Общительный и добродушный, инженер-конструктор Иван Николаевич Зуев в короткий срок расположил к себе работников автобусного парка № 9. С веселым водителем Игнатом Щученко он охотно шутил, за миловидной диспетчершей Олей Семечкиной скромно ухаживал, а директора парка подкупило горячее отношение Зуева к работе.

Задача, стоявшая перед инженером-конструктором, была близка их интересам. Автомобильный завод, на котором работал Зуев, занялся усовершенствованием находящихся в эксплуатации машин. Возникла необходимость учесть замечания практических работников транспорта.

Совершенно естественно, что наиболее тесный контакт у инженера Зуева установился с старшим механиком автопарка Глазыриным. Подолгу беседовали они об эксплуатационных качествах машин, и нередко, облачившись в промасленный комбинезон Глазырина, инженер-конструктор лазил в ремонтную канаву с винтовым ключом и отверткой. Недостаточная стойкость заднего моста при длительных пробегах волновала обоих специалистов.

Производственный контакт постепенно привел этих людей к более тесному личному знакомству. Скрепило же это знакомство неожиданно-© обстоятельство: присущая обоим страсть.

Вероятно, для того, чтобы оживить свою одинокую квартиру, Алексей Трифонович держал певчих птиц. Больше того, он был их страстным любителем. Из самых разнообразных клеток — больших, маленьких и средних — раздавались неумолчные птичьи голоса. А над трелями, руладами и щебетом главенствовал почти человеческий голос большого серого скворца, названного «Володей». Эту умную птицу Глазырин даже научил имитировать человеческую речь.

Инженер Зуев тоже увлекался пернатыми. Он выискивал и приносил Глазырину на обмен редкие породы певчих птиц. Но самое главное — он даже сумел подыскать пару для необыкновенного скворца. У тетки инженера, жившей в Черемушках, оказалась, по счастливой случайности, не менее талантливая скворчиха. Нечего и говорить, как это обрадовало Глазырина!

Он позвал Ивана Николаевича в гости и попросил, чтобы тот принес с собой и хотя бы просто показал удивительную скворчиху.

Зуев не заставил повторять приглашения и в ближайший выходной день на своей новенькой «Победе» приехал к Глазырину. С собой он привез птицу в клетке и бутылку «московской» в кармане.

Правда, последнее приношение было явно не продумано. Ведь в автобусном парке все говорили, что Алексей Трифонович Глазырин, прикоснувшись к вину, уже не знает меры и во хмелю тяжел и даже опасен.

Предупреждение оказалось правильным…

Когда «московская» была распита, Глазырин стал просить, а затем требовать, чтоб инженер немедленно продал ему скворчиху.

— За ценой не постою, — с мрачной настойчивостью твердил он. — Мне денег не жалко… С собой в могилу не утянешь…

— Что вы, Алексей Трифонович! Вам еще жить да жить! — ободряюще улыбнулся инженер Зуев. В отличие от своего партнера он сохранял ясную голову: ведь пить ему сегодня нельзя, поскольку он ведет машину. — Вы еще прямо богатырь! А деньгами зачем швыряться? Вы, как я слышал, на домик собираете…

— Да, в Сибирь, на родину тянет. Хоть один, а все равно в своем углу умереть хочу… — угрюмо вставил Глазырин.

— Что же, у вас, Алексей Трифонович, выходит, никого из родных на свете нет? — посочувствовал Зуев.

— Кроме вот этого, — показал с горькой усмешкой механик на серого «Володю», — ни души… Была жена… Да в войну, как получила извещение, что пропал… А тут бухгалтер подвернулся… Конечно, одет чисто, получает прилично… Эх, Иван Николаевич, что там говорить, — махнул рукой Глазырин. — Да разве вы баб не знаете?

— Ну что же, зато на одного и расходов меньше, спокойнее, — попытался утешить Зуев. — А на домик, Алексей Трифонович, уже сколотили? — дружески поинтересовался он.

— У меня взгляд такой. Ты на свете сам по себе жить должен… — уклонился от прямого ответа Глазырин. — Захотел в своем собственном дому помереть — ты себя этим и утешь, захотел, скажем, — показал он на клетки, — птицей позабавиться — и это тебе возможно… Потому, никому на свете до тебя дела нет, да и тебе не за кого болеть. Один — так и есть один!

— Так, так… это, конечно, верно, — вздохнул инженер. — Только для кого же вы, Алексей Трифонович, застраховали свою жизнь? — неожиданно спросил он. — Вон у вас там, под клеткой, не страховой ли полис проглядывает? — И, подойдя к окну, новый знакомый с добродушной улыбкой вытянул из-под клетки с зябликом листок, сложенный вдвое.

Впечатление, которое произвело это на Глазырина, не укрылось от пытливого взгляда человека со шрамом на левой щеке.

— А… так то… пустое… Племяше… — Лицо Глазырина побурело от прилива крови.

— Вот, выходит, вы, Алексей Трифонович, и не один, — весело воскликнул инженер, — племяш-то родной?

— А как же!.. Покойного брательника сынок… — заторопился Глазырин. — Павлушка, — добавил он.

— А далеко ли?

— В Калуге… в ремесленном учится, — выдавил из себя Глазырин.

— Вот и взял бы к себе парнишку. Он бы у вас и за птичками ходил, и чистоту поддерживал, — оглядел гость побуревшие стены.

— Да нет. Мне это, товарищ Зуев, ни к чему… Я и так привык…

— А там, гляди, женится — вот род Глазыриных и продолжится, — подбодрил его гость.

— Что верно, то верно… Продолжится… — мрачно протянул хозяин. — Это я понимаю… — Глазырин снова замкнулся.

Затем гость и хозяин заговорили опять о близких и понятных им вещах: о том, лучше ли щеглов кормить сухой коноплей или ее предварительно отмачивать, о преимуществах кенаря перед канарейкой и следует ли на ночь затемнять птицам клетки.

Так беседа снова вернулась к вопросу, который интересовал хозяина дома.

— Так как же птичку-то?.. Уломаете родственницу? В обиде она не будет…

— Я, конечно, с тетей Пашей поговорю. Сил не пожалею, а упрошу старушку! — ободрил инженер. — Но у меня к вам, Алексей Трифонович, есть своя просьбица. Задумал я на свою «Победу» приемничек поставить. Хотелось бы заграничный. Вы ведь в этом деле мастер. Может, на птичке и сойдемся? С приплатой, разумеется.

— А что же! Приемничек? Это можно, — оживился хозяин.

На вопрос о стоимости Глазырин назвал сумму, И хотя сумма была значительной, это обстоятельство по-своему обрадовало «человека со шрамом».

Подполковник Сумцов, а это был он, нащупывал еще одно звено в цепи тех, пока не ясных подозрений, которые у него складывались.

Надо сказать, что этому невинному визиту предшествовал напряженный и кропотливый труд, характеризовавший стиль работы опытного чекиста.

Когда выяснилось, что вокруг талантливого ученого Василия Антоновича Сенченко затеяна какая-то темная и опасная игра, Сумцов прежде всего установил круг лиц, которые так или иначе с ним соприкасались. Среди этих лиц находился такой, казалось, далекий от ученого человек, как старший механик автобусного парка № 9 Глазырин.

Что же привело Сумцова к Глазырину?

Путь его размышлений не был прост. Как и во многих делах, которые Сумцову удавалось распутывать, личность механика заинтересовала подполковника, когда он сопоставил некоторые, на первый взгляд пустяковые, факты.

Первой ступенью к Глазырину был шофер Сенченко — Петрянов.

Несколько странные обстоятельства покупки шофером Петряновым радиоприемника для персональной машины Сенченко задержали внимание Сумцова. Этот приемник Глазырин уступил за цену, которая была значительно ниже действительной его стоимости. Конечно, это можно было бы еще объяснить нерасчетливостью, беспечностью старшего механика.

Но Сумцов вспомнил, что не так давно фамилия Глазырина встретилась ему в протоколе 36-го отделения милиции. Накануне просматривая материалы, связанные с разработкой другого дела, следователь наткнулся на сообщение о драке, имевшей место в автобусном парке № 9. По словам очевидцев, драка была вызвана тем, что водитель Щученко обругал старшего механика Глазырина словами: «кулак, жи ла». Присутствовавшие при драке вступились за обидчика, утверждая, что он говорит сущую правду. Как все это противоречило образу щедрого или не знающего цены вещам человека!

Требовала объяснения и та удивившая Петрянова поспешность, с которой Глазырин забрал радиоприемник обратно, «на ремонт», как пояснил он.

Тогда-то «инженер-конструктор Зуев» и появился в автобусном парке и сделал все, чтобы побывать и на квартире Глазырина.

Воскресный визит к «любителю певчих птиц» дал следователю новую пищу для размышлений и дальнейших поисков. Он лично убедился, что Глазырин подлинную цену радиоприемникам прекрасно знает. Таким образом, проявленное им в сделке с Петряновым бескорыстие должно иметь какое-то особое объяснение.

Возникла мысль присмотреться и к истории со страховкой. Что заставило Этого «прижимистого» и одинокого человека застраховать свою жизнь? Этот неожиданно возникший племянник?

Подполковник Сумцов сам любил детей, и подобная заботливость даже в таком черством человеке, как Глазырин, его, конечно, могла подкупить. Но в то мгновение, когда Сумцов держал в руках страховой полис, он все же успел уловить более чем скромную сумму страховки.

Значит, и здесь не все было так просто…

Но «инженер-конструктор Зуев» ничем не выдал своих сомнений. Еще раз пообещав уговорить «тетю Пашу» и тем самым обеспечить «Володе» счастливую семейную жизнь и еще немного поторговавшись о цене радиоприемника, причем Глазырин по-прежнему твердо стоял на своем, Зуев распрощался.

Он наметил еще один визит, который даст возможность уточнить некоторые причины, связанные с неудачно сложившейся личной жизнью Алексея Трифоновича Глазырина.

Как только машина, увозившая гостя, отошла от ворот маленького домика на окраине, рука старшего механика почти невольно потянулась к стоявшей на столе недопитой бутылке.

Глазырин залпом допил остаток.

Казалось, еще никогда ему так не хотелось забыться, как сейчас.

…Прошло почти восемь лет с того морозного дня, когда изнемогавший от голода, измученный пытками, пленный старшина автороты Алексей Глазырин закоченевшими пальцами поставил роковую подпись. Это было в гитлеровском концентрационном лагере близ белорусской деревни Михайловка. Затем его перевели в другой лагерь, куда-то в Западную Германию, и поставили уже в несколько привилегированное положение.

Но купленная такой дорогой ценой жизнь не радовала. А когда фашизм пал и Глазырин в числе других военнопленных очутился в лагере для перемещенных, — он вздохнул с облегчением.

Полагая, что наконец свободен от прежних хозяев, он надеялся скрыть свое позорное обязательство.

Но это была ошибка.

Единожды став на путь измены, не так просто вырваться…

Скрыть свое предательство ему не удалось. Больше того: новые хозяева пригрозили, что отдадут его в руки советского правосудия. Однако, если он обязуется в дальнейшем оказывать им небольшие услуги, ему облегчат возвращение на родину…

Глазырин решил схитрить. Он подписал обязательство, открывшее ему ворота лагеря.

Но черта с два, чтоб дома он что-нибудь сделал такое… Ищи его там! Руки коротки!

Родной рабочий коллектив автопарка № 9 встретил его тепло, дружески.

И все же на его жизни словно лежала черная тень.

Правда, никаких напоминаний о подписанном им обязательстве не было. Даже какие-то планы на будущее возникали у Алексея Глазырина. Особенно часто грезилась ему родная деревушка под Красноярском да широкое приволье могучего Енисея, где он еще подростком гонял с отцом плоты.

Но, странное дело, сейчас, когда голова его кружилась от хмеля, он признавался себе, что, как затравленный волк, он один во всем мире.

Ушла жена Надя. «Точно подменили тебя, Алексей, страшно мне с тобой», — неожиданно вспомнил он ее последние слова. А ведь она только про плен знала, о другом, самом страшном, он ей не признался, а почувствовала же!

Да и кому нужна его берлога! Вот диспетчер Оленька Семечкииа — уж на что круглая сирота, без угла, в общежитии на койке ютится, а ведь и та отказала. А к этому хулигану, к этому разбойнику Щученко так и льнет.

При воспоминании о недруге вся кровь ударила в голову Глазырина.

— Кааггшки!.. — раздался бессмысленно веселый крик «Володи».

— Вот сиди и утешайся этими тварями, — с горечью усмехнулся его хозяин. — Им-то по крайней мере от меня, кроме кашки, ровно ничего не надо…

Или вот… Хороший человек этот инженер Зуев. Сразу видать, простой, не гордый. И певунов не меньше его любит. С ним он себя снова человеком почувствовал… А вот позвал к себе домой, разговорились… — и каждым словом точно ножом в сердце…

И все так!

А ведь как он старается! Теперь то, впрочем, и стараться незачем. То, перед чем Глазырин все эти годы трепетал, то, что сделало безрадостной всю его жизнь, — наконец свершилось.

Черная тень Михайловки встала перед ним в образе молодого и самоуверенного «агента Госстраха».

И вот уже третью неделю он почти не смыкает глаз по ночам…

Хорошо еще, что с этим проклятым магнитофоном, кажется, все обошлось. Успел снять, пока Петрянов не докопался.

Мысль, что сейчас магнитофон с наговоренными пленками находится в надежном месте, принесла Глазырину некоторое облегчение.

Но ведь неизвестно, что этот мерзавец потребует от него завтра! Для подобных барчат такие, как Алексей Глазырин, все равно, что пыль, навоз… Станет он его щадить! Как же!

Не выдержав, Глазырин полез в шкаф за своей заветной запасной пол-литровкой. Водка обожгла его, но не принесла желанного успокоения. Перед ним снова и снова возникало лицо того, кто покалечил и погубил его жизнь, того, кто превратил его в обреченную на гибель пешку.

Чужое, барское, безжалостное лицо!