками. Я решил ее выкинуть, чтобы она не напоминала мне о Мэл.

Итак, прошел уже целый месяц с тех пор, как я разговаривал с ней в последний раз. С моей точки зрения, я честно выполнял условия договора. Я ни разу не позвонил ей, тем самым проявляя уважение к ее просьбе. Значит, я заслужил один звонок.

В прошлом, говоря кому-нибудь: «Давай останемся друзьями», я на самом деле имел в виду: «Тебе совершенно незачем ставить мою фотографию к себе на стол». Но в данном случае, готовясь позвонить ей, я думал именно о возможности дружбы между нами. Все мои предыдущие пассии были только подружками и не более, но сейчас речь шла о другом. Речь шла о Мэл. Ради того, что было между нами, стоило напрячься и попытаться спасти если не любовь, то хотя бы остатки дружбы.

Я позвонил ей на работу в начале недели.

— Привет, Мэл, это я, — бодро произнес я.

— Как дела? — наконец ответила она.

— Отлично. А у тебя?

— Неплохо.

— Как прошел твой день рождения?

— Нормально.

— Чем ты занималась?

— Выпила с друзьями.

Молчание.

— Как дела на работе?

— Хорошо. А как твои?

— Нормально.

Опять молчание.

Очевидно, без ежедневного общения нам было невозможно говорить о пустяках. «Вот что время делает с нами, — думал я со злостью. — Мы уже не можем просто поболтать о всякой ерунде». В общем, я решил перейти к основной цели своего звонка до того, как пропасть, растущая между нами, станет непреодолимой.

— Послушай, я знаю, что между нами все кончено и что ты не хочешь больше со мной встречаться, но я бы хотел… мне так нужно, чтобы мы оставались друзьями. Наверное, правильнее было бы начать новую жизнь. Как говорится, начать с новой строки. Но мне это не нравится. Мне хочется, чтобы мы по-прежнему участвовали в жизни друг друга.

Я надеялся, что моя прочувствованная речь благотворно повлияет на Мэл, станет своего рода доказательством моего взросления. Видимо, так оно и случилось, потому что она согласилась встретиться со мной в четверг. Хотя, конечно, говоря по правде, дело было не в моем взрослении, а в том, что я уже хватался за воздух.

Наступил четверг. Я ушел с работы на десять минут раньше, проскользнув мимо бдительного ока нашего постового — Бриджет. На улице я понесся как сумасшедший к месту нашей встречи, боясь воспользоваться любым видом наземного транспорта, в котором всегда рискуешь попасть в пробку.

Мэл предложила встретиться в баре, расположенном на первом этаже новомодного тайского ресторана в Сохо. Я там никогда не был, и, насколько мне известно, она тоже. Я решил, что она специально выбрала такое место, с которым не связаны никакие воспоминания. И она была права, потому что я бы предложил встретиться во «Фрейде» — в том баре, с которого все и началось.

Днем она позвонила мне, чтобы предупредить, что встреча будет недолгой, так как у нее уже были какие-то планы на вечер. Конечно, меня это не устраивало, но я промолчал. Я уже в достаточной степени уверил себя, что раз она согласилась встретиться со мной, то я сумею сделать так, что все ее планы на вечер уступят место моим.

Когда я прилетел на место встречи, воздуху мне катастрофически не хватало, зато было достаточно времени, чтобы прийти в себя. Я спустился в бар, уселся на дурацкий высоченный табурет, заказал себе бутылку «Микалэба» и уставился на вход.

Когда Мэл вошла (с пятнадцатиминутным опозданием), первым делом я увидел ее ноги. На ней было короткое черное платье без рукавов, мое любимое платье. Я всегда говорил, что в нем она выглядит просто супер.

Она поцеловала меня и уселась рядом.

— Привет, Даф.

— Привет, — робко сказал я и ответно чмокнул ее в щеку, компенсировав отсутствие интимности в этом поцелуе мягким объятием. Нужно было действовать очень осторожно и умело маневрировать ситуацией.

— Ты потрясающе выглядишь, — признался я проникновенным голосом.

— Спасибо, — улыбнулась Мэл. — А вот ты выглядишь запыхавшимся.

Я посмотрел на себя в зеркало за стойкой. Да уж, скорее я был похож на человека, только что вышедшего из сауны. Тело мое оказалось не подготовлено к неожиданно свалившейся на него нагрузке в виде многокилометровой пробежки по городу. Я кое-как пригладил волосы и оправил одежду, пока Мэл заказывала еще одно пиво для меня и размышляла над правильностью собственного выбора: водки с апельсиновым соком.

Беседа наша потекла довольно плавно. Во всяком случае, она значительно отличалась от нашего последнего неловкого разговора по телефону. Я бы даже сказал, что через некоторое время забыл, что мы больше не пара. Мы ввели друг друга в курс дела относительно последних событий жизни. Пусть они были незначительны, но для нас они были важны. Я рассказал ей о своих последних выступлениях, о работе и о последней серии «Ист-Эндеров». Она, в свою очередь, поведала мне о работе, о квартире и о тех новых барах и ресторанах, в которых успела побывать.

Мэл ужасно обрадовалась, когда я сказал ей, что Верни беременна. Естественно, она заставила меня рассказать ей все в мельчайших подробностях. Я предложил ей самой навестить Верни, но она как-то смущенно улыбнулась и сказала, что вряд ли сможет сделать это в ближайшее время в связи с объемом работы. Честно говоря, жаль было, что из-за разрыва наших с Мэл отношений она больше не могла дружить с Верни. Она попросила меня передать Верни и Чарли самые теплые пожелания и сделала в своем ежедневнике пометку, чтобы послать им открытку. Она также спросила меня про Дэна, и я сказал, что у того все в порядке. Я собирался рассказать ей про свадебное приглашение от Миены, но потом передумал: уж очень деликатна была тема. Хотя, как часто бывает в подобных случаях, это как-то само собой всплыло в нашем разговоре.

— Я получила письмо от Миены, — сказала Мэл. — Ну, помнишь, бывшей девушки Дэна? Представляешь, она выходит замуж.

— Знаю, — осторожно признался я. — Она прислала Дэну приглашение на свадьбу.

— Ах, вот оно что, — с напряжением в голосе ответила она. — Видимо, у нее были на то причины. Она прислала приглашение и мне. Точнее, оно адресовано нам обоим. Видимо, она ничего не знает про…

— Думаю, оно адресовано именно тебе. — Я не дал ей закончить. — Миена ведь никогда меня не жаловала.

— Знаешь, все-таки лучше возьми его себе, — сказала Мэл, протягивая мне конверт с приглашением. — Я не видела ее уже тысячу лет, так что просто пошлю ей какой-нибудь подарок по почте.

Я вернул ей приглашение со словами:

— Она ведь приглашает именно тебя, потому что ты ей всегда нравилась. Мое имя вписано только из вежливости. Да и потом, если Дэн не пойдет — а он, кажется, не собирается, — я тем более не пойду. Почему бы тебе не сходить туда вместе с Джули? Вы ведь не прочь посмотреть на хорошую свадьбу… — Я осекся, кляня себя на чем свет стоит за собственную глупость. — Слушай, извини… ты ведь понимаешь, что я имел в виду.

— Не беспокойся, я все прекрасно понимаю.

Бар начал заполняться людьми, пришедшими отметить окончание рабочего дня. Бармен, решив, видимо, добавить непринужденности в атмосферу заведения, вставил какую-то кассету в музыкальный центр. Я было понадеялся, что сейчас услышу что-нибудь вдохновляющее и поднимающее настроение, но не тут-то было: из колонок полились звуки одного из тех шлягеров, которые крутят с утра до вечера по всем радиостанциям.

— Мэл, послушай, — попытался я перекричать дурацкий припевчик, — для меня очень важно, что ты согласилась встретиться со мной. Я боялся, что ты меня теперь ненавидишь и чуть ли не смерти желаешь. Я хочу сказать, что все еще люблю тебя и что дело не в тебе. То есть я хочу сказать, что… дело не в том, что я не мог на тебе жениться. Я на ком угодно могу жениться.

— Приятно слышать, — едко ответила она.

Ну и дурак же я.

— Послушай, ты все неправильно понимаешь. Я хочу, чтобы мы остались друзьями. Мне нужно это.

Мэл одним глотком опустошила стакан.

— Как это на тебя похоже, Даффи. Ты настолько никого, кроме себя, вокруг не замечаешь, что тебе и дела нет до нужд других. А как насчет того, что нужно мне? С чего это ты взял, что я хочу дружить с тобой? Ведь каждая встреча, каждый звонок будут напоминать мне о том, что ты скорее готов жить… — она на секунду прервалась, чтобы подобрать верное выражение. — В этой грязной конуре с Дэном, чем в одном доме со мной. Я четыре года ждала и в результате оказалась у разбитого корыта. Знаешь, мы не можем вести этот разговор на равных: ведь это ты не хочешь жениться на мне.

Возразить мне было нечего. Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понять ее полную правоту. Если бы мы поменялись местами, я бы ни за что на свете не стал выслушивать, сидя в каком-то понтовом баре с дурацкой музыкой, почему она не хочет, несмотря на всю свою любовь, разделить со мной кров.

— Я сам во всем виноват, — сказал я.

— Вот тут ты прав, как никогда, — со вздохом подтвердила она, после чего заказала нам пиво и водку с апельсиновым соком.

Попытавшись перевести разговор в более мирное русло, я спросил, как дела у Марка с Джули.

— Отлично, — ответила Мэл, медленно попивая свою «отвертку». — Марк, как всегда, очень занят на работе. У Джули тоже куча забот, но она умудряется выкраивать после работы время для занятий гончарным делом. Пока что она научилась делать только пепельницы. Точнее, задумываются они как вазы, но в итоге реализуются как пепельницы. У меня их уже целых пять штук, — со смехом добавила Мэл, как будто слегка расслабившись. — Хочешь одну в подарок?

— Настоящую ватсоновскую пепельницу? Конечно, хочу!

«Отлично, — подумал я. — Вот это и называется дружбой».

— Есть про них еще какие-нибудь новости?

Мэл помолчала, сделала несколько глотков, а затем ответила:

— Они решили переехать в следующем году в дом побольше. Надеюсь, они как раз успеют обернуться к свадьбе.

Марк с Джули были помешаны на переездах. К моменту нашего с ними знакомства они уже успели сменить три дома. Думаю, они хотели дождаться, пока цены на недвижимость в Шепердс-Буше, где они жили, вырастут до предела, после чего они смогут, продав дом, переехать в район их мечты — в Ноттингхилл-Гейт.

— Еще они собираются вместе с друзьями снять виллу в Тоскании в начале августа. Они пригласили меня присоединиться к ним. Я было начала сопротивляться, но Джули и слышать ничего не желает. Так что, скорее всего, я поеду.

Тут она посмотрела на часы.

— Уже семь часов, Даф, мне пора идти.

— Конечно, — ответил я, слезая с табурета.

Хоть я и был слегка разочарован тем, что она не изменила своим первоначальным намерениям, но все же я не считал свое положение безнадежным.

В баре уже не осталось ни одного свободного места. Пройдя через зал, мы вышли на залитую вечерним солнцем улицу.

— Ну что ж, пока, Даф, — довольно резко сказала она. — Мне пора.

— Куда идешь? В какое-нибудь приятное местечко?

— Да так, просто с друзьями посидеть. Ты в какую сторону?

— На площадь Лейстер, — сказал я, про себя отметив, что у нее появились безымянные друзья.

— Послушай, извини меня. Я вела себя довольно гадко, особенно насчет предложения о дружбе.

— Да нет, все нормально. В любом случае, я это заслужил.

— Знаешь, в это как-то трудно поверить, но, может быть, у нас и получится. Ведь мы же всегда были друзьями, не так ли? Я не хочу терять тебя.

«Вот он, — подумал я. — Нужный Момент».

Она поцеловала меня в щеку, и тут я обнял ее и поцеловал в губы. По-настоящему, долго и чувственно. С моей стороны это было довольно дерзко. Я был уже экс-бойфрендом, и это означало, что мне позволительно целовать ее только в щеку. Как другим экс-бойфрендам, родственникам и знакомым. Губы предназначены для действующих бойфрендов, близких друзей и плюшевых игрушек. Таковы правила, и я их нарушил.

Взгляд Мэл быстро поставил меня на место. Она резко отстранилась, собираясь высказать все, что обо мне думает, но потом решила не связываться. Вместо этого она вздохнула с выражением такого разочарования на лице, что сразу же стало ясно — даже она не ожидала от меня столь низкого падения. После чего она ушла.

Согбенный под гнетом вины, я поплелся по Вардорской улице в сторону станции «Площадь Лейстер». Вдруг что-то — называйте это чем угодно, хоть шестым чувством, хотя я склонен приписать это врожденному чувству рока, — заставило меня обернуться. И я увидел, как черный кабриолет с табличкой «Роб 1» остановился возле Мэл.

Шикарно одетый молодец вышел из машины, подошел к Мэл, обнял ее за талию и поцеловал.

В губы.

Он не был ее близким другом, иначе я бы его знал.

На чертову плюшевую игрушку он тоже мало смахивал.

Так что оставался последний вариант.

Раздумывая над этим эпизодом по дороге к метро и зализывая ту черную дыру, которая осталась у меня вместо сердца, я понял, что дело было даже не в самом поцелуе, хоть он и взбесил меня. Дело было в его лапищах, державших ее за талию. Он трогал мое любимое платье.