Живительный мир викторианских курильщиков. — Трубочные ритуалы в английском обществе. — Клистиры и опасность отравления. — Курение, женщины и дети. — Курение и Империя.

 Пока в США одни штаты сражались с другими, состоялся дебют сигарет в Великобритании. Английские солдаты встретились с ними в боях за границей, начиная с Испанской войны, но лишь в 1850-х годах сигареты стали продавать и производить в Великобритании. Англичане познакомились с ними на родине после Крымской войны, когда ее ветеран Роберт Пикок Глоуг основал в 1856 году первую на английской земле табачную фабрику, производившую сигареты а русском стиле: «Использовался табак „Латакия даст" и тонкая желтая бумага... мундштук был из тростника. Сначала делались гильзы, в которые набивали табак. Чтобы табак не высыпался, концы гильз закручивались». Как выяснилось, англичане к сигаретам еще не были готовы, и вскоре Глоут перешел на изготовление сигар. Почти одновременно с ним предприниматель с Бонд Стрит Филип Моррис начал производить сигареты вручную.

Новые сигареты попали на переполненный рынок. Возрождение курения в Великобритании во второй половине XIX века вновь сделало чрезмерное курение национальной особенностью. Вопрос «Почему люди курят?» превратился в вопрос "Что вы курите?» Сигару предпочитали богатые люди, глиняную трубку курили сельские бедняки. Кроме того, трубку любили интеллектуалы и государственные деятели. Помимо курения англичане использовали табак и в других формах. Огромное количество нюхательного табака потреблялось в центральных графствах и новых индустриальных городах на севере. Клистир для табачных клизм появился в приемных врачей и в частных домах по всей стране.

Табачная промышленность викторианской эпохи выпускала самую разнообразную продукцию. Даже у самого мелкого производителя была по меньшей мере дюжина наименований, включая развесной табак тех же видов, что и два века назад: махорка, косичка и твист (тонко нарезанный табак), марочные смеси трубочного и нюхательного табака, различью сорта жевательного табака и начиная с 1860-х годов несколько видов сигарет, скрученных вручную.

Викторианские производители полагали, что их клиенты хотят видеть себя индивидуальными, а не массовыми покупателями, и потакали всем их прихотям. Образцовым последователем этой торговой стратегии была ливерпульская фирма «Братья Коуп», создавшая такие забытые ныне сокровища, как сигары «Корт», «Бургомистр» и «Св. Джордж». Реклама «Братьев Коуп» подчеркивала различие вкусов своих покупателей и, вместо того чтобы приучить их к одному продукту, демонстрировала свою способность угодить самым разным вкусам. «Братья Коуп» выпустили серию популярных плакатов и календарей, посвященных нации табакофилов. Типичный пример — плакат «В погоне за Дивой Никотина», на котором изображена Дива Никотина и толпа счастливых курильщиков, преследующих свою соблазнительницу.

Разнообразие привычек табакофилов, на которые ориентировались английские производители табака, было результатом не только глубоко укоренившихся местных предпочтений, но и сословного деления. Людей определяли по тому, что они курят. Принц Альберт супруг королевы Виктории, курил сигары и устроил себе в Осборне, на острове Уайт, курительную комнату. Из уважения к чувствам королевы, которая табак не выносила, на двери этой комнаты, единственной в осборнском доме, значилась только буква А, а не вензель из А и В. Лорд Альфред Теннисом, чье поэтическое пристрастие взяло верх над врожденной аристократической склонностью к сигарам, курил трубку, как и декоратор Уильям Моррис. Классовый боец Карл Маркс («Чтобы иметь ценность, необходимо приносить пользу»), выкуривал, сочиняя свои политэкономические труды, сотни дешевых сигар. Лорд Кардиган выбрал сигары, когда возглавил легкую кавалерию. Оскар Уайлд, глава декаданса той эпохи, бесстыдно курил сигареты.

В этом собрании знаменитостей викторианской эпохи один курильщик стоит на голову выше остальных — тот, кто доказал своим собратьям Homo sapiens, что они — животные. Чарльз Дарвин, величайший ученый со времен Ньютона, с такой же силой жаждал табака, с какой Ньютон — бессмертия. Курить Дарвина научили аргентинские гаучо, хотя он предпочитал табак нюхать. Его сын Фрэнсис Дарвин вспоминает: Курил он, только когда отдыхал, а нюхательный табак был стимулятором, который он употреблял, когда работал». В одном из писем Дарвин сообщает, что месяц не прикасался к табаку и стал «ужасно вялым, глупым и унылым».

Дарвину, занятому разработкой теории эволюции посредством естественного отбора, посчастливилось стать свидетелем самой важной социальной революции в Великобритании — рождения среднего класса. Условия для этого события в викторианскую эпоху были близки к идеальным. Деньги, полученные от производства и заморской торговли, полились в страну, обогащая новый тип людей, многие из которых вступали в смешанные браки. Вскоре таких людей стало много и они заняли среди общественных сословий особое место. В эго же время должности для образованных людей стали более выгодными и доходными и расширили профессиональную касту, вокруг которой расположилась новая группа. Средний класс, словно семейство общественных насекомых, установил свои отличительные признаки, среди которых было и курение трубки. Как доказал Дарвин, в ходе своей социальной эволюции люди сохранили рудименты своего животного прошлого.

Курение внесло ясность в сословную систему, в которой курильщик продвигался по мере роста своего благосостояния. То, как он курил, вполне его характеризовало. Средний класс обрел свой тотем в трубке — идеальном приспособлении, позволяющем выразить и индивидуальность, и респектабельность. Значение, которое средний класс придавал курению, привело к изменению внешнего вида трубки. Глиняные трубки, со времен появления курения в Англии, были почти одинаковыми и неизменно ассоциировались с работниками физического труда. К тому же глиняные трубки были довольно непрочными, что не позволяло курильщикам среднего класса к ним привязаться.

Ограничения, наложенные хрупкостью материала, привели к появлению пенковых трубок с материка. Meerschaum («морская пена» по-немецки) — гидрированный силикат магния, добываемый главным образом в Эскишехире в Турции. Табак, который курят в пенковой трубке, прохладнее и ароматнее, чем в глиняной. Примечательная особенность пенки — с годами пользования она меняет свой оттенок с телесного до медово-коричневого. Цвет пенковой трубки указывал на опыт ее владельца и мастерство курения; оба качества были для викторианцев желательными. Владельцы пенковых трубок чрезвычайно о них заботились, особенно когда менялся их цвет. После курения трубку вытирали шелковым носовым платком, употребляемым исключительно для этого, после чего прятали в плотный замшевый мешочек.

Возможность заменить работу уходом за пенковой трубкой вполне устраивала некоторых представителей высшего общества. Кавалерийские офицеры тоже ее усвоили, хотя, кажется, у них не всегда хватало терпения, чтобы соблюдать необходимый ритуал. Альфред Данхилл рассказывает историю одного энтузиаста, который поручил подразделению лейб-гвардии непрерывно курить его трубку: «Бережно укутанную в мягкую фланель и пополняемую за счет владельца лучшим табаком, трубку на протяжении семи месяцев передавали из уст в уста. Когда ее наконец развернули, она была насыщенного темно-коричневого цвета, который знатоки сочли безупречным».

У среднего класса с пенковой трубкой соперничала трубка из корня вереска. Хотя деревянные трубки пытались курить из века в век, их горючие свойства укорачивали им жизнь, поскольку только самые заядлые курильщики способны были долго переносить запах древесного угля. Открытие древесины, которая не горит от горящего табака, можно отнести на счет Наполеона. Через несколько лет после смерти великого любителя нюхательного табака паломник-бонапартист, посетивший место рождения деспота — Аяччо, сломал свою трубку и попросил проходившего мимо крестьянина сделать ему другую. Крестьянин вырезал паломнику трубку из местной древесины (Erica aborea), которая оказалась ничуть не хуже, чем пенковая. Воодушевленный паломник послал образцы вереска своему постоянному мастеру трубок в Сен-Клод, который сразу же оценил их возможности и стал делать вересковые трубки на продажу Они достигли Англию в 1850-е годы и имели здесь невероятный успех.

Вероятно, из зависти к владельцам пенковых трубок, наслаждающимся ритуалом изменения их цвета, собственники вересковых трубок вскоре придумали ритуал и для себя: насколько прямым был рисунок дерева, из которого сделана трубка. Возможность установить превосходство той или иной трубки во многом способствовала популярности вересковых трубок среди курильщиков викторианской эпохи. Как и пенка, вереск усиливал аромат и вкус табака по сравнению с глиняной трубкой: оба материала охлаждали дым, что позволяло делать трубкам короткие черенки. Обычно черенки были деревянные, а мундштук — из рога или янтаря. Янтарь предпочитали по причине его дороговизны, элегантности и сопротивления укусам задумавшихся курильщиков. Янтарные мундштуки у кальянов первыми стали делать персы, которые считали, что янтарь очищает тех, кто к нему прикасается. Роговые мундштуки иногда раскалывались во рту курильщика от слишком крепкого прикуса.

Пенковая и вересковая трубки предлагали больший выбор форм и размеров, который, по причине характерных особенностей викторианских курильщиков, провоцировал новые художественные решения. Выбор трубки стал важным ритуалом в процессе возмужания, а когда появились разнообразные смеси трубочного табака, выбор подходящей заправки для трубки-талисмана также стал непростым делом. Журналы того времени регулярно публиковали статьи для любителей табака, и такие из них, как статьи Д. М. Барри, автора «Питера Пэна», издавались отдельными книгами. «Леди Никотина» Барри включала такие классические главы, как «Трубка», «Кисет», «Стол для курения», в которых при полнейшем уважении к курильщику викторианской эпохи давались советы, касающиеся этикета. Ценности среднего класса увековечивал, например, рассказ Барри о том, как он открыл идеальный трубочный табак в главе «Смесь „Аркадия"». Эта смесь с причудливым названием, призванным вызвать в памяти буколические фантазии елизаветинской эпохи, по словам Барри, давал совершенный дым, но его компоненты Барри хранил в тайне. Сообщить, где можно купить эту смесь, «такая же неосторожность, — пишет он, — как рекомендовать в свой клуб неизвестного человека. Вполне допускаю, что вы недостойны курить смесь "Аркадия"». Барри предупреждает читателя, что «Аркадия», подобно шаманскому зелью, в неопытных руках может оказаться опасным, поскольку «эта смесь оказывает невероятное воздействие на характер, а вам, возможно, вовсе не хочется меняться».

Новый средний класс разработал такие ритуалы ухаживания за женщиной, которые оставляли мужчинам достаточно времени для зарабатывания денег и последующего достойного содержания семьи. Они позволяли мужчине определенное время до супружества оставаться холостяком. Трубка являлась как бы частью облика мужчины, сформировавшегося на протяжении этого холостяцкого периода, и в викторианскую эпоху представляла собой настолько важный инструмент мужского единства, что жены порой принуждали мужей бросить курить. Этот болезненный опыт Д. М. Барри описывает в «Леди Никотина» в первой главе под названием «Курение и брак — сравнение». В заключительной главе после многочисленных перипетий с курением трубок, «когда жена спит», автор появляется с пустой трубкой во рту, потому что хотя он и бросил курить, но от трубки не отказался. В викторианскую эпоху табак и женщины считались взаимоисключающими понятиями, и в поединке с табаком женщины не всегда выходили победителями. Знаменитые стихи Редьярда Киплинга живописуют дилемму, с которой сталкивались многие холостяки.

Так вот, мне пишет Мэгги, что выбрать должен я:

«Тебе дороже Ник О’Тин или любовь моя?»

Да, был жрецом Любви я уже год наверняка,

Но был почти семь лет я слугою табака.

Открой тот ящик старый. Взгляну-ка еще раз...

Да кто же эта Мэгги, чтоб я покинул вас?

Миллионы Мэгги не хотят ярмо свое сменить.

Но баба — только баба. С сигарой не сравнить [13] .

 По всей видимости, страдания взаимоисключающего выбора знал лишь средний класс. Бедняки курили на виду у своих жен, да и жены бедняков тоже курили. Высший класс относился к курению (и женщинам) более благородно; как это демонстрирует в «Лунном камне» Уилки Коллинза злодей-аристократ Фрэнклин Блэк:

Мыслимо ли, чтобы мужчина курил столько же, сколько и я, и не понимал, что в его сигарной коробке существует система для выбора женщины? Внимательно следите за моей мыслью, и я докажу вам это в двух словах. Вы выбираете сигару, пробуете ее, и она вам не нравится. Что вы делаете? Выбрасываете ее и пробуете другую. Теперь смотрите, вот применение! Вы выбираете женщину, пробуете ее, и она разбивает вам сердце. Глупец! Учитесь у своей сигарной коробки. Выбросьте эту женщину и попробуйте другую!

Отождествление сигары с наглецом, появилось, например, у Томаса Гкрди в «Тесс из рода Д'Эрбервиллей», где безнравственный Алек Д’Эрбервилль курит сигару, смотрит на прелестную Тэсс, которая лакомится клубникой, и размышляет о том, как бы ее обольстить.

Иногда в целомудренном, но расстроенном уме холостяка среднего класса, который пытался отыскать себе место в мире перед тем как осесть, трубка смешивалась с сексом. Вот реакция Дж. М. Барри, когда дама, посетившая его холостяцкое жилье, не удержалась и потрогала его трубку: «Отскочила и упала чашечка, „Ой, — вскрикивает дама, — что я наделала! Простите!" Я сдерживаю себя. „Мадам, — спокойно отвечаю я и низко кланяюсь. — Чего же еще было ждать? Вы оказались вблизи моей трубки, и она потеряла голову!" Дама краснеет, но не может скрыть своего удовольствия..

Многие мужчины продолжали курить и после женитьбы. Привычка прогонять жену после обеда, чтобы насладиться курением в ее отсутствие, широко распространилась в XIX веке, равно как и комнаты для курения в частных домах. Комната для курения, неважно, расположена она в загородном доме или в Палате общин, служила для мужчин убежищем, где они предавались воспоминаниям о заморских приключениях или принимали серьезные решения, требовавшие отсутствия женщин. Курительную комнату в художественной литературе того периода воспевали как «жилище свободы, святилище гонимых, храм-убежище, трижды благословленную во всех своих видах землю, священную Мекку всех истинно верующих в божественность пенковой трубки и рай кальяна». Хотя викторианцы понимали значение курения в индейских культурах благодаря популярности опубликованных работ о Диком Западе, они наверняка воспротивились бы предположению о том, что их сборища в задымленных комнатах неким образом напоминают племенной круг индейских воинов, передающих по кругу священную трубку мира, или что рождающаяся на их глазах культура трубки основана вовсе не на английском здравом смысле.

Помимо использования курения для классовой и половой дискриминации, викторианцы ввели в него и возрастные ограничения. Курение было мужским занятием, о котором мальчики могли только мечтать. Этот предрассудок утвердился отчасти благодаря Закону об образовании 1870 года, который гарантировал каждому ребенку Великобритании возможность посещать школу, где его научат читать, писать и считать. Этот закон и последующие законодательные акты изменили юридический статус детей. Они оказались на попечении у государства, а вовсе не дешевой рабочей силой, со всеми вытекающими отсюда изменениями в обращении с ними. Считалось, что, как и женщины, дети нуждаются в защите и моральном руководстве.

Мальчиков, которые курили, пугали, что они будут плохо расти, не смогут иметь детей, что у них будет «душа курильщика», которая не позволит им прославиться па дальних аванпостах Империи. Но мальчишки всегда мальчишки, и они становились заядлыми курильщиками. Возможно, их вдохновляли многочисленные викторианские авторы, включавшие в свои произведения сцены с нелегальным курением, а молодежь той эпохи близко к сердцу принимала афоризм Уильяма Блейка «Нет слаще плодов украденных и втайне съеденных.. Желание курить, отчасти связанное с притягательностью огня, завершалось у викторианцев, порой в трехлетием возрасте, первым опытом курения:

Когда я мог улизнуть от бдительности надоедливой старой няни, я, бывало, развлекался тем, что изображал курильщика, посасывая пустую трубку отца и пуская воображаемый дым из сложенных трубочкой губ. Первый такой эксперимент состоялся, когда мне было... всего три года, но соблазнительный аромат пустых курительных трубок до сих пор остается для меня приятным воспоминанием, и одно из переживаний, которое я связывал с желанием вырасти, — это мысль о том. что тогда я буду курить по-настоящему.

Ким, герой одноименного романа Киплинга, продемонстрировал, что даже воспитанные животными дети обладали таким желанием курить, и был наказан за курение после того как перешел из детского сада в джунглях в школу для белого человека.

Чтобы помочь английским юношам пройти мучительные годы без курения, стали выпускать шоколадные сигары, а позднее — шоколадные сигареты. Эти кондитерские изделия очень точно воспроизводили реальные прототипы. К шоколадным сигарам крепились бумажные ленточки, на их конце был пепел из съедобной помадки. Используя эти безвредные средства, дети могли изображать из себя взрослых. Они размахивали шоколадными сигарами над своими оловянными солдатиками и игрушечными пушками, воображая себя героями того времени, о которых им читали вслух в воспитательных целях. Любопытно, что с завершением юношеского возраста курение уже не считалось опасным для здоровья. Полагали, что взрослый мужчина, как отлежавшееся бревно, лучше выдерживает воздействие табака, чем молодое деревце, способное погибнуть при первой же засухе или первом морозе.

Оппозиция курению взрослых была незначительной и к тому же боковой ветвью движения за умеренность, сторонники которого считали, что бедняки неспособны управлять своим желанием удовольствий, и потому им лучше вообще от них отказаться. В 1858 году преподобный Томас Рейнолдс, апологет умеренности, начал издавать «антитабачный журнал». Им двигали религиозные побуждения, его проза напоминала «Обвинения» короля Якова I. Табак оскорбляет Господа, заявлял он: «Употребление табака — это не только нарушение законов природы, но и противление промыслу, предначертанному нашим Господом, нашим Создателем; а кто противится его промыслу во имя чувственного удовольствия, тот оскорбляет Его Божественность, Его Величие». Рейнолдса считали дураком и смеялись над ним. Подписка на журнал принесла ему всего лишь 267 фунтов стерлингов. Братья Коупе, движимые спортивным азартом, обещали Рейнолдсу 1000 фунтов стерлингов, если он закроет свой журнал. Напоминающий Рейнолдса человек, который размахивает своим зонтом и ругает счастливых курильщиков, «вне себя от бессильной злобы и зависти, и на которого совершенно не обращают внимания пылкие почитатели, полностью поглощенные нашей милостивейшей и славной ДИВОЙ НИКОТИНОЙ».

Более серьезный диспут о достоинствах и недостатках курения был предпринят в 1857 году на страницах журнала «Ланцет», посвященного новой науке диагностики. Дебаты начались, когда на страницах «Ланцета» появились знаменитые «Клинические лекции о параличе» Сэмюэля Солли, в которых утверждалось, что курение может привести к «общему параличу». К сожалению, медицинские вопросы были завуалированы вопросами морали, и дебаты вскоре перешли во взаимные обвинения в безбожии. Кажется, викторианцы не верили, что табак вреден, если конечно, не употреблять его в чрезмерных количествах.

Тем не менее они волновались за кишечник, регулярное функционирование которого считалось залогом хорошего здоровья. Отсутствие своевременного стула могло привести к «автоинтоксинации» жертвы которой страдали от отравления содержанием толстой кишки. Для предотвращения этого зла в викторианскую эпоху имелся огромный рынок слабительных средств. С противоположной стороны проблему атаковали клизмами, в том числе табачными. Хотя для того, чтобы достичь берегов Великобритании, клистиру табачного шамана потребовалось больше времени, чем сигаре, он тем не менее до них добрался, и англичане стали использовать табак per anum.

Викторианская любовь к табаку, независимо от способа его использования, изображена настолько реалистично, что сравнима разве что с «малыми голландцами» в XVII веке. Потеряв интерес к литературным эквивалентам портретов идеализированных принцев, английские писатели старались описать жизнь во всех ее подробностях, за исключением самых неприятных, которые вообще опускали. Это любопытная смесь реализма и ханжества была охотно принята литературной публикой. Чарлз Диккенс — самый яркий ее представитель, заполонил свои романы табакофилами, привычки каждого из которых соответствовали его сословию. Литературные герои считались неполными или неубедительными, если они не пользовались табаком.

В литературе табак был таким же разнообразным, как и в реальной жизни. Табачные привычки не только безошибочно указывали на сословную принадлежность, но и на различные причины курения. Бедняки курили, чтобы временно облегчить свое горькое и бесправное существование. Представители среднего класса курили с достоинством и ненавязчиво, их мельчайшее отличие друг от друга в положении, подобно автомобилям коммивояжeров в XX веке, находило выражение в курительных принадлежностях и было понятно только им самим. Богатые курили, не прикладывая к этому никаких усилий, небрежно или поверхностно в зависимости от того, часто ли они путешествуют за границу и давно ли разбогатели.

В это сообщество были включены иностранки. Обычная роль иностранки в литературе — быть искусительницей, а верный признак искусительницы — то, что она курит. Мужчины утрачивают свою бдительность, когда курят, и вторжение женщины в мужской заповедник свидетельствует о близости, от которой могли быть только неприятности. Во избежание моральных конфликтов читателей литературные курильщицы-иностранки обычно далее искушения не заходили и успевали исчезнуть до того, как герой поддался опьяняющему сочетанию женщины и табака. В романе «Под двумя флагами» Уйда, бестселлере своего времени (на его основе был снят фильм «Красивый жест»), имя героини битв в пустыни — Сигарета. Один из ранних литературных образцов номинативного детерминизма. Сигарета курит одну сигарету за другой. Сигарета была близка к представлению викторианцев о «женской власти», и это сексуальное дитя песков, вполне возможно, причинило английской молодежи больше вреда, чем ее горючая тезка.

В добавление к указаниям, когда и кому уместно курить и что следует ожидать, если табачные привычки персонажа не соответствуют его полу, возрасту и роду занятий, викторианские писатели сформулировали романтические и универсальные ответы на вопрос «Почему люди курят?». Чарлз Кингсли, автор романов: «Дети воды» и «Эй, на запад!», следуя примеру детских писателей, запечатлевших табак в литературе, следующим образом обозначил достоинства табака: «Компания для одиночки, друг холостяка, пища голодному, утешение тоскующего, сон бодрствующего, костер озябшему».

Увы, большинство представителей нового среднего класса проводили жизнь в такой скуке, что реставрация елизаветинской Англии и фантазии в стиле Уолтера Мигги? представленные в литературе того времени, являлись необходимыми паллиативами. Ублажая своих инертных читателей, викторианские писатели создали особого героя, прирожденного дилетанта, врожденные способности которого одерживают верх над усидчивым трудом. Этот идеал был неуместен в повседневной жизни, зато при необходимости мог сконцентрировать невероятную энергию. Прекрасный пример такого героя — Шерлок Холмс, сыщик с Бейкер-стрит. Холмс — это квинтэссенция викторианского любителя приключений, вместо широких просторов империи оказавшегося в городских джунглях. «Вся моя жизнь — сплошное усилие избегнуть тоскливого однообразия наших жизненных будней», — жалуется Холмс в «Союзе рыжих», — чувство, которое разделяли с ним многие читатели. Табак оказывается ключом во многих расследованиях Холмса, обстоятельно изучившего курильщиков, и даже издавшего небольшую монографию о пепле 140 разновидностей трубочного и сигарного табака.

Холмс, поддерживая вокруг себя ауру загадочности, пользовался самыми разными трубками, курил разного сорта табак и изредка размахивал сигаретой. Причина его курения понятна — оно помогало ему думать.

— Общее правило таково, — сказал Холмс, — чем страннее случай, тем меньше в нем оказывается таинственного. Как раз заурядные, бесцветные преступления разгадать труднее всего, подобно тому как труднее всего разыскать в толпе человека с заурядными чертами лица. Но с этим случаем нужно покончить как можно скорее.

— Что вы собираетесь делать? — спросил я.

— Курить, — ответил он. — Эта задача как раз на три трубки [15] .

Викторианцы имели свои представления об употреблении табака в других странах. Они были людьми нового времени, которые, выезжая за границу, попадали в средние века и даже в библейскую эпоху. Ни в какие другие исторические времена различия между культурами не были столь значительными и очевидными. Викторианцы не только провозгласили себя избранниками Божьими, но и знали, что это так, и мало кто осмелился бы оспаривать их избранничество. Растущая империя предоставляла свои возможности всем классам викторианского общества. Преступников отправляли на каторгу в дальние уголки империи, бедняки эмигрировали, средний класс трудился в администрации или участвовал в процессе освоения новых земель, верхушке доставались правительственные назначения.

 По примеру голландцев XVII века выращивание табака поощрялось во всей Британской империи и табак культивировали почти на всех территориях под британским флагом. Индия — жемчужина в колониальной короне Великобритании, в третьей четверти XIX века занимала второе место в мире по производству табака, хотя почти весь производимый ею табак предназначался доя внутреннего употребления. От Гималаев, окружающих получившую новое имя и измеренную гору Эверест, до южной оконечности полуострова табак употребляли самыми разными способами, порой такими же экзотическими, как и индийский пантеон. В отличие от своих колониальных правителей, индийцы не считали, что табак и женщина исключают друг друга. Согласно, например, мифу о Гадабе, «между табаком и женой нет разницы: мы любим их одинаково».

Масштаб индийского производства табака был огромен. В 1884 году Индия собрала урожай в 340 миллионов фунтов, или четыре пятых того, что произвели США, в то время самый крупный производитель. В Индии рос в основном темный табак, который жевали или курили в виде небольших сигар «бидис». Водяная трубка, или кальян, прочно прижилась в могольских государствах и была принята членами британской администрации в память о елизаветинских «дымящихся кавалерах». Для того чтобы носить и обслуживать кальян, нанимали даже специальную прислугу. Как вспоминает в своих мемуарах генерал-майор Китинге: «В былые времена ужасным оскорблением считалось наступить на чей-то кальянный коврик или на трубку кальяна. Того, кто сделал это намеренно, вызывали на дуэль». Привязанность индийцев к табаку, была, вероятно, сильнее, чем у их белых хозяев: популярная поговорка в Бихаре «Покажите мне человека, который не жует табак или не курит его» свидетельствует о глубоком проникновении табака в культуру Индии.

Английский средний класс работал в торговле или администрации, но помимо этого в Империи существовал соблазн дальних путешествий. Возможностей стать первым белым человеком (или вообще первым человеком), оказавшимся в том или ином девственном месте земного шара, имелось тогда очень много. После успешного исследования центральной Америки у викторианцев возникло желание узнать, что происходит в Африке и Австралии. Что там за люди? Курят ли они? Даже топография этих континентов была загадочной — возможно. там есть горы, леса, озера? В центральной Австралии их почти не оказалось, несмотря на то, что ее исследователи погибали от жажды, отыскивая все это.

Куда больше повезло с Черным континентом. Дэвид Ливингстон, Генри Стэнли и Ричард Бертон с молитвой на устах и оружием в руках шаг за шагом продвигались к сердцу Африки, решая по пути географические головоломки. Все трое повсюду встречали табак и находили время полюбоваться африканскими трубками, богатством форм и украшений превосходившими пенковые и вересковые трубки. Порой исследователи с забавной снисходительностью описывали церемонию курения и ее значение для «дикарей», но сами при этом не пренебрегали табаком как средством, помогающим принять верное решение. Перед тем как пуститься в опасное путешествие от верховья Конго к Атлантическому океану, Генри Стэнли совещался с последним оставшимся в живых белым спутником о благоразумности такого путешествия. Вот что он пишет:

После того как я пообедал, настало время для трубок и кофе, на которые я всегда приглашал Фрэнка.

Когда он вошел, кофейник кипел и маленький Мабруки ждал, чтобы начать его разливать. Табачный кисет, наполненный отборной продукцией Африки, из Масанси около Увира, был наготове...

— Фрэнк, сынок, — сказал я, — присаживайся. Я собираюсь говорить с тобой долго и серьезно. Жизнь и смерть — твоя, моя, всех, кто отправится с нами, — зависят от решения, которое я сейчас приму…

Путешествия по Африке с картой

На помещенном выше рисунке изображены оба героя, решающие участь членов экспедиции. Любопытно, что результат еще одной процедуры приюти решения, которую они использовали, — подбрасывание монеты — абсолютно точно предсказал, чем закончится их путешествие: славой для одного и смертью для другого.

В целом, и исследование, и Империя были серьезным делом, и викторианцы проявляли к ним особый интерес. Моральная ответственность была главной идеей эпохи, она «заставляла цивилизованных людей отодвигать удовольствия на задний план, выдвигая на передний свои обязанности». Нередко это приводило к мрачному самопожертвованию, альтруизму и филантропии. Существовало еще стремление к усовершенствованию себя и окружающего мира в противовес потаканию страстям. Удивительно поэтому, что курение во второй половине XIX века так мало критиковали. Курение было грязным делом и предоставляло идеальный случай для воздержания. Викторианцам. кажется, помог избежать затруднительного положения «патриотический долг»: «Министерство финансов... полноценно действующая машина правления в нашей великой стране... эффективная деятельность армии и флота во многом связаны с доходами от продажи табачных изделий нашим истинно патриотическим курильщикам».

Но не всякий викторианец подчинял свою жизнь строгим правилам. Действия людей иногда продиктованы их интересами, а не обязанностью — все большая доступность табака заметно увеличила число курильщиков. С увеличением поставок табака умножилось число мест и случаев, дозволявших курение. Благодаря изобретению спичек курение стало доступнее. Стоктон-он-Тис в 1827 году стал их родиной, а химик Джон Уолкер прославился как их изобретатель. За Уолкером последовал лондонский химик Сэмюэль Джонс, который продавал спички под маркой «Люцифер». Хотя спички были придуманы в помощь курильщикам, это портативное изобретение стали применять не только для разжигания курительных трубок и сигар.

Английское правительство с его традиционным стремлением извлекать пользу из удовольствия и, возможно, слишком уверенное в патриотизме своих подданных, в 1871 году ввело налог на спички. На этот раз оно не стало причислять спички к предметам роскоши и обосновало введение налога тем, что спички слишком дешевы, а значит, их «могут использовать не по назначению и опасным образом». Министр финансов Роберт Лауэ предложил, чтобы налоговый штамп на спичечном коробке содержал девиз: «Ех Luce Lucullum» («из света, недорого»). От налога отказались после публичного протеста. Одетый в лохмотья продавец спичек вскоре превратился в героя уличных сцен, а общество объединилось в поддержку его существования.