Вертушка на час опоздала, и прошел еще час, прежде чем мы поднялись в воздух. А потом оказалось, что почти над всей Ютой свирепствует весенняя гроза, и пилот решил обойти ее с юга. Так что Калифорния ожидалась только к рассвету.

Единственным чтивом на борту была тетрадка с инструкциями, да и то неполными.

Чтобы прочесть их, хватило двадцати минут. Там содержалась только общая информация и ни единого слова о задании. Ничего нового для себя я не обнаружил: заражение червями шло быстрее, чем мы их уничтожали.

Впрочем, одно любопытное примечание в инструкции имелось. В данный момент в Окленде держали в неволе двух хторров, но не знали толком, что с ними делать.

Их поведение не укладывалось ни в какие рамки. Вот в примечании и говорилось, что необходим специалист по хторранам, знающий их нормальный образ жизни. 'Испытание Тьюринга – заочный диалог с неизвестным собеседником – человеком или ЭВМ. Предлагается определить, с кем вы беседуете. (Здесь и далее примеч. перев.) Я указал Дьюку на это словечко – «нормальный». Он тоже фыркнул.

– Чушь, если кого-то интересует мое мнение.

Затем закрыл глаза и, похоже, снова погрузился в сон.

Завидное хладнокровие. Сам я не могу спать в воздухе, только дремлю, постоянно просыпаясь от любого шума, малейшего стука или толчка; даже изменение гула моторов тут же будит меня. Из самолетов я всегда выхожу из– мочаленным.

Я смотрел в иллюминатор на отдаленные сполохи. Гроза разыгралась всерьез.

Громадные тучи высились как стены гигантского каньона. В лунном свете они переливались зловещей синевой. Каждые несколько секунд молния раскалывала клубящееся облако, освещая все небо. Прекрасное и жутковатое зрелище.

Интересно, что сейчас чувствуют люди на Земле? Если там, конечно, кто– нибудь еще остался. Мы – планета случайно уцелевших, отчаянно копошащихся, чтобы протянуть до следующего урожая. От семидесяти до девяноста процентов (точно подсчитать невозможно) человечества умерло за первые три года. Уже нельзя выяснить, сколько погибло от эпидемий, а сколько от сопутствующих катаклизмов.

По неподтвержденным слухам, кривая самоубийств по-прежнему ползла вверх.

Иногда я тоже об этом подумывал. Когда все потеряно и не из-за чего жить…

Хотел бы я знать, насколько близок к этому…

Полет затянулся. Поднимающееся солнце уже окрасило горизонт, когда вертолет пошел на посадку. Я устроился по левому борту, чтобы посмотреть на Сан-Франциско, но увиденное разочаровало – я ждал чего-то более страшного.

Говорили, что город по-прежнему в ужасном состоянии. Разумеется, я видел записи, но на экране все выглядит иначе. Мой отец умер в Сан-Франциско.

Ладно, пусть не умер, а пропал без вести…

На земле нас ждала машина, но сначала мы прошли обязательный обеззараживающий душ (кто знает, какие возбудители все еще витают кругом), а потом ждали, пока нам сделают прививки.

Словом, только через час мы оказались в джипе, направлявшемся на юг. Водитель отсутствовал – машина и так знала дорогу. На экране светилось стандартное приветствие, которое мы с Дьюком проигнорировали, в термосе был чай, в термостате булочки. Чай оказался чуть теплым, булочки – черствыми.

Джип доставил нас в офицерскую гостиницу Специальных Сил – бывший центральный оклендский отель «Холлидей Инн».

– Наверное, ничего хуже не нашлось, – прокомментировал Дьюк.

В гостинице нам не встретилась ни одна живая душа. Вся прислуга состояла из парочки терминалов, автоматической тележки-коридорного и безмозглого робота, шумно натиравшего пол в вестибюле. Пришлось обходить его, чтобы добраться до конторки.

Терминал пискнул, закудахтал, проверил наши удостоверения личности, выдал пластиковые карточки от номера и пожелал приятного времяпрепровождения. Да, еще он обозвал нас «мистером и миссис Андерсон».

Дьюк и бровью не повел.

– Наверное, он подслушал наш разговор, – объяснял я, пока мы шли следом за тележкой-коридорным. – Понимаешь, все эти машины постоянно болтают между собой, сравнивают полученные команды.

И осекся под косым испепеляющим взглядом Дьюка. Когда же я наконец усвою, что он терпеть не может подобные фокусы?

– Приведи себя в порядок, и побыстрее, – распорядился Дьюк.

– А поспать?

– После войны отоспишься, понятно?

Возразить было нечего.

Горячий душ и бритье как замена шестичасового сна уступают лишь сну восьмичасовому. Дьюк вручил мне распечатку инструкций.

– В десять ноль-ноль начинается коллоквиум по хторрам. О чем пойдет речь, тебе в общих чертах известно. Разберись, кто что знает об их поведении в гнезде.

Диски с записью нашей вчерашней операции уже доставлены. Выясни, успели их просмотреть или нет. Мне кажется, мы стали свидетелями перемены в поведении червей. Да, и будь предельно вежлив. Эти ученые ребята при виде мундира сразу начинают кипятиться.

– Будет сделано.

Как ни интересовала меня хторранская экология, я все-таки предпочел бы выспаться. Может, удастся вздремнуть во время докладов, если, конечно, меня не посадят в первый ряд.

Оклендское отделение Экологического агентства Соединенных Штатов пряталось за длинной грядой холмов. Джип натужно ревел, взбираясь по серпантину горной дороги. Когда он выехал на перевал, я увидел внизу здания – сплошь надувные бараки, укрепленные отвердите-лем. Большие, вместительные, они со стороны казались бесформенными. Два десятка блестящих роботов стригли газоны вокруг зданий. Газоны! Я не знал, смеяться над этой блажью или плакать из-за бесполезной траты энергии. Впрочем, густая зеленая трава выглядела неплохо.

В воротах я предъявил документы «церберу». Он про-сканировал их злобными глазками и пропустил меня. Впрочем, эти автоматы и не предназначались для радушного приема. До сих пор я не встретил ни одного человека.

Джип свернул к самому большому бараку, въехал внутрь и остановился перед высокими стальными дверьми и будкой с толстыми стенами и мрачным сержантом.

Джип просигналил. Что-то щелкнуло. Над дверью зажглись красные лампочки. Наружу выдвинулись камеры наблюдения и что-то еще.

Похоже, я их недооценивал. Сержант поднял голову, увидел, что прибыл офицер, и нехотя отдал честь. Потом поманил меня к будке и жестом приказал встать на белую платформу перед ней. После тщательной проверки он дозволил мне приблизиться на пару шагов и изложить свое дело. Сверившись с экраном, он кивнул и нажал на кнопку. Красные мигалки погасли, камеры убрались на место. Их примеру последовали и другие приборы, после чего я вздохнул с облегчением.

Относительным, конечно.

Сержант дотронулся до другой кнопки, и стальные двери с лязгом разъехались, открыв вход в залитый светом лабиринт коридоров, лесенок, площадок, узких лазов. Везде тянулись трубы, виднелись резервуары, выкрашенные в яркие цвета и помеченные буквами и номерами. Казалось, здание забыли разгородить внутри.

Я взглянул на сержанта с тем выражением, которое, по моему мнению, означало вопрос.

Сержант кивнул – стало ясно, что такое он наблюдает не впервые, – и разрешающе махнул рукой. Он указал на длинный безликий коридор и велел держаться красной линии на полу, которая вывела меня в приемную с двойными дверями и…

Дама в белом кителе подняла голову и неодобрительно посмотрела на меня.

– Вы?..

– Маккарти, Джеймс Эдвард. Лейтенант. Спеисилы. Она взглянула на экран терминала.

– В списке вас нет.

– Я прибыл всего пару часов назад…

– Надо проверить.

Она уже подняла трубку, когда я произнес волшебные слова:

– И к тому же я из группы дяди Аиры.

Дама аккуратно положила трубку и, сказав: «Хорошо», – встала из-за стола. Я увидел, что ходить она может только с палочкой.

– Пожалуйста, следуйте за мной.

Мы миновали еще одни двойные двери, потом прошли по коридору (напрасно они так волнуются по поводу безопасности, стерли бы все указатели, и любой шпион тут же заблудится) и попали в небольшой треугольный зал, построенный амфитеатром.

Верхний свет был уже погашен. Ряды кресел круто спускались к занавесу. Перед ним за кафедрой стояла молодая женщина в лабораторном халате. В зале сидело множество мундиров, белых халатов и мрачных физиономий. Я начал присматривать кресло поудобнее в последнем ряду, как вдруг женщина на сцене сказала:

– Садитесь поближе, лейтенант, здесь есть места. Ее лицо показалось мне знакомым.

Я поплелся в первый ряд. Проклятье!

– О-о, Маккарти! Спецсилы нельзя не узнать. Теперь я тоже узнал ее и улыбнулся в ответ, впрочем, довольно кисло. Ее фамилия была Флетчер, хотя однажды она представилась мне как Лукреция Борджиа. Имени я не знал. Она подождала, пока я усядусь, и сказала:

– Рада вас видеть снова, лейтенант.

Сосед с любопытством посмотрел на меня. От смущения я не знал, куда деваться.

– Ну ладно, – сказала Флетчер. – Продолжим. Доктор Аббато из Каирского университета поднял очень интересный вопрос, касающийся ниши гастропод в их родной экосистеме, что открывает весьма перспективное направление исследований.

Надеюсь, что наше сообщение, – тут она позволила себе улыбнуться, – окажется полезным для вас. 'Гастроподы – брюхоногие моллюски.

Я положил локоть на поручень кресла, оперся подбородком на кулак и постарался сделать вид, что не сплю.

Доктор Флетчер, длинноволосая брюнетка с высокими скулами, носила очки в тонкой оправе и выглядела не уродливой, не красивой, а обычной ученой дамой. Умной.

Мне даже показалось, что она нарочно выбрала такую маску.

– Доктор Аббато задался вопросом: какая окружающая среда могла породить существ, подобных хторран-ским червям? На что похожа их родная планета? Это отправная точка его рассуждений. На сегодня ответы таковы: на Хторре несомненно повышена гравитация. Мускулатура хторранских животных, плотность их раковин и скелетов, жесткость стеблей хторранских растений и так далее – все говорит о том, что либо среда их обитания более плотная, либо сила тяжести там больше, либо все вместе.

Всего несколько слов по поводу гравитации. Нам кажется, мы довольно точно оценили массу планеты Хторр, используя модифицированные уравнения Стернб-хаПроуберта, в которые мы подставили данные по адаптации хторранских видов к земному тяготению. Сила тяжести на Хторре на десять-пятьдесят процентов превосходит земную.

Верхний предел, скорее всего, немного завышен, но мы намеренно задали более широкие границы погрешности. Так мы поступаем всегда, когда дело касается Хторра.

Флетчер вернулась к конспекту.

– На Хторре должна быть более плотная атмосфера, но выяснить ее состав пока не удалось. Впрочем, хтор-ранские растения и животные на редкость успешно извлекают кислород из земной атмосферы, поэтому можно предположить, что в хторранском воздухе меньше свободного кислорода. Мы считаем, что звезда хторранской системы – красный гигант. Она очень старая и, возмож– но, находится накануне вспышки сверхновой. Хторран-ские растения, похоже, предпочитают красный свет, причем глаза хторранских животных лучше приспособлены к длинноволновой области красного спектра.

И наконец, мы думаем, что хторранская экосистема по крайней мере на полмиллиарда лет старше земной. Это означает – если, конечно, эволюция на Хторре шла тем же путем, – что тамошние аналоги земных млекопитающих, а может, и более прогрессивные организмы, уже ходили по поверхности Хторра, когда наша планета могла похвастать лишь бесформенными комочками слизи, не сохранившимися даже в ископаемом состоянии. Иными словами, в эволюционной гонке хторранская экосистема имеет фору в полмиллиарда лет.

Я старался подавить зевоту. Все это было мне известно. Доктор Флетчер повернулась ко мне:

– Через пару минут мы доберемся до более интересных вещей, лейтенант. Постарайтесь не заснуть.

Я вспыхнул. Флетчер продолжала:

– Если на Хторре действительно шли те же эволюционные процессы, то на планете должна была сложиться длинная и напряженная пищевая цепь. Взяв в качестве модели экосистему нашей планеты – а ничего другого у нас нет, – мы увидим, что эволюция представляет собой процесс постоянного прибавления новых звеньев к пищевой цепи. Так, пресмыкающиеся произошли от рыб, чтобы поедать их, а потом друг друга.

А что идет после млекопитающих? И после тех существ, которые следуют за млекопитающими? Что бы ни шло после, эти организмы, по всей видимости, правят Хторром. Какими бы эти организмы ни были, они должны занимать самую верхнюю ступеньку в их пищевой цепи. Такова исходная гипотеза. Я дам вам минуту, чтобы продумать ее. Отсюда вытекают интересные следствия. Одно из них развил доктор Аббато.

Некоторое время доктор Флетчер изучала заметки, потом подняла голову и улыбнулась.

– Следствие заключается в том, что верхнюю ступеньку пищевой цепи должны занимать мыслящие организмы. Иначе и быть не может. Судите сами, новые виды всегда появляются, чтобы кормиться старыми. А чем еще им питаться? Организмы, занимающие высокие уровни в пищевой цепи, должны быть хищниками. А у хищников как раз вероятнее всего можно ожидать появление разума. Наверное, всем знакомо известное выражение доктора Коэна: «Хищник обязан быть умным, а чтобы щипать траву, много мозгов не требуется».

Послышались вежливые смешки – шутка была с бородой. Но Флетчер не интересовала реакция аудитории. Она энергично продолжила:

– Ясно, что чем выше положение хищника в пищевой цепи, тем выше его интеллект.

Следуя логике, мы полагаем, что разум скорее всего мог развиться у всеядных самого высшего уровня. – Тут доктор Флетчер лукаво улыбнулась. – Разумеется, мы признаем, что были до некоторой степени пристрастны, когда сделали это допущение. Как-никак, мы с вами единственное тому подтверждение, других пока нет. Но, думаю, именно такими окажутся мыслящие организмы с Хторра… Когда мы встретим их. Ожидается, что это будут по меньшей мере самые хитрые и изощренные хищники из всех хторранских жизненных форм. И конечно же первое впечатление, которое мы можем на них произвести, учитывая дополнительные полмиллиарда лет эволюции и устройство нашей экосистемы, это впечатление жертвы – пищи для хищника более высокого уровня. А может, просто легкой закуски или в лучшем случае завтрака.

В действительности их преимущество в полмиллиарда лет дает нам основание предполагать, что и остальные представители хторранской экосистемы поведут себя подобным образом. Для них мы не более чем источник энергии… Возможно, не очень удобоваримый, точнее, не такой эффективный, как те, к которым они привыкли. И может, поэтому они вынуждены сжигать это топливо, то есть нас с вами, в таких больших количествах. Между прочим, ничто так не поражает в хторранских животных, как их прожорливость. Отсюда вытекает, что хторранская экосистема производит огромное количество корма для своих господствующих видов.

С учетом всего этого мы предположили – к такому же выводу пришел и доктор Аббато, – что те виды хторранских организмов, которые мы наблюдали до сих пор, являются лишь авангардом будущего широкомасштабного вторжения. Не важно, обладают агрессоры разумом или нет, но уже известные нам организмы служат для них источником жизни, мы не увидим следующей волны вторжения до тех пор, пока этот источник не будет внедрен основательно и надежно. К слову сказать, наша милитаризация направлена вовсе не на полное уничтожение пришельцев. Для этого пока не хватает ни средств, ни знаний. Может, когда-нибудь они появятся, а до тех пор мы будем стараться нарушить взаимосвязь между их видами. Впрочем, вновь вернемся к гипотезе доктора Аббато. Доктор ставит вопрос так: если все эти предположения верны, то каково место брюхоногих в хторранской пищевой цепи?

Какова их функция?

Сомневаюсь, что Флетчер знает ответ, а если и знает, то вряд ли мы доберемся до него сегодня. Я украдкой взглянул на часы.

– Это один из тех на первый взгляд безобидных вопросов, задумавшись над которым мы начинаем понимать, что на деле он влечет за собой смену парадигмы.

Заставляет заново переосмыслить все наши знания. Поэтому будьте внимательны.

Вы, лейтенант, тоже.

От нее положительно ничего нельзя скрыть! Отныне с первыми рядами покончено раз и навсегда.

– Мы предполагали, что черви – вершина хторранской пищевой цепи, по крайней мере известной нам части. До сих пор мы не встретили хищника, питающегося червями. Правда, учитывая прожорливость червей, лично я сомневаюсь в нашем желании встретиться с хищником следующего уровня. Ведь и сейчас неизвестно, как справиться с нашествием. Однако если черви являются высшим звеном пищевой цепи, тогда они должны быть разумными, что пока не подтверждается. Напротив, накопилась масса данных, говорящих об обратном. Таким образом, мы почти уверены, что пожиратель червей либо еще не появился, либо никак себя не проявил. И снова мы возвращаемся к вопросу доктора Аббато: что такое черви?

Между прочим, они, похоже, не укладываются в рамки своей родной экосистемы.

Например, чем они питаются?

«Людей жрут», – мысленно ответил я, но вслух ничего не сказал.

– Нам не удается установить виды, которыми они питаются, – продолжала доктор Флетчер. – Да, конечно, мы видели, как они пожирали тысяченожек и другие хторранские организмы – этого и следовало ожидать, – но в основном черви питались земными формами: коровами, овцами, лошадьми, собаками… и, увы, людьми.

Мы измерили потребность в белке червя среднего размера и подсчитали, сколько тысяченожек и прочих организмов он должен сожрать, чтобы синтезировать достаточное количество белка. Соотношение оказалось просто нелепым. Червь сдохнет с голоду, если будет питаться только тысяченожками, ползучими кустами и прочим. Эти формы занимают в хторранской пищевой цепи слишком низкое положение, чтобы служить основным источником пиши для червей; черви и эти виды не связаны отношением «хищник – жертва». И если пищевая цепь, как мы ее понимаем, в данном случае все-таки существует, то в ней пропущено несколько звеньев:

Невольно возникает вопрос: если черви – хищники, то где существа, которыми они должны питаться? Доктор Аббато выдвинул на этот счет очень интересную, хотя и неприятную для нас с вами гипотезу: эти существа – люди.

Ого! Я выпрямился в кресле. Доктор Флетчер подождала, пока шум в аудитории стихнет, потом обвела слушателей взглядом и быстро указала на кого– то позади меня.

– У вас вопрос?

Я обернулся и увидел высокого хмурого человека в форме полковника. Его губы были поджаты. Меня всегда интересовало, проходят ли полковники специальные курсы по усовершенствованию подобной мимики. Полковник спросил:

– У вас есть доказательства?

Доктор Флетчер кивнула и в задумчивости потерла ладонью шею. Казалось, она колеблется, как лучше ответить – кратко или развернуто. Она перевела взгляд на зал.

– Итак, вопрос: почему мы уверены, что задача червей – людоедство? Ответ: потому что именно этим они и занимаются.

– Я ждал совсем другого ответа, – заявил полковник. Флетчер согласно кивнула.

– Да, знаю, это звучит как отговорка. Прошу прощения. Но доктор Кимсей суммировал все многообразие поведения животных в одной фразе: «Неестественно только то, чего они не могут делать». Если бы черви не могли пожирать земные формы, они бы этого не делали.

Я вздрогнул. Все верно, даже чересчур. Осознав это, я почувствовал, как свело желудок.

– Доктор Аббато сделал очень интересный вывод из этого факта, закономерно предположив, что черви действительно созданы для расчистки высшего трофического уровня в земной экосистеме. Они специально нацелены на пожирание людей, уцелевших после эпидемий.

Желудок мой сжался до размеров булавочной головки. Следующих слов я почти не слышал.

– По мнению доктора Аббато, черви вряд ли являются пищей для следующей волны пришельцев. Любое существо, способное пожирать червей, должно быть настолько специализировано для этой цели, что оно не нуждается в разуме. Исходя из этого, доктору Аббато не оставалось ничего иного, как предположить, не являются ли сами черви теми разумными существами, которые стоят за вторжением?

Я покачал головой. Мне ответ был известен: ни под каким видом. Да, черви грозные твари. Но создатели звездных кораблей – едва ли.

Доктор Флетчер продолжала:

– Итак, большинство уже знает, что никаких данных в пользу этой гипотезы нет, но доктор Аббато просил нас хотя бы на минуту допустить такую возможность, ибо только так можно понять последствия. Допустим, что большинство брюхоногих, с которыми мы сталкивались, на самом деле – дикие хторры. Допустим, что эти неприрученные особи принадлежат к видам, обладающим гораздо более высоким уровнем интеллекта, чем мы предполагаем. Кроме того, мы можем проверить это здесь, в Окленде. Наблюдается очень широкий разброс в поведении червей, которых поймали живьем. Некоторые из них чрезвычайно сообразительны, тогда как другие, внешне идентичные, имеют настолько низкий уровень интеллекта, что кажутся задержавшимися в развитии. Таким образом, достоверно известно, что черви способны на весьма разумное поведение, несмотря на то… что в естественных условиях они его не демонстрируют.

Дикие хторры? Это новый поворот. Теперь я окончательно проснулся. Боже мой, какими же должны быть цивилизованные черви?

– Но, – громко сказала Флетчер, – то же самое относится к любому другому виду организмов, который, возможно, питается червями. Черви чересчур эффективны как хищники, чересчур специализированы. Они не нуждаются в разуме. Так что же, мы вновь вернулись на круги своя? Не совсем.

Для пущего эффекта она выдержала паузу. В зале стояла гробовая тишина, все замерли, боясь пропустить хоть слово.

– Доктор Аббато предположил, что черви являются видом-помощником и в конечном итоге выполняют некую вспомогательную функцию для настоящих захватчиков. – Флетчер снова помолчала, обведя взглядом аудиторию. – Вы понимаете? Черви – это домашние животные! По мнению доктора Аббато, они как бы аналог овчарки. Их задача – охранять собственность вида-хозяина.

Я скорчился в неудобной позе, не желая этого признать. Желудок разрывало от боли.

– Если это так, – сказала доктор Флетчер, – то червей можно приручить. – Она помолчала и посмотрела в зал. – Подумайте только, какие возможности открываются.

Если удастся… Возможно, мы сумеем превратить их в союзников. Может быть, даже сумеем использовать червей как первую линию обороны против тех разумных существ, которые их сюда заслали.

В этом я сомневался, но Флетчер полностью завладела моим вниманием. Сейчас меня не выбили бы из кресла ни хороший заряд динамита, ни боль в животе, ничто на свете.

–"Как приручить червей?" – спросите вы. Но давайте поставим вопрос шире: как вступить в контакт с червем? И возможен ли контакт вообще? Расширим вопрос больше: насколько разумны черви? Вот что необходимо выяснить в первую очередь. Это и будет главной целью сегодняшней демонстрации.

Что такое? Демонстрация? Неужели я что-то проспал? Флетчер перенесла кафедру в правый угол сцены.

– За занавесом находится особь, с которой мы сейчас работаем. Мы назвали ее Крошкой, но вы, разумеется, увидите совершенно противоположное. Надеюсь, эта демонстрация наглядно ответит на вопрос об уровне интеллекта червей.

Крошку поймали около Мендосено примерно год назад. В то время особь весила четыреста пятьдесят килограммов. Теперь – вдвое больше. Крошка – живое подтверждение феноменального темпа роста гастропод. Кстати, вы, наверное, заметили, что мы стараемся не употреблять местоимения «он» или «она», когда речь идет о хторрах. До сих пор у них не обнаружены половые признаки, и мы не хотим случайным словом навязать вам ложные представления.

Она дотронулась до клавиши на пульте кафедры, и занавес раздвинулся. Амфитеатр возвышался над просторным помещением, залитым розоватым светом.

– Мы подобрали нечто усредненное между земным дневным светом и предполагаемым освещением Хторра.

Доктор Флетчер нажала другую клавишу, и одна из панелей на дальней стене помещения отъехала в сторону, открыв темный проем.

– А вот и Крошка, – представила Флетчер, и из тьмы выполз среднего размера хторр, энергично принюхивающийся.

Он был толстый и красный, с четко обозначенным горбом мозгового сегмента на спине. Его глаза то выдвигались, то втягивались, перекатывались вверх и вниз, ощупывая все вокруг. Червь поколебался, моргнул и замер, уставившись на нас.

И прежде при демонстрации червей у меня складывалось впечатление, что они способны видеть сквозь стекло и знают о наблюдателях снаружи. Теперь появилось то же ощущение. Крошка явно недоумевал. Его длинные темные руки были сложены на мозговом сегменте; клешни слегка подергивались. Казалось, червь с нетерпением ждет чего-то.

– Надо сказать, – продолжила Флетчер, – что Крошка, по сути, еще ребенок, подросток и, как все дети, любит лакомства. Дельфинов мы прикармливаем рыбой, шимпанзе – виноградом, а Крошка любит кроликов.

Она нажала на клавишу, и на задней стене открылась еще одна панель. Там на уровне глаз Крошки в стеклянном ящике сидел жирный коричневый кролик. Под ящиком располагалась сложная система рычагов, зубчатых передач и задвижек. Перед ней находился пульт с набором рычажков и переключателей.

– Это специальное устройство, – пояснила Флетчер. – Головоломка. Каждый рычажок открывает часть замка. Если Крошка сумеет нажать их в правильном порядке, стеклянный ящик откроется, и он получит приз.

Крошка скосил глаза и посмотрел на кролика. Тот сжался в углу клетки. Хторр перекатил глаза и изучил зверька под другим углом. Теперь он походил на забавную детскую игрушку. Я бы улыбнулся, если бы не знал о коварстве червей.

Крошка изогнулся, изучая ящик, его запоры и панель с переключателями. Микрофоны доносили до нас задумчивое пощелкивание его жвал. Затем червь заворчал и придвинулся к пульту с рукоятками и рычажками.

Вот он расправил руки, согнул их дугой перед глазами и потянулся к механизмам.

Словно задумавшись, он поводил руками над панелью, прежде чем выбрать одну из рукояток.

– К вашему сведению, – прокомментировала Флетчер, – Крошка никогда не видел этой головоломки. В опытах мы используем и более сложные, но эта лучше других подходит для демонстрации – червь должен управиться быстро, самое большее за полчаса. Кролику осталось жить совсем немного.

Тем временем Крошка трудился вовсю, поворачивая переключатели и наблюдая за последствиями, поднимал и опускал рычажки, искоса поглядывая на запирающее устройство.

– Как видите, Крошка демонстрирует высокий уровень сообразительности, что, по нашему мнению, свидетельствует о хорошо развитом чувстве пространства. Правда, это опять-таки экстраполяция и не может считаться твердо установленным фактом.

– Можно вопрос? – подал голос тот же хмурый полковник.

– Пожалуйста.

– Сколько времени тратит человек на те же головоломки?

– Хороший вопрос, – поблагодарила Флетчер. – Прямое сравнение мы не проводили, но считаю, что человек тратит не менее сорока пяти минут даже на простейшие из головоломок.

– Вы хотите сказать, что хторры умнее людей?

– Не совсем так, полковник. Просто у них более развита комбинаторная способность. Они должны прекрасно управляться с разными инструментами. Однако, – добавила Флетчер, – на сегодняшний день у нас нет доказательств, что черви их используют. По крайней мере, в естественной обстановке.

Полковник разочарованно хмыкнул. Раздался звонок.

– Ну вот, Крошка справился. Стеклянный ящик открылся.

Крошка ухватил кролика своей темной клешней и высоко поднял. Тот завизжал. Я даже не мог себе представить, как отчаянно способны кричать кролики. Крошка затолкал зверька в открывшуюся пасть. Послышались чавканье и хруст… Червь, издав тихую довольную трель, огляделся в поисках добавки.

Я спиной почувствовал, как содрогнулась аудитория. Наблюдать трапезу хторра – удовольствие сомнительное, а у меня это вызывало еще и неприятные воспоминания.

Флетчер дотронулась до пульта управления. Панель с головоломкой закрылась.

– На решение задачи Крошка затратил двенадцать минут. Сейчас мы подготовили новую головоломку, которая займет у него около двух минут. Может, у кого-нибудь появились вопросы? Пожалуйста.

Поднялся смуглый мужчина. В его речи слышался индейский акцент.

– Я восхищен вашим поразительным исследованием, доктор Флетчер. Скажите, как размножаются черви?

– Извините, но я не могу предложить вам даже гипотезу.

– Доктор Флетчер, почему их называют червями? – спросил плотный румяный здоровяк. – Мне они больше напоминают гусениц. Клянусь, когда-то дома, в Амарильо, я снимал с розовых кустов гусениц и покрупнее.

В зале послышался громкий смех. Доктор Флетчер тоже улыбнулась.

– Впервые мы услышали о червях примерно за год до эпидемий. Вероятно, некоторые помнят – это произошло на севере Канады. Отряд скаутов путешествовал на лошадях. Одна девочка немного отстала от группы, чтобы подтянуть подпругу, и тут на лошадь напало какое-то чудовище. Друзья девочки услышали крики и повернули обратно. Они нашли ее на полпути. Девочка билась в истерике; ее никак не могли успокоить и добились только одного: чудовище напоминает гигантского темного червяка и все время хрипит: «Хтор-р-р! Хтор-р-р!»

Руководитель группы и двое ребят, – добавила Флетчер, – вернулись на место происшествия и нашли наполовину съеденную лошадь, но червя не видели и ничего не слышали.. Королевская конная полиция тщательно прочесала окрестности Скалистых гор, но ничего не обнаружила. Естественно, средства массовой информации превратили все в шутку. Лето выдалось не богатым событиями, поэтому Гигантский Червь Скалистых гор не сходил с первых полос газет несколько дней.

Конечно, когда разразились эпидемии, о нем забыли и не вспоминали до тех самых пор, пока не поняли, что это и ряд других происшествий – предвестники трагедии.

Теперь всем известно, что черви покрыты довольно густым мехом, так что их название не совсем удачно. Но мы полагаем, что мех – лишь один из результатов адаптации хторран к земным условиям. Первые замеченные людьми существа были почти голыми и действительно смахивали на червей. Но, по нашим наблюдениям, в течение трех лет их мех становился все длиннее и гуще. Чем это вызвано, я не знаю. В действительности это даже не шерсть, а антенны. Все существо покрыто нервными волокнами. Прошу прошения за каламбур, но, возможно, теперь мы наблюдаем более чувствительных червей. Хотя – вы правы – они в самом деле больше походят на гусениц.

Флетчер взглянула на дисплей.

– Ну вот, головоломка готова.

Крошка быстро занял место перед еще закрытой панелью. Похоже, его приучили к обязательной второй попытке.

Панель открылась. В ящике сидел новый кролик. Крошка быстро придвинулся и начал щелкать рычажками и переключателями. Теперь его клешни двигались намного увереннее, чем в первый раз.

Прозвенел звонок. Ящик открылся.

По аудитории пронесся вздох.

– Сорок три секунды, – сухо констатировала доктор Флетчер.

Тем временем Крошка с тошнотворным чавканьем пожирал кролика. Я сразу же вспомнил камеру для корм– ления червей в Денвере. И собак. И людей, которым нравилось это зрелище.

Доктор Флетчер подождала, пока Крошка насытится, потом нажала на клавишу, открыв ход в его клетку. Червь послушно заполз туда.

– Крошка оказался на удивление общительным и понимает, что такое дисциплина.

Флетчер убедилась, что червь освободил проход, закрыла клетку и опустила занавес. Затем повернулась к аудитории.

– Как мне кажется, вы получили достаточно исчерпывающий ответ на вопрос, насколько умен червь. Короче говоря, очень умен. К тому же, как вы видели, он поразительно быстро обучается. Наши эксперименты со второй особью доказывают, что поведение Крошки отнюдь не исключение из правил. Второй червь даже сообразительнее. Надеемся, что и другие особи, попав к нам, продемонстрируют те же способности.

В следующий понедельник мы приступаем к новой серии экспериментов, преследующих совершенно иную цель. Мы хотим выяснить, способны ли черви вырабатывать отвлеченные понятия. Концептуализация – ключ к общению. Если черви могут мыслить концептуально, то контакт с ними возможен. Хочу только предостеречь вас от смешивания способности к концептуализации с разумом. Даже собаке свойственны отвлеченные понятия – Павлов доказал это. И наверное, никто из вас не будет спорить, что собакам доступно общение на зачаточном уровне. Когда я говорю об общении с червями, я подразумеваю именно это – на уровне собаки. Речь идет о дрессировке.

Но здесь возникает другая проблема: как добиться того, чтобы червь захотел вступить в контакт? Иными словами, как его приручить? Ваши соображения по этому поводу будут приняты с благодарностью. – Флетчер посмотрела на часы. – Обсуждение доклада в 15.00. Председатель – доктор Ларсон. Благодарю за внимание. Я еле добежал до мужского туалета – меня вырвало.

В. Как хторране называют Голливуд?

О. Завтрак.

В. А Беверли-Хиллз?

О. Плотный завтрак.

В. Что хторранин добавит к плотному завтраку?

О. Рогалик со сливочным сыром и Новую Шотландию.