Площадь Джека Лондона в Окленде – вовсе не площадь. Может, когда-то она и являлась таковой, но теперь это – широкая набережная, дугой охватывающая закрытую бухту. Высокие деревья, расцвеченные яркими огнями, смотрят на просторные лужайки, окаймленные дорожками из розового кирпича. За лужайками тянется длинный ряд шикарных трехэтажных зданий в неовикторианском стиле. Там и сям небольшими группами разбросаны крошечные магазинчики и рестораны с верандами, купающимися в мягком свете газовых фонарей.

Мне показалось, будто я попал в мир грез об ушедшей эпохе. Все здесь было как в сказке – слишком прекрасным. Широкие аллеи с фланирующими парочками, галереи и даже летние беседки. Единственный транспорт – редкие велорикши. Серебристая музыка – едва слышный перезвон волшебных колокольчиков – плыла над водой.

Я рассматривал массивную бронзовую табличку на бетонной мемориальной доске. На ней была изображена большая стрела, указывающая прямо вниз, в землю; надпись над стрелой гласила: «Ты – здесь!» А чуть ниже буквами помельче: «Гертруде Стайн» 1. Я пожалел, что рядом нет никого, кто объяснил бы мне, что это значит.

1 Стайн Гертруда (1874 – 1946} американская писательница, умерла и похоронена в Париже.

Поправив ружье, я пошел дальше. Ресторан располагался в конце набережной. Он назывался «Этот хрустальный замок» – вычурная стилизация с барочным фронтоном и куполами, золотым орнаментом и цветными витражами. Он мерцал и переливался опаловым, золотистым и красновато-розовым светом, как волшебный дворец. Когда я подошел ближе, послышались звуки струнного квартета. Похоже на Моцарта.

Хотя внутри светился всеми оттенками изумрудов и золота. Пожалуй, все чересчур уж назойливо намекало на высокий класс заведения, но я и так понял, что оно не из дешевых – официантами работали люди. Костюм метрдотеля напоминал ливрею привратника из страны Оз. Он попросил меня оставить ружье, но я угрюмо взглянул на него и сообщил, что нахожусь на круглосуточном дежурстве. Он отвесил подхалимский поклон и посторонился. Лиз еще не появилась, поэтому я отправился в бар.

Забавно, как реагируют люди на красный берет Спецсил.

Полутемный бар навевал непристойные мысли. Канделябры на стенах, отделанных полированным дубом и пурпурными бархатистыми обоями, как старые добрые свечи, излучали мягкий золотистый свет. За стойкой висело дымчатое зеркало, не позволяющее рассмотреть твою пьянеющую физиономию.

В ожидании Лиз я занялся изучением карты коктейлей. Многие напитки были мне незнакомы. Что такое, к примеру, «Резиновый червь»? Или «Кожаный помощник»? Или «Месть водопроводчика»?

Запищал мой телефон. Я снял его с ремня и раскрыл.

– Маккарти слушает.

– Джим? – Голос Лиз.

– Привет. Ты где?

– Да вот, застряла на совещании благодаря тебе. – Вее голосе сквозило раздражение. – Похоже, на целый вечер.

– Когда ты освободишься? Я подожду.

– Бессмысленно. Они послали за сандвичами. В ближайшие часы мы не закончим. Ты вскрыл, извини за выражение, целое гнездо червей. Наше свидание придется отменить.

Я не находил вежливых слов для ответа.

– Джим?.. Где ты?

– Э… Я здесь. Парочка громадных омаров передает тебе самую искреннюю благодарность.

– Мне очень жаль, Джим, правда.

Но сожаление в ее голосе отсутствовало.

– Как насчет завтрашнего вечера?

– М-м… Нет, не получится. Слушай, я тебе позвоню, договорились?

– Ладно. Пусть будет так.

– Что-то случилось? – спросила она. – Чувствую по твоему голосу.

Пришлось признаться.

– Да, я расстроился. Я действительно ждал этого вечера.

– Джим, мне надо бежать, – быстро ответила Лиз. – Обещаю, что у нас будет все в порядке. Я тоже этого хочу.

Она отключилась.

А я стоял и удивлялся противоречивости своих чувств, испытывая одновременно и горечь и радость. В голове крутились ее слова: «Обещаю, что у нас будет все в порядке, Я тоже этого хочу».

Эти четыре слова могли надолго сделать меня счастливым. Только на что убить сегодняшний вечер мне и моему вместительному желудку? Я повернулся к стойке и за-казал «Зеленого слизня». Слизень оказался длинным. И зеленым. И очень крепким. Кости мои размягчились. Я прикинул, сколько потребуется, чтобы расплыться скользкой зеленой лужей, и заказал вторую порцию, рас-сматривая бар.

Глаза китаяночки сияли. Прежде всего я обратил внимание на то, как она на меня смотрит. Потом заметил талию, тоненькую и хрупкую. Потом руки, нежные, как орхидеи. Потом снова глаза – она смотрела так, будто знала что-то такое, о чем я не догадывался.

Она поплыла в моем направлении. Сердце екнуло и замерло. Мужчины, да и многие женщины тоже, не сводили с нее глаз. Ее шелковое платье было таким красным, что этот цвет следовало бы запретить. А походка как у нее преследовалась законом в тридцати семи штатах. Один парень так потянулся ей вслед, что едва не свалился с табурета.

Она остановилась рядом. Какой бог улыбнулся мне?

– Чем могу служить? – спросил я.

Ее улыбка стала еще обольстительнее. Она облизнула губы.

– Интересно, какого калибра ваше ружье? – И призывно прикоснулась к стволу своим нежным пальчиком.

У меня пересохло во рту, язык словно парализовало.

– Э-э, – наконец выдавил я. – Строго говоря, у него нет калибра. Оно стреляет одиннадцатигранными иглами со скоростью четыре тысячи штук в минуту. Кучность стрельбы примерно два и восемь десятых сантиметра… – Мой язык машинально выталкивал слово за словом, но сам я оцепенел, пронзенный ее улыбкой. Она не сводила с меня глаз.

Она завораживала. – Э… Оно, как правило рвет цель в клочья, но это даже лучше, когда сражаешься с червями.

– У вас невероятно зеленые глаза. – – Да?

Я сглотнул.

Она скользнула на табурет рядом со мной. Кто-то в другом конце бара застонал. Я боялся упасть замертво от недостатка мозгового кровообращения.

Бармен моментально подлетел к ней.

– Что прикажете, мисс?

Она даже не взглянула на робота.

– Я буду пить…"Розовую бабочку" – Она все еще не спускала с меня глаз, а меня добил звук ее голоса. Я испугался, что пушу сейчас слюну.

Робот поставил перед ней что-то розовое и холодное. Я не знал, что делать дальше, поэтому растерянно улыбнулся.

– Прошу прощения за дерзость, но все китайские девушки, которых я встречал, были ужасно… застенчивыми, не такими… смелыми. Вы правда китаянка?

– Китаянка? – Поморгав, она мило смутилась. Потом открыла свою сумочку и посмотрелась в зеркальце. – Боже мой, вы правы! Я – китаянка! – И удивленно воскликнула: – Что я скажу маме?

– Вашей маме? Разве она не знает? Девушка рассмеялась.

– Откуда? Я сама только что узнала.

Я уставился на нее – это уж слишком. Реальный мир расползался на куски.

– Я… э.., в общем-то не собирался здесь засиживаться, мисс… Я, наверное, пойду…

– Нет, подождите. – Она взяла меня за руку. – Простите, Джим.

– Что? – Я замер и снова уставился на нее. – Мы знакомы?

Она встретила мой взгляд смущенно, но глаз не отвела.

– Мы встречались.

Я внимательно изучил ее лицо – почти идеальный овал, высокие скулы и блестящие миндалевидные глаза. Рот широкий, но не слишком. Волосы ниспадали на п|лечи, как черное шелковое кружево. Я мог поклясться, что никогда раньше ее не видел.

Такое лицо я бы запомнил. И все же не мог отделаться от странного ощу-щения.

– Кто вы?

Она улыбнулась.

– Если я китаянка, то обязана быть загадочной, непостижимой. Разгадайте меня.

Теперь внутри зазвенели разом все колокольчики тревоги, но по-прежнему я ничего не мог понять.

– Как вас зовут?

– Можете называть меня Тэнджи.

– Тэнджи. Это китайское имя?

– Нет. Я ведь не китаянка.

– Нет? Кажется, вам следует снова посмотреться в зеркало.

– Вы все еще не догадались? Я намекну.

На какое-то мгновение лицо ее стало пустым, потом снова ожило.

– Ну, теперь поняли?

– Что это было?

– Я связывалась с терминалом. Я нахмурился.

– Так вы?..

– Да, телепат. Что-нибудь не так?

– Нет. Просто я растерялся. – И тут меня осенило. Она улыбнулась:

– Вы должны следить за мимикой. Когда вас застают врасплох, физиономия становится очень смешной.

Наконец понимание происходящего выкристаллизовалось. Я схватил ее за плечи.

– Ах ты, сукин сын!

– Привет, Джимбо! – непринужденно бросила она.

– Я должен был догадаться! – Рот мой раскрывался я закрывался, как у рыбы, выброшенной на берег. Наконец удалось слепить фразу: – Тед! Тэнджи! Теодор Эндрю Натаниэль Джексон! Ах ты, паразит! – На нас глазели, но мне было все равно.

Она – или он – улыбнулась.

– Ты не поцелуешь старого друга?

– Поцеловать тебя? Я тебя должен поцеловать?.. – разжав руки, я беспомощно брызгал слюной, не в состоянии подобрать слова.

– Вот это да, Джим! – Она – или он – подмигну-ла – Ты такой милый, когда сердишься.

В. Как хторране называют послед?

О. Десерт.