Вьюга замела окрестности толстым покрывалом тишины и розовой пыли. К утру она превратится в густую вязкую массу, а к концу завтрашнего дня покроется твердой хрустящей коркой.

В оврагах и ложбинах, куда натекут озерца сладкой грязи глубиной с метр и больше, застывшую массу будет почти невозможно разбить. Может пройти целый год, прежде чем она растрескается, раскрошится и в конечном итоге вымоется дождями, но до того времени сахарные пласты будут служить запасами легкоусвояемого белка для любого голодного детеныша червя, только что вылупившегося из яйца. Это чисто хторранское угощение, земное животное обломает зубы или вывихнет челюсть, если попробует откусить кусочек от этого каменного леденца.

Сидя в бронетранспортере, мы следили за происходящим под землей. Дел у нас было более чем достаточно, скучать не приходилось.

Наш тигр ползал вверх и вниз по стенам маточного гнезда, пробуя на вкус, нюхая, трогая, измеряя, записывая, сканируя, исследуя и отбирая пробы всего, что попадалось на пути. Мы брали образцы где только могли. Наши иглы укалывали и пронзали, мы отрезали кусочки от стен, отщипывали от каждого органа. Мы протыкали и Долбили, делали все, что запросто могло спровоцировать гнездо на ответное возмущение. Но его обитатели – эмбриональные представители хторранской экологии – едва реагировали. Очевидно, гнездо имело достаточно плотную изоляцию, чтобы действия тигра могли вызвать роение квартирантов наверху.

Уиллиг тихо сидела на своем рабочем месте, наблюдая, как картина трехмерного изображения гнезда на экране близится к завершению. Зигель и я по очереди следили за неустанными поисками тигра – поставляли Уиллиг сырой материал для ее карты. Рейли и Лопец зашторили наблюдательные фонари наверху и ушли в кормовой отсек немного отдохнуть, если удастся. Они разбудили Локи и Валаду и упали на согретые коллегами койки. Валада с удовольствием потянулась, Локи только почесался и пошел посмотреть, не осталось ли коричневого пойла.

Розовый закат превратился в красноватые сумерки. Красные сумерки погасли, и мы оказались в бархатно-черной колодезной тьме. Внутри гнезда-матки существа неустанно двигались в своем забытьи. Если розовое покрывало наверху и оказывало на них какой-то эффект, это проявлялось не сразу.

– Капитан?.. – окликнула меня Валада со своего рабочего места.

Измученный, я поднялся и, шагнув вперед, заглянул ей через плечо.

– Что там у тебя?

Она показала на один из дисплеев. Несколько серых слизней пытались медленно ползти вверх по туннелю.

– Мне кажется, вы правы насчет того, что эти ребята служат такси. Уже час, как они пытаются преодолеть этот склон.

– Хорошо, но где пассажиры?

– Над этим я тоже поработала. – Валада вызвала на экран новую серию изображений. – Смотрите, это другая часть гнезда. – Серые слизни безжалостно обгладывали край одного из студенистых органов, выделяя при этом столько же, сколько съедали. Вокруг них лежали влажные кучки. – Часть этого добра прилипает к их бокам, – сообщила Валада. – Но, заметьте, они просто заглатывают пищу, не разжевав ее. Хотите пари, что больщинство яиц проходит через их кишечник неповрежденными? Слизни вылезают на поверхность, оправляются, яйца созревают в их дерьме, и новое поколение спокойно может жрать первого встречного.

– Обычное дело для новых поколений, – пробормотал я, думая о другом. – Я награждаю тебя только половиной дополнительного пайка…

– Только половиной? – запротестовала она.

– Ты упустила одну вещь. Как только мы получим возможность просканировать одного из этих маленьких гадов, то увидим – могу спорить на что угодно, – что часть яиц уже проклюнулась в брюхе слизней и вылупившиеся из них твари благополучно пожирают внутренности своих такси.

– Фу. – Валада наморщила нос.

– Согласен, но природа не любит отходов. Особенно хторранская. Если слизни – просто такси, то, как только они попадают на поверхность, их работа заканчивается, так? Что они делают потом? Ждут, пока сдохнут? Это расточительно. Используй их как жратву – и ничего не пропадет даром, даже визг. Мне действительно не терпится посмотреть, что внутри какой-нибудь из этих улиток.

Валада согласно кивнула.

– Мы должны вернуть тигра. Три штуки лежат у него в морозилке.

– Ты права.

Я одобрительно потрепал ее по плечу и пошел вперед, в отсек водителя. Кокпит. Или так называемый мостик. Пока Зигель на вахте, это самое тихое место в машине, а мне нужно было подумать.

Все было выключено и заперто, но даже в режиме консервации отсек оставался активным командным центром. Все семь экранов на передней панели по-прежнему ярко светились, контролируя состояние машины и экипажа. Я постоял немного, изучая показания приборов. Мы находились в довольно хорошем состоянии, учитывая, конечно, наши обстоятельства. Либо Уиллиг, либо Зигель контролировали дублирующие экраны на корме; если случится что-нибудь требующее вмешательства, они сразу заметят.

Я оперся руками на спинку водительского кресла, перенес на них свой вес и проделал разные упражнения на растяжку, чтобы расслабить сведенные мышцы спины, Болело все: голова, спина, ноги, ступни; я постарел раньше времени. И больше не чувствовал себя счастливчиком. Появилось предчувствие, что я не переживу эту войну. Впрочем, ее не переживет никто.

И тем не менее… парадоксальность ситуации заключалась в том, что, хотя оставшееся в живых человечество и оцепенело в ужасе перед погибельным роком, расползающимся по коже планеты, мы по-прежнему сохраняли способность эмоционально отделять себя от страха и таким образом могли оценить красоту невероятной хтор-ранской экологии. Я еще не встречал ученого или техника, которого не восхищала бы работа механизмов заражения.

Я не мог это объяснить. Даже не был уверен, что понимаю это, но испытывал восхищение и сам. Чем больше наблюдал я хторранскую жизнь, тем больше поражала меня ее сложность. Разрозненные кусочки настолько точно совмещались друг с другом, что это не поддавалось описанию. Взаимоотношения превосходили обычный симбиоз. Соединяясь, два хторранских вида становились абсолютно новым растением или животным. По сути, ни один организм не был по-настоящему независимым существом. И тем не менее вынужденное партнерство не тяготило и не ограничивало их, а, наоборот, скорее, совершенствовало и расширяло возможности.

Могут ли нервные реснички существовать отдельно от голых слизней? Способны ли слизни выжить среди поджидающих их опасностей, если бы об этом их не предупреждали нервные симбионты? Может быть, да, может быть, нет – кто знает? Но сложите оба вида вместе, и получится червь, огромный, голодный, свирепый, оснащенный сенсорной системой, позволяющей выслеживать жертву на огромном расстоянии даже на пересеченной местности.

Не сомневаюсь, что нам предстоит открыть еще более поразительные примеры партнерства. Если мы сможем проследить жизненный цикл всего, что происходит в этом маточном гнезде, какие сюрпризы нас ждут? Какие тайны хторранского развития будут наконец раскрыты?

Я наклонился вперед и включил один из экранов, чтобы проверить состояние Шер-Хана. Его необходимо вернуть назад. Отделения для проб почти заполнены, а энергетические клетки скоро потребуют подзарядки. Мы могли бы нагрузить его новым запасом дистанционных датчиков широкого спектра и снова отправить в гнездо. Отпущенные на свободу, эти датчики способны самостоятельно найти место, и таким образом мы получим более детальную картину.

Я взглянул на часы. Еще рано. Если проработать внизу всю ночь, то можно провернуть все перед рассветом. Но в результате розового шторма, возможно, все– таки произойдет что-нибудь интересное, так что нужно доставить туда более мощные датчики как можно скорее. Я не хотел рисковать, выводя Шер-Хана из гнезда на аварийном энергетическом запасе, – он был слишком мал. Ладно, решено. Мы выведем его сейчас.

Я откинулся в кресле и еще раз потянулся, стараясь добиться хруста в позвоночнике, но либо запас хруста закончился, либо мускулы слишком сильно свело. Я добился лишь болезненной судороги.

И поковылял обратно в главный отсек. – Зигель, высаживай оставшиеся датчики и возвращай тигра домой. Как только он выйдет в туннель, дальше его поведут Рейли или Локи. Переложите пробы в морозильник, загрузите в зверя импульсную гранату и максимум универсальных датчиков, а потом отправьте обратно вниз. Операциями на борту пусть займется Вала-да; она или Рейли могут провести зверя по туннелю вниз. Мы вступим в дело, когда он попадет во внутреннюю камеру. Я хочу, чтобы первые датчики были на месте до восхода. Все понял? Отлично. Вперед. Уиллиг взглянула на меня.

– Еще есть время поспорить с вами?

– Только покороче, – распорядился я и, взявшись за поручень под крышей транспортера, повис на нем. – В вашем распоряжении три минуты.

– Столько мне не потребуется, – ответила она. – Я думаю, что мы совершаем ошибку, выводя тигра сейчас. Что, если в это время там случится что-нибудь важное?

– Я думал об этом. Если там произойдет что-то важное, мы уловим это через датчики. Но если мы не выведем тигра сейчас и не перезарядим, то рискуем потерять не только его, но и пробы тоже. Я считаю, что безопаснее сделать это сейчас. Сегодня ночью ничего не произойдет – пока шторм в самом разгаре, – а вот насчет завтра я не уверен. Жрачка будет готова, только когда осядет пыль. И к этому моменту мне бы хотелось иметь Шер-Хана полностью перезаряженным.

– Хорошо, – согласилась Уиллиг. – Диспут окончен. – Она повернулась к своим приборам. – Я тут наметила обратную дорогу. В основном по твердой почве, слой пыли не должен быть глубоким, но есть одно или два места, где придется как– нибудь извернуться. Промоина, в которой можно раз-другой оступиться. Тому, кто поведет тигра назад, придется действовать вслепую. Лучше предоставить это ИЛ– машине, а оператор пусть посидит сложа руки и получит удовольствие от верховой езды.

– Точь-в-точь моя мысль. – Я одарил ее самой разлюбезной улыбкой. – Чтобы быть блестящим командиром, надо позволять своим подчиненным рожать блестящие идеи; в этом весь секрет. Сделайте все, как решили.

Уиллиг уже занималась этим. Она даже не обернулась.

– Когда вас разбудить?

– Вы укладываете меня в постель?

– Вы и так уже на полпути к ней. Когда я буду укладывать вас в постель, вы это почувствуете.

Я проковылял в задний отсек и повалился на нижнюю койку.

И внезапно снова оказался один – опять нахлынуло все, чему я сопротивлялся последние часы.

Все сразу навалилось на меня. Гудело все – голова, сердце, руки. Все тело вибрировало. Я прижал пальцем вену на шее. Пульс отвратительно частил. Сколько времени я держал себя в таком напряжении? День? Неделю? Всю жизнь? Я не помнил, когда в последний раз позволил себе расслабиться, и не был способен на это даже сейчас. Я лежал на койке и дрожал. Мне было хорошо известно это чувство: тревога перерастает в панику, которая сменяется отчаянием, фрустрацией и бритвенно– острым ощущением ужаса. Мозг лихорадочно работал. Я боялся позволить себе расслабиться, боялся, что если я это сделаю, то отпущу и свою жизнь; я был настолько изможден, что не сумел бы потом восстановить контроль над телом, не осталось бы ничего, что не давало мне рассыпаться. Я просто испарился бы. Просто впал бы в бессознательность и исчез бы навсегда. Подо мной открылась бы дыра, и я провалился бы в бездну – даже не смерти, а на ступеньку ниже нее.

Я резко сел. Слишком резко – закружилась голова. Я сжал ее руками и начал медленно считать, ожидая, когда пройдет головокружение. Когда успокоится тело. Только оно не успокаивалось. Не могло успокоиться. Желудок сжимали спазмы, как гнездо копошащихся хторранских тварей под рощей. Было так плохо, что хотелось выскочить из кабины, распахнуть дверь и помчаться голым по розовой пыли.

Наша работа будет иметь смысл, только если мы вернемся живыми. Сумеем ли? Какой толщины достиг слой пыли? Как быстро он расплывется в липкую жижу? Похоронит нас заживо, или мы просто обнаружим, что не можем выбраться? Бронетранспортер может прилипнуть к земле уже завтра. Заберут ли нас отсюда, если мы попытаемся вызвать вертушку?

И, что более важно, глянет ли кто-нибудь на собранные нами данные?

Или мое имя теперь настолько ненавистно, что от наших проб отмахнутся, даже не взглянув на них, просто потому, что там будет стоять моя фамилия?

Что сейчас делает генерал Уэйнрайт? Что приготовил мне Данненфелзер? И что скажет доктор Зимф? Ничего печатного, я уверен.

А самое главное, как поведет себя Лиз? Что я мог сказать ей? Что сделать, чтобы исправить положение?

Слишком далеко я зашел на этот раз. Ощущение было мерзкое…

Я снова лег на спину. Такого звона во всем теле я еще никогда не испытывал. Что я делал, когда в последний раз сходил с ума? Не знаю. Даже не могу припомнить, когда я был таким ненормальным. Нет, неправда. Я был еще ненормальнее, чем сейчас. Намного ненормальнее. Но в тот раз это доставляло мне удовольствие.

– Я не знаю, – прошептал я. – Просто не знаю.

И услышал в голове голос Формана: «Это я понял. Ты не знаешь. Но если бы ты знал… что бы ты тогда знал?» – Нет. Я действительно не знаю.

«Я тебя слышу, – засмеялся он. – Но если бы ты действительно знал… что бы ты знал?» Я невольно рассмеялся. В прошлый раз, почувствовав себя загнанным в чудовищную ловушку и потерявшим всякую надежду, я сочинил больше сотни лимериков. Некоторые были настолько ужасны, что даже я смущался читать их.

Сочинение лимериков не вылечило тогда моего сумасшествия – только направило его в русло более приемлемого поведения. В том и состояла вся соль шутки. Доктор Дэвидсон говорил, что абсолютно нормальных людей не существует. Максимум, на что способен любой – научиться как можно ловчее обманывать окружающих, чтобы никто не мог увидеть правду.

Лимерики… Дурацкая идея. Хотя – это было хоть ка-юш-то занятием. Занятием, которое отвлекает.

С чем бы срифмовать Марано?

Ничего не приходит в голову. Придется попробовать се имя.

Рано или поздно я подберу вторую рифму на Уиллиг. Я заснул прежде, чем смог ее придумать.

Жигалка – идеальный пример параллелизма в эволюции. Это существо является аналогом москита в хторранской экологии. Хотя оно меньше, проворнее и намного прожорливее, но функционально эквивалентно земному аналогу.

Жигалка жалит свою жертву, впрыскивает антикоагу-. гянт и сосет кровь (или жидкость, выполняющую роль крови у хторранских организмов), всасывает с кровью вирусы и бактерии и доставляет их прямиком к следующей своей жертве.

Жигалка имеет исключительно высокий уровень метаболизма. Из-за своих малых, размеров и быстрого роста она должна питаться весь день напролет. За двадцать четыре часа одна жигалка способна покусать и заразить до сотни Разных животных – как хторранских, так и земных. Она больше других подходит на роль первичного переносчика хторранских микроорганизмов.

В результате возникает чрезвычайно эффективный источник инфицирования. Сейчас, когда пишутся эти строки, большинство ученых считает жигалку первопричиной Распространения хторранских эпидемий среди населения Земли.

«Красная книга» (Выпуск 22. 19А)