День был серый, моросило, холодный мартовский ветер обжигал лицо.

Я вглядывался в карту на экране. Да, это то самое место, Я толкнул мальчишку.

– Сворачивай направо.

Джип съехал с автострады на проселок. Маккейн вел машину легко и уверенно. Было видно, что ему нравится крутить баранку.

Но меня беспокоило, что он такой зеленый. Теперь повсюду встречались дети, выполняющие взрослую работу. С каждым днем они становились все моложе. И все неопытнее. Мне это не нравилось.

Детство было еще одной жертвой этой войны. Она не оставляла времени для невинных забав. Как только ты мог выполнять какую-нибудь работу, ты становился рабочей силой. Шесть миллионов неотложных вакансий ожидали, когда их заполнят. Возраст значения не имел.

От этого я чувствовал себя старым.

Мальчишки и девчонки, которых я встречал, похоже, не представляли себе иной жизни. Они носили с собой винтовки вместо учебников, учились обращаться с гранатометом раньше, чем водить машину. Они проводили на работе столько же времени, сколько в школе. Хотя, может быть, все это к лучшему. Может, им не стоит знать, что они потеряли. Во всяком случае, с практической точки зрения так лучше.

Я плотнее запахнул ветровку.

– Мне казалось, что в здешних краях круглый год тепло, – пожаловался я.

– Все правильно, – крикнул в ответ мальчишка. – Только зимой мы пользуемся теплом в замороженном виде.

– О!

Джип тряхнуло на ухабе, и я отказался от продолжения беседы. Судя по карте, мы были почти на месте.

В конце февраля президентом был подписан законопроект о полномочиях армии. Он эффективно способствовал демонтажу последних органов самоуправления в стране – их заменили окружные военные губернаторы. По словам президента, это была временная мера на период экологического чрезвычайного положения.

Что подразумевало срок от десяти лет до трехсот – сколько потребуется.

Президентом был также подписан закон о всеобщей воинской повинности, согласно которому все мужчины, женщины, дети, роботы и собаки поступали в распоряжение Вооруженных сил США. Долгосрочный план имел целью сменить на хаки всю гражданскую одежду в стране.

«Хторранское вторжение, – говорилось в заявлении президента, – не что иное, как согласованная атака на каждого из нас, поэтому каждый без исключения должен дать отпор».

Я хорошо помнил эту речь. Она относилась к разряду «разговоров по душам» и начиналась с напоминания о высказывании Мартина Трептоу, рядового времен почти забытой Первой мировой войны: «Я с радостью иду в бой и буду сражаться так, словно исход всей битвы зависит от меня одного».

Такой же настрой, – было подчеркнуто президентом, – необходим нам и сегодня. Каждый должен действовать так, словно успех всей борьбы зависит от его поступков.

На карту поставлено не более и не менее как судьба человечества. Облик нашего завтра будет зависеть от того, что мы предпримем сегодня. Каждый из нас станет частицей этого завтра, и будущее даст ответ на вопрос: что мы, каждый в отдельности и человечество в целом, пожелали выбрать?

Я знаю ответ заранее. Если бы сегодня вечером у меня была возможность встретиться с вами – с каждым лично – и задать простой вопрос: «Каков ваш выбор? Что вы собираетесь делать?» – вы ответили бы: «Все, что необходимо. Мы готовы делать все, что потребуется. На меньшее мы не согласны». Потому что мы такие. Потому что мы – люди!

Мы не уклоняемся от вызова – мы принимаем его. В этом огне мы закалимся. Мы сделаем все, что будет нужно.

Американцы, сограждане мои, пусть этот вечер станет переломным моментом, решающим моментом в нашей судьбе. Сегодня мы объединимся все вместе – не в страхе, но в гордости – и смело примем величайший в истории человечества вызов.

Завтра, действуя от вашего имени и отражая вашу общую волю, я выступлю перед Конгрессом нашей великой нации и объявлю тотальную мобилизацию ресурсов, производства и в первую очередь населения Соединенных Штатов. Я попрошу Конгресс оперативно подготовить правовую основу для нашей борьбы – и победы!

Мы пойдем вперед, сплотившись под новым знаменем! Отныне у нас только одна общая цель: безоговорочная и полная победа над агрессором! Меньшее неприемлемо, на меньшее мы не согласны – не только как американцы и представители рода человеческого, но и как дети Всевышнего!" Выступление президента прерывалось аплодисментами сорок три раза.

Это была мощная речь, изобиловавшая продуманными обращениями к эмоциям слушателей. И она сделала свое дело. Страна в целом приняла мобилизационные законы.

Я слышал о всего нескольких не очень громких протестах, организаторов которых быстренько арестовали. (С подобным судом я столкнусь в дальнейшем сам.) Но большинство, как я слышал, почувствовали облегчение, решив, что правительство наконец-то взяло события под контроль. Или, по крайней мере, сделало вид, что взяло.

Но в общем-то я не придавал значения гражданским новостям. Их самих, гражданских, через три года просто не останется. Пришел черед поступиться и этим. На время.

Мальчишка махнул рукой: – Это оно?

Впереди, в лощине между холмами, прятались три серых купола. Я узнал их по конструкции – надувные и залитые пенобетоном. Наполовину их скрывала эвкалиптовая роща. Все было бы неплохо, если бы здания уже не начали разрушаться. В стенах зияли трещины и дыры. Похоже, необходим пенобетон прочнее. Надпись на щите гласила: КАЛИФОРНИЙСКАЯ КОНТРОЛЬНАЯ СТАНЦИЯ ОКРУГ САН-ЛУИСОБИСПО.

– Приехали, – сказал я.

Строения стояли заброшенными со времен эпидемий. Для какой цели они использовались, я понятия не имел. Моим делом было проверить, годятся ли они для наших текущих нужд.

Последний план правительства заключался в строительстве цепочки укрепленных пунктов, расположенных на расстоянии не более двух часов езды. Каждый «островок безопасности» должен был стать абсолютно автономным и способным отразить даже массированную атаку хторран. Еще слишком свежо в памяти их нападение на Бисмарк в Северной Дакоте. Картина там была еще ужаснее, чем в окрестностях Шоу-Лоу, штат Аризона.

Сейчас все зависело от дорог. Наше положение по-прежнему оставалось слишком уязвимым. Автострады между штатами должны были функционировать свободно. Зоны заражения на севере Калифорнии снова начали расширяться, несмотря на почти ежедневные бомбардировки, и ожидалось, что черви возобновят наступление на юг и в этом году. Автострады должны были стать скелетом обороны, но прежде следовало укрепить каждое подходящее сооружение вдоль дорог, заложить склады продовольствия и оружия. Невеселая работенка с еще более мрачным подтекстом: мы окапывались надолго.

Правда, хорошая идея была позаимствована у хторров. Купола, которые мы считали гнездами червей, на самом деле были лишь входами в их жилища. Заселяя местность, они пронизывали ее туннелями. Большая часть гнезда всегда располагалась под землей. Мы не знали, как глубоко закапываются черви, но научный отдел вдруг осенило, что и мы можем делать то же самое. Теперь для этого подыскивались подходящие места.

Джип остановился перед станцией, и я потянулся за спинку сиденья, где лежало мое ружье. Я носил его повсюду, даже спал с ним.

– Подожди меня здесь, – приказал я Маккейну. Внутри ближайшего купола свободно гулял ветер. Раньше в нем, похоже, располагалась контора.

Во втором куполе была какая-то мастерская, но по оборудованию нельзя было понять, какая именно. Половину помещения отделяла двойная стеклянная стена, за которой виднелась погрузочная платформа и транспортер, ведущий в следующий купол. С нашей стороны от стеклянной стены тянулись многочисленные трубы, стояли два генератора, несколько приборных панелей и целая батарея телевизионных мониторов. За другой стеклянной стеной находились души, дегазационные камеры и вешалка с гермокомбинезонами.

Со времен эпидемий осталась масса таких построенных на скорую руку сооружений: убежища, склады, перевалочные базы, центры обеззараживания, автономные исследовательские лаборатории. Но это не походило ни на что.

Я прошел в третий купол, и ответ стал ясен. Здесь находились печи.

Когда я понял, для чего они предназначались, меня словно током ударило. Колени стали ватными. Я едва не упал. Проклятье! Я считал, что давно похоронил свое горе. Как долго оно будет преследовать меня? Проклятье! Проклятье!

Я поборол в себе отчаяние – в который раз! – и продолжал осмотр.

Во время эпидемий погибло около семи миллиардов, более половины всего человечества. Больше мужчин, чем женщин; больше белых, чем негров; больше желтых, чем белых. Сотни тысяч мумифицированных тел еще ждали, когда их обнаружат.

Одной из главных забот в последующие годы стало захоронение погибших. Мертвые таили смертельную угрозу, так как по-прежнему несли в себе бактерии.

Сотни таких станций появились по всей стране. Строить их было проще простого. Купола надувались, опрыскивались пенобетоном и затвердевали в течение дня. Установка оборудования занимала меньше недели. Некоторые станции обслуживались одними роботами.

Если вы находили тело, то поднимали телефонную трубку, набирали слово: «ТРУП», или «ЗАХОРОНЕНИЕ», или любое другое из полудюжины легко запоминающихся условных кодов – и сообщали координаты. Ближайший катафалк получал по рации уведомление, и тело подбирали в срок от двух до четырех часов. Труп везли на ближайшую контрольную станцию типа этой, где и сжигали.

Эпидемии еще не закончились, но пик смертности миновал, и большинство станций закрыли.

Я почти наяву ощущал жар от печей. И смрад. И – не знаю почему – слышал крики. Мужчин, женщин, детей. Почему я вспомнил это? Меня ведь не было в Сан-Франциско, когда они…

К черту!

Теперь купола были пустыми и холодными. На полу лежал толстый слой пыли, и сквозняк поднимал ее маленькими смерчами.

Ладно, теперь мы знаем, что здесь было. Все равно не стоит рекомендовать это место для наших целей. Слишком невыгодная позиция. Зажатый между двумя холмами, поселок будет как на ладони для всякого, кто оседлает любую из высот. Может, упрятать сюда крематорий и было хорошей идеей, но для крепости это место не годилось. Нет, явно не годилось. Я повернулся…

В двери с разинутым ртом застыл Маккейн.

– У-у… – тихо протянул он, озираясь вокруг. Я опустил ружье.

– Кажется, тебе велено ждать. – В моем голосе появилась нотка раздражения.

– Виноват, сэр, но вас так долго не было, что я забеспокоился.

– Угу.

Я начал понимать взаимоотношения Маккейна и полученных им приказов. Он не считал, что они относятся к нему лично. Все правильно. Потому его и приписали ко мне.

Теперь он проверял, не расходится ли у меня слово с делом. Если я спущу на этот раз, парень начнет испытывать меня снова, а если приколочу гвоздями к стенке за невыполнение приказа, то стану тупым ревнителем устава, и у него будут все основания порочить мою репутацию где только можно. Шла большая игра, которую я в любом случае проигрывал.

Он шагнул вперед, раскрыв рот в благоговейном испуге.

– Я слышал о таких местах, но своими глазами вижу впервые. – Тут ему в голову пришла простая мысль, и он повернулся ко мне. – Это не опасно?

Я не ответил – слишком было противно. Я испытывал отвращение к мальчишке, к нашему заданию, к самому себе. Когда мы вернемся…

– Привет, – раздался тоненький голосок позади нас. Мы оба обернулись как ужаленные…

Ей было не больше шести-семи лет, худенькому созданию, стоявшему в дверном проеме. Когда-то ее платьице имело желтый или оранжевый цвет, но сейчас стало коричневым. У нее были огромнейшие глаза.

Я опустил дуло ружья, но только чуть-чуть.

– Больше так не делай. Ты испугала меня до судорог. Она нерешительно перевела взгляд с меня на Маккейна, потом снова на меня.

– Привет, красавица, – сказал мальчишка. – Как тебя зовут? – Он закинул винтовку за плечо и шагнул к ней. Она подалась назад. – Не бойся. Мы хорошие. Это дядя Джим, а я дядя Джон.

– Какой Джон? – спросила она. – Ты живешь здесь? Маккейн посмотрел на меня.

– Какая она худая, и перепугалась, наверное, до смерти. Можно, я отдам ей наши пайки? – Он не стал ждать ответа. – Красавица, хочешь есть?

Она медленно кивнула. Ее глаза перебегали с одного на другого.

– Подожди, – сказал я мальчишке. Мы находились за много миль от населенных мест. Как она попала сюда? – Как твое имя, малышка? Ты ведь не одна, верно?

– Это ваш дом? Вы живете здесь? – снова спросила она и, зайдя внутрь, осмотрелась.

– Нет, не живем, и ты не будешь. – Я посмотрел на мальчишку: – Выведи ее отсюда.

Я подождал, пока они выйдут, и лишь потом опустил оружие и позволил себе задрожать. Нервы были на пределе. Сначала я чуть не застрелил его. Потом ее.

Проклятье!

Какая кутерьма поднялась бы.

Нет, так поступать не годилось. Ни в первом случае, ни во втором. Я повесил ружье на плечо и пошел следом за ними.

Я должен был…

Снаружи донеслись выстрелы – захлебывающиеся очереди «АМ-280».

А потом – крик мальчишки.

Я на бегу снимал винтовку с плеча…