Его взгляд гипнотизирует. Кристально чистые, пронзительные голубые глаза цвета вод Карибского моря с рекламных проспектов турагентств.

Эти удивительные глаза смотрят на меня. Даже сквозь меня.

— Кендалл, — шепчет он, и от его голоса у меня бегут мурашки по коже (в хорошем смысле).

Я хочу получше его разглядеть, но изображение не четкое. Он не слишком высокий, но широкоплечий. Золотые волосы достаточно длинные, чтобы было приятно гладить их.

Я падаю…

По-настоящему падаю.

Раскинув руки, я пытаюсь за что-то ухватиться, но падение продолжается… вниз, вниз, вниз. Но куда? О… ступени. Я падаю с лестницы! Будет чертовски больно.

Внезапно я в его объятиях и смотрю прямо в невероятные голубые глаза. Я словно купаюсь в них, пытаясь обрести потерянное дыхание. Его сила оберегает меня.

— Ты в безопасности, Кендалл.

Но кто ты?

Я отклоняюсь и вижу его лицо. Боже, какой красавец! Загорелый, с прямым носом и сильной челюстью. На левой щеке маленькая родинка. Ресницы такие же золотые, как и волосы.

Я не могу дышать. Воздух исчез. И кто-то трясет меня. Сильно.

Помоги мне, голубоглазый принц… помоги!

Тряска настоящая.

— А? Что?

— Кендалл, просыпайся. Пора в школу.

Я щурюсь от утреннего солнца и пытаюсь понять, что происходит. Папа внимательно смотрит на меня через очки в узкой металлической оправе.

— С тобой все в порядке?

— Все нормально, пап.

У меня грудь болит, и мышцы ноют так, словно я действительно рухнула с лестницы.

— Просто странный сон.

Папа ерошит мне волосы — он это делает с тех пор, как они у меня появились.

— Ты хотя бы спала, это уже хорошо. А то я за тебя очень волновался.

— Знаю, — вздыхаю я. — Спасибо за генератор белого шума.

Он гордо улыбается.

— Я читал, что он здорово помогает при бессоннице.

Не могу я признаться, что это не простая бессонница, а скорее страшная, неизлечимая болезнь. Вместо этого я киваю и сажусь.

Папа все еще обеспокоен.

— У тебя ведь нет других проблем? Да, Кендалл?

Я не доктор, и не играю его в сериале, поэтому не собираюсь ставить себе диагнозы. Я пожимаю плечами.

— Вроде нет.

Папа садится на кровать и берет меня за руку. Он гладит мой большой палец своим, как делал, сколько я себя помню. Надвигается серьезный разговор.

Нахмурившись, он начинает:

— Я знаю, что этот переезд тяжело тебе дался, малышка, и мне очень жаль. Родителям всегда тяжело вырывать детей из привычной жизни ради карьерного роста. Тебе сейчас, наверное, очень не легко. Тебе пришлось оставить дом и друзей ради чего-то совершенно незнакомого.

Не желая быть занозой у него в пальце — Кейтлин с этим прекрасно справляется, — я сжимаю папину руку и изо всех и делаю вид, что совсем не скучаю по дому.

— Пап, я знаю, что для тебя это невероятный карьерный рост.

— От этого выигрывает вся семья, — продолжает он. — Здесь я получаю гораздо больше, чем в Чикаго. Мы сможем отправить тебя в хороший колледж.

— И я очень это ценю, пап, правда.

Пауза получается слишком драматичной.

— Но? — интересуется он.

— Но…

Его темные глаза смотрят на меня поверх очков так, словно пытаются заглянуть в душу и увидеть всю правду. Он слишком хорошо меня знает. Что тут скажешь, я — папина дочка, и в этом нет ничего плохого. Дэвид Мурхед — отличный человек, любящий жену и детей и желающий как следует о них заботиться. Даже если для этого пришлось привезти их в место, которого даже нет на карте и которое, судя по всему, перенаселено нечистой силой.

— В школе все хорошо? Ребята тебя не обижают?

Я смеюсь.

— Прошел всего один день, рано говорить.

Папа хмурится.

— Правда, пап. Дело не в школе. У меня даже подруга появилась.

— А в чем тогда? — Он сильнее сжимает мне руку. — Ты всегда мне обо всем рассказывала, малышка.

— Я просто… привыкаю.

Раньше я рассказывала папе обо всех проблемах. Но это было до того, как у меня появились все эти странные ощущения, и я стала слышать зловещий голос из генератора белого шума. Как мне объяснить все это и не оказаться в дурдоме в смирительной рубашке?

— Ты уверена, что больше тебя ничего не беспокоит?

Я пытаюсь проглотить застрявший в горле огромный ком.

— Пап, а ты в привидений веришь?

Он опускает мою руку и усмехается.

— Ты ведь не веришь этим историям?

— Каким историям?

Папа снимает очки и протирает их краешком шелкового галстука.

— Ну, что Рэдиссон — рассадник паранормальных явлений?

Он это произносит так, чтобы я не сомневалась в абсурдности подобных заявлений.

— Да, и что в Ратуше, а особенно в моем кабинете, полно опасных привидений.

У меня глаза на лоб полезли.

— Что?

Папа водружает очки обратно на кончик носа.

— Так говорит мой ассистент. Но я в это не верю. Все эти слухи распускаются только для того, чтобы привлекать в город туристов и всяких чудаков, помешанных на привидениях.

Для усиления эффекта он даже рассмеялся.

— Но почему они говорят, что в твоем кабинете не безопасно?

— Архитектор, работавший до меня, уволился через три дня. По его словам, на него напало «невидимое существо».

Я так поспешно слезла с кровати, что чуть не упала, запутавшись в одеяле. Все очень серьезно. Особенно, если то, что Селия рассказала мне об этом доме и о городе, правда. А теперь еще и папин кабинет представляет угрозу! Это уже чересчур.

— Папа, будь осторожен!

— Не волнуйся за меня, малышка. Я не боюсь того, чего не существует. И ты тоже не бойся.

Опустив глаза, я тереблю краешек одеяла. Рассказать ему о том, что со мной происходит? Что я чувствую? Слышу? О кошках-провидицах?

— Я не боюсь, пап.

Нужно сменить тему разговора.

— Я просто хочу вписаться в здешнюю жизнь.

Рррррр-аарррр…

На мою кровать вскакивает огромная черная кошка — не меньше десяти килограммов. Даже не кошка, а настоящий горный лев.

— Я не знал, что у нас есть котенок, — удивленно произнес папа, глядя на мохнатое создание.

— Привет, Натали.

О мой бог! Это — Натали, одна из кошек, брошенных миссис Элиот. Натали потерлась о папину ногу, оставив на его светлых брюках черную шерсть. Затем она направилась ко мне, заурчала и плюхнулась на одеяло толстым пузом кверху. Я осторожно потянулась и погладила ее живот. Урчание только усилилось.

Продолжая поглаживать ее, я замечаю, что Натали сильно лупит хвостом по кровати. Я не верю в рассказанное Селией. Вряд ли сейчас Натали предсказывает приближение чего-то дурного. Неужели, это кошка, которую я должна опасаться? Сейчас.

— Можно ее оставить? — интересуюсь я.

— У нее бирка на шее, Кендалл. Она просто ушла от хозяев.

— Натали принадлежала старой женщине, у которой мы купили дом. Она уехала, бросив всех своих кошек.

Папа посмотрел на Натали и улыбнулся.

— Кажется, у нас появилось домашнее животное.

— Спасибо, пап!

Я наклонилась и крепко поцеловала его в щеку.

Тут-то все и случилось. Меня словно засосало в какой-то водоворот, и я стала падать в ледяную темную пустоту. Внезапно у меня в голове все вспыхнуло, словно молния в жуткую грозу. Перед моими глазами возникла совершенно четкая картинка.

Папа. Он очень расстроен. И ранен. С его лба стекает струйка крови, а оба глаза темно-фиолетовые из-за синяков.

Я с криком вскакиваю, и транс проходит.

Папа только смеется.

— В чем дело, Кендалл? Я пропустил часть щетины?

Сердце вот-вот вырвется у меня из груди, а пульс отплясывает настоящий Риверданс.

— Нет… я… я…

— Кендалл?

Черт! Натали била хвостом. Неужели кошка действительно предсказывает плохие события? Мне паниковать или пытаться что-то сделать? Натали закрывает глаза и мирно мурлычет. Нет. Натали здесь ни причем. Что она может знать? Видение пришло откуда-то еще, например, из моего больного разума. Как мне объяснить все папе, если я сама ничего не понимаю?

— Прости, пап. Просто разряд статического электричества.

— Ладно. — Он встает. — Собирайся быстрее. Мама приготовила для вас, девочки, очень вкусный завтрак.

Бурчание в животе временно затмевает тревогу. Ммм… завтрак. Вот о чем я думаю, вместо раненого отца. Может быть, на него, как и на его предшественника, нападет призрак? Нет. Это невозможно. Эти дурацкие мысли лезут мне в голову от недосыпания и стресса от переезда и новой школы. Любой бы на моем месте чувствовал себя не в своей тарелке.

Папа уходит, а я беру полотенце. Натали устраивается поудобнее на моем одеяле. По пути в ванную мой лоб пронзает острая боль точно в том месте, где у папы была рана. Я замираю и прикладываю к лицу полотенце. Слезы подступают к глазам, но я их не пускаю. Ни никакие глубокие вдохи не могут стереть образ окровавленного отца из моей памяти. Это не реально. Не может такого быть. Просто не может.

Но что-то очень глубоко внутри — что-то, что я не в силах объяснить, — говорит, что я видела будущее моего отца.

Будь я проклята, если позволю галлюцинации сбыться. Никто безнаказанно не нападает на моего отца. И неважно, существует этот кто-то или нет.

Я точно схожу с ума.

Нужно принять душ.

Горячая вода возвращает меня к действительности. Я вдыхаю апельсиновый аромат геля для душа и пытаюсь ни о чем не думать. Мысли о папе постепенно отступают, и я вспоминаю чудесного голубоглазого принца из моего сна. Этот сон был таким реальным. Намыливая руки, я ощущаю прикосновение его пальцев. Словно он только что меня отпустил. Но вода смывает это чувство вместе с мыльными пузырьками. Это был всего лишь сон. СОН.

Но какой сон.

Голубоглазый красавец… ох, какой же он красивый. Жаль, что такие встречаются только в голливудских фильмах. В Рэдиссоне я точно не встречу никого похожего.

Когда раздается звонок с последнего урока, я собираю вещи и бегу к химической лаборатории, где меня ждет Селия. Я хочу вместе с ней посмотреть запись прошлой ночи. Не то, чтобы я верила во все эти истории про привидений, проооостооо лучше рассмотреть все версии. (Хотя… мой заряд-пик от плеера вчера странным образом материализовался у меня в комнате. Кто-то точно пытается свести меня с ума.)

Добравшись до лаборатории, я вижу Селию. Она стоит у стола в углу в перчатках и защитных очках. Она так сосредоточена на опыте, что даже высунула язык.

— Привет, — тихо здороваюсь я. — Что делаешь?

Селия поправляет очки.

— Изучаю содержание свинца в волосах.

— Зачем тебе это?

— Понимаешь, свинец делает волосы темнее за счет реакции с серой в составе аминокислот цистеин и метионин. Аминокислоты входят в состав белковой структуры волоса. Продуктом этой реакции является черный сульфат свинца…

— Селия, ты опять это делаешь, — со смехом перебиваю я.

Ни чуточки не смутившись, она отвечает:

— Я вычисляю количество ацетата свинца по его соединениям, сформировавшимся в результате реакции между средством для мытья волос и хроматом калия.

Я хватаю Селию за руку, чтобы хоть как-то остановить поток сознания.

— Я все поняла. Правда. Не продолжай.

— Ты спросила, — заявила в ответ Селия.

Стараясь выглядеть заинтересованной, я скрещиваю на груди руки.

— Какое средство ты изучаешь?

Селия указывает на упаковку с изображением пожилого мужчины.

— «Греческая формула».

Я не в силах сдержать смех.

— Для второго дня учебного года твоя преданность науке просто поразительна.

На ее лоб падает прядь волос, но Селия даже не пытается ее отбросить.

— Я попросила разрешения на дополнительные индивидуальные занятия, чтобы получить более высокие баллы при окончании и поступить в тот колледж, в который захочу.

Я с детства хотела учиться в Мичиганском университете. Там отличные курсы по архитектуре и городскому планированию. Окончив их, я смогла бы стать таким же высококлассным специалистом, как мой отец. К тому же я обожаю Росомах — университетскую футбольную команду (речь, естественно, идет об американском футболе)! Вперед, Синие! Пожалуй, на первом курсе я серьезно занялась бы футболом. Мне интересно, где хочет продолжать образование умная южная девочка вроде Селии Николс. Технологический университет Джорджии? Эмори? Венди?

— Это в какой же? — спрашиваю я.

Селия отвлекается от опыта и отвечает:

— В стране много хороших университетов. В дополнение к основной специализации я планирую сосредоточиться на микробиологии, химии и физике. За лето я выбрала три университета. Во-первых, Принстон. Во-вторых, университет Дьюк. И, в-третьих, хотя это маловероятно, университет Эдинбурга.

Такого я не ожидала!

— В Шотландии? Ты серьезно?

Селия делает поклон, словно перед ней сама королева Елизавета.

— Еще бы! В Принстон ведь трудно попасть, если ты не элита, а простая девочка из маленького южного городка. Туда легко попасть только тем, чьи родители его заканчивали, а мой отец учился в Технологическом университете Джорджии. Мама же вообще только школу закончила…

Ну вот, опять начинается.

— Селия…

— Зато в Принстоне есть специальная кафедра, занимающаяся исследованиями паранормальных явлений. Дьюк тоже предлагает множество курсов, которые мне будут невероятно полезны и интересны.

Я за ней просто не успеваю. Да и какое все это имеет отношение к эксперименту с «Греческой формулой»?

Селия делает глубокий вдох и отбрасывает волосы со лба.

— Но дедушка всех этих программ — это университет Эдинбурга. Тамошние курсы — одни из самых престижных в мире. Ты уж поверь мне.

Мои брови поползли наверх.

— Какие курсы? Какая у тебя основная специализация?

— Парапсихология, — невозмутимо отвечает Селия.

Я трясу головой.

— Ты это всерьез?

— Конечно.

— Но это же все не настоящее, Селия. Ты не можешь потратить всю жизнь на погоню за тем, чего не существует.

Селия не соглашается.

— В мире скрыто столько странного и необычного, Кендалл, что твоей философии и не снилось.

— Гамлет. Очень похоже на строки из него, — бормочу я. — Только там герой обращался к Горацио, а не к Кендалл.

— Не важно, — отмахнулась Селия. — Но если мы настолько самоуверенны, что отвергаем существование в мире духов, призраков, ангелов, демонов и сгустков живой энергии, значит, мы ни чем не лучше бюрократов, отказывающихся финансировать научные исследования на основании того…

— Ладно, мадам Кюри! Ты победила!

Селия со смехом показывает мне язык.

— Хочешь, пойдем домой вместе? — интересуюсь я.

— Прости. Не могу. У меня скутер.

Селия внимательно изучает свои склянки.

— К тому же, мне нужно закончить опыт. Я буду дома где-то через час. Приходи потом ко мне с рекордером. — Она оглядывается и переходит на шепот. — Чтобы… ну, понимаешь… посмотреть на это.

— Ладно. Хорошо. — Мне не терпится узнать, есть ли что-то на пленке. — Увидимся позже.

Селия окликает меня.

— Кендалл. Прогуляйся по городу. Осмотри Рэдиссон. Это неплохое место, вот увидишь.

Селия Николс твердо знает, чем будет заниматься в жизни. Я не знаю, чем заняться даже сегодня вечером. Пожалуй, прогулка по городу пойдет мне на пользу.

Я улыбаюсь в ответ и машу ей рукой.

Конечно. Почему бы нет? У меня есть целый час.

Признаю, Рэдиссон, штат Джорджия, — красивый городок.

Я говорю городок, потому что только так его и можно назвать. На знаке при въезде в город указана численность населения — 14877 человек. Конечно, здесь не учтена семья Мурхед. Но это не сравнимо с почти трехмиллионным населением Чикаго.

Нужно завязывать со сравнениями. Прогулка по Рэдиссону должна познакомить меня с городком, а не усилить грусть от переезда из Чикаго. Я застряла здесь до выпускного, так что стоит расслабиться и получать удовольствие.

От школы я направляюсь на восток по Мэйн-стрит. Она проходит по четырем городским кварталам и ведет к площади в центре города. Здесь расположено большинство магазинов Рэдиссона и Ратуша, где работает папа. Это здание с огромными часами наверху. Окружают площадь немного экстравагантные, но симпатичные магазинчики. Например, аптека «Делверс» (со старорежимным автоматом с газировкой) и ресторан «Кэролс Кантри Китшен», где подают блюда домашней кухни и местные напитки, о которых я никогда даже не слышала. Есть магазин тканей и магазин, специализирующийся на товарах для людей с ослабленным слухом (классное название: «Засунь Это Себе В Ухо»). Есть картинная галерея и лавка со всякой сувенирной ерундой (правда, все, что там продается, полная ерунда). А название кофейни — «Central Perk» — явно сперли из сериала «Друзья». Напротив магазина мужской одежды расположен обувной магазин, витрину которого украшает плакат с таинственной надписью: Внимание! «Вебкинц» временно нет в продаже!

В середине площади разбит ухоженный парк с красивыми деревьями и яркими цветами. В самом его сердце установлен гранитный мемориал со смотрящим на юг солдатом армии Конфедератов. Кажется, будто он отдыхает. Правда, в руке у него мушкет. Не очень-то мирная картина. В пруду справа от монумента много рыбы. Рядом выбрасывает струи воды небольшой фонтан. Внезапно я понимаю, как приятно сидеть здесь на лавочке и наслаждаться теплым вечером. Не мне, но кому-то другому.

Вдруг вокруг меня поднимается ветер. Кожа холодеет и покрывается потом, а ноги начинают заплетаться. Боже, как кружится голова. Ох, что случилось? Пожалуй, я буду тем самым кем-то, кто сидит на лавочке в этом парке. Я буквально падаю на скамью, а сердцебиение все усиливается, неприятно отдаваясь в легких. Голова по-прежнему кружится, и я чувствую, как вся кровь приливает к ногам. К тому же у меня начинает болеть живот. Словно я съела плохую пиццу. Так бывает, когда съешь что-то, давно лежащее в холодильнике, а потом со всех ног несешься в туалет. Ага. Точно так.

Интересно, мне позволят воспользоваться туалетом кофейни?

Пешеходных переходов нигде нет, поэтому я пропускаю грузовик с символикой местной футбольной команды и бросаюсь через дорогу. На другой стороне мне приходится буквально повиснуть на фонарном столбе, чтобы не упасть. Со мной что-то происходит. Я не в состоянии произнести ни слова. Все мои крики застревают в горле. Кто-нибудь, позвоните 911. Или маме. У меня в голове будто фейерверки взрываются. Я слышу хлопки, и музыку, и голоса… стоп… что происходит? Я оборачиваюсь посмотреть, не выставил ли магазин на улицу колонки. Нет.

Вокруг меня полыхают вспышки всех цветов радуги. Это по-настоящему или у меня галлюцинации? Интересно, грибы в моем салате в кафетерии были обычными или «волшебными»? Может, я надышалась парами этого ацетата в лаборатории Селии?

Проходящая мимо женщина осматривает меня с головы до пят.

— Ты, должно быть, внучка Роя и Эльвы? — спрашивает она.

Петарды у меня в голове взрываются с новой силой. По крайней мере, такое у меня ощущение. Неужели никто больше не слышит этого грохота? Здесь где-то есть кнопка отключения звука? Хотела бы я все это выключить. Но как?

— Уммм, нет, мэм. Вы ошибаетесь, — вежливо отвечаю я, а хочется орать во всю глотку.

Женщина с недоверием смотрит на меня.

— Ты уверена? Ты так похожа на Эльву!

Вспышки и яркие краски превратились в мощную мигрень. Мне сейчас не до разговоров с незнакомыми дамами.

— Да, мэм, я абсолютно уверена.

— Ты права, — со слабой улыбкой отвечает незнакомка. — Просто внучка Эльвы примерно твоего возраста, вот я и подумала…

Ее слова превращаются в бессвязный шум среди какофонии играющего у меня в голове оркестра, и я вдруг с ужасом понимаю, что знаю ее имя.

Я так и вижу эти буквы: Х-е-л-е-н П-е-р-л-м-а-н.

Хелен Перлман родилась в Рэдиссоне и… я тру виски. Она покидает город всего раз в год, чтобы отдохнуть в пляжном домике в… я морщусь, пытаясь разглядеть детали, скрытые серой дымкой. Солнце, вода, песок появляются в моей памяти, словно сама все это видела. Конечно, я не… знаю! Грейтон Бич, Флорида.

Я закрываю рот рукой.

Какого черта я все это знаю?

— Ты в порядке, милая?

Я киваю, боясь проговориться.

— Точно?

— Живот болит, — бормочу я первое, что приходит в голову.

— У моего Лоренса та же проблема. Он в день съедает по пачке лекарств и…

В моей голове материализуется новая информация. Лоренс ей не сын. Это ее муж. Я знаю это так же точно, как свое собственное имя. И мм… в прошлом мае Лоренсу из шеи удалили зоб — что, черт возьми, такое зоб? Фу…

Я перевожу взгляд на Хелен Перлман, супругу беззобного Лоренса, в надежде, что мой ужас не отражается у меня на лице.

Ее окружают разноцветные ленты, и я моргаю, чтобы сфокусировать зрение. Вокруг ее головы скачут желтые и розовые вспышки. Это солнце так действует на мои глаза? Люди ведь не ходят с разноцветным ореолом вокруг них? Серьезно. Внезапная вспышка сильнейшей ярости путает меня. Я хочу ударить эту бедную женщину, но ведь она не сделала мне ничего плохого. Что за черт?

— Извините меня, пожалуйста, — с трудом выдавливаю я из себя, — было очень приятно с вами познакомиться.

Она машет мне вслед. Меня охватывает паника. Асфальт под ногами превращается в зыбучие пески, а мои ноги словно налиты свинцом. В руках опять это неприятное колющее ощущение, а голова вот-вот разорвется. Я бы сейчас с легкостью позволила бы ее отрубить — все, что угодно, лишь бы избавиться от боли!

До кофейни я не доберусь. Слишком далеко. Кажется, несколько световых лет. Мне нужен кондиционер, вода и кресло. Приемное отделение скорой помощи тоже подойдет. У меня, наверное, аневризма или еще что-то, что очень трудно диагностировать.

Прямо за мной какой-то магазин. Я толкаю стеклянную входную дверь и слышу звон колокольчиков. Меня окружает прохладный воздух, и все волосы на теле встают дыбом. За прилавком справа сидит женщина в джинсах и майке с надписью: «Я знаю, что я экстрасенс, потому что на моих трусах написано «медиум». Она встает и улыбается мне.

— Привет!

Она молодая. Может, тридцать с небольшим.

Каким-то чудом я обретаю голос.

— Я могу воспользоваться туалетом?

Женщина смотрит на меня так, словно узнает. О, боже. Опять эта ерунда про внучку Эльвы? Идиотский городок!

Но вместо вопроса продавщица раскидывает руки и восклицает:

— Господи! Да энергия из тебя так и прет!

Что-то из меня точно прет.

Зрачки ее карих глаз сильно расширены. Запах благовоний говорит о том, что перед моим приходом она, скорее всего, курила марихуану. Старший брат Марджори часто курил, поэтому этот взгляд мне знаком.

— Туалет, — бормочу я, стараясь вывести ее из транса.

— О! — На ее лице возникает понимающее выражение. — Конечно, милая. Вверх по лестнице и направо.

Я улыбаюсь.

— Спасибо.

— А когда ты вернешься, — доносится мне вслед, — нам с тобой, Кендалл, предстоит долгий разговор.