— Перейдём сразу к делу! — холодно сказал Франк. — Сколько ты хочешь?

Снаружи тяжелыми хлопьями падал снег. Франк сидел за круглым столом её кухни-столовой. Перед ним лежала папка с бумагами. В руках он вертел карманный калькулятор.

— Ты пришёл только для того, чтобы поговорить о деньгах? — печально спросила Сюзанна. Рассыпалась её последняя слабая надежда.

— Да... И, чтобы быть кратким: я не намерен в течение восемнадцати лет выплачивать алименты. Поскольку на мой «порш» нашёлся серьёзный покупатель, я могу предложить тебе пятьдесят тысяч евро отступного. Если согласишься и ты, и опекунский суд, то мы пойдём к адвокату и составим договор.

— Пятьдесят тысяч евро!

— Да. Если ты хорошо разместишь эти деньги и будешь снимать постепенно, частями, это выйдет больше, чем алименты. Ты будешь спокойна за своё будущее, а я буду избавлен от головной боли.

— Ах, Франк, после всего, что было...

— Что? Ты хочешь больше?

— Я не хочу никаких отступных.

— Послушай! Любой юрист подтвердит тебе, что моё предложение абсолютно корректно.

— Я вообще не хочу никаких денег... Франк, почему ты так внезапно порвал со мной? Из-за хромоты?

Он сердито швырнул калькулятор на стол:

— Что за чепуха!

— Или вся причина в твоей свободе? Семья — она ведь ограничивает свободу...

— Что за ерунду ты говоришь! Ради тебя я отказался бы от своей свободы.

— Но тогда почему, — воскликнула Сюзанна, — почему ты меня оставил?

— Ты только использовала меня и мои чувства для достижения своих целей. Вот единственная причина.

Она не верила своим ушам. Взволнованно перегнувшись через стол, она переспросила:

— Я? — тебя? — использовала? Ты бросил меня в тот момент, когда я нуждалась в тебе больше всего. Ты хоть представляешь себе, каково беременной женщине, которую бросил отец ребёнка? Ты о моих чувствах хоть раз подумал?

Эти слова совершенно его не тронули, он смотрел в стол, словно окаменев.

— Я знаю, почему ты забеременела.

— Франк, я этого не хотела!

— Зачем ты лжёшь! Вспомни, как было с презервативом, на который ты в самый решающий момент вдруг махнула рукой. Я подвернулся тебе тогда как раз вовремя. Ты водила меня за нос и провоцировала до тех пор, пока не добилась своего.

— Франк, ну о чём ты говоришь?

— О распоряжении твоей матери.

Сюзанну как громом поразило. Она не находила слов.

После нескольких бесконечно долгих секунд она путано начала:

— Но... я ведь ничего тебе не рассказывала. Никто не рассказывал... об этом... постыдном семейном обстоятельстве. Откуда ты узнал?

— Я тогда не спал, — объяснил Франк, — когда ты говорила с сестрой по телефону. Я прекрасно помню твои слова: Та из нас троих, кто первой родит живого ребёнка, получит родительский дом. И когда ты потом вдруг оказалась беременна... Это же просчитывается, как дважды два. А я-то, придурок, я-то, влюблённый идиот, и впрямь поверил, будто что-то значу для тебя.

Она замотала головой:

— Франк, Франк, это неправда! Я никогда и в мыслях не держала участвовать в этом соревновании. Кроме того, тогда... в грозу... в машине... Это не имело никакого отношения к дому, потому что мои сестры к тому времени были уже четыре недели как беременны! Они сейчас как раз рожают!

— А ты тогда, в «порше», уже знала об этом?

— Нет, но...

— Вот видишь! Ты только после об этом узнала. Да, соревнование ты проиграла! Пришла последней! Дом твой матери уплыл! Ну так пусть тебя утешат мои отступные.

Она наклонилась вперёд:

— Франк, я тебе клянусь, меня этот дом не волновал... Да и отступные свои можешь засунуть себе в задницу! Боже мой, а я-то, несмотря ни на что, продолжала ждать от тебя звонка... все семь месяцев...

В голове у неё всё перемешалось, она искала нужные слова и не находила их. Франк холодно сказал:

— Если всё действительно так, то докажи!

— Как я могу это доказать? Ты просто должен мне поверить!

Он взял свой калькулятор.

— Итак, что у нас с отступными? Берёшь ты их или нет?

— Нет, с деньгами у меня всё в порядке. Алиментов я тоже не хочу. Я старшая акушерка и зарабатываю чистыми тысячу восемьсот евро. Не считая моих курсов для беременных, консультаций, которые я даю, и больничной страховки. Это ещё тысяча евро. Если я в будущем году открою самостоятельное дело, я буду зарабатывать ещё больше. Наш ребёнок никогда не будет ни в чём нуждаться.

— Это впечатляет. И как же ты собираешься совмещать ребёнка с работой?

— У меня будет трёхгодичный отпуск по уходу за ребёнком, на эти три года у меня есть сбережения. А потом возьму няню.

— Это не так просто! У нашего ребёнка есть законные права, и опекунский суд следит за их соблюдением. Твой отказ от алиментов или от отступных не пройдёт, тебе это не разрешат сделать.

Она снова перегнулась через стол:

— Тогда будешь платить каждый месяц сколько сможешь. Я не стану пересчитывать.

— Это для тебя рискованно: мои доходы непостоянны.

— Не имеет значения. Ты не понимаешь меня! Мы говорим на разных языках. Я просто не хочу, чтобы из-за этих дурацких отступных ты отрывал от сердца свой «порш»!

Он удивлённо поднял брови:

— Ты это серьёзно?

— Неужели нет?!

Франк медленно встал и взял свою папку.

— Мне не нравится этот снегопад. Если я сейчас же не уеду, то могу здесь застрять. А я не хочу оставлять мою сестру одну в новогоднюю ночь.

Сюзанна сглотнула. Ей не хотелось отпускать его, но как это сделаешь?

Он стоял в нерешительности, глядя на её большой живот.

— Кто там, мальчик или девочка?

— Мальчик, Франк.

— А ты хотела мальчика?

— Да, хотела... Франк, он шевелится! — Она взяла его руку и провела ею по своему животу: — Вот, прямо здесь! Чувствуешь?

— Да... Он меня пнул.

— Не может быть! Ты его неправильно понял. Это он нащупывает педаль газа, — сказала она с улыбкой.

Франк убрал руку.

— Мне пора... Будь здорова!

Сюзанна сидела как оглушённая. Она слышала, как он надевал в прихожей дублёнку. Сейчас он закроет за собой дверь, сядет в свой «порш» и уедет. Глаза её затянулись пеленой слёз.

Но Франк вернулся:

— Извини, я забыл калькулятор. — Он осёкся. — Сюзанна, ты что, плачешь? — Он подошёл к ней и осторожно снял с неё очки. — Это из-за меня?

Она не отвечала.

Франк отложил свою папку и дотронулся до её щеки тыльной стороной ладони. Он чувствовал, что начинает ей верить.

Раздались хлопки. Сюзанна приподнялась с полу у себя на кухне. Должно быть, она в изнеможении заснула.

— Что это, уже полночь?

Рядом с ней на полу лежал Франк. Неподалёку валялись два опрокинутых стула. Повсюду была разбросана одежда, обувь, бельё, валялись осколки разбитой посуды. От калькулятора остались одни обломки.

Он взглянул на часы:

— Без трёх минут двенадцать! Сейчас наступит Новый год!

— Господи, мы чуть не проспали!

— Где шампанское?

— Какое шампанское?

— Ну ладно, давай хоть морковным соком чокнемся! Боже мой, что тут у нас творится? Какое счастье, что вдова Шток глухая!

— С Новым годом, Франк!

— За нашего сына, милая!

Снаружи опять послышался хлопок.

— Идём скорее к окну! А то пропустим грандиозный вурцельбахский фейерверк.

В воздух с шипением взвилась ракета и взорвалась зелёными и белыми огнями.

— Это был новогодний привет Визенмюллеров, они живут за церквушкой, — сказала Сюзанна. — Но это ещё не всё!

— В самом деле? Я потрясён!

Взлетела ещё одна ракета. Раздалась целая серия хлопков.

Сюзанна комментировала:

— А это Вайднеры. У них два сына-подростка.

Затем последовала ещё одна ракета Визенмюллеров.

— Странно, — рассуждала Сюзанна вслух, — что Риндфляйши не стреляют. Обычно они первые начинают.

— Наверно, их свалило коровье бешенство.

— Погоди еще! Они всего лишь припозднились.

Вверх взлетела уже третья ракета Визенмюллеров. Семейство Вайднеров тоже не дремало и взяло реванш: в небе засверкали разноцветные огни. Наконец и Риндфляйши опомнились и давай стрелять красными и жёлтыми огнями. После пяти ракет установилась тишина.

— Значит, это и был большой вурцельбахский фейерверк? — сказал Франк. — Я восхищён!

— Жаль, Штробели уехали со своими тремя детьми, — защищала Сюзанна честь деревни, — а то было бы ещё больше.

— Как! Ещё больше? Да этот Вурцельбах наступает на пятки мировым столицам!

Среди ночи Сюзанна проснулась от тянущих болей в пояснице. Она протянула руку, чтобы нащупать Франка:

— Проснись, кажется, началось!

— Что? Что началось? — заспанно спросил Франк. — Ещё кто-нибудь запустил ракету?

— Роды! Надо ехать в больницу!

— Но... я думал, до родов ещё четыре недели.

— Что делать, началось раньше! Я не шучу.

Она встала и принялась собирать вещи.

— И это в такую погоду! — ворчал он, натягивая брюки.

Не прошло и десяти минут, как они уже садились в её маленький «форд». Франк сел за руль и попытался завести машину. Она не завелась. Он попробовал ещё раз. Двигатель издал только жалкое жужжание.

— На холоде она иногда барахлит, — нервно сказала Сюзанна. — Придумай что-нибудь, Франк!

— Спокойно! — пробормотал он. — Придётся «прикурить» от моего аккумулятора. У меня есть провода.

— А почему бы нам просто не поехать на «порше»?

— В такой снег!

— Ну и что же? Ты же на зимних шинах?

— Нет, у меня нет зимних.

Она воздела руки к ночному небу:

— Почему, ради всего святого, у тебя нет зимних шин?

— Не мог же я предположить, — он тоже повысил голос, — что окажусь в этом Вурцельбахе... в этой дыре.

— Придётся вызывать «скорую помощь»! Схватки уже регулярные, с короткими интервалами.

— Про «скорую помощь» можешь забыть. Дорога на Вурцельбах завалена снегом. Когда теперь её расчистят? Всё-таки новогодняя ночь!

— Но «скорая помощь» пробьётся!

— Пробиться-то пробьётся как-нибудь. Вопрос только, сколько времени у неё на это уйдёт. А потом ещё сколько она будет ехать до больницы...

— Да, это долго, — в отчаянии признала Сюзанна. — А я уже чувствую, что головка ребёнка дошла до тазового дна. Это означает родовую фазу.

— Тогда берём «порш» и молим Бога, чтобы помог прорваться.

Франк осторожно выехал на деревенскую улицу. Дорога была полностью занесена снегом, в свете фар продолжали мельтешить снежные хлопья. Сюзанна тихо застонала.

Через некоторое время они достигли выезда из деревни и добрались до леса. Франк ехал медленно, тем не менее на поворотах его всё же слегка заносило.

— Как же это могло случиться так быстро? — спросил он, нервничая.

— Этому есть только одно объяснение: наше примирение. Секс вызвал преждевременные схватки.

Он не отрываясь смотрел на дорогу.

— Так бывает?

Она продолжала говорить. Это действовало на неё успокаивающе.

— Каким путем ребёнок возникает, таким и к выходу пробивается. В сперме содержатся гормоны, которые способны стимулировать схватки. Есть ещё другая теория, по которой мышечные сокращения... при женском оргазме... и схватки взаимозависимы. Всё это... несколько часов назад мы и проделали.

— «Суха теория, мой друг...»

—Да нет, Франк... всё это не теория, а практика моей профессии. Вот незадача, я всегда считала, что... знаю уже всё. Но каждая беременность... преподносит новые сюрпризы. Особенно собственная.

Она вскрикнула. Новая схватка пронзила её. Вдруг она почувствовала, что по ногам потекла вода: лопнул околоплодный пузырь.

Они свернули на государственное шоссе. Предельно допустимая скорость здесь была семьдесят. Но Франк ехал не быстрее пятидесяти. Это было самое разумное. Потому что если их занесёт в канаву... Об этом она не хотела думать, чтобы пощадить свои нервы.

Лес всё не кончался. Всё новые повороты, новые схватки — нестерпимые боли, настойчивые, всё с меньшими интервалами. Сюзанна старалась сдерживать потуги. Но на сколько ее хватит?

Наконец они подъехали к деревенскому ресторану возле перевала. В окнах было темно. Туг начались особенно сильные схватки. Она больше не могла удержаться от потуг. Со всем возможным спокойствием она велела Франку остановиться:

— Ребёнок уже выходит.

— Продержись, Сюзанна! Осталось минут десять езды!

— Не успеем.

— Тогда я побегу, выброшу из постели хозяина...

— Франк, останови машину! Нет ни минуты!

Его голос сорвался в панический крик:

— Но не можешь же ты родить прямо в машине! Сюзанна, я понятия не имею, что надо делать! Я не могу видеть кровь!..

— Останови машину!!!

Он затормозил, причитая:

— Боже мой, боже мой, боже мой! За что мне это?! И как я в этой ситуации...

— Замолчи! — крикнула она. — Помоги мне!

Он судорожно вздохнул.

— Слушай меня! Я акушерка, я приняла уже тысячу родов. Вдвоём мы управимся.

— Ну хорошо. Что я должен делать?

Она застонала.

— Помоги мне... Стяни брюки! Теперь трусы! Нагнись ниже! Следи за головой ребёнка! Он выходит!

Сюзанна набрала воздуха, задержала дыхание, напрягла брюшной пресс и диафрагму и стала тужиться изо всех сил. Он светил карманным фонариком, стараясь помочь и не понимая как.

Схватки отпускали и возобновлялись. Она старалась дышать животом, это помогало перенести боль.

— Голова! — воскликнул он. — Голова показалась!

— Тогда он выйдет... следующими схватками, — сказала она не дыша. — Возьми головку обеими руками и следи, чтобы парень не застрял в плечах.

— Полотенце! Где-то у нас было полотенце!

— В сумке, сзади...

Фары горели, мотор работал. Снежные хлопья падали на ветровое стекло и таяли. Как это было красиво! Она вспомнила весну, театр... и застонала:

— Франк, опять!

Ему как-то удавалось держать фонарик. Она тужилась изо всех сил, молясь только об одном: чтобы Франк всё сделал правильно.

Новый приступ болезненных схваток, потом короткие, мощные потуги, которые она сотни раз описывала слушательницам курсов, сотни раз наблюдала в родовом зале, а теперь испытывала сама. Ей казалось, что она должна выдавить из себя арбуз... И тут мужество её покинуло:

— Франк, я больше не могу, помоги же мне наконец!

Он склонился над ней и заглянул ей в глаза:

— Сюзанна, не выдумывай, ты сильная! Сейчас ты родишь этого малыша, сил у тебя хватит!

Она уже ни на что не реагировала, ничего не чувствовала, решив: будь что будет. Вот опять огненная, режущая боль — и головка ребёнка вышла наружу. Всё остальное выскользнуло без усилий, ребёнок покинул родовой канал, и Франк подхватил его. Увидев своего отца в свете карманного фонарика, ребёнок расплакался.

«Это хорошо», — успела подумать она, почувствовала маленькое, тёплое тельце у себя на животе и бессильно закрыла глаза. Через несколько секунд она уже снова пришла в себя.

— Пуповина, — услышала она словно из глубины сна, — что делать с пуповиной, Сюзанна? Перерезать?

Она открыла глаза:

— Ни в коем случае, ребёнок истечёт кровью! Пуповину надо пережать!

— Пережать? А чем? Чем пережать-то?

— Откуда я знаю, мы же не в родовом зале!

Он побежал к багажнику и открыл его. Вернулся со стартовым кабелем, на конце которого болтались мощные клеммы:

— Это подойдёт?

— Да, и скорее в больницу!

Она завернула новорождённого в полотенце, чтобы не замёрз. Франк включил отопление на всю мощь и, немного побуксовав, рванул вперед.

Дорога шла под горку. Вскоре показались первые дома. Внизу, у города, снег на дороге уже не держался, от него осталась одна слякоть. Франк прибавил газу и на скорости сто километров в час промчался мимо таблички с названием населённого пункта.

— Ну, я вам покажу! — победно проревел он. — Вы у меня получите с вашим грёбаным ограничением скорости! Я вам ограничу скорость!

Она почувствовала, как тёплая кровь струйкой потекла по ногам, и прижала к себе своего маленького сына. Что-то с ней было неладно.

— До окружной больницы не дотянем, Франк! Сворачивай к госпиталю Святого Духа, это ближе.

— Как, хочешь сдаться конкурентам?!

— Быстрее, Франк, быстрее!

Дважды просить его об этом не пришлось.

Он прибавил скорость прямо на повороте, гоночный мотор взревел, Сюзанну отбросило на спинку сиденья. Он гнал по пустынной главной улице со скоростью сто тридцать километров в час.

— Вся местность заражена радарными ловушками! — эйфорически вопил он. — Но пусть они сегодня все подавятся! Сегодня я смеюсь этим булям в рожу прямо при исполнении! Йа-а-ха-ха!

Он был словно под дозой и мчался сто пятьдесят прямо на радар, установленный над улицей. Когда сверкнула фотовспышка, он поднял вверх кулак и триумфально показал полиции средний палец.