Моргунов вышел из своего подъезда и пройдя несколько кварталов, сел в угнанную два дня назад машину, номера на которой он тоже предусмотрительно сменил. Вопрос, что же сделать со своим „Фольксвагеном“ тоже занимал его какое-то время. Просто так её оставить нельзя, бесхозная машина есть лучший исходный пункт для идентификации её владельца. Бросить её в лесу или утопить означало риск привлечь к себе внимание, сдать на свалку автомобиль в приличном состоянии — тем более. Привлекать к себе внимание Моргунов избегал во все дни своего изгнания, а уж тем более сейчас. В конце-концов, он остановился на самом простом решении и машину продал. Теперь он являлся незаконным обладателем маленькой „Тойоты“, чья легкомысленная хозяйка оставила её незапертой возле супермаркета и даже заботливо не вытащила ключ из замка зажигания. На такую удачу Моргунов едва ли мог рассчитывать и поэтому воспользовался ею незамедлительно. Фотография хозяйки попрежнему висела вместо брелка на зеркале заднего вида и Василий Петрович весело ей подмигнул, заодно проверив качество наложенного дома грима. Порядок. „Если всё пойдет по плану — мелькнула у него мысль — скоро ты получишь свою машину назад в целости и сохранности.“ Моргунов не являлся прирожденным вором и поэтому для него было действительно важно, чтобы чужое имущество в неповрежденном виде вернулось к своему владельцу. То, что за тысячи километров отсюда его напарник и по его указанию готовится сейчас поднять в небо истребитель и, при определенных условиях, лишить жизни триста человек, с этой щепетильностью в противоречие совершенно не вступало. Всё, что стояло на его пути, Моргунов привык сметать без учета последствий. Всё, что оставалось в стороне, имело полное право быть неприкосновенным.

Василий Петрович ещё раз взглянул на часы. Путь от музея до аэродрома Санта-Розита был заранее многократно вымерен и занимал едва пятнадцать минут. В часы пик — тридцать. Соответственно, от его дома — бывшего дома — поправил сам себя Моргунов, немногим больше. Самолет, чей бортовой номер он цепко держал в памяти, должен уже ждать его и быть подготовлен к вылету. „Самое время это проверить, а там через четыре часа пора и Хореву объявиться.“ Радиотелефон лежал в правом кармане пиджака, место под левым плотно занимал „Браунинг“ в наплечной кобуре.

Он завел машину и медленно выехал на улицу. День только начинался и движение было ещё слабым, а обращать внимание именно на него, видимо, вообще никому не приходило в голову. Эта обычность и рутинность происходящего дополнительно успокаивали, как бы говоря: „Ну вот, пришел сей день. Ничего особенного, всё вполне реально, всё вполне достижимо.“ Ощущение некоторой нереальности всего мероприятия иногда бывало у него очень сильным, хотя Моргунов давно приучил себя к мысли рассматривать операцию как обычную работу. Опасную, конечно, но к опасной работе он за свою жизнь привык.

Над испанской столицей вставало утро, редкие облака были подкрашены идущим с Востока розовым светом. Моргунов закурил первую за сегодняшний день сигарету и отметил про себя, что хорошая погода ему тоже не помешает. Он оставил за спиной первых, целеустремленно спешащих по улицам прохожих и, выехав на шоссе, прибавил скорость. Через несколько минут он свернул под указателем „Санта-Розита“ с изображенным рядом маленьким самолетиком направо и скоро был на территории аэродрома. Ещё издали он начал искать глазами „свой“ самолет, но в типах машин Василий Петрович разбирался плохо, а номеров, нанесенных черной краской на фюзеляжах, ещё не было видно. В своё время он выбрал именно эту посадочную площадку по важным обстоятельствам. Она находилась не очень далеко от города, была немноголюдной, но располагала достаточно длинной полосой, чтобы принять небольшой реактивный самолет. Кроме того, миновав несколько запретительных знаков, на автомобиле можно подъехать прямо к стоянке самолетов, что очень важно в условиях дефицита времени и во избежание всяческих ненужных сюрпризов. Правда сейчас Моргунов остановился на достаточном расстоянии от аэродрома и остаток пути прошел пешком. Наконец-то он заметил небольшой реактивный джет с нужным номером и сердце его радостно забилось. Рядом с самолетом, на куче какого-то тряпья сидел человек в летной форме и с явно скучающим видом смотрел на небо. Никаких других людей вокруг видно не было. Моргунов зашел немного сбоку и приблизился к нему незаметно, предусмотрительно расстегнув клапан на кобуре.

— Хэлло! — негромко сказал Василий Петрович по-английски.

Перепуганный неожиданностью, летчик вскочил и попытался вытянуться в струнку, что при его неказистой фигуре и заметном брюшке получилось комично.

— Это я лечу сегодня с вами — продолжил он.

— Да-да, вы должны выглядеть именно так, мне вас описали! — вступил в разговор летчик, но его английский звучал ещё более коряво, чем у Моргунова. Он был арабом и в основном летал на частных самолетах по внутренним маршрутам региона.

— Машина готова к вылету?

— Да, сэр!

— Хорошо. Сколько примерно минут вам бы понадобилось сейчас, чтобы взлететь?

— Ну… — араб на мгновенье задумался — минут десять, если есть разрешение.

— Вы должны быть готовы взлететь, даже если не получите разрешения.

Летчик промолчал, но зрачки его глаз стали шире.

— В период между пятнадцатью и семнадцатью часами дня вы должны быть готовы взлететь за пять минут.

— Это невозможно. Невозможно взлететь с непрогретыми двигателями!

— Тогда пусть они будут прогреты! — рявкнул Моргунов. Не хватало ему ещё сейчас технических проблем!

Летчик молча вздохнул, но не возражал. К выкрутасам сумашедших европейцев он давно привык. К тому же хозяин обещал такую сумму за этот полет…

— Да, сэр! — Пилот опять попытался встать по стойке смирно.

— Вольно — неожиданно для себя пошутил никогда не служивший в армии Василий Петрович и с удовлетворением отметил, что чувство юмора при всем напряжении ему не изменило.

Оставив пилота в глубоком недоумении и кивнув ему на прощание, Моргунов вернулся к своей машине. Верный „Таг-Хойер“ показывал 06:40 и пора было занимать исходную для начала операции позицию. Неторопливо и тщательно соблюдая все правила движения, дабы не попасться на глаза полиции в угнанной машине, Василий Петрович направился в город и запарковал „Тойоту“ таким образом, чтобы парадный вход в здание российского посольства находился в пределах его видимости. Любая более или менее явная активность теперь не могла пройти мимо его внимания. Собственно, особой необходимости в таком наблюдении не было, но любая неожиданность могла оказать самое пагубное влияние на ход операции, поэтому приходилось контролировать хотя бы то, что в какой-то степени контролю поддавалось. В конце-концов Моргунов был историком по образованию и прекрасно помнил тот случай, когда покушение ОАС на генерала де Голля сорвалось лишь оттого, что его супруга задержала отъезд президентского кортежа, укладывая в багажник продукты. Предусмотреть всё в столь сложном и многоуровнем плане было невозможно, но каждая нейтрализованная случайность повышала шансы на успех. Например, если в посольстве будет какой-нибудь важный прием, вполне возможно, что просто никто не подойдет к телефону. Зная порядки в российских учреждениях, Моргунов абсолютно бы этому не удивился.

Время тянулось крайне медленно и Василий Петрович, не обнаружив ничего необычного в происходящем вокруг посольства, разглядывал проходящих мимо людей. За месяцы своего добровольного изгнания он успел привыкнуть к ним и сознание того, что он их возможно никогда больше не увидит навевало лёгкую грусть. Как бы там ни было, это кусок его жизни, который никак оттуда не выбросишь. За время, проведенное в Мадриде у него не появилось друзей или хотя бы приятелей, просто из соображений безопасности, но к облику, речи, поведению этих добрых и неунывающих в массе своей людей, он привык и чувствовал, что ему будет нехватать их также, как не хватает тех, кто остался в Новосибирске… Однако жизнь шла собственными путями и сентиментальность зачастую плохо подстраивалась к её быстрому и твердому шагу.

К девяти часам Моргунов почувствовал, что опять здорово проголодался и в желудке появляется мерзкое сосущее ощущение. Сегодня нужно быть в прекрасной форме, а нажитый ещё в студенческие времена гастрит мог ей здорово повредить. Выскочив из машины, он быстро зашел в расположенную рядом закусочную, из которой также можно было следить за посольством. Уже вполне настало время Хореву подать сигнал, но Василий Петрович надеялся, что успеет перекусить. Однако звонок, как и следовало ожидать, раздался в самый неподходящий момент, когда он с подносом в руках приближался к окошечку кассы. Все посетители тотчас обернулись в его сторону и Моргунов потянулся за телефонам, умоляя про себя, чтобы в кафе не оказалось соотечественников из близлежащего посольства. Голос на том конце линии был прерывистым, на линию связи то и дело врывались какие-то помехи, но единственная и главнейшая фраза, пароль и сигнал одновременно, он различил отчетливо.

— У нас хорошая погода…

— У нас тоже — торопливо и невнятно ответил Моргунов и прервал связь. Всё. Теперь началось.

Он взглянул на часы, заранее выверяя уговоренные полчаса паузы, за время которой Хорев успеет занять боевую позицию. Василий Петрович расплатился за стоящий на подносе завтрак и сев за крайний столик, подальше от шумной студенческой компании, попытался поесть, хотя звонок, даже подтвердивший, что всё идет прекрасно, напрочь отбил аппетит. Однако вполне возможно, что следующий прием пищи предстоит ему уже на другом континенте, и Моргунов мужественно ковырялся вилкой в салате, не отрывая глаз от часов. 09:14 Где-то далеко на Северо-Востоке, под завязку заправленный и до зубов вооруженный истребитель должен набирать высоту и ложиться на курс — совсем не тот, что определен для него планом полетов… 09:15 Интересно, как будут мыслить те, в посольстве, в Москве? Как пойдет ход их рассуждений? Очевидно, сначала не поверят, посчитав очередным психом. Но проверить информацию они обязаны хотя бы из боязни ответственности… И в зависимости от того, успеют ли они проверить её или нет, зависит реакция на его приход — либо сочтут опасным психом, либо… Либо тем, за кого он и хочет себя выдать. Моргунов не сомневался, что если посольские будут медлить с проверкой его информации, ему удастся убедить их поторопиться, но в любом случае это означает потерю драгоценного времени.

„Будьте же благоразумны, господа!“ — нервно усмехнулся Василий Петрович — „это в наших общих интересах.“

09:29 Моргунов отодвинул тарелку и решительно поднялся. Пора. Телефонная будка находилась метрах в тридцати от кафе и была пуста. Звонить прямо из закусочной было слишком рисковано, как и воспользоваться радиотелефоном. Скорее всего, все звонки, входящие в посольство, записываются на пленку. „Обычная практика в эпоху всемирного терроризма“ — поиронизировал Моргунов. Подходя к телефонной будке он увидел, что прямиком к ней направляется пожилая женщина и ускорил шаг. Терять хотя бы единственную минуту не хотелось. Захлопнув дверь перед носом старухи, он набрал номер культурного атташе, хотя раньше намеревался сделать первый звонок начальнику отдела безопасности. Но номер такового, очевидно по соображениям секретности, не был указан ни в одном справочнике и несколько лишних минут теперь уйдут на то, чтобы атташе сам поставил в известность самого высокого представителя секретных служб в посольстве. Кто это может быть? Второй секретарь, как обычно?

— Отдел культурного атташе, добрый день! — голос секретарши звучал на испанском приятно, хотя и с акцентом.

— Я хотел бы поговорить с вашим шефом. Очень важное дело, касающееся выставки в музее современного искусства — твердо и настойчиво потребовал Моргунов по-русски. Пререкаться с секретаршей в его планы не входило.

— господин Лукин сейчас занят, он сегодня утром вернулся из Москвы и ведет важные переговоры. Вы можете назвать вашу фамилию и вопрос, который хотите обсудить с атташе, тогда я назначу вас на прием.

— Я сам звоню из Москвы, девушка! Речь идет о безопасности выставки! Соедините немедленно, если что случится, вы будете отвечать!

Прием сработал безотказано. Ответственность — страх любого чиновника, особенно если ты молодая секретарша, стараниями дядюшки или любовника устроенная на теплое местечко в приличной европейской стране и, не веря своему счастью, более всего на свете опасающаяся его потерять.

В трубке что-то щелкнуло, несколько секунд слышался непонятный шорох, затем Моргунов услышал длинный гудок.

— Буэнос диас! — голос Лукина звучал несколько настороженно.

— Доброе утро! — Моргунов выговаривал слова четким голосом с металлическими нотками — моё имя Борис Матвеев. Сегодня после закрытия я заберу с выставки в музее десять полотен и вы поможете мне в этом. Если станете создавать проблемы, то будет уничтожен сегодняшний рейс „САС-3314“ Стокгольм-Токио. Истребитель, которым управляет человек, исполняющий мои приказы уже висит у него на хвосте…

— Постойте, постойте… — пытался вставить слово Лукин, но Моргунов не позволил себя перебить, он давно готовился к этому разговору и твердо знал, что должен сказать и даже каким тоном. Василий Петрович нарочито изъяснялся в повелительном, а не сослагательном наклонении, важный и действенный психологический прием, дабы у собеседника не возникло и мысли о несерьезности его намерений.

— Никакой слежки быть не должно. Когда я буду в безопасности, мой человек даст сигнал и истребитель уйдет. На проверку и осмысление этой информации — Василий Петрович невольно усмехнулся — я даю вам полчаса. Свяжитесь с вашим гэбистом, базой ПВО в Волхове и оповестите Москву. Через полчаса я лично приду к вам в посольство и мы поедем забирать картины. Всё понятно?

Моргунов понимал, что так сразу никто ему картины не выдаст, они будут пытаться организовать контригру, тянуть время. Это было ясно, но он хорошо подготовился к такому разговору и аргументы у него были неопровержимые. Через шесть с половиной, максимум семь часов он должен сидеть в своем самолете. До той поры можно и поиграть…

— Но… — попытался возразить Лукин, однако Василий Петрович продолжал:

— Местные власти и полицию не оповещать, иначе триста человек лишатся жизни. Вы поняли?

— Да как вы можете! — его собеседник обрел, наконец, дар речи.

— До встречи через полчаса — внимания на реплики атташе он не обращал — и не поленитесь проверить мою информацию — Моргунов положил трубку и быстрым шагом направился в машину, пока за территорией вокруг посольства не начали следить.