Баурик провел у телефона минут сорок, вышел, плюнул на тротуар и двинулся обратно в Палмс. Тим доехал до Палмс, ожидая, что Баурик пойдет обратно – туда, откуда пришел, – и памятуя о том, что у него нет машины. Его новое место жительства явно было не особенно далеко.

Баурик шел ссутулившись и опустив плечи. Тим подождал, пока Баурик повернет за угол, вышел из машины и пошел за ним. Пройдя два квартала, Баурик отпер калитку в заборе и проскользнул в ободранный двор с пятном грязи, которое когда-то было лужайкой. На участке стоял покосившийся дом. Бирюзовые доски, которыми он был обшит, покоробились от воздействия влаги. К тому времени, как Тим подошел к дому, Баурик уже скрылся за входной дверью.

Тим вернулся к машине, припарковался и сидел, притворяясь, что разглядывает карту. Минут через пять подъехала навороченная машина и громко просигналила, невзирая на поздний час. Баурик вышел из дома с маленькой спортивной сумкой в руках и залез в машину. Когда она проезжала мимо, Тим мельком увидел водителя: парень-латиноамериканец в модной куртке с яркими татуировками на плечах и шее.

Наверное, поехали куда-нибудь веселиться.

Тим подождал, пока стихнет звук мотора, схватил камеру с заднего сиденья и приблизился к дому. Он посмотрел, нет ли во дворе собачьего дерьма, и перемахнул через забор. Сделал шесть шагов, потом распластался вдоль боковой стены и натянул резиновые перчатки. Затем встал на цыпочки и заглянул в окно. Дом, состоявший из одной большой комнаты, своей голой функциональностью напоминал квартиру Тима. Стол, шаткий комод, двуспальная кровать со сброшенным покрывалом. Тим обошел вокруг дома и заглянул в окно ванной комнаты, чтобы убедиться, что дом пуст. На задней двери стоял чертовски сложный замок и две задвижки, поэтому Тим вернулся к окошку ванной, толкнул его и протиснулся внутрь, поставив руки на закрытое сиденье унитаза.

В ванной комнате не было зубной щетки. Зубной пасты тоже не было.

Тим проскользнул в комнату. Две сложенные рубашки и пара носок ждали на кровати, как будто Баурик положил их туда, чтобы упаковать, а потом решил, что не возьмет.

Баурик, очевидно, ушел на всю ночь, а то и дольше.

Тим выдвинул из-за стола стул, поставил на середину комнаты и встал на него. Для того чтобы сделать панораму комнаты, понадобилось восемь снимков полароидом. Тим положил мутные кадры на кровать – проявляться, подошел к столу и начал просматривать ящики. Счета и чековая книжка на имя Дэвида Смита. Пять двадцаток под корзиной для бумаг свидетельствовали о том, что Баурик исчез не навсегда.

На перевернутом ящике в углу был установлен липкий алтарь: позолоченный крест, маленькое изображение Христа в терновом венце, несколько догоревших свечек. Присутствие алтаря в доме Баурика только утвердило Тима в недоверии к людям.

Он обыскал стенные шкафы, ящики, матрас и кухонные шкафчики под раковиной. На полу в чулане лежали две пластиковые каски, одна из которых была треснута, и рабочая одежда. Ковер загибался, налезая на стену, и Тим оттащил его подальше, чтобы посмотреть, нет ли под ним тайника для пистолета. Оружия в доме не было – только нож для мяса, который обнаружился при осмотре обложенной кафелем стойки, игравшей роль кухни. Две двери, два окна – прекрасное место для убийства.

Тим методично вернул все на прежние места: разгладил ковер, второй сверху ящик стола оставил полуоткрытым, поправил нижний правый угол пледа так, чтобы он свисал, касаясь пола.

Полароидные снимки, разложенные на кровати, проявились, и он проверил по ним комнату: одинокую ручку положил слишком близко к краю стола; верхнее покрывало нужно было завернуть прямо под подушками; журнал «Машина и водитель» на комоде слегка повернуть вправо. Тим поправлял и менял все до тех пор, пока комната не приобрела прежний вид.

Потом он выскользнул через окно ванной, закрыл его и тихонько вышел обратно на тротуар. Он раздумывал, не позвонить ли Аисту, но у того телефон был выключен, даже когда не нужно, – привычка, свойственная любому взрывотехнику в полиции. Он позвонил Роберту и попросил его дать трубку брату, что тот неохотно выполнил.

– Я только что вышел из дома Баурика.

– Твою мать, ты его уже наш…

– Послушай меня. Он живет на Пенмар 2116, но думаю, что он свалил отсюда на несколько дней. Я занимался этим последние три дня, и мне нужно поспать. Я хочу, чтобы ты приехал сюда и незаметно присмотрел за домом. Только ты. Один. Не привози оружие. Ты меня понял? Ни пистолета, ничего. Просто сиди возле дома и сообщи мне, если он вернется. Я приеду завтра в 9:00, чтобы тебя сменить. Ты можешь это сделать?

– Конечно.

Тим почувствовал легкую эйфорию, которую ощущал всегда, когда сидел у кого-нибудь на хвосте. Чтобы отметить это событие, он поразмышлял, не позволить ли себе роскошь перезвонить Дрей. Эта мысль потянула за собой ясную картинку комнаты его дочери, все еще ждущей ее на другой стороне коридора. Вместе с этим разом нагрянула боль – неожиданное возвращение из целительного забытья. Теперь, когда он выполнил задание, мысли снова стали его врагами. Он представил, как вступит в пустые объятия квартиры и как это будет непохоже на его дом, в котором пахло древесиной, барбекю и закапанными кетчупом бумажными тарелками в мусорном ведре, но мысль о необходимости соблюдать безопасность подавила желание нанести спонтанный визит жене.

Неоновый бокал с мартини кивнул ему из окна с тонированным стеклом. Он оставил машину на стоянке и направился к месту, где стоял швейцар, одетый в белое.

Тим посмотрел на пять свободных мест перед клубом и озадаченно взглянул на служащего:

– Почему нельзя оставить машину прямо здесь?

Служащий хмыкнул:

– У вас машина 97-го года выпуска.

Вышибала охранял дверь, за которую и так никто не стремился попасть. Это был накачанный метис, красивый как дьявол. Тиму он сразу не понравился.

Он подошел и помахал рукой перед темной дверью, откуда исходил сигаретный дым и звуки музыки:

– Будь добр, встань в очередь, приятель.

Тим посмотрел на пустой вход:

– Какую очередь?

– Вон там. – Вышибала показал на красную ковровую дорожку, которая тянулась справа от веревки. Тим тяжело выдохнул и встал на ковер. Вышибала не сдвинулся с места.

– Вы хотите, чтобы я ждал здесь?

– Да.

– Несмотря на то, что в очереди никого нет?

– Да.

– Скрытая камера или что-то в этом роде?

– Слушай, ты вообще ничего не понял, – что-то завибрировало у вышибалы на поясе, и он долго смотрел на ряд пейджеров, прикрепленных к ремню.

– Откуда у тебя синяк?

– Несчастный случай. Играл в бадминтон.

– Собираешься устроить заварушку в моем клубе?

– Не исключено, если ты будешь держать меня здесь.

Парень засмеялся; от него разило жвачкой:

– Мне нравится твой стиль, приятель. – Он отстегнул веревку и отошел в сторону.

Тим вошел, высматривая стул у стойки бара. Девушка в джинсах цвета глины с бесчисленными карманами насмешливо его разглядывала.

– Кле-е-е-евая рубашка.

Тим заказал водку со льдом у симпатичной рыжеволосой барменши, на которой был жилет с наполовину расстегнутой молнией.

Пара девушек зажигали на светящемся кубе танцпола. В кабинке сбоку жадная до ощущений пара лизала друг другу лица. В воздухе витали волны секса и энергии. А посреди всего этого урагана сидел Тим, неподвижный и собранный. Он заметил, что его стакан пуст, и жестом попросил у барменши еще.

Сидевшая рядом с ним девушка опиралась локтями на стойку, выгнув спину и глядя на толпу. Он случайно поймал ее взгляд и кивнул. Она улыбнулась и отошла. Два парня в мятых рубашках устроились на ее месте; лица у них были красные и потные. Они заказали по текиле.

– …мой бывший босс, Гарри… я чувствовал, что он выдохся. Почти ничего не пытался сделать для своих клиентов. Когда я начал работать в офисе государственного защитника, он занимался делом парня, которого обвиняли в убийстве. Парень говорил, что его алиби – барменша, горячая девица с рыжими волосами, где-то возле Трэкшн, которую он трахал всю ночь. Он не вспомнил, где именно. Гарри побывал в нескольких местах, ни хрена не выяснил; на следующей неделе вынесли приговор. От пятнадцати лет до пожизненного. Через несколько месяцев мы заходим сюда – и знаешь что?..

Парень указал на рыжеволосую девицу за стойкой:

– Вот она. И она помнит клиента. Проблема в том, что наш парень за два дня до этого повесился в тюрьме. Правосудие существует только для богатых. Если у тебя есть дом, который можно заложить под десять процентов, то твою задницу вытащат из тюряги и будут работать над твоим алиби. Ты весь в шоколаде. Если у тебя нет денег и твой государственный защитник не может найти рыжеволосую барменшу… тогда… – Он залпом осушил свой бокал. – Теперь я прихожу сюда, когда чувствую, что выдохся. – Барменша поставила перед ними по текиле, и он подтолкнул к ней свернутую пополам двадцатку. – Это просто моя муза.

На что его друг ответил:

– Хреновая у нас работа.

Раздался звон бокалов, они залпом выпили текилу и сидели с кислым выражением на физиономиях. Говоривший поймал взгляд Тима и протянул потную руку.

– Меня зовут Ричард. Не хотите присоединиться? – Не очень отчетливо произнесенные слова были едва слышны.

– Нет, спасибо.

– Ник, – Ричард повернулся к своему другу, – похоже, этот парень не хочет к нам присоединиться. По-моему, он считает, что он сам себе хозяин.

– Я не любитель государственных защитников. – Алкоголь развязал Тиму язык, и он тут же вспомнил, почему старался редко пить.

– Не понимаю, почему. Нам платят копейки, мы сгораем молодыми и представляем по большей части достойных порицания ублюдков. Симпатичный наборчик, не правда ли?

– Был я по другую сторону баррикад, видел, как выходят на свободу те, кто не должен выйти.

– Дай-ка догадаюсь. Ты коп. – Ричард пьяным жестом отдал честь. – Ну, офицер, я тебе вот что скажу. Сколько бы ты ни видел плачевных финалов, мы с Ником видели больше. У меня сегодня был парень…

– Меня это не интересует.

– Когда этому парню было шестнадцать, он залез в дом к своему кузену, чтобы украсть видак. – Он поднял палец. – Удар первый: он идет на футбольный матч старшеклассников, затевает перепалку, говорит сыну учительницы, что из него котлету сделает, если еще раз увидит, как тот разговаривает с его подружкой. Удар второй: непосредственная угроза нападения с целью нанесения ТТП. Это тяжкие телесные повреждения.

– Я знаю, что такое ТТП.

– Теперь удар третий, третий удар, мой друг, – это тяжкое уголовное преступление. Парнишка идет в аптеку и крадет держатель для туалетной бумаги – какой-то жалкий держатель для туалетной бумаги. Это статья 666, мелкая кража с предварительным умыслом. Незначительное правонарушение, но они квалифицируют его как тяжкое уголовное преступление. Третий удар. От двадцати пяти лет до пожизненного. Ни переговоров, ни апелляций, ничего. Это фашизм.

– Ну да. Отец его бил. А он на самом деле не хотел перестрелять всех в школе, – протянул Тим.

Ричард вздохнул:

– Не так просто. Все-таки нужно рассматривать каждого конкретного человека. Тогда можно измерить углы и расстояния между ним и его окружением. Из этого возникает перспектива. А перспектива – это именно то, что нужно, чтобы составить мнение о действиях личности, – учитывая количество выпитого спиртного, Ричард выражался последовательно. Пьянчуга с опытом.

– Как насчет мнения о самой личности?

– Оставь это Богу. Или Аллаху. Или карме. Или Великой Тыкве. В конце концов, не важно, плохой ли кто-то. Важно, что он совершил и как нам с этим быть.

– Но ведь приходится составлять мнение о людях.

– Конечно. Но что определяет строгость наказания? Что его невозможно искупить? Что преступник не раскаивается? Что он не способен участвовать в жизни общества? Никто не стал рассматривать эти факторы в деле моего клиента. Этому малышу крышка. За вонючий держатель для туалетной бумаги ему придется всю жизнь служить на зоне игрушкой какого-нибудь извращенца, – у Ричарда дрогнул голос: – Это и есть повод нашей маленькой вечеринки, приятель, – он поднял бокал. – Чествуем систему!

– Есть и обратная сторона, – сказал Тим. – Я видел, как действительно плохие парни уходили через дыры в законе. Процедура задержания. Судебные ходатайства. Обыск и захват. Это не правосудие. Это полная хрень.

Ричард сказал:

– Действительно, хрень. Ну почему у нас не может быть нормальной процедуры и правосудия? Суд подвергает полицейского публичному осуждению за… – Он замялся в поисках формулировки, – незаконный обыск и захват, или еще за какую-нибудь ерунду, и в следующий раз полицейский правильно выполняет свою работу, с полным уважением к гражданским правам и свободам. Суд проходит чисто. Парень осужден, ему выносят приговор, и все хорошо.

Ник упал вперед, стукнувшись головой о стойку. Тим подумал было, что это шутка, но Ник лежал неподвижно. Ричард этого не заметил. Он наклонился к Тиму, дохнув на него тошнотворной смесью ментолового освежителя и текилы:

– Я открою тебе маленький секрет. Государственным защитникам обычно не нравятся их клиенты. Мы не хотим, чтобы их отпустили на свободу. Мы хотим, чтобы их осудили. Однако также мы хотим, чтобы крутые полицейские вроде тебя, недолюбливающие государственных защитников, уважали конституцию, уголовный кодекс и Билль о правах. А от них, от этих прав, все отхряпывают куски – потихоньку, раз за разом. Детективы, прокуроры, судьи. Но не мы. Мы – приверженцы конституции. И мы защищаем… защищаем этот абстрактный кусок бумаги, несмотря на мерзавцев, которых представляем, и на те преступления, которые они совершили или могут совершить, когда мы их отмажем. И все потому, что какой-то осел-полицейский не заявил о своем намерении обыскать квартиру после того, как постучал в дверь и показал ордер, и тем самым поставил нас в положение, когда мы вынуждены на это указать и позволить какому-нибудь извращенцу выйти на свободу.

Ричард попытался встать, но упал на стул. Ник фыркал, лежа на стойке.

– Нужно выпить. Еще выпить.

– Хочешь побить рекорд?

– А ты что, собираешься меня арестовать?

– Если я решу это сделать, непременно зачитаю тебе твои права.

– Смешно, – Ричард громко рассмеялся. – А ты парень что надо. Ты мне нравишься. Не особенно разговорчив, но парень ты хороший. Ну, для полицейского. – Он тяжело навалился на стойку, рукав его рубашки намок от пролитого спиртного. – Я тебе открою еще один секрет. Я ухожу с работы. Переезжаю через улицу, к федералам, но – хочешь верь, хочешь нет – федеральные приговоры еще более драконовские. Башку бы себе разбил от радости.

– Зачем же ты это делаешь? Если так сильно ненавидишь?

Ник поднял голову; он выглядел на удивление трезвым:

– Мы боимся, что больше никто не станет это делать.

Ричард побарабанил пальцами по стойке:

– Мы непопулярны. Раньше у нас были легендарные, великие государственные защитники. А сейчас государственный защитник – это просто трясущаяся мямля. Мальчик для битья.

– И слабак, – подхватил Ник. – Мы слабаки.

– Мне вот кажется, что парни вроде вас правят бал, – сказал Тим.

– Шутишь? – Ричард крутанулся на стуле и икнул. – Ты смотрел новости? Все это мщение… оно находит широкую общественную поддержку.

– А почему мы должны верить в систему? Почему не попробовать взять дело в свои руки?

Ричард сжал руку Тима, и его голос зазвучал мягко и надтреснуто:

– Потому что в этом такая безнадежность.

Он нагнулся, и его вырвало на собственные ботинки.

Девушка рядом с ним взглянула на свои забрызганные туфли и завизжала. От лужи поднимался тухлый запашок. Ричард усмехнулся; его подбородок был испачкан блевотиной.

Барменша материлась как сапожник, накачанный секьюрити что-то лаял в рацию. Вышибала снаружи пробился сквозь толпу и схватил Ричарда.

– Эй, ублюдок, я говорил тебе: еще раз нажрешься в моем клубе, и тебе конец.

Другой парень оттащил от стойки Ника.

– Спокойно, – вмешался Тим. Вышибала треснул Ричарда об стойку. Тим резко выбросил руку вперед, схватил вышибалу за толстую шею и большим пальцем надавил на солнечное сплетение. Тот издал какой-то сдавленный звук и застыл.

– Это была не просьба, – сказал Тим.

Он подождал, пока вышибала выпустит Ричарда. Другой парень отпустил Ника и сделал широкий шаг, глядя на Тима: искал угол для удара. Несколько человек смотрели на них.

Тим убрал руки и поднял их в успокаивающем жесте. Вышибала быстро отступил назад.

Тим сказал:

– Я не люблю драться. В любом случае вы надерете мне задницу. Поэтому давайте решим все просто и спокойно? Эти ребята заплатят за выпивку… – Он кивнул Нику, который вытащил из кармана несколько банкнот и бросил их на стойку. – Я уведу их отсюда, и вы больше никогда о нас не услышите. Хорошо?

Вышибала бросил на него сердитый взгляд.

– Хорошо.

Тим подхватил Ричарда и потащил его к двери. Ник быстро следовал за ними.

– Скотина, – запинаясь, бормотал Ричард, потирая плечо. – Почему ты его не арестовал?

Он порылся в кармане в поисках своего парковочного талона, но Тим оттащил его к обочине и окликнул проезжавшее такси. Он загрузил Ричарда внутрь и отошел, позволив Нику проскользнуть за ним.

Ричард открыл рот, чтобы что-то сказать, но Тим постучал по стеклу, и таксист нажал на газ. Тим подошел к швейцару и отдал свой талон. Вышибала уже вернулся на пост у входа, потирая красный след на шее.

– Ты в порядке? – спросил его Тим.

– Лучше свали отсюда, козел. И быстро.

Они напряженно молчали, ожидая, пока подгонят машину Тима.