Оставалось завершить начатое.

Дорога заняла три часа. Не так долго, как я думал.

Старое пижонское ранчо было сожжено дотла. Некоторые деревья и кусты поблизости тоже сгорели, но дальше огонь не пошел.

Я въехал на широкую проплешину, служившую стоянкой для автомашин, и заглушил мотор.

Потом включил громкоговоритель.

– Прррт? – сказал я в мегафон. – Пррт?

День безмолвствовал.

Я открыл дверцу и вылез наружу. Обошел автобус и достал огнемет. Потом вернулся к радиатору машины.

Орри как раз подходил к руинам конюшни. Я предвидел это. Он должен был вернуться.

Он разыскивал детенышей. Он искал свою семью, свое племя.

– Орри! – крикнул я. – Это я, Джим! Иди сюда! – Нужно было, чтобы он приблизился на расстояние выстрела.

Червь остановился и посмотрел на меня. Подозрительно скосил большие черные глаза, вращающиеся независимо друг от друга.

– Подойди сюда, Орри, я отправлю тебя к Джейсону!

– Прррт? – спросил он.

– Пррт, – ответил я, опускаясь на одно колено. – Иди сюда, детка. Иди к Джимми.

Это сработало. Орри скользнул навстречу. Но в последний момент заколебался. – Прр-рррт?

– Все в порядке, детка. Я знаю. Они ушли и бросили тебя одного. Ты голоден, да?

Он наполовину приподнялся. Бросает вызов?

Нет, скорее это вопрос.

Хторр опустился на землю, решив довериться мне.

И заскользил вперед.

На какую-то долю секунды я испытал искушение – отложить огнемет, подойти к червю, обнять и почесать позади глаз. Какую-то долю секунды я снова любил его.

А потом я все-таки поднял огнемет – и отправил его прямиком в ад.

Орри вздохнул, взвизгнул от удивления и ярости, потрясенный предательством. Пламя с ревом окутало его. Он кричал. Он корчился, и катался, и визжал, и умер. В какой-то момент его крики стали почти человеческими. В какой-то момент я почти пожалел о том, что сделал.

Но это чувство прошло.

Долг был уплачен.

Я по-прежнему не знал, что случилось с Томми. И не думал, что когда-нибудь узнаю.

Я закинул огнемет за спину и пошел к автобусу, оставив позади сгоревшее тело Орри.

Через двадцать минут я был уже на скоростной автостраде.

Я пролетел две сотни миль, прежде чем съехал на обочину, остановился и дал наконец волю слезам.

Сидел, и плакал, и жалел, что у меня не хватает мужества вышибить и свои мозги тоже.

Через какое-то время я перестал плакать. Слез оставалось еще много, очень много, но для них еще не пришло время.

Это не имело значения. Я знал, чем займусь. Я собирался ехать и убивать червей, ехать и убивать – пока один из них не убьет меня.

Хоть какое-то дело.