Отмечая этот феномен, Кристофер Лэш пишет в упоминавшейся книге о «культуре нарциссизма»:

«Потеряв всякую надежду сколько-либо значащим образом улучшить свои жизни,, люди убедили себя в том, что значение имеет только их психическое усовершенствование: установление контакта с собственными чувствами, погружение в мудрость Востока, уроки балета или танца живота, преодоление «страха перед удовольствиями». Сами по себе безобидные, эти искания, поднятые на уровень программы и обернутые в риторические высказывания насчет аутентичности, означают уход от политики» .

Аналогичную мысль высказывает Гарри Штейн в журнале «Нью таймс». Сконцентрировав внимание на самом себе, замечает он, «вы освободите свою голову от таких лишних забот, как состояние национальной экономики или перспективы международного мира».

Нарциссизм и солипсизм — прежде всего болезнь так называемых средних классов, их реакция на пустоту существования. Те, кого каждодневно заботит пустота желудка, заполняют существование поисками пропитания. Но порой и их затягивают подобные увлечения — к спокойствию власть имущих. Эдвин Шур в книге «Ловушка самопознания: увлечение собою вместо социальной перемены» подчеркивает, что когда в кружки психотерапии записываются бедняки, то тем самым «бедняков только отвлекают от более срочной задачи защиты их подлинных коллективных интересов».

Эти общественные, а точнее, антиобщественные настроения Америки и в значительной степени вообще Запада 70-х годов социологи предлагают обобщить под единый терминологический зонтик. Американцы вообще обожают терминологическую звонкость. Начиная со ссылки на слова в Декларации независимости о праве человека на стремление к счастью, они предлагают далее выбор: «движение самосознания», «новая сознательность», «новая алхимия» и даже «революция сознания». Но лучше всех обобщил это явление Чарлз Фэйр, который назвал свою книгу о рассказанных в этой главе несуразицах «Новая чепуха».

Похоже, «чепуха» сохраняет силу.