Тищенко едет в госпиталь. «Сердце молодого солдата». В санчасти тоже дедовщина. Тищенко стал солдафоном. Придется удалять гланды. Врач просит привезти спирт и прополис. Почему некоторым врачам нужно отрывать головы. Игорю не удается позвонить домой. Желткова положили для проведения операции.

Игорь еще утром предупредил Гришневича о том, что его повезут в госпиталь, и отправился в санчасть. «Интересно, на месте ли Вакулич?», — подумал Тищенко. Едва курсант успел подумать о старшем лейтенанте, как тот тотчас же вышел из дверей санчасти. Увидев Игоря, Вакулич остановился и весело сказал:

— О, Тищенко, хорошо, что ты здесь. Ты мне сегодня и нужен. Поедем в госпиталь.

— Товарищ старший лейтенант, сегодня к вам Валик из нашего взвода пришел. Разрешите, я до госпиталя здесь посижу, чтобы ему скучно не было? — попросил Игорь.

— Что же это он свои ноги до такого состояния довел?

— Он еще вчера в санчасть ходил, а его назад отправили.

— Портянки надо было учиться наматывать. Сейчас его все равно переодевают, потому что в санчасть ложат. А ты что — в хэбэ в госпиталь ехать надумал?

Игорь понятия не имел о том, как надо ехать в госпиталь, поэтому в ответ лишь недоуменно пожал плечами.

— В госпиталь в парадке ездят. Ясно?

— Ясно.

— Значит так — слушай порядок действий. Сейчас идешь в казарму, одеваешься в парадную форму, берешь туалетные принадлежности и идешь сюда. Понял?

— Так точно.

— И еще — кроме тебя еще два человека поедет. Их мы тоже должны будем дождаться.

Черногуров был на своем месте и Тищенко быстро получил свою парадку.

— Куда это ты собрался? — полюбопытствовал каптерщик.

— Еду сегодня в госпиталь.

— Заболел, что ли?

— На обследование, — пояснил Игорь.

«Парадку» Тищенко надевал третий раз в жизни. До этого лишь раз на присягу и раз на тренировку перед ней. Парадная форма нравилась Игорю и сама по себе, и еще потому, что была похожа на повседневную офицерскую. Она была пошита из той же ткани, а сходство дополнялось фуражкой. Игорь вновь, как и в первый день службы, представил себя гусаром, но, вспомнив о цели сегодняшней поездки, улыбнулся несоответствию своих мыслей нынешнему положению дел. Всю дорогу от казармы до санчасти Тищенко провожали глазами все, кому не лень — от дневальных до офицеров. Курсант в парадной форме в понедельник не столь уж редкое явление, но и не столь обыденное, чтобы оставить его без внимания.

В санчасть Игорь пришел первым, и ему довольно долго пришлось ожидать остальных.

— Вот и еще один идет, — Вакулич показал на приближавшегося очкарика-«духа».

— Товарищ старший лейтенант, курсант Столяров по вашему приказанию прибыл, — доложил очкарик.

— По моему приказанию, но по своему желанию? Да, Столяров? — насмешливо спросил Вакулич.

— Вы ведь знаете, что у меня сердце болит, — обиженно ответил Столяров.

— Знаю, знаю… Потому сегодня и едем. Но, честно говоря, я думаю, что у тебя ничего серьезного не найдут.

— Почему вы так думаете? — еще более обиженно спросил Столяров.

— Опыт, Столяров… жизненный опыт. Не мой, конечно, а всей медицины. Я серьезно говорю. Вот в США исследования проводили и выявили одну очень интересную болезнь сердца. У многих новобранцев в первые месяцы службы от нервных перегрузок, новой обстановки и всего такого прочего начинало болеть сердце. Не очень серьезно, как у тебя, Столяров — вроде нейроциркуляторной дистонии, но все же болело. И это не было симуляцией. Но проходило всего каких-нибудь полгода и от этих болезней не оставалось и следа. Так и назвали это заболевания — «сердце молодого солдата». Это я к тому, Столяров, говорю, что и у тебя все через пару месяцев вернется в норму.

— У меня и до армии болело, — возразил Столяров.

— Но ведь комиссию ты прошел?

— Прошел. Но, может, ошиблись?

— Вот мы сегодня и проверим.

— И зрение у меня плохое.

— У многих сейчас плохое.

Наконец, пришел третий кандидат на поездку в госпиталь — курсант третьей роты Желтков. Желтков оказался полноватым, довольно высоким брюнетом. Со спины он казался уже полностью сформировавшимся молодым мужчиной, но какое-то неуловимо-детское выражение его лица основательно портило это впечатление. У Желткова болели почки, и его должны были везти на операцию, чтобы вырезать камни. Тищенко знал, что у людей, болеющих почечными болезнями, иногда бывает не все в порядке с мочеотделительной системой, и ему вдруг начало казаться, что от Желткова пахнет мочой. Именно казаться, потому что Игорь не чувствовал никакого запаха и понимал, что это ему только кажется.

— Сейчас сделаем так — я позвоню и узнаю, дадут ли нам сегодня машину, а вы пока посидите здесь, — пояснил Вакулич и скрылся за дверями санчасти.

— А что будет, если не дадут машины? Не поедем, да? — спросил Игорь.

— Почему не поедем — просто тогда своим ходом вместе с Вакуличем на городском транспорте будем добираться, — охотно пояснил более опытный в таких делах Желтков.

Вышедший Вакулич объявил, что надо подождать до десяти. Из дверей время от времени выходили больные, дымили своими сигаретами и лениво разглядывали курсантов. По тому, что никто никого из кандидатов в госпиталь не узнавал, Игорь понял, что больные из бригады. Из санчасти вышел хрупкий парнишка в синем госпитальном костюме и несмело подошел к группе куривших:

— Чего тебе? — спросил у подошедшего один из куривших.

— Можно закурить?

— Почему нельзя — можно. Слетай в палату — там на твоей тумбочке твои сигареты лежат. Принеси их, вот мы и закурим.

— Ты ведь знаешь, что они вчера кончились.

— А, ну да — я совсем забыл. Тогда делай так — метнись и найди мне сигарету! Быстро!

— Но…

— Бегом!

Парнишка подбежал к Игорю и попросил сигарету. Тищенко было жаль этого паренька, но Игорь не курил и сигареты при всем желании дать не мог. Не было сигареты и у Столярова с Желтковым. Бесцельно побегав вдоль крыльца санчасти, паренек понуро вернулся к посылавшему его больному:

— Я искал, но нигде нет.

— Плохо искал. Ну да ладно — я сегодня добрый. А теперь скройся с моих глаз! — с этими словами курильщик ударил парнишку ладонью по затылку и прогнал в санчасть.

— В санчасти та же казарма. Не хотел бы я здесь лежать — и так хреново, да еще знакомых почти нет, — сказал Игорь Столярову после окончания этой сцены.

— «Деды» и «черпаки» из бригады шугают здесь «духов» — и наших, и своих без разбора, — пояснил Столяров.

— А в госпитале тоже так? — обеспокоено спросил Игорь.

Ему ничуть не хотелось дополнять свое лечение подобной «психотерапией».

— Нет, в госпитале такого нет. Там и офицеры лежат, а при офицерах особенно не погоняешь. Да и медперсонал не в пример здешним фельдшерам-коновалам, за порядком следит, — успокоил Игоря Столяров.

В десять машины так и не дали, и Вакулич повел курсантов «своим ходом». На КПП задержались, и Вакулич что-то долго объяснял недовольно ворчавшему дежурному. Наконец у Вакулича лопнуло терпение, он что-то зло крикнул, хлопнул дверью и вывел всех на улицу. Приятно было вновь оказаться за забором. Причем на этот раз не ротой, а небольшой группкой — создавалась иллюзия прогулки. На «пятерке» доехали до какой-то небольшой площадки, и вышли возле газетного киоска. Игорю казалось, что он не видел киосков уже целую вечность (когда ездили в баню, возле киосков не останавливались) и теперь, пользуясь моментом, разглядывая внутреннее содержимое стеклянного мини-магазина. А возможность эта возникла потому, что Вакулич встал в очередь за газетами. «И чего это он сам встал — мог бы и кого-нибудь из нас поставить. Или думает, что мы бестолковые и не сможем нужные газеты купить?» — не мог понять Игорь. Вакулич, конечно же, мог поставить в очередь кого-нибудь из курсантов, но, как и каждый человек, он рассматривал газеты, лежащие в киоске, стоя в очереди и не зная заранее, какие выбрать. Постоянно же уточнять задание курсанту было неудобно, и гораздо проще можно было купить самому.

После киоска добирались несколько остановок трамваем, и на очередной пересадке Вакулич разрешил купить мороженное. Мороженное Игорь дома не очень любил, но сейчас оно показалось ему удивительно вкусным лакомством. «Неплохо, однако, своим ходом добираться. Там можно и целый час проездить», — подумал Игорь, доедая порцию пломбира.

Дальше ехали на автобусе, и Игорь впервые увидел наяву хорошо ему знакомые по телепередачам проспект Якуба Колоса и памятник-шпиль освободителям города, погибшим в годы Великой Отечественной войны. За окном проплыло здание ЦУМа и какая-то неширокая река. «Наверное, Свислочь», — догадался Игорь, но на всякий случай спросил об этом у Вакулича. Старший лейтенант подтвердил предположения курсанта. Сделали последнюю пересадку, и трамвай привез Вакулича и курсантов на улицу Варвашени.

— Приехали — выходим! — скомандовал Вакулич.

Остановки, как таковой, не было — трамвай просто остановился перед жестяным указателем, висевшим над рельсами. Слева высились современные железобетонные корпуса «Горизонта».

Здание госпиталя располагалось по правую сторону дороги и имело не слишком респектабельный вид: всего два этажа, один из которых наполовину врос в землю. Дом, видимо, был еще довоенный, и местами зияла осыпавшаяся штукатурка.

— Ну и госпиталь — у нас в Городке районная больница больше, — разочарованно хмыкнул Игорь.

Тищенко уже вполне освоился с Вакуличем и поэтому мог позволить себе вольность делать замечания. Младшие офицеры, особенно не своей роты, никогда не проявляли педантичной тупости в соблюдении правил обращения. А вот идя с Гришневичем, Тищенко вначале еще бы подумал, стоит ли высказывать свое мнение.

— Ну что, Тищенко, не нравится тебе госпиталь? Так, может, в часть вернемся? — улыбнувшись, спросил Вакулич.

— Маленький какой-то, — ответил Игорь на первую часть вопроса и сделал вид, что не слышал второй.

— Это только поликлиника, а сам госпиталь большой, но он во дворе, — пояснил Вакулич.

Вошли в какую-то полуподвальную дверь и оказались в не слишком просторной и не слишком светлой комнате.

— Это регистратура. Сейчас здесь постойте, а я схожу и узнаю в е, что нам надо, — сказал Вакулич и подошел к одному из окошек.

— Ты и в самом деле подумал, что госпиталь такой маленький? — насмешливо спросил у Игоря Желтков.

— Подумал. Ну и что из этого? Я ведь здесь в первый раз и ничего не мог знать заранее! — зло ответил Тищенко.

Желтков хмыкнул что-то неопределенное и отвернулся в сторону. Чтобы загладить неловкость от наступившей тишины, Столяров неспешно пояснил:

— Госпиталь довольной больной. Там два больших корпуса — новый и старый, и еще несколько домов. Здесь только врачи, а лежат в других корпусах.

Пришел Вакулич.

— Значит так — слушайте меня внимательно. Ты, Столяров, идешь сейчас к терапевту. Сам знаешь, куда. Ты, Желтков — к урологу. Если он даст тебе направление ложиться, обязательно дождешься меня. Ты, Тищенко, пойдешь со мной. Кто раньше освободится — ждет всех здесь в регистратуре, — объявил старший лейтенант и роздал всем медицинские книжки — аналоги гражданских медицинских карт.

Желтков и Столяров куда-то исчезли, а Вакулич повел Тищенко по какому-то длинному и узкому коридору. Остановились у дверей кабинета N12 с надписью «отоларинголог».

— Это означает — «ухогорлонос», — сказал Вакулич.

— Я знаю, — поспешно ответил Игорь.

Ему стало неприятно, что старший лейтенант мог заподозрить его в незнании элементарных вещей.

— Раз знаешь — значит хорошо. Вот тебе все бумаги — займи очередь и покажи все это врачу. Ну и расскажешь, что у тебя и как. Если пошлет к терапевту — сходишь и туда. Мы будем ждать тебя в регистратуре.

Старший лейтенант ушел, и Игорь осмотрелся по сторонам. Возле кабинета сидел какой-то капитан, а сразу за ним женщина лет тридцати трех.

— Извините, а кто последний? — несмело спросил Игорь.

Игорь сел напротив и стал дожидаться своей очереди. Минуты через две пришел краснорожий прапорщик, немного потоптался на месте, а затем громко и решительно спросил:

— Кто тут замыкающий?

— Я, — негромко ответил Тищенко, поборов желание встать.

— Громче надо отвечать, боец! Значит, я за тобой буду. Я пока отойду, а ты скажешь обо мне, если кто придет.

После ухода прапорщика сразу стало как-то тихо. Его веселая рожа, по мнению Игоря, никак не вписывалась в атмосферу поликлиники, потому что больной человек вряд ли стал бы так бурно выражать свои эмоции. Открывшаяся дверь выпустила из недр кабинета майора ВВС и поглотила общевойскового капитана. Капитан пробыл у врача недолго, и вскоре Игорь оказался возле самых дверей. Чем ближе подходила очередь, тем больше волновался курсант: «Совсем скоро идти. А что, если там сидит тип вроде Румкина? Как пошлет меня на три буквы… Что я тогда во взводе скажу? Да и вообще что буду делать? Хоть бы был кто помоложе. Старые служаки часто слишком деревянными солдафонами бывают». Но вот вышла женщина, и Игорю больше ничего не оставалось, как постучать, открыть дверь и войти в кабинет.

Напротив входа стоял стол, за которым сидел старый врач в белом халате, поверх военной формы. Сбоку сидела медсестра. Из-за халата Игорь не мог разглядеть звания врача и решил это опустить:

— Здравствуйте. Разрешите войти?

Врач поднял глаза и внимательно посмотрел на Игоря. На вид ему было лет под шестьдесят, и Тищенко удивился, что в таком возрасте еще служат в армии. «И чего он на меня пялится. Так и есть — какой-то старый хрыч! Может еще похуже Румкина окажется», — недовольно подумал Игорь.

— И ты будь здоров. Да не стой ты навытяжку, эким тебя-то солдафоном сделали! Проходи, садись и рассказывай все по порядку, — четким, но слегка скрипучим голосом сказал врач.

Сказал он это вовремя, потому что Игорь едва не выпалил: «Разрешите присутствовать?». «Хорошо, что я так не сказал, а то он подумал бы, что я двинутый на армии», — подумал Тищенко.

Игорь вкратце рассказал о том, что его беспокоит.

Врач слушал внимательно и вполне доброжелательно, и Тищенко постепенно осмелел, отбросив в сторону свои опасения:

— Тут у меня бумаги есть, — закончил Игорь и передал все врачу.

Тот внимательно прочитал все, что ему дал Игорь и спросил:

— А ты ангинами болел?

— Болел.

— Часто?

— По разу в год обычно. Иногда и чаще.

— Гланды не удаляли?

— Нет.

— Еще что-нибудь беспокоит?

— Сердце в последнее время начало болеть.

— Это у тебя от гланд. Их надо удалить.

Гланды Тищенко удалять не хотел, поэтому, услышав слова врача, недовольно поморщился.

— Что — боишься удалять? Ты ведь солдат!

— Не то, чтобы боюсь… Некоторые врачи говорят, что это потом на организме может сказаться.

— Все равно надо удалять. Пока не удалишь, сердце все равно болеть будет. Но можно обойтись и без операции, раз уж ты так этой ерунды боишься. В следующий раз придешь сюда и принесешь мне бутылку спирта и грамм двести прополиса — пчелиного кала. Тогда я тебе и скажу, что надо делать. Ясно?

— Так точно.

— Будем считать, что мы решили с этим вопросом. А сейчас иди к терапевту.

Тищенко хотел ответить «есть», но передумал и просто сказал:

— До свидания.

— Я думал, что ты, боец, заснул там. Надо быстрее решать свои проблемы, — сказал веселый прапорщик, когда Игорь вышел в коридор.

Кабинет терапевта находился в другом крыле поликлиники, и в него можно было попасть лишь через регистратуру. В регистратуре еще никого не было, и Тищенко решил, что Столяров все еще у терапевта. Но в тот момент, когда Игорь подошел к кабинету, дверь открылась, и оттуда вышел какой-то старик-ветеран. После сержанта вошел невысокий, белобрысый младший сержант. «Значит, Столярова здесь нет. Да и вокруг вроде бы его не видно нигде. Куда же он мог деться?» — удивился Игорь. Очередь к терапевту двигалась медленно, и Тищенко пришлось ожидать почти полтора часа.

— На что жалуетесь? — спросила женщина-врач средних лет, когда Игорь вошел в кабинет.

Тищенко вкратце рассказал о себе.

— Надо сдавать анализы и ложиться на обследование. Сходи к хирургу, — подвела итог осмотра терапевт, — Сейчас тебя медсестра проводит. Вот еще тебе направления на анализы, я выписала. Сдашь, когда будет время, — врач сказала таким тоном, как будто бы Игорь и впрямь был свободным человеком, и у него могло быть свободное время. Тищенко даже улыбнулся по этому поводу.

— Чему ты улыбаешься? — спросила врач.

— Я не свободный человек — у меня не бывает времени.

— Скажешь своему врачу в санчасти и все проблемы. А сейчас иди с медсестрой — она отведет тебя к хирургу.

— Вы только скажите куда, а дойти я и сам могу.

— Не дойдешь, это не здесь, а в старом корпусе госпиталя.

Игорь вместе с медсестрой вновь прошел через регистратуру. Там сидел Столяров. Игорю хотелось спросить у Столярова, где тот был все это время, но медсестра шла слишком быстро, и Тищенко не решился ее задерживать. Но Столярову и самому было интересно, куда ведут Игоря, и он поспешно спросил:

— Куда это тебя? Ложить?

— Нет, просто к хирургу.

— Зачем?

— Некогда — потом расскажу, — ответил Игорь и догнал медсестру.

Вышли на улицу. За зданием поликлиники оказались ворота и КПП, в окошке которого сидел дежурный в гражданской одежде, но с красной повязкой на рукаве. Его пышные буденовские усы показались Тищенко столь грозными, что он торопливо нащупал во внутреннем кармане кителя военный билет — на тот случай, если дежурный потребует документы.

— Чего остановился? — спросила медсестра, увидев, что Тищенко в нерешительности топчется перед КПП.

— А документы показывать не надо?

— Не надо. Вместо документа твоя форма. Идем быстрее — мне некогда с тобой гулять.

Тищенко недоверчиво покосился на невозмутимого дежурного и постарался как можно быстрее прошмыгнуть перед его окошком. Так Игорь впервые попал на территорию минского окружного военного госпиталя. Во дворе было несколько двухэтажных, старинных зданий, похожих на поликлинику, а в глубине виднелись два основных корпуса госпиталя — новый шестиэтажный и старый. Старый имел всего четыре этажа, но по высоте не уступал новому — потолку раньше делали гораздо выше. К тому же старый корпус венчала небольшая квадратная шапка, где размещался его пятый этаж.

Медсестра провела Игоря на второй этаж старого корпуса. Проходя по лестнице, Тищенко успел заметить внизу междугородные телефоны-автоматы. «После того, как освобожусь, можно будет домой позвонить. Вот здорово будет», — обрадовался курсант. В само хирургическое отделение Игорь не попал, но видел его через стеклянную дверь. Отделение было просторным. Все маломальские расширения коридора имели по нескольку кадок с пышными, зелеными растениями. Среди этой почти тропической зелени в мягких креслах сидели больные. Почти у каждого из них было что-нибудь перевязано — у кого голова, у кого руки, у кого ноги. Игорь был не прочь осмотреть все более внимательно, но медсестра не сбавляла ход и вскоре привела курсанта к кабинету со странной табличкой на двери — «ординаторская».

— Постой здесь, я сейчас узнаю, есть ли кто в кабинете, — сказала медсестра и скрылась за дверью.

Через несколько секунд дверь приоткрылась, и чей-то голос решительно сказал из глубины кабинета:

— Пусть войдет. Мы сейчас закончим.

Из кабинета вышла медсестра и пояснила Игорю:

— Сейчас там одного солдата смотрят. Как только закончат — посмотрят тебя. Входи, а я пошла назад.

— Спасибо, что довели, — крикнул Тищенко вдогонку медсестре и вошел в кабинет.

В дальнем углу комнаты на деревянной кушетке лежал по пояс голый солдат. Над ним склонились два хирурга и один из них, проведя ладонью по спине солдата, возбужденно сказал второму:

— Смотри, какое сильное искривление позвоночника.

— А снимок его есть? — спросил второй.

— Есть. Посмотри на столе. Вставай, — последнее относилось к солдату.

Хирург помоложе подошел к столу и тут заметил Игоря:

— Чего же ты стоишь? Посиди, пока мы закончим.

Игорь послушно сел на один из стульев, стоящих у стены.

— Да уж… И как же тебя, боец, в армию взяли?

— Как и всех — через военкомат, — ответил солдат, уже успевший одеть хэбэ.

— Через военкомат… Головы бы поотрывать тем врачам, которые тебя в армию пустили. Ведь у тебя сильное искривление позвоночника. Тебе домой ехать надо.

— Как домой?! — удивленно спросил из противоположного угла комнаты майор медицинской службы.

Тищенко вначале не заметил майора и вздрогнул от неожиданности, когда услышал его голос.

— А вот так, майор! Будем его ложить, и готовить документы на комиссацию. С таким искривлением позвоночника служить нельзя, иначе мы погубим парня! И как его пропустили?! Да и вы тоже хороши — больной солдат уже пятый месяц служит, — недовольно сказал хирург постарше.

— Виноват, товарищ полковник. Он только на прошлой неделе в санчасть обратился, — смущенно пробормотал майор.

— Что же ты, орел, болей в спине не чувствовал, что ли?! — спросил полковник у солдата.

— Чувствовал. Но у меня так еще дома было и всегда со временем проходило. А сейчас просто сильно спина болеть начала.

— А дома в больницу не обращался?

— Неа. Я из деревни. От нас больница за сорок километров.

— Так что с того — приехать нельзя было?

— Дык у меня то поболит, то перестанет.

— Вот тебе и «дык» — мог инвалидом на всю жизнь остаться! Ты откуда… из какой части приехал? Кем служил?

— Из Печей. А служил танкистом.

— Отъездил ты свое, танкист. Ну да ничего — окрепнешь и еще в футбол играть будешь. Майор!

— Вот вам направление — ведите своего солдата в приемный покой. Когда они ушли, полковник обратил внимание на Игоря:

— А ты откуда прибыл?

— Курсант Тищенко. Прибыл по направлению терапевта, а служу в батальоне связи в Минске.

После всего, что Игорь увидел и услышал в кабинете, собственные проблемы показались курсанту слишком пустяковыми.

Полковник внимательно осмотрел Игоря и пояснил:

— У тебя тоже сколиоз. Надо укреплять мышцы спины. А на первое время на кровать можно фанерный щит положить — чтобы спина лежала на твердой поверхности. Положим, а там видно будет.

Назад в регистратуру Игорь возвращался самостоятельно, но был даже рад этому обстоятельству, потому что получил некоторую свободу действий. Первым делом Тищенко отправился к телефонам-автоматам. Возле них к радости курсанта не было очереди. Игорь уже поднял трубку, но вдруг сообразил, что у него нет денег. «Вот черт — и как я деньги не захватил?! Вот чама! Но что бы я, в принципе, сказал маме? Я ведь даже ее номер точно не помню. Да и на работе ее может не быть. И со мной еще ничего не понятно — может в госпитале оставят, а может, и в часть возвратят. Если оставят, тогда в письме номер узнаю и позвоню», — в утешение Игорь стал искать код Городка. Цифры 8–239 ровным счетом ни о чем не говорили, но показались Тищенко какими-то особенными. Повесив трубку, курсант вышел из автомата. Курсант, поглощенный своими мыслями, медленно шел по двору госпиталя. Навстречу то и дело попадалось множество офицеров, и Игорь машинально отдавал им честь. Тищенко всегда обижался, если порой ему не отдавали честь в ответ, а просто кивали головой, но в этот раз он ни разу ни на кого не взглянул, пока не дошел до КПП. Дежурный действовал по принципу «не всех впускать, но всех выпускать» и даже не взглянул на выходящего на улицу курсанта.

В регистратуре, с лицом, не выражающим абсолютно никаких эмоций, сидел Столяров и разглядывал потолок.

— Чего ты на потолок смотришь? Пауков считаешь? — пошутил Игорь.

— А что еще делать? Все равно тут спокойнее сидеть, чем в казарме — никто тебе на мозги не капает. А куда это тебя водили? — с приходом Игоря Столяров заметно оживился.

Тищенко рассказал о своих похождениях. Внимательно выслушав Игоря, Столяров уверенно заметил:

— Анализы ты еще не меньше двух недель сдавать будешь. Ты думаешь, что Вакулич сюда часто ездит? Обычно раз в неделю, иногда два. Так что придется тебе еще до сентября в роте проторчать.

«Вот раскаркался!» — разозлился Игорь и перевел разговор на другую тему:

— А где Желтков и Вакулич?

— Вакулич недавно повел Желткова в приемный покой — ложить на операцию по удалению почечных камней. Желткова, наверное, комиссуют.

— А ты где был все это время?

Оказалось, что Столяров даром времени не терял и почти час провел в буфете, в который можно было попасть лишь со двора госпиталя.

— Что же ты мне раньше ничего не сказал — вместе бы сходили?! — упрекнул Столярова Тищенко.

— А я откуда знал, когда ты появишься?

— Договориться можно было, — пробурчал Игорь, но тут вспомнил, что у него все равно не было с собой денег.

Выдержав пару минут обиженное выражение лица (чтобы Столяров постиг глубину своего проступка), Игорь «смилостивился» и спросил:

— А где этот буфет?

— Видел за воротами после поликлиники еще одно здание?

— Ну, — ответил Тищенко, хотя не мог припомнить ничего похожего.

— Буфет там, а вход — со двора. Войдешь в дверь и сразу же направо.

«Неважно, что не видел — главное знать, где что находится. В следующий раз пригодится», — подумал Тищенко.

Пришел Вакулич. По его тону Игорь понял, что кто-то испортил старшему лейтенанту настроение:

— Везде были? Некогда рассиживаться — едем в казарму! Что тебе сказали, Тищенко?

— Пока ничего особенного. Ухогорлонос сказал, чтобы я достал прополис и спирт.

— Зачем?

— Сказал принести ему, когда достану и он будет меня лечить.

— А терапевт?

— Терапевт меня на анализы направила. А хирург посоветовал на щите спать, потому что у меня сколиоз.

— А как это ты к хирургу попал?

— Терапевт направила.

Вакулич взял у Тищенко его медицинскую книжку и направления на анализы и принялся их рассматривать. На чтение старшему лейтенанту пришлось потратить несколько минут, так как военврачи (как, впрочем, и их гражданские коллеги) каллиграфическим почерком не отличаются. Дочитав до конца, Вакулич спрятал все бумаги в дипломат и недовольно сказал Игорю:

— Не знаю, что там тебе ухогорлонос и хирург говорили, но… О прополисе в книжке ни слова не сказано. Есть только направление на анализы для госпитализации.

— Как?… Но ведь он мне говорил. Я не вру, товарищ старший лейтенант! Может быть, он потому не писал, что я все равно еще раз приеду?

— Не знаю, не знаю, Тищенко… Либо в книжке пишется, если что-то есть, либо не пишется — когда ничего нет. Сам думай. А анализы тебе придется самому сдавать с кем-нибудь из сержантов.

— А почему не с вами? — разочарованно спросил Игорь.

Ехать в госпиталь вместе с Гришневичем Тищенко почему-то не хотелось.

— У меня не так много времени, чтобы с каждым возиться. Все — поехали!

Трамвай с грохотом вез Игоря по направлению к части. Госпиталь и улица Варвашени остались далеко позади.