Я не собиралась становиться матерью. Даже не думала о постоянных отношениях с кем бы то ни было. Я лишь хотела, чтобы рядом находился нежно любящий мужчина исключительно для удовольствия и дружеского общения.

Я снова и снова пишу: женщина тридцати лет, любит классическую музыку…

Последняя фраза не соответствовала истине. У меня был всего один компакт-диск с классической музыкой: сборник известных опер в исполнении знаменитых дуэтов. Я купила его специально, так как собиралась слушать музыку в гостиной с открытыми окнами, чтобы привлечь внимание мужчин. Причем включать на полную мощность, перекрывая рев автобусных двигателей, изрыгающих выхлопные газы под окнами моей квартиры. Я представляю, как владелец бакалейного магазина, мужчина-азиат, сразу выскочит на улицу и увидит, какое нежное и страстное создание живет на втором этаже. Но, вовремя спохватившись, что не люблю оперу, я так и оставила компакт-диск нераспечатанным, в целлофановой обертке. Разумеется, у меня не было никакого желания встречаться с мужчиной, который заставил бы меня терпеть трехчасовое пиликанье на скрипке, чтобы потом, за обедом, обсуждать его игру.

Я стала составлять объявление: «Привлекательная, веселая женщина…» — как будто продавала не себя, а прелестного щенка спаниеля — «ищет нежного, любящего путешествовать мужчину для совместных обедов и, возможно, еще для чего-нибудь…». Я аккуратно написала текст на бланке, убеждая себя, что мне не следовало так поступать. В конце концов решив, что это всего лишь шутка, позвонила Элайзе и сообщила, что опустила объявление в почтовый ящик и теперь не могу вытащить оттуда эту чертову бумажку, как ни старалась протиснуть в него руку.

— Не переживай ты так. У меня в отделе одна молодая и красивая девица тоже дала объявление, — успокоила Элайза, дожевывая свой ленч.

Зря я ей позвонила. Наша дружба напоминала коктейль, состоящий из пяти спиртных напитков и персикового сока: тебе нравится коктейль, и, хотя от него может стать дурно, до тошноты, ты все равно пьешь.

— Значит, я некрасивая?

— Держу пари, ты нравишься многим мужчинам. — Она громко глотнула.

— Тогда зачем мне все это?

— Сейчас обычным способом трудно познакомиться с мужчиной, — упрямо твердила она.

Интересно, где можно взять напрокат оборудование для резки по металлу, чтобы проникнуть в почтовый ящик?

Я надеялась получить кучу ответов, которые будут валяться на потертом коричневом линолеуме моей гостиной, от умных и ослепительно-красивых мужчин, которые найдут мое сердитое лицо привлекательным. Предполагалось, по мере поступления писем, сортировать их на три кучки («да», «нет», «может быть»), что делало короткие объявления более трогательными по сравнению с Интернетом. Если использовать почтовую бумагу, то вся эта затея не будет казаться легкомысленной, скорее будет напоминать гору писем от друзей по переписке.

Все письма пришли вместе в одном коричневом конверте из тонкой бумаги. Четверо мужчин: Ласло — музыканте большим количеством пирсингов на теле; Лео — у него испуганное, слегка повернутое в профиль лицо, он сидел в фотокабине, смиренно опустив глаза; Джерри — его светлые волосы топорщились на голове, он сидел голый на коричневом велюровом диване; и, наконец, Джонатан, с не поддающимся описанию лицом.

В его улыбке сквозила надежда, словно ее владелец ждал вас, чтобы заявить о себе. Добрые, приветливые глаза (может быть, голубые, но, вероятнее всего, молочно-серые). Люди такого типа скорее будут придерживать дверь открытой, чем захлопнут ее у вас перед носом. Он написал: «Возможно, вам нужен человек более общительный и авантюрный. И все же позвольте мне немного рассказать о себе». Аккуратным почерком, с наклоном вперед, он подробно изложил свои интересы: стряпня, садоводство, дизайн интерьера. Я тщательно вглядывалась в почерк, пытаясь обнаружить в нем намеки на тайную жизнь: любовь к открытым женским трусикам, легко воспламеняющим воображение, или хотя бы тщательно скрываемое криминальное прошлое. Но вряд ли можно было встретить более нормального парня даже после того, как вы соскребли с него один или два слоя. Как бы пристально я ни всматривалась, он продолжал ободряюще улыбаться, как ведущий программы по садоводству, который вламывается в твой сад, вскапывает твои клумбы и в ненавязчивых и противоречивых выражениях пытается убедить тебя в том, что он все делает правильно.

— Он имеет дело с компьютерами, — я рассказала о Джонатане Элайзе в кафе-магазине, похожем на запущенную гостиную. Она сняла свои сандалии и села на потертый кожаный диван, подсунув под себя ноги. На одном колене красовалась свежая ссадина. С Элайзой всегда что-нибудь случалось. Возможно, причиной этому был ее высокий рост, о чем она всегда забывала, и туфли девятого размера, что без особого труда заставляло ее спотыкаться о разные предметы. Рядом, развалясь на потертых креслах, сидели безбородые юнцы. За столиком из огнеупорного пластика марки «Формайка», на котором громоздилась груда ломаного печенья, сидели юноша и девушка, едва окончившие начальную школу. Они склонились над столом и неумело целовались.

Элайза держала фотографию Джонатана между большим и указательным пальцами.

— У меня нет особого желания встречаться с незнакомым мужчиной. Он может быть кем угодно. — Элайза слегка промокнула свою ссадину бумажной салфеткой. — Он всего лишь обычный мужчина, мистер Нормальный.

— А что, если он прикидывается? Внешне ничем не примечательные люди способны на ужасные вещи. Потрошитель тоже казался нормальным.

Элайза засмеялась и разгрызла кусочек сахара.

— Ты должна встретиться с ним в людном месте. В пивной всегда куча народу, так что свидетели будут. — Она ткнула пальцем в его фотографию, оставив на ней липкий отпечаток. — На него можно положиться. Я бы дала ему шанс, — сказала она, как будто речь шла об автомобиле марки «Форд Фиеста».

Но мне не давало покоя, возможно, самое ужасное, о чем я ей не поведала.

— Знаешь, он читает женские журналы по дизайну интерьеров, в которых нет ни компакт-дисков, ни программы телевидения, а стоит лишь незатейливая белая ваза на каминной полке.

— Встреться с ним. Ты ничего не теряешь.

— Он тебе не кажется слишком простым?

Она прищурилась, пытаясь сфокусировать взгляд на его лице.

— Нет. Заурядность — неплохая вещь.

Я отрепетировала телефонный разговор:

— Привет, это Джонатан? Я та женщина, которой вы написали. Одна из тех, кто не может найти мужчину обычным способом. Я не занимаюсь подобными, довольно странными вещами. Это не в моей привычке. Но мне приходится много ездить, поэтому у меня нет времени заводить новые знакомства. Помни те журналы с загнутыми страницами, полными ужасных «правдивых» историй? Обычно их можно найти на столе в комнате ожидания у врачей. Ну так вот, эти статьи пишу я. Беру интервью у людей с доверчивыми глазами, которые кормят меня сэндвичами с говяжьим языком и разными историями. Приходится много летать: Шеффилд, Вокинг, Волтон-на-Нейзе. Так что, как видите, я занятая, преуспевающая и очень-очень счастливая женщина. Может быть, вам захочется встретиться со мной?

Он ответил и назвал номер своего телефона так, как будто был завален по уши работой.

— Привет, Джонатан? Это Нина, по объявлению: «Нина, одинокая душа. Нина, доведенная до отчаяния». — Язык не слушался, выделывал странные экстравагантные движения, наполняя рот слюной, словно мое тело обладало свойством отжиматься самопроизвольно.

— Рад слышать вас. Представляю, сколько писем вы получили. Я даже не надеялся на звонок.

— Раньше я никогда этого не делала, — выпалила я.

— Я тоже. Тогда почему…

Мне пришлось сказать, что часто приходится разъезжать и иметь дело в основном с женщинами. Это соответствовало истине. Затем добавила, кривя душой, что хотела расширить свой круг знакомых.

— Тон вашего объявления довольно доброжелательный.

Ну вот, так и знала, предложила себя, как щенка. Осталось весело похвастать, что у меня домашняя выучка и что я редко оставляю без внимания оказавшихся в затруднительном положении незнакомцев. Но я одернула себя, решив, что сейчас не самый лучший момент, чтобы шутить с незнакомым человеком. Вместо этого я сказала:

— Двадцати слов недостаточно, чтобы продать себя. Вас, наверное, волнуют мои физические достоинства: рост, цвет волос, приятная ли у меня внешность… — Я пожалела о том, что сказала. Теперь он спросит, как я выгляжу. (Ответ готов: пять футов и один дюйм, видимо, оттого, что во время беременности моя мать постоянно курила сигареты «Ламберт и Батлер». Мутные глаза с нечетко выраженными красивыми крапинками янтарного цвета. Достаточно? Уточнять размеры бюста, талии, бедер, наверное, преждевременно?)

Он добродушно рассмеялся.

— Я бы не стал говорить об этом, как о желании продать себя. Хотя сказано здорово. Я бы охотно встретился с вами, Нина. Может быть, зайдете, вместе пообедаем.

Я не могла промолвить ни слова, словно мне заклеили рот блестящей клейкой лентой, засунули в шкафчик под раковиной между чистящими средствами марки «Брилло» и жидкостью «Тойалет Дак» для чистки туалета.

— Я бы предпочла пойти куда-нибудь в кафе, если вас устроит.

— Отлично, выбор за вами. Я почти никуда не хожу.

Я представила себе этакого нормального человека, сидящего дома с закрытыми шторами.

— Знаете «Джино» на Олд Комптон-стрит? (Когда-то этот ресторанчик был заурядным итальянским кафе, сменившим за один год нескольких владельцев. Там до сих пор столы накрыты моющимися лунно-звездными скатертями, а из бетонного фонтана уныло течет вода.)

Он сказал, что знает, хотя я могла бы поспорить, что это не так.

— Как мы узнаем друг друга?

— У вас есть моя фотография.

— О’кей, я подхожу к вам, и мы узнаем друг друга.

— С нетерпением жду этого.

Найти его не составило труда. Кроме официанта, который расставлял розовые гвоздики в вазы, и Джонатана, в зале никого не было. Я заранее продумала нашу встречу. Уверенно вхожу, на лице радостная улыбка, никаких поцелуев во избежание неловкого столкновения головами и нанесения черепно-мозговых травм.

Увидев меня, он встал, приятно улыбаясь, как будто встретил двоюродную сестру. Улыбка та же, что и на фотографии. Она словно говорила: «Все отлично. Во мне нет ничего необычного или нервирующего. У меня отсутствуют странные любовные привязанности, и я не собираюсь хватать ваши руки под скатертью».

Не успела я снять куртку, как появился официант с поджаренными овощами на шампурах, которые он принес по собственной инициативе. Пока мы ели, официант от безделья занимал себя бессмысленной работой: расставлял баночки с солью и перцем на свободные столики и протирал мокрой тряпкой спинки красных металлических стульев. Он нервно озирался, как будто с минуты на минуту должен ворваться судебный исполнитель, чтобы конфисковать заляпанную жиром кофеварку. Время от времени его взгляд загорался надеждой, когда кто-то из прохожих останавливался, чтобы почитать ламинированное меню, выставленное в окне, на котором витиеватыми зелеными буквами написано: «Траттория Джино». В зале за столиком только одна пара, похожая на двоюродных брата и сестру. Они с детства поддерживают близкие отношения, любят друг друга и изредка встречаются в этом ресторанчике. Они приходят сюда в понедельник — в этот день цены не такие высокие.

Я заказала форель, так как мне понравилось невесомое и ненавязчивое звучание этого слова. В моем теле отсутствует датчик состояния голода. Джонатан пришел в крайний восторг при слове «форель», но вежливо отказался и предпочел грудку цыпленка, которую заливал грязный на вид соус. Значит, в чем-то мы явно расходимся.

Вместе с форелью принесли большое блюдо, на котором чего только не было: ломтики сливы и дольки апельсинов неловко утыкались в груду молодого лука; свекла из жестяной формочки сочилась в русский салат.

Мы говорили о районах Лондона, которые любили или ненавидели. Я, как и моя форель, ощущала особую легкость, разве что кости у меня были немного потяжелее. Когда Джонатан узнал, где я живу, он, отчаянно вгрызаясь зубами в цыпленка, произнес: — «Интересный район».

— И перспективное место, — солгала я.

Он рассказал, что выгодно купил недвижимость в районе Восточного Лондона, который граничит с моим. В нем расположены две пивные, увеселительный клуб и потрясающий тайский ресторан, отпускающий обеды на дом. Там, где жила я, был только бакалейный магазин, таксопарк и странный склад, заваленный старыми швейными машинками.

Джонатан употреблял фразы вроде «положить начало карьере» и «долгосрочные капиталовложения». Я не стала говорить, что арендую квартиру, что этажом выше живет довольно странный мужчина, приехавший из города Данди с горластой восточноевропейской овчаркой. Она имеет обыкновение носиться без присмотра среди наваленной в холле рекламной «макулатуры». Творожный пудинг Джонатана слегка подрагивал под своей желтоватой коркой. От переживаний мне было не до пудинга. Мой живот сократился до размера кормового боба.

Любопытная физиономия появилась в круглом дверном окне «траттории». Бросив взгляд на пудинг, человек помчался дальше к новому, сразу завоевавшему популярность заведению, находившемуся через два дома, где фотомоделям и студентам модельного бизнеса подавали за общий веселый стол лапшу быстрого приготовления. Покидая кафе, я увидела, как между ножками красного стула проскользнула мышь и нырнула под крышку золотистой щербатой батареи. У двери нам преградил дорогу официант с обглоданным и покрытым слизью стеблем гвоздики, который он заботливо взял из вазы и протянул мне.

— Желаю вам приятно провести остаток вечера, — сказал он, словно напутствуя нас.

Мы остановились у платформы метро, не решаясь пустить в ход руки и губы. Поезд сильным громыханием возвестил о своем прибытии.

— Прошу прощения за ресторан, — сказала я, глядя на Джонатана снизу вверх.

Он обнадеживающе улыбнулся. Мне понравилась его улыбка.

— Может быть, в следующий раз мы смогли бы…

— Надо же, — это сказала я.

Он удивленно посмотрел.

— В следующий раз, если возникнет желание зайти ко мне, я сам приготовлю что-нибудь для вас.

Какой-то мужчина выскочил из вагона и с умильной улыбкой выпалил в лицо Джонатану: «Эй, дружище!» Его галстук криво болтался, щеки горели красными прожилками.

— Это кто, твой друг?

— Это Билли, — процедил сквозь зубы Джонатан. — Старый школьный друг. Билли, я только…

— Кто вы? — прямо в лицо крикнул мне Билли.

— Мы случайно познакомились, — ответил Джонатан.

— Почему бы нам всем не выпить пива? Еще не вечер. Пойдем, я плачу.

Билли порылся в кармане, дребезжа монетами. Джонатан сдержанно произнес:

— Я позвоню тебе, Билли.

— Он всегда так говорит. — Билли засмеялся и пошел вдоль платформы, бросив пригоршню монет в открытый гитарный футляр бродячего музыканта.

— Извините, — сказал Джонатан.

— За что? Он всего лишь…

Поцелуй вышел сам собой. Инициатором был Джонатан. Сначала он взял в ладони мое лицо. Потом тихо поцеловал. Мои губы как с цепи сорвались. Гвоздика выпала у меня из рук на платформу, от которой с грохотом уходил наш поезд.

…Джонатан стал готовить для меня. Он сказал, что я питаюсь неправильно. Слишком много холестерина, который в конце концов покроет все мои внутренности. Казалось, ему доставляет удовольствие дефилировать в своей вычищенной, «взрослой» кухне и хозяйничать в ней. Он знал там каждый уголок. У него все было под рукой. «Лучше, чем шататься по кафе», — сказал он.

До Джонатана я не встречала мужчину, который бы знал, как приготовить каперсы. Все это казалось страшно старомодным, но мне не хотелось ходить с ним по ресторанам после того, как я побывала в его квартире. Как-то мне удалось заманить его к себе домой. Мы валялись на моем потертом диване, и он мне делал массаж спины под доносившийся сверху громкий лай овчарки.

По-настоящему хорошо Джонатан чувствовал себя только в своем доме, где все блестело и пахло лимонным ароматом. Я наблюдала за ним, как он орудовал желтой прямоугольной губкой и голубой тряпкой. Он рассказывал мне о работе в компьютерной фирме, и это показалось мне интересным. Его работа требовала предельного внимания и немыслимой точности. У разработчиков программного обеспечения нет выбора — им нельзя ошибаться. Иначе они потеряют работу.

Пока он готовил ужин, я садилась где-нибудь сбоку, изучая ингредиенты в плоской стеклянной лохани: грубо нарезанная зелень, половинка лимона, готовая для отжима. Однажды по телевизору шла передача о поварах и секретах их готовки. Мне нравилось потом «играть в повара». Начиная что-то готовить и имея под рукой обычно всего лишь один ингредиент, я говорила: «Теперь мы разбиваем яйцо, выливаем его на сковородку… добавим немного черного перца…» Моя левая рука — ассистент — передает перцемолку, и я спрашивала: «Разве это не аппетитно выглядит? Может быть, наши гости в телестудии попробуют?» После чего клала яйцо на ломтик хлеба и вгрызалась в него зубами, разрывая желток. При этом я восклицала: «Вот это да! Просто восхитительно».

А что, если Джонатан появился в моей жизни как раз вовремя?

— Ты не можешь забеременеть из-за какой-то нелепой случайности.

Он пришел ко мне в офис на Лестер-сквер, нервно лязгая замками своего портфеля. Мы перешли на другую сторону улицы в ближайшую пивную, в которой мне так и не удалось ни разу напиться: там все еще подавали еду в корзинах. Рядом со стойкой бара виднелась пластмассовая трубка, откуда выливалась жидкость белого цвета для кофе.

— Я проверила.

Он заказал белое вино, которое подали в стакане с жирными пятнами. Мне принесли воду.

— Ты не шутишь?

— Такими вещами не шутят.

Мы сидели в углу, и с обеих сторон на нас смотрели грязные окна. Джонатан увидел на столе две скрюченные чипсины и небрежно смахнул их в пепельницу.

— Ну и что ты об этом думаешь? — мой вопрос прозвучал беспомощно.

— А сама ты разве не знаешь, что я думаю? Я рад. — Он мужественно сжал мою руку, лежавшую на столе.

— Пока что слишком рано. Еще не та стадия, прошло мало времени.

— Может, это ошибка, навязчивая идея?

— Не думаю, что этот тест врет.

Мне пришлось выудить доказательство из кармана и показать ему. Тест был завернут в туалетную бумагу, которая, покачиваясь, опустилась на темно-коричневый ковер, как миниатюрный парус.

— Что ты собираешься делать?

— Рожать, что же еще?

— Как ты себя чувствуешь?

— Тошнит. Вчера я брала интервью у женщины, которую муж согнал с кровати, чтобы его собака могла с ним спать. Мы сидели на кухне вместе с этим огромным азиатским охотничьим псом, от которого воняло мокрой шерстью. Даже когда женщина выгнала собаку из кухни, я долго еще ощущала на своем пальто этот мерзкий запах.

Мои волосы слиплись от пота и жалко свисали на лоб. Джонатан откинул их.

— Бедная Нина, обещаю, все будет хорошо.

Те, кто находился в зале, должно быть, подумали, что мы настоящая супружеская пара.