Гришневич, несмотря на приказ комбата, отправляет Тищенко в наряд по столовой. Игорю не нравится состав наряда — против него что-то замышляют. Резняк провоцирует конфликт. Гутиковский зовет Тищенко «поговорить». Попытка расправы. Тищенко не сдается. Неожиданная помощь. Тищенко ест рыбу с «дедами»-азиатами, пока остальные моют пол. Расправа не удалась — Тищенко остался победителем. Гутиковский боится, что принял не ту сторону.

— Так что, Тищенко — ты говоришь, что уже дембель? — с издевкой в голосе спросил Гришневич.

— Так точно, — хмуро ответил Игорь.

— Значит, тебе можно забить на наряды?

— Почему забить? Майор Томченко приказал меня в наряды не ставить.

— Ты знаешь, Тищенко — я вот раньше тебе сочувствовал, думал, что ты и вправду больной… А оказывается, что ты просто большой гофрированный шланг!

— Почему шланг?

— А потому, Тищенко, что я вчера видел старшего лейтенанта Вакулича и говорил с ним о тебе. И знаешь, что он мне сказал?

— Никак нет.

— Он мне сказал, что ты ничем серьезным не болеешь, а просто шлангуешь! — Гришневич в упор посмотрел Игорю в глаза, интересуясь эффектом, который должны были произвести его слова.

Но Игорь разочаровал сержанта совершенно спокойным ответом:

— Он не мог такое сказать.

Но эта невозмутимость далась Игорю дорогой ценой — в душе курсанта все бурлило от возмущения: «Неужели, правда, что ему это сказал Вакулич?! Не может быть! Но зачем, в принципе, сержанту врать? Потому, что он меня не любит. Но ведь я могу сказать про это Вакуличу, и тогда Гришневич окажется в довольно идиотском положении. Может быть, Гришневич просто недопонял, а теперь выдумывает всякий бред?».

Гришневич не выдержал слишком спокойного тона курсанта и взорвался сам:

— Так ты считаешь, что я тебя обманываю, да? Да я таких душар, как ты, на члене вертел! Да я…

Игорь понял, что задел сержанта не на шутку и пояснил, чтобы смягчить ситуацию:

— Я не это имел ввиду. Просто, может быть, вы что-то не так поняли — меня скоро должны забрать на обследование в госпиталь. А после обследования уже и решат — комиссовать меня или нет.

— А ты, небось, комиссоваться хочешь? — ехидно спросил несколько остывший Гришневич.

— Да — хочу. Я болею, и мне здесь плохо, — ответил Игорь и посмотрел сержанту в глаза.

— Придется перехотеть! А раз ты уже на дембель собрался, то неплохо бы тебе напоследок и службу потащить. Как ты считаешь?

Игорь пожал плечами.

— Придется, Тищенко, придется! Резняк!

— Я!

— Как ты считаешь — это справедливо, что ты все два года будешь служить, а Тищенко домой поедет?

— Конечно, не справедливо! — охотно поддержал сержанта Резник.

— Может, кто-нибудь думает иначе? — спросил сержант и посмотрел на взвод.

Игорь был уверен, что не меньше половины взвода думает иначе, но вот слов в свою защиту он так и не услышал. Лупьяненко и Туй старательно рассматривали пол, а Сашин сделал вид, что внимательно изучает свою пряжку на ремне.

— Видишь, Тищенко — не только я один так думаю, но и весь взвод. Так что придется тебе пока еще немного в наряды сходить, пока не уволишься.

В кубрик вошел Петраускас и почему-то сразу спросил у Гришневича:

— Ну, как — комиссуют твоего парня?

— Как видишь — дембель, твою мать! Ну, ничего, пусть напоследок по нарядам походит, — злорадно сказал сержант.

— По каким нарядам? — удивился Петраускас.

— По самым обыкновенным. Сегодня я по столовой заступаю, а заодно и его с собой возьму. Пусть поработает!

— Ему нельзя в наряд! — решительно возразил Петраускас.

— Ничего — не умрет! — буркнул Гришневич.

— Пока не было обследования, тяжести ему таскать нельзя!

— Да не будет он там ничего таскать — тарелки да пол помоет, вот и все!

— Конечно, это твое дело, но я бы его в наряд не брал!

— Да ничего с ним не станет! Я сам прослежу, — недовольно отрезал Гришневич.

Ему не нравилось, что Петраускас слишком настырно лезет не в свои дела. В ответ Петраускас лишь задумчиво покачал головой и посоветовал Игорю на прощание:

— Смотри, не носи тяжести!

«Вот молодец Петраускас — за чужого курсанта волнуется! А Гришневич — свинья, хоть и такой же белорус, как и я. Лучше бы у нас Петраускас заместителем командира взвода был бы», — подумал Игорь, глядя вслед уходящему литовцу.

— Чего ты уши распустил? Подумаешь, сержант Петраускас о твоей судьбе побеспокоился! Ему хорошо беспокоиться — ты все равно не в его взводе. Я тоже могу о ком-нибудь чужом заботиться.

Игорь попытался представить, как Гришневич о ком-нибудь заботится, но это у него не получилось. От несуразности своей фантазии Тищенко неосторожно улыбнулся.

— Чего ты лыбишься, боец?! Мне глубоко до одного места, что кто-то там о тебе заботится! Сегодня вместе со мной заступаешь в наряд по столовой! Коршун!

— Я.

— Это ты как-то раз вместо Тищенко в наряд ходил, когда к нему мать приезжала?

— Вроде бы я.

— Сегодня Тищенко пойдет вместо тебя.

— А я?

— Останешься в казарме вместе с младшим сержантом Шорохом. Или ты, может быть, в столовую хочешь?

— Никак нет, — поспешно ответил Коршун и на всякий случай отошел подальше от сержанта, чтобы Гришневич не передумал.

— Итак, в наряд со мной идут: Тищенко, Каменев, Резняк, Петренчик, Байраков, Гутиковский, Албанов и Валик.

Состав наряда Игорю не понравился, потому что он попал вместе со своими недругами, либо с теми, кто к нему был равнодушен. Из всего наряда хорошие отношения у Игоря были только с Валиком, но Валик не имел во взводе почти никакого веса и с ним никто не считался. Неплохие отношения у Игоря были и с Гутиковским, но последний при первом же конфликте мог перейти на сторону противников Тищенко, потому что просто-напросто их побаивался. К тому же против Игоря явно что-то замышляли. Подошел Резняк и похлопал Тищенко по плечу:

— Ну что, Тищенко? Говоришь, хочешь сегодня поработать в счет близкого дембеля?

— С чего это ты взял?

— Да так… Тем, кто увольняется, приходится всегда делать дембельский аккорд. Вот и ты готовься — сегодня у тебя будет такая возможность.

— А я просто не захочу и все!

— Не можешь — научим, не хочешь — заставим! Так-то!

«Уж не ты ли заставишь?» — хотел спросить Игорь, но сдержался и промолчал.

— Чего он от тебя хотел? — спросил Лупьяненко, когда Резняк ушел.

— Хотеть-то он ничего не хотел… Просто они, скорее всего, что-то против меня замышляют.

— Я тоже так думаю.

— Почему?

— Просто минут сорок назад Гришневич говорил о тебе с Каменевым и Резняком, что, дескать, надо тебя немного службой нагрузить.

— Плохо, что я там один буду, — тоскливо сказал Игорь.

Ему все больше и больше не нравился предстоящий наряд.

— Держись там как-нибудь. Главное — не заедайся с ними слишком. Чуть что — будь поближе к Гришневичу. Он в любом случае не допустит драки между курсантами, хоть и не любит тебя, — посоветовал Лупьяненко.

— Ладно…

— Ну, сам понимаешь — мы с Туем тебе ничем помочь не сможем. Так что тебе придется самому выпутываться.

— Придется, — вздохнул Игорь.

Оставалась еще небольшая надежда на то, что когда наряд поведут в санчасть, Игоря увидит Вакулич и отправит назад в казарму. Но этому так и не суждено было сбыться: наряд осматривал фельдшер, так как Вакулич уже давно ушел домой.

И вновь потянулся тяжелый, скучный и занудливый наряд. Вновь Игорь ползал с грязной тряпкой по такому же грязному и к тому же залитому жиром полу. Тищенко достался центральный ряд. Справа от него работал Валик, а слева — Резняк. Резняк шел впереди, и Игорь заметил, что он специально сгоняет грязь на ряд Тищенко и ежеминутно оглядывается назад, интересуясь произведенным эффектом. У Игоря все буквально кипело внутри, но пока он себя сдерживал — Резняк слишком явно провоцировал Тищенко на конфликт. Наконец, Резняк не выдержал и первым спросил у Игоря:

— Эй, Тищенко — тебе моя грязь не мешает?

— Какая грязь?

— Что ты дураком прикидываешься?! Та, которую я на твой ряд сгоняю.

— Зачем же ты это делаешь?

— Хочу и делаю! А что — нельзя?

— Нормальные люди так не поступают.

— А я вот поступаю! А что — может быть, нельзя?

— Конечно, нельзя.

— Ой — нельзя?! Что же мне теперь делать? Ты запрещаешь, а мне так удобно! Так что придется тебе пока мою грязь помыть.

— Я не буду после тебя мыть — мой сам! — твердо сказал Игорь.

— Что у вас тут такое? — спросил привлеченный спором Валик.

— Ничего, лопоухий! Дергай отсюда и мой пол, а то шнобель откручу! — прогнал его Резняк.

— Так ты говоришь, что не будешь свой ряд мыть? — Резняк вновь переключился на Игоря.

— Ряд я буду мыть. А вот твою грязь — не стану!

— Это не моя грязь, а столовой.

— Все равно.

— А что же ты сделаешь? Может, меня припашешь или Валика, к примеру? — насмешливо спросил Резняк.

— Зачем? Я просто скажу, что не буду за тебя грязь убирать — вот и все!

— И кому же ты скажешь?

— Кто спросит, тому и скажу.

— Значит, застучишь?

— Почему застучу? Если спросят, то скажу — зачем мне за тебя получать?!

— Тищенко, тебе зубы не жмут?

— Нет, а тебе?

— Тищенко, ты припух! Или думаешь, что если тебе скоро домой, то все можно? Нет уж — мне два года топтать, а ты скоро дома будешь?! Поэтому можешь и убрать эту грязь.

— Не дождешься! Если я болею, то это еще не значит, что я буду за каждого что-то делать!

— Будешь!

— Нет, не буду!

— Тогда мы объясним тебе по-другому. Эй, Гутиковский! — позвал Резняк.

— Что?

— Сколько время?

— Половина двенадцатого.

— Тут Тищенко не все понимает. Надо ему кое-что объяснить. Зови ребят в закуток возле картофелечистки. Место там спокойное — там и поговорим.

— Ладно, — Гутиковский неохотно ушел за остальными.

— Ну что, Тищенко — пойдем побазарим?

— Пойдем, — хмуро ответил Игорь.

Его голос слегка задрожал, и у Тищенко помимо его воли началась дрожь в коленях. «Черт — сейчас побьют! Главное не показать, что я их боюсь. Это самое главное! Но их будет, пожалуй, многовато. И не пойти тоже нельзя», — лихорадочно соображал Игорь.

— Тищенко — что же ты такой грустный-то стал? А? — насмешливо спросил Резняк.

— Потому, что ты не в меру веселый! — отрезал Игорь.

— Пошли? — предложил Резняк, увидев голову высунувшегося из коридора Албанова.

— Пошли, — согласился Игорь.

— Я тоже с вами, можно? — попросил подошедший сзади Валик.

— А на кой ты там нам нужен? Нет уж, лопоухий, оставайся здесь! — остановил его Резняк.

С тяжелыми предчувствиями Игорь шел по тесному коридору в сопровождении Гутиковского и Резняка. В небольшом проеме возле картофелечистки собрался весь остальной наряд.

— Проходи, Тищенко — не стесняйся, — Байраков пригласил Игоря в центр намеренно широким жестом.

Игорь ничего не ответил, но и в центр круга тоже не вошел, а встал возле стены.

— Ну что, гандон очкастый?! — крикнул Резняк и схватил Игоря за хэбэ.

— Тихо — кто-то идет! — предупредил Гутиковский и оттащил Резняка в сторону.

«Хорошо, если бы это был сержант!» — с надеждой подумал Тищенко. Но это был всего лишь повар-узбек, помогавший Курбану. Узбек внимательно посмотрел на Игоря и остальных курсантов и, ничего не сказав, ушел дальше.

— Так что, Тищенко — говоришь, скоро домой поедешь? — насмешливо спросил Албанов и ударил Игоря ногой по сапогам.

— Я не понял — ты опух?! — раздраженно спросил Игорь и тут же получил удар в спину от Петренчика.

— По-моему это ты опух, — усмехнулся Петренчик.

— Да пошли вы…, — нервно крикнул Игорь и попытался уйти.

Страх почти исчез, уступив место ярости и обиде на несправедливость товарищей. Тищенко уже забыл, что у него только шесть противников. Ему показалось, что их не меньше двух десятков. Тем не менее, где-то подсознательно, он решил защищать свое достоинство до конца и ни в коем случае не сдаваться без боя.

— Куда это ты собрался? Так быстро мы тебя не отпустим! Или ты от страха уже в штаны наложил? — со смехом спросил Резняк и повис у Игоря на плечах.

Почти тут же Игорь почувствовал сзади несколько предательских пинков. Все засмеялись. От гнева у Игоря потемнело в глазах. Тищенко резко развернулся и отбросил Резняка назад. Тот ударился о стену, и, не удержав равновесия, съехал на пол.

— Ого! — пробормотал Гутиковский и отступил на шаг назад.

Но Резняк почти тут же вскочил на ноги и с не меньшей яростью набросился на Игоря. Ему было стыдно, что Тищенко при всех бросил его на пол. Некоторое время курсанты под молчаливым наблюдением товарищей силились повалить друг друга на пол. Тищенко почувствовал, что слабеет, и к тому же боковым зрением увидел, что Петренчик, Байраков и Албанов собираются придти на помощь не оправдавшему их надежд Резняку. Тогда Игорь упал на спину, потащив за собой Резняка. Резняк к своему большому восторгу оказался сверху, но Игорю только того и надо было — теперь его не могли бить сапогами остальные…

Резняк настойчиво пытался разбить Игорю очки, но Тищенко несколько раз удачно увернулся.

— Слазь с него, Резняк — лучше все вместе ногами закончим — посоветовал Петренчик.

Резняк попытался встать, но Игорь не отпускал его от себя. Тищенко понимал, что если он отпустит противника от себя, то неминуемо будет обречен на кирзовую мельницу.

— Ах ты, сука! Прилип, словно дерьмо! — раздраженно крикнул Резняк.

И в этот момент на счастье Игоря помощь пришла оттуда, откуда он ожидал ее меньше всего. Резняка приподняла какая-то сила и отшвырнула в сторону. По грубости, с которой это было произведено, Игорь догадался, что это не Байраков, который стоял ближе всех, а кто-то чужой. Прямо перед собой Игорь увидел Курбана. Байраков и Албанов растерянно переглянулись, но тут к ним подскочили «свистки»-узбеки, пришедшие вместе с Курбаном.

— Шито такое? — спросил Курбан у Игоря.

— Так просто… Немножко поговорили, — ответил Игорь, поднялся на ноги и принялся отряхивать хэбэ.

— Я спрашиваю — шито такое?! Шито такое здэсь бил? — спросил Курбан у Гутиковского.

— Й-я… Мы пр-росто б-б-баловались, — пролепетал испуганный Гутиковский и спрятался за Байракова.

— Еслы его ещо кто-нибудь тронет, я с тем сам буду говорить! Тэбе ясно? — спросил Курбан у Байракова.

— А кто его трогает? Мы ведь просто баловались, — улыбнулся Байраков.

— Э-ей, «душара» — ты сейчас плакать будэшь! Читобы его болша нэ трогали! Тэбе ясно? — Курбан подошел почти вплотную.

Тут же к Байракову подлетели с двух сторон и оба «свистка».

— Ясно, — поспешно ответил Байраков и отступил к стене, где стояли Петренчик, Албанов, Резняк и Каменев.

— Идем. Брось их, — сказал Курбан и увел Игоря с собой.

— За чито они тэбя? — спросил повар, доведя Игоря до обеденного зала.

— Я болею… Может быть, меня комиссуют. А их просто сержант против меня настроил.

— Это который сэгодня дежурный по столовая?

Игорь кивнул.

— Знаю — шакал, а не человек. Еслы они тэбя ещо тронут, скажешь мине или им, — Курбан показал на «свистков».

— Спасибо, — поблагодарил Игорь.

— Еслы бы мой зома тэбя случайно нэ видел, ты бы уже в санчаст сейчас отдыхал! — эасмеялся Курбан и похлопал Игоря по плечу.

— Наверное, — согласился Игорь и тоже улыбнулся в ответ.

Немного поговорив о жизни, Курбан отправил Игоря к своим.

— Ну, как? — сразу же спросил Валик, едва только увидел, что левый бок хэбэ Игоря мокрый.

— Так… Немного поговорили, — уклончиво ответил Игорь.

— А где ты сейчас был? Мылся?

— То есть? — не понял Игорь.

— Ну, кровь смывал?

— Не было у меня никакой крови. Я просто сейчас с Курбаном разговаривал.

— А ты разве его знаешь? — удивился Валик.

— Знаю и уже к тому же давно. Курбан мне и помог с нашими поговорить.

— Здорово! — с завистью сказал Валик.

— Да — неплохо. Такие знакомства иногда пригождаются, — напыщенно сказал Игорь и даже покраснел от самодовольства.

Минут через пять к Тищенко подошел Гутиковский и виновато сказал:

— Слушай, Тищенко — ты на меня не обижайся. Я тут ни при чем. Это все Резняк, Байраков и Петренчик придумали. А меня просто попросили тебя позвать, вот я и позвал.

— Да ладно, чего уж там, — примирительно сказал Игорь, подумав о том, что Гутиковский просто боится Курбана и хочет снять с себя ответственность за случившееся.

Скорее всего, так оно и было, потому что, немного помолчав, Гутиковский спросил:

— А откуда ты знаешь Курбана?

— Помнишь, я когда-то у хлебореза раз после отбоя работал? Я тебе рассказывал.

— Ну.

— Так вот, тогда мы все вместе чай в хлеборезке пили — я, хлеборез и Курбан, — соврал Игорь.

— А-а… Ну ладно, ты не обижайся, — еще раз повторил Гутиковский и отошел к Байракову.

Они о чем-то переговорили и, время от времени косясь на Игоря, принялись за работу.

В половине первого Гришневич повел наряд в казарму.

— Ну что, Тищенко — как наряд? — спросил сержант и внимательно посмотрел на Игоря.

Тищенко лишь пожал плечами.

— Но я смотрю, что ты не очень-то и грустный?

— Так точно, — с улыбкой ответил Игорь, хотя ему было совсем не до смеха.

— Правильно — чего зря грустить?! Все равно скоро домой поедешь! — засмеялся Гришневич.

На следующий день без пяти шесть наряд уже был в столовой и начал накрывать завтрак. После завтрака мыли пол. За этим занятием Игоря застал проходивший мимо Курбан:

— Здрасвуй, зома!

— Здравствуй.

— Чито дэлаешь?

— Пол мою.

— Пускай они помоют за тэбя, — Курбан показал на Резняка и Валика.

— Но ведь я…

— А ты пойдешь со мной есть рыба. Любишь жареный рыба?

— Люблю.

— Иды мой руки и садысь за последний стол. Там сэйчас рыба принесут.

— А пол?

— Пол? Э-ей, ви, домоете пол за него! Ясно?

— Ясно, — поспешно ответил Валик, а Резняк лишь удивленно пожал плечами.

Игорь тоже был удивлен предложением Курбана и сейчас хотел только одного — чтобы его не увидел Гришневич. В противном случае могли возникнуть непредвиденные осложнения. Благополучно проникнув в мойку, Игорь подошел к жестяной ванне, в которой Гутиковский мыл посуду и подставил руки под мощную струю горячей воды. Вначале вода обожгла кожу, но затем рука привыкла к горячей температуре, и Игорь с удовольствием позволил струе массажировать свои ладони.

— Ты чего? — удивился Гутиковский.

— Ничего. Не видишь — руки мою?

— Вижу, что моешь. А вы что — уже так быстро пол помыли?

— Нет. Я просто сейчас иду есть рыбу.

— И нам тоже надо идти, да?

— Ну, если у тебя есть рыба, то можешь идти.

— А ты где взял?

— Я не знаю — Курбан обещал принести. Он где-то взял.

— Так ты будешь с Курбаном рыбу есть? — глаза Гутиковского округлились до такого размера, что казалось, еще немного, и они сольются, поглотив переносицу. — А как же пол?

— Его за меня Валик и Резняк домоют.

— И Резняк согласился?

— А кто его спрашивал?! Курбан поставил боевую задачу, вот Резняк ее и выполняет. Ну ладно, я пошел — а то еще все без меня съедят, — невозмутимо сказал Игорь.

— Да — конечно, — задумчиво пробормотал вконец озадаченный Гутиковский.

Ему было абсолютно непонятно, что общего могло быть у Курбана и Игоря. «Уж не блефует ли наш Тищенко? Может, он мне просто голову морочит, а я и верю, как самый последний дурак?! Надо будет проверить», — решил Гутиковский и пошел вслед за Игорем, стараясь не попадаться последнему на глаза.

Между тем Игорь вновь вошел в обеденный зал и осмотрелся. За крайним столом у стены сидели Курбан, два его помощника-земляка и еще пара незнакомых азиатов. Резняк и Валик мыли ряд Игоря. «Черт, а вдруг Курбан пошутил, и меня сейчас пошлют от этого стола куда-нибудь подальше?» — испугался Игорь и в нерешительности остановился на полпути к столу.

— Что Тищенко, боишься к столу подойти? — насмешливо спросил Резняк, заметив заминку Игоря.

— Ничего я не боюсь. Я просто так остановился, — поспешно ответил Игорь.

«Черт возьми — стоять нельзя, но и идти страшно! Если останусь стоять, Резняк в роте засмеет или опять вчерашняя история повторится. А если пойду и Курбан меня прогонит при Резняке — еще хуже будет!», — думал Тищенко, никак не находя выхода из сложившейся ситуации. В зто время один из незнакомых азиатов заметил Игоря и, видимо, сказал об этом сидевшему спиной к залу Курбану. Курбан обернулся и поспешно позвал Игоря:

— Зома, чего стоиш? Иды сюда. Или ты рыба ужэ нэ хочэш?

— Хочу. Просто как-то неудобно… Вы все-таки больше прослужили, — смутился Тищенко и нерешительно подошел к столу.

— Садысь сюда и еш, — Курбан попросил подвинуться азиата, первым заметившего Игоря, усадил Тищенко напротив себя и придвинул к нему полную тарелку теплой, недавно поджаренной рыбы.

Игорь осторожно взял первый кусок. Он не мог поверить в то, что Курбан позвал его именно ЕСТЬ РЫБУ, а не убирать стол. Тем не менее, факт оставался фактом, и Тищенко понемногу освоился. Он начал гораздо смелее брать куски. Рыба была вкусной и буквально таяла во рту. «Хорошо они для себя готовят. А на столы такую дрянь подают, что только потому ешь, что все равно ничего другого не будет», — подумал Игорь.

Курбан и остальные узбеки долго расспрашивали курсанта о его жизни на гражданке. Наперебой начали хвалить, узнав, что Тищенко до армии учился в институте. Игорь вначале хотел сказать, что у них почти весь взвод состоит из студентов, но потом решил этого не делать — зачем разрушать свой ореол исключительности. Мало-помалу рыба закончилась, и началось чаепитие. Затем Курбан позвал Гутиковского, непонятно почему крутившегося возле стола:

— Э-ей, ты — иды сюда!

Гутиковский подошел к столу и недоверчиво покосился на Игоря. «Может, Тищенко наплел чего-нибудь про меня и сейчас будет разбор за вчерашний вечер?» — испугался курсант. Но испугался Гутиковский зря — Курбан просто заставил его унести грязные тарелки и вытереть стол. Занятие было не самым приятным, но Гутиковский обрадовался уже хотя бы тому, что никакого разбора не будет. Попрощавшись с Игорем, Курбан и его земляки ушли куда-то вглубь столовой.

— Ну что, Тищенко, наелся рыбы? — спросил Резняк, убедившись, что повара ушли.

— А ты что — тоже хотел? — ехидно ответил Тищенко.

— Ты, Тищенко, особенно не зарывайся! Тебе ведь с нами жить, а не с Курбаном. Будешь припухать — устроим темную в сушилке, и ты даже не узнаешь, кто там был, — пригрозил Резняк.

— Одного уже знаю — тебя. Ты ведь сам сказал.

— Если я сказал, это вовсе не значит, что я там буду. Мое дело предупредить.

— Он правильно говорит. Считай, Тищенко, что мы тебя прощаем… Пока прощаем, — усмехнулся незаметно подошедший Байраков.

— Спасибо за прощение! — язвительно бросил Игорь, развернулся и гордо отошел в сторону, всем своим видом показывая, что теперь ему глубоко плевать на угрозы Байракова и Резняка.

— Вот чама очкастая! — не выдержал такой наглости Резняк.

— Что такое? — невозмутимо спросил Игорь.

— Ничего! Проваливай, говнюк!

— Я бы на твоем месте разговаривал повежливее! — с легкой угрозой сказал Игорь и демонстративно посмотрел на дверь варочного цеха.

— Ах ты…! — Резняк буквально задохнулся от злобы, но не сделал ни одного шага вперед и лишь плюнул в сторону Игоря.

В этот момент в зале появился Гришневич:

— Ну что — закончили работу?

— Так точно, товарищ сержант, — ответил Гутиковский.

— Тогда мойте руки и выходите строиться на улицу. Сходим на пару часов в казарму.

«Интересно, видел Гришневич, что я ел рыбу или нет? Скорее всего, видел — не мог же он за такое большое время ни разу не появиться. Но почему же тогда он ничего не сказал, да и сейчас не говорит? Наверное, все же не видел», — решил Игорь по дороге в казарму. На самом же деле Гришневич все видел, но так и не стал вмешиваться. Во-первых, ему не хотелось одному связываться с пятью азиатами, потому что в случае поражения это видели бы подчиненные и наверняка разнесли бы про это на всю роту (на курсантов надежда в потенциальной драке была слабая). А во-вторых, игра явно не стоила свеч — в конце концов, Гришневичу было глубоко безразлично, ел Тищенко рыбу Курбана или нет.

После обеда Игоря отправили на работу в мясной цех. Там ему пришлось подмести и вымыть пол, залитый кровью и почему-то густо усыпанный солью. Какой-то «свисток» хотел заставить Игоря занести носилки с мясом Курбану, но Курбан запретил и «свистку» пришлось тащить свою ношу в паре с Гутиковским самому. «Нечего молодых припахивать — тащи сам», — злорадно подумал Игорь, глядя вслед «свистку», шатавшемуся во все стороны под тяжестью мяса.

Дальнейшая часть наряда прошла спокойно — Резняк и остальные вели себя так, словно Игоря не существовало вообще. В свою очередь, Тищенко, в силу того, что был в меньшинстве, тоже старался избегать нежелательных конфликтов. Поэтому внешне завершающая часть наряда прошла «во взаимной любви и согласии».

В казарме Игоря сразу же забросали вопросами Лупьяненко и Туй.

— Ну, как — что-нибудь было? — спросил Антон.

— Так, кое-что… Немножко Резняк, Байраков, Петренчик и Албанов прыгали, но, в целом, все прошло нормально. Мы даже поговорили и вроде общий язык нашли. Правда, Гутиковский?

— Что? — не услышал Гутиковский.

— Я говорю, что мы, вроде бы, все проблемы уладили, да?

— Да. Но я еще раз говорю — у меня к тебе с самого начала никаких претензий не было, — напомнил Гутиковский.

— Да, если только не считать того, что именно ты звал меня на разборку, — усмехнулся Игорь.

— Попросили, вот и позвал. Кстати, Лупьяненко, а ты знаешь, что наш Тищенко сегодня ел рыбу вместе с Курбаном, как самый настоящий «дембель»? — Гутиковский поспешно перевел разговор на другую тему.

— Ну да? А ну-ка расскажи! — попросил Игоря Лупьяненко.

Тищенко рассказал о событиях дня, и кое-что специально приврал для Гутиковского.

Когда Гутиковский ушел, Игорь хотел рассказать Лупьяненко и Тую правду, но затем решил этого не делать: «Пускай и они думают, что Курбан мне большой друг».