Репортеры, подобно стайке голубей, суетились у лестницы суда, тянули провода и устанавливали приборы, и Тим проехал мимо них незамеченным. Подчиненные Таннино и руководители групп выстроились вдоль тихого, устланного ковром коридора в задней части здания, которое походило на библиотеку. Административные офисы располагались дальше по коридору, по пути к ним стоял огромный антикварный сейф, некогда принадлежавший команде судебных исполнителей, сопровождавших почтовые дилижансы. Медведь сидел на стуле в маленькой приемной и флиртовал с ассистенткой Таннино – судя по ее устало-снисходительному виду, не очень удачно. При появлении Тима он быстро встал и вышел в коридор.

– Медведь, через три минуты я должен давать показания.

– Я пытался найти тебя.

– Нам пришлось на время отключить телефоны.

– Я два дня назад заезжал к тебе домой. Дрей сказала, ты уехал пострелять. – Медведь вглядывался в лицо Тима. – Она тебе не говорила про меня?

– Мы в последнее время не часто разговариваем друг с другом.

– Господи Боже, Рэк. Почему? – прорычал Медведь.

Тим подавил вспышку гнева.

– Послушай, мне нужно собраться перед выступлением.

– Поэтому я здесь. На тебя устроили засаду.

– Что ты имеешь в виду?

– Ты в последнее время смотрел новости?

– Нет, Медведь. Я занимался более важными вещами. Например, организацией похорон своей дочери. – Медведь неуклюже отступил назад, и Тим сделал глубокий вдох: – Прости, я не это хотел сказать.

– Публикации были просто отвратительными. Эти фотографии, когда они бьют друг друга по рукам, словно поздравляют с удачей…

– Я видел.

Медведь понизил голос – мимо прошли двое парней в форме Министерства юстиции:

– Они все повернули так, будто член группы захвата выстрелил из винтовки в лицо невинному ребенку. Да еще вдобавок ко всему какой-то мексиканец из Техаса поднял ужасный шум.

– Это просто смешно. Хайдел был белым, а половина наших – латиноамериканцы.

– На фотографии Дэнли и Мэйбек, а они оба белые. В этом деле значение имеет только эта чертова фотография, а не реальные события.

Тим поднял руки – жест, демонстрирующий смирение и покорность:

– Прессу я контролировать не могу.

– Тебе придется не просто давать показания. Тебя прижмут по полной программе, как на настоящем суде.

– Вполне справедливо. Была серьезная перестрелка, поэтому теперь будет разбирательство.

– Послушай, Рэк, история выходит из-под контроля. Будет это дело гражданским или уголовным, я буду тебя представлять. Даже если меня уволят – меня это мало волнует. Я с тобой, я тебя не брошу.

– Я знал, что юрфак сделает тебя параноиком.

– Все очень серьезно, Рэк. Послушай, я знаю, что я просто тупой осел, который несколько раз сходил на вечерние занятия, но я могу представлять твои интересы бесплатно или, если возникнут трудности, нанять настоящего юриста.

– Я ценю твою помощь, Медведь. Спасибо. Все будет в порядке.

Помощница Таннино просунула голову в коридор:

– Они готовы выслушать, пристав Рэкли. – Она исчезла, не сказав Медведю ни слова.

– Пристав Рэкли, – повторил Тим, обеспокоенный ее официальным тоном, и двинулся к приемной. Когда он оглянулся, Медведь все еще смотрел на него.

Большой магнитофон, смахивающий на кирпич, шелестел в центре вытянутого стола. Обитый дешевой тканью стул, предназначавшийся для Тима, не выдерживал никакого сравнения с черными кожаными креслами, которые занимали его оппоненты на противоположной стороне. Тим незаметно подергал рычажок под сиденьем, пытаясь приподнять стул, но это ему не удалось.

С мучительной педантичностью они цеплялись к каждой строчке рапорта Тима о том, как он застрелил Гэри Хайдела и Лидию Рамирес. Парень из Службы внутренних расследований особых хлопот не доставлял, зато женщины из Службы дознания и баллистик из Юридического департамента вели себя просто как бойцовские псы. У Тима на лбу проступил пот, но он не стал его вытирать.

– Вы утверждаете, что выскочили из переулка и увидели, как Карлос Мендес тянется за своим оружием.

– Да.

– Вы произвели предупредительный выстрел?

– Предупредительные выстрелы идут вразрез с правилами нашей службы.

– Так же, как и стрельба по убегающим подозреваемым, пристав Рэкли.

Инспектор Службы внутренних расследований посмотрел на нее с явным раздражением. Тим вспомнил, что его зовут Денис Рид.

– Это был не просто убегающий подозреваемый, Дебора. Он был вооружен и собирался выстрелить.

Она остановила его жестом:

– Вы предупредили мистера Мендеса словесно?

– Мы семь минут словесно предупреждали их. Два человека к тому времени уже были убиты из-за того, что преступники не обращали никакого внимания на наши словесные предупреждения.

– Вы предупредили мистера Мендеса словесно прямо перед тем, как в него выстрелить?

– Нет.

– Почему нет?

– На это у меня не было времени.

– У вас не было времени на то, чтобы сказать хоть что-нибудь?

– По-моему, я только что ответил на этот вопрос.

– Но вам хватило времени на то, чтобы вынуть оружие и произвести три выстрела?

– Последние два можно было не производить.

Рид улыбнулся – ответ Тима ему понравился.

– Давайте я перефразирую свой вопрос. У вас было достаточно времени, чтобы достать оружие и произвести первый выстрел, но недостаточно времени, чтобы еще раз словесно предупредить мистера Мендеса?

– Верно.

Она изобразила сильнейшее замешательство:

– Разве это возможно, пристав Рэкли?

– Я очень быстро достаю оружие, мэм.

– Понятно. Вас тревожило то, что мистер Мендес собирался в вас выстрелить?

– Больше всего меня заботила безопасность других. Мы были на улице, где находилось огромное количество гражданских.

– То есть я могу сделать вывод, что вас не заботило то, что он собирается в вас выстрелить?

– Я думал, что он может выстрелить в кого-нибудь из полицейских впереди меня.

– Думал, – повторил адвокат. – Может выстрелить.

– Именно так. Только я использовал эти слова в другом контексте.

– Нет нужды занимать оборонительную позицию, пристав Рэкли. Мы здесь все на одной стороне.

Женщина пролистала записи, потом нахмурилась, будто что-то заметила:

– В протоколе осмотра места происшествия говорится, что когда осматривали тело, пистолет мистера Мендеса был все еще заткнут за пояс джинсов.

– Мы должны радоваться, что не дали ему возможность вытащить пистолет.

– То есть он не пытался его вытащить?

Тим смотрел, как катушки магнитофона наматывают пленку:

– Я сказал, ему не дали возможность вытащить пистолет. На самом деле он пытался его вытащить.

– У нас есть показания очевидцев относительно этого факта.

– Кроме меня, рядом с ним никого не было.

– Да-да. Со стороны переулка.

– Правильно, – процедил Тим сквозь стиснутые зубы. – Как я уже сказал, он был явной…

– …угрозой для безопасности других людей, – сказала она. Эту дежурную фразу она произнесла пренебрежительно и чуть ли не с издевкой.

Адвокат явно заметил лазейку:

– Давайте поговорим о безопасности других. Вы хорошо прицелились?

Рид поморщился:

– Судя по трупу, я бы сказал, что он прицелился чертовски хорошо.

Адвокат проигнорировал и обратился к Тиму:

– Вы признаете, что в тот момент, когда вы выстрелили, позади Мендеса находились гражданские лица? Чуть ли не целая толпа.

– Да. Именно об этих людях я и заботился. Именно поэтому я решил стрелять на поражение.

– Если бы вы промахнулись, ваша пуля почти наверняка задела бы одного из этих гражданских.

– Весьма спорное утверждение.

– Но если бы вы промахнулись?

– Когда мы обсуждали предстоящую операцию, нам стало ясно, что преступникам терять нечего и что живыми они не сдадутся. Поведение Мендеса с того момента, когда меня взяли в заложники, подтверждает этот факт. Он, так же как Хайдел и Рамирес, готов был убить сколько угодно людей, чтобы избежать собственного ареста. Вероятность того, что я его застрелю, представлялась неизмеримо большей, чем вероятность того, что он никого не убьет, если ему удастся достать оружие.

– Вы все еще не ответили на мой вопрос, пристав Рэкли. – Адвокат скрестил руки на груди. – Что было бы, если бы вы промахнулись?

– Я выбивал двадцать из двадцати во время контрольных проверок, когда еще был рейнджером, и трижды получал триста баллов по стрельбе, когда стал судебным исполнителем. Я бы не промахнулся.

– Браво. Но судебный исполнитель должен учитывать любую возможность.

Рид наклонился вперед и облокотился на стол:

– Тот факт, что он любезно согласился ответить на наши вопросы, не дает вам права делать ему выговор. В любом решении о применении стрельбы на поражение всегда присутствует элемент субъективности. Если бы вы хоть раз в жизни держали в руках пистолет, вы бы это знали.

– Прекрасно, Денис. Говорят, чем сильнее человек раздражается, тем лучше он начинает интерпретировать закон.

Рид показал на него пальцем:

– Следи за собой. Я не позволю тебе урыть хорошего судебного исполнителя. Только не в моем присутствии.

– Поехали дальше, – сказала женщина. – Насколько я понимаю, вас недавно постигло горе?

Тим подождал несколько секунд, потом ответил:

– Да.

– Вашу дочь убили?

– Да. – Несмотря на все попытки сдержаться, в его голосе зазвучал гнев.

– Как вы думаете, это событие могло повлиять на ваши действия во время перестрелки?

Он почувствовал, как его бросило в жар:

– Это «событие» повлияло на каждую секунду моей жизни. Но оно не изменило мою профессиональную способность адекватно оценивать ситуацию.

– Вы не думаете, что могли чувствовать… агрессию или… хотели отомстить?

– Если бы я не тревожился за собственную жизнь и не боялся за жизнь других, я бы сделал все, что в моих силах, чтобы эти преступники остались живы. Все, что в моих силах.

Адвокат снова откинулся в своем кресле и сложил треугольником свои толстые короткие пальцы:

– В самом деле?

Тим встал и крепко уперся ладонями в стол:

– Я судебный исполнитель США. По-вашему, я похож на авантюриста?

– Послушайте…

– Я разговариваю не с вами, мэм. – Тим не сводил с адвоката пристального взгляда, но тот все так же сидел, откинувшись на спинку кресла и сложив руки. Когда стало понятно, что отвечать он не собирается, Тим протянул руку и выключил магнитофон:

– Я ответил на все ваши вопросы. Если вам еще что-нибудь понадобится, можете обратиться к моему представителю.

Уходя, Тим слышал, как Рид начал отчитывать коллег. Когда он проходил мимо помощницы Таннино, та встала:

– Тим, у него посетитель. Тебе нельзя…

Тим постучал в дверь, потом распахнул ее. Таннино сидел за огромным деревянным столом. Напротив него на диване развалился тучный мужчина в темном костюме. Он курил коричневую сигарету.

– Мистер Таннино, мне очень неловко вас перебивать, но мне срочно нужно с Вами поговорить. Всего минуту.

– Конечно. – Провожая мужчину до двери, Таннино перекинулся с ним парой фраз по-итальянски. Он закрыл дверь, помахал рукой в воздухе, разгоняя клубы сигаретного дыма. Покачал головой: – Дипломаты.

Показал на диван:

– Пожалуйста, садись.

Тим сел, хотя делать ему этого не хотелось. Парадная рубашка жала в плечах.

– Я не собираюсь тебе врать, Рэкли. Отзывы прессы о нас нелестные. Да, я понимаю, что ты не размахивал руками, как те болваны, но ты стрелял, а мы оба знаем, что именно тех, кто стреляет, пресса рассматривает под микроскопом. Заслужил ты это или нет, но начальство отнеслось к этому случаю отрицательно. Однако есть и хорошая новость: комиссия по расследованию перестрелок на следующей неделе соберется в штабе и снимет с тебя все обвинения.

– Что-то не похоже, что они собираются меня оправдать. Смахивает на то, что они ищут козла отпущения в ситуации, когда он совсем не нужен.

– Они тебя оправдают. Все письменные показания уже собраны и проверены. А сегодня они просто послали своих, чтобы прощупать тебя, не вынося дело за пределы нашей службы. Нам здесь не нужны федералы, которые будут во все совать свои носы, или какой-нибудь окружной прокурор со стороны, делающий себе имя.

– А плохая новость?

Таннино вздохнул, надувая щеки:

– Мы тебя переведем на какое-то время. Посидишь тихонько в офисе, пока пресса не успокоится. Через пару месяцев снова перейдешь на оперативную работу.

Сначала Тим подумал, что он ослышался:

– Пару месяцев?

– Ничего сложного, будешь заниматься аналитической работой, вместо того чтобы лезть под пули.

– А пока я буду трудиться, используя на полную катушку свои институтские знания, и составлять расписания дежурств… какую информацию обо мне будут сливать пиарщики?

Таннино подошел к стене и начал внимательно изучать висевший на ней шестизарядный «Уокер» сорок четвертого калибра. Из заднего кармана его брюк выглядывала черная пластиковая расческа.

– Информацию о том, что ты, как ответственный человек, решил записаться на курсы где учат контролировать гнев.

– Всего-то?!

– Вот именно. Всего-то. Ничего страшного. Тогда управление сможет поддержать твое решение стрелять на поражение, и все мы снова станем одной большой счастливой семьей.

– Какое отношение это все имеет к Мэйбеку и Дэнли?

– Абсолютно никакого. Это просто общественное мнение. Если ты когда-нибудь дослужишься до моего ранга, тебе придется это понять. Проклятое общество из-за этого козла-фотографа решит, что мы просто шайка жаждущих отморозков. Если мы дадим знать, что тот, кто стрелял, уделяет повышенное внимание методам сдерживания гнева, мы заткнем обществу рот, а канцелярские крысы, которые строят журналистов, смогут спокойно вернуться к своей обычной работе, то есть ничего не делать. – Он состроил гримасу, выражавшую крайнее отвращение. – Система в действии.

Тим встал:

– Я хорошо стрелял.

– Хорошо стрелять – понятие относительное. Я понимаю, тебе тяжело сделать то, что они просят, Рэкли, но у тебя вся карьера впереди.

– Думаю, моя карьера не будет связана со Службой судебных исполнителей США. – Тим отстегнул значок от пояса и положил на стол перед Таннино. Тот в приступе ярости схватил значок и швырнул его в Тима:

– Я не собираюсь принимать твою отставку, черт тебя подери! Что бы ты там ни сделал. Подожди немного, всего несколько недель. Возьми отпуск, не принимай решение сейчас, в таком состоянии. – Он выглядел усталым и старым, и Тим вдруг понял, как ему было больно и тяжело делать то, что он сам всегда презирал и считал трусостью.

– Я не собираюсь этого делать.

Голос Таннино смягчился:

– Я боюсь, что тебе придется это сделать. От остального я тебя защищу. От всего остального.

– Я хорошо стрелял.

Таннино посмотрел ему прямо в глаза:

– Я знаю.

Тим почтительно положил значок на стол Таннино и вышел.