Нож начал слоняться по Тиргартену и безобразничать. Превратив в западню для мышей их собственную нору, он шёл и думал, что бы ещё натворить. Молодая берёзка белела гладкой корой. Нож стал надрезать её, удлиняя глубокую борозду. Рана причиняла берёзке страшную боль, по коре потёк сок. Это были слёзы деревца. А злодей и не собирался прекращать своё занятие, как вдруг с аллеи донеслось:

– Я вызову полицию!

Приближалась разгневанная пожилая женщина, и Нож трусливо убежал. Старушку зовут госпожа Розенблюм. Она ненавидит всяческое зло. Живёт она вблизи Тиргартена и любит появиться здесь на прогулке в новой шляпке. К каждой она прикалывает цветок, но только искусственный. Будь это в её воле, ни один живой никогда не был бы срезан. Более всего госпоже Розенблюм нравятся розы.

Когда Нож обратился в бегство, Зажигалка, Булочка, Котлетка и Шашлык были невдалеке. Они только что подошли.

«Какая молодец – эта дама!» – мысленно воскликнула Зажигалка. Выйдя из-под куста жасмина, она почтительно представилась госпоже Розенблюм. То же сделали Котлетка и Булочка. Девушки говорили даме, как они рады её поступку. Та старалась не выдать смущение.

Шашлык чуть было тоже не оказался тут, но предпочёл остаться за кустом. «Несомненно, она достойна симпатии, – думал он о старушке в шляпке, – но не вызовет ли у неё мой вид аппетита?»

Тем временем Нож, убегая, очутился в чаще, где его остановило тихое, но крепкое ругательство. Из зарослей папоротника поднялся детина с красным носом и таким животом, что любой бы изумился: «Вот это брюхо!» Казалось, в нём могли уместиться пара откормленных индеек и гусь в придачу. Под стать брюху был большущий рот с толстыми губами.

Не так давно детина жил в деревне, где все знали его как отъявленного браконьера. Он подстреливал косуль, ланей и других животных, на которых запрещено охотиться. Ненасытно вылавливал рыбу из водоёмов, расставляя сети и подводные ловушки – верши. Пруды, где раньше рыба так и играла, пустели. Браконьер не раз попадался. Грубый и бесстыжий, тут он начинал лить слёзы и жалобно просить, чтобы его помиловали:

– Мой желудок усохнет за день без жареной щуки и дичи.

Неисправимого типа прозвали Съем Всё. У него забрали ружья, капканы, сети и прочие орудия браконьерства. А как присматривали! Ему пришлось вести честную жизнь. Несчастный затосковал до того, что водка, которую он любил не меньше дичи, нисколько его не веселила.

Он слышал о Тиргартене: там во множестве водятся дикие кролики, от роду не видавшие охотников. В озёрах и протоках всплескивают жирные карпы. Здесь полно непуганых уток разных пород. «Уж где я сумею не остаться без добычи», – мечтал браконьер, представляя, как на берег к нему выходят утки, привыкшие, что люди их подкармливают.

Съем Всё переселился в Берлин.