Жена встретила меня со слезами. Отчим сказал ей, что мне не доверяют и что поэтому со мной может что-нибудь произойти. Я постарался успокоить ее, но это удалось мне не без труда. Вечером мой тесть, у которого этот день был выходной, возвратился домой пьяным, возбужденным и злым. Он обзывал мою жену изменницей родины. Меня, однако, он не затрагивал, только все повторял, что я — мол, не советский и что с меня взятки гладки. Я понял, что тестю досталось по партийной линии за то, что он принял в свой дом возвращенку, хотя она и была его падчерицей. Буянил он до поздней ночи, повторяя все одно и то же. На мою жену он смотрел просто с ненавистью. Он говорил, что провинился перед партией и из-за этого может потерять свою должность.

Все происшествия того дня меня страшно измучили, но и на утро была у меня неприятность. Оказалось, что мое начальство знало, в котором часу я вышел из милиции. Едва я пришел на работу, как меня вызвали к директору. Разговор был такой:

— Когда вы вчера кончили свои дела в милиции?

— Приблизительно около четырех, — ответил я. — А что?

— Как это: что?! Почему вы не пришли на работу?

— Я считал, что уже поздно, до окончания работы оставался какой-нибудь час. Не было смысла являться.

— А вы знаете, что можете попасть под суд за халатное отношение к работе? Вы меня подводите! Выходит, что я держу на работе прогульщиков, саботажников! Это был явный прогул! Как же: барин решил, что нет смысла возвращаться на работу!..

— А я хотел бы знать, откуда вам известно, когда я вышел из милиции. Я честно заявил, что вышел оттуда около четырех часов, но ведь мог сказать, что — в десять часов вечера. Что же лучше?

— Не ваше дело! — заорал директор. — Если вам не нравятся наши порядки, то катитесь туда, откуда приехали! Подумаешь! Здесь господ нет, здесь все подчиняются одинаковым порядкам.