Ночь с 2 на 3 февраля

Дэвид идет по Линкольн-стрит, и в голове у него полный сумбур. Он думает то о Барбаре и ее жарком теле, которое никогда больше не прижмется к нему, то о шерифе, который не придал значения его рассказу о готовящемся преступлении, то о шахтерах и своем враге Хаски, то о девушках из мотеля "Литл Америка". Он вспоминает всех, кто встретился ему с тех пор, как он приехал в Вайоминг, и кто отвернулся от него. Всегда вот так! Дэвид тянется к людям, а его не понимают. Он словно наталкивается на глухую стену.

Есть в Рок-Ривере и кварталы, где живут мирные обыватели. Скромные домишки, крошечные лужайки, чахлые деревца. Хозяева их – трудяги. Упорные муравьи, с которыми никогда и ничего не случается: мелкие лавочники, ремесленники, судьи и проповедники, зубные врачи и члены городского совета, заметные фигуры в здешних местах. Они хотят, чтобы их дети жили в чистом и процветающем городе, где никто и не слышал о насилии.

Город мечты? Рок-Ривер уютно примостился в пустынной впадине, защищающей его со всех сторон. Ну чем не город мечты? А маленькие недостатки можно простить. Бродяги же здесь надолго не задерживаются.

Те, кому не нравятся перемены, не замечают, как сами изменились и позабыли проказы юности.

Те же, кто полагает, что Рок-Ривер похож на большие грязные города, где творятся всяческие бесчинства, попросту никогда не путешествовали.

Дэвид идет, ничего не видя перед собой. Только что он разминулся в темноте с прохожим, который крался вдоль стен, явно прячась от людей. Кто это? Влюбленный, спешащий на свидание? Или преступник, что бежал из тюрьмы и теперь замышляет недоброе? Может быть, это вернулся Хаски и следит за ним? Нет. Дэвид узнал бы его даже ночью.

Ему полюбились кварталы близ станции, где бурлит жизнь. А как забавны по-провинциальному тихие прибрежные улочки! Но сейчас его ничто не радует. Он переходит улицу. Холодно и одиноко. Как обжигает мороз! От ледяного воздуха слипаются ноздри. А пальто осталось в багажнике "Шевроле". Дэвида снова затрясло. Вот, наконец, и машина.

Слежавшийся снег скрипит под мягкими мокасинами. Ночь кажется Дэвиду черной и холодной, словно планета, погруженная в сон. И мертвой, как пустыня. А пустыня – она и вправду красная, там, под снегом?

Мысли путаются. Люди, природа, жестокий холод – все против Дэвида.

Он отыскивает нужный ключ в большой звенящей связке. Дверца машины скрипит. Жесткая кожа сиденья – словно ледяная. Мотор ровно заработал. Руки прилипают к рулю, как к металлу в мороз.

Дэвид выезжает с автостоянки. Погруженный в себя, он не замечает, что одновременно с ним трогается в путь и другая машина. Улицы, по которым он проезжает, освещены все скуднее, потом наступает полная темнота. Он достигает автострады и по ней углубляется в пустыню.

Зеленые отблески с панели управления падают на лицо Дэвида: губы его горестно сжаты. Бесшумно, как призрак, движется его машина сквозь мрак, в котором растворяются огни фар. Дэвид ведет "Шевроле", словно во сне. Он не видит дороги.

Один.

Совсем один, вот в чем ужас. "Все в моих руках, – пытается внушить он себе, – можно снова радоваться жизни, бороться за место под солнцем, покорять женщин. Или же уехать далеко-далеко и на новом месте добиться успеха и славы, а потом вернуться домой. Только не сейчас. Завтра, быть может. Завтра. Опять начинать все сначала, а ведь я был почти у цели.

По дороге из Рок-Ривера в мотель "Литл Америка" Дэвид едет все медленнее, почти со скоростью пешехода.

Он копается в воспоминаниях, хитрит сам с собой, стараясь отложить решение на потом. Но что решать? Как поступить, к какой цели стремиться теперь? Какая-то машина неотступно преследует его.

В этом мрачном, глухом краю утро, кажется, никогда не наступит. Беспробудный сон глубоких каньонов под нетронутым снегом, скалы, царственные горы – морщинистая кожа земли, пережившая сто пятьдесят миллионов лет. Но в машине уже потеплело, и она защищает усталое тело Дэвида.

Каким беззащитным был бы он сейчас без этой металлической скорлупы, без своего убежища на колесах!

Шины вгрызаются в снег на обочине, машина съезжает на край дороги и задевает столб с зеленой доской, на которой белой светящейся краской написано: 81-я миля. Дэвид привычно включает указатель поворота и стояночные огни. Вокруг – полная чернота. Правое переднее колесо буксует, машина застревает на мертвой точке и замирает.

Дэвид оставляет мотор включенным для тепла, закуривает сигарету и отбрасывает густую прядь со лба.

Машина, которая все время ехала за ним, наконец-то отстала.

Он всматривается в ночную пустыню. Новолуние. Одни лишь звезды мягко освещают окрестности. Ни облачка. Сухой морозный воздух.

Вот она, пустыня, привычный собеседник Дэвида.

Невероятная тишина. Дэвид слышит лишь тихий гул мотора да потрескивание табака. Легкий дымок вьется в кабине. Дэвид сильно кашляет. Даже слезы выступают на глазах. От сигареты, что ли?

Ему снова делается холодно, хотя обогрев включен на полную мощность. Неумолимый холод идет словно бы изнутри. Неохота выходить и доставать из багажника пальто.

Нервным движением он давит в пепельнице окурок. Опершись на левый локоть, достает из кармана смятую пачку сигарет и кладет ее на панель управления.

Дэвид и сам не знает, зачем ему понадобилось здесь останавливаться, когда до мотеля рукой подать.

Подумать, побыть одному.

Принять решение, наедине с собой, посреди этой черной пустыни.

Дэвид готовился к этому несколько часов: в глубине души он знает, что сейчас, в эту безлунную ночь оказался на главном распутье своей жизни.

Час ночи, суббота 3 февраля.

Кто разгладит горькие морщинки на лице Дэвида и прогонит из глаз мрачную озабоченность? Некого обмануть наигранной бодростью и уверенностью! Сколько можно прятаться за маску супермена! Что, если его жажда новизны, стремление любой ценой добиться успеха – все это лишь игра, лишь видимость настоящей деятельности?

Дэвид уже давно сомневается в себе, неделю, по крайней мере.

И только этой ночью он решается быть до конца искренним с самим собой.

"Хватит притворяться, будто ты в самом деле тот человек, каким пытаешься казаться. Посмотри-ка себе в глаза!"

Впервые он чувствует себя таким растерянным и беспомощным. Всю жизнь ему хотелось выглядеть щедрым, привлекательным, бескорыстным. Он так любил ободрять других, но втайне был одинок среди родных и друзей. Сейчас этот образ распадается, подобно растениям и населяющим пустыню животным, которые, умирая, становятся добычей ветра и обращаются в песок.

Уже две недели, как Дэвид стал добровольным безработным, и у него появилось много свободного времени. Даже с избытком. Чтобы снова мечтать и строить планы – он ведь неисправим. Можно предаваться воспоминаниям, искать что-то новое. В Рок-Ривере не знают, что Дэвид бросил работу.

За что бы он ни брался, он ничего не доводил до конца. Сколько желаний, надежд, иллюзий, ожиданий! Но жизнь все время шла мимо.

Дэвид по обыкновению скрывал от окружающих свои поражения. Изо всех сил старался сойти за весельчака, за несгибаемого супермена и победителя. Дэвиду хотелось в одиночку справиться с течением, с водопадом неудач. Ему никто не был нужен. Он сам был всегда готов утешить и поддержать других, не так ли? И не привык жаловаться. Никогда.

Но вот сейчас укрывшийся в своей стальной скорлупке Дэвид впервые в жизни сам нуждается в помощи.

В зеркале заднего вида отражается надвигающийся свет, и огромный ревущий грузовик задевает машину Уоррена – качнувшись в черном воздухе, "Шевроле" пробуждает Дэвида от забытья. Красные огни проносятся мимо и исчезают.

Что же делать? Постараться все-таки добраться до мотеля или остановить следующую машину? Но как он объяснит участливому водителю.

Дэвид не трогается с места, словно прилип к сиденью. Может быть, кто-нибудь услышит, если он позовет на помощь?

Тяжким грузом наваливается на плечи давняя усталость, ему уже не до масок.

К чему теперь стремиться? Растерянный, обезумевший от страха, он сейчас совсем беззащитен.

От кого теперь ждать утешения?

"Да и на что мне пустые слова? Мне нужна помощь!"

Вдруг он осознает, что больше уже не сможет ни с кем разговаривать – он, который всегда охотно болтал со всеми, у кого была охота его слушать. Но ведь они и не слушали его. Только делали вид. Притворялись. Вот лицемеры! Да и кто сейчас кого слушает? Отдохнуть бы наконец! Вот если бы кто-нибудь указал Дэвиду новую дорогу! Его дорогу. Пусть голос, подобно легкому ветерку или вихрю, возвысится в ночи и откроет Дэвиду истину. Пусть этот голос проведет Дэвида через его пустыню. Тогда призыв Дэвида о помощи станет молитвой, и ОН ответит ему? С какой стати ОН ответит именно ему, если в Рок-Ривере полно таких перекати-поле?

Непростительная гордыня!

Он хорошо помнит все эти воскресенья, заученные, машинально повторяемые слова, земные поклоны и кусочки освященного хлеба. Он никогда не задумывался о сути обряда, к которому его ревностно приобщали близкие. Он никогда в жизни ничего не просил для себя. Не ждал ответа и не получал его. Но сейчас, когда в слабом свете его стояночных огней виднеются лишь несколько мертвых кактусов, – как знать?

В эту ночь Дэвид молится, как никогда. Он жалуется, требует.

Никакого ответа. Может, его надо искать в себе? Но Дэвид все чего-то ждет и ждет.

Изредка в полной темноте мимо него проносится машина, и тогда ему хочется крикнуть сквозь закрытое окно:

"Остановитесь! Подойдите же ко мне!"

Но он так и не разжимает губ.

Время остановилось. Три часа ночи, суббота, 3 февраля.

Но Дэвида никто не слышит.