— Тебе не холодно?

— Нет, мам.

— Тебе должно быть холодно.

— Но мне не холодно.

— В этих больницах вечно сквозняки, а на тебе всего лишь рубашка.

— Но мне ведь правда не холодно.

— Ты же простудишься! Может, сбегаешь домой и наденешь свитер?

— Мам, все нормально, — повторил я, пытаясь медитировать, чтобы не сорваться. — Мне совсем не холодно.

С тех пор как Джули разбила вдребезги весь мой План, прошло уже три дня. За это время произошли три события. Первое из них приходилось на вторник, а последнее привело меня на пластиковый стул в комнате ожидания Уитингтонской больницы.

Все началось с оставленного сообщения на нашем автоответчике. Звонил Пит Бэрри, промоутер в клубе «Посмеемся». Оказывается, он поставил нас в программу, так как слышал много хорошего о нашем новом «двойном» выступлении. Если программа окажется удачной, он намеревается поставить нас в группу поддержки последнему победителю премии Перье в его шестидневном туре по стране. Все это явилось полнейшими для меня чудесами, так как, насколько мне было известно, мы с Дэном еще ни одной шутки вместе не сочинили и единственными, кто знал о создании «Комедийной пары Картера и Даффи», были сами Картер и Даффи.

Еле-еле дождавшись возвращения Дэна, я выяснил, что это все было его рук дело. По его собственному выражению, «для того, чтобы оказаться на гребне волны, надо эту самую волну нагнать». В переводе на человеческий язык это означало лишь, что Дэн запустил несколько откровенных уток, а именно:

1) что на нас вышли продюсеры Четвертого Канала с предложением написать сценарий для нового комедийного сериала под названием «Чики-Пики». Речь в нем должна была пойти о группе придурковатых тинэйджеров, которые со временем должны были превратиться в группу, уровня не меньше «U2»;

2) что мы с ним согласились (за существенную пятизначную сумму, конечно) озвучивать рекламу какого-то известного растительного масла;

3) что одно известное американское агентство настолько впечатлилось нашим с Дэном дарованием, что пригласило нас на съемки двух блокбастеров, и что мы уже слетали в Лос-Анджелес на прослушивание (удачное, естественно) и скоро начнем выступать под псевдонимом «Англичане — плохиши».

Дэн все отлично рассчитал. В том мире, в котором мы с ним трудились, такого рода истории происходили сплошь и рядом. Сегодня ты никто и звать тебя никак, а завтра ты уже даешь интервью в Голливуде. Любой из наших коллег готов был поверить в эту историю, несмотря на всю ее дикость.

— Нет, правда, я всего лишь рассказал об этом парочке наших с тобой приятелей после выступления в «Комнате Смеха» в Хаммерсмите, и назавтра все только об этом и говорили. Представляешь? Мы опять на коне!

Вторым достопамятным событием явился приезд моей мамы. Мы с Чарли поехали встречать ее на станции Юстон, и первое, что я услышал из уст дорогой родительницы, было заявление о том, что она завтра же приедет ко мне домой, чтобы посмотреть, как я живу.

Так как квартира наша выглядела хуже некуда, я заставил Дэна убираться вместе со мной до трех утра, чтобы хоть как-то привести ее в божеский вид. В процессе уборки мы обнаружили следующие признаки многолетнего неубирания квартиры: семь с половиной фунтов мелочью, скопившиеся под подушками дивана в гостиной; плесень размером с Шотландию под нашей стиральной машиной; и купленную как-то Дэном на распродаже видеокассету с «Инопланетянином».

Когда мы закончили, квартиру было просто не узнать. Мама бы по достоинству оценила наши усилия, если бы не третье событие этой недели, отвлекшее ее внимание от моей обители. А именно — роды Верни.

Мама позвонила мне в 3:20 утра, чтобы сообщить, что у Верни начались схватки. Слушать ее было очень забавно, так как звонила она с мобильника Чарли (они вместе находились в этот момент в больнице), впервые в жизни воспользовавшись, по ее собственному выражению, «этими современными техническими приспособлениями». В результате добрая половина нашего разговора была посвящена тому, что мама кричала фразы типа: «Ты слышишь меня?», «Я в нужное место говорю?» и «Я все правильно делаю?». В конечном счете я сумел донести до нее, что появлюсь в больнице не раньше полудня, после чего отключился.

Проснувшись, я тут же отправился в больницу, где и пребывал уже некоторое время, отвечая на ее бесконечные вопросы по всевозможным поводам.

— Хочешь чашечку чая или кофе вон из того автомата? — спросила в очередной раз мама, показывая при этом содержимое своей сумочки. В глубине лежали десятки монет различного достоинства. Мама всегда собирала мелочь, как какой-нибудь коллекционер, считая, что надо быть всегда готовым к любой ситуации, требующей наличия монет.

— Нет, мам, не хочу, — сказал я, как всегда отказываясь от горячих напитков.

— Я хотела было выпить немного чаю, — сообщила мне мама, — но, пожалуй, воздержусь пока что.

Затем она сунула кошелек обратно в сумочку, предварительно достав из нее пачку леденцов.

— Хочешь?

— Нет, мам, спасибо, — улыбнулся я. — Ну чего ты так нервничаешь?

— Еще бы мне не нервничать, — откликнулась она. — А ты что, не нервничаешь?

И тут я задумался. Нет, пожалуй, я не нервничал. Просто я был счастлив, что скоро у меня появится племянник (или племянница), и живое существо будет называть меня «дядя Даффи». И я смогу научить его (или ее), как делать настоящие тосты, и буду читать ему те же книги, что когда-то читала мне мама, и выслушивать рассказы о том, как его достали собственные родители. В общем, мне нравилось думать обо всем этом.

Конечно, несложно было провести параллель между тем, что вот-вот должно было случиться в этой больнице, и тем, что должно было случиться в моей жизни. Ведь очень скоро я и сам стану отцом. Как это ни странно, я совсем не думал об этом ни во Франции, ни по возвращении, ни даже когда Мэл впервые сообщила мне об этом. Но теперь, сидя в этой действительно прохладной комнате ожидания, я вдруг прочувствовал, что именно ожидает меня впереди: я стану отцом.

Вдруг мне стало грустно. Да так, как еще никогда в жизни не было. И дело было не в Мэл или в нашем будущем ребенке — наоборот, это как раз радовало меня. Какое бы решение Мэл ни приняла, ничто уже не могло изменить тот факт, что я скоро буду в ответе за чью-то жизнь. И выше этой чести я ничего не мог себе представить.

— Мам, мне нужно кое-что тебе сказать, — начал я.

— Я знаю, милый, — ответила мама.

— Откуда?

— Ну, я не точно знаю, что именно ты хочешь мне рассказать, но я вижу, что тебя что-то сильно беспокоит.

Положив леденец мне на ладонь, она взяла еще один, положила себе в рот, а затем продолжила.

— Я тоже собиралась тебе кое-что рассказать. У меня есть целых два секрета. Один так себе, не очень-то и большой, зато другой — довольно внушительный. Думаю, после того, как расскажу тебе про свои секреты, тебе будет легче рассказать про свои.

Честно говоря, я как-то даже забеспокоился. Мне и в голову не могло прийти, что у мамы могут быть хоть какие-то секреты от меня.

Взяв меня за руку, мама сказала:

— Начнем с маленького секрета: скорее всего, я навсегда перееду в Лондон. Верни уже давно уговаривала меня переехать к ним с Чарли, особенно с тех пор, как речь зашла о ребенке. Я сперва не собиралась этого делать, но она стала убеждать меня, что негоже бабушке видеть собственных внуков только по праздникам. Я пообещала было навещать их как можно чаще, но тут и Чарли начал меня уговаривать. Короче говоря, я согласилась, но при условии, что сперва поживу у них несколько месяцев, не продавая дом в Лидсе, а потом уже посмотрим.

— Отлично, Верни будет ужасно рада. Я, кстати, тоже.

Больше мне ничего в голову не приходило, так как все мои мысли сконцентрировались на секрете номер два.

— В чем же заключается твой второй секрет?

— Это скорее даже признание, чем просто секрет. Не буду ходить вокруг да около и скажу тебе все сразу. Когда вы с Мэл расстались, я очень за вас переживала. Я прекрасно понимаю, что ты уже взрослый мальчик, и незачем мне было лезть не в свое дело, но я так расстроилась, когда узнала о вашем разрыве, и мне так хотелось вам помочь! Ведь вы любите друг друга, это же очевидно. Когда же ты заявил, что вы расстались из-за твоей боязни ответственности, я решила, что в этом большая доля моей вины, потому что, именно глядя на нас с твоим отцом, ты мог сделать неправильные выводы о семейной жизни. Поэтому-то я и написала твоему отцу с просьбой найти тебя и поговорить.

— Ты написала ему? — не веря своим ушам, воскликнул я. — Ты общалась с моим отцом?

— Узнав адрес у его сестры, я написала ему, чтобы он связался с тобой и объяснил, что ты ничем на него не похож.

Я даже не думал, что кто-то может так сильно меня любить. Я представил себе, через что нужно было пройти моей маме, чтобы написать человеку, бросившему ее на произвол судьбы, и все ради того, чтобы я был счастлив. Я обнял ее и прижал к себе. И тут мама заплакала.

— Я ведь всего лишь хотела помочь тебе, Бен! Я получила от него ответ, что ты так ему и не перезвонил. Я ни в коем случае не хотела расстраивать тебя. Я всего лишь хотела, чтобы, пообщавшись с ним, ты наконец понял, что нисколечко не похож на него. Что ты такой, какой ты есть, и что ты замечательный.

Понемногу она успокоилась, и я налил ей чаю. Себе я тоже взял чашку кофе, так, за компанию. Пока он остывал, я рассказал ей всю историю наших с Мэл отношений от начала до конца.

Какое-то время мама молчала, видимо приходя в себя от известия о том, что через пару месяцев у нее родится еще один внук. Наконец, допив свой чай и слегка успокоившись, она спросила:

— Значит, Мэл собирается принять окончательное решение через два дня?

— Мы с ней договорились, что когда она вернется из Глазго, то сразу позвонит мне, мы встретимся и так или иначе, но решим этот вопрос. Мы оба заботимся в первую очередь о ребенке, так что даже если она решит, что больше не хочет жить со мной вместе, я очень надеюсь, что у нас обоих теперь хватит ума и терпимости, чтобы оставаться друзьями.

Посмотрев на меня, мама проговорила с таким убеждением, какое бывает только у любящих родителей:

— Не беспокойся, все образуется.

— Я тоже в этом уверен, мам, — ответил я. — И я доверяю тебе.

— Вы только посмотрите, — счастливо проговорил Чарли, поднимая на руках свою новорожденную дочь и протягивая ее нам, — я теперь отец!

Верни понадобилось «всего» десять с половиной часов для того, чтобы родить эту малышку. С точки зрения врачей, «роды были несложными». С точки зрения меня, взирающего на изможденную Верни, врачам ни в чем нельзя верить.

Указывая на меня, Чарли продолжал инструктировать свою дочь:

— Вот, смотри, это твой дядюшка Даффи. Именно он будет снабжать тебя деньгами на мелкие расходы.

Затем он указал на маму со словами:

— А это твоя бабушка, и она никогда и ни в чем тебе не откажет.

И наконец, передавая трепещущий сверток в руки Верни, он представил свою дочь всем нам:

— А это, дамы и господа, звезда сегодняшнего вечера — Малышка Элвис.

— Чарли, перестань, — с лаской в голосе произнесла Верни. — Несмотря на всю мою любовь к тебе, я никогда не назову собственную дочь Малышкой Элвис.

— Но ведь она именно на него и похожа!

— Она лысая, форма черепа довольно странная, и, наконец, если ты не заметил, — она девочка. И ее будут звать Фиби. Ведь ты сам помогал выбрать это имя. Если же она будет расти, зная, что ее зовут Маленькая Элвис, поверь мне — нас с тобой ждут одни неприятности.

Чарли согласился с улыбкой:

— Ну хорошо. Моя красавица Фиби!

Следующие полчаса прошли в убаюкивании крошки Фиби. Сперва ее держал Чарли, потом мама, потом опять Чарли, а затем Верни. И, наконец, ее предложили подержать мне.

— Пожалуй, я как-нибудь в другой раз, — вежливо уклонился я.

Дети всегда слегка нервировали меня, в том смысле, что казались мне столь хрупкими, что могли вот-вот разбиться. Во всяком случае, я этого всегда боялся. К тому же, по правде говоря, я не большой фанат клуба «Безоговорочно Очаровательных Малышей». Не спорю, Фиби выглядела нормально, но в моем понимании до «красавицы» ей еще было довольно далеко. На самом же деле вся проблема состояла в том, что я не умел себя с детьми вести. Также, как и с кошками. Мне не удавалось вступить с ними в вербальный контакт, так что я решил, что не буду торопиться привязываться к Фиби до тех пор, пока она сама не сможет поддерживать разговор со своим обожаемым дядюшкой.

Так что Верни пришлось отдать Фиби ее отцу, который наглядеться на нее не мог.

Еще через несколько минут Фиби начала плакать.

— Она плачет, — беспомощно обратился Чарли к своей жене. — Что мне с ней делать?

Ласково улыбнувшись ему, Верни нежно сказала:

— Ты ее отец, тебе и решать.

Десять минут спустя, пройдясь по коридору несколько раз, Чарли вернулся в палату, положил свою дочь на кровать и с гордостью произнес:

— Кажется, она просто не может больше кричать, поэтому и успокоилась.

Посмотрев, как она спокойно лежит на кровати с закрытыми глазами и чуть-чуть подрагивающими пальчиками, я наклонился к ней поближе и сказал:

— Мне кажется, она похожа на тебя, Верни.

— Она похожа не на меня, а на тетю Маргарет, когда та сосала лимонный шербет. И это меня очень пугает.

Вернувшись домой, я почувствовал себя настолько измотанным, что хотел лишь одного — улечься в постель и как следует выспаться. Но прежде я решил все-таки прослушать автоответчик. Сообщений было четыре:

1) от этого психа Грэга, трогательно поздравляющего нас с Дэном с нашим новым дебютом в шоу-бизнесе;

2) от Дэна, интересующегося, не родился ли еще ребенок;

3) от одного старого рекрутингового агентства с предложением поработать в одной аудиторской конторе;

4) еще одно сообщение.

Четвертое сообщение я прослушал несколько раз. Затем нашел записную книжку и набрал номер телефона.

— Джули, это Даффи звонит. Я только что получил твое сообщение. Ты сказала, что хочешь поговорить со мной о чем-то.

Слышно было, как она глубоко вздохнула, прежде чем ответить.

— То, о чем ты меня попросил в прошлый раз…

— ?

— Короче говоря, я согласна помочь тебе.

Я был просто поражен. Оказывается, чудеса все-таки случаются. Итак, План вновь был в силе.

— Потрясающе! — заорал я. Затем, чуть-чуть поостыв, добавил:

— Можно тебя еще кое о чем попросить?

— О чем еще? — нетерпеливо спросила Джули.

— Не могли бы мы с тобой встретиться завтра после твоей работы? Дело в том, что мне нужно съездить кое-куда.

— Это куда это?

— В ИКЕА. В Плане возникли изменения.

Через пару секунд она сказала:

— Ты ведь, наверное, хочешь, чтобы я начала тебя расспрашивать об этих изменениях? Ну так вот — я не буду этого делать. Лучше мне даже не знать, что ты там еще напридумывал.

— Но ведь ты меня подвезешь?

— Чтоб ровно в шесть тридцать был у меня дома, понятно?

А затем, немного смягчившись, добавила:

— Знаешь, Даффи, я действительно надеюсь, что у тебя все получится.

— Спасибо! Я тоже очень на это надеюсь. Честно-то говоря, больше мне и надеяться не на что. Да, Джули…

— Ну что еще? — с притворным нетерпением спросила она. — Уж не хочешь ли ты, чтобы я тебя еще и в «Маркс &Спенсер» заодно свозила?

— Не на этой неделе, — быстро ответил я. — На самом деле я хотел спросить тебя, почему ты передумала?

— Думаю, я не раз еще пожалею о том, что сейчас скажу, но это именно ты заставил меня передумать. Я вспомнила все твои слова и поступки, и, как это ни странно, поверила в то, что ты действительно любишь Мэл и хочешь, чтобы она была счастлива. А ведь именно этого и я всегда хотела.

— Отлично, — несколько смутившись, ответил я. — Увидимся завтра в шесть тридцать.

— Не знаю, имеет ли это для тебя хоть какое-то значение, — добавила она, — но я была неправа тогда. Ну, или, скажем так, я изменила свое мнение. Не знаю, к добру ли это или нет, но я опять верю в старую добрую любовь.

Кажется, все опять складывалось неплохо. Оставалось сделать еще один звонок. Я взял телефон и набрал номер.