В этом году ранней весной шли обильные дожди. Вода переполнила ручьи и реки, залила низины. Целыми днями дождь лил порывистыми потоками, пока шатры не начали гнить, скот болеть, а людям отказывать нервы. Голдрин подмыла свои берега и угрожала табуну племенных кобыл в долине, так что лошадей пришлось перевести в убежища в пределах лагеря. Рабочие поля превратились в болота, а пересекающие лагерь тропинки предательски засасывали в грязь.

Холл надолго превратился в единственное сухое место в Хулинин Трелд и был переполнен людьми, жаждущими передышки. По ночам у костров мужчины клана допивали остатки вина и шептались о еретическом применении волшебства Медбом. Может ли такое быть, поражались они, чтобы Медб стал таким могущественным, что может управлять погодой? Неужели он надеется деморализовать кланы, подвергая опасности их табуны и приводя в негодность их шатры и пищу? Может быть, он старается доказать этим силу своей власти?

Эти пересуды достигали даже отдаленных кланов, вождей которых мало заботили планы Медба на верховную власть. Имя Медба было у каждого на уме, и влияние его деяний, реальных или выдуманных, обволакивало все подобно сгущающемуся туману. История о резне в Корин Трелд переходила от клана к клану. Первоначальные ужас и негодование, вызванные новостью, окончательно утонули в оговорках. Люди слушали рассказ, но никто не хотел признавать того факта, что Корины были вырезаны. Схватки между кланами с целью развлечения, мести или выгоды были обычным делом. Но намеренное полное уничтожение целого клана было для этих людей чем-то непостижимым.

И все же резня была реальностью, и вожди в глубине души понимали, что нечто, подобное этому, может произойти снова. К сожалению, никто не знал, почему Корины были уничтожены в первую очередь. Все знали, что Датлар испытывал отвращение к Медбу. Может быть, вождь Корин слишком часто злил лорда Вилфлайинга, и ему пришлось испытать всю силу гнева Медба. Некоторые вожди полагали, что, если это действительно так, было бы мудрым избегать неудовольствия Медба. Они начали тайком принимать эмиссаров Вилфлайинга и выслушивать обещания богатства и власти, которые будут даны им в обмен на сотрудничество.

Лорд клана Гелдрин Брант, едва дождавшись окончания траура по лорду Джустару, женился на вдове умершего вождя и присягнул на верность лорду Медбу. Тем временем десятки изгнанников, объединившись в хорошо вооруженный конный бандитский отряд, начали мародерствовать в степи. Насилия не было, но часто находили убитый скот, а после того, как банда проходила по землям какого-либо клана, пропадали лошади. Эти грабежи повергали кланы в тревогу и ожесточение, но банда была так велика и передвигалась так быстро, что кланы по отдельности мало что могли предпринять против нее. Только Совет Лордов, собиравшийся каждое лето на ежегодной встрече кланов, был способен организовать совместные действия против изгнанников. К сожалению, последние три месяца Совет не собирался.

В своем громадном холле на южной окраине степей Медб принимал известия от своих шпионов и лазутчиков и со все возрастающим удовлетворением наблюдал как его планы начинали приносить результаты. По ночам он удалялся в тайное помещение и перелистывал хрупкие страницы древнего тома, который он приобрел у нищего в Пра-Деш. Он до сих пор был потрясен тем, что легендарная Книга Матры попала в его руки. Матра, величайший среди волшебников кланов, погиб при разрушении Мой Туры, но, несмотря на многолетние поиски, его рукопись так никем и не была найдена. Эта книга содержала результаты трехсотлетнего изучения колдовских тайн, и многие жаждали завладеть этими бесценными знаниями. И теперь, спустя столько времени, рукопись была обнаружена нищим, когда он рылся в развалинах города волшебников, и который как будто был послан Медбу самим божественным провидением. Книга запросто могла быть уничтожена или отдана кому-нибудь другому. И все-таки она досталась Медбу. Теперь у него было средство преодолеть увечья, нанесенные ему бешеной хуннули, а также власть для осуществления своих мечтаний. Ни человек, ни целая армия не смогут противостоять ему, пока магические силы будут в его руках. Он будет владеть империей.

К большому веселью Медба, сильные дожди не были делом его рук, но они стали одним из звеньев в цепи событий, ведущих прямиком к его победе. Разрушения и беспорядки, вызванные непогодой, все больше подрывали уверенность кланов в себе, а постоянные ливни держали их разобщенными, пока Медб копил силы. Скоро он будет готов приступить к следующей части своего плана.

* * *

К концу весны дожди наконец прекратились. Хулинины с облегчением приступили к работе по починке прогнивших шатров, уборке нанесенного потоками мусора, сбору первой свежей пищи сезона и заботам о скоте. Много лохматых длинноногих коз заболело, и слишком много новорожденных козлят умерло. Прошло много дней, прежде чем выздоровели последние козы и удалось подсчитать потери. Племенные кобылы чувствовали себя немного лучше, и, как только их долина просохла, они были выпущены пастись на зеленую траву, ковром пробивающуюся через нанесенную грязь.

Кор выздоровел и вернулся к своим обязанностям, хотя всем было ясно, что удар Габрии разрушил нечто большее, чем его способность иметь детей. Он был угрюм и одинок и лелеял в себе ненависть, питаемую из глубины его души. Когда холмы наконец достаточно обсохли, чтобы возобновить охоту на льва, он ушел один и вернулся спустя пять дней с телом льва, переброшенным через его седло.

Не обращая внимания на звучащие вокруг поздравления и выражения одобрения, а также награду Сэврика за совершенное, он сбросил мертвого льва к ногам Габрии.

— Твой слуга, — рявкнул он на нее и прошествовал прочь.

Габрии не надо было смотреть в его глаза, чтобы понять, что это были не последние слова, которые она слышит от него. Облегчение она испытала только от того, что Кор перенес свои пожитки из холла в шатер своего отца и на время оставил ее в покое.

Жизнь медленно возвращалась в нормальное русло. Козы были острижены, и новые войлочные циновки были изготовлены для новых шатров. Женщины занимались прядением и ткачеством. Мужчины и лошади возобновили тренировки. У каждого было слишком много дел, чтобы беспокоиться о призраках. Медб стал казаться отдаленной угрозой, и мысли о войне были оттеснены требованиями жизни.

Единственным мрачным моментом в этих весенних радостях было исчезновение Пазрика. Второй вер-тэйн не вернулся из пустыни, и Сэврика беспокоило его отсутствие. Не в правилах Пазрика было так долго отсутствовать или не присылать гонца с вестями. И все же клану еще было о чем беспокоиться. Подходил срок жеребиться кобылам, и необходимо было к этому подготовиться. Волнение нарастало день ото дня. Многие молча молили богов о том, чтобы злая судьба Корина не повлияла на наступающие события. Наконец однажды ночью Нэра почуяла волнение среди кобыл. Габрия разбудила клан, и к утру родился первый жеребенок. Мокрый и неуклюжий, он старался подняться на ноги, а хулинины наблюдали за ним с молчаливыми благоговением и благодарностью. По всем признакам, потомство должно было быть хорошим, так как первый новорожденный был сильным как лев гнедым жеребенком.

Как будто в возмещение гибельных дождей последующие дни были удивительно теплыми и сухими. Племенные кобылы с радостью ощутили это, и не проходило ночи без того, чтобы не родился один, а то и два жеребенка. В зацветающих лугах малыши резвились под присмотром матерей, не ведая, что они олицетворяют продолжение существования клана.

Габрия мало радовалась в период появления жеребят на свет. Ее сердце было переполнено ее собственными мыслями и желаниями, так как она пыталась разобраться в своем изменившемся отношении к магии. Рост стад клана Хулинин мало что значил для нее, за исключением того, что враждебность по отношению к ней стала уменьшаться. Она проявляла радость ради Сэврика, которого полюбила, но заботы клана в это время казались далекими и несущественными.

Этлон, все еще полный подозрений в адрес таинственного Корина, чувствовал ее отстраненность и продолжал бдительно следить за нею. Их тренировки становились все более продолжительными и напряженными, так как Этлон искал возможность сломать ее оборону. Габрия пылко невзлюбила его, и ее бесконечно раздражало, что она ничего не может поделать, чтобы избавиться от него.

Несмотря на характер Этлона, Габрия должна была признать, что он хорошо обучал ее. Вер-тэйн был скор на расправу, но в своих решениях он был очень мудрым и справедливым. Девушка поняла, почему он заслужил неколебимую верность верода. Этлон был невероятно гордым, отважным и всего себя посвящал долгу, и он в полной мере получал от других то, что отдавал им.

К тому времени, когда наступило лето, Габрия невольно начала испытывать уважение к вер-тэйну. В результате его кропотливых занятий с ней ее мускулы стали крепкими, координация и умение держать равновесие улучшились, и она так владела мечом, будто он являлся продолжением ее руки. Он не давал ей пощады — а она знала, что и Медб этого не сделает — и не проявлял никаких дружеских чувств. Изредка Этлон коротко ободрял ее, понуждая к еще большим усилиям. Габрия знала, что она никогда не достигла бы такой сноровки в воинском искусстве без его помощи. Если бы он только забыл о своих подозрениях.

В период появления жеребят на свет у Габрии было мало времени для отдыха, и стало еще меньше, когда приблизился День первородства. Этот праздник был днем выражения благодарности тем божественным силам, которые ниспосылали плодовитость кланам и их стадам. Главной силой жизни являлась Амара, богиня-мать. День первородства праздновался в ее честь. Она одаривала жизнью, была силой, которая сохраняла эту жизнь, и стояла на страже продолжения существования кланов.

Но Амара была только половиной единого целого. В то время как Амара олицетворяла положительную сторону жизни, ее сестра, богиня Крат, являлась ее темной стороной. Крат правила разнузданной страстью и скрытностью, насилием и завистью. Она владела силой разрушения, но не так, как ее братья, два мужских бога, которые командовали силами войны. Ее сила была коварной, медленной и незаметной. Вместе Амара и Крат составляли единое целое, которое олицетворяло собой женщину клана.

Странным образом женщины считались физически неполноценными по сравнению с мужчинами. Но, так как женщины обладали способностью продолжения жизни, они были наделены потенциально большей духовной силой. В кланах считали, что то, что женщины меньше и слабее мужчин, компенсируется данной им могучей внутренней жизненной силой. Поэтому было естественным, что именно женщины, пользующиеся особенной благосклонностью Амары, исполняли обряд воздаяния почестей в День первородства.

До резни Габрия наслаждалась этим праздником. Тайные обряды церемонии плодородия и молитвы о стадах были первыми словами, которым она научилась, а веселые празднества, продолжающиеся всю ночь, были самыми счастливыми моментами в ее жизни. Но в этом году она не смела даже про себя напевать песнопения. Когда родился последний жеребенок и процессия одетых в красное женщин собралась около холла, Габрия укрылась в шатре Пирса.

Пока женщины в молчании шествовали к могильным насыпям клана вдалеке от лагеря, чтобы исполнить обряды в присутствии своих предков, мужчины оставались на месте, дожидаясь, когда полная луна достигнет зенита и обряды закончатся. Они побаивались таинств Дня первородства, но наслаждались безудержным разгулом веселья после обрядов. Пока богиня не оставляет клан своими милостями, женщины в эту ночь могут делать все, что ни пожелают.

Выпал чудесный вечер для праздника. Луна блистала подобно жемчужине на груди у ночи. Музыка, исполняемая барабанами и флейтами, становилась громче по мере того, как стихал ветер. Факелы плясали вокруг далеких могильных холмов. Тишина, все более напряженная по мере ожидания, стояла в лагере. Даже животные вели себя тихо. Лошади настороженно следили за мигающими огнями, а собаки держались поближе к своим хозяевам. В шатре Пирса Габрия слушала, как музыка взмывает над молчанием лагеря подобно ветру, веющему над землей. Она будоражила мысли Габрии, побуждая ее двигаться, напевать знакомые слова. Удары барабана возвращали ее память назад, в Корин, где она пила вино плодородия и танцевала в честь богини. Девушка сидела, охватив руками колени, а песни звучали у нее в голове. Понадобилось напряжения всей ее силы воли, чтобы удержать тело в покое и оставаться сидеть у костра, изображая равнодушного юношу. Пирс вышел, но мог вернуться в любой момент, и на этот раз она себя не выдаст.

Когда музыка достигла полной силы и женщины издали торжествующий крик, Габрия глубоко вздохнула. Заключительные слова ритуального благословения пронеслись в ее уме. Все закончилось. Теперь женщины вернутся, чтобы благословить стада, и родившийся первым жеребенок будет с благодарностью принесен в жертву Амаре. Скоро клан начнет праздновать.

Габрия уже могла слышать настраивающих свои инструменты музыкантов и возбужденные голоса ожидающих мужчин. Она собиралась на некоторое время присоединиться к ним, но сейчас она так устала, как будто только что сама завершила обряд. Она не хотела видеть буйного веселья. Вместо этого она завернулась в одеяло и загляделась на пламя костра в очаге Пирса. Девушка скорее почувствовала, чем услышала появление Этлона. Она мгновенно насторожилась.

— Мы приглашаем тебя присоединиться к нам, — мягко произнес Этлон, стоя у входа.

— Я не могу, — ответила она, надеясь, что он поймет и оставит ее.

Вер-тэйн перевел дыхание, затем произнес:

— Ты хорошо служил моему отцу эти дни. Так и продолжай.

Клапан шатра опустился, и он ушел. После его ухода Габрия долго сидела, глядя в черную стену шатра.

* * *

К рассвету клан уснул, усталый и довольный праздником. Габрия проснулась рано и выскользнула из шатра Пирса. Знахарь вернулся очень поздно, благоухая вином, и свернулся на своей постели. Она не была уверена, заметил ли он ее вообще. В этот утренний час лагерь был тихим, и Габрия испытала облегчение, нигде не заметив Этлона. Солнце едва показалось над горизонтом, но уже было жарко, и мухи роились меж шатров.

Она решила воспользоваться случаем и провести некоторое время в одиночестве. Уединение было редким подарком в большом лагере, и Габрия не хотела упускать такой шанс. Она отыскала Нэру. Они ускользнули из лагеря и легкой рысцой потрусили в горы. Но Нэра знала, что за ними кто-то следует. Высоко над Хулинин Трелд Нэра отыскала поток, который впадал, беспорядочно завихряясь, в ущелье и устремлялся к реке Голдрин. Она направилась вверх по течению. Кобыла прокладывала свой путь через густой подлесок, следуя видным только ей следам, минуя крошечные болота, через заросли ежевики и оленьей травы.

Постепенно невысокие заросли уступили место одиночным деревьям и рощицам, и звучание воды, бегущей по каменистому ложу, стало громче. Нэра забиралась все выше и глубже в горы, а солнце пригревало спину Габрии.

Наконец кобыла остановилась у крутого скалистого откоса, с которого срывался поток, рассыпаясь каскадом брызг. Выступающие из стены скалы, покрытые темно-зеленым мхом, делили падающую воду на тонкие ручейки, пронизанные лучами солнца и рассеивающие водяную дымку. У подножия водопада вода собиралась в глубокий пенящийся омут, прежде чем продолжить свой путь к реке. Влажные серо-зеленые лишайники увешивали растущие поблизости сосны и можжевельник. Травы, кустарники и цветы сплошным ковром покрывали испещренную солнечными пятнами землю. На дереве над ними застрекотала белка. Стрекоза коснулась поверхности воды.

Габрия соскользнула с лошади и опустила руку в холодную воду.

— Я собираюсь искупаться, — заявила она, восторженно глядя на омут.

Нэра оглянулась назад, в ту сторону, откуда они пришли. Ее ноздри затрепетали от нежного ржания.

«Будь осторожна. Я скоро вернусь».

— Подожди. Там… — начала было говорить Габрия, но Нэра уже ускакала.

Девушка была очень удивлена быстрым исчезновением Нэры, но, может быть, кобыла хотела попастись на лугу поблизости. Габрия пожала плечами. Единственное, что имело сейчас значение, холодная, прозрачная как стекло вода, ожидавшая ее за искрящейся водяной дымкой.

Она сбросила одежду — мужские штаны, тунику и фетровую шляпу, которые она уже возненавидела, и голышом нырнула в заводь. Это было восхитительно. Она вертелась в воде как выдра. Пузырьки воздуха щекотали ее кожу, а вода омывала тело, лаская и унося прочь усталость и напряжение. Габрия смывала пыль и пот и пальцами расчесывала волосы. Потом она отдыхала, греясь на солнышке.

Было так прекрасно забыть обо всем, не чувствовать никакой вины или двуличности, так мучающих ее. Не было глаз, постоянно за ней следящих, никакой злобы, претензий, воспоминаний. Она снова ощущала себя женщиной. Габрия хихикнула, когда водоросли скользнули по ее бедру, затем она блаженно потянулась и поплыла к водопаду.

Вдруг за шумом водопада Габрия расслышала ржание хуннули. Нэра. Затем раздалось ответное ржание, и ее сердце оборвалось. Был только один другой хуннули…

— О боги, — пробормотала она и попыталась встать.

— Привет, Габрэн.

От страха у нее заныло под ложечкой. Она рухнула обратно в воду и остановилась у каменной стены рядом с водопадом. Этлон стоял на берегу около ее одежды. Он лениво пошевелил ногой ее меч и сбросил перевязь собственного меча.

— Как водичка? — как бы между прочим спросил он. Габрия только смотрела на него, онемев от ужаса. Он снял тунику и расшнуровал башмаки. — Я следовал за тобой, чтобы убедиться, что с тобой ничего не случилось. Эти горы могут быть предательскими. — Его штаны присоединились к куче одежды, и он потянулся, стоя в теплых солнечных лучах. У него было худое, мускулистое тело, покрытое множеством белых шрамов. — Искупаться — это отличная идея. Думаю, я присоединюсь к тебе.

Габрия смотрела, как он нырнул в заводь, и уткнулась лицом в мох.

— О, богиня, — умоляла она, — помоги мне сейчас.

Пока он плыл в ее сторону, девушка метнулась прочь, к противоположному берегу, в тщетной надежде, что сможет скрыться прежде, чем Вер-тэйн разглядит ее. Но кристально прозрачная вода выдала ее. Ничем нельзя было скрыть ее округлых бедер или выпуклостей ее грудей.

Этлон внезапно замер в воде. Он уставился на нее застывшими от изумления и ошеломляющей догадки глазами.

Габрия остановилась на мелком месте, встала и повернулась к нему лицом, вздернув подбородок. Вода стекала между ее грудей.

— Что теперь, Вер-тэйн? — с вызовом спросила она.

Без предупреждения он бросился на нее и схватил за руки прежде, чем она успела шевельнуться. Ее глаза были прикованы к его полыхающему бешенством взгляду.

— К чертям! — прорычал он.

Он швырнул ее в воду, одной рукой схватил за волосы и тронул ее грудь, как будто не мог поверить своим глазам. От его прикосновения по коже Габрии побежали мурашки, и она зажмурилась. Он тряхнул ее так, что чуть не сломал ей шею.

— Женщина! — выплюнул он это слово. — Ты маленькая шпионка Медба? — Он окунул ее в воду и держал, пока ее легкие не загорелись, затем вытащил из-под воды, как задыхающуюся рыбу. — Кто ты? — Этлон снова опустил ее под воду, не дожидаясь ответа.

Пальцы Габрии царапали его запястья, но она не могла освободить свои волосы из его рук. В этот момент она бы все отдала за свой меч. Необъяснимым образом она начала испытывать скорее злость, чем страх. Обида затопила ее.

Этлон еще раз высунул ее голову из воды.

— Грязная свинья! — закричал он. — Кто послал тебя распространять свое вранье в лагере моего отца?

Габрия пронзительно закричала от ярости и хлестнула его по животу. Он увернулся и в третий раз опустил ее под воду. Она боролась против его безжалостности, обороняясь с бешеной силой, пока ее легкие не загорелись и кровью не застлало глаза. Несмотря на тренировки, она не могла соперничать с вер-тэйном в ручном бою. Он был сильнее, тяжелее и искуснее ее. Но может быть, она сумеет поразить его.

Неожиданно девушка безвольно поникла, выпустив изо рта цепочку воздушных пузырей. Ее голова ужасно болела, но она сосредоточилась на том, чтобы расслабить все мышцы и всплыть, притворившись мертвой. Этлон ослабил свою хватку на ее волосах. Почувствовав, что его руки расслабились, Габрия вытянула, ноги, с силой оттолкнулась от дна омута и врезалась головой Этлону в живот. Он согнулся пополам, задыхаясь и изрытая проклятия. Габрия выскочила на берег. Она карабкалась по мокрым скалам и мхам с такой скоростью, будто он уже настигал ее. Девушка оглянулась и увидела, что Вер-тэйн мчится, разгребая воду, как рассерженный жеребец. От гнева его глаза потемнели, а лицо передергивалось. Габрия побежала к своей одежде. Ее рука нащупала кинжал, и она повернулась навстречу Этлону, выскочившему из воды.

— Держись подальше, Вер-тэйн! — крикнула она, встав спиной к дереву.

Этлон помолчал, глядя ей в лицо.

— Покажи свои зубы, гадюка. Даже змеям Медба можно наступить на хвост.

Он приблизился.

Глаза Габрии заполыхали зеленым огнем, но она продолжала стоять спиной к дереву.

— Медбовская проститутка, — презрительно произнес он. — Это таким путем ты уцелела при резне в Корине? Ты расставляла ноги не только перед ним, но и перед его отщепенцами?

Жгучий гнев вырвался из-под контроля Габрии и, как катализатор, разжег синее пламя ее колдовской силы.

— Будь ты проклят! — крикнула она, не подозревая о вновь проснувшейся в ней магической силе. — Ты ничего не знаешь. Ты такой же, как Медб, который самоутверждается на трупах. Ты рычишь и кусаешься, как беззубый пес.

Этлон засмеялся:

— Гораздо лучше равняться с Медбом, чем с юлящими перед ним отщепенцами. Ты пресмыкалась перед ним в грязи, чтобы спасти свою жизнь?

Габрия бросилась на него, как загнанная в угол львица. Ее нападение было таким быстрым, что застало его врасплох, и она вонзила кинжал ему под левую лопатку. Лезвие проникло глубоко и рассекло мышцы и связки. Едва кинжал вонзился в тело, синяя аура ударила из ее рук и скользнула по украшенной камнями рукояти и серебряному лезвию в тело Этлона.

На этот раз ее сила была больше и должна была убить вер-тэйна, но колдовство встретило странное сопротивление. Вместо того чтобы уничтожить Этлона, нападение только обессилило его. Он побледнел и открыл от удивления рот. Он с силой оттолкнул ее и застыл, изумленно уставившись на кровь, стекающую по его груди.

— Колдунья! Что ты мне сделала? — прошипел он.

Затем силы оставили его, и он упал, потеряв сознание.

Габрия долго стояла, содрогаясь всем телом, а гнев постепенно оставлял ее. Она закрыла глаза и старалась успокоить свое бурное дыхание. Прекрасно. Он заслужил смерть, победно думала она. Как он посмел назвать ее проституткой Медба. Она взялась за кинжал и выдернула его из раны. Кровь заструилась из раны и потекла по боку вер-тэйна.

Габрия нацелила конец оружия на ямку под его горлом. Это было бы так легко. Один простой укол. И тогда вер-тэйн умрет, и вместе с ним умрут его подозрения. Впервые она убьет человека, но было бы прекрасно начать именно с этого. Она все еще ощущала, как его руки ощупывают ее тело, и слышала его немыслимые оскорбления. Нож проколол кожу, и ее гнев разгорелся вновь. Капля крови блеснула на кончике ножа.

— Убей его, — мысленно твердила она. — Он опасен. Если он останется в живых, он выдаст тебя. — Нож погрузился глубже, побежали алые капли. — Красная, — размышляла Габрия, наблюдая, как кровь сбегает по шее Этлона. — Такая же красная, как кровь на траве в Корин Трелд.

Габрия с отвращением отбросила кинжал и опустилась на траву с ним рядом. Она ненавидела себя за свою слабость, но не могла хладнокровно убить Этлона. Она видела столько крови, что этого могло бы хватить до конца ее жизни. По мере того как ее гнев остывал, она поняла, что в действительности не хочет, чтобы смерть вер-тэйна была делом ее рук. Кроме того, он не заслужил подобной смерти. Его рана была достаточной платой за нанесенные оскорбления.

Однако тогда остается громадная проблема, что сделает ей Этлон, если выздоровеет. Габрия ничуть не сомневалась, что он разоблачит ее притворство и немедленно ее убьет. Но может быть, всего лишь может быть, он промедлит достаточно, чтобы успеть поговорить с ней. Возможно, она сумеет убедить вер-тайна помочь ей. Нэра говорила ей, что Этлону можно доверять. Габрия надеялась, что кобыла была права — это был ее единственный шанс.

Девушка сердито вздохнула. Если Этлон хочет выжить, она должна перевязать его рану и быстро доставить его к Пирсу. Но что она скажет Сэврику? Глубоко несчастная, она оделась, промыла рану вер-тэйна и перевязала ее полосками, оторванными от его собственной туники.

Едва она закончила одевать его, из-за деревьев показались Нэра с Бореем. Габрия обернулась, настороженно следя за огромным жеребцом. Она боялась его гнева, когда он увидит, что она ранила его хозяина.

Борей обнюхал Этлона и легонько фыркнул:

«Я вижу, вы разрешили ваши разногласия».

Его мысленный голос, низкий и более мужественный, чем у Нэры, ясно зазвучал у нее в голове. Габрия уставилась на него.

Нэра издала короткое ржание, явно довольная:

«Мы ждали этого, Габрия. Он тебе нужен».

— Он нужен мне, как собаке пятая нога, — с ожесточением ответила она. — Где вы были?

Борей ткнулся носом в шею Нэры, а она игриво куснула его.

«Мы были заняты».

— Почему ты оставила меня одну? — спросила Габрия. — Ты знала, что Этлон найдет меня.

«Конечно, — произнесла Нэра. — Этлон истекает кровью. Мы должны доставить его к знахарю».

Борей подтолкнул Габрию. Девушка смотрела на них обоих со смешанным чувством ярости, боли и досады. Нэра умышленно покинула ее, зная, что Этлон придет к заводи. Почему? Кобыла знала, что вер-тэйн опасен. Хотя хуннули и была к нему расположена, как могла Нэра рискнуть оставить свою наездницу фактически беззащитной при встрече наедине с Элтоном? В гневе Этлон едва не убил Габрию. Она только чудом уцелела. И все же оба, Нэра и Борей предвидели исход столкновения.

Габрия нерешительно подняла золотой пояс Этлона и взвесила в руках тяжелый металл. Должно существовать что-то, подсказавшее хуннули, что Этлон не убьет или не сможет убить ее в этот раз. Ее руки стиснули пояс. Возможно, они почувствовали что-то в случае с Кором. Габрия старалась забыть огонь, свой сон и подозрения Пирса, но воспоминания об этом снова и снова возникали у нее в мыслях.

Ее затошнило. Это происшествие с вер-тэйном было так ужасно схоже с предыдущим. «О, боги, — подумала она, глядя на Этлона, — что, если я опять это совершила? Может быть, хуннули знают, что у нее есть тайная защита, нечто такое, что может справиться даже с Этлоном».

Габрия даже думать не хотела об этом, поэтому она на время отложила свои раздумья и молча помогла Нэре поднять вер-тэйна на спину к Борею. Габрия прикрыла золотым плащом голую спину Этлона и выбросила остатки его туники.

Они медленно возвращались назад. Борей ступал осторожно, чтобы не трясти Этлона. Габрия провела это время, размышляя о том, что сказать Сэврику. Она раздумывала, а не бежать ли ей прежде, чем Этлон придет в сознание. Даже медленное умирание от голода будет лучше немедленной смерти, которой предаст ее Сэврик за то, что она выдала себя за воина, да еще напала на вер-тэйна. Ее жизнь будет окончена в тот момент, когда Этлон придет в себя, и никакая сила на земле не сможет спасти ее.

Но куда ей податься? Габрия будет постоянным изгнанником, приговоренным к смерти. Любой член клана, увидевший ее, обязан будет ее убить. У нее не будет ни клана, ни чести, ни надежды убить Медба. А если она останется, ее жизнь будет зависеть от проницательности двух хуннули. Каким-то образом Нэра и Борей поняли, что Этлон ей не опасен. В противном случае они не позволили бы ей вернуться в лагерь. Нэра сказала, что Этлон может быть самым лучшим ее союзником. Может быть, это и правда.

Возможно, если Нэра и Борей поддержат ее, она сумеет убедить Этлона помочь ей. Выдающееся мастерство и влияние вер-тэйна будут незаменимы в битве против лорда Медба. Габрия начала понимать, что убийство такого вождя, как Медб, это нечто большее, чем просто вызов на поединок. Помощь Этлона сильно увеличила бы ее шансы. К сожалению, было сомнительно, что она сможет убедить вер-тейна до того, как он разоблачит ее перед Сэвриком. Когда вер-тэйн очнется, его гнев, несомненно, вспыхнет снова.

«Дай ему время подумать», — сказал Борей, прерывая ее озабоченные размышления.

Габрия вздрогнула. У нее было неудобное ощущение, что хуннули могут читать ее мысли, несмотря на то, что говорила ей Нэра.

— Что? — спросила она.

«Человек не всегда действует по первому побуждению. Дай ему время, и он поймет».

— Могу я доверить этому мою жизнь? — с надеждой спросила Габрия.

«Да», — твердо ответил жеребец.

Габрия погладила Нэру по шее и заметила:

— Я надеюсь, ты не будешь медлить, если Сэврик прикажет меня убить.

Нэра тряхнула гривой:

«В этом не будет нужды».

Часовой заметил, как они спускались с холма, и галопом поскакал в лагерь, чтобы отыскать Пирса. Габрия смотрела, как он исчез среди шатров, и настраивала себя на встречу с Сэвриком. Она должна будет контролировать каждое свое движение и взгляд из опасения, что вождь распознает ее незатейливую выдумку. Она только надеялась, что он не будет слишком внимательно разглядывать рану Этлона, скрытую самодельными повязками. На конце лагеря их встретила толпа, Этлона осторожно сняли с коня и отнесли в шатер Пирса. Габрия не скрывала своего облегчения. Но другие члены клана смотрели на нее с неприкрытой враждебностью. Подошла личная охрана вождя и незаметно окружила ее. Сэврик остановился перед ней, скрестив руки. Его лицо ничего не выражало.

— Как это случилось? — спросил вождь.

Габрия спешилась и глаза в глаза встретила его пристальный взгляд.

— Этлон последовал за мной этим утром, когда я отправился поплавать в ручье, впадающем выше в Голдрин. Пока Нэра и Борей паслись, он вскарабкался на каменный откос у заводи и упал на сломанную ветку.

— Почему? — в вопросе звучало обвинение.

— Я не знаю, — произнесла она так невинно, как только возможно было. — Может быть, камни оказались скользкими. Я только видел, как он упал.

— Почему он последовал за тобой?

Она взглянула на Борея и потрепала его по шее. Слишком детальный рассказ мог звучать надуманно, поэтому она просто сказала:

— Я думаю, он хотел покататься.

Вождь взглянул на двух хуннули, стоящих позади девушки, как будто защищая ее, а затем мучительно долго разглядывал ее саму. Она чувствовала буравящие ее спину взгляды других воинов, ожидающих решения Сэврика.

Прошла минута, во время которой Габрия с трудом подавила желание умчаться на Нэре.

— Спасибо, что привез его назад, — наконец сказал Сэврик. Круг мужчин заметно расслабился. Наблюдающие эту сцену люди начали расходиться, но Габрия все еще стояла на своем месте.

— Это моя обязанность.

Тонкие губы Сэврика сложились в понимающую улыбку, в которой не было юмора.

— Иногда обязанность не принимается в расчет.

Он повернулся на каблуках и пошел от нее, жестом приказав воинам следовать за собой.

Оставшись наедине с лошадьми, Габрия оперлась о плечо Нэры и глубоко вздохнула. Это опасный человек. Сэврик видит многое из того, что люди стараются скрыть. Даже Медб поступил бы правильно, держась подальше от него.

«Сэврик больше не соперник колдуну», — ответила Нэра.

— Что? — Габрия была поражена, — Быть того не может.

«Медб теперь владеет силами, в которых он даже не разбирается, но он быстро учится этому».

Габрия ковырнула каблуком землю.

— Я очень глупая, если думаю, что могу его убить.

Борей повел ухом в ее сторону.

«Если ты еще не отказалась от своего намерения».

— Я не могу этого сделать. По закону клана я должна с ним рассчитаться, — она посмотрела на обеих лошадей, — но я признаю, что мне нужна помощь, вы с Бореем поддержите мою просьбу к Этлону?

«Конечно. Но мы не думаем, что тебе понадобится наша поддержка», — ответила Нэра.

Хуннули затрусили на пастбище, а Габрия направилась в сторону холла. Лагерь гудел как пчелиный улей. Женщины начали огромную работу по укладке вещей, а мужчины готовились к летней перекочевке. Все следы праздника исчезли. День первородства окончился, уйдя в прошлое вместе с дождями и снегом зимы. Теперь равнины манили уставшие от лагерной жизни кланы, а солнце жарко припекало их спины. Они скоро тронутся на место встречи кланов в Тир Самод, месте слияния рек Айзин и Голдрин.

Лорд Медб и клан Вилфлайинг будут там, так же как лорд Брант и его Гелдрин, и другие кланы, пребывающие в нерешительности перед лицом возрастающего влияния Медба. Габрия считала, что Медб, вероятно, предпримет что-то на Совете, когда вожди кланов соберутся вместе. Одна решительная атака может нанести непоправимый вред единству кланов и усилить его претензии на единоличную власть. Но Габрия надеялась порушить его планы, какими бы они ни были, вызвав вождя на поединок. По законам кровной мести смертельный поединок был ее правом. Даже если она не сможет убить Медба, может быть, ей удастся разрушить его замыслы прежде, чем он втянет кланы в войну.

— Габрэн, — остановил ее холодный голос Пирса.

Она увидела его стоящим около его шатра, и ее сердце замерло. Его лицо было мрачным, руки сжимали столб шатра в поисках опоры, а его бледные голубые глаза сказали ей все так же ясно, как слова.

Молча последовала она за ним в шатер. Пирс медленно произнес:

— Это второй раз.

Он отошел в сторону, и она увидела Этлона, лежащего без сознания на койке. Его рана еще не была обработана, и кровавые повязки темными пятнами выделялись на теле. Она начала было что-то говорить, когда вдруг заметила лечебный камень, лежащий на лбу вер-тэйна. Случайные пурпурные отблески все еще мерцали в глубине его.

— О Пирс! — выдохнула она.

— Этлон был поражен Силой Трумиана, — произнес Пирс с ненатуральным спокойствием. — И на этот раз только один ты был с ним.

— Ты все равно не можешь доказать это. Откуда ты знаешь, что я не нашел его таким? — спросила Габрия. Она хваталась за соломинку, и они оба понимали это.

— Ты сказал, что был с ним.

— Не все время.

— Ты не был там? — Пирс взял красный камень со лба Этлона и снова завернул его.

Габрия, нервничая, увильнула от ответа.

— Я привез его домой.

Знахарь вернул камень на место и захлопнул крышку сундука, затем повернулся к Габрии.

— Допустим. Но должен ли я сказать Сэврику, что порез на плече его сына является ножевой раной?

Габрия в панике уставилась на знахаря. Она не сообразила, что Пирс сумеет разобраться в том, чем нанесена рана вер-тэйну. Если он скажет Сэврику правду, никто не поверит, что это была самооборона. Сэврик убьет ее. А если Этлон очнется в состоянии прежнего гнева, ее ждет такая же судьба.

— Скажи мне правду, Габрэн, — внушал ей Пирс. — Я думаю, что это сделал ты, но неумышленно.

— Это было непонимание, — промямлила она.

— И Сила Трумиана?

Внезапно в голове Габрии зазвучали последние слова Этлона: «Колдунья, что ты со мной сделала?» Он это понял! Каким-то образом он почувствовал, что она поразила его не только кинжалом. Ее страх и смущение слились воедино, когда она осознала правду, сокрушающую все ее привычные представления.

— Но я не знаю, как напускать чары! — крикнула она.

— Ты должен посмотреть правде в лицо, Габрэн, — потребовал Пирс. — Ты владеешь силой, и Этлон чуть не погиб от нее. В следующий раз ты можешь убить кого-нибудь.

— Ты ошибаешься. Я не колдун! — она бросила в него последнее слово и выскочила из шатра.

Она в ярости мчалась по лагерю, увертываясь от собак и детей, но слово настигало ее как проклятие. Колдунья. Презренное создание. Это не может быть правдой. Она никогда не чувствовала этой колдовской силы и, боги ведают, она ее не хотела. Пирс не может быть прав, в отчаянии решила она. Он всего лишь чужеземец, и он ничего не знает о ней.

Габрия чуть не сшибла старую женщину, которая несла полные руки свежеокрашенной шерсти, и только тогда успокоилась. Коротко извинившись, она помогла женщине перенести тяжелую шерсть, затем устало побрела в холл. Колдунья или нет, едва ли это будет иметь значение, если Пирс или Этлон раскроют правду о ней.

Еще одна вина ничего не прибавит к ее наказанию. Прохладный полумрак холла был приятен, и, к счастью, большая комната была пуста. Габрия нацедила чашу вина и уселась в ожидании в углу около главного входа. Ей больше некуда было идти.