1

Журналист Смит, побывавший в совхозе имени Абая, вежливо и добродушно беседовавший с рабочими, угощавший их сигаретами и жевательной резинкой, сам с удовольствием откушавший национальных казахских блюд, вернувшись к себе домой, написал статью о том, как в песках Казахстана работают насильно согнанные сюда из разных мест юноши и девушки, живущие в кошмарных условиях. Несмотря на обилие механизмов, писал Смит, вся затея обречена на провал, так как у людей нет никакого стимула поднимать эту затвердевшую целину, обрабатывать её и следить за посевами. Людей мало, жить им негде, получают они гроши, снабжения никакого, развлечений нет вовсе. Очередная пропагандистская выдумка большевиков рухнет, как только дело дойдёт до уборки. Потому что если и можно с ограниченными средствами провести сев, то снять урожай может хорошо вооружённая, сытая, обнадёженная призами армия вымуштрованных рабочих. Ничего этого в степи нет, и целинные земли на будущий год зарастут степными травами.

Перевод статьи Смита Соловьёву прислали из Москвы с просьбой ответить журналисту открытым письмом.

Когда все сведения по уборке были готовы, Соловьёв созвал руководящих работников совхоза и каждому вручил по листку бумаги с итоговыми цифрами. Некоторое время слышались лишь отрывочные замечания и восторженные восклицания:

— Ого! Вот здорово!

— Отлично, чёрт возьми!

— Вот это да!

— Ну и дела, просто не ожидали!

— Поздравляю вас, товарищи! — сказал Соловьёв. — И большое вам спасибо! И ещё надо сказать — превеликое спасибо нашему коллективу! Свыше миллиона пудов хлеба — цифра, которая говорит за себя!

— И себестоимость нашего зерна в пять раз меньше, чем у наших соседей-колхозников! — отметил Байтенов.

Расчёты показывали, что даже в том случае, если совхоз отдаст свой долг государству полностью (а можно было выплачивать по частям), то останутся ещё деньги на покупку механизмов, автомашин, оборудования. Ведь на будущий год будут освоены дополнительные площади! Запланировано устройство молочной фермы, покупка коров, свиней, лошадей.

После горячей поры уборки началась горячая пора закупок и заключения договоров. Совхоз становился крепким, богатым хозяином. Его представители вели переговоры, заключали сделки и соглашения с торгующими организациями. Соловьёву звонили из разных мест области, из других городов республики. Телеграммы шли, как письма, пачками. В Иртыше, Павлодаре, даже в Алма-Ате работали на совхоз люди, чтобы обеспечить его всем необходимым на будущий год.

Байтенов и Алимджан отправились в «Жане тур-мыс» покупать овец. И хотя Алимджан был здесь своим человеком, он придирчиво осматривал каждую овцу.

Перед отправкой Алимджан зашёл в свой родной дом, надел свою чабанскую одежду, папаху, взял высокую пастушескую палку.

Байтенов уехал на машине, а Алимджан и его помощники погнали отару по степной дороге. Отара шла широким потоком. Впереди старый баран-вожак. По бокам чабаны. Шествие замыкал Алимджан на коне, рядом с которым бежал огромный волкодав, неслышно ступая своими сильными лапами. Изредка Алимджан бросал команду:

— Ураган! Подгони овец!

— Ураган! Покажи путь!

И волкодав с хриплым лаем отгонял к отаре отбившихся овец.

В совхозе все высыпали посмотреть на отару, а особенно на Алимджана, ехавшего на коне.

От волкодава все были в восторге:

— Вот это пёс!

— А злой он?

— Овец лучше не трогать, — ухмылялся Алимджан.

— А ты его не боишься?

— Ураган! Лови подарок! — вместо ответа кричал Алимджан, бросая кусок сахару.

И пёс на лету ловил угощенье, щёлкая своей страшной пастью и благодарно виляя хвостом. Алимджан спешился и потрепал Урагана по загривку. Собака покорно улеглась у ног Алимджана.

2

В эти дни покупал не только совхоз. Рабочие, получив большой аванс, приобретали вещи: костюмы, патефоны, велосипеды, радиоприёмники. Из города шли грузовики с товарами. Степан купил себе аккордеон и готовился к концерту самодеятельности.

Из города вернулся ослабевший, но бодрый Ильхам.

По вечерам они с Геярчин ходили на озеро.

В один из вечеров Ильхам и Саша Михайлов пришли к Байтенову и рассказали об Асаде:

— Понимаете, Байжен Муканович, ведь это просто недопустимо, — волновался Ильхам, — этот негодяй вернётся в Баку как победитель. Он будет всем говорить, что он герой целины. А телеграмма фальшивая: он послал своим родителям текст, который они передали по телеграфу. И мы не имеем права оставить это без внимания! Надо написать на промыслы!

— А если он туда не вернётся?

— Тогда надо придумать что-нибудь другое. Нельзя прощать все его подлости! Он смеётся над нами!

— А вы сообщите в газету, — посоветовал Байтенов. — Письмо должны подписать бакинцы. Тогда уж Асад никуда не денется.

— Вот это правильно! — обрадовался Ильхам.

— И ещё мы сообщим в ЦК комсомола Азербайджана, — добавил Саша.

3

В конце лета в совхоз ненадолго приехала жена Соловьёва. Она походила по окрестностям, побывала на стройке, осмотрела клуб, где предполагалось проводить занятия, пока не будет готово здание школы.

Наталья Николаевна уже освободилась от старой работы и получила официальное назначение в совхоз. Но надо было ещё многое приготовить для первого учебного года вечерней школы, и пришлось вернуться в город.

И вот однажды утром в вагончике директора раздался телефонный звонок, Соловьёв снял трубку и услышал голос своей дочери.

— Папа? Здравствуй! Я приехала! — торопливо говорила Ксения. — У меня практика, и я тороплюсь в твой совхоз! Вам строители нужны?

Соловьёв даже растерялся от этого потока слов. А Ксения продолжала:

— Я хочу выехать сегодня. Мама просит подождать. Она ещё чего-то не достала. Но вещи уже сложены. Очень хочу тебя увидеть и поцеловать!

— Погоди! Погоди! Егоза! Дай сообразить, а то я ничего не понимаю.

— А понимать нечего — я еду!

— Очень хорошо. Но маму ты всё-таки подожди. Завтра я пришлю машину. Попрошу Тараса. Он вам поможет погрузиться. А если мама и не всё достала, так не беда. Потом съездит.

— А ты не сказал насчёт строителей!

— Строители нам очень нужны. Только хорошие. Учти это!

…Байтенов, узнав об этом разговоре, рассмеялся:

— Теперь, Игнат Фёдорович, придётся вам расстаться с кабинетом на колёсах. Квартира давно готова — перебирайтесь.

— Да, сейчас мне уж не отвертеться…

К вечеру следующего дня Тарас Гребенюк привёз семью Соловьёва. Грузовик был заполнен не только вещами и чемоданами, но и ящиками. Их выгрузили в клубе.

Все гадали, что могло находиться в ящиках. Высказывались различные предположения:

— Подарки передовикам!

— Рентгеновский кабинет!

— Библиотека!

— Костюмы для драмкружка!

Саша Михайлов рассеял недоумения:

— Учебники. Тетради. Наглядные пособия. Приборы. С сентября открывается вечерняя школа.

— А как она будет называться? — шутливо спросил кто-то. — Школа-клуб или клуб-школа?

Саша сердито сказал:

— Если идёте на танцы — клуб. Если просветить свою тёмную голову — школа. Но в кино будем пускать только отличников учёбы! Имейте это в виду…

4

В совхозе готовились к празднику урожая. Незадолго до торжественного вечера Ашраф полушутя, полусерьёзно сказал Тогжан:

— Наша бригада — первая в совхозе. А ты лучший бригадир. О себе не говорю, но, кажется, я не из последних трактористов. Неужели же мы отстанем по другим показателям?

— По каким показателям, Ашраф?

— Наша свадьба должна быть в совхозе нерпой!

— Ни за что! — вспыхнула Тогжан.

— Почему? Ведь мы обо всём договорились? Или ты разлюбила меня?

— Не говори так… Я просто не люблю шумихи. А тут придётся сидеть у всех на виду, и на тебя будут показывать пальцами! Я сгорю от стыда!

Ашраф после горестных раздумий — ему очень хотелось устроить свадьбу — посоветовался с Сашей Михайловым.

— Ничем её не убедишь! — горячился Ашраф. — Я ей говорю: «Ведь это праздник, большой день в нашей жизни, почему же мы должны скрывать своё счастье? Разве это стыдно, что мы любим друг друга?!»

— Всё это верно, — вздохнул Саша. — Надо, чтобы и остальные видели, как у вас налаживается жизнь… Да разве её убедишь! Пойдём-ка лучше к уста Мейраму…

При первом же удобном случае старый мастер поговорил с Тогжан.

— Нехорошо обижать людей, дочка. Твой жених правильно считает, что надо устроить комсомольскую свадьбу… Не сердись, что он мне пожаловался. Послушай лучше меня, старика. У нас с Шекер-апа всё было не так, как у вас. Женились мы, не сыграв никакой свадьбы. Её отец был богатым человеком, а я был пастухом в рваной одежде. Он просил за Шекер стадо овец, двух коров, много паласов и посуды. Он хорошо знал, что ничего этого у меня нет, и его требование было просто насмешкой. Тогда я договорился с Шекер и, улучив удобное время, посадил её на лошадь, увёз в горы, к моим родным. Это было зимой. Лежал снег. В горах свирепствовал голод. Мы еле-еле вытянули эту зиму. Шекер тосковала по родному аулу, но выхода не было. Если бы мы спустились в степь, то нас обоих настигла бы пуля: отец Шекер передал нам, что позора он не простит. Только после революции мы вздохнули свободно. У нас были дни хорошие, были тяжёлые, но всё же мы были счастливы, хотя это счастье досталось нам дорогой ценой. Наша свадьба — свадьба украдкой. Разве же это хорошо? И всю жизнь Шекер жалела только об одном — что мы не могли устроить праздника, позвать хороших людей, чтобы они порадовались нашему счастью… А ты, дочка, сама хочешь отказаться от этого…

Тогжан вынуждена была согласиться с разумными доводами, но попросила, чтоб о свадьбе никто не знал заранее: пусть люди соберутся на праздник урожая, а свадьба — это так, случайное совпадение.

Саша взял на себя все хлопоты. Соловьёв дал Ашрафу и Тогжан комнату во втором этаже нового дома. Теперь их судьба связана с Казахстаном. Пусть все почувствуют, что здесь их настоящая жизнь.

Соловьёв вызвал к себе Имангулова.

— Вот что, дорогой завхоз, у вас, кажется, имеется на складе хороший книжный шкаф?

Имангулов вздохнул. Шкаф был действительно очень хорош. Имангулов просто не мог с ним расстаться. И хотя бывший главный инженер Захаров не раз требовал выписать этот шкаф для своего кабинета, завхоз каждый раз разводил руками: «Не могу, понимаешь, он для директора предназначен». А всем другим, кто зарился на шкаф, он хмуро отвечал, что главный инженер уже забронировал эту вещь за собой. В шкафу, который стоял в кабинете самого Имангулова, хранились книжки счетов, накладных, квитанций, бланки различного назначения, чернила и клей. Для этого, конечно, годился и обычный конторский глухой шкаф, но Имангулов считал, что со стеклом солидней.

В вопросе Соловьёва Имангулов почувствовал что-то опасное, хотя сам директор никогда этим шкафом не интересовался.

— Что ж ты молчишь? — допытывался Соловьёв. — Есть шкаф или нет?

— Не помню, товарищ директор.

— Не помнишь?! Ну, брат, этому я никогда не поверю. Отдал кому-нибудь?

— Нет, не отдал.

— Значит, шкаф есть?

— Юридически, товарищ директор, шкаф имеется, а вот практически его нет.

— То есть в инвентаре он значится, а реально не существует?

— Как раз наоборот: реально он существует, а по документам не числится.

— Ты что-то путаешь, дорогой завхоз. Если ты шкаф выдал, то он должен быть в описи казённого имущества, а если он пропал, должен быть акт.

— Зачем вам шкаф, Игнат Фёдорович? — тоскливо спросил Имангулов.

— Мне он не нужен. Тогжан и Ашраф женятся. Может совхоз сделать нм свадебный подарок?

На лице Имангулова с быстротой молнии сменилось несколько выражений: растерянность, недоумение, приветливость, лукавство. Наконец он ответил:

— Шкаф есть. Никому не выдан. Он на картотеке склада, а не в описи.

— Всё понятно. Тебе просто жалко с ним расставаться.

— Жалко, — согласился Имангулов.

— И для молодожёнов жалко?

— Нет, не жалко. Могу соответственно оформить.

— Слава богу! — облегчённо вздохнул Соловьёв, точно закончил тяжёлую работу. — Вот и оформляй. Сейчас пришлю на склад наших молодцов, ты им выдай.

Уже в дверях Имангулов обернулся и с некоторой грустью сказал:

— На склад не присылайте. Пришлите в мой кабинет.

Саша Михайлов, Степан и ещё два тракториста отправились к Имангулову. Шкаф уже стоял пустой, заботливо обвязанный бечёвкой, чтобы дверцы не распахивались при переноске.

Имангулов тоже помогал двигать шкаф к дверям.

Но потом, когда стали выносить шкаф на улицу, он начал сокрушаться:

— Ух, какой тяжёлый! И как мы его на второй этаж поднимем?

— Ничего, поднимем, — успокоил Степан, — мы ребята здоровые. А раз Имангулов помогает, то шкаф станет как пёрышко.

— Слушайте, ребята, — вдруг с тревогой спросил завхоз, — а может быть, шкаф им не нужен? Вы не узнавали?

— То есть как не нужен? — возмутился Саша. — Может быть, им и книги не нужны? Может, и без стола обойдутся? И радио ни к чему? И газеты читать незачем?

— Зачем так шуметь, товарищ Михайлов, комсомольский секретарь? — удивился Имангулов. — Разве же я не понимаю, что такое культура? Я ведь так спросил, на всякий случай: может, им уже подарили другой шкаф.

Имангулов что-то ещё ворчал себе под нос, но всё-таки, обливаясь потом, помог дотащить шкаф до места. Там их встретила Шекер-апа, наводившая порядок в комнате. Увидев Имангулова, она пошутила:

— Похудеть хочешь? Правильно! Иногда тебя посещают светлые мысли.

— После такой работы не худо бы поесть, — парировал Имангулов. — Надеюсь, на кухне хватит для меня лёгкой закуски?

Комната вскоре была готова. Ашраф и Тогжан уехали в Иртыш оформить в загсе свой брак. В клубе готовили праздник урожая и свадьбу.