Неприятности в Валентинов день

Гибсон Рэйчел

Кейт Гамильтон, брошенной мужчиной, с которым ее связывали длительные отношения, уставшей от напряженной работы, крайне необходимо наладить заново жизнь и вернуть себе самоуважение. Она уехала от ярких огней Лас-Вегаса к дикой природе Госпела, Айдахо, в поисках простых радостей провинциальной жизни. Но когда первый же привлекательный незнакомец, которому Кейт попыталась сделать откровенное предложение, не раздумывая, отверг ее, она задалась вопросом, что еще может пойти не так?

Ну, для начала, Кейт быстро осознала, что «Оригинальные стихотворные чтения женушек — мастериц» ничем не хуже, чем другие развлечения пятничным вечером. Потом она столкнулась лицом к лицу с Робом Саттером, бывшим хоккеистом-громилой, владельцем магазина «Саттерс Спорт»: он же — привлекательный незнакомец, который велел Кейт отвалить, когда она сделала ему недвусмысленное предложение.

Роб однажды уже сильно обжегся. Но когда они с Кейт оказались в магазине «M&С» после закрытия, в суперкомпрометирующей ситуации, то придали фразе «приберитесь в пятом ряду» совершенно новый смысл. Чем и вызвали в Госпеле множество слухов…

 

Глава 1

День святого Валентина был полным отстоем.

Кейт Гамильтон поднесла кружку горячего рома с маслом к губам и выпила последнюю каплю. По шкале «отстойных вещей» этот день располагался где-то между падением на публике лицом вниз и болонским пирогом двоюродной бабушки Эдны. Первое было болезненным и приводящим в смущение, а второе — кощунством в глазах Господа.

Кейт опустила кружку и слизала капельки рома, оставшиеся в уголках губ. Горячий ром согрел ее изнутри, согрел ее кожу и накрыл комнату милым уютным сиянием. И все же он не смог поднять настроение Кейт.

Она чувствовала жалость к себе и ненавидела это. Она не принадлежала к женщинам, которые рассиживали без дела и рыдали. Она была из тех, кто сам разбирается со своей жизнью. Но не было ничего действенней целого дня, посвященного влюбленным, чтобы заставить одинокую женщину почувствовать себя полнейшей неудачницей.

Целый день сердец и цветов, шоколадных сладостей и греховного нижнего белья, предназначенных кому-то другому. Кому-то недостойному этого. Кому-то, кто не был ею. Двадцать четыре часа напоминаний о том, что она спит в одиночестве, обычно в мятой футболке. Целый день, чтобы напомнить о том, что лишь еще одно неудачное свидание отделяет мисс Гамильтон от того, чтобы сдаться. Чтобы сменить свои туфли от «Фенди» на обувь «Хаш Паппис». Чтобы поехать в приют для животных и завести кота.

Кейт оглядела бар «Дучин Лаундж» в «Сан-Вэлли Лодж», в котором сидела. Гирлянды из сияющих сердец украшали медные перила, а на каждом столике стояли розы и мерцающие свечи. Красные и розовые сердца были привязаны за барной стойкой и на больших окнах, из которых открывался вид на покрытые снегом сосны, расчищенные дорожки и ночных лыжников. Свет прожекторов падал на склоны, заливая их золотисто-белым светом и отбрасывая тени.

Посетители «Дучин» были одеты по последней лыжной моде. Свитера от Ральфа Лорена и Армани, угги и жилеты из патагонийской шерсти. Кейт ощущала себя бедной родственницей в своих джинсах и темно-зеленом свитере. Свитер хорошо сидел и подходил к ее глазам, но он не был брэндовым. Она купила его в «Костко» вместе с упаковкой трусиков, галлоном шампуня и парой килограммов маргарина.

Повернувшись на стуле, Кейт посмотрела на большие окна на другой стороне бара. Когда же она начала покупать свое нижнее белье в оптовых магазинах вместо «Виктория Сикрет»? Когда ее жизнь стала такой жалкой? И почему пара килограммов маргарина показалась ей хорошей идеей?

За окнами «Дучин» в свете фонарей кружились и мягко падали на землю пушистые снежинки. Снег пошел раньше, еще днем, вскоре после того как Кейт пересекла границу Айдахо — Невада, и все еще не прекращался. Из-за этого снегопада путь из Лас-Вегаса в Сан-Вэлли занял почти девять часов вместо привычных семи.

Если бы погода была нормальной, Кейт проехала бы это место без остановки, но не тогда, когда шел такой сильный снег. Не тогда, когда было так темно, что один неверный поворот в национальном заповеднике Сотут мог отправить ее в один из тех крошечных городков, где мужчины были мужчинами, а овцы были… нервными. Кейт планировала проехать последние километры пути до маленького городка Госпел, Айдахо, где жил ее дед, завтра утром.

Заказав третью порцию горячего рома с маслом, Кейт обратила внимание на бармена. Тому было около тридцати. У него оказались темные вьющиеся волосы, а в карих глазах сверкали маленькие озорные искорки. Он был одет в белую рубашку и черные брюки, казался молодым и симпатичным и носил обручальное кольцо.

— Могу я еще что-нибудь предложить вам, Кейт? — спросил он с улыбкой, которая лучилась мальчишеским обаянием. Он запомнил ее имя — качество, которое делало его хорошим барменом, но первой мыслью в голове Кейт было, что этот мужчина, вероятно, имел несколько подружек на стороне. Парни, подобные ему, всегда так поступали.

— Нет, спасибо, — ответила она и усилием воли задвинула циничные мысли на задний план. Ей не нравилось, что она стала такой недоброжелательной. Она ненавидела пессимиста, который обосновался у нее в голове. Она хотела, чтобы вернулась другая Кейт. Та, которая не была такой циничной.

За столиками и в кабинках парочки смеялись, болтали и обменивались поцелуями за бокалом вина. Тоска Кейт, и все по вине Дня святого Валентина, стала еще сильнее.

В это же время в прошлом году Кейт ужинала в «Цирк, цирк» в Лас-Вегасе со своим бойфрендом Мэнни Ферранти. Ей было тридцать три, Мэнни — тридцать девять. За коктейлем из креветок она сказала ему, что заказала номер в «Белладжо». За жареной телятиной она описала трусики с открытым пахом и подходящий к нему бюстгальтер с разрезами, которые надела под платье. За десертом она подняла вопрос о браке. Они были вместе уже два года, и Кейт подумала, что пришло время поговорить о будущем. Вместо того чтобы говорить, Мэнни бросил ее на следующее утро. Предварительно хорошо попользовавшись номером в отеле и ее трусиками.

Тогда Кейт была немного удивлена тем, как спокойно восприняла этот разрыв. Ну, может, не очень спокойно. Разрыв вывел ее из себя, но ее мир не рухнул. Кейт любила Мэнни, но она была практичной. Она не знала, почему не видела этого прежде, но Мэнни страдал боязнью серьезных отношений. Тридцать девять лет и ни разу не женат? У этого мужчины явно были значительные проблемы, а Кейт не хотела тратить время на человека, который не мог связывать себя обязательствами. Она проходила это раньше с другими мужчинами, которые хотели встречаться годами, но никогда не решались на что-то большее. Хорошее избавление от плохих отношений.

По крайней мере так она говорила себе, пока несколько месяцев назад не увидела в газете объявление о свадьбе Мэнни. Кейт сидела в офисе, листая журнал «Лас-Вегас ревью» в поисках раздела, где печатались объявления о рождениях и некрологи, чтобы посмотреть, не умер ли кто-то из находящихся в розыске, и обнаружила его. Маленькое милое объявление с фотографией. Мэнни и какая-то брюнетка, влюбленные и счастливые.

Мэнни нашел кого-то и женился меньше, чем через восемь месяцев после разрыва с Кейт. Кого-то, с кем он встречался меньше восьми месяцев. Он не был против серьезных отношений. Не совсем так. Он просто был против серьезных отношений с Кейт. Это ранило ее сильнее, чем она думала. Сильнее, чем сам разрыв. Сильнее, чем Мэнни, бросивший ее после ночи жаркого секса. Это заставляло болеть грудь, а горло сжиматься, и подтверждало кое-что, что она больше не могла игнорировать.

С ней было что-то не так.

Что-то большее, чем ее сто восемьдесят сантиметров роста. Большее, чем ее тридцать девятый размер ноги и прямые рыжие волосы. Кейт была частным детективом. Зарабатывала средства к существованию, копаясь в личной жизни людей, ища мотивы и разгадывая тайные планы. Изучая их происхождение, модели поведения в обществе и личной жизни. Но детектив Гамильтон никогда не останавливалась, чтобы покопаться в собственной жизни.

Объявление в газете о свадьбе Мэнни изменило это. Оно заставило подвергнуть анализу собственную жизнь, чего Кейт всегда избегала изо всех сил. Она обнаружила, что ее привлекают неправильные мужчины. Мужчины с бегающими глазами и тайными подружками, и боязнью серьезных отношений.

Может быть, она не думала, что заслуживает лучшего, или, может быть, ей нравился этот вызов. Она не знала наверняка, почему всегда выбирала таких мужчин, но была уверена в одном: она устала от неудачных отношений и всегда разбитого сердца.

На следующий день после выхода объявления о свадьбе Мэнни Кейт завязала с неудачными отношениями. Она поклялась ходить на свидания только с правильными милыми парнями без всяких заморочек и погрузилась в работу. Работу, которую всегда любила и в которой была чертовски хороша.

Кейт работала на «Интел Инкорпорейтед», одно из самых престижных детективных агентств в Вегасе. Ей доставляли огромное удовольствие все аспекты работы частным детективом. Всё, от слежки за подонками, дурящими страховые компании или казино, до воссоединения потерявших друг друга возлюбленных или разлученных членов семей. Если ей приходилось следить за неверными бойфрендами или подружками, или супругами, это тоже было неплохо. Эй, если мужчина или женщина лгали, они заслуживали того, чтобы их поймали. Если же нет (а такого ни разу не произошло), тогда в слежке не было никакого вреда. В любом случае это были не ее проблемы. Кейт получала деньги за работу и удалялась…

До того дня, как Рэнди Мейерс пришел в ее офис на четвертом этаже. В мужчине не было ничего выдающегося. Он не был ни привлекательным, ни уродливым. Ни маленьким, ни высоким. Он просто был.

Он пришел в «Интел Инкопрорейтед» и к Кейт, потому что его жена исчезла вместе с двумя детьми. Он показал Кейт обычное семейное фото. Такое, которое делают в парке примерно за тридцать баксов. Все в этом снимке было обычным. Все — от одинаковых свитеров до короткой стрижки мальчика и маленькой девочки, у которой выпал передний зуб.

И все в рассказе Рэнди подтверждалось. Он работал там, где сказал. В его досье не было ничего криминального. Никаких историй с жестоким обращением. Он продавал машины в «Вэлли Аутомолл» и руководил командой бойскаутов своего сына. Он был тренером своей дочери по футболу и вместе со своей женой Дорин вел уроки в местном колледже.

Найти его жену и детей оказалось нетрудно. Совсем не трудно. Они убежали в Уэйнсборо, Тенесси, к сестре Дорин. Кейт передала Рэнди эту информацию, закончив дело, и никогда бы больше не вспомнила о нем, если бы двадцать четыре часа спустя Рэнди не попал в национальные новости. То, что он сотворил с женой и детьми, прежде чем убил себя, ошеломило страну. И потрясло Кейт до глубины души.

В этот раз она не могла остаться безучастной. В этот раз она не могла сказать себе, что это не ее проблема, что она просто делала свою работу. В этот раз она не могла и дальше жить так, как прежде.

Через неделю Кейт уволилась с работы. Потом позвонила деду и сказала, что приедет погостить у него. Ее бабушка умерла двумя годами ранее, и Кейт знала, что дедушка Стэнли был одинок. Он мог насладиться ее компанией, а она могла насладиться передышкой. Кейт не знала, как долго пробудет у него, но достаточно долго, чтобы решить, что же делать. Чтобы отступить на шаг и понять, что она ждет от своей жизни.

Повернувшись к бару, Кейт сделала еще один глоток. Ром легко скользнул вниз и дал небольшой толчок ее возрастающему опьянению. Она решительно выкинула мысли о семье Мейерсов из головы и сосредоточилась на сердцах, подвешенных вдоль барной стойки. Был Валентинов день, который напомнил Кейт, что в этом месяце у нее не было настоящего свидания. А секса не было со времен «Белладжо» и Мэнни. И в то время как она на самом деле не скучала по Мэнни, она скучала по близости. Она скучала по прикосновению сильных мужских рук. Иногда она хотела быть одной из тех женщин, которые могли снять мужчину в баре. Без сожалений. Без взаимных обвинений. Без желания сначала проверить криминальное прошлое.

Иногда она хотела быть хотя бы немного похожей на свою подругу Мэрилин, девизом которой было: «Если ты не пользуешься этим, то ты это потеряешь», — как будто у ее влагалища был срок годности.

Кейт посмотрела на свое отражение в зеркале за баром и задумалась: можно ли сравнить потерю сексуального желания с потерей носка в «Лондромет»? Исчезает ли оно без следа? Становится ли уже слишком поздно к тому времени, когда ты замечаешь, что оно пропало? Пропадает ли оно навсегда?

Кейт не хотела терять свое сексуальное желание. Она была слишком молода. Ей хотелось, чтобы всего на одну ночь она могла выключить детектива в своей голове, найти самого сексуального парня в округе, схватить его за рубашку и впиться поцелуем в его губы. Она хотела всего на одну ночь стать той женщиной, которая могла насладиться сексом с мужчиной, которого никогда не встречала прежде и никогда не увидит после. Его прикосновение сожгло бы ее заживо, и она забыла бы обо всем кроме ощущения его рта на своем. Она бы привела его в свой номер. Или, возможно, им бы даже не хватило терпения, чтобы заняться этим в комнате, и пришлось бы сделать это в лифте или в кладовке, или, может быть, она поимела бы его на лестничной площадке.

Кейт отпила ром и снова посмотрела на красивого бармена. Тот стоял в конце бара, смеясь, шутя и взбалтывая мартини. Она могла стать циничной по отношению к людям и особенно к мужчинам, но она все еще была женщиной. Женщиной с сотнями тайных фантазий, роящихся в ее голове. Фантазий о том, как ее подхватят большие сильные руки. О взглядах, встретившихся через комнату. О мгновенном влечении. Безжалостном желании.

Со времени разрыва с Мэнни все ее воображаемые мужчины оказывались полной противоположностью ее прежнему ухажеру. Они все были плохими мальчиками с большими руками и еще большими… ногами. Звездой ее последней фантазии стал крутой блондин с байкерскими ботинками сорок пятого размера. Она заметила его в рекламе «Дольче и Габбана» в «Космо». Он казался дерзким, взъерошенным и с дурным нравом.

Иногда Кейт представляла, как он привязывает ее к заднему сиденью «Харлея» и увозит в свое любовное гнездышко. Порой воображала, как сталкивалась с ним в различных забегаловках с названиями типа «Кастет» или «Исчадие ада». Взгляды их встречались, и они успевали добраться лишь до ближайшего переулка, прежде чем срывали одежду друг с друга.

Кто-то взял стул рядом с Кейт, задев ее плечо. Ром заплескался, и Кейт обхватила ладонями теплую кружку.

— Эль «Сан-Вэлли», — раздался рядом мужской голос.

— Бутылка или на розлив? — просил бармен.

— Бутылка сойдет.

Как бы сильно не хотелось ей воплотить в жизнь одну из своих фантазий, Кейт знала, что это никогда не случится, потому что она не смогла бы выключить частного сыщика в своей голове. Того, который в решающий момент напомнил бы ей, что детектив Гамильтон должна сначала проверить криминальное прошлое «плохиша».

Запах свежего ночного воздуха внезапно долетел до ее ноздрей, и Кейт перевела взгляд от кружки к зеленой фланелевой рубашке из шотландки, рукава которой были закатаны на мощных предплечьях. Золотой «Ролекс» — застегнут на левом запястье, а тонкое серебряное кольцо обвивало средний палец.

— Записать это на ваш счет? — поинтересовался бармен.

— Нет, я заплачу сейчас, — голос был низким и немного хриплым. Когда мужчина потянулся к заднему карману «Левисов» за бумажником, то его локоть коснулся ее, пока Кейт скользила взглядом по зеленой фланели рубашки к широким плечам. Свет с потолка струился на мужчину, высвечивая разные оттенки золотого в его каштановых волосах. Непокорные, причесанные пальцами пряди прикрывали уши и падали на воротник рубашки. Усы в стиле Фу Манчу обрамляли крупный рот. И этот тип отрастил эспаньолку прямо под полной нижней губой.

Взгляд Кейт продолжал двигаться вверх к глазам, смотрящим на нее поверх широкого плеча, глубокий зеленый цвет которых затмевал зелень рубашки. Веки выглядели немного тяжеловатыми, как будто мужчина устал или только что встал с постели.

Кейт сглотнула. С трудом.

— Привет, — сказал незнакомец, и его голос, казалось, заструился внутри нее как горячий ром с маслом.

Святая дева Мария! Это мысли о воображаемом плохише вызвали его? Он не был блондином, но кого это заботит?

— Привет, — умудрилась выдавить Кейт, как будто волоски у нее на затылке не встали дыбом.

— Прекрасная ночь, чтобы насладиться спусками. Как считаешь? — спросил он.

— Впечатляюще, — ответила она, хотя ее мысли были не о катании на лыжах. Этот парень был огромным. Огромным того типа, который создан генетикой и физическим трудом. Кейт решила, что незнакомцу было чуть больше тридцати пяти.

— Выпало много снега.

— Точно, — Кейт, прижав кончики пальцев к теплой фарфоровой кружке, боролась с потребностью поиграть с волосами, как будто была восьмиклассницей. — Это радует.

Мужчина повернулся на стуле, чтобы оказаться с ней лицом к лицу, и ее сердце едва не остановилось. Он был даже лучше, чем ее парень из фантазий, а тот был просто потрясным.

— Тогда почему ты не там? — спросил он

— Я не катаюсь на лыжах, — призналась Кейт.

От удивления его бровь и уголок рта приподнялись.

— Не катаешься?

Вы никогда бы не спутали этого мужчину с моделью. Никогда не увидели бы его, рекламирующего «Дольче и Габбану» или лежащего на пляже в костюме от Гуччи. Он был слишком большим. Слишком мужественным. Слишком мужчиной. Эффект, производимый им, был слишком реальным.

— Нет, просто проезжала мимо. Пошел такой сильный снег, что мне пришлось остановиться на ночь.

Прямо под эспаньолкой белел тонкий шрам, а нос выглядел так, будто его неоднократно ломали. На самом деле это было едва заметно, но Кейт научилась замечать все в лице человека. А изучение лица этого мужчины оказалось истинным наслаждением.

— Надеюсь, что прояснится, — он переложил бутылку с пивом в правую руку. — Утром я отправлюсь в Богус-Бейзин.

— Любишь кататься на лыжах?

— Зимой очень люблю. После Богус мы отправимся в Тарги и Джексон-Хол, прежде чем поехать в Колорадо.

Мы?

— Ты здесь с друзьями?

— Да, мои приятели все еще на спусках, — он зацепился каблуками сапог за нижнее кольцо стула, и его широко расставленные колени коснулись бедра Кейт.

Это случайное прикосновение что-то сотворило с ее внутренностями. Это не было мгновенным беспощадным желанием, но все же чем-то было.

— Почему ты не с ними?

Приятели. В смысле друзья-мужчины. Парни обычно не называют подружек приятелями.

Незнакомец поднес пиво к губам.

— Колени капризничают, — ответил он и сделал большой глоток.

Но Кейт почти не сомневалась, что в жизни этого парня есть женщина. Вероятно, не одна.

— Катаешься на лыжах с приятелями в День святого Валентина?

Мужчина разглядывал ее своими зелеными глазами, пока опускал бутылку.

— Что, сегодня Валентинов день? — спросил он и слизал каплю пива с верхней губы.

Кейт улыбнулась. Тот факт, что он не знал этого, вероятно, значил, что прямо сейчас в его жизни не было никого серьезного.

— Каждый год четырнадцатого февраля.

Он оглядел комнату, как будто увидел ее в первый раз:

— А-а-а. Это объясняет сердца.

Взгляд Кейт скользнул мимо усов, обрамлявших крупный рот и подбородок, вниз по широкой колонне мощной шеи к ямке под загорелым горлом.

— Думаю, здесь только мы двое без пары.

— Не говори мне, что ты здесь одна!

Кейт снова посмотрела ему в глаза и рассмеялась. Ей понравилось, как он сказал это: как будто считал, что в это трудно поверить.

— Прикинь, да? — В ее любимой фантазии настоящий жеребец хватал ее в обувном отделе «Нордстрома». — А ты? Кто-нибудь будет злиться на тебя за то, что ты забыл о Дне святого Валентина?

— Нет.

Она никогда не фантазировала о лыжной базе, но теперь задумалась о таком варианте. Не могла справиться с собой. Этот мужчина излучал феромоны, как будто был ядерным реактором из Чернобыля. А для сидящих так близко к эпицентру ядерного взрыва последствия были смертельными.

Он закатал рукава фланелевой рубашки, обнажая на мощном предплечье то, что казалось хвостом змеи или еще какой-то рептилии.

— Это змея?

— Да. Это Хлоя. Она — милашка.

Точно. Татушка была цвета темного золота с черными и белыми полосками и казалась такой реальной, что Кейт наклонилась, чтобы рассмотреть ее поближе. Чешуйки были идеально очерчены. Не думая, Кейт потянулась и коснулась его обнаженной руки.

— Что это за змея? — Она почти ожидала, что почувствует холодную чешую вместо теплой гладкой кожи.

— Ангольский питон.

Питон. Ничего себе!

— Насколько большой? — Кейт снова посмотрела незнакомцу в лицо. Что-то жаркое и чувственное сверкало в зеленых глубинах его глаз. Потребность, от которой подскочил ее пульс, а кожу на запястьях начало покалывать.

Мужчина поднес пиво к губам и отвел взгляд.

— Пять футов, — сделал большой глоток, а когда снова посмотрел на нее, эти вспышки исчезли, как будто их никогда и не было.

Кейт опустила руку.

— И все пять футов вытатуированы на твоем теле?

— Ага. — Он указал на предплечье горлышком бутылки: — Здесь заканчивается ее хвост. Она идет вокруг руки, вниз по спине и обвивает правое бедро.

Кейт посмотрела вниз на его бедро и прямо на его пах — мягкие поношенные «Левисы» обтягивали мощные ноги и подчеркивали выпуклость там, где соединялись бедра — и быстро отвела взгляд, прежде чем ее застали за подглядыванием.

— У меня тоже есть татуировка.

Он засмеялся. Низкий рокот в его груди, который творил забавные вещи с ее грудью.

— Что? Сердечко на лодыжке?

Покачав головой, она сделала большой глоток из своей кружки. Температура тела подскочила, и лицо запылало. Кейт не знала, было ли дело в роме или в тестостероновом коктейле, сидящем рядом с ней, но она начала чувствовать небольшое головокружение. Не то головокружение, которое заставляет вас терять сознание, а то, которое вызывает улыбку, даже когда вы не чувствуете желания улыбаться.

— Хмм, — он скользнул взглядом вниз по ее шее. — Розочка на плече?

То головокружение, которое заставляет женщину думать о жарких, потных вещах. Жарких, потных, обнаженных вещах, которыми она, вероятно, не должна заниматься.

— Нет.

Он снова посмотрел ей в глаза и стал размышлять:

— Солнышко вокруг пупка.

— Луна и несколько звезд, но не вокруг пупка.

О жарких, потных вещах, о которых никто никогда не узнает.

— Я так и знал, что это будет что-то девчачье, — усмехнулся он, качая головой. — Где?

Это не могло происходить только с ней. Он должен был тоже чувствовать это, но если она сделает ему предложение, а он отвергнет ее? Кейт не думала, что сможет справиться с таким унижением.

— На попке.

Лучики морщинок разбежались от уголков его глаз, и он снова засмеялся:

— Полная или половинка?

«Стоп, он же парень», — подумала Кейт, приканчивая свою выпивку. Парни были парнями и останутся ими. Он не отвергнет ее.

— Полумесяц.

— Луна на луне — он вздернул бровь, наклонился вбок и посмотрел на попку Кейт, как будто мог что-то увидеть через одежду. — Интересно. Я никогда прежде не видел такого, — он отпил пива и выпрямился.

Может быть, дело было в роме и в ее жарких, потных, обнаженных мыслях. Может быть, в том, что сегодня был День святого Валентина, а она была одинока и еще не хотела надевать «Хаш Паппиз». Может быть, хотя бы раз она хотела поступить импульсивно. Может быть, все это вместе взятое, но прежде чем Кейт смогла остановить себя, она спросила:

— Хочешь увидеть? — В ту же секунду, когда эти слова слетели с губ, ее сердце, казалось, остановилось вместе с ее дыханием. О, Боже!

Он опустил бутылку:

— Ты делаешь мне предложение?

Делает? Да. Нет. Может быть. Могла ли она на самом деле пройти через это?

«Не анализируй. Перестань все время обдумывать это, — сказала она себе. — Ты никогда не увидишь этого парня снова. Хоть раз в своей жизни — просто сделай это».

Она даже не знала его имени. Но полагала, что это не имеет значения.

— Тебя это интересует?

Медленно, как будто чтобы удостовериться, что правильно ее понял, он спросил:

— Ты говоришь о сексе?

Она взглянула в эти глаза, пристально смотревшие на нее, и попыталась дышать, несмотря на внезапно сжавшуюся грудь. Могла ли она его поматросить и бросить? Могла ли она скрутить его в сексуальный кренделек, а затем выбросить за дверь, когда закончит? Была ли она таким человеком?

— Да.

И это появилось снова. Эта жаркая, чувственная потребность, которая вспыхнула и запылала. Затем, за долю секунды, черты его лица окаменели, а взгляд стал холодным.

— Боюсь, нет, — сказал мужчина, как будто она предлагала ему судьбу худшую, чем смерть. Поставил пиво на барную стойку и поднялся, возвышаясь над Кейт.

Она умудрилась выдавить ошеломленное:

— О, — прямо перед тем, как ее щеки запылали, а уши начали зудеть. Она подняла руку к окаменевшему лицу, надеясь, что потеряет сознание.

— Не принимайте это на свой счет, но я не трахаюсь с женщинами, которых встречаю в барах.

Затем он вышел, удаляясь из зала так быстро, как только позволяли его огромные сапоги.

 

Глава 2

К тринадцати годам Кейт перестала быть частым гостем в Госпеле, штат Айдахо. В детстве она любила бродить по диким окрестным лесам и плавать в озере Фиш Хук. Она любила помогать в «М&С», небольшом продуктовом магазинчике ее дедушки и бабушки. Но как только внучка вступила в подростковый период, то тусоваться у бабушки и дедушки стало уже не так круто, и Кейт навещала их от случая к случаю.

Последний раз она приезжала в Госпел на похороны бабушки. В воспоминаниях Кейт та поездка осталась коротким болезненным событием.

На этот раз причина приезда была менее болезненной, но в ту же секунду, как Кейт увидела дедушку, она поняла, что краткого визита не получится.

Стэнли Колдуэллу принадлежал бакалейный магазин, полный еды, для которого дед Кейт разделывал свежее мясо и закупал свежие продукты. И все же каждый вечер он ел готовые замороженные ужины. «Свонсон Хангри Мэн». Индейка или мясной рулет.

Стэнли содержал свой дом в чистоте, хотя спустя два года тот все еще был загроможден сувенирами на тему Тома Джонса, что Кейт считала странным, поскольку это ее бабушка была фанаткой Тома Джонса, а не дед. На самом деле Стэнли из кожи вон лез, показывая, что увлечение жены было тем, что он поддерживал, но не разделял. Так же как и бабушка не разделяла его любовь к охоте на крупную дичь.

Но Мелба Колдуэлл была предана Тому Джонсу больше, чем Стэнли охоте. Каждое лето дедушка Кейт возил ее бабушку, подобно паломнику, путешествующему к святым местам, в Лас-Вегас и Эм-Джи-Эм Гранд, чтобы поклониться вместе с другими верующими. И каждый год вместо чайных ложек для молока Мелба возила в своей сумочке дополнительную пару трусиков. На одно из шоу Тома Джонса несколько лет назад бабушку сопровождала Кейт. Одного раза хватило. Ей было восемнадцать, и вид бабушки, выхватывающей пару красных шелковых трусиков и швыряющей их на сцену, испугал Кейт на всю жизнь. Трусики проплыли по воздуху как бумажный змей и обвились вокруг стойки микрофона Тома Джонса. Даже сейчас, спустя все эти годы, воспоминание о певце, вытирающем пот со лба трусиками бабушки, смущало Кейт и заставляло ее хмуриться.

Мелбы не было в живых уже два года, но ничего из ее вещей не было упаковано и убрано. Томджонсовские безделушки-сувениры были повсюду. Казалось, дед поддерживал память о бабушке с помощью пепельниц с надписями «секс-бомб», рюмок с изображениями Делайлы и кошечки, которая качала головой в ритме «What’s new pussy cat».

Как будто избавившись от всего этого, Стэнли окончательно смирился бы с потерей жены.

Дед отказывался нанять помощника на полный день в продуктовый магазин, хотя определенно мог позволить себе это. Близнецы Абердин и Дженни Пламмер поочередно менялись в ночную смену. Магазин был закрыт по воскресеньям, и единственным существенным изменением за два последних года стало то, что сейчас вместо Мелбы со Стэнли в «M&С» работала Кейт.

Дед был настолько старомоден, что все еще вел бухгалтерию вручную в большом гроссбухе, отслеживал продажу и перечень товаров в различных книгах, отличавшихся по цвету, так, как делал последние пятьдесят лет. И наотрез отказался вступать в двадцать первый век и приобретать компьютер. Единственной вещью из современного офисного оборудования, которой обзавелся Стэнли, был настольный калькулятор.

Если ничего не изменится, дед загонит себя работой в могилу. Кейт задавалась вопросом, не на это ли он втайне надеялся? Она приехала в Госпел, чтобы дать себе передышку, чтобы сбежать от своей жизни на некоторое время. Один взгляд на унылое лицо деда и на его еще более унылое существование — и Кейт поняла, что никоим образом не сможет покинуть его, пока Стэнли снова не начнет жить. А не просто будет делать вид.

Кейт провела в Госпеле уже две недели, но ей понадобилось всего два дня, чтобы увидеть, что городок на самом деле не сильно изменился с тех пор, как она была ребенком. В Госпеле было какое-то однообразие, ежедневная предсказуемость, которые, как с удивлением обнаружила Кейт, привлекали ее. Многолетнее знакомство со своими соседями давало определенное спокойствие. И даже хотя у этих соседей ушки всегда были на макушке, Кейт с радостью понимала, что они, вероятно, не станут развлекаться дикими кутежами с убийствами.

По крайней мере, до весны. Подобно бурым медведям, которые бродили по диким окрестностям вокруг, город почти полностью впадал в спячку на зиму. После того как поздней осенью заканчивался сезон охоты, у жителей Госпела, пока не растает снег, было не слишком много занятий.

Насколько Кейт могла судить, с туристами у горожан сложились отношения любви-ненависти: тут с подозрением относились ко всякому, кто не являлся обладателем знаменитого картофельного номерного знака штата Айдахо, закрепленного на бампере. Относились с недоверием к Калифорнии и ощущали превосходство над всяким, кто не родился и не вырос в Айдахо.

Прошло столько лет, а в Госпеле все еще были только две забегаловки. В «Кози Корнер» фирменными блюдами дня по-прежнему являлись жареная курица и стейк из жареной курицы. В городке имелось два бакалейных магазина. «M&С» был поменьше и только с одной кассой. На окраине города, на одной и той же улице, стояли церкви двух разных конфессий. Одна — объединяющая все религии, другая — мормонская. В Госпеле было пять баров и четыре магазина, торговавших оружием и инструментами.

Единственным новым бизнесом в городе стал магазин спортивных товаров, который располагался в здании, где когда-то находилась аптека, прямо напротив стоянки магазина «М&C». Старый бревенчатый дом был восстановлен и отреставрирован. Большими золотыми буквами прямо над рыбой из цветного стекла в огромном центральном окне было написано «Саттерс Спорт». У здания была зеленая жестяная крыша и навес, и табличка «Закрыто до апреля», висевшая на двойных дверях из стекла и металла.

По словам Стэнли, Саттер не торговал оружием. Никто не знал почему. Это все-таки был Госпел — оружейная столица мира. Место, где подростки получали свои членские билеты НСА прежде, чем водительские права. Место, где у всех пикапов-грузовиков имелись подставки для оружия и наклейки на бамперах «Они могут взять мое оружие, когда вытащат его из моих холодных мертвых пальцев». Люди засыпали с пистолетами, торчавшими в изголовьях кроватей и припрятанными в ящиках с нижним бельем. И воспринимали как предмет гордости тот факт, что ни один житель Госпела не был убит из огнестрельного оружия с начала века, когда два мальчишки Хансена затеяли перестрелку из-за проститутки по имени Френчи.

Ну, был тот инцидент в девяносто пятом, когда старый шериф города покончил с собой. Но это не считалось, поскольку самоубийство на самом деле не являлось преступлением. И жители, в любом случае, не любили упоминать об этой особой главе истории города.

Внутри магазин «M&C» по большей части оставался таким же, каким Кейт помнила его с детства. Рога огромного самца оленя, которого ее дед сразил выстрелом в семьдесят девятом, все еще находились на стенде с товаром над старым помятым кассовым аппаратом. Около кофейного автомата темы беседы колебались от обсуждения таинственного владельца «Саттерс Спорт» до операции по замене тазобедренного сустава Ионы Осборн.

— Нельзя столько весить и не иметь проблем с бедрами, — говорила Ада Довер, пока Кейт стучала по кнопкам кассового аппарата, а потом нажимала клавишу «сложить» ребром ладони.

— Угу, — отозвалась, кладя банку консервированных персиков с косточками в пластиковый продуктовый пакет, Кейт.

Даже звуки внутри магазина были теми же. Из задней комнаты она могла услышать жалобный звук мясного резака, а из колонок наверху Тома Джонса, который пел о том, как хорошо оказаться дома. Присутствие Мелбы все еще ощущалось повсюду в магазине «M&C», начиная с ужасной музыки и заканчивая портретом Тома Джонса в бархатном костюме, который висел в подсобке. Единственным, что действительно прибавилось в магазине Мелбы Колдуэлл с момента ее смерти, был рой вдов, круживших вокруг ее мужа, Стэнли.

— Ионе следовало бы пойти на «Весонаблюдатель» много лет назад. Вы никогда не пробовали «Весонаблюдатель»?

Кейт покачала головой, и кончик ее хвоста коснулся воротника черного поло.

На прошлой неделе она подменила Тома Джонса на «Мэтчбокс Твенти». Но на середине второй строфы их сингла «Болезнь» дед вытащил диск и снова включил Тома. Пока Ада болтала о пустяках, а Том чуть слышно напевал, голова Кейт пошла кругом.

— Это на самом деле поддерживает мою фигуру в тонусе. И фигуру Ферджи тоже. Я ведь настоящая подруга Ионе, поэтому старалась вытащить ее по крайней мере на несколько встреч, не только ж на чтения в клуб ходить. — Ада покачала головой, и ее глаза сузились. — Она сказала, что пойдет, но так и не пошла. Если бы она слушалась меня, то в два счета распрощалась бы с лишним весом, и не было бы нужды в операции по замене тазобедренного сустава.

Какого черта в два счета? Страшась ответа, Кейт все же осмелилась предположить:

— Вполне возможно, что у Ионы медленный обмен веществ.

По словам Стэнли, Ада Довер приезжала каждый день около полудня, идеально причесанная, накрашенная и облитая духами «Эмероуд». Было совершенно ясно, что она искала способ, как бы сделать из Стэнли Колдуэлла мужа номер три.

— Она должна купить один из горных велосипедов вон там, в спортивном магазине.

Теперь, когда здесь была Кейт, дед всегда находил себе занятия в подсобке, чтобы избегать Аду и отряд вдов, которые держали его под прицелом. Он также заставил внучку осуществлять доставку на дом тем дамам, которые были постоянными покупательницами. Кейт это совсем не радовало. Ей не нравилось быть источником информации о деде, и у нее имелись занятия получше, чем слушать Миртл Лейк, в красках расписывающую ужасы пяточных шпор. Занятия получше, например, — сделать себе лоботомию.

— Может, Ионе следовало бы просто начать ходить? — предположила Кейт, пробивая коробку «Уитсинс» и убирая ее в пакет.

— Конечно, даже если бы Иона захотела купить один из тех велосипедов, она бы не смогла этого сделать. Владелец магазина, вероятно, на Карибах, греется на солнце, как ящерица. Его мать — медсестра здесь в клинике. Она не местная. Из Миннесоты, я думаю. И держит рот на замке лучше, чем «Таппервэр». — Ада порылась в своей огромной сумке и вытащила кошелек: — Я вообще не знаю, зачем он открыл магазин в Госпеле. Он продал бы больше велосипедов и всякой всячины в Сан-Вэлли. Здесь он не продает оружие. Не знаю, почему, но эти миннесотинцы… О, да… Прогрессивные и своевольные.

Кейт удивилась, каким образом то, что ты из Миннесоты, было связано с непродажей оружия или со своеволием, но она была слишком занята, сражаясь с пронзавшей ее дрожью, чтобы спрашивать об этом.

Сан-Вэлли. Сцена величайшего унижения в ее жизни. Место, где она напилась и предложила себя мужчине. Единственный раз в своей жизни, когда ей удалось подавить свои комплексы и пойти на это, она была отвергнута красавцем, который просто сбежал из комнаты, только чтобы убраться подальше от Кейт.

— Он привлекателен, как грех, но ни за кем не приударяет. Все знают, Дикси Хоу старалась изо всех сил, чтобы подцепить его, но он даже бровью не повел. Конечно, я не виню его за то, что он избегает Дикси: та слишком любит красить волосы. Да и заездили ее не меньше, чем мула тети Салли.

— Возможно, ему не нравятся женщины, — сказала Кейт, ударив по клавише «итог». Парень из Сан-Вэлли не любил женщин. Он был женоненавистником. По крайней мере, так Кейт нравилось говорить самой себе.

Ада со свистом втянула воздух:

— Гомосексуалист?

Нет. Как бы Кейт не хотелось верить, что тот придурок был геем и именно поэтому отверг ее предложение, на самом деле она так не думала. Она слишком хорошо умела «читать» людей, чтобы пропустить такого рода сигналы. Нет, он был просто одним из тех мужчин, которым нравилось унижать женщин и заставлять их по-настоящему страдать. Либо это, либо у него была эректильная дисфункция. Кейт улыбнулась: а может, и всё вместе.

Ада на мгновение замолчала и потом сказала:

— Рок Хадсон был геем, и старина Руперт Эверетт тоже. Сын Регины, Тиффер, — гей, но он несимпатичный. Он участвовал в одном из тех театрализованных представлений геев в Бойсе, пел «Не порть мне удовольствие», но, конечно, не победил. Даже у трансвеститов свои стандарты. — Вытащив ручку, Ада начала выписывать чек. — Регина показывала мне фотографии. Клянусь, Тиффер в парике и с помадой выглядит точно так же, как его мать. А Регина больше напоминает Чарльза Нельсона Райли, чем Барбру Стрейзанд. Хотя будет большой потерей и позором, если и парень Саттер — гей. Но это объясняет, почему он не женат и никогда не ходит на свидания. — Ада оторвала чек и протянула его Кейт. — А внучка Миртл Лейк, Роуз, тоже заигрывает с ним. Она молодая и на удивление симпатичная, но он и к ней никогда не проявлял интерес.

Просто удивительно, что Ада знала так много о владельце магазина спортивных товаров. Кейт могла бы разыскать такую же информацию достаточно легко, но она-то была лицензированным частным сыщиком. Ада была менеджером мотеля «Сэндмен» и, очевидно, очень назойливым человеком.

После того как миссис Довер покинула магазин, Кейт закрыла кассу и пошла в подсобку. Комната пропахла свежим мясом и отбеливателем, которым дед имел обыкновение дезинфицировать оборудование и разделочные доски. В дальнем конце комнаты была небольшая пекарня магазина, где бабушка пекла пироги, печенье и домашний хлеб. Там все было укрыто, и никто не использовал ее по назначению уже больше двух лет.

Стэнли сидел за длинным белым столом, заканчивая упаковывать Т-стейки в шесть синих лотков из пенополистирола и пластиковую обертку. На стене над ним висели те же самые разделочные доски для мяса, которые Кейт помнила с детства. За исключением опустевшей пекарни казалось, будто здесь ничего не изменилось, хотя прошло несколько десятилетий. Но изменения были. Дед стал старше и легко уставал. Бабушка умерла, и Кейт не знала, почему дед не продал магазин или не нанял кого-нибудь управлять им.

— Ада ушла, — сказала Кейт. — Теперь ты можешь выйти.

Стэнли Колдуэлл взглянул на внучку карими глазами, в которых отражались уныние и печаль, поселившиеся в его сердце:

— Я не прятался, Кейти.

Она сложила руки на груди и прислонилась плечом к коробкам бумажных товаров, которые нужно было отнести на склад. Дед был единственным в мире человеком, кто звал ее Кейти, как будто она все еще была маленькой девочкой. Она продолжала просто смотреть на него до тех пор, пока легкая улыбка не приподняла его седые закрученные вверх длинные усы.

— Ну, может я и прятался, — сознался он, поднимаясь: брюшко заставляло топорщиться испачканный фартук. — Но эта женщина слишком много болтает, у меня от нее голова трещит. — Развязав фартук, дед бросил его на рабочий стол. — Я просто не могу вынести женщину, которая говорит так много. Я любил в твоей бабушке, что она не говорила только для того, чтобы слушать свой собственный голос.

Что было не совсем так. Мелба любила посплетничать также, как и любой другой житель города. И Кейт потребовалось меньше, чем две недели, чтобы обнаружить, что в Госпеле сплетни включались в ежедневную диету как пятый элемент продуктовых групп. Мясо. Овощи. Хлеб. Молочные продукты. Все вместе приправлено здоровой порцией «младшенького Вонды застукали курящим за школой».

— Как насчет женщины, которая работает у шерифа? Она кажется милой и не болтает так много, как Ада.

— Это Хейзел. — Стэнли поднял пакеты Т-стейков, и Кейт последовала за ним, пока он нес их через магазин к холодильному шкафу. Потертый деревянный пол все еще скрипел в тех же местах, которые Кейт запомнила ребенком. Плакат «Спасибо за покупку!» все так же висел над дверью, а конфеты и леденцы все еще продавались в первом ряду. Хотя сегодня одноцентовая конфета стоила десять центов, шаги владельца магазина стали медленнее, его плечи еще больше ссутулились, а руки стали узловатыми.

— Хейзел — нормальная женщина, — сказал дед, когда они остановились у открытой холодильной витрины. — Но она не твоя бабушка.

Холодильный шкаф делился на три яруса и распределялся на четыре секции: курица, говядина, свинина и готовые продукты, которые дед всегда звал «трясущееся мясо». В извращенном мозгу Кейт «трясущееся мясо» имело совсем другой смысл. Она была из Вегаса, где вы могли найти Мистера Трясущееся Мясо танцующим в «Олимпик Гарденс» пять ночей в неделю.

— Ты думал об уходе на пенсию, дед? — спросила Кейт, приводя в порядок коробки «Болпарк Френкс». Этот вопрос постоянно крутился у нее в мыслях, и она выжидала удобный момент, чтобы поднять его. — Ты должен приятно проводить время и отдыхать вместо того, чтобы резать мясо до тех пор, пока твои руки не опухнут.

Дед пожал плечом:

— Твоя бабушка и я, бывало, разговаривали насчет ухода на пенсию. Мы собирались купить один из тех домиков на колесах и путешествовать по стране. Твоя мать тоже ворчала по этому поводу, но я пока еще не могу решиться на это.

— Ты смог бы спать так долго, как хотел, и не волноваться по поводу доставки миссис Хенсен бараньих отбивных точно в дюйм толщиной или о нехватке салата-латука.

— Мне нравится обеспечивать людей самой лучшей нарезкой. Я все еще хорош в этом деле, а если у меня не будет места, куда идти каждое утро, я могу никогда не подняться с постели.

Сердце Кейт сжалось от грусти. Они со Стэнли возвратились в подсобку, где дед показал, как загрузить этикет-пистолет рулоном этикеток с ценами. На каждый товар ставился ценник, даже если цена уже была ясно отмечена производителем. Кейт говорила, что это лишнее, но дед был слишком расстроен, чтобы менять что-то. Его мечты о будущем умерли вместе с женой, и он не хотел создавать новые.

Звякнул колокольчик над входной дверью.

— На сей раз иди ты, — сказала Кейт с улыбкой. — Возможно, это еще одна из твоих женщин, которые приходят пококетничать с тобой.

— Я не хочу женщин, кокетничающих со мной, — проворчал Стэнли, выходя из комнаты.

Хотел он этого внимания или нет, но Стэнли Колдуэлл был холостяком номер один для женщин пенсионного возраста Госпела. Возможно, настало время, чтобы дед прекратил скрываться от своей жизни. Возможно, Кейт могла помочь ему отпустить старые мечты и создать новые.

Открыв ножом для резки картона коробку с банками свеклы, Кейт подняла этикет-пистолет. В ней на самом деле никогда не было слишком много от мечтательницы. Она предпочитала действовать. Вместо мечтаний у нее имелись полноценные фантазии. Но, как она узнала совсем недавно, ее фантазиям лучше оставаться в безопасности в ее голове, где они не могли быть сокрушены отказом.

Кейт была, вероятно, единственной женщиной в истории, которую отвергли в баре, и вот уже в течение двух недель она была не в состоянии разжечь хорошую фантазию в своей голове. Больше никакого крутого парня-байкера, привязывающего ее к заднему сиденью своего мотоцикла. Вообще никаких воображаемых мужчин. Этот недоумок из Сэн-Валли не только унизил ее, но и убил ее воображаемую жизнь.

Прилепив пробную этикетку на крышку коробки, Кейт принялась за первый ряд банок. Из колонок, расположенных по пути к морозильнику, Том Джонс распевал во все горло паршивую версию «Женщины из забегаловки», которая, решила Кейт, была гадостью по очень многим и разным причинам. Одной из которых было то, что в настоящее время песня о женщине из забегаловки, «ведущей мужчину наверх, чтобы покататься», являлась ее наименее любимой на всей планете.

— Кейти, иди сюда, — окликнул ее дед.

Со времен выпускного класса, когда ее парень пришел на выпускной с другой, думала Кейт, пока заканчивала приклеивать ценники на последний ряд банок, она не получала такого сокрушительного удара по чувству собственного достоинства. Теперь тот случай с выпускным остался далеко позади. И также она оправится от того, что произошло в Сан-Вэлли. В настоящее время, тем не менее, ее единственным утешением было то, что ей больше никогда не придется увидеть того придурка из «Дучин Лаундж».

Кейт направилась к деду, который в конце продуктового отдела разговаривал с мужчиной, стоявшим к ней спиной. Посетитель был одет в синюю лыжную куртку с черным мехом на длинных рукавах. Мужчина держал в руке полгаллона молока, а под мышкой была зажата коробка гранолы. Спутанные каштановые волосы касались воротника куртки. Незнакомец был выше шести футов и двух дюймов дедули. Мужчина, запрокинув голову, смеялся над чем-то, что сказал Стэнли, затем обернулся, и смех оборвался. Кейт была от них в двух шагах, когда взгляд темно-зеленых глаз, даже более ярких при свете дня, встретился с ее глазами. Брови нахмурились, а губы, обрамленные превосходными усами в стиле Фу Манчу, приоткрылись.

Кейт споткнулась и замерла. Все в ней, казалось, замерло тоже. За исключением крови, которая отхлынула от головы так, что зазвенело в ушах. Грудь сдавило, и точно также, как в первый раз, когда увидела его, Кейт спросила себя, не ее ли мысли об этом мужчине заставили его появиться как по волшебству. Только в этот раз не было никаких теплых покалываний. Никакого желания поиграть волосами. Только в голове у нее было такое забавное ощущение, будто она вот-вот упадет в обморок.

Сейчас она хотела потерять сознание и очнуться где-нибудь в другом месте. Но ей не повезло. Она стояла здесь, желая упасть в обморок, и была уверена, что парень из «Дучин Лаундж» припоминал каждую деталь ночи, когда Кейт предложила ему себя. Ночи, когда он отказал ей, как будто сделал самую естественную вещь, которую когда-либо совершал.

— Это Роб Саттер. Ему принадлежит магазин спортивных товаров, где раньше была старая аптека. Роб, это моя единственная внучка, Кейти Гамильтон. Не думаю, что вы встречались.

Именно эти слова произнес ее дед, но из-за звона в ушах и Тома Джонса, ревущего о женщине из забегаловки, Кейт послышалось совсем другое. «Не принимайте это на свой счет, но я не трахаюсь с женщинами, которых встречаю в барах», — пронзило ее мозг подобно тысяче булавочных уколов. Молчание, казалось, тянулось вечность, пока она ждала, что Саттер проинформирует деда о том, что уже встречался с ней. Чтобы рассказать тому, что его внучка была пьяна и вела себя, как потаскушка. Этикет-пистолет выпал из руки Кейт и с глухим стуком ударился об пол.

Роб посмотрел через плечо на Стэнли и сказал:

— Нет. Мы не встречались. — Когда он снова повернулся к Кейт, удивление, которое она видела на его лице, исчезло, сменившись полной любопытства улыбкой, от которой приподнялись уголки его рта: — Приятно познакомиться, Кейти.

— Кейт. — Она справилась с давлением в груди. — Только мой дедушка зовет меня Кейти.

Саттер приблизился к ней и нагнулся, чтобы поднять этикет-пистолет. Верхний свет падал на волосы Роба и оттенял их золотом. Хруст рукава его куртки заполнил тишину.

— Как долго вы уже в городе? — спросил Саттер голосом столь же глубоким и приятным, как помнила Кейт, только на сей раз тот не струился сквозь нее как горячий масляный ром.

Роб знал, как долго она пробыла в городе. Что же он задумал?

— Пару недель.

— Тогда мы просто разминулись друг с другом. Я катался на лыжах с приятелями последнюю пару недель.

Она, конечно, знала это. И он тоже знал, что она знала это. Но если он хотел притвориться, что они не встречались, Кейт была более чем согласна. Она посмотрела вниз на его руку, протягивавшую ей пистолет с этикетками. Фирменный знак «Арктерикс» был написан белым на застежке-липучке, обвивавшей запястье.

— Спасибо, — сказала Кейт, забирая этикет-пистолет. Кончики ее пальцев случайно коснулись руки Саттера, и она отступила на шаг назад, отдернув руку. Ее пристальный взгляд скользил по застежке-молнии на его куртки.

— Это действительно сюрприз — прийти сюда и увидеть, что здесь работает кто-то, кроме Стэнли, — сказал Саттер.

Моргнув, она уставилась в его зеленые глаза. Ничего. Ни тени насмешки или вспышки узнавания. Сначала он выглядел удивленным. Сейчас и следа от удивления не осталось, и Кейт не могла сказать, притворяется он или нет. Может же так случиться, что он не вспомнил ее? Нет, она просто принимает желаемое за действительное. Ей не могло так повезти.

— Самое время, чтобы помочь ему.

— Ах, да, — пробормотала Кейт, отвлеченная своими мыслями.

Она была пьяна. Он, вероятно, тоже был пьян. Возможно, удивление, что она видела на его лице несколько секунд назад, было просто удивлением при виде кого-то, кроме ее деда, работающего в «M&C». Господь — свидетель, остальные жители городка были потрясены, увидев ее.

— Она приехала, чтобы подсобить мне в магазине. — Стэнли сделал шаг, чтобы встать рядом с внучкой, и потрепал ее по плечу. — Она такая хорошая девочка.

Поглядев на деда, Роб Саттер медленно повернулся к ней. Она ожидала, что он засмеется или, по крайней мере, выдавит из себя улыбку. Он не сделал этого, и Кейт расслабилась на долю секунды. Может, этот парень, Роб, был настоящим алкашом. Могло ей так повезти? Некоторые мужчины колотят своих жен и громят дома. А когда просыпаются в тюрьме, то понятия не имеют, почему заключены под стражу. Они сидят, обхватив голову руками, и ничего не помнят. Будучи человеком, который помнил все, Кейт никогда не верила в алкогольное беспамятство. Может, она ошибалась. Может, у владельца спортивного магазина было именно оно. Может, он был мертвецки пьян.

Возможно, ей следовало чувствовать себя немного раздраженной, что она была так легко забыта. Но сейчас все, что она чувствовала, — это проблеск надежды, что ей повезло, и он оказался настоящим алкоголиком.

Хорошая девочка, ни хрена себе! Свободной рукой Роб Саттер расстегнул куртку и перенес вес на левую ногу. Хорошие девочки не напивались и не снимали парней в барах.

— Как долго планируете пробыть в Госпеле? — спросил он. В прошлый раз, когда они встретились, ее волосы были распущены. Гладкие и блестящие, как жидкий огонь. Ему больше понравились распущенные волосы.

Цвет возвратился на ее бледные щеки, и она склонила голову набок. Он почти мог прочитать ее мысли. Она гадала, помнил ли он ее.

— Пока мой дед нуждается во мне. — Кейт повернулась к Стэнли: — Хочу закончить ставить ценники на свеклу. Если что-нибудь потребуется, крикни.

Как будто Роб мог забыть ее предложение показать ему голый зад. Когда она пошла прочь, взгляд Саттера переместился вниз с «конского» хвоста, который свисал ниже плеч, мимо обтягивающей черной рубашки на округлую попку в черных брюках. Нет, он не забыл ее. Ее образ под мягким светом «Дучин Лаунджа» оставался с ним еще долго после того, как он покинул бар. В ту ночь Робу снились мягкие темно-рыжие волосы и глаза цвета плодородной земли. Длинные ноги и руки, переплетенные с его руками и ногами. Секс столь жаркий, столь реальный, что он чуть не кончил во сне. Такого давно с ним не случалось. Обычно мужчины не склонны забывать подобные вещи. По крайней мере, не сразу же.

— На самом деле я не нуждаюсь в ее помощи, — сказал Стэнли, — но все-таки очень хорошо, что она рядом.

Роб снова посмотрел на хозяина магазина и подумал, хотя и не был в этом уверен, что заметил свет в глазах Стэнли, когда тот говорил о своей внучке. Слабый свет, которого Саттер никогда не замечал у него прежде. Ему нравился Стэнли Колдуэлл, более того, он уважал его.

— Она живет с вами?

— Да. Она балует меня, но я стараюсь не слишком привыкать к этому. Она не может оставаться со мной вечно. Девочка должна вернуться к своей собственной жизни когда-нибудь.

Роб взял яблоко и направился к кассе.

— Откуда она родом? — спросил он. Саттер достаточно долго прожил в Госпеле, чтобы уяснить, что не требовалось слишком многого, чтобы узнать историю жизни человека, не важно, интересует она вас или нет. А в данном случае ему было слегка любопытно.

— Кейти из Лас-Вегаса, — ответил Стэнли, обойдя прилавок и пробивая молоко, гранолу и яблоко.

Вытаскивая кошелек, Роб задавался вопросом: была ли Кейт Гамильтон танцовщицей в одном из казино? Она была достаточно высокой. И у нее имелась грудь, подходящая для тех откровенных костюмов. В свои прежние распутные дни он выбрал бы именно такую женщину. Высокая. Стройная. Легкодоступная.

— Она — частный детектив, — проинформировал его Стэнли, перекладывая коробку гранолы в полиэтиленовый пакет.

Это заявление удивило Роба. Почти так же, как когда он обернулся и увидел ее, стоявшую в нескольких шагах от него, выглядевшую столь же ошеломленной, каким он чувствовал себя.

Он протянул Стэнли десятку и сказал:

— Она не похожа на тех сыщиков, которых я когда-либо встречал.

А он знал нескольких.

— Это то, что делает ее настоящим профи, — похвастался Стэнли. — Женщины разговаривают с ней, потому что она одна из них, а мужчины говорят с ней, потому что мы просто не можем устоять против красивой женщины.

В последнее время Роб довольно хорошо научился не поддаваться женщинам. Красивым или каким-то другим. Это было нелегко, никогда не было легко, но он думал, что преодолел худшее — постоянное желание. Пока одна рыжуля не предложила ему себя. Уход от Кейт Гамильтон дался ему так тяжело, как ничто другое, что он совершил за долгое время.

Положив чек в кошелек, Роб засунул его в задний карман.

— Вот ключи от твоего магазина, — сказал Стэнли, закрывая кассу. — Пока тебя не было, пришла пара коробок заказной почтой. А вчера я поднял твою почту с пола.

— Не стоило делать этого. — Саттер взял ключ от своего магазина и надел его на брелок. Прежде чем Роб отправился кататься на лыжах, Стэнли предложил свою помощь. — Но я ценю это. Я сделал кое-что, чтобы отблагодарить вас за ваше беспокойство. — Расстегнув нагрудный карман внутри куртки, Роб вытащил рыболовную муху. — Это бусинка-нимфа, я связал ее как раз перед отъездом. Радужная форель не может сопротивляться этим штучкам.

Стэнли взял подарок и поднял поближе к свету. Концы длинных подкрученных вверх усов приподнялись.

— Красота, но ты знаешь, я не ужу на муху.

— Пока нет, — сказал Роб, подхватив пакет с продуктами. — Но я планирую привлечь вас к этому делу. — Он двинулся к двери. — Увидимся, Стэнли.

— Увидимся. Передавай своей матери привет.

— Передам, — сказал Роб и вышел из магазина.

Утреннее солнце выпрыгнуло из-за сугробов, ослепив яркими пронзительными лучами

Свободной рукой Саттер порылся в кармане своей тяжелой куртки в поисках солнечных очков, нацепил «Рево» на переносицу, и немедленно темно-синие поляризованные линзы устранили яркий свет. Свой черный «Хаммер» Саттер припарковал на первом парковочном месте. Он легко скользнул на переднее сидение. Его не заботило, что именно кто-либо думал о его «Хаммере». Ни его мать, ни, разумеется, защитники окружающей среды. Ему нравилось пространство для ног и ширина салона автомобиля. Роб не ощущал себя настолько огромным в «Хаммере». Сдавленным. Как будто занимал слишком много места. Ему нравились вместимость автомобиля и тот факт, что машина пропахивала снег и без малейшего труда взбиралась на песчаные холмы, и что в ней имелось достаточно настоящей мощи. И да, ему нравился тот факт, что он мог проехать по крышам других автомобилей на дороге, если в этом была необходимость.

Заведя автомобиль, Роб полез в пакет с продуктами, чтобы вытащить яблоко. Откусил кусок и дал задний ход, увидев мельком рыжий хвост и черную рубашку внутри магазина «M&C».

Ее звали Кейт, и в ночь, когда Роб вышел из «Дучин Лаундж», он никогда бы не подумал, что увидит ее снова. Ни за что на свете! Но вот она здесь, в Госпеле. Внучка Стэнли Колдуэлла работает прямо через автостоянку от Саттера, наклеивая ценники на банки, и выглядит лучше, чем он помнил. А то, что он помнил, было чертовски хорошо.

Роб включил первую передачу и направился к служебному входу своего магазина. Рыжуля была не рада видеть его. Не то чтобы он мог винить ее. В ту ночь он мог бы легко ее уложить. Очень легко, но то, что она пыталась снять его, вывело Роба из себя. Это напомнило ему то время в его жизни, когда он откликнулся бы на ее предложение. Когда он не стал бы даже колебаться перед тем, как поцеловать ее и запутаться пальцами в ее волосах. Время, когда он смотрел бы в ее ясные карие глаза, пока занимался бы с ней сексом всю ночь напролет. Время в его жизни, когда женщины были легко доступны, и ему не приходилось обходиться без них.

Тогда его жизнь была быстрой и неистовой. Шла полным ходом. На бешеной скорости. Была всем, чего он всегда ожидал и всегда хотел. Да, его били исподтишка и прижимали в углах больше раз, чем он мог сосчитать. Он совершал ошибки. Делал вещи, которыми не гордился, но он любил свою жизнь. Каждое ее чертово мгновение.

Вплоть до той секунды, когда она полетела ко всем чертям.

 

Глава 3

Роб открыл заднюю дверь в «Саттерc Спорт» и сдвинул солнечные очки на макушку. Поднимаясь в свой офис, он впился зубами в яблоко: смачный хруст присоединился к звуку его шагов. Роб вытер рот тыльной стороной ладони, нажал на выключатель локтем и направился к перилам открытой стены лофта, через которые был виден темный магазин внизу.

Парное каноэ и девятифутовой каяк были подвешены к потолочным балкам и отбрасывали тени на ряд горных велосипедов. Хотя в шестидесяти милях отсюда был Сан-Вэлли, а в Госпеле имелось лишь несколько магазинов, торгующих оружием и инструментами, в «Саттерс» не продавались товары для зимних видов спорта. Вместо этого Роб решил заняться снаряжением для летнего отдыха и прошлым летом получил хорошую прибыль от сдачи его в аренду.

В здании было градусов восемнадцать, и казалось тепло по сравнению с жалящим холодом снаружи. Роб жил во всех часовых поясах и климатических зонах Северной Америки. От Оттавы до Флориды, от Детройта до Сиэтла и еще в нескольких местах между ними Роб Саттер был всегда в своей тарелке и при деле. Он всегда предпочитал северо-восточный климат с четырьмя четко выраженными сезонами. Всегда наслаждался кардинальной сменой температуры и пейзажа. Всегда любил неприкрытую цивилизацией, вызывающую дикость природы. А было мало мест более неприкрытых и вызывающих, чем Айдахо Сотут. К нынешнему моменту мать Саттера прожила в Госпеле девять лет. Роб провел здесь менее двух. И чувствовал себя как дома больше, чем в других местах, где жил до этого.

Роб повернулся и направился к столу в центре большой комнаты. Коробка удочек «Даймондбэк» для ловли рыбы на муху и упаковка футболок с названием и логотипом магазина были сложены на верстаке в дальней части комнаты. Тиски и лупа боролись за пространство со сложными инструментами, катушками ниток, мишуры и проволоки.

На краю стола Стэнли Колдуэлл аккуратно сложил почту хозяина магазина. Стэнли понравился Робу с первой же встречи год назад. Пожилой мужчина был трудолюбивым и честным — два качества, которые Саттер больше всего уважал в людях. Когда Стэнли предложил «присмотреть» за магазином спортивных товаров, пока хозяин в отлучке, тот, недолго думая, вручил старику ключи.

Доев последний кусочек яблока и бросив огрызок в мусорную корзину, Роб присел на угол стола, поставив одну ногу на пол. Рядом с почтой лежал последний выпуск «Хоккейных новостей». На обложке Дериан Хатчер и Тай Доми молотили друг друга. Роб не видел игру, но слышал, что Доминатор взял верх над Хатчером.

Взяв журнал, Саттер пролистал его — мимо рекламы и статей — к игровой статистике в конце. Пробежался глазами по колонке, затем остановился на середине страницы. Оставался месяц до начала плей-офф, и «Сиэтлские Чинуки» все еще были в хорошей форме. В команде не было травмированных игроков. Вратарь Люк Мартино́ был в ударе, а ветеран-снайпер Пьер Дион воодушевлял своими пятьюдесятью двумя голами и двадцатью семью голевыми передачами.

В прошлом году Роб «Кувалда» Саттер играл за «Чинуков». Они добрались до третьего раунда плей-офф, прежде чем «Колорадо Эвеланш» одержали над ними победу с преимуществом в один гол.

Тогда Роб ближе всего оказался к тому, чтобы его имя написали на Кубке Стэнли. Он был расстроен, но решил, что всегда есть следующий сезон. Жизнь продолжалась и была хороша.

В том же году, чуть раньше, его подружка Луиза подарила ему ребенка. Трехкилограммовую, зеленоглазую, прекрасную девочку. Он присутствовал при ее рождении. Они назвали ее Амелией. Малышка сблизила их с Луизой, и через месяц после рождения дочки, в перерыве между выездными играми, они с Лу поженились в Лас-Вегасе.

До рождения ребенка они встречались, но никогда не могли оставаться вместе дольше, чем несколько месяцев. Они ругались и мирились, расходились и сходились столько раз, что Роб сбился со счета. Почти всегда по одним и тем же причинами: ее сумасшедшая ревность и его измены. Луиза обвиняла Роба во лжи, когда он не лгал. Затем он стал изменять, и они снова расстались, только чтобы сойтись через несколько месяцев. Это был порочный круг, но они оба поклялись разорвать его, когда поженились. Теперь у них был ребенок, и они стали семьей и решили справиться с проблемами. Они продержались пять месяцев до первой серьезной ссоры.

Это случилось в ту ночь, когда Роб встречался с парнями и поздно пришел домой. Луиза ждала его. Он провел почти всю ночь, развлекаясь плохим бильярдом и более-менее сносным дартсом в игротеке нападающего «Чинуков» Брюса Фиша. Рыбка был чертовски хорошим хоккеистом, но он также был печально известным бабником. Луиза вышла из себя и отказалась верить в то, что Роб не был в стрип-баре, наслаждаясь приватным танцем или еще чем похуже. Она обвинила Роба в измене со стриптизершей и в том, что он воняет сигаретами. Это взбесило его. Он не занимался сексом со стриптизершами. И вообще больше не делал этого уже несколько лет. Он вонял сигарами, а не сигаретами, и он ни с кем ей не изменял. Больше пяти месяцев он был проклятым святым, и вместо того чтобы орать на него, Луиза должна была отвести его в постель и наградить за хорошее поведение. Вместо этого они опять вернулись к военным действиям. Но, в конце концов, было найдено решение, которое устроило обоих: Роб должен уехать. Ведь они не хотели, чтобы Амелия пострадала от их ссор.

К началу хоккейного сезона в октябре Роб жил в Мерсер-Айленд. Луиза и малышка все еще оставались в их кондоминиуме в городе. Но Роб снова наладил отношения с женой.

Они подумывали о примирении, потому что никто из них не хотел развода. И все же в этот раз они не хотели спешить и решили двигаться вперед шаг за шагом.

Четырехмиллионный контракт с «Чинуками» был только что подписан Саттером. Он был здоров, чувствовал себя счастливым как никогда и ожидал сногсшибательного будущего.

А затем он сильно облажался.

В первый месяц регулярного хоккейного сезона «Чинуки» отправились в поездку для девятидневного марафон из пяти игр. Первая остановка была в Колорадо, у команды, положившей конец их шансам на победу в Кубке в предыдущем сезоне. «Чинуки» были полны энтузиазма и готовы к еще одной встрече с «Колорадо Эвеланш». Готовы к еще одному походу в «Пепси Центр».

Но той ночью в Денвере «Чинуки», казалось, не могли собрать игру воедино, и в третьем периоде «Эвеланш» преуспели в одном из двадцати пяти голевых ударов. О чем никто не говорил, о чем никто не осмеливался даже прошептать вслух, так это о том, что поражение от «Эвеланш» в первой выездной игре с отставанием в один гол снова могло испортить весь оставшийся сезон. Что-то должно было измениться… И быстро. Что-то должно было случиться, чтобы выбить «Колорадо» из игры. Замедлить их. Кто-то должен был взять ситуацию в свои руки и создать небольшую неразбериху.

Этим человеком был Роб «Кувалда» Саттер.

Тренер Найстром подал ему сигнал со скамейки, и, когда игрок «Эвеланш» Петер Форсберг проехал через центр площадки, Роб набросился на него и ударил по заду.

Пока, получив незначительный штраф, Саттер отбывал свои три минуты, расслабляясь на скамейке штрафников, снайпер «Чинуков» Пьер Дион бросил с точки и попал в ворота.

Игра продолжилась.

Пять минут спустя Кувалда снова взялся за работу. Он загнал Теему Селянне в угол и, чтоб мало не показалось, ударил перчаткой.

Защитник «Колорадо» Адам Фут присоединился к активности у бортиков, и, пока денверские фанаты подбадривали своего игрока, Роб и Адам сбросили перчатки и сошлись в рукопашной.

Роб был на пять сантиметров выше и на четырнадцать килограммов тяжелее игрока из Денвера, но Адам компенсировал это невероятным чувством равновесия и правым апперкотом. К тому времени как рефери остановили драку, Саттер чувствовал, что его левый глаз опух, а из ссадины на лбу Адама струилась кровь.

Роб приложил лед к суставам пальцев и снова отправился на скамейку штрафников. В этот раз на пять минут. Та драка была хороша. Роб уважал Фута за то, что защитник вступился за себя и свою команду. Драки были неотъемлемой частью игры, так же как владение шайбой и забивание голов, но мало кто из тех, кто не знал хоккейной кухни, понимал это.

Драки также были частью работы Саттера. При росте сто девяносто один сантиметр и весе сто четыре килограмма он был очень хорош в этом деле. Но он был намного большим, чем просто громилой. Более ценным для команды, чем просто парень, который вмешивается в игру других команд, набирая штрафные минуты. Для него было обычным делом забить двадцать голов и сделать тридцать голевых передач в сезоне. Впечатляющая статистика для парня, который известен в основном за свой сильный правый хук и смертельные удары.

Когда прозвучала финальная сирена, игра закончилась приемлемой ничьей. После матча некоторые игроки отправились праздновать в баре, и Роб присоединился к товарищам, наскоро позвонив Луизе и Амелии. После нескольких кружек пива он завязал беседу с женщиной, сидевшей в одиночестве. Она не была хоккейной фанаткой. Проведя в НХЛ двадцать лет, он мог отличить таких девиц за милю. У нее были короткие светлые волосы и голубые глаза. Саттер и эта случайная знакомая говорили о погоде, медленном обслуживании в отеле и синяке под глазом, который Роб получил, сражаясь с Футом.

Она выглядела достаточно мило, но обладала несколько скованными манерами учительницы. И действительно не вызывала никакого интереса… пока не потянулась через стол и не положила ладонь на руку Саттера.

— Бедный малыш, — сказала женщина, — может, мне поцеловать, чтобы не болело?

Роб точно знал, о чем она на самом деле спрашивает, и уже собирался отшутиться, когда та добавила:

— Может, мне начать с лица и спуститься вниз?

Затем женщина, которая выглядела как закомплексованная школьная учительница, продолжила рассказывать ему обо всех безнравственных вещах, которые она хотела сделать. Затем поведала о том, что она хотела бы, чтобы он сделал с ней.

Незнакомка пригласила его в свой номер, и, вспоминая об этом, сейчас Роб был немного смущен тем, что даже почти не колебался. Он последовал за ней и занимался с ней сексом в течение несколько часов. Он получил удовольствие, она получила удовольствие три раза. На следующее утро Саттер улетел в Даллас с командой.

Как и в других видах спорта, в хоккее имелись игроки, которые не отказывали себе в сексе во время выездных игр. Роб Саттер был одним из них. Почему бы и нет? Женщины хотели быть с ним, потому что он хоккеист. Он хотел быть с ними, потому что ему нравился секс без обязательств. Каждый получал желаемое.

Когда дело касалось секса во время выездных игр, руководство закрывало глаза. Большинство жен и подружек тоже закрывали глаза. Луиза была не такой, и в первый раз Роб ощутил истинную тяжесть того, что натворил.

Да, он всегда чувствовал себя плохо, когда изменял прежде, но всегда говорил себе, что это не считается, потому что они или расстались, или еще не были женаты. Теперь он не мог сказать этого. Когда он произносил брачные клятвы, то на самом деле верил в них. Не имело значения, что он и его жена не жили вместе. Роб предал Луизу и подвел самого себя. Он облажался, рисковал потерять семью из-за быстрого перепихона, который не был ничем серьезным. К тому времени Саттер был женат девять месяцев. Его жизнь была неидеальной, но она была лучше, чем в последние годы. Роб не знал, зачем рисковал этим. Он не был так уж возбужден и не искал, с кем бы потрахаться. Так почему?

У него не было ответа, и Саттер велел себе забыть об этом. Все закончилось. Совсем. Такое никогда не повторится. В это он тоже на самом деле верил.

Когда самолет приземлился в Далласе, Роб смог выкинуть из головы блондинку с голубыми глазами. Он даже никогда бы не вспомнил имени этой женщины, если бы она не сумела каким-то образом узнать номер его домашнего телефона. К тому времени, как Саттер вернулся в Сиэтл, Стефани Эндрюс оставила более двухсот сообщений на его автоответчике. Роб не знал, что внушало большую тревогу: сами раздражающие сообщения или их количество.

Хотя это не было секретом, но когда она обнаружила, что Саттер женат, то обвинила его в том, что он использовал ее.

— Ты не можешь использовать и выбросить меня, — так она начинала каждое сообщение. Она кричала и бесилась, потом истерично рыдала, говоря, как сильно любит его. И всегда молила его перезвонить ей.

Он не перезвонил. Вместо этого поменял номер. Стер записи и благодарил Бога, что Луиза не слышала сообщения. Ей не нужно было знать о них.

Роб никогда бы не вспомнил лицо Стефани, если бы та не выяснила, где он живет, и не ждала бы однажды ночью, когда он вернется домой с благотворительной акции в честь Дня благодарения в «Спейс-Нидл». Как часто бывало в Сиэтле, сильный дождь скрывал темное небо и заливал лобовое стекло машины. Роб не увидел Стефани, загоняя свой БМВ в гараж, но когда вышел из машины, женщина зашла внутрь и окликнула его.

— Я не позволю использовать меня, Роб, — сказала она. Ее голос перекрыл звук, с которым позади нее медленно закрывалась дверь.

Саттер повернулся и посмотрел на Стефани Эндрюс. Свет гаража падал на ее гладкие светлые волосы, которые он запомнил: те свисали мокрыми прядями ей на плечи, как будто она какое-то время стояла снаружи. Ее глаза были слишком расширены, а нежная линия подбородка напряжена, как будто Стефани собиралась разлететься на миллион кусочков. Роб достал телефон и набрал номер, пятясь по направлению к двери.

— Что ты здесь делаешь?

— Ты не можешь использовать и выбросить меня, как будто я ничто. Мужчины не могут использовать женщин и уходить. Тебя надо остановить. Ты должен заплатить.

Вместо сваренного кролика или выливания кислоты на его машину Стефани вытащила двадцатидвухмиллиметровую «беретту» и разрядила ее в Роба «Кувалду» Саттера. Одна пуля попала ему в правое колено, две — в грудь, остальные застряли в двери над его головой. От ран и потери крови он чуть не умер по пути в больницу. Он провел четыре недели в Северо-Западном госпитале и еще три месяца проходил физиотерапию.

У него был шрам, идущий от пупка до груди, и титановый сустав в колене. Но Саттер выжил. Стефани Эндрюс не убила его. Не оборвала его жизнь. Только его карьеру.

Луиза даже не пришла навестить его в больнице и отказалась привести Амелию. Вместо этого — прислала ему документы о разводе. Не то чтобы Роб винил ее. К тому времени, как его сеансы физиотерапии закончились, они с Лу договорились о посещениях, и ему было позволено навещать Амелию в кондоминиуме. Он видел свою малышку по выходным, но скоро ему стало ясно, что нужно убираться из города.

Роб всегда был сильным и здоровым, готовым надрать задницу любому и порвать своих противников, но внезапно обнаружил себя слабым и зависящим от других, которые могли надрать задницу ему. Он впал в депрессию, которую отрицал и с которой боролся. Депрессии для слабаков и женщин, не для Роба Саттера. Он, возможно, был не в состоянии ходить без помощи, но он не был нытиком.

Саттер переехал в Госпел, чтобы мать могла помочь ему восстановиться. И через несколько месяцев понял, что чувствует себя так, будто сбросил груз с плеч. Груз, существование которого он отказывался признавать. Жизнь в Сиэтле была постоянным напоминанием обо всем, что он потерял. В Госпеле Роб почувствовал, что снова может дышать.

Он открыл магазин спортивных товаров, чтобы отвлечься от проблем своего прошлого. И потому что ему нужно было чем-то заняться. Саттер всегда любил кемпинг и рыбалку и решил, что может сделать на этом хороший бизнес. И обнаружил, что ему на самом деле нравится продавать вещи для отдыха и снаряжение для рыбалки, велосипеды и амуницию для уличного хоккея. У него имелись вложения в ценные бумаги, которые позволяли зимой не работать. Они с Луизой снова помирились. Продав дом в Мерсер-Айленд, он купил лофт в Сиэтле. Раз в месяц Роб летал в Вашингтон и проводил там время с Амелией. Ей только что исполнилось два года, и она всегда была счастлива видеть отца.

Суд над Стефани Эндрюс закончился быстро, за несколько недель. Она получила двадцать лет, десять из которых были без права на досрочное освобождение. Роб Саттер не присутствовал при вынесении приговора. Он рыбачил на Вуд Ривер, рассекая нимфой «Шамуа Нимф» поверхность воды. Чувствуя рывки и толчки течения.

Роб взял почту со стола, направился к двери и, выключив свет, спустился по лестнице. Он никогда не был парнем, анализирующим свою жизнь. Если ответ не находился легко, он забывал о вопросе и двигался дальше. Но когда в тебя стреляют, это заставляет хорошенько всмотреться в себя. А когда приходишь в сознание с трубками, воткнутыми в грудь, и с неподвижной ногой, у тебя появляется куча времени, чтобы подумать о том, как получилось, что твоя жизнь стала таким дерьмом. Самый простой ответ на этот вопрос: Роб Саттер был идиотом и занимался сексом с психопаткой. Труднее было ответить, почему.

Держа письма в руке, Роб запер магазин. Надвинул солнечные очки на переносицу и направился к «Хаммеру». Забравшись внутрь, бросил почту на пассажирское сиденье рядом с продуктами и завел мотор. Саттер все еще не знал ответа на последний вопрос. Но решил, что теперь это не имеет значения. Каким бы ни был ответ, урок Роб получил страшный. Он плохо разбирался в женщинах, а когда дело доходило до серьезных отношений, то оказывался проигрышной ставкой. Брак с Луизой был болезненным, развод — неизбежным ударом о лед. Вот все, о чем нужно было помнить Саттеру, чтобы избежать повторения прошлого.

Хотя он хотел бы завести любовницу. То есть девушку, которая стала бы подругой. Подругой, которая бы приходила к нему домой пару раз в неделю и занималась с ним сексом. Кто-то, кто просто хотел хорошо провести время и покататься на нем, как на коне-качалке. Кто-то не сумасшедший. Но здесь было одно «но». Стефани Эндрюс не выглядела сумасшедшей — пока не появилась в Сиэтле со своими обидами и с «береттой».

После того выстрела Роб не занимался сексом. Не то чтобы он не мог или потерял желание. Просто каждый раз, когда он видел женщину, которая ему нравилась, и которой, казалось, нравился он, тихий голос в его голове всегда останавливал это, прежде чем это начиналось. «Разве она стоит того, чтобы умереть? — спрашивал голос. — Разве она стоит твоей жизни?»

Ответ всегда был отрицательным.

Выехав с парковочного места, Роб посмотрел в зеркало заднего вида на магазин «M&С». Даже если это была восхитительная рыжеволосая женщина с длинными ногами и красивой попкой.

Переехав через улицу, Саттер остановился на бензоколонке самообслуживания «Шеврон» и стал заправлять «Хаммер», прислонившись к боку машины и приготовившись к долгому ожиданию. Его взгляд снова вернулся ко входу в продуктовый магазин. Кто бы ни придумал аксиому: чем больше ты обходишься без секса, тем меньше ты его хочешь, — этот человек был идиотом. Роб, возможно, не думал о сексе все время, но когда думал, все еще хотел заняться им.

Пикап «Тойота» остановился позади «Хаммера», оттуда вышла маленькая блондинка и направилась к Саттеру. Ее звали Роуз Лейк. Ей было двадцать восемь, и она походила на маленькую куколку Барби. Летом она любила носить топики без лифчиков. Да, он это заметил. То, что он не занимался сексом, не значило, что он не был мужиком. Сегодня она надела обтягивающие джинсы «Рэнглер» и джинсовую куртку с искусственным белым мехом внутри.

Щеки порозовели от холода.

— Привет, — окликнула она Роба, останавливаясь перед ним.

— Привет, Роуз. Как ты?

— Хорошо. Слышала, ты вернулся.

Он сдвинул солнечные очки на макушку.

— Да, я вернулся прошлой ночью.

— Куда ты ездил?

— Катался на лыжах с друзьями.

Роуз опустила подбородок и взглянула на него уголком светло-голубых глаз:

— Чем теперь занимаешься?

Он распознал приглашение и засунул пальцы в передний карман «Левисов»:

— Заправляю «Хаммер».

Да, она был симпатичной, и он не раз чувствовал искушение взять то, что она предлагала.

— А что насчет того, что будет, когда ты уедешь отсюда? — спросила Роуз.

Роб даже сейчас чувствовал это искушение.

— Мне нужно многое сделать: открытие магазина через несколько недель.

Она протянула руку и дернула за лацкан его куртки.

— Я могла бы помочь тебе.

Но недостаточное, чтобы выбросить все предостережения из головы.

— Спасибо, но это бумажная работа, которую я должен сделать сам. — Все-таки не было ничего плохого в том, чтобы поболтать с симпатичной девушкой, пока наполняется бак «Хаммера». — Что-нибудь интересное произошло, пока меня не было?

— Эммет Барнс арестовали за пьянство и нарушение общественного порядка, но в этом нет ничего нового или интересного. «Спадс энд Садс» нарушили режим здорового питания, но в этом тоже нет ничего нового.

Вытащив руку из кармана, Роб потянулся к своим солнечным очкам.

— О, и я слышала, что ты — гей.

Насос отключился, а рука Саттера застыла в воздухе.

— Что?

— Моя мама была в салоне «Завейся и покрасься» сегодня утром, а то корни отрасли, и слышала, как Иден Хансен сказала Дикси Хоу, что ты гей.

Роб опустил руку:

— Владелица торгового центра «Хансен» сказала это?

Роуз кивнула:

— Да. Не знаю, где она это услышала.

С чего бы Иден говорить, что он — гей? Это не имело смысла. Роб не одевался как гей, и на его «Хаммере» не было радужной наклейки. Ему не нравилось краситься или слушать Шер. Ему было по барабану, когда его носки оказывались разными, если они были чистыми, — только это имело значение. И единственным продуктом по уходу за волосами, имевшимся у него, был шампунь.

— Я не гей.

— Я так и не думаю. Я всегда хорошо чувствую что-то подобное, а от тебя никогда не ощущала гомосексуальной ауры.

Роб вынул заправочный пистолет, вставил его в паз и сказал себе: «Не то чтобы это имело значение». В гомосексуалистах не было ничего плохого. У него имелось несколько друзей-геев из НХЛ. Просто так получилось, что он не был одним из них. Для него дело здесь было лишь в сексуальных предпочтениях, а Роб любил женщин. Он любил в них все. Он любил запах их кожи и их теплые, нежные губы под своими губами. Он любил жаркий взгляд их глаз, когда соблазнял их снять трусики. Он любил их ласковые, жадные руки на своем теле. Он любил толчки и рывки, давать и брать в жарком сексе. Он любил это быстро и любил это медленно. Он все любил в этом.

Роб сжал зубы, завинтил крышку топливного бака и сказал:

— Увидимся, Роуз, — затем открыл дверь автомобиля.

Сначала было очень сложно обходиться без секса, но Роб старался много двигаться и постоянно находить себе какое-то занятие… Когда мысли о сексе появлялись в его голове, он просто думал о чем-нибудь другом. Если это не срабатывало, он вязал мушек для нахлыста, погружаясь в нимф и мушек с тунговой головкой фирмы «Заг Багс». Он концентрировался на создании идеальной приманки, и, в конечном итоге, ему становилось легче. С помощью силы воли и после тысячи сделанных мушек он добивался контроля над своим телом.

До недавнего времени. Пока одна рыжуля не провела пальцами по его руке и не послала заряд желания прямо в его пах, напоминая обо всем, от чего Роб отказался.

Она не была первой женщиной, предложившей ему хорошо провести время. Он знал женщин в Сиэтле и женщин прямо здесь в Госпеле, которые были готовы к постельным играм. Просто эта рыжая оказалась более сильным искушением, чем все другие женщины за последнее время, и Роб не знал почему. Но, как и со всеми вопросами в своей голове, на которые не было ответов, он и не пытался понять — почему.

Роб только одно знал наверняка: подобное искушение плохо влияло на спокойствие его разума. Было бы лучше уехать от Кейт Гамильтон. Лучше, если бы он оставался на своей стороне парковки. Лучше полностью выбросить из головы внучку Стэнли.

А лучший способ — это сделать так: взять семифутовую бамбуковую удочку и восьмиунцевую катушку, коробку его любимых мушек и наживок и отправиться на реку, к полуголодной форели.

Он приехал домой, взял свою удочку, катушку и болотные сапоги, затем направился к реке Биг Вуд Ривер, в местечко прямо под мостом Ривер Ран, где зимой без страха питались огромные форели. Где только самые преданные делу рыболовы стояли по колено в такой ледяной воде, что холод пробирался через гортекс, начес и неопрен. Где только самые твердолобые осторожно шли по замерзшему льду на реке и отмораживали свои яйца ради шанса сразиться с двенадцатидюймовой радужной форелью.

Только при звуках реки, бегущей по скалам, свисте лески, дергающейся назад и вперед, и равномерном щелканье катушки Роб начал чувствовать, как напряжение между его плечами уменьшается.

Только вид его любимой нимфы, легко касающейся идеального места прямо на краю глубокого омута, наконец-то прояснил его разум.

Только тогда он нашел покой, в котором нуждался, чтобы прекратить борьбу внутри себя. Только тогда в мире Роба Саттера все снова начало казаться правильным.

 

Глава 4

— Сегодня в клубе собрание кружка, — проинформировала Стэнли Колдуэлла Регина Клэдис, пока тот пробивал фунт болонской колбасы, кварту молока и банку кофе.

Стэнли застонал про себя и уставился на клавиши.

Он прекрасно понимал, что не стоит смотреть в очки Регины. Она бы приняла это за знак ободрения, а деда Кейт не интересовали ни Регина, ни какие бы то ни было собрания кружков.

— Мы все принесем свои стихи. Ты должен прийти.

Хэйден Дин, Роб Саттер и Пол Абердин стояли у кофейного автомата недалеко от кассы. Стэнли поднял на них глаза и сказал Регине:

— Я не пишу стихов.

Сказал это достаточно громко, чтобы мужчины услышали. Просто на тот случай, если они подумали, что он был из тех парней, которые балуются рифмой.

— О, чтобы наслаждаться ими, не нужно писать. Просто приходи и послушай.

Может быть, Стэнли и был стариком, но совсем не таким дряхлым, чтобы запереться в сельском клубе с группой кропающих и декламирующих вирши особ женского пола.

— Иона принесет свое знаменитое персиковое печенье, — добавила Регина в качестве еще одной приманки.

— Мне нужно поработать с бухгалтерскими книгами, — соврал Стэнли.

— Я сделаю это за тебя, дедушка, — предложила Кейти, проходя к выходу из магазина с лопатой для снега в одной руке и с курткой в другой. — Тебе надо встречаться с друзьями.

Он нахмурился. Что с ней не так? В последнее время она постоянно толкала его «на встречу с друзьями», хотя знала, что ему нравилось проводить вечера дома.

— О, думаю, что…

— Я могу заехать за тобой в семь, — перебила его Регина.

Стэнли наконец поднял взгляд на толстые линзы ее очков и осознал, что его ждет то единственное, чего он боялся больше, чем одного из этих собраний кружков: поездка на машине с почти слепой женщиной.

— Все нормально. Я могу сам приехать, — сказал он, не собираясь никуда ехать.

Поверх кудряшек Регины Стэнли посмотрел на свою внучку, идущую к двери.

Брови Кейти были нахмурены, как будто ее что-то раздражало. Она остановилась, чтобы прислонить лопату к вешалке у входа.

— Я займу для тебя стул, — предложила Регина.

— Я сгребу снег, Кейти, — сказал Стэнли. Он положил банку «Фолджерс» в бумажный пакет. — Мне надо, чтобы ты доставила продукты Ады в мотель «Сэндмэн».

— Ада просто хочет получить от меня информацию о тебе. Скажи ей, что она должна прийти сюда и сделать покупки, как все остальные, — ответила Кейт, нахмурившись еще больше. Последний раз доставка в «Сэндмэн» прошла неудачно, и Стэнли подозревал, что никогда не заставит внучку вернуться туда. И все же он должен был попытаться, потому что в противном случае ему пришлось бы ехать туда самому.

— Разгребание снега — мужская работа, — он снова посмотрел на парней, стоявших у кофейного автомата. — Позволь мне закончить здесь, и я займусь этим.

— Больше нет таких понятий, как «мужская работа», — ответила деду Кейт, засовывая руки в рукава темно-синей куртки. Стэнли взял чек Регины и взглянул на потягивающих кофе мужчин. Он молился, чтобы его внучка не стала вдаваться в детали. У них с Кейти имелись некоторые разногласия, касающиеся мужских и женских обязанностей. Здесь был не Лас-Вегас, и она бы не нашла себе союзников в этом своем дерьме за равноправие женщин.

Добрый Боженька не был готов ответить на молитвы Стэнли Колдуэлла.

— Женщины могут делать все то же, что и мужчины, — добавила Кейти. Реакцией на ее слова стали приподнятые брови и косые взгляды кое-кого из присутствующих. Внучка Стэнли была прекрасной молодой женщиной. У нее было отзывчивое сердце и добрые намерения, но она была слишком независима, слишком самоуверенна и слишком разговорчива. И всего этого было слишком много, чтобы остаться незамеченным мужчинами. Прожив с ней месяц, Стэнли понял, почему Кейти была не замужем.

— Не могут сами сделать ребенка, — заметил Хэйден Дин, допивая свой кофе.

Кейт смотрела вниз, застегивая куртку.

— Это так, но я могу пойти в банк спермы и выбрать идеального донора. Рост. Вес. Коэффициент умственного развития. — Вытащила черный берет из кармана и надела его на голову. — Что, когда хорошенько поразмыслишь над этим, кажется более правильным способом забеременеть, чем на заднем сиденье «Бьюика».

Стэнли знал, что она хотела пошутить, но ее юмор ускользнул от представителей сильного пола Госпела.

— Хотя не так весело, — добавил Хэйден, стоявший между двумя приятелями.

Кейт взглянула на него:

— Это спорный вопрос.

И обмотала черный шерстяной шарф вокруг шеи. Стэнли спросил себя, не следует ли ему замотать ей этим шарфом и рот. Этот Роб был привлекательным парнем. И тоже ни с кем не встречался. Он не появлялся в магазине несколько недель, и если бы Кейти просто помолчала, она могла бы заманить парня на свидание. А Кейти нужно было свидание. Нужно было что-то еще, кроме как ворчать на деда из-за его пристрастий в еде, делать перестановку в отделе с гигиеническими принадлежностями и указывать Стэнли, как жить.

— Не могут писать стоя, — сказал Пол Абердин.

— Леди не обсуждают такие вопросы, — вступился Стэнли за внучку.

— Уверена, если мне было бы очень нужно, я каким-нибудь образом смогла бы сделать это.

Стэнли вздрогнул. Последнее заявление отпугнуло бы любого мужчину, но Роб выглядел скорее позабавленным, чем оскорбленным. Когда он посмотрел через ряд со сладостями на Кейти, в его зеленых глаза засверкали смешинки.

— Но ты не можешь написать свое имя на снегу, — сказал он, поднося кружку к губам.

Самым ровным тоном, который Стэнли когда-либо слышал, Кейти спросила:

— С чего бы мне захотелось это сделать?

Ее тон озадачил Стэнли. В последний раз, когда Роб был здесь, Кейти покраснела и разволновалась. Разволновалась так, как волнуются женщины рядом с парнями, подобными Саттеру. Господь — свидетель, Роб волновал женщин в Госпеле с того дня, как приехал на «Хаммере» в город, и внучка Стэнли не оказалась исключением.

Саттер сделал глоток, затем медленно опустил кружку. Уголок его рта приподнялся.

— Просто потому, что ты можешь.

Двое других мужчин тихо засмеялись, но Кейти выглядела сбитой с толку, а не позабавленной. Такой сбитой с толку, какими становились женщины, когда не понимали мужчин. А несмотря на возраст Кейти, было много, чего она не понимала в противоположном поле. Например, что мужчины по природе своей хотят заботиться о своей женщине, даже если эта женщина вполне способна позаботиться о себе сама.

Стэнли вручил Регине пакет с ее покупками, затем вышел из-за кассы и предпринял последнюю попытку спасти Кейти от самой себя.

— Теперь позволь мне сделать это. Твоя бабушка ни разу в жизни не поднимала лопату, чтобы чистить снег.

— Я долгое время жила сама по себе, — сказала Кейт, схватив лопату, прежде чем дед смог до той дотянуться. — Я должна была много чего делать сама. Все, начиная от вытаскивания контейнеров для мусора на тротуар и заканчивая сменой колес своей машины.

Что Стэнли мог еще сделать, кроме как подраться с внучкой?

— Ну, если это будет для тебя слишком трудно… Я потом дочищу.

— Разгребание снега убивает в год более тысячи мужчин в возрасте после сорока, — проинформировала она деда. — Мне тридцать четыре, так что, думаю, я буду в порядке.

Не имея другого выбора, Стэнли сдался. Кейт открыла дверь и вышла на улицу, оставив за собой холод, который, по мнению Стэнли, имел мало общего с погодой.

Когда дверь закрылась, холодный утренний ветер обжег левую щеку Кейт. Она втянула морозный воздух в легкие и медленно выдохнула. Теплое облачко от дыхания повисло перед ее лицом. Все вышло не очень хорошо. Кейт собиралась убраться из магазина так быстро, как только можно, чтобы не расстроить деда и не выглядеть мужененавистницей. Ей даже не хотелось обдумывать писанье стоя… никогда. Она на самом деле ни разу не меняла колесо, но была уверена, что смогла бы сделать это. К счастью, делать этого ей было не нужно, потому что, как и множество умных и интеллигентных женщин, она была членом «Американской автомобильной ассоциации».

Прислонив черенок лопаты к плечу, Кейт вытащила перчатки из карманов. Последние полчаса она чувствовала себя так, будто задержала дыхание. С того момента, как Роб Саттер вошел в «M&С», выглядя еще лучше, чем она помнила. Еще больше и еще круче. Зеленоглазые сто девяносто сантиметров как напоминание о ночи, когда она хотела претворить в жизнь свои фантазии. Ночи, когда она просто хотела анонимного секса, и которая вместо этого закончилась унизительным отказом.

Кейт знала, что поступком зрелого человека было бы забыть о той ночи в «Дучин», но как она когда-нибудь сможет забыть об этом, если должна все время видеть Саттера?

Кейт пошевелила пальцами в перчатках. До сегодняшнего дня она не встречалась с ним в течение двух недель, но замечала его несколько раз на парковке или разъезжающим на этом нелепом «Хаммере» по городу. Хотя она не приближалась к Робу и не общалась с ним, пока этим утром он не зашел за пачкой гранолы и не остался выпить чашечку бесплатного кофе.

В то время как Кейт расставляла по полкам бумажные товары, слушая стоны Тома Джонса, который будто достигал оргазма в песне «Блэк Бетти», Роб болтал с кем-то из местных. Они говорили о необычном буране, который накрыл их местность предыдущей ночью, а Кейт могла думать лишь о каждом мгновении ее фиаско в Сан-Вэлли. Пока парни спорили, стоит ли измерять высоту снежного покрова в дюймах или в футах, она раздумывала: действительно ли Роб Саттер не мог ничего вспомнить? Был ли он беспробудным пьяницей, нуждающимся в помощи Анонимных алкоголиков? Этот вопрос сводил ее с ума. Но недостаточно, чтобы она спросила Саттера в лоб.

Потом разговор пошел о горном козле, которого Пол Абердин свалил в этом охотничьем сезоне. Кейт хотела спросить Пола, зачем кому-то наполнять холодильник мясом старого козла, когда в «M&С» имеется прекрасная говядина. Но не сделала этого, потому что не хотела привлекать к себе внимание и потому что знала, что дедушка и так был зол на нее за то, что она убрала постер альбома Тома Джонса «The Lead and How to Swing It», который висел над ее кроватью. Для того чтобы привыкнуть жить и работать с дедушкой изо дня в день, требовалось немного времени. Стэнли любил ужинать ровно в шесть. Кейт нравилось готовить и есть что-нибудь между семью часами и временем отхода ко сну. Если она ничего не готовила к шести, дед просто вытаскивал «Хангри мэн» и ставил в духовку.

Кейт собиралась спрятать все его готовые обеды, если Стэнли не перестанет так делать. А если он не перестанет заставлять ее осуществлять все эти доставки на дом, она собиралась убить деда. До приезда Кейт в Госпел Стэнли закрывал магазин между тремя и четырьмя часами и ездил с доставкой. Теперь он, казалось, считал, что эта работа возложена на плечи его внучки. Вчера она доставила Аде Довер банку чернослива, бутылку черносливового сока и блок из шести упаковок «Чармин». Ей пришлось выслушать воспоминания старушки о былых временах. Это была та беседа, которую вы не хотели бы вести ни с кем, особенно с женщиной, которая походила на старого цыпленка.

Кейт боялась, что получила душевную травму на всю оставшуюся жизнь. Как только у ее дедушки закончится депрессия, и Кейт поможет ему жить дальше, ей надо будет наладить собственную жизнь. Ту, которая не включала в себя доставку на дом для изголодавшихся по мужчинам вдов. Плана или предположений о том, сколько времени это займет, у нее не было, но если бы она приложила больше усилий, дала деду нежный любящий толчок, это бы случилось поскорей.

Сжав черенок и зачерпнув с тротуара полную лопату снега, Кейт бросила его в кусты, и тихий хрип вырвался у нее из горла. Зимой в Айдахо она никогда не жила и не знала, что снег такой тяжелый. Ей вспомнился один год в Лас-Вегасе, когда снега выпало почти полдюйма. Конечно, через час он растаял. Неудивительно, что более тысячи людей в год получают сердечный приступ.

Уперев лезвие лопаты в дорожку, Кейт надавила. Звук металла, скребущего по бетону, наполнил утренний воздух и мог поспорить со звуками, издаваемыми изредка проезжавшими машинами. Белый холмик снега наполнил лопату, но вместо того чтобы снова ее поднять, Кейт толкнула кучу в кусты у здания и, ведя лопатой по дорожке, подумала: «Гораздо лучше». Гораздо лучше, чем напрягать спину и играть с опасностью получить такой сердечный приступ, которому не поможет аспирин.

Холодный ветер поднял концы шарфа, и, чтобы натянуть берет на уши, Кейт остановилась. Ее голова была полна ничего не стоящих фактоидов. Она знала, что мозг взрослого весит килограмм триста граммов, а человеческое сердце перекачивает две тысячи галлонов крови в день. Во время слежки Кейт проводила много времени, читая журналы и книги общего содержания, потому что они не были захватывающими, и она могла легко отложить их, когда нужно было сесть на хвост подозреваемому. Кое-что из такого чтива застряло в памяти. Кое-что нет. Однажды Кейт пыталась выучить испанский, но сейчас могла вспомнить лишь Acabo de recibir un envoi, что пригодилось бы, если бы ей пришлось сказать кому-нибудь, что она только что получила посылку.

Одним из преимуществ обладания головой, набитой пустяками, было то, что Кейт могла использовать эти познания, чтобы начать беседу, поменять тему разговора или замедлить его.

В конце дорожки Кейт развернулась и снова начала двигаться ко входу в «M&С». В этот раз она сталкивала снег с тротуара и с парковки. Пальцы ног в кожаных ботинках начали замерзать. Ради бога, это же март. В марте не должно быть так холодно.

Как раз когда она приблизилась к «Хаммеру» Саттера, Роб вышел из «M&С» и направился к ней, одетый в ту же темно-синюю куртку, которая была на нем, когда они виделись две недели назад. Его туристические ботинки оставляли рифленые следы, а из под каблуков вылетал снег. Кейт ожидала, что Роб сойдет с тротуара и запрыгнет в свой «Хаммер».

Роб этого не сделал.

— Как продвигается? — спросил он, подходя и останавливаясь перед ней.

Кейт выпрямилась и сжала пальцы на ручке лопаты. Его куртка была застегнута до середины груди, и Кейт уставилась на черный ярлык, вшитый в петлицу.

— Нормально.

Саттер ничего не сказал, и Кейт заставила себя поднять глаза мимо тонкого белого шрама, эспаньолки и усов. Зеленые глаза смотрели на нее, пока Роб вытаскивал черную вязаную шапку из кармана куртки. В первый раз Кейт заметила его ресницы. Они оказались длиннее ее собственных. Подобные ресницы были совершенно ни к чему мужчине. Особенно такому мужчине.

Натянув шапку на голову, Роб продолжил изучать Кейт, как будто пытался что-то решить.

— Предупреди меня, если соберешься написать свое имя на снегу, — сказала она, чтобы прервать молчание.

— Вообще-то, стою я здесь и раздумываю, должен ли силой вырвать эту лопату у тебя из рук. — Облачко пара из его рта повисло в воздухе между ними, когда он добавил: — Надеюсь, ты будешь милой и отдашь ее мне добровольно.

Кейт еще сильнее сжала пальцы на черенке лопаты:

— С чего бы это мне ее отдавать?

— Потому что твой милый дедушка волнуется из-за того, что ты занимаешься делом, которое он считает мужской работой.

— Ну, это просто глупо. Я точно способна расчистить снег.

Саттер пожал плечами и засунул руки в карманы штанов карго.

— Думаю, не в этом проблема. Стэнли считает, что это мужская работа, а ты ставишь его в неловкое положение перед друзьями.

— Что?

— Он искренне пытается прямо сейчас убедить всех, что ты… — Роб остановился на секунду и склонил голову набок: — …полагаю его точные слова, что ты «обычно милая добрая девушка». А потом он сказал еще что-то о том, что ты раздражительная, потому что давно не ходила на свидания с людьми своего возраста.

Прекрасно. Кейт подозревала, что целью болтовни ее деда был Саттер, а не другие мужчины. Хуже того, она была уверена, что и Роб подозревал это. Последнее, в чем она нуждалась, — это вмешательство дедушки в ее несуществующую любовную жизнь. Особенно с Робом Саттером.

— Я не раздражительная. — Он не ответил, но его приподнятая бровь сказала все за него. — Нет, — наставила Кейт. — Мой дедушка просто старомоден.

— Он хороший парень.

— Он упрямый.

— Если бы меня спросили, я бы сказал, что ты намного упрямее.

— Ладно, — Кейт протянула лопату Саттеру.

Уголков его рта коснулась улыбка, когда он вытащил руку из кармана и положил свою голую ладонь на рукоятку лопаты поверх руки Кейт. Та дернулась, но его хватка стала еще крепче.

Заниматься чем-то вроде перетягивания каната с мужчиной, сложенным как Саттер, мисс Гамильтон не собиралась.

— Могу я получить свою руку обратно? — Роб палец за пальцем ослабил хватку, и Кейт вырвалась на свободу.

— Черт, — сказал он. — Я почти надеялся, что мне придется побороться с тобой за это.

Она знала, что это неправда. Пьяный или трезвый он был не заинтересован в «борьбе» с Кейт. Ничего личного. Она говорила себе, что какого-то рода дисфункция не давала ему «бороться» с любой женщиной. В ней, Кейт Гамильтон, не было ничего неправильного. Все дело было в нем. Она должна была чувствовать к нему жалость.

— Я почти надеялся взглянуть на твою татуировку, пока был здесь.

Понадобилось несколько ударов сердца, чтобы значение этих слов дошло до мозга Кейт. Когда это произошло, она забыла о чувстве жалости к Робу Саттеру. Не то чтобы это вообще помогало. Кейт со свистом втянула воздух.

— Ты помнишь!

— Что? Твое предложение показать мне голую задницу? — Он качнулся на каблуках ботинок и усмехнулся: — Как я мог забыть об этом?!

— Но… — Втянутый ею воздух застрял в груди, и Кейт пришлось выдохнуть. — Но ты сказал, что никогда не встречал меня, — перед глазами у нее замелькали точки, и она снова глубоко вдохнула. — В тот первый день ты не… О, Боже!

— Ты хотела, чтобы я сказала Стэнли, что мы уже встречались? — спросил Саттер, наклоняясь, чтобы зачерпнуть снег. — Он бы захотел узнать детали.

Боже правый. Кейт прижала к лицу руку в перчатке, пока мысли стремительным потоком проносились и сталкивались в ее голове. Вдобавок ко всем несчастьям, Роб не был алкоголиком. Он помнил. Скольким людям он сказал об этой ночи? В этом городе достаточно было сказать лишь кому-то одному, после чего новости распространялись, как вирус западного Нила. Хотя Кейт предпочла бы, чтобы город не знал о ее унижении: она на самом деле заботилась о своем дедушке. Стэнли каждое воскресенье ходил в церковь. Он не одобрял секс вне брака, не говоря о женщинах, снимающих мужчин в баре.

— Я не хотел стать тем, кто разобьет его иллюзии насчет тебя, — Роб зачерпнул снег, лежавший между ними, и сбросил его с тротуара. — Правда, вероятно, вызвала бы у него тот сердечный приступ, о котором ты, кажется, беспокоишься.

Кейт подняла глаза к его вязаной лыжной шапочке. Сзади его волосы завивались как маленькие рыболовные крючки

— Ты не знаешь меня. Ты ничего не знаешь о моих отношениях с дедом.

— Я знаю, что ты права насчет того, что Стэнли старомодный парень. Он, скорее всего, думает, что ты бережешь себя для брачной ночи, а мы оба знаем, что это не так.

Если бы Кейт не отдала ему лопату, то огрела бы его ей.

— Я также знаю, что ты не хочешь услышать совет от меня, но все равно собираюсь тебе его дать, — сказал Саттер, поставив лопату на бетон и опершись на ручку запястьем. — Знакомиться с мужчинами в барах — не очень умное дело. Ты можешь нажить кучу неприятностей, если продолжишь в том же духе.

Ее не заботило, что он думал, и она не чувствовала, что должна защищать себя.

— Я знаю, что ты не мой отец, так кто ты? Коп?

— Нет.

— Священник?

Он не выглядел как священник, но это многое могло бы объяснить.

— Нет.

— Миссионер — мормон?

Роб тихо засмеялся, и несколько облачков пара повисли перед его носом.

— Я что, похож на мормона?

Нет. Он был похож на парня, который любит грешить, но он не грешил. Она совсем ничего не знала о нем. Кроме того факта, что он был придурком и водил «Хаммер». Что за человек водит десантную боевую машину? Недоумок с эректильной дисфункцией — вот что за человек.

— Почему ты не водишь машину нормальных размеров?

Он выпрямился.

— Мне нравится мой «Хаммер».

Холодный ветер приподнял концы шерстяного шарфа Кейт, и они затанцевали в воздухе между ними.

— Это заставляет людей задумываться, не пытаешься ли ты таким образом компенсировать какие-то недостатки, — сказала она.

В уголках его глаз появились морщинки, и он протянул руку, чтобы дернуть за один конец ее шарфа.

— Ты стоишь здесь, раздумывая, каков размер моих принадлежностей?

Кейт почувствовала, как жар приливает к ее и так пылавшим щекам, и была рада, что они уже красные от холода. Выдернув шарф из пальцев Саттера, она сказала:

— Не льсти себе. Я вообще не задаюсь вопросами насчет тебя. — Затем обошла Роба и добавила: — Не говоря уж о размере твоих принадлежностей.

Он откинул голову назад и расхохотался. Глубокий удовлетворенный мужской смех, который преследовал ее всю дорогу до входа в магазин. Кейт пробормотала:

— Приятного дня, — Полу Абердину и Хэйдену Дину, проходя мимо них по пути в «M&С». В магазине Регина все еще маячила рядом со Стэнли, продолжая рассказывать о библиотеке, в которой работала: очки с толстыми стеклами подпрыгивали на кончике носа, когда пожилая леди качала головой. Стэнли занял себя товарами импульсной покупки, лежавшими рядом с кассой.

Кейт бы спасла его от болтовни Регины, но Стэнли натравил Роба Саттера на свою внучку, и она не испытывала сейчас к деду добрых чувств.

— Я буду в подсобке, — сказала ему Кейт, проходя мимо. Она стащила перчатки и берет и развязала шарф. Бросила их на рабочий стол и повесила пальто на крючок. Из вентиляционного отверстия сверху на ее макушку дул теплый воздух. Кейт запрокинула голову и закрыла глаза. Роб помнил все о той ночи, когда она сделала ему предложение. Осознание этого ледяным шаром осело в ее животе. Все надежды на то, что Роб был пьян в стельку, пошли прахом. Она переехала в Госпел, чтобы ненадолго остановиться. Немного отдохнуть, расслабиться и переосмыслить произошедшее.

Кейт открыла глаза и вздохнула. Могла ли ее жизнь стать еще хуже? Она была одинока, и единственный человек ее возраста, с которым она побеседовала вне «M&С», оказался стодевяностосантиметровым зеленоглазым засранцем со стоянки перед магазином. А то, что сейчас произошло между ними, не могло на самом деле сойти за беседу.

Нужно было найти себе занятие. Ей нужно было что-то еще, а не только работа в «M&С» и просмотр повторов «Друзей» по ночам. Проблема была в том, что в этом городе можно было заниматься только двумя вещами: присоединиться к «женушкам-мастерицам» и вязать чехлы для тостеров или шататься по барам и напиваться. Ни то ни другое ее не привлекало ни в малейшей степени.

Над входной дверью звякнул колокольчик, и Стэнли окликнул Кейт. Она подумала, не вернулся ли это Роб, и испугалась еще одной прозрачной попытки сватовства со стороны своего заблуждающегося дедушки. Но, когда снова вышла в торговый зал, Роба, к счастью, нигде не было видно. Стэнли стоял у кассы, разговаривая с женщиной, которой на вид было около шестидесяти или чуть больше. Ее каштановые волосы, в которых просвечивала седина, были уложены в идеальный боб. Женщина была лишь на несколько сантиметров ниже Стэнли, то есть примерно одного роста с Кейт. Между расстегнутыми полами ее толстого пальто висел красный стетоскоп. Регина стояла рядом, и обе женщины рассказывали Стэнли об их поэтическом обществе.

— Надеюсь, ты передумаешь, — сказала высокая женщина. — Нашим ежемесячным собраниям несколько мужчин пошли бы на пользу.

— А что насчет Роба? — спросила Регина.

Когда Кейт приблизилась, высокая женщина пожала плечами и подняла глаза на Стэнли:

— Я видела, что ты нанял Роба расчищать твою дорожку.

— Он доброволец. — Стэнли посмотрел на Кейт, и кончики его усов приподнялись: — Грейс, не думаю, что ты встречалась с моей внучкой Кейти Гамильтон.

— Привет, — Кейт протянула руку, и женщина пожала ее.

— Рада познакомиться, Кейти, — Грейс наклонила голову набок и внимательно посмотрела на Кейт. Возрастные морщинки окружали зеленые глаза посетительницы, а пальцы все еще были немного холодными. — Откуда у тебя эти рыжие волосы? Они прекрасны.

— Спасибо, — Кейт опустила руку и улыбнулась. — В семье моего отца все рыжие.

— Грейс — мама Роба, — сказал ей Стэнли. — Она работает в клинике Сотута.

Кейт почувствовала, как ее желудок опустился, и заставила себя продолжать улыбаться. Сказал ли Роб своей матери о «Дучин Лаундж»? Знала ли милая леди со стетоскопом, что Кейт хотела снять ее сына? Нужно ли было Кейт объяснять, что она была немного подвыпившей в ту ночь? Что это был первый и единственный раз, когда она пыталась снять мужчину в баре? Что она не была на самом деле пьяной потаскухой? Не то чтобы иногда у нее не было распутных мыслей. Она просто никогда не имела смелости поддаться им. До той ночи.

Вот черт! Какой вздор приходит ей в голову!

— Рада познакомиться, Грейс, — Кейт отошла на несколько шагов, прежде чем этот вздор смог вылететь из ее рта. — Собираюсь закончить раскладывать бумажные полотенца, — сказала она и отправилась в третий ряд.

Почему ее должно заботить, что мама Роба думает о ней? Грейс вырастила грубого и несносного сына. Она тоже не была совершенством.

Как только Кейт взяла рулон «Баунти» и поставила его на верхнюю полку, Грейс зашла во второй ряд. За ней по пятам следовала Регина.

— Мне надо поговорить с тобой, Грейс.

— У меня в самом деле нет времени на болтовню. Я здесь лишь для того, чтобы взять кусковой сахар для клиники, — сказала Грейс.

— Это займет всего минутку, — настаивала Регина. Женщины остановились по другую сторону стеллажа с бумажными полотенцами. — Я была в «Кози Корнер» только вчера, ела особый ланч, и Иона сказала мне, что твой сын Роб — гей.

Кейт чуть-чуть повернула голову налево и между рядами увидела, как расширились глаза Грейс, и открылся ее рот.

— Ну, я не думаю…

— Дело в том, — перебила ее Регина, — что мой сын Тиффер приедет на Пасху. Я не знаю, слышала ли ты, но Тиффер — исполнитель женских ролей в Бойсе. — Даже Кейт слышала это, но не могла вспомнить когда и где. — У моего мальчика сейчас нет партнера, и я подумала, что если у Роба никого нет, мы могли бы их познакомить.

Грейс потрогала пальцем воротник своего пальто:

— Ну, я не думаю, что Роберт — гей.

Кейт тоже в это не верила и удивилась, кто пустил эти слухи и почему кто-то поверил в них. Не то чтобы ей было жалко «Роберта».

— Иногда мы, матери, узнаем последними, — обнадежила Регина собеседницу.

— Ему тридцать шесть, — Грейс нахмурилась. — Думаю, я бы знала.

— Он хоккеист, я могу понять его желание молчать о своих сексуальных предпочтениях.

— Он больше не играет в хоккей.

— Может быть, он все еще открыто не проявил свои наклонности. Некоторые мужчины так никогда и не признаются.

Хоккеист? Кейт слышала разные сплетни о Саттере, но никто не упомянул, что он играл в хоккей. Хотя это объясняло травму колена, на которую Роб жаловался в первую их встречу. Это также объясняло его отвратительный характер.

— Уверяю тебя, Регина, мой сын любит женщин.

Над дверью звякнул колокольчик, и все взоры обратились к человеку, о котором шла речь, пока он заходил внутрь и стряхивал снег с ботинок. Роб снял шапку и засунул ее в карман куртки. Его щеки покраснели, а зеленые глаза сияли. Свет с потолка отразился в его серебряном кольце, когда он провел пальцами по волосам. Каким-то образом он умудрился выглядеть большим, плохим и мальчишкой одновременно.

Регина наклонилась ближе и еле слышно прошептала:

— Удостоверься и обсуди это с ним. Скажи ему, что Тиффер — завидная партия.

Уголки губ Грейс скользнули вверх:

— О, можешь быть уверена, я скажу ему.

 

Глава 5

— Регина Клэдис хочет свести тебя со своим сыном, Тиффером.

Роб взялся за ручку «Бронко» своей матери и открыл дверцу автомобиля.

Какой-то частью сознания Саттер понимал, что Грейс о чем-то ему рассказывает, но на смысл слов внимания не обращал. Все его мысли были о Кейт Гамильтон и их разговоре. Она не только ошибочно полагала, будто Роб не помнит ночь, когда Кейт предложила ему себя, но и, похоже, эту тему не желала затрагивать вообще. Не то чтобы он винил ее в этом, но, в любом случае, Роб попытался дать новой знакомой хороший совет касательно съёма парней в барах. А еще он попытался пошутить. Очевидно, у Кейт чувство юмора отсутствовало. — Регина думает, что ты латентный гомосексуалист.

Эта фраза привлекла внимание Роба, и он оглянулся через плечо на мать:

— Что???

— Насколько я знаю, Тиффер, это который исполняет женские роли, взял отпуск на все пасхальные каникулы, чтобы приехать домой. Регина думает, что он — хорошая партия.

Саттер нахмурился.

— И при чем тут я?

Грейс поднырнула под рукой сына и бросила сумку с покупками на пассажирское сидение.

— Просто, по словам Регины, Иона рассказывает всем в «Кози Корнер», что ты гей.

Роб слышал и раньше эти сплетни, но не придавал им значения. Надеялся, что если будет их игнорировать, они постепенно утихнут. Ему следовало быть умнее.

Поставив одну ногу в салон, Грейс замерла и посмотрела в глаза сыну:

— Разумеется, если это правда, то ничего страшного. Ты мой ребенок, и я всегда буду на твоей стороне, неважно, кого ты любишь.

— Ради всего святого, мама, — вздохнул Роб, — ты же знаешь, что я не гей.

— Знаю, — улыбнулась Грейс. — Как думаешь, что нам теперь делать?

Саттер поднял глаза к серому, затянутому облаками небу и вздохнул, обдумывая последствия. В большом городе, возможно, никто бы и внимания не обратил на слухи. Но в городишке, вроде Госпела, они могли навредить бизнесу. В этом случае Робу пришлось бы закрыть «Саттерс Спорт» и уехать, чего ему совсем не хотелось.

— Не знаю, — ответил он, снова взглянув на мать.

Роб ощущал себя настолько беспомощным, что был близок к тому, чтобы схватить первую попавшуюся женщину и взять ее прямо на главной улице: только такой поступок мог изменить ситуацию.

— Как думаешь, может, это Харви Миддлтон пустил слух, чтобы подорвать твой бизнес?

— Нет.

Роб не думал, что владелец «Ружей и инструментов Сотута» стал бы распускать сплетни. Харви был славным малым, и ему едва хватало сил управляться с собственным магазином.

— Тогда кто, по-твоему, начал все это?

— Понятия не имею. — Роб покачал головой: — В любом случае, с чего кому-то в это верить?

Вопрос был риторический, однако Грейс решила на него ответить:

— Может, потому что ты больше ни с кем не встречаешься?

Робу не хотелось обсуждать с матерью свою личную жизнь. Не только потому, что они уже и прежде беседовали на эту тему. Но еще и потому, что разговоры о свиданиях неизбежно заставляли его думать о сексе. Отсутствие которого было настоящей проблемой и определенно не было тем, что мужчина захочет обсуждать со своей матерью.

— Ты тоже ни с кем не встречаешься, — заметил Роб и пристально посмотрел на дверь «M&С».

Внутри магазина не было видно и следа некоей самоуверенной, нахальной рыжеволосой девицы. «Не льсти себе. Я вообще не задаюсь вопросами насчет тебя, — сказала она. — Не говоря уж о размере твоих принадлежностей». Что казалось не совсем справедливым, поскольку он в последнее время очень много думал о татуировке, которая предположительно имелась у нее на попке.

— Мне кажется, пришло время нам обоим снова начать ходить на свидания.

Саттер вновь посмотрел на мать и полушутливо поинтересовался:

— У тебя есть кто-то на примете?

Насколько ему было известно, мать почти ни с кем не встречалась с тысяча девятьсот восьмидесятого, когда умер его отец.

Грейс покачала головой и села в машину.

— Нет. Не совсем. Я просто подумала, может, нам обоим стоит побольше бывать на людях? И чаще задумываться о жизни, а не о работе.

— С моей жизнью все в порядке.

Грейс наградила его тем самым «можешь-лгать-самому-себе-но-не-смей-лгать-своей-матери» взглядом и потянулась к дверце.

— Сегодня в клубе я буду читать свое новое стихотворение. Ты должен заглянуть.

О, черт, нет!

— На выходные я уеду, чтобы повидать Амелию, — лучшая отговорка, что пришла Робу в голову, учитывая необходимость срочно придумать оправдание.

Не очень убедительно, зато правдоподобно.

Захлопнув дверцу, Грейс завела мотор.

— Но ведь собрание продлится не все выходные, — заметила она, опустив стекло.

Роб читал стихи матери и, хотя он не был великим знатоком изящной словесности, знал, что ее сочинения были плохими.

Ну просто из рук вон.

— Через две недели я открываю магазин, и у меня куча дел, с которыми нужно разобраться, чтобы уложиться в срок.

Что также было правдой, но такой же неубедительной, как и предыдущее оправдание.

— Отлично. Я куплю Амелии какую-нибудь безделушку. Перед отъездом приходи в клуб.

Саттер рисковал задеть чувства матери, но скорее согласился бы получить удар шайбой по яйцам, чем отправиться на поэтический вечер.

— Я правда сегодня не могу.

— Я тебя слышала. — Грейс включила заднюю передачу и, выезжая, добавила: — Если передумаешь, начало в семь.

Роб стоял на пустой парковке и смотрел вслед машине матери. Он взрослый мужчина, ему тридцать шесть лет. Когда-то он впечатывал игроков в бортик и показывал им, где раки зимуют. Был самым устрашающим хоккеистом НХЛ и первым в Лиге по числу штрафных минут. Его называли Кувалдой в честь первого «Хаммера», Дейва Шульца.

А сегодня он собирался на собрание в клубе, где, как Роб знал, соберутся пожилые леди, чтобы послушать стихи его матери. Ему оставалось только молиться, чтобы новая поэма оказалась лучше, чем та, про голодных белок.

Вечер поэзии в Госпеле начался ровно в семь с обсуждения предложения издать сборником стихотворения членов общества и продать его этим летом на «Rocky Mountain Oyster Feed and Toilet Toss». Нынешний председатель, Ада Довер, стояла за кафедрой перед старейшинами общества.

Стулья расставили в длинной комнате. На вечере присутствовали где-то двадцать пять леди… и Роб. Он нарочно опоздал на полчаса и сел в пустом ряду у двери. Когда настанет время чтения стихов, решил Саттер, он сможет по-быстренькому улизнуть.

— Мы не можем позволить себе палатку на ярмарке, — заметил кто-то.

Роб увидел, как его мать, сидевшая на несколько рядов впереди, подняла руку.

— Мы можем продать сборники в палатке «Женушек-мастериц». Все равно большинство из нас входит в их состав.

— Готова поспорить, сборники разойдутся быстрей, чем чехлы для салфеток в прошлом году.

Роб закатал рукава серого свитера и задумался, не так ли назывались эти вязаные штуковины, которые его бабушка обычно надевала на запасной рулон туалетной бумаги. Помнится, чехол был весь в кружевах и с головой куклы на верхушке.

Справа открылась задняя дверь, и когда Саттер поднял глаза, то увидел Стэнли Колдуэлла, выглядевшего так, будто пришел на прием к зубному врачу. Вслед за пожилым джентельменом, с порывом холодного ночного воздуха, в комнату проскользнула его внучка, излучая еще меньше энтузиазма. Стэнли заметил Роба и подошел к нему:

— Не возражаешь, если мы присядем рядом?

Роб посмотрел мимо Стэнли на Кейт, на ее волосы, волнами спадавшими на плечи, на блестящие розовые губы. Внимание Кейт было приковано к председателю собрания: она изо всех сил притворялась, что Саттера здесь вообще нет.

— Пожалуйста, — ответил он и встал.

Стэнли прошел к третьему от входа стулу и остановился, оставив свободным место рядом с Саттером. Кейт наградила деда испепеляющим взглядом, когда протискивалась мимо Роба: рукав ее куртки оказался в дюйме от его свитера. Бледные щеки Кейт порозовели от холода, и аромат ее прохладной кожи наполнил грудь Саттера.

На краткий миг их взгляды встретились, и темно-карие глаза Кейт засветились неприязнью. Такое откровенное проявление чувств должно было задеть его, но этого не случилось. По неизвестной причине, которую он не мог понять, его тянуло к Кейт Гамильтон сильнее, чем к любой другой женщине за долгое время. Саттер не стал обманывать себя. Все дело в сексе. И ни в чем ином. Вполне логично, учитывая обстоятельства их знакомства. Роб не расстроился по поводу этого чисто физического влечения. Не то чтобы он вообще стал бы расстраиваться из-за такого. Каждый раз, когда он смотрел на Кейт, он видел женщину, которая предложила ему себя. Женщину, которая хотела продемонстрировать ему свой голый зад.

Дед с внучкой уселись, и Стэнли перегнулся через Кейти к Саттеру со словами:

— Никогда бы не подумал, что встречу тебя здесь.

Роб переключил внимание с Кейт на ее деда:

— Сегодня моя мать читает поэму. У меня не было выбора. А какое у тебя оправдание?

— Кейти свела на нет мое алиби, и Регина целый день названивала с угрозами, что заедет за мной и отвезет меня лично. — Стэнли указал на внучку: — Я заставил Кейти прийти, раз уж она во всем виновата.

Та скрестила руки под грудью, слегка поджала губы, но ничего не сказала.

Стэнли снял куртку из овечьей шерсти и положил на колени:

— Я что-то пропустил?

Роб покачал головой:

— Нет.

— Проклятье.

Стэнли откинулся на спинку стула. Роб, начав с рыжей макушки, одарил Кейт долгим взглядом. Она, конечно, его раздражала, но это неважно. Саттер всегда был большим поклонником натуральных рыжуль, а смотреть на локоны Кейт — это словно глядеть на огонь. В ночь их встречи в «Дучин Лаундж» первое, на что Роб обратил внимание, помимо гладкой белой кожи и больших карих глаз, были эти волосы.

Сегодня Кейт казалась холодной и невозмутимой, но чем дольше он ее изучал, тем сильнее ее полные губы кривились в недовольной гримасе. Руки были по-прежнему скрещены под грудью, длинные ноги, закинутые одна на другую, казались бесконечными. Кейт надела черные брюки и сапоги на шпильках. Такие, к которым больше всего подошли бы соответствующий кнут или плетка. Чертовски верное сочетание.

— Прошу внимания всех, — призвала с кафедры Ада Довер, заставив Роба посмотреть в ее сторону. — Рада приветствовать всех присутствующих на нашем ежемесячном собрании. Особенно новичков в последнем ряду.

Стэнли сжался, а Роб и Кейт сползли немного ниже со своих стульев, но оба были слишком высокими, чтобы спрятаться полностью.

— Как всем вам известно, сегодня у нас поэтический вечер. Многие из нас принесли свои произведения. После того, как каждый представит нам свое творчество, мы перейдем к неофициальной части собрания. — Ада сверилась с записями и продолжила: — Первой начну я, за мной будет Регина Клэдис.

Когда Ада принялась читать длинное стихотворение про своего пса, Сникера, хладнокровие Кейт дало еще одну трещину. Началось все со слегка раздраженного покачивания правой ноги, но спустя еще несколько минут истории Сникера, покачивание переросло в нервные, едва заметные пинки.

Ада перешла к заключительной строфе:

Он кареглаз,

И только он

Бежит на мой зов: «Сникер!»

Язык, как роза,

Шерсть, как шелк,

Мой звонкий, сладкий Сникер!

Нога Кейт замерла, и Робу почудилось какое-то бормотание, что-то вроде: «Боже милосердный!».

Стэнли закашлялся в кулак, пытаясь скрыть смех, и Саттер испытал облегчение при мысли, что его мать оказалась не единственной плохой поэтессой в этой комнате.

Следующей вышла Регина и прочла стихотворение о библиотеке, в которой она работала. После Регины Иона Осборн поставила магнитофонную запись, и равномерные звуки «бум-боп-боп-бум» наполнил помещение. Под аккомпанемент ударных Иона прочла стихотворение под названием «Если б я была Бритни Спирс». Оно оказалось веселым — намного лучше, чем собачья история от Ады. Кейт снова начала слегка покачивать ногой, затем остановилась, и ее длинные пальцы начали сражаться с крупными пуговицами куртки. И, пытаясь высвободиться из рукавов, задела плечом Роба. В этот момент Кейт была похожа на человека, который старается выпутаться из смирительной рубашки.

Саттер нагнулся и прошептал ей прямо на ухо:

— Подними волосы.

Кейт прекратила свое ерзанье и краешком глаза посмотрела на него. Она выглядела так, будто готова была поспорить. Разразиться очередной речью на тему «Я сама могу о себе позаботиться». Она открыла рот, закрыла, затем провела рукой по тыльной стороне шеи, повернула запястье и собрала волосы. Приподняла их, и Роб протянул руку к ее куртке. Когда Кейт наклонилась вперед, он потянул воротник вниз. Она высвободила руку и выпрямилась, отпустив волосы. Они рассыпались мягкой волной и задели тыльную сторону ладони Роба. Тысячи прядей рыжего шелка коснулись его кожи и обвились вокруг пальцев. Если бы он повернул ладонь вверх, то мог бы сжать их в кулаке. Уже долгое время он не ощущал тяжесть и мягкость женских волос в руках. Или ласкающих его грудь и живот. Неожиданное и в то же время нежеланное возбуждение охватило Роба.

Кейт посмотрела на него и улыбнулась — впервые с момента их знакомства в Сан-Вэлли.

— Спасибо, — поблагодарила она и высвободила вторую руку.

— Не за что.

Роб перевел взгляд на кафедру и скрестил руки на груди. Его жизнь стала жалкой. Волосы Кейт задели его ладонь, эка важность! Было время, когда он, вероятно, и не обратил бы внимания на такую мелочь. Когда его внимание было бы сосредоточено на том, как снять с нее лифчик, а не на ее волосах.

Саттер не знал, что чувствует к Кейт Гамильтон. Вряд ли ему нравилось в ней что-то кроме восхитительного тела и агрессивного вида обуви. Она уже запугала нескольких мужчин в городе. Они теперь считали, будто Кейт собирается сделать себе кошелек из их мошонок. Роб не был уверен, так ли уж они неправы. Почему же он думал о Кейт такое, что ставило под угрозу его собственную мошонку?

Он и правда представления не имел, но, может, дело в том, что та Кейт, которую все тут знали, разительно отличалась от женщины, встреченной им в баре в Сан-Вэлли. В ту ночь она была нежной, страстной, манящей. Она была искушением, завернутым в прекрасную упаковку, но она была искушением, от которого Роб отказался. И все еще был в силах отказаться.

«Стоит ли она того, чтобы умереть? — спросил голосок в голове у Саттера. — Стоит ли она твоей жизни?» Кейт красива. Никаких сомнений на этот счет, но, как и всегда, ответ был «нет». Нельзя было предсказать, когда нежная, страстная, манящая женщина превратится в богомола.

Следующей на подмостки поднялась Иден Хансен. Она была одета в фиолетовое с головы до ног — в буквальном смысле, и Роб сосредоточился на ее пурпурного цвета волосах и тенях. Если что-то и могло спугнуть из его головы мысли о сексе, так это Иден. Ее стихотворение называлось «Десять способов как убить мерзкую крысу» и рассказывало о ее зяте, Хэйдене Дине. Она не упомянула его имени, но все, кто ее знал, понимали, что Иден имеет в виду мужа своей двойняшки, Иди. Под конец стихотворения слушатели не знали: аплодировать ли мисс Хансен или обыскивать на предмет наличия хорошо спрятанного оружия.

Роб наблюдал, как через несколько рядов от них его мать продвигается вперед. Грейс положила текст на кафедру и начала:

Старость — словно никотин,

Несет слабость, сеть морщин.

Вот и зад обвис твой шибко,

Сам ползешь ты, как улитка.

Как бы не решил кто, что выход лишь один…

Роб оперся руками на колени и опустил взгляд. А мамочка, похоже, всерьез поработала со словарем рифм.

Кто моложе вдвое —

Платят тем с лихвою,

Думают, они умнее.

Но сдаваться я не смею

И с тоски не вою.

Выступление заняло несколько минут. Грейс перечислила по нарастающей все признаки старости и закончила на такой ноте:

Жизнь стала спокойной, какая там драма?

Угасли страсти, как гора Фудзияма.

Но в отличии от нее

Я жива и беру свое —

И еще задаст вам перцу мама!

— Святые угодники, — простонал Роб, все так же не поднимая глаз от носков ботинок.

Он почувствовал, как Кейт перестала покачивать ногой, и услышал, как в полной тишине Стэнли Колдуэлл едва различимо прошептал:

— Это было изумительно.

Роб повернул голову, чтобы посмотреть на Стэнли. Пожилой джентльмен, похоже, не шутил.

— Лучше всех, — заявил он.

— Лучше, чем стихотворение о Бритни? — Кейт посмотрела на деда так, будто тот сошел с ума.

— О, да. Разве ты так не считаешь?

Она заправила за ухо волосы и, вместо того, чтобы лгать, честно ответила:

— Рифма кое-где хромает.

Стэнли нахмурился, кончики его усов опустились.

— Ну, а я могу сказать, что стихотворение Грейс о жизни, о том, каково это — становиться старым. Оно о мудрости и жизни в мире с самим собой. Оно тронуло мою душу.

Роб положил руки на колени, не сводя глаз со своего приятеля. Стихи мамы были обо всем этом? Он услышал лишь, что Грейс опасается, как бы ее не отправили в утиль, и что она — горячая штучка. Ни один нормальный сын не стал бы принимать во внимание ни тот ни другой факт.

Грейс улыбнулась, возвращаясь на место, и Робу пришлось промучиться еще три выступления, прежде чем началась «неофициальная» часть мероприятия. Саттер извинился перед Стэнли и Кейт и отправился на поиски матери, которую обнаружил возле стола с напитками. Он и Колдуэлл были единственными мужчинами на собрании, но ни за какие коврижки Саттер не собирался разгуливать по залу и вести светскую беседу: что в Госпеле означало торчать рядом с местными кумушками и сплетничать.

— Как тебе мое стихотворение? — поинтересовалась Грейс, протягивая сыну печенье с каким-то желе посередине.

— Думаю, оно даже еще лучше, чем та поэма о белках, которую ты читала мне на прошлой неделе, — ответил Роб, откусывая от предложенного лакомства.

Он запил печенье игристым пуншем, который подала ему мать. Жидкость с фруктовым вкусом опалила желудок.

— Что это?

— Немного виски, капелька бренди, чуть-чуть шампанского. Если выпьешь слишком много, у нас есть специальные водители.

Вообще-то Роб не собирался задерживаться здесь так долго, что ему понадобился бы водитель.

— Тебе не показалось, что строчка про гору Фудзияма была слишком странной?

Да.

— Нет. Кстати, Стэнли Колдуэллу понравилось твое стихотворение. Он сказал, что оно изумительное. Что оно тронуло его душу.

Уголки губ Грейс приподнялись.

— Правда?

— Ага.

Если мать думала, что заставит остаться его здесь подольше, подсовывая выпечку и пунш, то она ошибалась. Как только он сумеет проглотить это сухое печенье, то уйдет.

— Он думает, что твое стихотворение лучше всех.

— Стэнли — милый мужчина, — улыбаясь, сказала Грейс. Морщинки лучиками расходились от уголков ее глаз к вискам, доходя до корней тронутых сединой волос. — И он так одинок с тех пор, как не стало Мелбы. Возможно, мне стоит как-нибудь пригласить его на ужин.

Роб оглянулся на Стэнли, стоявшего в нескольких шагах от них и осажденного толпой седеющих одиноких леди. Свет сиял на его лысой голове так, будто он отполировал ее жидкостью «Пледж». Взгляд Колдуэлла беспокойно метался по залу в поисках спасения. Глаза деда остановились на Кейт, стоявшей чуть поодаль у стола и глотавшей пунш так жадно, точно слетевший с катушек пьяница.

— Тебе нравится Стэнли Колдуэлл? — спросил Роб у матери, запихивая в рот остаток печенья.

— Только как друг. Он всего на шесть лет меня старше, — Грейс отпила из своего бокала и прибавила: — У нас много общего.

Роб осушил стакан, поставил его на стол и сказал, натягивая куртку:

— Мне пора.

Но прежде чем успел сделать хотя бы шаг в сторону двери, Регина отрезала ему путь к отступлению.

— Твоя мать говорила с тобой насчет Тиффера? — спросила она.

— Да, — понизила голос Грейс, — мы это обсудили.

Роб нахмурился и огляделся, чтобы узнать, не слышал ли кто Регину:

— Я не гей.

Несколько долгих секунд она смотрела на него сквозь эти толстые линзы, от которых ее голубые глаза казались огромными.

— Ты уверен?

Роб скрестил руки на груди. Уверен ли он?

— Да. Абсолютно.

Плечи Регины поникли под тяжестью ее разочарования.

— Как жаль. А ты бы стал такой хорошей партией для Тиффера.

Отличная партия для трансвестита? Ну, это уже не лезло ни в какие рамки и начало порядком надоедать.

— Регина, а ты не знаешь, кто пустил этот ужасный слух? — спросила Грейс.

— Не уверена. Мне рассказала Иона, но я не знаю, где она это услышала, — Регина повернулась к кучке людей неподалеку и окликнула: — Иона! Где ты услышала сплетню, что сын Грейс — гей?

При этих словах все, кто окружал Стэнли, одновременно повернулись и уставились на Роба. Тот почувствовал себя так, словно стоял в луче прожектора, и впервые с того момента, как услышал сплетню, Саттер вышел из себя. До сегодняшнего дня ему было плевать, кто пустил слух. Ему просто хотелось остановить это, прежде чем ситуация выйдет из-под контроля. Прежде чем он набросится на эту горстку деревенщин, чтобы доказать что-то. Не то чтобы он не мог постоять за себя.

— Я узнала, когда делала прическу в «Завейся и покрасься». Мне сказала Ада. А где услышала она — понятия не имею.

Ада приложила костлявый палец к тонким губам и после минутного размышления выдала:

— Это внучка Стэнли сказала, что ты гей.

Все взгляды обратились на Кейт. Но та, казалось, ничего не замечала, пока не поставила пустой стакан и не огляделась:

— Что?

— Это была ты.

Кейт слизала с губ остатки пунша и обвела взглядом присутствующих. Они все пялились на нее так, будто она совершила что-то дурное. Ну да, пропустила несколько стаканчиков. И что? Это было необходимо после целого вечера плохой поэзии в компании Роба Саттера. Он вынудил Кейт улыбнуться, оказался таким огромным и занимал так много места, что ей пришлось сутулиться, чтобы не задеть его плечом. А теперь у нее болела шея. Это стоило одного или двух стаканов пунша.

— Что? — снова спросила она, так как все продолжали на нее смотреть.

В чем, собственно, проблема? В чаше еще остался пунш.

— Что я такого сделала?

— Ты первая сказала, что сын Грейс — гей.

— Я? — Кейт со свистом втянула воздух. — Я такого не говорила!

— Говорила. Когда пробивала мне персики, ты сказала, что ему не нравятся женщины.

Кейт напряглась и с трудом припомнила свою беседу с Адой о владельце магазина спорттоваров, что находился напротив «M&С».

— Подождите-ка, — она подняла руку. — Я не знала, о ком вы говорите. Я до того момента никогда не встречала мистера Саттера.

Роб приподнял бровь, намекая, что она лжет.

— Честное слово, — поклялась она, — я понятия не имела, что Ада говорит о тебе.

Судя по выражению его зеленых глаз, Саттер ей не верил.

— Некрасиво пускать слух о том, кого не знаешь, — упрекнула ее Иона так, словно Кейт нарушила какие-то правила сплетников.

Это же просто бред! Всем известно, что для сплетен есть только одно правило: если человека нет в комнате, то про него можно нести все что угодно.

— Кейти, — сказал ее дед, качая головой, — тебе не следовало распускать сплетни.

— Я не делалa ничего такого!

Кейт знала, что она не распускала никаких сплетен, но судя по лицам окружающих, никто ей не верил.

— Ну и ладно. Думайте, что хотите, — отрезала она и резким движением надела куртку.

Ни в чем она не виновата: если уж на то пошло, Кейт считала Роба импотентом, а не геем.

Настоящее безумие. Ее обвинили в распространении сплетен в городе, который сплетнями жил и дышал. Ей никогда не понять этих людей.

Кейт перевела взгляд с Роба, который, казалось, хотел ее придушить, на остальных в комнате. Может, они и выглядели нормальными, но таковыми не являлись. Если она не поостережется, то рискует стать одной из них.

Еще одной ненормальной в городе сумасшедших.

 

Глава 6

Кейт обвела взглядом комнату и опустила голову на диван. Тихое поскрипывание кресла-качалки Стэнли и звуки в сотый раз включенной песни «Золотые девушки» наполняли дом. Это был День cвятого Патрика, а Кейт проводила его, смотря телевизор в компании деда. Мисс Гамильтон была наполовину ирландкой. И обычно в это время сидела с друзьями где-нибудь в баре, фальшиво распевая «ту-ра-лу-ра-лу-ра».

В жилах ее деда тоже текла ирландская кровь, и ему тоже не мешало бы повеселиться. Может, следовало предложить, чтобы он позвонил своим приятелям и, по крайней мере, пригласил их домой выпить зеленого пива? Хотя в последний раз, когда Кейт попыталась заставить деда сделать что-то подобное, он вынудил ее пойти с ним на поэтический вечер. Та ночь обернулась настоящим кошмаром.

Лишь только начав взрослеть, Кейт поняла, что жители Госпела немного со странностями, но после той ночи ей стало ясно, что они более чем странные. Теперь она знала, что они живут в другом измерении, которое извне кажется нормальным, но если ты попадаешь внутрь, то оно может свести тебя с ума. Четыре дня назад Кейт мельком увидела безумие, что прячется под ничем не примечательной внешностью, и это ее напугало. Роб Саттер оказался единственным, кто не вел себя, как сумасшедший. Скорее, он выглядел рассерженным. Но не ненормальным.

— Почему ты никуда не сходишь, Кейти?

Она повернула голову налево и посмотрела на деда:

— Ты пытаешься от меня избавиться?

— Да. Ты меня утомила, — Стэнли снова уткнулся в программу передач. — Я люблю тебя, Кейти, но мне нужно отдохнуть от твоего общества.

Кейт села. Она оставалась в Госпеле, чтобы помочь деду в магазине и поддержать его в скорби. Вообще-то, ей тоже хотелось немного отдохнуть от его общества, но она не была настолько грубой, чтобы сказать ему об этом. Видимо, дед таким излишним тактом не страдал.

— Иди пропусти где-нибудь бутылочку зеленого пива.

Кейт не хотелось пить в баре в одиночестве. В этом было что-то немного печальное и, кроме того, в последний раз ничем ей не помогло. Она слишком много выпила и до сих пор расплачивалась за это.

— Поиграй в пул, поболтай с ровесниками.

Пул. Она могла бы сыграть в пул. Это уже не выглядело печальным и жалким, и если Кейт не выпьет слишком много, то не наделает глупостей.

— В каких барах есть бильярдные столы? — спросила она.

— В «Оленьем роге», в задней комнате. Не думаю, что они есть «У Роки», но в «Хромом курьере», может, еще осталась парочка.

Пока Кейт пыталась вспомнить, который из баров ближе всего к дому, дед прибавил:

— Конечно, наверное, тебе следует держаться подальше от «Хромого курьера», потому что в уборных там малость некомфортно.

Кейт оглядела свои брюки от тренировочного костюма и тапки с мордами мультяшного тасманского дьявола.

— А разве в «Оленьем роге» не малость некомфортно?

Она несколько раз проезжала мимо бара и каждый раз думала, что тот выглядит примерно на сотню лет. Не разваливающийся, просто очень топорно сработанный.

— Не в это время года. Там становится неуютно, когда приезжие собираются на лето.

— А почему бы нам не пойти поиграть в пул вместе? Могу поспорить, твои друзья там.

Стэнли покачал головой.

— Не хочу никуда идти. — Прежде чем Кейт успела возразить, он добавил: — Позвоню Джерому, спрошу, не хочет ли он прийти попить со мной пивка.

Кейт встала. Если дед собирался пригласить приятеля, ему не понадобится ее общество.

— Ладно. Наверное, схожу поиграю в пул, — сказала она, направляясь в спальню.

Кейт выбрала лифчик без лямок, натянула свитер в черно-белую полоску с воротником-«лодочкой» и джинсы, сунула ноги в черные сапоги и капнула духами на запястья. Почистив зубы, она принялась расчесывать волосы, пока те не легли ей на плечи шелковой мягкой волной. Кейт не стала долго возиться с макияжем: немного туши и светло-розовый блеск для губ. Затем подхватила пальто и маленький рюкзачок от «Dooney & Bourke» и вышла к деду.

— Вряд ли я задержусь допоздна, — предупредила она его, проходя мимо сервиза с салфетками, украшенными изображениями Тома Джонса.

— Чудесно выглядишь, — Стэнли помог внучке надеть куртку. — Обещай, что если слишком много выпьешь, то обязательно позвонишь.

— Спасибо. Непременно, — отозвалась Кейт, не имея вообще ни малейшего желания выпивать.

Выудив из рюкзачка ключи, она потянулась, чтобы открыть дверь.

— И, Кейти…

Она посмотрела на деда:

— Что?

— Только не надо обыгрывать всех парней, — Стэнли рассмеялся, но Кейт не была уверена, что он шутит.

Снаружи бар «Олений рог» походил на большинство зданий в Госпеле — построенный из распиленных бревен, с зеленой жестяной крышей. Но в отличие от большинства зданий в Госпеле здесь не было полосатого тента или цветочных кадок, призванных смягчить грубый фасад. Ни вырезанных из дерева фигур индейцев, ни тисненых золотом надписей на затемненных окнах. Дверная ручка была сделана из рога. Большая неоновая вывеска с изображением оленя сияла над обветшалым крыльцом. Дыры в старых бревнах были заделаны цементом, но лучики тусклого света и подвывание электрогитары просачивались сквозь трещины в царившую снаружи темноту.

Когда кто-то входил в «Олений рог», то чувствовал себя так же, как в любом другом из сотни маленьких деревенских ковбойских баров. Для завсегдатаев бар был вторым домом, и на любого чужака смотрели с подозрением.

Владелец бара, Барли Мортон, весил почти сто сорок килограммов, а ростом достигал ста девяноста шести сантиметров. Под длинной стойкой он держал бейсбольную биту и обрез. Ему не доводилось использовать биту с тысяча девятьсот восемьдесят пятого года, когда какой-то фермер попытался своровать ящик пива «Куэрс Лайт» и упаковку соленых орешков. Барли уже много лет не сталкивался с подобного рода проблемами, но на всякий случай хранил биту и ружье под рукой. Иногда кто-то из местных пытался побуянить и поиграть мускулами по пьяни, но ничего такого, что Барли не мог бы уладить с помощью звонка шерифу или собственных кулаков.

Дверь «Оленьего рога» закрылась за спиной Кейт, и ей вспомнились старые отели и казино в Вегасе. Бар пах алкоголем и застаревшим сигаретным дымом, въевшимся в дерево, словно лак. Попытки хозяина заведения перебить запах дезодорантом с ароматом вишни успехом не увенчались.

Из музыкального автомата доносились звуки хита Кенни Чесни, поющего про большую звезду. Несколько пар танцевало посреди внушительных размеров зала. Кейт не была большой поклонницей стиля кантри, но Кенни был намного лучше Тома. Гирлянды зеленого клевера украшали длинную стойку и несколько красных кабинок. Доска объявлений с разноцветными записками висела на стене справа от Кейт.

Она закинула на плечо свой рюкзак и направилась к бару. Пробралась мимо нескольких столиков и устроилась на табурете рядом с неоновой вывеской «Куэрса».

— Что будете пить? — спросил хозяин «Оленьего рога», зажав сигару в уголке рта.

— У вас есть «Уинтер Уит»?

Густые брови Барли сошлись на переносице, и он взглянул на Кейт так, словно она потребовала «Ширли Темпл» с двойной вишней.

— Я возьму «Бад лайт», — исправилась Кейт.

— Отличный выбор, — сказал Барли и пошел к пивному крану, оставляя за собой невесомый шлейф дыма.

— Ты внучка Стэнли?

Кейт повернулась к сидящему рядом мужчине и тут же узнала Хэйдена Дина, вдохновителя «Поэмы о Мерзкой Крысе».

— Да. Как поживаете, мистер Дин?

— Нормально.

Он потянулся к своему стакану и задел плечом Кейт. Та засомневалась, было ли это случайностью.

Барли вернулся и поставил перед Кейт два бокала зеленого пива.

— Два доллара пятьдесят центов.

— Я заказала только один, — запротестовала она; в этот момент музыка сменилась, и из динамиков послышался Клинт Блэк.

Хозяин бара вытащил сигару изо рта и указал на объявление за своей спиной:

— Ночь среды — ночь двух заказов по цене одного.

Ух ты, ночь двойных заказов! Кейт со времен колледжа на такие не попадала! Теперь уже возможность накачаться пивом не выглядела такой привлекательной, как в те дни, когда мисс Гамильтон едва исполнилось двадцать, и она являлась чемпионом по кегстэндингу и скоростному выпиванию пива.

— Я не бывала здесь раньше, — сказала она Дину, порывшись в рюкзачке и протягивая Барли пятерку.

Кейт оглянулась через левое плечо на дальние комнаты бара и сквозь открытые двери увидела два освещенных лампами бильярдных стола.

Поднеся пиво к губам, она почувствовала, как что-то коснулось ее бедра.

— Мне нравятся рыжие, — произнес Хэйден.

Она опустила взгляд к его руке на своем колене, потом снова посмотрела на грубые черты лица Дина. Похоже, что единственным мужчиной, обратившим на нее внимание за этот год, оказался мерзкий старикан с пивным перегаром и сомнительной репутацией.

— Уберите руку с моего бедра, мистер Дин.

Он улыбнулся, и Кейт заметила, что у него не хватает нескольких зубов.

— В тебе есть огонь. Обожаю это в женщинах.

Кейт закатила глаза. Она посещала курсы по самообороне с тех пор, как получила лицензию детектива, и при желании могла запросто сбросить руку Хэйдена и вывернуть ему большой палец к запястью одним движением. Но причинять боль мистеру Дину было неразумно. Это привело бы к определенным трудностям, когда он в следующий раз пришел бы в «M&С» за чашкой бесплатного кофе. Кейт встала и закинула на плечо лямку рюкзачка. Хотя ей и вправду не хотелось двух бокалов зеленого пива, она взяла их со стойки и направилась к дальним комнатам. Осторожно пробираясь между местными завсегдатаями, Кейт отпила понемногу из обоих бокалов, чтобы не расплескать их содержимое.

В тесной комнате оба стола были заняты четырьмя играющими. Еще несколько зрителей попивало пиво и слонялось без дела под большим объявлением, гласившим: «Не плевать, не драться, не делать ставки».

В глубине полутемной комнаты Роб Саттер оттолкнулся от стены и склонился над одним из столов.

— Тройка в боковую лузу, — сказал Роб сквозь треск шаров на соседнем столе и негромкие звуки песни Джорджа Джонса из автомата в зале.

Кейт стояла на пороге и наблюдала, как Саттер прицеливается для следующего удара. Лампа, висевшая прямо над столом, освещала его левую руку и серебряное кольцо на среднем пальце. Голубая фланель рубашки была закатана на длинных руках, открывая взгляду хвост вытатуированной змеи. И Роб надел темно-синюю бейсболку с загнутым козырьком и надписью «Укуси меня».

Он устроил кий между большим и указательным пальцами и нанес удар. Недостаток точности был компенсирован чистой силой. Биток врезался в твердый красный шар с такой скоростью, что тот подпрыгнул, прежде чем пролететь через стол и упасть в лузу. Взгляд Саттера проследовал за шаром до края стола, на несколько секунд замер и медленно поднялся по пуговицам на куртке Кейт, мимо ее подбородка и губ, к глазам. Козырек бросал тень на его лицо. Их взгляды встретились, и некоторое время Роб просто смотрел. Затем уголки его губ слегка искривились в недовольной гримасе. Кейт не знала, потому ли, что он рассердился из-за ее появления, или потому, что не рассчитал силу удара и потерял контроль над шаром. Возможно, и то и другое.

Саттер выпрямился одним плавным движением, и тень от козырька скрыла его лицо до кончика носа, отчего в тусклом свете остались видны лишь губы, усы и эспаньолка. Роб надел белую футболку под расстегнутую голубую фланелевую рубашку, полы которой свободно свисали вдоль бедер, касаясь ширинки на пуговицах его «Левисов».

Пока Саттер стоял там, словно ожившая мечта любой девчонки, Кейт сообразила, что похожа на идиотку, пялясь на него и сжимая в руках свое пиво.

Она подумала было уйти, но если так поступит, то Роб решит, что она сбежала из-за него. Что было бы правдой, но Кейт не хотелось, чтобы Саттер знал об этом. Он снова наклонился к столу. Весь такой длинным и стройный. А его упругие ягодицы идеально заполняли «Левисы». Бесспорно, Роб Саттер был сексуален. Мужчина, вызывавший у девушек покалывание в интересных местах. Но только не у Кейт. Он не заставлял ее трепетать. У нее к нему иммунитет. Роб послал биток обратно, и Кейт отвернулась.

В бильярдном зале не было столов или табуретов, и она поставила свои стаканы на одну из прибитых к стене полок, а куртку и рюкзачок повесила на крюк у себя за спиной. За соседним с Робом столом двое из троих братьев Уорсли как раз заканчивали игру. Кейт обошла стол кругом и выбрала с полки кий весом в одиннадцать унций. Она взяла его так, будто прицеливалась из ружья. Древко было слегка искривлено, зато кончик оказался твердым. Кейт поставила кий у правой ноги на турник и стала ждать.

С очередным ударом Роб промахнулся — неудивительно, ведь он практически снес биток со стола. Саттер выпрямился, и крашеная блондинка с огромным бюстом поднесла ему бутылку пива «Хейнекен». Ее звали Дикси Хоув, и она владела парикмахерской «Завейся и покрасься». У нее были длинные красные ногти, и одним из них она подцепила ремень Роба. Дикси слегка дернула ремень на себя и что-то прошептала своему собеседнику на ухо. Очевидно, она не знала, что у Саттера были серьезные проблемы с дерзкими женщинами, которые делают первый шаг, и что это мужское совершенство было совершенно бесполезным.

Последние несколько недель Кейт подумывала разузнать побольше о мистере Робе Саттере. Кроме его грубости и несносного характера ей было известно о нем лишь то, что он водит «Хаммер», когда-то играл в хоккей, и у него травмированное колено. Вероятно, это обстоятельство и положило конец его карьере, но Кейт не знала этого наверняка. Она могла бы спросить деда, но тот бы решил, что ее интерес к Робу имеет романтическую подоплеку. Если ей хотелось узнать больше, то нужно было вытащить лэптоп, который, упакованный в коробку, ждал своего часа в шкафу в спальне Кейт. Номер машины Саттера она знала. Пара кликов мышкой — и вот вам его водительские права, дата рождения и номер страховки. Потом детектив Гамильтон прочла бы его послужной список, узнала, был ли он женат, и раскопала бы еще пикантных подробностей, вроде наличия криминального прошлого.

Но Кейт больше этим не занималась. Ни для дела, ни даже чтобы удовлетворить собственное любопытство.

Она глотнула пива и посмотрела поверх бокала на Роба, который слегка наклонил голову, слушая Дикси. Но Кейт чувствовала, что смотрит он на нее. Из-за тени от козырька ей не были видны его глаза, но она ощущала, как взгляд Саттера коснулся ее лица и скользнул вниз по телу. Не будь у Кейт иммунитета к Робу, она бы почувствовала, что ее охватывает жар.

Братья Уорсли доиграли, и Кейт подошла к столу, чтобы вызвать победителя. Пирс Уорсли еле дотягивал до ста семидесяти семи сантиметров в своих изготовленных на заказ ковбойских сапогах. Как и у братьев, у него были короткие, курчавые каштановые волосы. Все трое жили и работали на семейном ранчо примерно в двадцати милях от Госпела. Им было от двадцати пяти до тридцати. Кейт несколько раз встречала Уорсли, когда те приходили в «M&С». Интеллектом парни не страдали, но ведь и она пришла в «Олений рог» не за светской беседой.

Пока Пирс собирал в треугольник шары, Кейт подкинула монетку, чтобы определить, кто начинает. Она выиграла и поставила биток ближе к боковому поручню у задней линии стола. Вытянулась, положила кий в кистевом упоре, прицелилась во второй шар и ударила. Все пятнадцать шаров раскатились по столу, желтый пересек зеленое сукно и упал в боковую лузу. Следующим ударом Кейт забила тройку в левый угол, семерку — в правый, а затем отправила биток рикошетом от упругого борта, выведя синий шар к боковой лузе для следующего раза. Четыре хороших удара — и ей почти удалось забыть, что Роб в комнате.

Пирс приподнял поля своей ковбойской шляпы и уставился на Кейт с другого конца стола. У него были голубые бегающие глазки, которые должны были стать для нее первым признаком того, что вечер грозит превратиться в кошмар.

— Ты откуда? — спросил Пирс.

— Лас-Вегас.

— Ты жульничаешь?

Кейт уставилась на него и напомнила себе, что братья не были особо сообразительными даже в трезвом виде. Неужели Пирс в самом деле думал, что если бы она пыталась обдурить его, то призналась бы в этом?

— Нет, не жульничаю.

— Ты играешь в Лиге или что-то вроде того?

— Когда я была маленькой, у родителей был бильярдный стол, — ответила Кейт и пошла туда, где оставила свое пиво.

Она поднесла стакан с «Бад лайт» к губам и заметила, как Дикси Хоув наклонилась над соседним столом, позволяя всем заглянуть в ее глубокое декольте. У Кейт не было проблем с женщинами, выставляющими свои прелести напоказ. Просто так получилось, что она не была одной из них. Ну, за исключением того памятного случая. Кейт взглянула на Роба, который, как и все остальные мужчины, не мог отвести глаз от внушительных имплантатов Дикси. Он сказал что-то, от чего мисс Хоув рассмеялась, и поднес бутылку к губам.

Кейт вновь посмотрела на Пирса, уже сделавшего удар и готовившегося нанести следующий. Она помнила достаточно о той ночи, когда встретила Роба, чтобы знать, что он мог быть в некоторой степени обаятельным. Она сваляла дурака и позволила себе купиться на его обаяние, но в свое оправдание могла сказать, что была по-настоящему пьяна.

— Если выиграешь у Пирса, я следующий.

Кейт оглянулась через плечо на одного из братьев.

— А ты который из Уорсли? — спросила она.

— Тётл, — и указал налево: — А это Виктор. Если побьешь меня, то сыграешь с Виктором, — заявил он так, будто у Кейт не было выбора. — Но сомневаюсь, что тебе удастся меня побить.

— Не думаю, что так долго задержусь здесь, Тётл.

— Боишься, что я выиграю?

Пирс промазал, и Кейт поставила стакан обратно.

— Нет.

— Давай, Тётл, ставлю пять баксов, что ты выиграешь, — сказал Виктор, допивая свое пиво.

— Ух ты, аж целых пять баксов.

Ее сарказм прошел мимо обоих Уорсли.

— Если тебе это не по карману, можем сыграть на раздевание.

Размечтался! Кейт подошла к краю стола, прикидывая положение шаров. Ей пришлось подождать, пока Роб нанесет удар, прежде чем она смогла пройти дальше между столами. Саттер выпрямился, но не двинулся в сторону, чтобы дать ей пройти.

— Прошу прощения, — сказала Кейт, глядя на него, но тень скрывала большую часть его лица.

Он по-прежнему не отходил в сторону, и Кейт пришлось протискиваться мимо, так близко, что она смогла разглядеть щетину на его подбородке. Закатанный рукав фланелевой рубашки задел руку Кейт. Пробираясь мимо Роба, она заглянула в его затененные козырьком глаза. Саттер прищурился, и она решила, что он нарочно действует ей на нервы. Наверное, он злился из-за этих сплетен о своих сексуальных предпочтениях.

— Если у тебя есть голова на плечах, то ты скажешь, что уже поздно, и отправишься домой.

Никаких «наверное». Он злился.

— Ты мне угрожаешь?

— Я не угрожаю женщинам.

Ну, для нее это звучало как угроза.

— Просто к сведению — я не распускала о тебе сплетни.

Несколько долгих секунд Роб смотрел на нее, затем произнес:

— Ну да.

— По крайней мере, не собиралась. — Он просто продолжал смотреть на нее, и Кейт пожала плечами: — Если тебе интересна правда о том, как все началось, может, я когда-нибудь тебе расскажу.

— Знаю я, как все началось. — Он понизил голос и пояснил: — Я не стал заниматься с тобой сексом в отеле, поэтому ты приехала в город и рассказала всем, что я гей.

Кейт огляделась, проверяя, слышал ли их кто-нибудь. Нет, но, похоже, Саттера это не волновало.

— Каково это — ошибаться? — спросила она.

И, не дожидаясь ответа, наклонилась над столом, прицелилась и постаралась полностью забыть о присутствии Роба.

Она быстро разобралась с Пирсом. Его братья с наслаждением насмехались, потому что тот проиграл девчонке. Лицо Пирса стало красным, и он выскочил в бар. Прежде чем Кейт смогла по-настоящему возразить, Тётл установил шары, и она решила позволить себе еще партию.

Кейт никогда не была той, кто может сыграть в поддавки хоть в чем-нибудь — ни для того, чтобы подстегнуть игру, ни даже затем, чтобы потешить мужское самолюбие.

Тётл сделал паузу и нанес удар по вершинному шару. Тот влетел в борт, срикошетил еще от двух и упал в боковую лузу. Тётл улыбнулся, будто так и было задумано. Следующим ударом он отправил оранжевый в угловую лузу, к несчастью, следом упал и биток.

— Ты собираешься позволить девчонке себя обыграть? — крикнул брату Виктор. — Парни, вы позорите семью!

— Заткнись, Виктор, — проворчал Тётл, пока Кейт устанавливала белый шар у передней линии стола.

— Я пару раз бывал в Вегасе. Ты не одна из тех девиц, что танцуют топлес? — спросил Тётл, захихикав, как подросток.

Кейт глянула на него, а затем отправила в лузу девятку и номер пятнадцать. Если он разговорами думал свести на нет ее сосредоточенность, он ошибался. Кейт училась играть в пул в доме, полном ее шумных братцев и их друзей.

— Боюсь, что нет.

— И никогда не работала в «Ферме цыпочек»?

Должно быть, Тётл считал себя чрезвычайно остроумным, потому что чуть не лопнул от смеха. Кейт пропустила насмешку мимо ушей и забила номер четырнадцать вместе с десяткой в боковую лузу.

— Хочешь съездить на нашу ферму?

Номера одиннадцать и двенадцать последовали в лузу.

— Спасибо, нет.

— Могу показать тебе лошадей. Куча девчонок приходит поездить верхом.

Почему-то Кейт сомневалась, что «куча девчонок» вообще приближалась к ранчо Уорсли. Она пошла к другому концу стола, где подождала, пока Роб ударит. Когда он выпрямился, Кейт забила номера пятнадцать и восемь. Она уперлась рукой в боковой поручень и наметила дуплет, который делала уже миллионы раз. А сегодня промахнулась буквально на несколько миллиметров.

Она выпрямилась, шагнула назад и уперлась спиной во что-то твердое и неподвижное. Кейт оглянулась через плечо и увидела голубую фланель, подбородок и губы Роба. А затем подняла взгляд к его глазам, спрятанным под козырьком бейсболки. В комнате было тесно, но не настолько же. Саттер давил на нее и снова нарочно выводил из себя.

— Не мог бы ты отойти? — спросила Кейт.

— Мог бы.

Но не пошевелился. Вместо этого его большие ладони легли ей на плечи, будто Роб собирался отодвинуть ее в сторону, но и этого он не сделал. На какой-то миг Кейт охватило отчаянное желание прижаться спиной к его груди. Ощутить, как его тепло разливается вверх и вниз по ее позвоночнику. Повернуться, уткнуться носом во фланелевый воротник и сделать глубокий вдох.

Потрясенная собственными мыслями, Кейт сказала себе, что прошло слишком много времени. Много времени с тех пор, как она занималась сексом. Дело было не в Саттере. Она почти к любому могла бы сейчас почувствовать это, разве только не к братьям Уорсли. Ну, и не к мистеру Дину.

— Парни Уорсли — жалкие маленькие ублюдки, — Роб слегка наклонился, и козырек бейсболки задел голову Кейт. Запах теплой мужской кожи наполнил ее легкие. — Не те парни, которым стоит показывать свои татушки.

Кейт повернула голову и заглянула в тень под козырьком.

— Ой, спасибо за предупреждение! А то я как раз собиралась снять штаны.

Губы Роба оставались сжатыми в твердую линию, пока его ладонь скользила вверх по ее руке и плечу. Длинные, теплые пальцы отвели волосы с ее обнаженной шеи.

— Что ты делаешь?

— Доказываю этим деревенщинам, которые хотят надрать мне задницу, что я не гей. — Его дыхание согрело ее ухо, и любой, кто смотрел на них, мог подумать, что Роб нашептывает ей что-то очень безнравственное. — Я могу справиться с одним или двумя одновременно, но, пожалуй, целый бар — это немного слишком.

Кейт оглядела бильярдный зал. Не очень-то похоже, чтобы деревенщины обращали на Роба внимание. Ей пришло на ум, что он лгал, но она не так давно пришла в бар, чтобы знать наверняка.

Она посмотрела на стол — как раз в этот момент Тётл ударил.

— Ты мог бы прибегнуть к помощи Дикси. Уверена, она более чем согласна, чтобы ее использовали в этом качестве. Или в любом другом.

Ладонь Роба скользнула вниз по ее руке и легла на талию.

— Ты мне должна.

Кейт и не знала, что что-то ему должна, но так же не хотела, чтобы его побили из-за чего-то, что она нечаянно натворила.

— Даже не рассчитывай, что я позволю тебе себя лапать, — сказала она, радуясь, что в голосе прозвучала уверенность, которую сама Кейт не чувствовала так сильно, как должна была бы.

— Может, ты должна уточнить, что значит «лапать». — Его ладонь скользнула по животу Кейт, согревая, заставляя ее задохнуться, прежде чем медленно двинуться обратно к талии. — Вот это лапанье?

Технически — нет. Но Кейт ощущала его прикосновение в тех местах, где он вообще ее не трогал.

— Нет, до тех пор, пока ты не передвинул руку выше.

— А что, если я передвину ее ниже? — его глубокий тихий смех волной прокатился по шее Кейт. — Ты хочешь, чтобы я опустил руку, Кейт?

— Даже не думай.

Тётл промазал, и Кейт отстранилась от Саттера. С нее довольно. Довольно Роба и этих Уорсли. Она склонилась над столом и загнала восьмерку в угловую лузу.

— Моя очередь, — заявил Виктор и подошел к столу.

— Парни, я все.

— Ты не можешь уйти, пока не сыграешь с Виктором.

— Я не играю с Виктором, — ответила Кейт, проходя к стойке и убирая кий на место. Ее нервы были на пределе, и она просто хотела лечь спать. — Я иду домой.

— Ты должна сыграть, — настаивал Виктор. — Никто не может побить нас, Уорсли.

— Особенно девчонка, — прибавил Тётл.

Ой-ёй. Они пьяны, сказала себе Кейт.

— Может, в другой раз.

— Всем известно, что это неправильно, когда женщина выигрывает у мужчин.

Кейт подумала, что ей стоило бы проглотить последнее замечание, но она и так сдерживалась весь вечер. Она устала от попыток быть милой.

— Виктор, если тебе для хорошего настроения нужно побить женщину, то у тебя на самом деле более серьезные проблемы, чем плохая игра в пул.

— Что это значит?

Кейт действительно хотела, чтобы ей не пришлось ничего объяснять.

— Это значит, что настоящего мужчину женщине не напугать.

— Я покажу тебе, кто здесь настоящий мужчина.

Боже, если он схватится за свое «хозяйство», то ее просто вырвет. Кейт покачала головой.

— Ты на наркотиках?

— Нет.

— Ударился головой?

— Нет. Меня лошадь часто лягала.

— Ну, это многое объясняет, — произнесла Кейт и попыталась пройти к выходу.

Виктор сделал шаг вперед и встал у нее на пути:

— Ты не уйдешь, пока мы не сыграем.

Кейт глянула в глаза Виктора — голубые, мутные, налитые кровью — и почувствовала, как сильно забилось сердце.

— Эй, придурок, — вмешался Роб, появляясь из-за спины Виктора. — Она сказала, что не хочет больше с вами играть.

Кейт перевела взгляд с Тётла на Саттера, стоявшего в паре шагов от них. Невероятное чувство облегчения успокоило ее бешено колотящееся сердце, возвращая его к привычному ритму.

— Не твое дело, — ответил Тётл.

— Теперь мое.

— Можно подумать, ты на нее запал. Она же мужеподобная, но, может, именно это тебе в ней и нравится.

— Что конкретно ты пытаешься сказать, Тётл?

— Что ты педик. — Уорсли указал на Кейт большим пальцем: — А она твоя лесбиянка.

По мнению Кейт, ответ был исчерпывающим.

— Не очень-то мило с твоей стороны. — Роб вздохнул, снимая бейсболку и бросая ее на бильярдный стол. — Ты должен извиниться перед Кейт.

— Или что?

— Или то: я сделаю так, что ты захочешь извиниться. — Саттер провел рукой по волосам. — Наверное, тебе стоит отойти, Кейт.

Ей не нужно было повторять дважды: она втиснулась между стойками с киями.

— Я тебя не боюсь, — заявил Тётл, пританцовывая и раскачиваясь, как какой-то ни на что негодный боксер.

Саттер стоял, опустив руки, с удивленной усмешкой наблюдая за Уорсли, который, наконец, размахнулся, и Кейт едва разглядела движение кулака Роба, прежде чем тот впечатался в лицо Тётла. Уорсли отлетел назад, и Кейт отпрыгнула в сторону за миг до того, как он врезался в стену, у которой она стояла.

Тётл сполз на пол с расфокусированным, остекленевшим взглядом.

— Сукин сын! — завопил Виктор и бросился на Роба.

При столкновении с коренастым телом второго Уорсли Роб отшатнулся на пару шагов назад.

— Я тебе морду набью за брата, — пригрозил Виктор, резко размахиваясь и нанося удар Саттеру в челюсть.

Голова Роба откинулась назад, но он тут же ответил Виктору двумя короткими ударами, после чего коротышка оказался оглушенным, но все еще на ногах.

Пирс вбежал в комнату, ринулся к Тётлу, который что-то бессвязно бормотал, и помахал рукой перед лицом брата, а потом схватил кий с подставки. Прежде чем Уорсли успел повернуться, Кейт встала перед ним.

— Похоже, что Роб вот-вот разберется с Виктором. Почему бы тебе не подождать своей очереди?

— Что ты мне можешь сделать?

— От тебя зависит.

— Убирайся с дороги, лесбо!

Лесбо? Кейт не слышала этого слова со старших классов. Это братьям Уорсли следовало убраться отсюда. Она смотрела на кий, когда Пирс поднял его и бросился к ней. Но глаза Уорсли были прикованы к Робу, который отвесил Виктору последний удар, отправляя того в нокдаун. Когда Пирс пробегал мимо Кейт, она поставила ногу между его больших ботинок. Затем удар локтем по спине — и Пирс полетел вниз. По пути он стукнулся головой о бильярдный стол и рухнул на пол безвольной кучей. Все еще сжимая в руке кий, Уорсли застонал и перекатился на спину. В тусклом свете лампы, болтавшейся на потолке, он поднял взгляд такой же остекленевший и расфокусированный, как у Тётла.

— Черт подери, — успел простонать Пирс, прежде чем его глаза закатились, и он отключился.

Роб оглянулся на Кейт. Его зеленые глаза сияли.

— Ты в порядке?

Она проглотила комок в горле и кивнула.

В зале кто-то выдернул из розетки провод музыкального автомата. Сквозь шум крови, стучавшей в ушах, Кейт услышала чьи-то крики и ругань. В дверной проем были видны разбитые столы, стулья и пролетавшие мимо тела.

— Черт, о да, — произнес Роб и коснулся красной отметины на челюсти.

Он ухмылялся так, будто на славу повеселился.

— Я что-то пропустила? Что тут веселого?

Саттер схватил бейсболку и разразился смехом, выражавшим истинное наслаждение, смешавшимся со звоном разбитого стекла и отдаленным завыванием полицейских сирен.

Он был ненормальным. Сумасшедшим. Здоровенным взрослым придурком.

 

Глава 7

Фасад «Оленьего рога» светился, как будто праздновали четвертое июля.

По зданию и завсегдатаям бара, которых выстроили в ряд перед ним, скользили красные, белые и голубые лучи: вращающиеся мигалки трех полицейских машин отсвечивали от автомобилей на стоянке и прогоняли чернильно-черные тени в лесу неподалеку. Из салона «Блейзера», принадлежавшего шерифу, Роб разглядывал всех, стоявших перед «Оленьим рогом». Ему на глаза попались два представителя местной власти, когда тех проверяли на трезвость, прежде чем позволить им уйти. Нечего было и думать устроиться поудобней на заднем сиденье «Блейзера». Да еще и наручники врезались в запястья. Было тесно как в преисподней, но Роб мог бы немного вытянуть ноги, если бы не закованная в наручники рядом с ним заноза в заднице.

Саттер всегда знал, что Кейт Гамильтон приносит неприятности. Он просто не знал, как много неприятностей она приносит. Когда дамочка приехала в Госпел, она пустила все эти слухи о том, что он гей. И это заставило некоторых городских работяг смеяться над ним. Роб не испугался. Просто разозлился.

А сегодня она впорхнула в «Олений рог» и привлекла внимание трех самых больших местных идиотов. Это был лишь вопрос времени, когда все выйдет из-под контроля между ней, парнями Уорсли и тем человеком, который должен будет вмешаться. Этим человеком оказался Роб. И теперь он торчал на заднем сиденье полицейской машины. И ко всему прочему, Кейт совсем не казалась благодарной.

Саттер подглядел через плечо на ее скрытый в тени профиль и сказал:

— Пожалуйста!

— За что?

Огни еще одной полицейской машины залили лицо Кейт, когда она повернулась, чтобы посмотреть на него.

— За то, что спас твою задницу.

— Полагаю, мы в расчете, — Кейт покачала головой. — Пирс снес бы тебе голову тем кием, если бы я не вмешалась и не спасла твою задницу.

— Мечтать не вредно, — усмехнулся Роб. Он несколько раз получал удары по голове хоккейными клюшками и шайбами, но при этом всегда был в своем шлеме. Саттер сомневался, что бильярдный кий вырубил бы его, но это было бы чертовски больно. — Знаю, ты думаешь, что можешь делать все то же, что и мужчины. Что можешь позаботиться о себе, но есть причина, по которой люди избегают парней Уорсли. Все знают, что они играют нечестно.

Кейт помолчала секунду, затем сказала:

— Что ж, было бы мило, если бы кто-нибудь сказал мне об этом.

— Я сказал. — Роб отодвинулся на сиденье так далеко, как только позволяли его длинные ноги. — Дважды. — Куртка и фланелевая рубашка болтались расстегнутыми вокруг торса, и холод полз спереди по прикрытому лишь футболкой животу Саттера. Делать было нечего, кроме как придвинуться обратно и ждать, пока его отвезут в полицейский участок вместе с неблагодарной девицей, сидевшей рядом. — Я сказал тебе, что пора закругляться и идти домой.

Честно говоря, он мог бы предупредить Кейт о братьях Уорсли раньше, но был занят тем, что пытался игнорировать ее. Она точно не входила в число его любимчиков, и к тому времени, когда он хотя бы заметил ее вместе с Уорсли, она уже забила три шара. На этом этапе лучшее, что он мог сделать, — стоять рядом, наблюдать за ее игрой и ждать, когда ситуация выйдет из-под контроля.

Роб снова посмотрел в сторону бара. Тётл Уорсли назвал Кейт мужеподобной, что было просто маразмом. Она была так откровенно женственна, с большой грудью, тонкой талией и длинными ногами, что никто никоим образом не смог бы спутать ее с мужчиной. Конечно, она была высокой, но Робу нравились высокие женщины. Ему нравились длинные ноги, крепко сжимающие его талию, закинутые ему на плечи и обхватывающие его голову. Ему нравилось то, как хорошо высокие женщины подходили ему в постели и вне ее.

Вид стройного тела Кейт, вытянувшегося на бильярдном столе, раздражал Роба, хоть и привел в возбуждение. Потом он коснулся ее, потому что, казалось, не мог остановиться. Он коснулся ее шеи и волос. Он положил руку на изгиб ее талии и скользнул ладонью по ее животу. В течение нескольких секунд Роб радовался горячему потоку желания внутри себя вместо того, чтобы бороться с ним.

Бормотание с другой стороны сиденья привлекло внимание Саттера.

— Что? — спросил он.

— Я просто прикидываю, сколько времени понадобится, чтобы выйти под залог, — сказала Кейт, вздыхая, и прислонилась головой к окну. — Не хочу, чтобы дедушке позвонили из-за этого, — прядь волос упала вперед и закрыла ей лицо. — В его возрасте он не должен получать звонки от шерифа посреди ночи.

— Я вытащу нас, — по какой-то причине Роб начал жалеть занозу, и ему уже было трудно вспомнить, почему она ему не нравилась. — Сколько?

— Не знаю. Зависит от обвинений.

— Что ж, как это делается? Здесь где-то есть банкомат? Или я должен выписать чек?

— Ты можешь использовать только наличку. — Кейт выпрямилась и пристально посмотрела на Роба: — Не говори мне, что тебя никогда не арестовывали.

— Никогда.

Даже в темноте он мог видеть, что Кейт нашла эту новость невероятной.

— Шутишь?

Почему она считала, что в это трудно поверить?

— Нет, — нахмурился Саттер. Он просто предложил заплатить за нее залог, а она оскорбила его. Теперь он вспомнил, почему она ему не нравилась. — Сколько раз тебя арестовывали?

— Да ни разу. Я частный детектив. По крайней мере, была им. Я знаю, как работает эта система, — она подумала секунду. — Или, по крайней мере, знаю, как она работает в Неваде.

Он опять повернулся к «Оленьему рогу». Его больше не заботило, как она выпутается из неприятностей. Может быть, мужчины в городе были правы насчет ее. Рядом с ней у кого угодно яйца усохнут.

Саттер услышал, как Кейт сделала глубокий вдох и медленно выдохнула. Сиденье немного тряхнуло, когда она заерзала, пытаясь устроиться поудобней.

— Роб, — чуть слышным шепотом произнесла она его имя.

Он внимательно посмотрел на нее. Она повернулась и подтянула согнутую ногу на сиденье. Свет с улицы заливал лицо Кейт, а ее колено почти касалось бедра Саттера.

— Что?

Она облизала губы, и ее голос стал низким и немного гортанным:

— Спасибо.

Черт. Как раз когда он пытался выработать настоящую неприязнь к ней, она должна была все разрушить, превратившись в милую женщину. Эта перемена в поведении подействовала на Саттера, как удар кнутом.

— Пожалуйста.

Немного наклонившись вперед, Кейт проговорила в темноте рядом с его левой щекой:

— Как твой подбородок?

— Дьявольски болит, но я выживу.

— Мне жаль, что тебя ударили. Дай знать, если тебе что-нибудь понадобится.

Он опустил взгляд к ее рту и спросил себя, не собирается ли она предложить унять боль поцелуями. Не то чтобы поцелуи с Кейт были хорошей идеей…

— Например?

…хотя это определенно заставило бы ее замолчать: ее рту было бы чем заняться вместо того, чтобы болтать.

— Пакет со льдом.

Пакет со льдом был бы хорош: мог бы удержать от мыслей обо всех способах, которыми можно было бы занять ее рот.

— Почему бы тебе не рассказать, откуда пошли все эти слухи о том, что я гей? — спросил Роб, чтобы отвлечься от мыслей о голове занозы на своих коленях.

Кейт откинулась на сиденье.

— Думаю, я была здесь всего несколько недель, а ты еще не вернулся в город. Однажды утром Ада пришла в магазин и начала рассказывать мне о том, что владелец магазина спортивных товаров не интересуется женщинами города, так что я сказала что-то вроде того, что, может, тебе не нравятся женщины. Я имела в виду женоненавистника. Я действительно не знала, что она говорит о тебе.

Угу, так оно и есть.

Кейт пожала плечами:

— Я никогда не думала, что ты гей. Даже после первой ночи, когда мы встретились. Мне это даже в голову не приходило.

«Ну, хоть что-то», — подумал Роб, выпрямив спину и пытаясь устроиться поудобней.

— Эректильная дисфункция? Да. Гей? — Кейт покачала головой. — Нет.

Саттер замер.

— Ты думаешь, что у меня не может встать? Да у меня может быть целая куча стояков!

Он не собирался кричать, но, Господь всемогущий, то, что он просто не пользовался своим членом в последнее время, не значило, что он вообще не мог им пользоваться.

— Ну, если ты так говоришь…

Боже, она снова это сделала. Всего через несколько минут. Как раз когда он начал думать, что она может быть милой, она вывела его из себя. Как раз когда он думал о том, чтобы поцеловать ее, она сказала, что у него эректильная дисфункция. Если бы они не были в наручниках, он бы схватил Кейт за руку и притянул к своему члену, чтобы доказать ее ошибку. Она бы сама почувствовала, что у него все отлично функционирует.

Дверца машины открылась, и перед ними появился шериф Диллон Тэйбер.

— Вы двое, выходите.

Роб, не колеблясь, выскочил из машины. Он хотел оказаться от Кейт Гамильтон так далеко, как только возможно.

— Эректильная дисфункция, — усмехнулся он.

— Ты что-то сказал, Саттер? — спросил шериф.

Роб нахмурился:

— Нет.

Кейт выбралась из «Блейзера» и встала рядом с Робом в лучах мигалок полицейских машин.

— Пирс клянется, что ты не трогала его, — проинформировал Диллон Кейт, подходя сзади, чтобы снять наручники. — Он говорит, что, должно быть, споткнулся, потому что девчонка не могла его вырубить. — Кейт повернулась и потерла запястья. — Но я собираюсь дать тебе совет, который, уверен, ты проигнорируешь, — продолжил шериф, засовывая наручники в кожаный футляр, висевший у него на ремне. — Держись подальше от любого с фамилией Уорсли. — Подумал минутку, потом добавил: — И когда надумаешь пошалить, держись подальше от Эммета Барнса и Хэйдена Дина.

— Я планирую держаться подальше от всех местных баров, — сказала Кейт, забирая свой кожаный рюкзак с капота «Блейзера»

— Что ж, мудро. Сколько ты сегодня выпила?

— Где-то полбутылки пива.

— Тогда можешь идти. Езжайте осторожно, мисс Гамильтон.

— Так и сделаю. Спасибо, — сказала та и пошла прочь. На одно короткое мгновение вспышка света сверкнула в ее волосах. Затем Кейт исчезла.

Диллон обошел Роба, чтобы снять с него наручники.

— Несколько человек подтвердили, что Тётл Уорсли ударил первым, — сказал шериф, освобождая от наручников запястья Саттера. — Ты можешь идти.

Они с Диллоном познакомились прошлым летом, когда тот со своим сыном записались на уроки по ужению нахлестом. Шериф ему сразу понравился, и Роб нанял его сынишку, Адама, помощником в магазин. Одиннадцатилетний паренек отлично поработал, подметая и выбрасывая мусор из корзин.

— Чем сейчас занят Адам? — спросил Роб, растирая запястья.

— Ничем толковым. Не может дождаться, когда летом сможет нанести урон популяции форели.

— Скажи ему, пусть заскочит в магазин, и я снова дам ему работу.

— Ему это понравится, — Диллон приподнял свою ковбойскую шляпу. — Сколько ты выпил, Роб?

— Я пил свою вторую бутылку пива.

Рация, прикрепленная на плече шерифа, затрещала, и он поднял руку, чтобы выключить ее.

— Что ты знаешь о внучке Стэнли? — спросил он Роба, когда машина Кейт выехала со стоянки на дорогу.

Кроме того факта, что она ему не нравилась, но он хотел заняться с ней сексом?

— Я знаю, что она умеет раздражать людей.

— У меня есть одна такая же дома, — усмехнулся Диллон. — Иногда неуемные женщины — самые лучшие.

— Поверю тебе на слово, — сказал Роб, вытаскивая ключи от машины из кармана пальто. — Поменьше тебе неприятностей, шериф.

— Хотелось бы, но еще только март, и вот-вот наступит лето, — шериф покачал головой и направился к выпивохам, все еще выстроенным перед баром.

Саттер сел в «Хаммер», проехал пять миль до дома, свернул на подъездную дорожку, и сенсоры движения выключали огни, как только он проезжал мимо. Когда Роб строил дом, то повесил фонари для безопасности. Но, как он быстро понял, фонари с датчиками движения и природа не совместимы. Много раз он просто отключал всю систему, чтобы хоть немного поспать.

Роб нажал кнопку на пульте управления гаражной дверью, прикрепленному к солнцезащитному козырьку, затем завел «Хаммер» внутрь. Автоматическая дверь закрылась за ним. Дом, площадью в четыреста квадратных футов, был построен прошлым летом. В нем было четыре спальни и четыре ванных комнаты. Сложен он был из озерного камня и больших деревянных балок. Роб любил кафедральный потолок и большие зеркальные окна, из которых открывался вид на озеро, но он не знал, о чем думал, строя такой большой дом. Даже когда Амелия станет достаточно взрослой, чтобы навещать отца в Госпеле, ей не потребуется столько комнат.

Свет над плитой, который Роб оставил включенным, все еще горел. Он выключил его и бросил ключи на мраморную столешницу. Ковер на лестнице приглушил его шаги, когда он в темноте направился вверх.

Последний уикенд он провел в Сиэтле со своей дочкой. Малышка выучила три новых слова и начала связывать их в предложения.

Сняв куртку, Роб бросил ее на кресло рядом с развлекательным центром из дуба, в который был вмонтирован один из телевизоров с большим экраном. Лунный свет струился внутрь через окна от потолка до пола и освещал Саттера, пока тот избавлялся от одежды и, обнаженный, устраивался на кровати.

Холодные простыни коснулись его кожи, и он натянул тяжелое шерстяное одеяло и красно-синий плед на себя. Поездка в Сиэтл стала большим шагом вперед: они с Луизой провели выходные лучше, чем за все время с тех пор, как его подстрелили. Роб не был уверен, что чувствовал по этому поводу, но бывшая жена намекала на примирение.

Он закинул руку за голову и посмотрел вверх на отблеск лунного света на потолке.

Он любил Амелию и хотел быть с ней. У него все еще были чувства к Луизе. Он просто не знал, какими они были, или были ли они достаточно глубокими. Он не мог позволить себе сделать еще одну ошибку. Они с Луизой оба стали старше. Мудрее. Более постоянными. Или, по крайней мере, Роб знал, что он стал более постоянным. Может быть, они не облажаются в этот раз. Может быть, они смогут сделать так, чтобы все получилось.

Но когда он закрыл глаза, не мысли о Луизе не давали ему заснуть еще несколько часов. Не образ ее длинных светлых волос засел у него в голове. Не воспоминания о ее голосе, говорящем: «Дай знать, если тебе что-нибудь понадобится». Не от этого сжимались его внутренности, и он возбуждался. И не мысль о том, каким точно количеством способов он мог бы доказать ей, что был мужчиной. Мужчиной, способным доставить женщине удовольствие. Это не мысли о бывшей жене заставляли гореть его кожу и внезапно делали простыни слишком жаркими, чтобы можно было вынести их касание. Это не желание прикосновения рук Луизы сжигало его.

Это была Кейт. Воспоминание о ней, играющей в пул, сплетавшееся с образом ее, лежащей на столе, как блюдо гурмана. Намек на ложбинку между ее грудей и мелькание обнаженной кожи. Застывшее изображение ее, когда она смотрела ему в лицо, пока он прижимал ее к своей груди.

В темной комнате женщина, которая думала, что он импотент, оказалась звездой его самых эротических фантазиий.

На другом конце города Стэнли Колдуэлл сидел на краешке кровати и смотрел на коробку, которую держал в руках. Полчаса назад он услышал, как Кейти вернулась домой, и тихонько закрыл дверь в свою спальню.

В коробку он положил записи Тома Джонса из коллекции Мелбы. Некоторые из них были с автографами. Всего их оказалось двадцать пять. Стэнли знал, потому что только что сосчитал. Он не думал, что все будет так. Он должен был умереть первым. Мелба должна была пережить его. А так было слишком тяжело. Слишком тяжело для такого старого мужчины, как он, продолжать жить, когда рядом больше не было его лучшего друга и возлюбленной. Они вместе растили детей и старели. Они становились толстыми и чересчур спокойными. Он скучал по ней, как будто она была частью его души. Он не мог просто убрать ее в коробку.

Стэнли протянул руку и взял наугад какой-то альбом. Затем медленно положил его обратно. Этим вечером, пока Кейти играла в пул, зашла выпить пива Грейс Саттер. Они смеялись и говорили о том, что у них было общего. Например, фильмы Джона Уэйна и вестерны Текса Риттера. Глен Миллер и «Кингстонское трио».

Теперь Грейс ушла, и Стэнли чувствовал вину за то, что разделил те воспоминания с кем-то, кроме жены, Мелбы. Вину за то, что убрал в коробку ее записи. Он думал, что мог бы просто упаковать несколько ее вещей — ничего большого — ничего вроде ее халата или тапочек. Просто вещицы, из-за которых Кейти ворчала на него. Он думал, что сможет сделать это.

Стэнли положил альбомы и поставил коробку на пол. Ему нравилась Грейс. Если не считать Мелбы, она нравилась ему больше, чем любая другая женщина за долгое время. Она не была назойливой и не сплетничала. Говорить с ней было так легко, а ее улыбка вызывала желание улыбнуться в ответ.

Ногой он задвинул коробку под кровать. Вот, он не избавился от альбомов Мелбы. Он просто на некоторое время поставил их в другое место. Куда-то не на виду, но не убрал из дома.

Стэнли выключил свет и забрался в кровать. Закрыв глаза, он вызвал в памяти лицо Мелбы, в ореоле седых волос, и успокоился. Грейс Саттер была его другом. Она нравилась ему, но никто никогда не займет место жены в его старом, одиноком сердце.

 

Глава 8

В понедельник после драки в «Оленьем роге» сильный бронхит вынудил Кейт остаться дома. Сидя на краю постели, она переключала каналы телевизора и чувствовала себя несчастнее некуда. Все тело ныло. Ей было так скучно, что хотелось кричать, но она не могла, поскольку болела грудь.

Вместо того чтобы предаваться унынию, Кейт отыскала интернет-кабель, который ее бабушка провела несколько лет назад, а дед продолжал оплачивать, но никогда не использовал. Потом достала свой лэптоп из шкафа и целый час бродила по интернету, изучая по-настоящему увлекательные штучки вроде интегрированного программного обеспечения для розничной торговли. В особенности для продуктовых магазинов. Возможно, если бы у нее были имена консультантов, больше информации или даже несколько рекламных буклетов, она смогла бы доказать деду, что его жизнь станет намного легче, если он войдет в новое тысячелетие. Было безумием не использовать технологии, которые отслеживали прибыль и перечень товаров в торговых точках. Стэнли отказывался даже думать об этом просто из обычного упрямства.

Кейт добавила в «избранное» несколько сайтов и запросила информацию, а поскольку была больна и отупела от скуки, то совершила небольшой интернет-шоппинг, чтобы улучшить настроение. Она купила трусики и бюстгальтеры от «Виктория Сикрет». Свитера и джинсы от «Маркуса Неймана» и «Банана Репаблик». Она купила обувь в «Нордстоме» и разорилась на широкий серебряный браслет от «Тиффани». Когда же закончила, то стала беднее на тысячу долларов, но не почувствовала себя лучше: она все еще болела и скучала.

Кейт уже собиралась закрыть лэптоп, но тихий голосок в голове остановил ее. «Это было бы так легко», — прошептал он. Она знала номерной знак внедорожника Роба Саттера и несколькими щелчками мышки могла узнать номер его социальной страховки и дату рождения. Затем могла лично убедиться, говорил ли он правду о том, что никогда не подвергался аресту.

Нет, это считалось бы вторжением в его личную жизнь… но можно было бы погуглить. Роб играл в профессиональной хоккейной команде. Он был публичной фигурой. Пока то, что Кейт могла обнаружить, оставалось общеизвестным фактом, это на самом деле не являлось вторжением в личную жизнь.

Прежде чем Кейт смогла отговорить себя, она щелкнула по значку интернета и ввела имя Роба в поисковую систему. И была потрясена, когда выскочило более сорока тысяч ссылок. Большая часть из них вела на спортивные сайты, которые показывали фото головы Саттера рядом со статистическими данными. На некоторых снимках у Роба были усы. На других — нет. На фото без Фу Манчу его подбородок выглядел более квадратным. И даже еще более мужественным, чем, по мнению Кейт, было возможно. На всех снимках его зеленые глаза смотрели прямо в камеру, как будто он задумал что-то недоброе.

На сайте hockeyfights.com была его фотография с неким парнем, которого Саттер перебрасывал через спину, захватив за шею. Роб был одет в темно-синий свитер и черный шлем, а статья гласила: «Роб «Кувалда» Саттер с виду, может, и головорез, но он высококлассный игрок, и у него важная роль — заставить игроков другой команды подумать дважды, прежде чем они совершат какую-нибудь глупость, например, забьют гол, сделают пасс или просто не так на него посмотрят».

Кейт щелкала по сайтам, где были фото, на которых Саттер катился по льду или забивал гол, или сидел на скамье штрафников с ватными тампонами в носу.

Она прочитала статью, которую Роб написал о себе в 2003 для «Хоккейных новостей». «Я не просто боксерская груша», — начиналась статья, и далее он перечислял свои голы и средние показатели голевых передач (Это именно та статься, которую обсуждали Роб Саттер и Джейн Олкотт, когда журналистка первый раз сопровождала «Чинуков» на выездных играх. См. «Смотрите, Джейн забивает!», гл.2.). Кейт ничего не знала о хоккее, но предполагала, что если его показатели были бы плохими, Саттер не упоминал бы их. Она прочитала о его карьерных рекордах, а также последнюю, посвященную ему статью в «Спорт Иллюстрэйтед». Глянцевая фотография изображала, как он катится по льду с шайбой, как будто приклеенной к клюшке. Заголовок гласил: «Фанатка стреляет в силового игрока НХЛ».

Кейт выпрямилась, как будто ее дернули за веревочки. Если она была потрясена числом интернет-ссылок, то прочитанное далее и вовсе ошеломило ее.

В статье говорилось, что Стефани Эндрюс из Денвера, штат Колорадо, выстрелила в Роба Саттера три раза, после того как хоккеист порвал с ней. Две пули попали ему в грудь, причинив опасные для жизни повреждения, а третья раздробила колено, что, в сущности, положило конец его карьере. Кейт и раньше подозревала, что Роб перестал играть в хоккей из-за травмы колена, но она никогда бы и за миллион лет не догадалась о том, что произошло в действительности.

Кейт копнула немного глубже, нашла информацию в архивах «Сиэтл Таймс» и прочитала о стрельбе и судебном процессе. Внимательно просматривая ежедневные отчеты о двухнедельном судебном разбирательстве, она узнала, что Стефани Эндрюс даже не была подружкой Роба. Она оказалась фанаткой, которую он снял в баре и которая потом начала преследовать хоккеиста.

Стефани ссылалась на ограниченную вменяемость, но присяжные не купились на оправдания и приговорили ее к двадцати годам заключения, десять из которых были без права на досрочное освобождение. Кейт спросила себя: а что думал об этом Роб? Считал ли он справедливым, что женщина, которая пыталась убить его, сможет выйти из тюрьмы через десять лет, а он должен будет жить со своими шрамами от ран всю оставшуюся жизнь.

Кейт быстро пробежала глазами последнюю статью, но цитата в конце привлекла ее внимание: «…миссис Саттер никак не комментирует случившееся». И, прокрутив вниз параграф: «Луиза Саттер и ребенок пары не проживают в семейном доме на Мерсер Айленд. «Таймс» попыталась связаться с ней, чтобы узнать ее реакцию на приговор. На наш звонок ответил ее адвокат, который заявил, что «у миссис Саттер нет комментариев».

Женат. Когда в него стреляли, он был женат, и у него был ребенок. Есть ребенок. Кейт заправила волосы за уши. Она, конечно, была ошеломлена и потрясена, но была также удивлена глубоким разочарованием, которое почувствовала. Против ее воли Саттер начинал ей нравиться. Он подошел и отдубасил Уорсли ради нее. Да, он просто немного позабавился, делая это, но если бы не он, Кейт была уверена, что все еще оставалась бы в «Оленьем роге», играя в пул. Поскольку одно было ясно наверняка: Уорсли не позволили бы ей уйти, пока она не проиграет, а Кейт никогда ни с кем не играла в поддавки.

Закрыв лэп-топ, она положила его на полку в шкаф рядом с коробкой сувениров Тома Джонса. Саттер изменил своей жене с хоккейной фанаткой. Кейт изменяли раньше, и она ненавидела обманщиков. И все же никто не заслуживал, чтобы в него стреляли и обрывали его карьеру из-за этого. Никто не заслуживал смерти, а тот факт, что Стефани Эндрюс стремилась убить Роба, был очевиден.

Кейт забралась под розовое, отделанное рюшами покрывало двуспальной кровати. Постельное белье, привезенное из Лас-Вегаса, было королевских размеров, так что ей пришлось увязнуть в кружевах и оборках, и, конечно, в Томе Джонсе.

То, что Роба подстрелила фанатка, которую он снял в баре, могло объяснить, почему он отверг Кейт в «Дучин Лаундж». Это также объясняло, почему, несмотря на все ее попытки невзлюбить Роба, он ее привлекал.

Она потянулась за «Клинексом» и высморкалась. По какой бы то ни было причине, если в радиусе ста миль оказывался мужчина, который мог разбить ей сердце и заставить ее страдать, Кейт притягивало именно к нему.

Она швырнула «Клинекс» в бумажное мусорное ведро с Томом Джонсом и промазала.

Саттер был обманщиком. У него была боязнь серьезных отношений. Да у него на лбу было написано: проигрышная ставка. Он был олицетворением всех тех придурков, с которыми Кейт когда-либо встречалась, завернутым в великолепную упаковку. Он разбил бы ее сердце быстрее, чем когда-то разбивал головы.

Да, это могло звучать цинично. И да, она, как предполагалось, работала над своим внутренним циником, но это не делало циника менее правдивым.

Роб привлекал Кейт, но она не собиралась что-то предпринимать. Она покончила с неподходящими мужчинами.

Положив голову на подушку, она закрыла глаза и, засыпая, принялась размышлять о своей жизни в Госпеле. Иногда ей было так скучно, что Кейт думала, будто может стать такой же ненормальной, как и остальные жители города. Но в однообразии обыденной жизни что-то было. Было что-то успокаивающее в вещах, которые не менялись, подобно однообразию размещения на полках продуктов и заказам продовольствия.

Кейт напоминала себе об этих размышлениях два дня спустя, когда спорила с дедом насчет того, чтобы сократить часть бесполезных расходов в бизнесе. Она думала, что им следует прекратить доставку на дом или, на худой конец, требовать за нее плату. Стэнли не желал слышать об этом.

Кейт хотела поставить рядом с кофейными аппаратами копилку, чтобы та помогала пополнять запасы кофе, который местные жители охотно пили каждое утро. Стэнли это также не одобрил. Она предложила сделать запасы изысканных сыров и пасты. Фаршированных итальянских маслин и желе «Халапеньо». Дед посмотрел на нее, как будто она сошла с ума:

— Никто в округе не ест эти разноцветные штучки.

— Они продаются в «Триангл Гроссери», — сказала Кейт деду, ссылаясь на другой магазин в городе.

— Точно. Если они этим торгуют, почему и я должен?

Они наконец пришли к компромиссу по проблеме ценников. Больше никаких ценников на продукты, которые были уже промаркированы. Дед все-таки согласился с ней, что это не только трата денег, но и потеря времени.

Для Кейт это стало маленькой, но важной победой. Которая доказывала, что дед не был безнадежно упертым: он соглашался с внучкой в некоторых вопросах. Еще настанет то время, когда он станет воспринимать ее идеи по обновлению инвентаря магазина и бухгалтерской системы! В конце концов, Кейт могла помочь облегчить его жизнь. Все налаживалось.

По крайней мере Кейт так считала до того момента, как открылась дверь «М&С», и в магазин вошел Саттер, выглядевший немного растрёпанным. Из колонок неслась песня Отиса Рединга «Попробуй немного нежности» в исполнении Тома Джонса. Кейт не видела Роба с той ночи драки в «Оленьем роге», и несмотря на все, что узнала о нем, его появление заставило ее подумать о том, чтобы приосаниться и достать блеск для губ.

Она стояла за ящиком с апельсинами и грейпфрутами, и Саттер, будто ощутив на себе ее пристальный взгляд, посмотрел на Кейт с другого конца второго прохода. Он был одет в темно-зеленую толстовку с капюшоном: того же цвета, что и его глаза. На подбородке красовался сине-черный синяк — напоминание о той ночи, когда Роб побил Уорсли ради нее.

— Как ты? — спросил Саттер. Его голос был немного хриплым, как будто Роб не очень часто им пользовался в последнее время.

— Хорошо.

Он раскрыл было рот, как если бы собирался сказать что-то еще. Вместо этого его взгляд скользнул по двум мальчишкам, покупавшим шоколадные батончики.

Была половина четвертого, и торговля шла медленно. Единственными покупателями в магазине, кроме Роба, были Адам Тэйбер и Уолли Абердин, и они спорили, кто круче — Человек-паук или Росомаха. Роб обхватил Адама за шею, потрепал волосы парнишки и спросил:

— Ты собираешься работать на меня этим летом?

— Ага! — Адам засмеялся и вывернулся из рук Роба. — А можно и Уолли тоже поработает?

Пока Роб делал вид, что думает над этим, взгляд Кейт двигался вниз по его толстовке, по фирменному знаку «Росигнол», написанному спереди и на рукавах, к его поношенным джинсам. Швы протерлись, а колени были заляпаны грязью.

— Ну, если ты считаешь, что он может с этим справиться, — протянул Роб.

— Я могу с этим справиться, — заверил его Уолли.

— Хорошо. Может быть, у меня найдется что-нибудь для вас обоих в следующем месяце.

Мальчишки и Саттер, стукнув все разом кулаком о кулак, скрепили сделку ритуальным мужским жестом, прежде чем Роб подошел к кассе, где стоял дед Кейт, снова наполняя подставки сигаретами.

— Как твоя мама? — спросил Стэнли.

— Отлично. Я только что был у нее дома, выкапывал несколько засохших розовых кустов.

— Ну, скажи ей, что я передавал привет.

— Так и сделаю. — Прислонившись бедром к прилавку, Роб скрестил ноги в тяжелых ботинках и спросил: — Вы можете дать мне немного льняного семени?

Льняное семя? Кейт положила несколько апельсинов в ящик, затем изобразила внезапный интерес к яблокам, но ее мысли были далеки от овощей и фруктов. Она думала о Робе и спрашивала себя, часто ли он размышлял о своем прошлом. Ей было интересно, скучал ли он по хоккею, и беспокоил ли его тот день, когда Стефани Эндрюс выйдет из тюрьмы. Кейт знала, что ее бы это беспокоило. Она задавалась вопросом, извлек ли он урок из той измены, а еще ей было интересно: его ребенок мальчик или девочка?

Взяв пустой ящик из-под апельсинов, Кейт понесла его к дверям в подсобку, за прилавок. По пути она краешком глаза взглянула на Роба. На синяк на его подбородке и на усы, обрамляющие его губы.

— И мне нужна сушеная смородина, — говорил Роб Стэнли, провожая взглядом Кейт, пока та не скрылась в подсобке.

Дверь на улицу была слева. Кейт захватила еще несколько коробок, прежде чем выйти наружу. К тому же, ей было интересно, поверил ли Роб в то, что не она распустила все эти слухи о том, что он гей. Он так и не ответил ей на этот вопрос. Разговор довольно быстро прекратился, когда она упомянула вероятность эректильной дисфункции.

Кейт бросила коробки в мусорный контейнер и захлопнула его. Она подшучивала над Робом, но тот был настолько потрясен, что волей-неволей на ум приходил вопрос: не задела ли она его больное место? С первой ночи, как они встретились, Кейт сказала себе, что он был импотентом, но, если быть честной, на самом деле не верила в это. До тех пор, пока он не потерял самообладание и не стал так громко возмущаться. Теперь ей приходилось гадать, не причинил ли выстрел физического или психического вреда Робу в этом деликатном деле.

Смех дедули настиг Кейт, когда она вошла в подсобку, закрывая за собой дверь. Если у Саттера была проблема ниже пояса, тогда Кейт было на самом деле стыдно за то, что она шутила над этим. Обычно она не была врединой. Иногда ей не хватало такта, но она не причиняла людям боль намеренно.

Подождите-ка! Кейт остановилась прямо рядом со сверкающим резаком деда для мяса. Она жалела Роба Саттера? Как это произошло?

Опершись о рабочий стол, Кейт приложила ладонь ко лбу: она не хотела жалеть Роба. Жалость могла привести ее к тому, что он действительно начнет ей нравиться. А если он ей понравится, это приведет ее прямо к унижению и отказу. Она, как предполагалось, избегала мужчин, которые будут использовать ее и обращаться с ней плохо.

Роб Саттер был олицетворением этого «плохо».

— Кейти, — сказал дед, заходя в подсобку. — У меня есть доставка для тебя.

— Кто?

— Хейзел Эвери. У нее та же ужасная простуда, что была у тебя несколько дней назад.

— Почему она не позвонила в аптеку Крума? Они тоже осуществляют доставку. — Кейт подняла руку прежде, чем дед смог ответить: — Забудь. Я знаю почему. Ты симпатичнее, чем Фред Крум.

Щеки Стэнли порозовели. Он протянул Кейт сумку с бутылкой «Никуила» и коробкой «Терафлю» и сказал:

— Спасибо.

— Роб все еще здесь?

— Ушел, но я думаю, он только что пересек парковку. Ты можешь догнать его, если поторопишься.

Кейт накинула пальто и схватила сумочку. После той драки в «Оленьем роге» Стэнли все упорнее пытался подтолкнуть внучку к Робу.

— Догоню его как-нибудь в другой раз.

Она повесила сумку через плечо, вытащила волосы из-под воротника пальто и сказала, забирая у деда пакет:

— Это не должно занять много времени.

По крайней мере, она надеялась, что это не займет много времени. В прошлый раз Кейт доставляла заказ к Фернвудсам через Тамарак. Они пригласили ее зайти, затем раскрыли детский альбом и показали ей около сотни фотографий их новорожденного внука. Они пытались накормить ее пирогом и вынудили слушать истории о своей дочери Пэрис и ее муже Майроне, больше известном в мире профессионального рестлинга карликов под именем «Майрон Щеголь». Как оказалось, Майрон сделал себе имя в Мексике, благодаря своему коронному приему "водоворот".

И это, как решила Кейт, выходя из «М&С» на яркое послеполуденное солнце, оказалось больше того, что ей нужно было знать о зяте Фернвудсов. Она пошла по тротуару к своей «Хонде CRV» и посмотрела на другую сторону автостоянки. Роб стоял перед витриной магазина «Саттерс Спорт», все еще одетый в зеленую толстовку и джинсы. Единственное отличие заключалось в том, что он надел пару черных солнечных очков с голубыми линзами.

Прежде чем хорошенько подумать о том, что делает, Кейт сошла с тротуара и направилась через заасфальтированную стоянку. Да, Саттер был президентом клуба «проигрышная ставка в отношениях», но он также был единственным мужчиной в «Оленьем роге», который пришел ей на выручку. И Кейт не была уверена, что он знал, как сильно на самом деле она была ему благодарна.

Подходя, она наблюдала, как, засунув топор под мышку, Роб натянул пару коричневых кожаных рабочих перчаток. Затем на ее глазах он повернулся и замахнулся топором на одно из растущих в парных вазонах по сторонам от входа в магазин четырехфутовых вечнозеленых деревьев. Два взмаха, и оно оказалось на земле у его ног.

— Привет, — сказала Кейт, ступая на тротуар. Саттер оглянулся через плечо и выпрямился. — Что? Ты так отчаянно нуждаешься в дровах? — спросила она, останавливаясь напротив погубленного дерева.

— Отойди немного, — сказал Роб и замахнулся. Второе дерево упало на землю рядом со своим близнецом. — Всегда терпеть их не мог, — продолжил Саттер, поворачиваясь к Кейт. Он поднял топор, и рука в перчатке скользнула по деревянной рукоятке, остановившись у тяжелой стальной головки. — Они выглядели так, будто были из «Фор сизонс», а не из магазина спортивных товаров в Айдахо Сотут.

— Собираешься заменить их?

— Я подумывал о том, чтобы использовать что-нибудь из этих высоких сорняков.

Прикусив палец перчатки, он стянул ее с руки.

— Ты имеешь в виду траву пампу или адиантум?

Саттер засунул перчатку в передний карман толстовки.

— Да, что-то в этом роде. Кое-что из этой ерунды растет у меня во дворе, и мне нравится. — Сняв очки, он тоже запихнул их в карман. Солнце ярко сияло, и когда Роб посмотрел на Кейт, в уголках его глаз появились морщинки. Он пнул одно из деревьев носком ботинка. — Эти должны были умереть.

— Наверное, к лучшему, что ты не продаешь оружие.

Он улыбнулся, и по какой-то приводящей в смятение причине Кейт почувствовала легкую дрожь в животе и перевела взгляд с его рта на срубленные деревья у ее ног.

— Нет, — сказал Роб. — Никакого оружия.

Она, конечно, поняла, почему он не продавал оружие.

— Ничего себе, я удивлена, что местные позволили тебе жить здесь.

— Я не противник оружия. Я просто не нуждаюсь в нем.

Кейт взглянула на полосатый тент над головой.

— Когда ты открываешься?

— Первого апреля. Через неделю, начиная с завтрашнего дня.

Он не стал вдаваться в подробности, и между ними повисла неловкая пауза. Кейт не могла не задаться вопросом, вспоминал ли он ту ночь, когда она выставила себя дурой. Или ночь, когда он вынужден был выручать ее в «Оленьем роге». Сумка с лекарствами от простуды для Ады, покачнувшись, ударила Кейт по бедру, когда она сложила руки на груди и спросила, взглянув на лицо Роба:

— Как твой подбородок? Болит?

— Нет.

— Хорошо. Если бы ты так вовремя не вмешался, я бы точно все еще была в «Оленьем роге» и играла в пул.

— Уорсли — идиоты.

— Я думала, ты называл их безмозглыми тупицами.

Роб усмехнулся:

— И это тоже.

— Что ж, еще раз спасибо, что выручил меня.

— Не за что. — Он постукивал рукояткой топора по ноге, как будто с нетерпением ждал возможности избавиться от Кейт.

Она шагнула назад:

— Увидимся позже.

Нагнувшись, он поднял ствол одного из деревьев.

— Ага.

В то время как она чувствовала эту легкую дрожь, Саттер совершенно очевидно ничего не ощущал. Это смущало Кейт. Повернувшись, она направилась к своей машине. Но отсутствие интереса у него на самом деле не было такой уж новостью — оно и к лучшему. Она находилась в городе не для того, чтобы ходить на свидания — особенно с мужчинами вроде Саттера. Она была здесь, чтобы помогать своему деду.

В следующую пятницу Кейт выручила дедулю так, что изменила его жизнь.

Кейт невольно заразила Стэнли простудой, и тот вынужден был остаться дома в кровати. Прежде чем уехать на работу, Кейт посоветовалась с Грейс Саттер о том, нужно ли отвезти деда в клинику. Грейс считала, что в этом нет необходимости, но обещала заглянуть к нему во время обеденного перерыва и после того, как закончит работать, ближе к вечеру.

Первое, что сделала Кейт, добравшись тем утром до «М&С», это вытащила диск Тома Джонса из плеера и поставила записи Алиши Киз. За Алишей последовали Сара Маклахлан и Дайдо. Это определенно был день отпадных девчонок.

В час дня Кейт пригласила оптового поставщика изысканной еды из Бойсе и заказала маслины, желе «Халапеньо» и тонкие вафельные крекеры. Она подумала, что лучше начать с малого, а если эти продукты станут продаваться, ее дед должен будет согласиться и с некоторыми ее другими идеями.

В пять часов на работу приехали близнецы Абердин, и Кейт сняла кассу. Она посчитала деньги, сделала запись учетных сумм в бухгалтерских книгах деда и положила деньги в сейф до следующего утра. В шесть часов вечера, как раз когда она собиралась уходить из магазина, зазвонил телефон. Это был дед, и он хотел, чтобы внучка сделала для него две вещи: захватила бухгалтерские книги, что она уже и так сделала, а также по пути домой выполнила еще одну доставку

— Вчера пришел спецзаказ Роба, — сказал Стэнли между приступами кашля. — Завези все к нему домой.

Кейт мельком взглянула на свой бежевый свитер с запахом, который застегивался с одной стороны кожаной застежкой, и смахнула пыль с левой стороны груди.

— Я позвоню ему, и он сможет забрать его завтра.

Она не хотела видеть Роба. Это был долгий утомительный день, и она просто хотела пойти домой, выбраться из своих черных твиловых брюк и кожаных ботинок.

— Я уверена, сегодняшний вечер он переживет и без того, что заказал.

— Кейти, — вздохнул дед. — Все эти годы магазин «М&С» остается на плаву потому, что наши клиенты зависят от нас.

Она и раньше сто раз слышала это, поэтому взяла ручку:

— Давай адрес.

Пять минут спустя Кейт ехала вдоль левого берега озера Фиш Хук.

Солнце почти зашло за острые гранитные пики, которые отбрасывали зазубренные тени на ландшафт и холодное синевато-зеленое озеро. Она взглянула на инструкции, высвечивавшиеся на экране навигатора за рычагом переключения передач, и взяла левее по длинной дороге с разделительной полосой. Вдалеке была видна крыша дома, но фонари с датчиком движения включились, как на взлетно-посадочной полосе, так что Кейт решила, что двигается в правильном направлении. Затем дом, казалось, вырос перед ней, огромный и внушительный в серых сумерках заходящего солнца.

Дом был сооружен из озерных камней и бревен, и огромные окна отражали окружавшие его сосны и глыбы потемневшего снега.

— Па-рам-пам-пам-пам, — прошептала Кейт.

Это больше походило на отель, чем на частный дом. Она завела свою «Хонду» на стоянку перед гаражом на четыре машины и взяла пакет с продуктами для Роба с пассажирского сидения. Кейт никогда не задумывалась о том, где он мог жить, но даже если бы задумалась, то никогда бы не представила себе такое.

Она сверила адрес, данный дедом, с номером на доме.

Профессиональный хоккей, должно быть, был очень прибыльным для Саттера делом.

Выйдя из машины, Кейт перекинула свой кожаный рюкзак через плечо. Стук каблуков ее ботинок по камню и бетону отзывался эхом, пока она шла по широкой подъездной дорожке к двойным входным дверям.

Повесив сумку с продуктами на одну руку, Кейт подняла другую и постучала. Свет на крыльце не был включен, и не было никаких признаков того, что хозяин дома. Несколько минут спустя она поставила продукты рядом с дверью, открыла сумочку, порылась в поисках клочка бумаги и нашла старый список продуктов, банковскую квитанцию депозитного вклада и бумажную обертку от жевательной резинки, которая пахла мятой. Вытащив обертку вместе с ручкой и прижав ее к двери, Кейт стала писать.

Когда послание было почти готово, над ее головой зажегся фонарь, и одна створка двери распахнулась. Кейт покачнулась и чуть не уткнулась головой в грудь Роба.

— Ты что делаешь? — спросил он.

Она схватилась за другую створку двери, чтобы не упасть.

— Доставляю твои продукты.

И скользнула взглядом вверх по его босым ногам и джинсам к старой поношенной футболке. Голубая, поняла Кейт, бесформенная и растянутая.

— Ты не должна была это делать.

Вокруг шеи у него висело белое полотенце, и Роб поднял один конец, чтобы просушить влажные волосы. Свободный рукав футболки соскользнул вниз по твердым буграм его мускулов к темным волоскам подмышки.

Татуировка в виде змеи вилась по мощному бицепсу, и что-то теплое и восхитительное разлилось в животе Кейт.

— Мой дед сказал… — Она нахмурилась и пихнула сумку Саттеру. — Не имеет значения.

Он развернулся и пошел в дом, не захватив сумку. Люстра, сделанная из рогов оленя, сияла сверху и отбрасывала блики на широкие плечи Роба, его спину и джинсы. Он взглянул на Кейт через плечо:

— Входи и закрой дверь.

 

Глава 9

— Ты живешь здесь один?

Саттер бросил полотенце на спинку кожаного дивана и взъерошил волосы пальцами.

— Да.

Она застала его прямо после душа. Роб бы даже не заметил, что она стоит у двери, если бы не подошел к окну около лестницы, на втором этаже, и не увидел ее.

Кейт, пройдя мимо него, поставила пакет с продуктами на кофейный столик и пересекла огромный зал.

— Ого, я никогда по-настоящему не видела озеро с этой стороны, — сказала она, подойдя к окну, которое занимало всю стену.

Роб взглянул на заметенный снегом берег чистого озера. Летом вода отражала густо растущие сосны и приобретала изумрудно-зеленый оттенок. Сейчас месяц только начал подниматься над зазубренными вершинами Сотута, окрашивая горы и озеро в светло-серый цвет. — Тебе оно нравится? — спросил Роб, скользя взглядом вниз по пальто и брюкам Кейт до каблуков этих ее феминистских ботинок. Ни одна женщина, кроме его матери, не бывала в его доме. Присутствие здесь Кейт казалось немного неуместным, как будто звезда из твоего любимого порнофильма сошла с экрана и вступила в твою гостиную.

Роб так много думал о ней, что это приводило его в замешательство. Словно ему было шестнадцать, а не тридцать шесть.

— Оно великолепно, — Кейт заправила прядь волос за ухо. — Когда в детстве я приезжала в Госпел, бабушка обычно брала меня с собой на общественный пляж, — она указала направо в сторону города. Затем, подавшись вперед, прижала ладонь к стеклу, распрямив пальцы. Ее короткие, блестящие ногти были отчетливо видны. — Отсюда я могу увидеть пристань, — Кейт опустила руку и посмотрела на Роба. — Ой, прости, — нахмурившись, она повернулась к Саттеру. — Я оставила отпечаток руки на твоем чистом окне.

— Ничего страшного. Значит, у Мейбл будет чем заняться, когда она придет убираться на следующей неделе, — Роб сложил руки на груди и перенес вес тела на одну ногу. Его взгляд охватил гладкие, рыжие волосы, касавшиеся стройной шеи. Он знал, что кожа, там, где шея переходит в плечи, была такой же нежной, какой выглядела.

— Твой дом прекрасен, Роб, — сказала Кейт. И это был первый раз, когда она назвала его по имени.

Конечно, Саттер представлял, как она произносит его имя. Но в таком контексте, за который, вероятно, получил бы пощечину. Пригласить Кейт зайти оказалось плохой идеей. Очень плохой. Он должен был указать своей гостье на дверь. А вместо этого услышал, как говорит:

— Хочешь увидеть все остальное?

— Конечно.

Теперь слишком поздно.

— Можешь оставить пальто здесь, если хочешь.

Он не предложил помочь ей. Он очень хорошо выучил этот урок в последний раз.

Кейт сняла пальто и положила его около пакета с продуктами. Она направилась к Робу, и его взгляд остановился на ее свитере, который облегал грудь и застегивался сбоку на пряжку. Черная кожаная пряжка. Такую было бы не сложно расстегнуть.

Не думай о пряжках.

Роб повернулся, и Кейт последовала за ним наверх. Первая комната, в которую они зашли, оказалась полна штанг и гантелей, и тренажеров. Перед зеркальной стеной стояла беговая дорожка и «Нордик трек».

— Ты действительно пользуешься всем этим? — Кейт закатала рукава, обнажая голубые вены на внутренней стороне изящных запястий.

— Почти каждый день.

Сначала Роб не мог отвести взгляд от ее шеи, теперь от ее запястий. Он чувствовал себя вампиром.

— Как-то раз я ходила в спортзал, — Кейт прошла в комнату и провела рукой по штанге. — «Золото на Фламинго-роуд». Я оплатила годовой абонемент и проходила три месяца. Боюсь, я не очень серьезно отношусь к фитнесу.

— Может быть, нужен кто-то, кто тебя бы мотивировал. — Роб смотрел, как ее ладонь и длинные пальцы скользят по лежавшим в ряд хромированным гантелям. В своей прежней жизни он бы предложил себя, чтобы мотивировать Кейт.

— Нет, моя проблема не в этом. Я ходила со своей подругой Мэрилин, а она — фанатка степа. Она пыталась меня мотивировать, — Кейт покачала головой. — Но когда мои бедра начинали гореть огнем, я просто должна была прекратить тренировку и лечь. Я становлюсь нытиком, когда дело касается боли.

Роб засмеялся, хотя предпочел бы, чтобы она не упоминала о горящих бедрах.

— Пойдем, — он вывел ее обратно на площадку второго этажа, с которой открывался вид на вход внизу и зал, и сказал, указывая на закрытую дверь: — Это комната моей дочери.

— Она часто приезжает?

— Амелия никогда не навещала меня здесь. Она живет в Сиэтле с матерью, но когда строился дом, я сделал для нее комнату.

— Сколько ей?

— Два года.

Роб указал на еще одну закрытую дверь.

— Это ванная, но не думаю, что ей когда-нибудь пользовались.

Они прошли мимо чего-то, что походило на альков с диваном, на котором Роб никогда не сидел, и большим растением, которое он никогда не поливал.

— Ты была замужем?

— Нет.

— А собиралась?

— Несколько раз, — Кейт невесело засмеялась. — По крайней мере, я так думала. Хотя они были другого мнения.

— Да уж, это проблема.

Они подошли к открытой двери в его спальню. Место, где он представлял Кейт обнаженной. Привязанной к его постели или стоявшей на коленях в лунном свете. Роб размышлял, должен ли чувствовать себя свиньей из-за того, что столько думал о ее наготе. И спрашивал себя, считалось ли это, ведь Кейт об этом не знала, а он не планировал когда-нибудь что-нибудь делать из того, что представлял. Он прислонился плечом к дверному косяку и засунул руки в передние карманы «Левисов». Глядя, как она молча двигается по его комнате, Роб спросил себя, будет ли он когда-нибудь в состоянии отделить Кейт, смотрящую из окна его спальни, от Кейт, которая хотела заняться с ним сексом в первую их встречу. Он в этом сомневался. В его голове эти две Кейт были так переплетены, что когда Роб смотрел на нее, этот образ всегда был у него перед глазами

— Это твоя малышка? — спросила Кейт, остановившись перед развлекательным центром, заставленным фотографиями девочки.

— Да. Это Амелия.

Кейт наклонилась вперед, чтобы взглянуть на снимки поближе:

— Какая симпатичная. И очень похожа на тебя.

— Моя мать тоже так считает.

Кейт отступила назад, и ее взгляд переместился к огромному телевизору.

— Хоккеистам, должно быть, хорошо платят.

Итак, она кое-что о нем знала. Хотя это не было секретом. Все в городе знали.

— Да, это так.

— Какая команда?

— «Оттава Сенаторз», «Нью-Йорк Рейнджерс», «Детройт Ред Уингз», «Лос-Анджелес Кингз» и «Сиэтлские Чинуки».

Она взглянула на него:

— Похоже, ты немало попутешествовал.

— Да.

На самом деле, ему не нравилось разговаривать о прошлом. Это вызывало слишком много вопросов, на которые он не хотел отвечать. Слишком много воспоминаний, о которых он не хотел думать.

Ковер приглушал звук шагов. Кейт подошла и остановилась примерно в футе от Саттера.

— Ты был хорош?

Его взгляд скользнул к ее губам.

— А ты как думаешь?

Кейт склонила голову набок, как будто изучая его:

— Думаю, ты, скорее всего, был пугающим.

— Ты смотришь хоккей?

— Достаточно, чтобы понимать, что если бы ты катился на меня, я бы убралась с твоего пути, — она прикусила губу, и зубы скользнули по нежной плоти. — И я видела, как ты разделался с Уорсли.

Роб тихо засмеялся.

— Пойдем вниз, — сказал он прежде, чем уступил желанию тоже прикусить ее губу.

Он указал на еще две закрытые двери. Одна спальня была заполнена инструментами для вязания нимф. В другой стояли коробки с его хоккейными принадлежностями.

Роб и Кейт спустились на первый этаж и прошли по дому, через столовую в кухню. На гранитной столешнице и металлической плите лежали листы для охлаждения гранолы. Роб пристрастился к ней и сам ее готовил вот уже несколько лет. Он как раз был близок к тому, чтобы добиться идеального медово-миндального вкуса. Когда Саттер играл в хоккей, все парни высмеивали его за гранолу, но все потихоньку выпрашивали у него эту вкуснятину, когда никого не было поблизости.

Кейт остановилась рядом с разделочным столом в центре комнаты и подняла глаза на развешанные на крючках над ее головой кастрюли и сковородки.

— И кто пользуется всей этой утварью?

— Я. — Роб жил один и давным-давно научился готовить. Постоянные переезды и питание в ресторанах могут сильно надоесть. — Когда я здесь. — Он взял немного гранолы и поднес к губам Кейт. — Открой, — сказал он, держа пальцы перед ее ртом.

На лице Кейт появилось скептическое выражение, как будто она собиралась поспорить.

— Что в ней?

— Овес, льняное семя, мед. — Или, может быть, она просто нервничала. Робу нравилось думать, что он заставляет ее нервничать. — Ты знала, что пчела производит всего полторы чайной ложки меда за свою жизнь? Это потрясающе. А теперь открывай.

Роб смотрел Кейт в глаза, когда она откинула голову назад и открыла рот. Кончики его пальцев коснулись ее губ. Он положил гранолу ей в рот, как будто она была птичкой, и отступил назад.

Кейт прожевала, затем облизнула уголок губ.

— Очень вкусная штука.

— У меня от нее зависимость. — Роб пододвинул противень к Кейт: — Угощайся.

— Ты точно сам это сделал?

— Конечно. Кто же еще?

— Не знаю, но ты не производишь впечатление парня, который сам готовит гранолу.

У него на кончике языка вертелся вопрос: а впечатление какого парня он производит? Но Роб полагал, что уже и так знает: она думала, что он водит «Хаммер», чтобы компенсировать маленький размер своего члена и импотенцию.

— Это потому, что ты меня не знаешь.

— Верно, — Кейт, склонив голову набок, изучала его. — Могу я кое-что спросить у тебя?

— Можешь, но я не обязан отвечать.

— Справедливо, — сказала она и скрестила руки под грудью. — Зачем тебе такой большой дом, ведь ты даже не проводишь здесь много времени??

— Я здесь с марта по сентябрь. Ну, во всяком случае, когда я не в магазине. — Это не было ответом на ее вопрос. Почему он построил большой дом? Роб прислонился бедром к столешнице рядом с Кейт. — Полагаю, потому что я жил в больших домах с бассейнами и джакузи, и игровыми комнатами большую часть своей взрослой жизни. Так что когда пришло время построить этот дом, я просто сделал то, к чему привык.

— У тебя и игровая комната есть?

— Ага. Она за гостиной, — сказал он, пока Кейт собирала пальцами гранолу, клала ее в рот и наслаждалась вкусом. — Может быть, мы иногда могли бы поиграть в пул.

Кейт отряхнула ладони и проглотила гранолу.

— Может быть, но должна предупредить тебя: я ни с кем не играю в поддавки.

— И в чем здесь прикол?

— Я видела, как ты играл в ту ночь. Да я могла бы побить тебя с закрытыми глазами и рукой, привязанной за спиной.

— Хвастунишка, — ответил Роб с улыбкой. — Мне бы хотелось увидеть, как ты пытаешься надрать мне задницу.

— О, не знаю, надрала ли бы я тебе задницу. Ты не настолько плох, — Кейт засмеялась. — Но я бы хорошенько тебя отшлепала.

Чертовски трудно оставаться спокойным, когда женщина из твоих фантазий стоит перед тобой и говорит о порке.

Кейт положила в рот еще щепотку гранолы.

— Что обычно приводит меня к проблемам с теми, у кого нежное эго. — Она посмотрела на него серьезными карими глазами и произнесла: — Я хотела сказать тебе, что сожалею о том, что наболтала в «Блейзере» шерифа той ночью.

Роб на секунду задумался:

— О том, что ты думала, будто меня арестовывают не в первый раз?

— Нет, о шутке про эректильную дисфункцию.

— А-а-а… это.

— Я шутила, но ты не увидел в этом ничего смешного, так что… — Кейт замолчала, опуская подбородок и глядя Робу в глаза. — Прости. Это было грубо.

Он смотрел на нее в течение нескольких мгновений, потом его брови поднялись:

— Боже правый!

Она на самом деле думала, что у него не может встать. Но если бы сейчас взглянула вниз на его ширинку на пуговицах, то увидела бы, как сильно заблуждалась на этот счет.

— Иногда я считаю, что сказала что-то смешное, а на самом деле это не так. Уж лучше б помолчала.

И тут Роб схватил Кейт за плечи и притянул к своей груди. Ему стало трудно дышать, когда он посмотрел в эти испуганные глаза. Он склонился к ее губам. Он хотел проучить Кейт. Показать, что у него все прекрасно функционирует. Он пытался делать это медленно. Видит Бог, пытался, но прошло так много времени. В то самое мгновение, как его губы коснулись губ Кейт, он пропал. Как бензин, к которому поднесли спичку, пылающее желание промчалось по его коже и полностью поглотило его.

Роб воспользовался тем, что Кейт вздохнула, и скользнул языком в ее теплый влажный рот. По его позвоночнику пробежала дрожь, мышцы тряслись. Пока Роб хотел впитать ее в свою плоть, съесть ее целиком, Кейт стояла в его объятиях совершенно неподвижно, не протестуя, но и не разделяя его страсть. Он должен был отпустить ее, но как раз тогда, когда он почти сумел сделать это, язык Кейт коснулся его, и теперь Саттера не могло остановить ничто.

Ее влажный, теплый рот был так хорош на вкус. Как мед, и секс, и все, что исчезло из жизни Роба. Ее руки поднялись к его плечам, и пальцы сжали мускулы сквозь тонкий хлопок рубашки. Кейт пахла цветами, и теплой женщиной, и всеми теми вещами, которых он лишил себя. Роб впитывал все это. Вкус ее рта и теплое прикосновение рук. Запах ее кожи. Желание, промчавшееся по его коже, устремилось вниз по его спине и между ног, заставляя пах сжиматься. Сжигая Роба заживо. И он хотел сгореть. Он хотел почувствовать это снова. Все это. Впервые за долгое время он не пытался подчинить жажду и подавить. Он позволил ей скрутить свои внутренности. Казалось, воздух вибрировал вокруг него. Запустив пальцы в волосы Кейт, Роб обхватил ладонями ее лицо. Его руки дрожали, он едва сдерживал непреодолимую потребность расстегнуть ей свитер и наполнить ладони тяжестью ее груди.

Ее проворный язычок коснулся и сплелся с его, и Роб почувствовал, как под его большим пальцем забился пульс. Их рты соприкасались и отрывались на мгновенье друг от друга, пока он целовал ее. Женщина, которую он держал в своих объятиях, была возбуждена так же сильно, как и он сам.

Но он должен был остановиться. Он не знал ее достаточно хорошо, чтобы быть уверенным, что она не станет вдруг психопаткой. Он не думал, что Кейт была сумасшедшей, но она не стоила этого риска. Ни одна женщина не стоила. Но было еще кое-что, что он должен был сделать, прежде чем отпустит Кейт.

Роб снял ее руку со своего плеча и провел ею вниз по груди. Тепло ее прикосновения обжигало его кожу даже через футболку. Он нажал на руку Кейт так, что ее ладонь распласталась по его твердым мышцам. Затем стал опускать ее еще ниже. Медленно, вниз по груди и животу. И это была пытка. Медленная пытка, которая оказалась такой сладкой, что стало больно. Он двигал руку Кейт вниз по жесткому животу к поясу джинсов.

Хриплый стон вырвался из его горла, и он отстранился так, чтобы взглянуть в ее лицо. Их взгляды встретились, и Роб смотрел в прозрачные карие глаза Кейт, когда скользнул ее рукой вниз по ширинке и прижал ее ладонь к своему члену. И сжал колени, чтобы не упасть. Он был очень твердым. От тупой пульсации его пах сжимался, а внутренности завязывались узлом.

— Думаю, это должно ответить на все дальнейшие вопросы, — сказал Роб. Его голос был низким от желания.

Кейт облизала губы.

— Что?

— У меня встает. — А потом он совершил один из самых немыслимых поступков за долгое время. Когда тело подстегивало бросить ее на пол и поступить, как пещерный человек, Роб «Кувалда» Саттер опустил руки и отступил. — Есть еще что-то, что ты хочешь знать? Кейт покачала головой, и ее глаза начали проясняться.

— Нет. Я не… я… — Ее щеки запылали, и она прижала пальцы к верхней губе, как будто та онемела. — Я лучше… пойду. — Она указала на другую комнату. Затем повернулась и вышла из кухни. Каблуки ее ботинок отстукивали быстрое топ-топ по деревянному полу, пока Кейт уходила.

Злость и разочарование, и сожаление разрывали Роба. Три противоречивых желания. Одно подсказывало ему, что она заслужила этого. Другое побуждало его заняться с ней сексом, тогда как третье говорило ему, что он был полной задницей и должен побежать за ней и извиниться. Услышав, как захлопнулась дверь, Роб закрыл глаза и крепко прижал ладонь к своему возбужденному члену.

Черт.

С улицы донесся звук мотора внедорожника, и Саттер выглянул из окна кухни, когда машина проезжала по подъездной дорожке. Фонари безопасности вдоль дорожки включались следом. Роб был так возбужден, что чувствовал: он готов взорваться. Или разбить что-нибудь кулаком. В его жизни должно было быть что-то большее, чем это. Большее, чем жизнь здесь, в одиночестве, в большом пустом доме, где он мечтал и фантазировал о женщине с рыжими волосами и темно-карими глазами. Так жить было нельзя.

Роб глубоко вздохнул и медленно выдохнул. Ему было тридцать шесть. Он хотел большего.

Зазвонил телефон. Саттер сделал еще один глубокий вдох, увидев сиэтлский номер на определителе, и снял беспроводную трубку после четвертого звонка.

— Привет, Луиза, — сказал он, выходя из кухни.

— Я думала, ты собирался позвонить нам сегодня вечером.

— Еще рано. — Ощущая прохладу деревянного пола под своими ногами, он шел мимо большого каменного очага к окнам, которые открывали вид на озеро. — Где Амелия?

— Прямо тут.

— Дашь ей трубку?

Последовала пауза, затем трубку взяла его двухлетняя дочка.

— Привет, — сказала тоненьким голоском, от которого сжималась его грудь, Амелия. И она тоже была тем, кого он больше всего хотел в своей жизни.

— Привет, малышка. Чем занимаешься?

— Вигллз.

— Ты смотришь шоу Вигглз?

Послышалось пыхтение, затем она сказала:

— Да.

— Ты уже поужинала?

— Да.

— Что ты ела?

— Я ела лапшу.

Роб улыбнулся. Лапша была любимым словом Амелии и могла означать все: от куриного бульона до спагетти. Господи, он скучал по ней, и бывали моменты, как сейчас, когда Роб на короткое мгновение задумывался о том, чтобы продать дом и вернуться в Сиэтл. Но, в конечном счете, осознавал, что не может сделать этого. Он больше не принадлежал тому городу.

— Я люблю тебя.

— Люблю тебе, — повторила в ответ малышка.

Луиза снова взяла трубку и спросила:

— Ты все еще собираешься приехать в Сиэтл на Пасху?

— Я прилечу в среду, но мне надо будет вернуться сюда в субботу.

— Зачем? Я думала, мы могли бы сходить в магазин за корзинкой для Амелии и подарить ей в Пасхальное утро. Я думала, мы могли бы провести праздник вместе, как семья.

Вот она. Первая пробная нить. Протянувшаяся через расстояние, чтобы обвиться вокруг него. Пытающаяся притянуть его, как и всегда. Луиза хотела помириться. Роб все еще не был убежден, что это то, чего хочет он. Он не мог жить в Сиэтле. Луиза не хотела жить в Госпеле. И даже если бы хотела, Роб не был уверен, что Луиза была тем бòльшим, чего он хотел для своей жизни.

— У меня есть дела здесь в субботу, и нет смысла снова возвращаться в Сиэтл. — В субботу перед Пасхой в городе проводился парад, и Роб согласился буксировать платформу начальной школы своим «Хаммером». — Амелии не важно, буду ли я там за три дня до Пасхи, на Пасху или через три дня после нее. Главное, что я приеду.

Последовала длинная пауза, затем Луиза сказала:

— О. Раз так, хорошо, — что означало: это совсем не хорошо. — Как надолго, ты сказал, останешься в этот раз?

— Три дня.

Еще одна долгая пауза.

— Короткая поездка.

Роб посмотрел на озеро и огни Госпела.

— Я преподаю на курсах вязания нимф, которые начинаются в понедельник после Пасхи, — объяснил он, хотя знал, что Луиза не поймет. — Но я приеду, как обычно, на выходные.

— Может быть, ты сможешь остаться с нами в этот раз?

Роб прижался лбом к окну и закрыл глаза. Было бы так легко. Так легко принять то, что она предлагала. Он знал ее. Знал ее разум и тело. Знал, какие прикосновения нравились ей, и она знала, как коснуться его. Он знал, что она не оставила бы двести сообщений на его автоответчике и не проехала бы сотни миль, чтобы выпустить в него обойму из пистолета.

Она была матерью его ребенка, и было бы легко потеряться в ней. Хотя бы на одну ночь. Но у этого была бы цена. Секс никогда не бывал бесплатным, платил ли ты эмоциями или телом.

— Не думаю, что это хорошая идея, Лу.

— Почему? — спросила она.

«Потому что ты захочешь больше, чем я смогу дать», — подумал он. Потому что у них был хороший секс, но все остальное было паршивым. Потому что были вещи и похуже, чем одиночество.

— Давай просто оставим эту тему в покое, — Саттер был не очень хорош в серьезных отношениях. Ни с ней, ни с кем-то еще. Шрамы на его теле напоминали ему об этом каждый день. — Мне надо идти, — сказал он. — Я позвоню тебе на следующей неделе.

— Я люблю тебя, Роб.

— Я тоже тебя люблю, — ответил он, хотя знал, что это была не та любовь. А возможно, она никогда и не была такой, какой нужно.

Роб нажал «отбой» и выпрямился. Его внимание привлекло пятно на стекле. Он поднял руку и положил ее на отпечаток ладони Кейт.

Отпечаток был холодным, совсем не похожим на женщину, которая оставила его здесь.

Кейт Гамильтон была какой угодно, но только не холодной. Все в ней было горячим. Выражение ее глаз после их французского поцелуя. Ее отклик на него. Ее нрав. То, как она вырвалась из дома, будто была в огне. В следующий раз, когда Роб увидит Кейт, он может по праву ожидать, что она ударит его в своем раскаленном до бела гневе.

Он, вероятно, заслужил это. Он, вероятно, должен извиниться. Очень плохо, что он не сожалел об этом.

Кейт завела свой внедорожник в гараж деда и заглушила мотор. Дверь заскрипела, катясь по старым металлическим направляющим. Кейт смотрела прямо на несколько коробок, стоявших на верстаке дедушки.

Роб Саттер поцеловал ее, и она все еще была потрясена.

Ее руки упали с руля на колени. Поцеловал — слишком мягкое слово. Захватил. Он захватил ее. Подавил ее сопротивление.

Кейт потрогала пальцами нижнюю губу, где та была немного чувствительной от прикосновения его эспаньолки. Кейт Гамильтон было тридцать четыре года, и она не думала, что ее когда-нибудь так целовали. Вот она стояла там, жуя гранолу и болтая, а в следующее мгновение губы Роба прижались к ее.

Вот воздух вокруг нее казался нормальным, а в следующее мгновение он стал густым от страсти, нужды и желания и давил на нее горячими, сбивающими с ног волнами. И все, что она могла сделать, это схватиться за Роба изо всех сил.

Она держалась за его большие плечи, а когда он взял ее руку и подтолкнул вниз по груди, у нее не было ни одной мысли в голове, кроме того, что она ощущает твердые, хорошо очерченные мускулы плоского накачанного живота. Роб забрался в ее мозг и лишил ее воли сказать «нет». Потом он прижал ее ладонь к своему члену. Кейт должна была быть потрясена. Оскорблена тем, что мужчина, которого она едва знала, сделал такое. Прямо сейчас, сидя в гараже деда, она и была оскорблена, но тогда в ее голове мелькнула только одна мысль: похоже, у него может встать. За которой последовало: м-м-м, а он, оказывается, везде большой.

Кейт вытащила ключи и потянулась за рюкзаком. Пока она таяла в объятиях Роба, тот целовал ее, только чтобы доказать. У него определенно могло встать. Пока ее голова кружилась, а мозг отключился, Роб доказал еще кое-что. Он все еще не хотел ее. Кейт чувствовала себя не только оскорбленной: она чувствовала себя еще и отвергнутой. Снова. Первый раз ее ничему не научил.

Она вышла из гаража, прошла по двору и вошла в дом. В раковине лежали чашка и ложка. Кейт бросила свой рюкзак рядом с двумя пустыми коробками на кухонном столе, прошла через гостиную и заглянула в комнату деда. Стэнли неподвижно лежал под выцветшим лоскутным одеялом, которое много лет назад бабушка сделала из клочков детской одежды Кейт. Над кроватью голова антилопы, подстреленной дедушкой в семьдесят девятом, была прибита к стене так, будто животное выпрыгивало из гипсокартона. Руки Стэнли были сложена на груди, а смотрел он в потолок. И выглядел мертвым.

Кейт бросилась к кровати:

— Дедушка!

Он повернул голову и посмотрел на нее слезящимися налитыми кровью глазами:

— Ты отвезла Робу его льняное семя?

— Да. — Она остановилась перед ночным столиком и прижала руку к своему колотящемуся сердцу. — Ты до смерти меня напугал. Как ты себя чувствуешь?

— Сейчас очень хорошо. Грейс заходила.

— Я знаю, она сказала, что зайдет. — Кейт заметила нуквил и аспирин на столике рядом с будильником в виде кошки. Симпатичные глаза животного подмигивали через каждые полминуты. — Ты съел ужин?

— Грейс сделала мне суп. — Стэнли снова посмотрел в потолок: — Он был очень вкусным. Домашняя куриная лапша. Ты можешь сказать, хороша ли женщина, по ее супу.

Кейт считала, что такое заключение, вероятно, требует немного большего, чем суп.

— Тебе что-нибудь нужно? — спросила она, снимая пальто.

— Да, мне нужно, чтобы ты кое-что сделала для меня.

— Что?

— Я приготовил пустые коробки для тебя, чтобы убрать в них вещи бабушки. — Ужасный кашель заклокотал в его груди, затем Стэнли добавил: — Я подумал, что ты должна взять все, что хочешь.

Вот это новости. Большие новости. Кейт стало интересно, что же послужило причиной таких перемен, но она не стала спрашивать, а то вдруг дед еще передумает.

— Хорошо. Что-то еще?

— Выключи свет.

Она щелкнула выключателем и вернулась обратно в кухню. Взяла чашку и ложку из раковины и положила их в посудомоечную машину, добавив туда мыла. Кейт не понимала, как такая милая женщина, как Грейс, могла воспитать такого сына, как Роб. Как «хорошая женщина», которая приготовила больному старому мужчине суп, могла воспитать дикаря, который схватил ничего не подозревающую женщину и зацеловал ее до потери дыхания. Мужчину, который мог так целоваться, возбуждать и не пытался зайти дальше. Это было противоестественно.

Кейт запустила посудомоечную машину и оглядела кухню. С чего начать? Она не знала. Что она собиралась делать с домом, полным томджонсовских сувениров? Арендовать сарай или склад на всю оставшуюся жизнь?

Взгляд упал на набор декоративных блюд с Томом, стоявший на подставке на столе, а мысли вернулись к поцелую, которым наградил ее Роб. Что за мужчина хватает руку женщины и притягивает к своему возбужденному члену? Взяв стопку газет у задней двери, Кейт положила ее на стол. К сожалению, она знала ответ на последний вопрос. Мужчина, который хочет доказать, что у него нет проблем с эрекцией. В более спокойной части своего мозга Кейт могла даже вроде как понять, почему он это сделал. Но она не могла понять, какой мужчина, став таким твердым, оттолкнет женщину? Она никогда не встречала мужчин, которые в состоянии такого сексуального возбуждения не желали бы, чтобы она опустилась на колени и как-то помогла им с этим.

Какой бы ни была причина, это не имело значения. Это Кейт должна была остановить все, прежде чем они дошли до такого. Это она должна была отступить. Сохранить контроль. А Саттер должен был остаться потрясенным и оцепеневшим.

Кейт сказала себе, что в какой-то момент она бы остановила его. До того как их одежда упала бы на пол, схватила бы свой рюкзак и уехала домой. Вот что она себе сказала. Проблема была в том, что это звучало неубедительно. Даже для самой Кейт.

Она обернула блюдо бумагой и положила его в коробку. Роб Саттер был мошенником и угрожал чувствам и душевному спокойствию Кейт. Он редко бывал милым, а намного чаще оказывался придурком, что и объясняло ее непостижимое увлечение им.

Он уже дважды унизил ее. Два раза он оставлял ее смущенной своим собственным поведением и ошеломленной его отказом. Этих двух раз было слишком много.

Третьего быть не могло и не будет.

 

Глава 10

Стэнли последний раз перечитал свои стихи. Ему потребовалось три дня, чтобы написать их, вычеркивая одно слово, заменяя другое, а он до сих пор не был уверен, что все выразил правильно. Стихи заканчивались словом «возместить», которое, сказать по правде, было глупым.

Он знал, что поэзия нравится Грейс, и хотел сказать ей, как сильно ценил то, что она заботилась о нем, когда он болел. Стэнли хотел сказать ей, что она хорошая медсестра, но был не в состоянии придумать подходящее слово, чтобы срифмовать со словом «медсестра»: «жара» и «конура» совсем не подходили.

Сложив листок со стихотворением, он засунул его в конверт. Стэнли четыре дня бездельничал из-за сильного бронхита, и каждое утро перед работой и каждый вечер после смены в больнице Грейс заходила, чтобы проведать своего пациента. Она проверяла ему пульс и слушала легкие. Она говорила о Робе, а Стэнли говорил о Кейти. Миссис Саттер всегда оставляла ему суп. Хорошая она женщина.

Наклеив марку на уголок конверта, Стэнли выглянул из кабинета. Кейти стояла с торговым представителем фирмы «Фрито-Лей», который, скорее всего, пытался навязать «М&С» поставки «натуральных и экологически чистых» продуктов, которые, насколько знал Стэнли, были просто пачкой дешевых сладостей.

Поспешно написав адрес Грейс, он подсунул конверт под кипу исходящей почты. Груда брошюр лежала на столе, и, открыв ящик, Стэнли сгреб их и свалил внутрь. Он знал, что его внучка хотела, чтобы он задумался о модернизации кассового аппарата и бухгалтерской системы. Ему это было неинтересно. Ему семьдесят один, и он слишком стар, чтобы изменить то, как вел свой бизнес больше сорока лет. Если бы Мелба не умерла, сейчас Стэнли был бы на пенсии, тратя свои пенсионные накопления на путешествия или на какой-то другой способ отдохнуть, а не на интегрированную систему учета.

Опершись о стол ладонями, Стэнли поднялся. Он вернулся на работу и обнаружил, что Кейти кое-что переделала. Ничего существенного, просто переставила некоторые товары. Ему было не совсем ясно, почему лекарства, продаваемые без рецепта врача, должны располагаться ниже профилактических лекарств в пятом ряду. И она переложила живую наживку, место которой всегда было рядом с молоком в холодильном шкафу. По какой-то причине внучка поставила ее рядом с уцененным мясом. Стэнли знал, что Кейти заказала немного деликатесного желе и маслин. Он не возражал, поскольку это значило, что она все больше привязывается к магазину, но не думал, что изысканные продукты будут продаваться в Госпеле.

Стэнли стянул резинкой пачку исходящей почты и, когда Орвиль Такер приехал на своем почтовом грузовичке, передал все письма прежде, чем смог передумать. Ему было интересно, что Грейс подумает о его стихотворении. Стэнли бросил в рот несколько таблеток «Тёрмс» и сказал себе, что это не важно. Грейс действительно хорошая поэтесса, а он — просто любитель, хотя и очень старательный. Но он резал мясо, чтобы заработать на жизнь. Что заставило его думать, что он может написать стихотворение?

Остаток дня Стэнли провел, места себе не находя из-за того, что подумает Грейс. К ночи он начал чувствовать такие муки, что ему до чертиков захотелось ворваться в почтовое отделение на Блейн-стрит и выкрасть стихотворение. Но почтовое отделение являлось одним из немногих зданий в городе, у которого имелась система сигнализации. Стэнли хотел бы никогда не отсылать стихи. Он знал, что если не получит известий от Грейс, это будет означать, что она, вероятно, возненавидела его.

На следующий день Грейс позвонила и сказала ему, что ей понравилось стихотворение. Она сказала, что ей было приятно и что эти строки тронули ее сердце. А ее похвала тронула сердце Стэнли, чего он никак не ожидал. Это напомнило ему, что его сердце было создано для чего-то бòльшего, чем просто для перекачивания крови, и когда Грейс пригласила их с Кейти к себе домой на ужин следующим вечером, Стэнли принял приглашение за обоих. Внучка всегда ворчала, чтобы он почаще выбирался куда-нибудь. Так что он был уверен: она не будет против.

— Ты — что?

— Я принял приглашение на ужин от Грейс Саттер за нас обоих.

— Когда? — Последнее, чего желала Кейт, это торчать за обеденным столом с Робом Саттером. Она не видела его с того вечера, когда он поцеловал ее. Хотя… это было не совсем верно. Она видела его. Он работал через парковку, но не заходил в магазин вот уже пять дней. И каждый раз заметив Роба, Кейт ощущала маленькие странные пузырьки в груди. Какую-то нервозность. В самом плохом смысле этого слова.

— Она позвонила около получаса назад.

— Это не то, что я имела в виду. — Кейт замолчала, поскольку Иона Осборн с трудом продвигалась к прилавку, выбивая квадратной тростью дробь по деревянному полу.

— Сколько они стоят? — спросила Иона, кладя пачку чипсов «Дорито» рядом с кассовым аппаратом.

Кейт указала на цену, четко отмеченную на пачке:

— Четыре девятнадцать.

— Раньше всегда был ценник.

Кейт посмотрела в голубые глаза Ионы, на пухленькие щечки и седые, высотой в милю, волосы и попыталась изобразить улыбку. Иона была не первым покупателем, который высказывал свое недовольство по поводу отсутствия ценников. Кейт спрашивала себя, а не было ли это тайным заговором с целью свести ее с ума? Глубоко вздохнув, она объяснила все в тысячный раз:

— Продукты, на которых цену ставит производитель, не нуждаются в ценниках.

— Мне нравится, когда есть ценник.

Подняв ладони вверх, Кейт развела руками:

— На товарах всегда была та же самая цена, что и ставил производитель.

— На них всегда были ценники.

Кейт серьезно задумалась над тем, чтобы шмякнуть ценник на лоб Ионы, когда вмешался дед.

— Как бедро? — спросил он.

— Еле хожу. Спасибо, что спросил. — Кожаная сумка Ионы ударилась о прилавок с глухим стуком.

— Ты не думала приобрести одно из этих кресел с электроприводом, наподобие тех, что рекламируют по телевизору? — спросил Стэнли, пробивая чипсы.

Покачав головой, Иона начала рыться в сумке:

— У меня нет таких денег, а моя страховка не покроет расходы. — И вытащила кошелек, набитый деньгами и купонами так, что держался закрытым только благодаря резинке. — Кроме того, я не могу сидеть в одном из таких кресел, пока работаю весь день в буфете. — Исследовав все свои купоны, она вытянула пять однодолларовых купюр и положила их на прилавок. — Хотя было бы неплохо, если бы вы предлагали одно из таких кресел для пенсионеров, как это делают в «ШопКо» внизу в Бойсе.

— Об этом определенно стоит подумать, — сказал Стэнли, беря деньги и давая сдачу. — Сколько стоят такие кресла?

Убирая «Дорито» в полиэтиленовый пакет, Кейт поглядела на деда: он не мог говорить серьезно.

— Где-то полторы тысячи.

— Ну, это не так уж и дорого.

Но дед говорил серьезно. Он не потратил бы и десяти центов, чтобы модернизировать бухгалтерскую систему и облегчить себе жизнь, но готов был выбросить на ветер полторы тысячи за кресло с электроприводом, на которое запрыгивали бы местные дети, чтобы покататься вокруг магазина.

— Я не понимаю тебя, — сказала Кейт, как только Иона ушла. — Ты даже не думаешь сделать что-то для того, чтобы тебе жилось проще, но ты купишь кресло с электроприводом для клиента, который заходит раз в неделю. Я этого просто не понимаю!

— Это потому, что ты молода, и твои кости не болят, когда ты выбираешься из кровати утром. Ты не испытываешь затруднений, когда двигаешься. Если бы испытывала, то думала бы по-другому.

Возможно, в этом была доля истины, поэтому Кейт не стала спорить. Пока.

— Когда ужин у Грейс?

— Завтра вечером.

Теперь коварный вопрос.

— Роб собирается прийти? — спросила Кейт, как будто ее это совсем не волновало. Но на самом деле, если бы ответ был «да», она бы свалилась в корчах или с чем-то подобным.

— Грейс не говорила. Я могу спросить ее.

— Нет. Мне просто любопытно. Это не важно.

Схватив тряпку, Кейт направилась в отдел консервированных овощей и фруктов. Если Роб собирается быть на ужине, она должна проглотить это и притвориться, что Саттер ее не интересует. Что его поцелуй никак на нее не подействовал. Конечно, так оно и было. Несомненно, она чувствовала небольшие теплые покалывания, но это ничего не значило. Она много от чего чувствовала подобные покалывания. Прямо сейчас Кейт не могла припомнить ни одного подобного случая, но она обязательно вспомнит.

Банки маслин и желе «Халапеньо», которые она заказала, прибыли днем раньше, и Кейт разместила их на полках на уровне глаз. Никто не купил ни одного из ее деликатесов, но это был только первый день. Возможно, она должна взять тарелку закусок на обед к Грейс. Если бы той понравились закуски, она могла бы похвалить их в разговоре с приятельницами: сарафанное радио было двигателем торговли в Госпеле.

Кейт стало интересно, что приготовит Грейс, и был ли ее дом таким же огромным, как и дом ее сына.

Не был.

В ту же секунду, как Кейт вошла в дом Грейс, она могла сказать, что мама Роба жила там одна. Обстановка была удобной и уютной. Пастельные тона и много плетеной мебели. Бельгийское кружево, резной хрусталь и свежие цветы. Очень не похоже на дом деда Кейт и полная противоположность жилищу Роба.

Их кухни доносился запах жареного мяса и запекаемого картофеля.

Грейс поприветствовала их при входе, одетая в черные брюки и красный вязаный свитер.

Кейт почувствовала себя неподходяще одетой в своей джинсовой юбке и в шелковой блузке с длинными рукавами от «Банана Репаблик». Вручив Грейс тарелку закусок, которую приготовила, Кейт пристальным взглядом обвела гостиную.

Роба нет. И почувствовала, как плечи расслабились, а напряжение в спине отпустило. Кейт хотела бы, чтобы вся эта ситуация не беспокоила ее, но по какой-то причине Роб превращал ее в скованную и нервозную особу. И опять же, в самом плохом смысле этого слова.

— Спасибо, Кейт, — сказала Грейс, беря у нее из рук тарелку. — Это так мило с твоей стороны.

Кейт указала на блюдо, в котором имелись секции для разных закусок.

— Это — итальянские маслины, а грибы я сама фаршировала. — Грейс поставила тарелку на журнальный столик. — Это желе «Халапеньо», — продолжала Кейт, — и сливочный сыр. Если намазать им крекеры, то будет очень вкусно.

— Поверю тебе на слово насчет этого желе, — сказал дед, бросив маслину в рот.

Взяв нож для сыра с изображением Делайлы, Грейс намазала немного сливочного сыра и желе «Халапеньо» на крекер, откусила кусочек и, пожевав с глубокомысленным видом, заключила:

— Совсем неплохо.

— Спасибо, — Кейт улыбнулась и посмотрела на дедулю.

— Я все-таки не думаю, что в этом есть смысл — делать овощное желе!

И отказался даже попробовать «Халапеньо», отстаивая свое мнение.

Стэнли оделся для званого обеда в серые брюки, синюю парадную рубашку и серый свитер. Дедуля был на редкость нарядным. Кейт не была уверена, но думала, что он вел себя немного возбужденно: все время сжимал и разжимал кулаки или подкручивал кончики своих свисающих длинных усов. И вылил на себя так много туалетной воды «Брут», что Кейт должна была ехать всю дорогу с головой, высунутой из окна автомобиля, словно ирландский сеттер.

Хозяйка дома показала им свою коллекцию «Сваровски» и протянула Стэнли хрустальную фигурку, три пингвина на льдине, чтобы тот поднес ее поближе к свету. Вдвоем они смотрели на разноцветные блики, скользившие по старой заскорузлой ладони Стэнли, а затем взглянули друг на друга. На один краткий миг их глаза встретились, прежде чем дед отвел свой пристальный взгляд и опустил руку. Щеки его слегка порозовели, и он откашлялся.

Деду нравилась Грейс. Больше, чем просто как друг. Больше, чем ему нравились другие вдовы в городе. Когда это произошло?

Кейт взяла несколько маслин и пошла к полкам, заставленным фотографиями. Как бы она отнеслась к тому, что ее дед встречается с матерью Роба? Кейт всегда думала, что будет счастлива, когда Стэнли заживет своей жизнью. Заживет снова. Была ли она счастлива? Она на самом деле не знала.

Фотографии на полках стояли в три-четыре ряда, а впереди размещался снимок голенького малыша на белой овчине. Были и другие фото, потертые и пожелтевшие, с изображением того же самого ребенка, сидевшего на коленке у мужчины, который, как полагала Кейт, был отцом Саттера. Положив маслину в рот, она посмотрела на фото Роба в начальной школе: волосы коротко острижены, а в зеленых глазах сияют озорные искорки. Его выпускная фотография: он в бирюзовом смокинге в обнимку с девушкой в платье из серебристого ламе с громадными подплечниками, набитыми ватой до самых ее ушей. Волосы Роба, с длинной челкой в стиле «Дюран-Дюран», стояли торчком.

Но на большинстве снимков Саттер был в различных хоккейных свитерах, а на многих фото так молод, что рукава хоккейной формы были ему длинны. На всех снимках его большие зеленые глаза блестели от возбуждения. Были и его фотографии, сделанные вв время игры, когда он отражал удар или катился на коньках с шайбой на конце клюшки. На других — шлем низко надвинут на лоб, и на сей раз выражение глаз Саттера, в момент, когда он наносил удары соперникам, было угрожающим.

Обложка журнала с его фотографией, где он поднял руки вверх, держа клюшку над головой, и широко улыбался. Тестостерон буквально сочился из фотобумаги «Кодак»: поразительный контраст с кружевными занавесками и розовым плетеным диваном.

Кейт взяла самую последнюю фотографию Роба. Он держал голенького младенца у груди, губами прижавшись к темной макушке ребенка. Нежные черты его дочери и его грубая мужественность.

Открылась входная дверь, и Кейт поставила фото на место. Она обернулась, когда Роб вошел и закрыл за собой дверь. Он был одет в рубашку с длинными рукавами, белую, заправленную в брюки цвета хаки с острыми, как бритва, складками. В одной руке он нес бутылку вина. В прошлый раз, когда Кейт была в одной комнате с этим мужчиной, он поцеловал ее и положил ее руку на свой пах. Кейт почувствовала, что слегка занервничала. Это встревожило ее, так как она думала, что должна ощущать себя намного более сердитой и возмущенной, чем было на самом деле.

Грейс пошла навстречу сыну:

— Ты опоздал.

— Магазин пришлось поздно закрыть. — Роб обнял мать. — Привет, Стэнли, — сказал он, затем посмотрел поверх головы матери, и взгляд его зеленых глаз встретился с глазами Кейт: — Привет, Кейт.

— Привет, — сказала она и была рада, что ее голос не выдал, как напряжены были ее нервы.

— Ужин скоро будет готов. — Забрав у сына бутылку вина, Грейс посмотрела на нее: — Я сказала тебе взять «Мерло». Это «Шардоне».

Роб пожал плечами:

— Ты знаешь, я любитель пива. А по части вина — полный ноль. Просто купил самое дорогое, посчитав, что раз столько стоит, значит, оно и лучшее.

Грейс сунула бутылку ему в руки.

— Отнеси ее на кухню и открой. Возможно, Кейт могла бы показать тебе, как пользоваться штопором.

Кейт могла, но не хотела.

— Конечно.

И прошла через столовую вслед за Робом, быстро скользнув взглядом вниз по складке на спине его белой рубашки до места, где та была заправлена в сшитые на заказ брюки. Ткань обнимала его сногсшибательный зад, а задние карманы застегивались на две коричневые пуговицы. Штанины спадали идеальными прямыми линиями до подрубочного шва, касавшегося каблуков мягких кожаных туфель. Саттер мог не разбираться в вине, но кое-что знал о дорогой одежде.

Роб поставил бутылку на белую поверхность разделочного стола, открыл ящик и сказал, указав штопором:

— Бокалы в шкафу над холодильником.

Кухня была столь же женственной, как и все остальное в доме. Персиковые стены с бордюрными обоями с изображением тюльпанов и белых роз. С его широкими плечами и ростом Роб выглядел немного неуместным в ультраженственном окружении. Больше похожим на быка в магазине с китайским фарфором.

Открыв дверцы шкафа, Кейт привстала на цыпочки, чтобы взять четыре бокала. Чрезвычайно красивый ухоженный бык, который, казалось, вел себя совершенно непринужденно.

— Я думаю, моему деду нравится твоя мать, — сказала она, ставя бокалы на стол рядом с бедром Роба. — Думаю, они становятся друзьями.

— Хорошо, что твой дед нравится моей матери. — Он держал бутылку в одной большой руке, а другой крутил штопор. — Не могу припомнить, чтобы она приглашала мужчину на ужин. — С небольшим усилием Роб с хлопком вытащил пробку и налил «Шардоне» в первый бокал. — Конечно, мы с мамой не жили в одном и том же городе до недавнего времени. Так что она могла иметь много мужчин в своей жизни и просто никогда не говорила мне об этом.

Он наполнил второй бокал, затем вручил его Кейт.

— Когда ты уехал из дома? — спросила она, беря бокал. Пальцы Роба коснулись ее: такие теплые по сравнению с прохладным стеклом.

— Меня выбрали на драфте в НХЛ, когда мне было девятнадцать. — Протянув руку, он взял свой бокал, поднес его ко рту и сказал: — Между нами: я знаю, что такое «Мерло», но мне больше нравится белое вино.

— Ты солгал своей матери.

— Это было не в первый раз. — Он улыбнулся, как нераскаявшийся грешник, и Кейт почувствовала, что понемногу успокаивается. — И даже не во второй. Я думаю, со старыми привычками тяжело расставаться.

Он сделал глоток и посмотрел на Кейт поверх бокала.

Она почувствовала, как уголки ее рта приподнялись, несмотря на то, что она изо всех сил старалась не улыбаться, и сказала, сделав глоток вина:

— Тебе должно быть стыдно.

Роб опустил свой бокал.

— Держу пари, что и тебе приходилось пару раз бессовестно лгать.

— Конечно. — Покачав вино в бокале, она сложила руки под грудью. — Я имею обыкновение постоянно чудовищно лгать. Мой отец служил в вооруженных силах, и мы часто переезжали. Когда ты идешь в новую школу каждые несколько лет, то можешь приукрасить свое прошлое. Ты можешь быть тем, кем захочешь.

— Кем же ты говорила, что была?

— В основном главным черлидером и президентом класса. Однажды я сказала, что была прима-балериной.

Он оперся бедром о стол и засунул свободную руку в передний карман.

— Тебе это помогало?

— Ни капли. Никто никогда не верил этому. У меня три старших брата, а я была девчонкой-сорванцом. К тому же полной недотепой.

— Спорим, что ты была симпатичной недотепой. — Его пристальный взгляд скользнул с ее глаз на губы, затем переместился на макушку. — Держу пари, что из-за этих рыжих волос мальчишки табуном за тобой ходили.

Должно быть, он шутит.

— Поверь мне, никому не нравились мои рыжие волосы. К тому же я была выше ростом, чем большинство мальчиков моего возраста. У меня была пластинка на зубах, и я побила почти всех мальчишек в баскетбол. Могла бы позволить им выиграть, но я боец и не люблю проигрывать.

Он тихо засмеялся:

— Да, это я про тебя знаю.

— Я не только обыгрывала мальчишек в баскетбол: если я влюблялась без памяти в кого-нибудь, то колотила его так, что мало не казалось. Поверь, меня никто никогда не приглашал на свидания.

— Держу пари, сейчас они готовы надрать себе задницу за это.

Кейт посмотрела ему в лицо. Тонкие линии от улыбки очертили уголки его зеленых глаз, но было непохоже, чтобы он шутил.

По какой-то причине это заставило ту часть ее сердца, где находилась старательно забытая непривлекательная неуклюжая девчонка, слегка сжаться. Это было неловкое чувство, которое приводило ее в смущение, и Кейт поднесла вино к губам. Она не хотела чувствовать что-либо к Робу. Ничего. Просто большой пустой чистый лист.

— Уж этого знать я не могу, — сказала она, прежде чем сделать глоток.

Грейс и Стэнли вошли на кухню, и Кейт начала помогать миссис Саттер с жареными ребрышками и запеченной картошкой. Роб заправил салат итальянской приправой с винным уксусом и разложил его в четыре чаши.

— Чем могу помочь? — спросил дед.

— Ты можешь поставить блюдо Кейт с закусками на стол, — ответила Грейс. — Не хотелось бы мне видеть, что оно пропадает зря.

Пять минут спустя еда была у них на тарелках, а они все сидели за столом, расположенном на возвышении, с белой парчовой скатертью и английским фарфором. Кейт сидела между Грейс и Робом напротив деда.

— Это же просто мечта, Грейс, — сказал Стэнли, беря льняную салфетку и раскладывая ее на коленях. Его плечи выглядели напряженными, как будто он боялся дышать.

— Я никак не могла найти подходящий случай использовать мой парадный столовый сервиз. Он просто лежал в буфете год за годом. Давайте испачкаем его, — улыбнулась Грейс и встряхнула салфетку.

Взяв вилку, Роб подцепил фаршированные грибы с блюда с закусками в центре стола.

— Роб, — сказала ему мать, — не мог бы ты произнести молитву, пожалуйста?

Он поднял голову и уставился на матушку, как будто она попросила его встать на голову и говорить по-французски.

— Ты хочешь, чтобы я помолился? — Он опустил вилку. — Прямо сейчас?

Грейс, с застывшей улыбкой, одарила сына строгим взглядом:

— Конечно, дорогой.

Роб склонил голову, и его брови сошлись вместе так, что образовали сплошную линию. Кейт почти ожидала, что он скажет что-то вроде «хорошая еда, хорошее мясо, хороший Господь, давайте поедим».

Он так не сказал.

— Господи, пожалуйста, благослови эту еду, которую мы собираемся съесть. — Сделав паузу, продолжил: — Так, чтобы мы не заболели или… не подавились, или еще что-нибудь. Аминь.

— Аминь, — Кейт сжала губы, чтобы удержаться от смеха.

— Аминь.

— Аминь. Спасибо, Роб.

— Пожалуйста, мама. — Взяв вилкой гриб, он съел его в одни присест. Подцепив еще несколько, Роб положил их на свою тарелку рядом с картофелем, который был залит маслом и сметаной. — Это ты принесла?

— Да.

— Вкусно! — И потянулся за булочкой.

— Спасибо. — Кейт откусила кусок картофеля: безо всякой приправы, только соль и перец.

— Кейт, как идут дела в магазине? — спросила Грейс.

Прежде чем Кейт смогла произнести хоть слово, дед ответил за нее:

— Кейти — не очень общительный человек.

Сидящий рядом Роб издал звук, будто поперхнулся вином. Кейт проигнорировала его и посмотрела через стол на деда. Что? Она была общительным человеком.

— Возможно, твои таланты лежат в другой области. — Грейс еще раз свернула салфетку на коленях. — Стэнли говорил мне, что ты раньше работала в Лас-Вегасе частным детективом.

Она всегда хорошо ладила с людьми. Ее умение общаться с людьми было тем, что сделало ее хорошим частным детективом.

— Да, работала.

Кейт перевела пристальный взгляд на Роба, который пытался не рассмеяться. Он, очевидно, тоже не думал, что она была общительным человеком.

— Ну, я считаю, это замечательно, что ты оставила все, чтобы помогать своему дедушке.

Кейт повернулась к деду. Я не очень общительный человек? Когда это произошло?

Вероятно, в то самое время, когда ее бросил последний бойфренд, а психопат нанял, чтобы выследить сбежавшую семью.

— На самом деле это дедушка выручает меня. Когда я решила, что не хочу больше заниматься розыскной работой, то оставила ее, и он позволил мне переехать к нему, пока не определюсь, чем хочу заниматься.

— Я рад, что у меня есть она, — сказал с улыбкой дед, но Кейт не была настолько уж уверена, что он имел в виду именно это.

Она действительно ничего не поняла. Она пробыла в Госпеле два месяца и оставалась такой же потерянной, как в день, когда приехала. Пока она откусывала кусок от лучшей части ребрышка, разговор продолжился без ее участия. В последнее время Кейт начала чувствовать, как будто то, что она искала, было прямо перед ее глазами, но у нее не получалось распознать это. Возможно, если бы она нашла правильную дорогу, то смогла бы разглядеть лес за деревьями.

— Ну, звучит так, будто тебе удалось немного покататься на лыжах, прежде чем курорт закрылся. Это хорошо, — сказал Стэнли, отвлекая Кейт от ее мыслей. Она поглядела на деда, сосредоточенный взгляд которого был направлен на Роба. Как беседа перешла от магазина «M&C» к катанию на лыжах в Сан-Вэлли? Наименее любимой теме Кейт.

— Да. Путешествие, которое я совершил в феврале, было замечательным. Много снега. Прекрасная погода. Симпатичные любительницы охотничьих домиков.

Под столом колено Роба дотронулось до колена Кейт. Она поглядела на Саттера уголком глаза, но он смотрел на ее деда.

— У одной из них была очень интересная татуировка.

— Роберт, — Грейс наклонилась вперед и посмотрела на сына. — Ты знаешь, что должен держаться подальше от фанаток любого сорта. Они приносят неприятности.

— Многими способами, — засмеявшись, сказал он, тыкая вилкой в запеченный картофель.

Грейс одарила сына еще одним испепеляющим взглядом и повернулась к Кейт.

— Ты катаешься на лыжах, Кейт?

— Нет. Я никогда не училась.

— Если ты будешь здесь следующей зимой, Роб может научить тебя.

Кейт сильно сомневалась, что будет в Госпеле следующей осенью, не говоря уже о следующей зиме.

— О, я не думаю…

— С удовольствием, — перебил Саттер, и его нога снова прижалась к ее.

Тепло его прикосновения, проникнув сквозь юбку, согрело бедро Кейт. Она повернула голову и посмотрела на Роба как раз в тот момент, когда он клал маслину в рот.

— Нет, правда. Я сломаю шею.

Роб посмотрел на ее губы и сглотнул.

— Я бы хорошо позаботился о тебе, Кейт. Мы бы начали с приятного и легкого. — Озорные искорки засверкали в его глазах, когда он посмотрел на свою собеседницу. — Действительно медленно, а затем бы перешли к чему-нибудь пожестче.

Кейт ждала, когда мать приструнит его, сказав «Роберт», и отругает за этот очевидный намек с сексуальным подтекстом.

Грейс этого не сделала.

— Медленное начало очень важно, — вместо этого сказала она. Чем сыграла сынуле на руку. — И хорошее оборудование.

— Невозможно хорошо провести время без хорошего оборудования. — Роб потянулся к вину, но продолжал пристально смотреть на Кейт. — Возможно, когда-нибудь я покажу тебе свое.

— Хорошее оборудование важно независимо от того, что вы делаете в жизни, — присоединился к разговору дед, который, как и Грейс, ничего не заметил. — Я покупаю лучшие установки для резки и резцы, не глядя на цену. И вы должны убедиться, что ваше оборудование всегда находится в хорошем рабочем состоянии.

Уголок рта Роба дернулся, приподнимая кончик усов Фу Манчу.

— Аминь.

Кейт скрестила ноги и отодвинула колено подальше от его прикосновений.

— А вы знаете, что американцы потребляют семьдесят шесть миллиардов килограмм красного мяса и домашней птицы в год? — спросила она, намеренно меняя тему.

— Ну разве это не удивительно? — сказала Грейс.

Роб поднес вино к губам:

— Захватывающе.

— Я не знаю обо всем этом, но точно знаю, что этот ужин — лучшая еда, которую я ел в последнее время, — похвалил Стэнли хозяйку.

Что?! Кейт готовила для деда все это время. Она была хорошим кулинаром и общительным человеком.

— Спасибо, Стэнли. Я просто знаю очень хорошего мясника. — Грейс откусила кусок, затем произнесла слова, от которых сердце Кейт в ужасе сжалось: — Я думала после обеда почитать всем свои самые новые стихи.

— Я хотел бы послушать их, — сказал дед. И Кейт испытала желание пнуть его под столом. Она поглядела на Роба, вилка которого зависла в воздухе: парень был похож на оленя в свете прожектора.

— Мне хотелось бы остаться, — сказал Роб наконец и положил вилку на тарелку. — Но у меня слишком много срочной работы.

Грейс улыбнулась:

— Я понимаю.

Так как это сработало для Роба, Кейт сделала попытку:

— Да, у меня тоже есть кое-какая работа.

— Какая, например? — захотел узнать дед.

Дерьмо!

— Например… кое-что приготовить.

— Кое-что?

— Кое-что… для магазина.

— Что именно?

Кейт оглядела комнату, и ее взгляд остановился на корзине с булочками к обеду:

— Хлеб.

Ее ответ прозвучал настолько неубедительно, что Кейт засомневалась, что кто-то ей поверит.

— О! — Стэнли кивнул. — Твоя бабушка обычно пекла хлеб и продавала его в магазине.

— Я это помню, — сказала Грейс с искренней улыбкой. — Мелба всегда пекла самый лучший хлеб.

— Ну, я думаю, мы с Кейти не можем остаться и послушать твою поэзию сегодня вечером.

Улыбка Грейс увяла.

— О, очень жаль.

Стыд тяжким грузом лег на плечи Кейт, и она уже собиралась сказать, что остается, когда Роб взял дело в свои руки.

— Я отвезу Кейт домой, — добровольно вызвался он. И Кейт не знала, какое из двух зол меньшее: остаться на чтение стихов или ехать одной в машине с Робом Саттером.

 

Глава 11

Поездка наедине с Робом в его «Хаммере» меньшим злом не оказалась. Автомобиль был огромным, но все же создавалось ощущение, что Саттер занимал слишком много места, — и не только физически, хотя парнем он был крупным. Все дело было в аромате его кожи, который смешивался с запахом накрахмаленной рубашки и кожаных сидений. В звуке глубокого голоса Роба, наполнявшего сумерки, пока он отвечал на вопросы Кейт о машине. Подсветка приборной панели освещала темный салон с таким количеством цифровых устройств, что Кейт не могла даже догадаться о назначении хотя бы половины из них. По словам Роба, «Хаммер» был оснащен сиденьями с подогревом, стерео «Боуз» и навигатором. И как если бы этого было недостаточно, здесь еще имелась система OnStar.

— Ты знаешь, как пользоваться этой штукой? — спросила Кейт, указывая на голубой экран навигатора.

— Конечно.

Саттер снял руку с руля, нажал пару кнопок, и на дисплее высветилась карта Госпела. Как будто кто-то мог здесь заблудиться.

— Тебе нужен навигатор, чтобы найти дорогу домой?

Роб негромко засмеялся и посмотрел на Кейт: голубой свет омывал его профиль.

— Нет, но он очень кстати, когда я путешествую по тем местам, где не бывал прежде. Я часто им пользовался, когда в феврале ездил покататься на лыжах с приятелями. — Саттер вновь сосредоточил внимание на дороге. — Кстати, хотел у тебя кое-что спросить.

— Что?

— У тебя правда есть татушка на попе?

Пальцы Кейт, лежавшие на тарелке для закусок, сжались.

— Тебе следует забыть о том, что та ночь вообще была.

Тихий смех Роба заполнил пространство между ними.

— Ну да.

— Знаю, ты, скорее всего, не поверишь, и я просто сотрясаю воздух, но то был первый и единственный случай, когда я предложила себя мужчине. Я всегда мечтала снять парня в баре, но слишком застенчива для этого. И очень сдержана в плане секса.

— В ту ночь ты не выглядела застенчивой или сдержанной.

— Я была пьяна.

Роб издал полузадушенный смешок, который вызвал у Кейт желание ударить своего собеседника.

— Но не настолько. Ты была крепко навеселе, но точно знала, что делаешь.

Верно. Но Кейт ни за что на свете в этом не призналась бы.

— Я просто хотела на одну ночь воплотить свои фантазии в жизнь. Одна ночь и все. Что тут ужасного? — воротник куртки касался подбородка Кейт, пока она, отвернувшись, разглядывала темные силуэты сосен, мелькавшие за окном. — Я всего лишь хотела подцепить парня и использовать его. Скрутить его в сексуальный кренделек, а когда закончу, выставить за дверь и никогда больше не встречать. И смотри, что из этого вышло. — Ее решительно отвергли, а пару недель спустя еще и отчитали. — Почему нас, женщин, считают бесстыжими, когда мы сами заботимся о своей личной жизни? Почему общество боится сильных представительниц слабого пола, которые добиваются того, чего хотят? Мужчины постоянно снимают девушек в барах, но это всегда аргумент в пользу того, что они настоящие жеребцы.

Она отвернулась от окна и посмотрела прямо перед собой. Фонари освещали дорогу.

— Почему для женщин все иначе? — Кейт минуту помолчала, размышляя о несправедливости такой ситуации. — Да, мы можем контролировать процесс зачатия, но по-прежнему обязаны придерживаться каких-то древних моральных принципов. Даже в двадцать первом веке женщина не может себе позволить быть такой же агрессивной в плане секса, как мужчина. Если мы поступаем, как мужики, — мы шлюхи. Почему считается, что это неправильно, если женщина признается, что она думает о сексе так же, как и мужчина?

Выговорившись, Кейт вздохнула и откинулась на сиденье. Несколько долгих мгновений в машине царила тишина, и Кейт начала думать, что Роб ее не слушал.

Он слушал.

— Ты собиралась скрутить меня в сексуальный кренделек?

— Ага, — со вздохом подтвердила Кейт. — Но мы оба знаем, чем все закончилось. Ты сбежал так быстро, как будто за тобой гнались.

— Я не сбежал.

— Ну а что ж ты сделал?

Саттер снова потянулся к навигатору, нажал несколько кнопок, покрутил рычажки стереосистемы, но потом выключил ее. Взглянув на Кейт, Роб нахмурился, словно тщательно обдумывал что-то очень важное. Затем снова сосредоточился на дороге. Когда он заговорил, его голос прозвучал ниже, чем обычно.

— А как ты собиралась скрутить меня в сексуальный кренделек?

— Забудь.

— А если я буду тебя умолять, скажешь?

— Нет.

— Я тебе заплачу.

— Нет. Ты и так считаешь меня шлюхой.

Роб глянул на Кейт, потом снова на дорогу:

— Я не считаю тебя шлюхой.

— Считаешь. Ты схватил меня за руку и прижал мою ладонь к своему члену. Это совершенно ясно говорит о том, что ты считаешь меня шлюхой.

Свет от приборной панели освещал очертания усов и недовольно опущенные уголки губ Роба.

— Мне не следовало так поступать.

— Да уж, — сказала Кейт, — не следовало.

— Я был спровоцирован.

Возможно.

Роб снова помолчал несколько секунд:

— Ты правда веришь, что женщины могут думать, как мужчины, когда дело доходит до секса?

— Да, — ответила Кейт, хотя ей никогда не предоставлялся случай проверить. Мужчина, сидевший рядом с ней в «Хаммере», уничтожил ее единственный шанс.

— Думаешь, женщины могут просто приятно провести время и все?

— Да. — По крайней мере, ей хотелось так думать. — А ты не веришь?

— Нет. Раньше верил, но теперь сильно сомневаюсь.

Они въехали в город и миновали большой красный рекламный щит «Тексако».

— Почему нет? — спросила Кейт, хотя полагала, что знает ответ.

— Секс может превратить женщину в психопатку, — ответил Роб.

Ну да, именно такой ответ Кейт и ожидала услышать.

— Но это же смешно! Секс не делает человека психом: он ненормален еще до постели.

— Да, но по внешности этого не определишь. Женщина может выглядеть абсолютно вменяемой, пока не заявится к твоему дому с безумным взглядом и двадцатидвухмиллиметровой «береттой» в руках.

— Сумасшедшие мужчины тоже могут казаться совершенно нормальными, — сказала Кейт, думая о том, насколько нормальным выглядел Рэнди Мейерс в тот день, когда переступил порог ее офиса.

— Да, но, как правило, мужчина вряд ли взбесится, если после случайного перепихона не получит сердечек, цветов и предложения руки и сердца. — Они проехали здание суда и магазин «У Хансена». — Но если ты доставишь женщине удовольствие, она, скорее всего, превратится в маньячку.

Ну, это уже полный бред!

— Хочешь сказать, что если женщина не получит удовольствия, она не превратится в маньячку?

Роб посмотрел на Кейт так, будто та спрашивала об очевидном.

— С чего бы кому-то преследовать паршивых любовников? — Он свернул на улицу, где жил Стэнли. — Тебе нравится ловля рыбы нахлыстом?

— Что? — Как они перешли с темы сумасшедших женщин на рыбалку?

— Ловля нахлыстом. Тебе нравится?

— О… не знаю. Никогда не пробовала.

Роб вырулил на подъездную дорожку к дому и припарковался за «хондой» Кейт.

— Я возьму тебя как-нибудь. Будет полезно для твоих нервов.

— Мои нервы в порядке, — ответила взявшись за ручку дверцы Кейт. — Спасибо, что подвез.

Саттер потянулся и перехватил ее руку:

— Постой. — А когда Кейт посмотрела на него, добавил: — Открою тебе дверь.

— Я и сама могу.

— Знаю, что можешь, — сказал он, уже вылезая из «Хаммера». Фары были такими же большими и уродливыми, как и вся машина, и на несколько коротких мгновений они осветили Роба так, будто тот стоял на сцене. Он открыл дверь и забрал у Кейт блюдо. Затем снова крепко взял ее за руку и помог выбраться. Ну просто смешно: детектив Гамильтон и сама прекрасно могла справиться с этим.

— Нам надо начать все с нуля, — ладонь Роба скользнула по ее запястью, а затем он убрал руку.

Но Кейт должна была признать, что какой-то ее части понравилось это старомодное мужское внимание.

— Начать с нуля? В смысле забыть ночь, когда мы встретились?

— Это вряд ли. — Саттер по темной дорожке следовал за Кейт. Стук каблуков ее ботинок заглушал шуршание подошв его кожаных туфель. — Но, возможно, мы смогли бы стать друзьями.

Ого, это что-то новенькое, подумала, останавливаясь на освещенном крыльце и забирая блюдо, Кейт. Обычно она слышала подобные слова перед разрывом, но они с Робом даже не встречались.

— Ты когда-нибудь дружил с девушкой? — спросила Кейт, поежившись от холодного ветра, задувавшего за воротник ее куртки.

— Нет. А ты когда-нибудь дружила с парнем?

— Нет. — Свет на крыльце превращал белизну рубашки Саттера в флюоресцентное сияние, а ночные тени обрисовывали его силуэт черным цветом. Роб возвышался над Кейт и умудрялся заставлять ее, женщину ростом метр восемьдесят, носившую обувь тридцать девятого размера, чувствовать себя маленькой. — Ты и правда думаешь, что мы можем быть друзьями?

— У меня есть сомнения на этот счет, но если моя мать и твой дед собираются подружиться, то, вероятно, мы будем чаще видеться.

Она себе уже зад отморозила, а на Роба, казалось, холод совсем не действовал.

— Скорей всего.

Может быть, холод не действовал на Роба, потому что тот так много ел. Кейт еще не приходилось видеть человека, который поглощал бы такое количество еды, как Саттер сегодня вечером. Этот мужчина должен был быть толстяком, но ничего подобного. В ту ночь, когда он ее поцеловал, Кейт ощутила мускулистую грудь и твердый, плоский живот. Чтобы иметь такой, должно быть, приходится делать по паре сотен упражнений на пресс каждый день.

— Было бы неплохо, если бы ты перестала вечно на меня злиться, — заметил Саттер.

Кейт сунула руку в карман в поисках ключей:

— Я не всегда на тебя злюсь. — Карман оказался пуст, и она вспомнила, что никто в Госпеле не запирает дома или машины. — Но ты все время упоминаешь ту ночь в Сан-Вэлли. Ведь ясно же, что для меня это не столь забавное воспоминание, как для тебя.

Роб качнулся на пятках и посмотрел на нее сверху вниз:

— Как насчет такого предложения: я не упоминаю ту ночь, а ты больше не злишься.

Отрывая дверь, Кейт ответила:

— Ну, можем попытаться.

— Пожмем друг другу руки?

У нее имелись определенные сомнения насчет того, сможет ли Роб сдержать слово. Но, по-прежнему прижимая блюдо, она протянула свободную руку Саттеру. Его ладонь сжала ее: загрубевшая и такая теплая, что запястье Кейт начало покалывать. Она попыталась высвободить руку, но хватка Роба стала еще крепче.

— Полагаю, это означает, что я никогда не выясню, каким образом ты собиралась скрутить меня в сексуальный кренделек.

— Нет, — стараясь сдержать улыбку, ответила Кейт.

— Проклятье. — Саттер погладил большим пальцем тыльную сторону ее ладони, и запястье как будто стали покалывать тысячи раскаленных иголочек.

— Спокойной ночи.

На этот раз, когда она попыталась высвободиться, Роб отпустил ее:

— Спокойной ночи, Кейт.

Она прошла в дом и закрыла за собой дверь, все еще чувствуя легкий жар, пока ставила блюдо на стол и снимала куртку. Когда горячее покалывание переместилось в область живота, Кейт нахмурилась.

На самом деле ей не верилось, что они с Робом смогут стать кем-то, кто хотя бы отдаленно походил на друзей. По какой-то причине, которая шла вразрез с логикой, но, вероятно, имела прямое отношение к антропологии и абсолютно никакого к здравому смыслу, тело Кейт реагировало на его близость. И это естественно. Так заложено в ее ДНК. Запрограммировано в женщинах еще с доисторических времен, а Роб Саттер по воле случая просто оказался самым большим и самым плохим неандертальцем в пещере.

Кейт поставила блюдо на столешницу и повесила куртку на крючок. Так не хотелось снова наступать на те же грабли. Она уже проходила через это с другими мужчинами, которые не могли связать себя обязательствами только с одной женщиной. И не было сомнений в том, что если она окажется достаточно глупой, чтобы сблизиться с Робом, он выбросит ее, словно надоевшую игрушку.

Кейт сняла с тарелки пищевую пленку и бросила ее в мусорное ведро под раковиной. Саттер был не просто проигрышной ставкой, он верил, что секс может «сделать женщину ненормальной», а это полная чушь по целому ряду причин. Одна из них — тот факт, что мужчины куда более склонны убивать своих коллег по работе, угонять машины с автострад и полностью уничтожать свои семьи. Единственное, в чем Кейт соглашалась с Робом, что ты не можешь сказать, псих ли человек, по его внешнему виду.

Она прошла на кухню и вытащила несколько пластиковых контейнеров с герметичными крышками. Прошел почти год, а Кейт все еще помнила совершенно заурядный облик Рэнди Мейерса, когда тот появился на пороге ее офиса в «Интел Инкорпорейтед». Помнила семейное фото, что он принес. На бело-голубом фоне выделялись подобранные в тон красные свитера членов его семьи. Дорин сидела с навечно застывшей радостной улыбкой на губах. По обе стороны от нее — дети: Брэндон со светлыми волосами, подстриженными «ежиком», и Эмили с белокурым хвостиком и дыркой на месте выпавшего переднего зуба. Сам Рэнди стоит сзади, его руки лежат на плечах жены, а губы изогнуты в совершенно естественной улыбке.

Внешне — идеальная семья. Но если бы Кейт потрудилась копнуть поглубже, то выяснила бы, что это совершенство — лишь старательно выстроенный фасад. Она узнала бы, что Мейерс маниакально контролировал каждый шаг своей семьи.

Он не измывался над женой физически, но его контроль над ее жизнью был ничуть не лучше. Рэнди не изолировал Дорин от друзей и родных, он отдалил ее от них. Придирчиво следил за тем, чтобы ежеминутно присутствовать в жизни жены. Рэнди не позволил ей работать вне дома, но разрешил преподавать в колледже. Потому что работал там вместе с ней. Он был тренером футбольной команды у дочери. Главой скаутской команды сына. Всегда рядом. Всегда руководит. Всегда следит.

Когда Дорин сбежала с детьми, он не смог смириться с тем, что больше не является центром их вселенной. Рэнди Мейерс провел за рулем два дня, чтобы добраться до них. А затем проконтролировал свою семью в последний раз. Удостоверился, что они все будут вместе. Под одним надгробием на кладбище Теннесси.

Неважно, сколько раз Кейт убеждала себя, что не несет ответственность за то, что этот больной психопат сделал с собственной семьей: отделаться от мысли, что невольно поспособствовала этому, детектив Гамильтон не могла. Их смерть тяжким грузом лежала у нее на сердце, и ей казалось, что она никогда не сможет окончательно смыть их кровь со своих рук.

Кейт не знала, сможет ли когда-нибудь забыть то, что случилось в небольшом домике в Теннесси, но намеревалась попытаться. Она собиралась разобраться со своей жизнью. А также помочь дедуле наладить и его жизнь.

Положив в контейнер оливки, Кейт защелкнула крышку. Что ж, ради блага деда придется подружиться с Робом. Если Стэнли действительно испытывает какие-то чувства к Грейс, Кейт не желала послужить причиной размолвок. Потому что несмотря на мнение деда, его внучка была «общительным человеком».

Будь оно все неладно!

На следующее утро Кейт пришла на работу пораньше и принялась просматривать рецепты хлеба, которые бабушка хранила в «M&С», в шкатулке.

Было бы неплохо испечь фокаччу, но в магазине не продавались свежие дрожжи. Остановив свой выбор на рассыпчатом пшеничном тесте, Кейт принялась за дело. Когда в половине седьмого пришел Стэнли, чтобы открыть магазин, она только что вынула булки из большой хлебопекарной печи.

— Как вкусно пахнет, Кейти! — Дедуля повесил куртку и вязаную шапку на вешалку и провел рукой по лысой голове.

— Ты вчера поздно вернулся, — заметила внучка, отрезая ему толстый кусок хлеба и намазывая его маслом.

— Грейс прочла несколько своих поэм, а затем была настолько любезна, что дала мне пару советов. — Взяв ломоть, Стэнли впился в него зубами. Кейт не знала, разрумянился ли дед от морозца, но его щеки определенно порозовели.

Она прошла в подсобку и потянулась за корзинами для хлеба, стоявшими на верхней полке.

— Ты теперь пишешь стихи?

— Поэзия питает человеческие души.

Кейт опустилась на пятки и медленно повернулась к деду. Человек напротив нее выглядел, как Стэнли Колдвелл. Он стоял там, ел хлеб, испачкав в масле усы, на нем были те же белые брюки и рубашка, которые всегда носил ее дед. Тот же фартук, что он повязывал каждое утро, прежде чем выйти из дома. Но говорил он не как ее дед.

— Это Грейс сказала?

Стэнли кивнул и, захватив кусок хлеба, прошел в магазин. Несколько минут спустя Кейт услышала, как он включил кофейный автомат. «Дедуля влип», — подумала она, раскладывая хлеб в чистые пакеты и скрепляя их зажимами. Стэнли справился. Вернулся к жизни. Кейт была за него рада. На самом деле.

Она достала этикет-пистолет и наклеила ценник на каждый пакет. Да, она была счастлива за Стэнли, но в то же время какая-то маленькая часть ее задавалась вопросом: когда же сама Кейт сможет настолько разобраться в своей жизни, чтобы двигаться дальше? Деду семьдесят один год. Уж если он смог снова начать жить, то у нее точно должно получиться.

Кейт вытащила карточный столик и поставила его в конце хлебного ряда. Она застелила его скатертью в зеленую и белую полоску и разложила на нем свой десяток булок.

Иден Хансен, владелица супермаркета «У Хансена», оказалась первым дегустатором.

— Доллар семьдесят пять центов за булку — это дороговато, — пожаловалась она. — Мелба продавала свой хлеб по доллару.

— Это было несколько лет назад, — объяснила Кейт, стараясь не отводить взгляда от глаз Иден, чтобы не таращиться на копну ее волос лавандового цвета. — Учитывая инфляцию, цены на коммунальные услуги и мой труд, это разумная цена, миссис Хансен.

Та поджала накрашенные пурпурной помадой губы:

— Откуда мне знать, что хлеб такой же вкусный, как и у Мелбы?

— Я пекла по бабушкиному рецепту, — ответила Кейт, твердо вознамерившись быть любезной, даже если это ее убьет.

— Даже не знаю…

— Погодите минутку, — подняла палец Кейт, затем сходила в подсобку, отрезала ломоть от булки, которую давала на пробу деду, разделила его на четвертинки и вынесла на бумажной тарелочке Иден. — Попробуйте.

Та пожевала.

— Как насчет доллара пятидесяти?

— Конечно, но только если я смогу прийти к вам в магазин и поторговаться из-за футболок и сластей CowPie.

Иден запрокинула голову и рассмеялась, вернее, этот звук можно было бы принять за смех, не превратись он в кашель заядлой курильщицы.

Смотрите, сказала себе Кейт и улыбнулась, я — общительный человек.

— Все твердят, что ты упряма, как осел, — заметила Иден, откашлявшись. — Но думаю, ты хорошая девушка. Я куплю хлеб за доллар семьдесят пять и сестре посоветую.

Упряма, как осел? Не особо льстит самолюбию, но Кейт была слишком счастлива из-за своей первой сделки, чтобы расстраиваться из-за такого. После ухода Иден она сходила в подсобку и разрезала остаток булки на порционные кусочки, разложила их на карточном столике и к концу дня распродала все до единой булки, да еще и заказы получила.

Позже, ночью, Кейт связалась по интернету с несколькими оптовиками, продававшими прекрасные ингредиенты для фокаччи, и в итоге заказала еще и маринованной спаржи и копченого чеддера.

Кейт прошлась по дому в поисках деда, чтобы рассказать ему о приобретениях, и обнаружила его сочиняющим поэму за кухонным столом. Рука с карандашом замерла над листом бумаги, а взгляд сосредоточился где-то в районе потолка.

— Какая рифма к слову «менять»?

— Удивлять?

Стэнли взглянул на внучку, затем записал на листке:

— Спасибо. Отличное слово.

Да уж точно, особенно чтобы описать поведение дедули в последнее время.

— Я кое-что заказала для магазина, — сообщила Кейт, ожидая бурю возмущения.

— Хорошо. — Стэнли настолько ушел в свою поэму, что остальное его не волновало.

На следующее утро Кейт испекла пятнадцать булок и десять из них продала к полудню. В полдень же поступил звонок с просьбой о доставке из «Саттерс Спорт». Как обычно, Стэнли протянул Кейт пакет с уже готовым заказом. Она не разговаривала с Робом с той ночи, когда они решили стать друзьями — или, по крайней мере, решили попытаться сделать это.

— Почему бы ему не прийти сюда и не забрать заказ самому? Мы же находимся всего лишь по другую сторону чертовой парковки!

— Кейти, мы не жалуемся на просьбы клиентов.

— А должны бы, если нас с клиентами разделяет всего лишь парковка, — проворчала Кейт, выходя из «M&С».

 

Глава 12

На улице было так солнечно, что Кейт, надевшая утром светло-зеленый свитер и черные джинсы, даже пальто набрасывать не стала. Идя через стоянку, она заглянула в продуктовый пакет и обнаружила там механический карандаш фирмы «Пэйпер Мэйт», тюбик клея «Крейзи Глу» и три пачки гранолы. Кейт прежде никогда не заходила в спортивный магазин Роба. Колокольчики, висевшие над одной из половинок двойных дверей, возвестили о ее приходе.

Темное полированное дерево и зеленая обшивка: вот что заметила сразу Кейт. Каноэ и каяки висели под потолком, а горные велосипеды были расположены перед несколькими рядами удочек и товаров для кемпинга. Она огляделась в поисках хозяина магазина, но, казалось, кроме нее здесь никого не было.

— Кейт!

Она подняла взгляд вверх, по стене, которая служила стендом для туристического снаряжения, к лофту. Там, глядя на свою гостью, стоял Роб, держась за перила, которые шли через весь лофт и вниз вдоль лестницы.

— Не могла бы ты принести это наверх, пожалуйста?

Стук каблуков по дереву эхом отражался от стен. Роб наблюдал, как приближалась Кейт, пока та поднималась по ступеням и заходила в его кабинет. В центре дубового стола стоял монитор с плоским экраном, а рядом клавиатура. Стопки бумаг, папок и журналов в беспорядке загромождали всю рабочую поверхность.

— Наконец-то! Ланч, — сказал Роб, направляясь к Кейт. На нем были джинсы и бежевая рубашка с закатанными рукавами. Он потянулся к пакету, и рукава скользнули вверх по предплечьям: насыщенный цвет ткани совпадал с глубокими затенениями на татуировке.

— Я не видела змею, когда была у тебя дома, — сказала, вручая пакет, Кейт. Роб посмотрел внутрь, затем снова перевел взгляд на нее.

— Мне пришлось вернуть Хлою заводчику, когда из больницы привезли Амелию. Не мог же я держать питона в одной квартире с шестифунтовой малышкой.

— Нет. Конечно, нет. — И потому что просто умирала от любопытства, Кейт спросила: — И сколько же ты был женат?

Саттер прошел в дальний угол кабинета, и впервые с их первой встречи она наблюдала за его походкой.

— С начала до самого конца — меньше года.

Широкие грациозные шаги Роба не выдавали ни малейших признаков ранения. Он двигался так легко, как будто в него никогда не стреляли из двадцатидвухмиллиметровой «беретты», и его колено не было раздроблено. Он положил пакет на поцарапанный верстак, заваленный перьями и нитками.

— Недолгий брак.

— Мы почти четыре года то сходились, то расходились. Нам не следовало жениться, но Луиза забеременела, и мы решили попробовать и дать нам шанс. — Вытащив из пакета карандаш и клей, Роб положил их на верстак. — Подойди-ка сюда. Я хочу кое-что показать тебе.

Кейт не считала, что измены увеличивают шансы брака на успех, но ей на самом деле не хотелось судить ни бывшую жену Роба, ни его самого, когда она ничего не знала об их отношениях. Или, может быть, она оправдывала поведение Саттера, потому что сегодня он выглядел невероятно привлекательным.

Пройдя через комнату, Кейт остановилась рядом с ним. Он низко наклонился, изучая что-то через лупу, прикрепленную к передней части маленьких тисков размера шприца без иголки.

— Я только что закончил эту сухую мушку. Форель в реке Биг Вуд не сможет устоять. Разве эта наживка не прекрасна?

Кейт знала, что это мушка. Та, которую используют при ловле рыбы, но прекрасная? Нет. Широкий серебряный браслет от Тиффани, который она только что получила по почте, вот что было прекрасным.

— Из чего она сделана?

Роб протянул руку, чтобы направить свет от лампы на s-образной ноге прямо на мушку.

— Тело из даббинга, и оперение из шерсти лося.

Кейт понятия не имела, что такое даббинг.

— Шерсти настоящего лося?

— Да.

Зачем?

— Где ты достал шерсть настоящего лося? — Она положила ладони на колени и наклонилась, чтобы получше рассмотреть.

— Обычно я покупаю ее, но именно эту я срезал прошлой осенью со шкуры лося, убитого Льюисом Пламмером.

Повернув голову, Кейт посмотрела на Роба. Его лицо было всего в нескольких дюймах от ее, достаточно близко, чтобы заметить разные оттенки зеленого в его глазах.

— Фу, — сказала Кейт, но голос ее прозвучал слишком низко, и ему недоставало отвращения. — Ты не мог взять искусственную шерсть?

Роб покачал головой.

— Я использую только натуральные материалы. — Продолжая смотреть в глаза своей гостьи, он спросил: — Хочешь увидеть мою желтую хижину? Она очень красива.

Эта его привычка придавать всему сексуальный намек была просто мальчишеской.

— Вот это да! Роб, я даже не знаю. Для этого тебе потребуется снимать штаны?

Он нахмурился, затем тихо рассмеялся: мягкий, ласкающий звук, который коснулся ее щеки.

— У тебя грязные мысли, Кейт, — Роб мельком посмотрел ей в лицо. — Но так получилось, что мне нравится это в женщинах.

Когда он положил ладонь на верстак и наклонился, рукав его рубашки задел плечо Кейт, которая наблюдала, как Саттер открывает одну из четырех деревянных коробочек размером с косметичку. Несколько слоев, которые раскладывались наподобие стремянки, открыли взгляду сотни мушек.

— Она должна быть прямо здесь, — сказал Роб, легонько перебирая нимф пальцами. Он закрыл коробку, затем открыл ящик верстака. — А-а-а, вот ты где!

Выпрямившись, Роб взял руку Кейт и положил светло-коричневую пушистую мушку ей на ладонь. Грубые волоски торчали вокруг ушка крючка, как ветки кустарника. Волоски были и ниже на стержне, обвитом желтой нитью, и торчали на конце, как маленький хвостик.

— Хижина — это стиль, — объяснил Саттер, трогая мушку. Кончик его пальца дотронулся до линии жизни на ладони Кейт, и это прикосновение обожгло ей нервы.

— Это твоя хижина?

— Да. Темный мех — это гризли, а светло-желтый — годовалого лося. Я потратил большую часть зимы, чтобы сделать ее как надо.

Ладно, может быть, в этот раз Кейт ошибалась насчет сексуальных намеков, но она не стала зацикливаться на этом, потому что кожу ее локтей начало странным образом покалывать: так, казалось, было всегда, когда ее касался Роб. И в этот раз она ощутила странную пустоту в животе. С трудом сглотнув, Кейт велела себе не быть смешной. Это не тот мужчина, из-за которого она должна чувствовать слабость. На нем огромными буквами написано «СТРАДАНИЯ». И да, предполагалось, что Кейт работает над своим пессимизмом. Но это не значило, что Роб не может разбить ей сердце.

Пока ее благоразумная голова пыталась взять под контроль ее глупое тело, Саттер как будто не замечал хаоса, причиной которого послужил, и казался таким довольным мушкой, что Кейт не нашла в себе сил сказать, что эта шерсть гризли и лося была отвратительна.

— Ты давно занимаешься вязанием мушек?

— О, да, — взгляд Роба поднялся по ее руке, к ее губам и, наконец, к глазам. — Отец меня научил, когда я был ребенком. — Он забрал у Кейт желтую хижину и положил на ее место мушку, которая выглядела, как маленькая мышка. — Это ондатра. Форель в Биг Вуд не клюнет на нее, такая наживка больше подходит для окуня и щуки.

Роб все еще держал руку Кейт, пока та смотрела на невероятно натурально выглядевшего грызуна.

— Только не говори мне, что это ухо настоящее.

Саттер усмехнулся:

— Нет. Оно из кожи.

Слава богу. Взгляд Кейт скользнул вверх мимо маленького белого шрама на подбородке Роба, по носу с легким искривлением, которое она заметила сразу же, еще в первую встречу, к его глазам.

— Это тоже сделал ты?

— Да. Мне понадобилось много времени, чтобы волоски были идеальной длины.

Кейт не знала, что удивляло ее больше: то, что бывший хоккеист с большими руками мог связать что-то настолько замысловатое, или что он вообще интересовался вязанием нимф. Или, возможно, тот факт, что они на самом деле по-настоящему беседовали. Как взрослые.

— Это так мило, Роб.

— У меня их около тысячи.

— Ого, много!

Его взгляд опустился на ее губы.

— Вязание помогает мне не думать о других вещах.

— Каких?

Не отрывая глаз от ее рта, он покачал головой:

— Не спрашивай.

— Почему?

— Это одна из тех вещей, которые я должен показать тебе? — Его взгляд вернулся к ее глазам, а голос стал ниже: — Хочешь, чтобы я показал тебе, Кейт?

От того, как он произнес ее имя, мягко и грубо одновременно, как будто занимался с ней любовью, ее горло пересохло. Она с трудом сглотнула, но Роб не ждал ответа. Он скользнул ладонью вверх по ее руке к плечу… шее. Его пальцы запутались в волосах Кейт, и он сжал ее затылок. Медленно притянул к себе, и она не сопротивлялась, увлекаемая сексуальным обещанием в его зеленых глазах.

— Я думала, мы собираемся быть просто друзьями, — умудрилась выдавить Кейт, прежде чем полностью потеряла разум.

— Мы оба знали, что долго это не продлится.

Он склонил к ней голову, но в последний момент Кейт отвернулась. Губы Роба коснулись ее щеки, и он проложил дорожку поцелуев к ее шее.

— Но это была твоя идея.

— Теперь я придумал кое-что получше, — Кейт почувствовала его жаркий рот прямо под ухом. — Хочешь услышать?

Положив руку ему на плечо, она покачала головой.

Роб все равно продолжил:

— Я думаю, мы должны пообжиматься, как подростки. Просто потереться друг о друга и посмотреть, что произойдет.

Кейт знала, что произойдет, и какая-то предательская часть ее естества хотела этого. Та предательская часть, которая хотела забыть. Забыть, что ей лучше не стоит влюбляться в Роба Саттера. Забыть, что он был «плохим риском», и заняться поцелуями, обжиманиями и всем остальным. Та часть ее, которая уже очень давно не чувствовала себя хорошо, но Кейт была сильнее этой предательской части.

— Это плохая затея.

Роб тихо засмеялся возле подбородка Кейт, и теплая дрожь прошла по ее шее:

— А часть меня считает, что это очень хорошая затея.

Кейт боялась, что знает, о какой именно части он говорит. О той части, до которой она дотронулась несколько дней назад.

— Я хочу обниматься с тобой, как будто нам шестнадцать, и мы на заднем сиденье автомобиля. Не снимая одежды, — прошептал он. — Трогать тебя везде, затем забраться под твою рубашку. — Но он не трогал ее руками. Вместо этого он заставил ее откинуть голову и скользил открытым ртом по ямке на ее шее. — Ммм, ты такая вкусная прямо здесь. Твоя кожа, как десерт.

Кейт закрыла глаза, когда Роб мягко втянул ее кожу в свой жаркий, страстный рот. Ей нравился десерт. Десерт — это хорошо, а этот мужчина прекрасно знал, как заставить женщину захотеть стать его десертом. И был очень хорош в пробуждении жажды в каждой клеточке ее тела. Каждый его вздох рядом с ее кожей шептал о его желании и голоде, и ее тело откликалось на этот зов. Ее грудь отяжелела, а соски стали твердыми. Кейт сжала колени, чтобы не упасть на пол. Роб был очень хорош в том, чтобы заставить ее хотеть его, заставить забыть, что она должна его остановить.

— Сейчас ты должен прекратить, — сказала она, открывая глаза. Нимфа выпала из руки Кейт. И она положила ладони на грудь Роба. Она просто не могла заставить себя выйти из его объятий. Не сейчас.

— Прекращу. Немедленно. — Его рука скользнула вокруг ее талии, и он прижал Кейт к себе. Крепко. Животом она чувствовала, какой он твердый, и желание заструилось у нее между ног. Роб прижался лбом к ее лбу:

— Скажи мне, что ты не сумасшедшая.

— Что?

— Ты ведь не сумасшедшая, Кейт?

Прямо сейчас она чувствовала себя немного сумасшедшей. Плохо понимающей, что происходит. Желание столкнулось со здравым смыслом.

— Нет.

— Преследовать, досаждать или стрелять в кого-нибудь?

Он хотел знать, что она не была еще одной Стэфани Эндрюс. Психопаткой, которая выследила его с двадцатидвухмиллиметровой «береттой» после «хорошего секса». Желание, затуманившее мозг Кейт, рассеялось достаточно для того, чтобы она высвободилась из объятий Саттера.

— Я на досуге погуглила про тебя.

Он нахмурился и покачал головой, как будто пытался прояснить сознание:

— Ты что сделала?

— Поискала про тебя информацию в интернете.

— А-а-а, — Роб отвернулся, как будто она окатила его холодной водой. — Прочитала все пикантные подробности моего прошлого?

— Я не знаю, прочитала ли их все, но теперь я понимаю, почему ты отверг меня в ту первую ночь в Сан-Вэлли.

Роб подошел к верстаку и, повернувшись к Кейт широкой спиной, стал разбирать пакет из магазина. Затем взял карандаш и разорвал упаковку.

— Когда в парня стреляют, это обычно лишает его желания иметь случайные связи. — Он вытащил карандаш и бросил его на стол. — Это также приводит парня к разводу. Хотя, думаю, я, вероятно, был обречен на провал еще до начала нашей истории.

Кейт подошла к нему:

— Ты любил ее?

— Стефани Эндрюс? — он посмотрел на Кейт через плечо. — Черт, нет!

Кейт никогда не понимала, как мужчина может любить свою жену и все же изменять ей.

— Я имела в виду твою жену.

Он кивнул, раскручивая карандаш:

— Да, я любил ее. Проблема в том, что большую часть времени она не нравилась мне. И я тоже не нравился ей. На самом деле мы ладили только в постели, а это было не так уж часто. Или я был на выездных играх, или мы ругались.

У Кейт никогда не случалось такого, чтобы она любила кого-то, но он ей не нравился. Нет, проблема была в том, что она любила мужчин, которые недостаточно любили ее.

— И все же я бы предпочел другой финал моего брака. — Роб вытащил пружину и стержень и отложил их в сторону. — И моей карьеры тоже.

— Более достойный?

— Достойный? Да, это хорошее слово. Когда в тебя стреляют, это лишает достоинства. Приходишь в себя на больничной койке с трубками, торчащими из твоего живота и… других мест. Ты слаб и беспомощен, и все в этом деле просто полный отстой.

Кейт полагала, что для любого мужчины слабость и беспомощность стали бы трудным испытанием. Но для мужчины, подобного Робу, привыкшему кулаками принуждать соперников подчиняться, это было в высшей степени тяжело.

— И потом, когда ты, наконец, снова можешь стоять на ногах, оказывается, что вся твоя жизнь изменилась. Нет ни работы. Ни жены. Ничего, кроме грязи в интернете, которую может прочитать любой желающий. — Он достал моток ниток из упаковки и отрезал немного. — А также нет интимной жизни.

Кейт не думала, что Роб говорил о чем-то вроде влюбленности. Она, так сказать, из первых рук знала, что физически он был способен заниматься сексом. И не был женат, хотя кольцо на пальце, очевидно, в прошлом ему не мешало.

— И сколько же у тебя нет интимной жизни?

— Ты спрашиваешь, сколько времени у меня не было секса? — взглянул на нее Роб.

Они оба знали, что именно это ее и интересовало, так к чему отрицать?

— Да.

Уголок его рта опустился:

— Забудь об этом.

— Шесть месяцев?

Он отвернулся.

— Год? — Она знала из опыта допросов множества людей, что чаще всего ответ крылся в том, что не было сказано.

— Брось, Кейт.

— Два года.

Он повернулся к ней лицом, положив нить:

— Ты, кажется, ужасно заинтересована моей сексуальной жизнью.

— Ты сам заговорил об этом, — Кейт пожала плечами. — Не сказала бы, что я ужасно заинтересована. Я бы назвала это небольшим любопытством.

— Что конкретно тебе любопытно? — Он сделал шаг по направлению к ней. — Как давно это было? Или как бы все случилось между нами? — Его веки опустились, прикрывая глаза. — Должен признать, что меня самого это интересует.

Кейт сделала шаг назад.

— Ты и я, занимающиеся сексом друг с другом, — плохая затея.

— Ты уже говорила это, — Роб шагнул вперед.

Кейт вытянула руку вперед, как регулировщик.

— Стой. Мы не можем заниматься сексом.

— Конечно, можем. Нам обоим больше двадцати одного, и никто из нас не сумасшедший. Я хочу тебя и знаю, что ты хочешь меня. Ты захотела меня в первую же нашу встречу, и теперь, зная тебя, я думаю, что был идиотом, не затащив тебя в свой номер.

Было несколько хороших причин, которые не имели никакого отношения к возрасту. Одну из них Кейт высказала:

— Вот почему я не могу заняться с тобой сексом.

Саттер решительно шагнул к ней, и ее ладонь коснулась его рубашки.

— Ты все еще злишься, что я не затащил тебя к себе в номер?

Кейт покачала головой, и волосы упали ей на плечи.

— Я не могу заняться с тобой сексом, потому что сейчас знаю тебя.

— Но ты собиралась заняться со мной сексом, когда не знала меня? — Роб схватил ее за запястье. — В этом нет никакого смысла.

— Нет, есть. — Она посмотрела ему в глаза и попыталась объяснить: — Той ночью в Сан-Вэлли тебе полагалось стать частью моей фантазии. Фантазии о том, как я сняла незнакомца в баре. Предполагалось, что я использую тебя, а потом дам пинка под зад.

— Ты все еще можешь сделать это.

— Нет. Теперь ты настоящий, — Кейт попыталась вырваться, но он не отпустил ее. — Ты убил все мои фантазии.

— Я создам для тебя новые фантазии. Бог свидетель, у меня их сотни, — Роб поднял ее руку к своим губам. — Хочешь услышать хоть одну? — спросил он, уткнувшись ей в ладонь, но не стал ждать ответа: — Моя любимая фантазия, где ты одета в свои черные ботинки в стиле садо-мазо.

Кейт прекратила попытки вырваться. Он мечтал о ней? Ни один мужчина никогда не признавался, что мечтает о ней. О ней. Кейт Гамильтон и ее тридцать девятом размере обуви. Она почувствовала, что слабеет. Почти сдается. Она должна уйти. Убежать. Быстро. И она так и сделала бы. Но сейчас не могла вспомнить свои собственные фантазии. Казалось единственно верным, что Роб должен поделиться своими.

— А что еще на мне?

— Ничего.

— А во что ты одет?

— В стояк и улыбку.

Кейт не знала, должна ли рассмеяться или притвориться оскорбленной. Роб выглядел серьезным, если не считать дразнящих морщинок улыбки в уголках его глаз.

— И где происходит твоя фантазия?

— В моей постели, — он положил ладонь ей на шею, а другой скользнул к ее талии. — На моем бильярдном столе, — он притянул Кейт так близко, что ее грудь коснулась его рубашки. — В моей машине. — Дразнящие морщинки в уголках его глаз исчезли к тому моменту, как он добавил: — Прямо здесь. Везде, где бы я ни был. — Роб наклонил голову и сказал прямо ей в губы: — Ты звезда всех моих фантазий, — и поцеловал ее. Нежная ласка губ и языка в потрясающем контрасте с тяжелым, быстрым биением ее сердца.

Кейт скользнула рукой по мощной шее Саттера и прижалась к нему, ее отяжелевшие груди вжались в его мышцы. Ее соски затвердели. Она хотела этого. Этой горячей жидкости, разливавшейся по ее венам и собиравшейся между ног. Заставлявшей ее чувствовать себя желанной, нужной. Ее кожа зудела от потребности в сексе. Это было неправильно. Это было плохо для нее. Но… прошло так много времени с тех пор, как мужчина хотел ее в любом месте, где бы он ни был. Много времени с тех пор, как она чувствовала эти тяжелые рывки желания, захватившего ее и выгнавшего пессимиста из ее головы.

И Кейт поцеловала Роба глубоким страстным поцелуем, который заставил его застонать ей в губы. У него был вкус гранолы, желания и секса. Роб обхватил ее грудь через свитер, и Кейт выгнулась, прижимаясь к его каменно-твердому пенису, чувствуя его тяжелую длину, прижатую к низу ее живота.

Свободной рукой Роб обхватил ягодицы Кейт и заставил встать на носочки. Он вжимался в соединение ее бедер, пока его большой палец потирал ее затвердевший сосок. Назад и вперед, неторопливый ритм в идеальном сочетании с движениями его члена, которым он терся о ее пах. Сводящий с ума, потерянный стон слетел с губ Кейт, когда она запустила пальцы в волосы Робу.

Звон колокольчиков у двери едва пробился сквозь звук их тяжелого дыхания.

— Мистер Саттер?

Роб выпрямился и убрал руку с ягодиц Кейт. Он смотрел в сторону входа в магазин, откуда доносились два мальчишеских голоса.

— Вы здесь?

— Дерьмо, — Роб убрал другую руку с груди Кейт и посмотрел на часы. — Я забыл, что сказал этим ребятам подойти, — он снова посмотрел на Кейт. Его глаза были полны желания и голода. — Дайте мне несколько минут, и я спущусь, — хрипло крикнул он.

— Хорошо.

— Стой здесь и жди меня, Кейт. Я долго не задержусь.

Она сделала глубокий вдох, и трезвость ее рассудка частично вернулась. По крайней мере, достаточно, чтобы Кейт сделала шаг назад.

— Нет.

Роб потянулся к ней, но она отодвинулась, и его рука схватила пустоту. Кейт сделала еще несколько шагов назад, прежде чем он смог коснуться ее и заставить передумать. Прежде чем он смог заставить ее забыть, что он был просто сердечной болью номер двадцать шесть. Самой последней в длинном списке мужчин, которые не подходили ей. И это говорил не ее внутренний пессимист. Это было правдой.

Как раз когда она уже была у лестницы, Роб сказал:

— Ты не сможешь говорить «нет» вечно, Кейт Гамильтон. Однажды я заставлю тебя сказать «да».

Кейт не отважилась остановиться. Она зашагала вниз по лестнице и дальше через магазин. Положив руку на дверную ручку, она остановилась и взглянула через плечо. Саттер стоял наверху, сжимая перила.

— Когда-нибудь очень скоро, — добавил он.

Сворачивая заячий даббинг и желтую нить в длинную, тонкую полоску, Роб насвистывал "Sex Type Thing". Он прикрепил катушку к одному концу, затем обвил даббингом ножку трехдюймового крючка, закрепленного в тисках. Несколько пушистых прядей даббинга упало ему на джинсы, затем слетело на кончик белого носка.

Пока Скотт Вейланд пел о том, как быть мужчиной, который может дать женщине что-то, что она никогда не забудет, уголки губ Роба приподнимались в улыбке. Кейт не думала, что секс — хорошая затея, но она явно ошибалась. Сегодня он честно предупредил о том, что собирается заставить ее передумать. И был совершенно серьезен. Он собирался дать ей что-то, что она не забудет.

Обвив нитью и даббингом ушко крючка, он покрутил катушку и ослабил полоску. Когда музыка прекратилась, часы на камине в гостиной прозвенели десять раз. Роб хотел Кейт. Она хотела его. Она не была сумасшедшей. Секс был неизбежен.

Оба раза, когда он целовал ее, она отвечала ему так, как будто никогда не собиралась останавливаться. Она таяла рядом с ним, такая горячая, что его волосы чуть не загорелись. Он трогал ее грудь и толкался своим напряженным членом в нее, и если бы в магазин не пришли эти мальчишки, Кейт оказалась бы голой и прижатой к стене прежде, чем поняла бы, что происходит.

Катушка закачалась, когда Роб стал убирать излишек даббинга с нити. Повернувшись на стуле, он выбрал черное с золотым длинное птичье перо с подноса, где лежали рассортированные перья и мех. Очистил бородки, затем прикрепил стебель к крючку тремя крепкими витками нити.

Роб не хотел знать, что чувствует к Кейт, кроме того, что хотел видеть ее на спине в своей постели. Она была упрямой, острой на язык и любила соперничество, но он не возражал против этих качеств в женщине.

Он прикрепил щипцами пару перьев к кончику пера и загнул их по направлению к изгибу крючка. Руки Роба размеренно двигали щипчики вперед и назад, загибая перья над и под крючком.

Кейт была самостоятельной и верила, что может чертовски хорошо сама о себе позаботиться. Некоторым мужчинам это в ней не нравилось, но Роб и против этих качеств не возражал. На самом деле ему были не по душе прилипчивые, нуждающиеся в постоянной опеке женщины.

На изгиб крючка он проволокой привязал птичье перо, затем загнул его вверх по стержню по направлению к ушку. Кейт была умной, красивой и сексуальной. Важнее всего то, что она не была сумасшедшей.

Беспроводной телефон, лежавший рядом с его локтем, зазвонил. Роб взглянул на номер звонившего, выключил звук стереосистемы и, нажав кнопку приема, сказал:

— Привет, Лу, что случилось?

— Ну, я тут подумала… — начала его бывшая.

— О..?

— О нашей беседе той ночью, и я не хочу, чтобы ты думал, что я разозлилась из-за Пасхи. — Роб разжал щипцы и положил их на верстак. — Амелия еще маленькая, и она ничего не запомнит. И кроме того, это все равно не твой уикенд.

Неожиданно разумные слова Луизы обеспокоили Саттера:

— Ты с кем-то встречаешься?

Последний раз, когда она была такой милой, случился, когда его бывшая влюбилась в командира «Боинга». Луиза хотела, чтобы, пока она слетает в Канкун со своим новым мужчиной, Роб побыл с Амелией. Что Саттер и был счастлив сделать. Отношения с тем парнем быстро закончились неудачей, и Лу начала намекать на примирение.

— Нет, — ответила она. — Я больше не хожу на свидания.

Роб встал и повертел головой из стороны в сторону, разминая шею:

— Почему нет?

— Потому что я думаю, мы с тобой должны дать нашим отношениям еще один шанс. Мы стали старше и мудрее. Нам нужно думать о будущем Амелии.

Вот оно. Совершенно открыто, и Роб больше не мог это игнорировать:

— Почему ты теперь начинаешь этот разговор по телефону? Я собираюсь приехать через несколько дней.

— Не хотела огорошить тебя, как только ты переступишь порог. Я хотела, чтобы ты подумал об этом, прежде чем приедешь. — Она сделала глубокий вдох и выдохнула: — На этот раз, Роб, у нас все получится.

Он вышел из комнаты и выключил свет.

— Мы говорили об этом. Когда я переехал в Госпел. Ты не была бы здесь счастлива, а я несчастлив в Сиэтле.

— Мы могли бы как-нибудь справиться с этим.

Роб вошел в спальню и прошел мимо развлекательного центра к большому окну.

— Ты бы все здесь возненавидела. Никакого «Нордстрома» или джазовых клубов, или ужинов в «Фор Сизонс». — Он посмотрел на темный берег озера Фиш Хук и добавил: — А ближайший кинотеатр в часе езды.

Молчание протянулось через сотни километров, и Роб был уверен, что нет ничего, что Луиза может сказать, чтобы заставить его подумать о примирении. У них было слишком много обломов в прошлом.

— Амелия скучает по тебе.

Кроме этого. Закрыв глаза, он прислонился лбом к стеклу:

— Чем она занимается?

— Она спит.

Роб не был там, чтобы уложить дочку в постель. Он любил, когда малышка засыпала у него на руках, относить ее в колыбель, которую недавно превратил в кроватку. Чувство вины сжирало его изнутри, но он напомнил себе, что не мог бы укладывать в постельку Амелию каждую ночь, даже если бы все время жил в своем лофте в Сиэтле.

— Уверена, мы можем справиться с этим и стать семьей. Ты подумаешь об этом?

Семьей. Они на самом деле никогда не были семьей. Роб любил свою дочь, и когда-то он любил Луизу. Мысль о счастливой семейной жизни очень привлекала его, потому что он часто чувствовал себя одиноким, но ключевое слово здесь было «счастливой». Могли ли они с Луизой быть счастливы вместе? Он не знал.

— Я подумаю об этом, — сказал Роб.

Нажав кнопку отбоя, он бросил телефон на стоявшее поблизости кресло. Потер лицо ладонями и посмотрел на озеро. В последние несколько часов поднялся ветер, и по поверхности воды бежали черные волны.

Он подумал о своей бывшей жене, представляя ее потрясающее лицо и убийственное тело. Когда-то она казалась почти идеальной женщиной.

Превосходным симбиозом естественной красоты и дорогостоящего ухода. И Луиза хотела попытаться снова жить вместе с ним. Проблема была в том, что когда Роб был рядом с ее убийственным телом и потрясающим лицом, у него не возникало непреодолимой потребности схватить Лу и уткнуться носом ей в шею. Не было этого скручивавшего и раздиравшего на части желания, которое заставляло его хотеть провести руками по ее телу.

Кейт заставляла его чувствовать все это. Он хотел ее так, как мужчина должен хотеть женщину. Она заставляла его испытывать острую, животную потребность схватить ее, бросить на пол и заняться этим. Вот что должен чувствовать мужчина к своей бывшей жене, когда он обдумывает возвращение к ней. Но было ли желание или недостаток желания причиной наотрез отказаться от этой идеи? Было ли между ними что-то хорошее, кроме секса? Когда они с Луизой были женаты, секс был хорош, но все остальное оказалось полным отстоем. Так что же хорошего, кроме секса, было между ними, что позволило бы им опять стать семьей?

Мысли обо всем происходящем безостановочно вертелись в голове у Роба, пока в висках не начало стучать, а головная боль не стала такой сильной, что он уже вообще едва мог соображать.

По-настоящему ясным стало только одно. Пока он не разберется со всем этим, он должен отказаться от Кейт Гамильтон.

Он выучил урок о том, что значит говорить о примирении с одной женщиной, пока спишь с другой. Он это уже проходил, и ему не нужны были опять такие проблемы.

 

Глава 13

До Пасхи оставалось пять дней, так что на следующее утро вместо хлеба Кейт приготовила кое-что другое. Она испекла кексы и покрыла их толстым слоем белой глазури. Покрасила зеленым мякоть кокоса, уложила ее в виде травы и пристроила сверху маленькие сладкие яйца колибри.

Когда Кейт втыкала шпажки в кексы, чтобы те выглядели как маленькие рукоятки, ее мысли вновь обратились к Робу, вокруг которого почти неотступно вертелись со вчерашнего вечера.

«Ты не можешь говорить «нет» вечно, Кейт Гамильтон. Однажды я заставлю тебя сказать «да», — предупредил он. — Когда-нибудь очень скоро».

Эта угроза беспокоила ее. Нет, она даже не думала о физическом насилии. Кейт ни на секунду даже в голову не пришло, что Роб мог бы принудить ее к чему-нибудь. Нет, она беспокоилась из-за своего влечения к нему, беспокоилась, что если он прошепчет, что ее кожа, как десерт, а сама Кейт царит в его фантазиях, то она снова потеряет силу воли и весь разум.

Кейт знала, что Роб представляет из себя. Она уже встречалась с такого рода мужчинами. И не хотела еще одних безнадежных отношений. Но какая-то часть ее имела привычку забывать об этом, когда Кейт оставалась наедине с Саттером. В следующий раз, когда он попросит доставить ему продукты, делать это придется ее деду.

Она положила последнее маленькое яйцо на последний кекс и отступила на шаг, чтобы полюбоваться на свою работу.

— Марта Стюарт, где бы ты ни была, можешь кусать локти от зависти.

К полудню Кейт продала все пять дюжин и получила заказы еще на столько же.

В два часа, пока Стэнли сидел в офисе и работал над поэмой, Регина Клэдис пришла за мясом для окорока, красной картошкой и упаковкой молодой моркови.

— Тиффер приехал домой погостить, а он обожает мое жаркое.

— Надолго он останется? — спросила Кейт, пробивая мясо и кладя его в пакет.

— До понедельника после Пасхи, — ответила Регина, копаясь в большой сумке.

— Возможно, вам и Тифферу понравилось бы желе «Халапеньо».

Регина подняла глаза и нацепила тяжелые очки на переносицу короткого носа.

— Халапеньо что?

— Желе «Халапеньо». Оно очень хорошо сочетается с творожным кремом, и его можно намазать на крекеры. Или вы можете намазать им рогалик.

— Нет, спасибо. Я не ем рогалики, и это желе звучит ужасно.

— Не понимаю, почему никто в этом городе не попробует его, — Кейт вздохнула и пробила морковь.

— Нам нравится наше желе из фруктов, — пояснила Регина. — Когда я только переехала, мне тоже было трудно приспособиться. Ко мне относились, как к чужаку, так же, как к тебе сейчас.

А Кейт и не знала, что к ней относятся, как к чужаку.

— Правда?

— Да. Мы с Миртл Лейк претендовали на одну и ту же вакансию в библиотеке, и когда не Миртл, а я получила это место вместо нее, здесь был большой шум, потому что я была нездешней. Люди разозлились и перестали ходить в библиотеку.

— Откуда вы?

— Я родилась и выросла в Чаллисе.

Чаллис звучало знакомо.

— Где это?

— Примерно сорок миль к северу.

Кейт высказала то, что, как она полагала, было очевидно:

— Но это же рядом.

Регина покачала головой и сказала с совершенно непроницаемым лицом:

— Нет, это в соседнем округе.

Кейт собиралась спросить, почему считалось, что люди из города в сорока милях к северу не входят в число местных, но прикусила язык. Лучше не задавать много вопросов. Особенно, когда ты получаешь на них ответы. А ответы обычно вызывали у Кейт нервное подергивание левого глаза и нахмуренный лоб. Нахмуренный лоб мог стать причиной морщин, тик — опухоли, а Кейт такие неприятности были совсем ни к чему.

— Однако люди, в конечном счете, стали относиться ко мне теплее. Также будет и с тобой. Черт возьми, да шериф Тэйбер женился на девушке из Калифорнии. Если город смог пережить эту актрисочку, они примут то, что внучка Стэнли — из Лас-Вегаса. Потому что иногда мы все отправляемся в Город греха, чтобы поиграть в азартные игры и посмотреть шоу. Так что эту пилюлю легче проглотить.

— А что не так с Калифорнией? — спросила Кейт, прежде чем подумала о том, что делает.

— Да там полно хиппи, наркоманов и вегетарианцев, — Регина произнесла все слова с одинаковым презрением. — Конечно сейчас, когда Арнольд стал губернатором, он заставит штат измениться быстрее, чем ты скажешь «я вернусь». Кстати, у него есть дом в Сан-Вэлли, ты знаешь?

— Да, я знаю, — нажимая на кнопку «сумма», Кейт нахмурилась. Будет умнее, если она больше не станет задавать вопросов.

Роб засунул папку, набитую накладными и прайс-листами, под мышку и решил, что пора и домой. Полная луна и восьмидесятиваттная лампочка освещали маленькую парковку за «Саттерс Спорт». Была четверть двенадцатого. Он провел пять часов после закрытия магазина, собирая специальные прокатные комплекты для группы бой-скаутов, которая планировала путешествие в самом начале июня. Утром Роб уезжал в Сиэтл и хотел, чтобы все комплекты были готовы до его отъезда, так он мог посвятить все свое внимание дочери.

Он все еще не решил, что собирается сказать Луизе по поводу примирения. Задвинув эти мысли в самый дальний уголок мозга, Роб с головой погрузился в работу. Теперь все было сделано, а он по-прежнему не хотел думать о бывшей жене. Может, лучше было бы подождать и посмотреть, что он почувствует, оказавшись в Сиэтле.

Саттер запер магазин и забрался в свой «Хаммер». «Саттерс Спорт» откроется менее чем через неделю, а сдача туристического снаряжения в прокат уже отнимала у Роба много времени.

Объезжая здание, он заметил, что в глубине «М&С» все еще горит свет. Более яркий, чем от лампочки, которую Стэнли всегда оставлял зажженной в углу рядом с прилавком. Подъехав к торцу продуктового магазина и заглушив мотор, Роб вышел из «Хаммера» и три раза постучал в деревянную дверь.

Покачиваясь на каблуках, он спрашивал себя, зачем так поступает. Время позднее, а у него еще куча дел, которые надо закончить до отъезда.

Прошло несколько мгновений, прежде чем из-за закрытой двери раздался голос Кейт:

— Кто там?

— Роб. Что ты здесь делаешь в такое время?

Щелкнул замок, и Кейт высунула голову наружу. Свет из магазина заливал ее сзади, скользя по прекрасным рыжим волосам, окружая ее нежным сиянием. Внезапно Роб понял, зачем пришел.

— Работаю, — ответила она. — А что ты здесь делаешь так поздно?

Неважно, как сильно он старался или что происходило в его жизни, он, казалось, не мог держаться от нее подальше. Его тянуло к ней, как корабль тянет к сияющему в ночи маяку.

— Я только что закончил с делами в магазине. — Изнутри донесся запах теплого пирога, и Роб не знал, что вызывало в нем бòльший голод: вид Кейт или аромат ее выпечки. — Ты что-то печешь?

— Да. — Она открыла дверь шире и встала перед ним в белой футболке с парой красных игральных костей на груди и написанными над ними черным словами «Ты счастливчик?». В петли на поясе обтягивающих джинсов был продет коричневый ремень.

— Я пеку семь дюжин кексов на завтра.

Без сомнения, Кейт была лучше пирогов. Она не пригласила его войти, но не возразила, когда он прошел мимо нее в подсобку магазина. Роб прошел мимо ножа для резки мяса и точильного станка к пекарне в углу большой комнаты. Несколько дюжин кексов стояли на столе из нержавеющей стали в нескольких метрах от двух промышленных духовок. Роб сказал себе, что не задержится надолго.

Из колонок вместо песен Тома Джонса доносился женский голос, поющий о том, что она не будет по кому-то скучать, когда доберется до Джексона. Роб не знал песню, но на самом деле он не особо интересовался музыкой для девчонок. Особенно развязными тоскливыми вещичками, которые всегда были об одних и тех же трех проблемах: любовь, разбитые сердца, мужчины-ослы.

— Слышала, ты будешь буксировать платформу начальной школы на пасхальном параде в субботу, — сказала, закрывая и запирая дверь, Кейт. — Как тебя в это втянули?

Роб повернулся, наблюдая, как она идет к нему. Он намеренно задержал взгляд на этих костях на ее груди, а потом занялся относительно безопасным созерцанием ее волос. Они свободно рассыпались по плечам и сияли глубокими оттенками рыжего и золотого в свете длинных флюоресцентных ламп. Только вчера Роб сжимал эти волосы в руках, целуя ее шею, и знал, что на ощупь они были такими же мягкими, как на вид.

— Меня попросила директор школы.

Кейт открыла шкафчик и потянулась, чтобы снять что-то с верхней полки. Взгляд Саттера пробежал по всему стройному женскому телу до самых ног в тапочках «Тасманские дьяволы».

— С тобой легко справиться, — сказала она, снимая коробку с пакетами для заморозки «Зиплок».

— Где твоя обувь?

Кейт опустила глаза, затем снова подняла их.

— Дома. Эти намного удобней. — Она поставила коробку рядом с промышленным миксером. — Думаю, у моего деда серьезные намерения относительно твоей мамы.

Роб знал, что Стэнли нравится матери, но она никогда не говорила, что тот волнует ее больше, чем просто друг.

— Почему ты так думаешь?

Уголки розовых губ Кейт приподнялись:

— Сейчас он пишет поэму, и они начали критиковать стихи друг друга.

— Когда они этим занимаются?

Она надела на руки прихватки с Томом Джонсом:

— Каждый вечер, после того как он заканчивает работу.

— Каждый вечер? — Мать ничего не говорила. Роб присел на стальной прилавок и скрестил руки на груди, обтянутой зеленой рубашкой с названием магазина и логотипом в виде рыбы на нагрудном кармане. — Сколько это уже длится?

— Да после нашего ужина у нее дома на прошлой неделе, — Кейт вытащила два подноса с кексами и поставила на прилавок рядом с Робом. — Он каждую ночь поздно возвращается домой.

Роб наблюдал, как она наклонилась и вытащила еще два противня из второй духовки.

— И как поздно?

— В десять. Для него это поздно. Обычно он всегда отправляется спать сразу после выпуска новостей в девять тридцать на канале «Фокс», а иногда даже не ждет окончания спортивных вестей.

— Мама на самом деле ничего не говорила, но я рад, что у нее есть кто-то, с кем можно разделить ее интерес к поэзии.

С кем-то, кто не был им.

Кейт выложила кексы на прилавок и начала расставлять их.

Роб велел себе уходить. Потому что если он останется, то коснется ее. Если он коснется ее, то пропал. Но он просто не мог заставить себя выйти за дверь. Не сейчас. Вместо этого он спросил:

— Помощь нужна?

Кейт взглянула на него уголком глаза и улыбнулась:

— Ты добровольно вызываешься помочь мне с выпечкой?

За исключением гранолы, которую он делал, потому что у него была от нее зависимость, Роб не слишком интересовался готовкой. Он уйдет через минуту.

— Конечно.

— Как мило, но тебе не повезло. Это была последняя партия. — Кейт вручила ему пакеты для заморозки: — Если хочешь помочь, можешь сложить в каждый по шесть кексов. Но не горячих. Кексы будут слишком мягкими, если не дождешься, пока они остынут.

— Скажи еще разок, сколько ты сделала? — спросил он, вытаскивая пластиковый пакет.

— У меня было заказано пять дюжин, и я сделала еще две для продажи в магазине.

Отступив, она положила большую чашу в раковину с мыльной водой.

Хозяйственность была новой стороной натуры Кейт и удивила Роба, но опять же, он не понимал, почему его это удивило. Он на самом деле не знал всего, что можно было узнать о ней. А привело его в недоумение то, что он хотел узнать больше. Взглянув на Кейт, он открыл пакет и засунул в него несколько кексов.

— Думаешь, продашь все двадцать четыре?

— Я знаю, что продам, — она посмотрела на него. — Я нашла ключ к тому, как продать что угодно жителям этого города.

Роб закрыл пакет и взял другой:

— И что же это за ключ?

— Давать бесплатно на пробу, — ответила Кейт, затем сосредоточилась на мытье посуды. — Они делают покупки тогда, когда получают бесплатные образцы. — И покачала головой: кончики прямых рыжих волос коснулись ее спины. — Я думала, что дедушка впустую тратит деньги, раздавая бесплатный кофе, но пришла к выводу, что этим он завлекает людей в магазин. Когда они здесь, пьют и болтают, они покупают что-то еще, — она поставила намыленную чашу в пустую половину раковины. — В следующий раз я собираюсь бесплатно раздавать копченый чеддер.

Роб управился с третьим пакетом и принялся за последний:

— Ты собираешься завлечь их, чтобы они купили сыр?

Кейт засмеялась, и этот нежный, женственный звук, слетевший с ее губ, казалось, скользнул между ребер Саттера и поселился у него в груди.

— Я собираюсь изменить их мышление так, что они даже не узнают об этом. — Она снова посмотрела на него: карие глаза горели и сверкали. — Скоро они все будут есть сушеного тунца и картофельное пюре с васаби.

— Точно.

Сегодня Кейт напоминала Саттеру женщину, которую он встретил в «Дучин Лаундж» несколько месяцев назад. Теплую и расслабленную.

— Думаешь, я не смогу? — спросила она с ноткой железной решимости в голосе.

И Роб подумал, а не должен ли он предупредить городок, что тому лучше привыкать к японскому хрену.

— Я считаю, эта работа просто создана для тебя.

— Это правда, — Кейт взяла противни и засунула их в воду. — Но я люблю вызов. Я решила, что мне нужно всего лишь втянуть в это «Больших женушек-мастериц», и тогда все получится.

Роб поставил последний пакет рядом с остывавшими кексами, затем облокотился бедром о столешницу и стал слушать, как Кейт рассказывает о своих планах по превращению Госпела в столицу гурманов северо-запада. Он смотрел на ее руки, пока она терла мокрой губкой противни. На кончики длинных пальцев: короткие ногти были покрашены светло-розовым лаком. Кейт положила противень в пустую раковину и выключила воду.

— Я начну потихоньку, — продолжала она, открыв шкафчик и приподнимаясь на цыпочки. — Подсажу их на фокаччу, а затем познакомлю с ароматными оливковыми маслами.

Роб оттолкнулся от столешницы и подошел к ней сзади. Он взял чашу из ее рук и поставил на полку. Кейт посмотрела на него через плечо. Ее волосы задели его рубашку на груди, но он почувствовал это прикосновение в паху. И крепче сжал чашу, чтобы не дать своим рукам опуститься к животу Кейт и прижать ее к себе. Она смотрела ему в глаза, и было бы так легко наклонить голову к ее губам.

— Спасибо, — сказала, поднырнув под его руку, Кейт, прежде чем он сдался своему желанию поцеловать ее. Она подошла к столу и проверила пальцами, не остыли ли кексы. Роб опустил руки.

— Дашь мне один попробовать?

— Что? — Кейт повернулась и уставилась на него: — Хочешь кекс?

Роб кивнул:

— А почему, ты думаешь, я здесь?

— Ради моего остроумия?

— Ну, это тоже.

— Из тебя плохой врун, — сказала она, смеясь. Теплое удовольствие от этого звука зародилось в его груди и напомнило ему, что он уже очень долго был одинок. Что он жаждал нежного смеха и женского щебетания. Жаждал чего-то большего, чем секс. — У меня не осталось глазури.

— Мне все равно.

— Подожди, — Кейт подняла палец, затем исчезла в холодильной камере и вернулась, тряся баллончик со взбитыми сливками. Роб не смог не заметить, что ее грудь вытворяла интересные вещи с этими игральными костями на футболке. — Я добавляла их в какао сегодня утром. — Взяв кекс, Кейт покрыла его взбитыми сливками: — Одно из преимуществ работы в бакалейном магазине то, что у тебя никогда ничего не заканчивается, — она вручила кекс Робу. — А недостаток в том, что ты можешь растолстеть.

— Ты не толстая, — Роб стащил бумагу и откусил большой кусок.

— Пока нет, — Кейт запрокинула голову и выпустила струю взбитых сливок прямо себе в рот.

Это был самый эротичный жест из всех, что Роб видел за долгое время, и он напомнил ему, насколько долгим оно было.

Саттер откусил еще кусок и вспомнил несколько случаев, когда имел счастье лакомиться бикини из взбитых сливок. Он бы не возражал иногда съедать что-то подобное с Кейт. Прикончив кекс за четыре укуса, Роб протянул руку:

— Дай-ка мне это.

Вместо того, чтобы передать сливки, Кейт положила руку ему на плечо, поднялась на носочки, и ее грудь коснулась его руки.

— Открой.

Роб ей не доверял. Ни на секунду. Он посмотрел в ее глаза в нескольких дюймах от своего лица и медленно открыл рот.

Кейт пустила струю взбитых сливок ему между губ и по его щеке.

— Ой, прости, — и опустилась на пятки.

Роб проглотил:

— Ты сделала это специально.

— Нет, клянусь, это была случайность, — она покачала головой, пытаясь выглядеть раскаявшейся, но расхохоталась и все испортила.

Роб провел пальцем по щеке, затем облизал его.

— Несчастный случай, черт возьми, — он протянул руку. — Дай мне. — Кейт покачала головой и спрятала балончик со сливками за спину. — Не думаешь, что я могу отобрать их у тебя?

— Нет.

Конечно, она не думала. Она была упрямой и любила соперничество, и мысль о борьбе с ней возбудила Роба сильнее, чем бикини из взбитых сливок.

— Хочешь поспорить?

— И что мне будет, если я выиграю?

— Не выиграешь

Ее глаза сузились:

— Не будь в этом так уверен.

Роб решил подыграть ей:

— Чего ты хочешь?

— Ты должен будешь рассказать всем, как сильно любишь желе «Халапеньо».

Желе «Халапеньо»? Какого черта?

— А чего хочешь ты, если выиграешь? — спросила Кейт.

Роб улыбнулся. Прекрасно рассчитанный сексуальный изгиб губ. Он точно знал, чего хочет.

— Я слижу взбитые сливки с твоих сосков.

Взбитые сливки — не секс. Это десерт.

Рот Кейт приоткрылся, а глаза стали огромными. Затем уголки ее губ приподнялись, и, повернувшись на пятках, она бросилась бежать через подсобку в магазин. Роб следовал за ней по пятам, чуть не споткнувшись о тапочку-«тасманского дьявола», потерянную в дверях. Он внимательно осмотрел темный магазин и заметил белую футболку как раз в тот момент, когда Кейт промчалась между четвертым и третьим рядами.

— Твоя белая футболка тебя выдает, — Роб зашел в ряд. Кейт стояла в самом конце: едва различимый силуэт в темноте. — Может быть, тебе следует снять ее прямо сейчас?

Кейт засмеялась: низкая, гортанная ласка, затерявшаяся в пестрых тенях.

— Да уж, непременно.

Роб направился к своей жертве, и она отступила на несколько шагов назад.

— Облегчи мне жизнь, чтобы не пришлось снимать ее самому.

— Я не хочу облегчать тебе жизнь. — Кейт зашла за ящик с фруктами. Слабый свет из угла упал на ее рот и плечо и осветил игральные кости на футболке. Роб следил за движением губ Кейт, когда она добавила: — Я хочу усложнить ее настолько, насколько смогу.

— О, ты уже это сделала, — он сжал край ящика и подумал о том, чтобы взять апельсин и запустить им в Кейт. Ошеломить ее на несколько секунд, пока он сделает следующий ход: — Ты уже усложнила ее, как только могла с той ночи, когда мы встретились. — Он взял апельсин, но вместо того чтобы кинуть его в Кейт, бросил им в картонного эльфа компании «Киблер», и упаковки с выпечкой посыпались на пол.

— Что это было? — спросила, поворачивая голову в направлении шума, Кейт. Затем, прежде чем она поняла, что задело ее, Роб оказался на ней, обхватив руками как раз под грудью и прижав спиной к своей груди.

— Роб! — Кейт и визжала, и смеялась одновременно. Он выхватил у нее баллончик со сливками и бросил его на кучу фруктов. — Это не честно. Ты жульничал.

— К черту честность, — Роб глубоко вдохнул аромат ее волос и сказал где-то у ее макушки: — Я никогда не играю честно. Честность для нытиков и слабаков. — Он скользнул рукой по ее животу и скомкал белую футболку в кулаке. В его ушах раздавался звук их дыхания. Когда он стоял в темном магазине с Кейт в своих объятиях, остальной мир и его проблемы исчезали. — Я представлял тебя здесь, — сказал он, скользя рукой вверх и наполняя ладонь ее нежной грудью. — В одной из моих фантазий ты позволила мне есть клубнику с твоего тела. — Через футболку он почувствовал, как ее сосок стал твердым под его ладонью. Его легкие сжались, низ живота напрягся, а член стал таким твердым, что Робу пришлось сжать колени. — А потом ты скакала на мне, как королева родео.

Кейт повернула голову и посмотрела на него:

— Где?

— У кассы.

— Извращенец, — ее губы нежно коснулись его подбородка. — Там я упаковываю продукты для маленьких пожилых женщин. Мне это нравится.

— Потом мы занимались сексом еще раз в подсобке на столе, где твой дед режет мясо.

— И я снова была сверху? — она поцеловала его под подбородком.

— Нет. В этот раз вел я.

— Нержавеющая сталь холодная.

— Не тогда, когда мы на ней. — Он наклонил голову, и в то мгновение, когда его губы коснулись ее, дикое, неуправляемое желание скользнуло прямо к самому примитивному месту его существа, которое велело ему ловить момент и послать к черту все остальное. Сорвать с Кейт одежду и трогать ее всю и сразу. Бросить ее на пол и забраться сверху.

Кейт вдохнула, втягивая его дыхание, и Саттер пропал. Вожделение ударило по его телу и сжало его пах яростной хваткой. Кейт приоткрыла рот и поцеловала его. Сладкое тепло, которое на вкус было как взбитые сливки и секс. Их языки соприкоснулись, и Роб сдался ошеломляющей потребности трогать ее везде и сразу. Он скользил ладонями по ее груди, животу и бедрам. Он положил руку ей между ног, чувствуя ее через одежду. Жар ее тела согрел шов джинсов, и Роб крепче прижал к ней пальцы. Он толкнулся членом сзади и почувствовал глубокий, примитивный отклик, который слишком долго подавлял. Этот отклик все возрастал и побуждал Роба поглотить эту женщину. Насладиться ею и разорвать глотку любому, кто попытается его остановить.

Скомкав ее футболку в кулаке, он прервал поцелуй, чтобы стянуть ту через голову. Футболка выпала из его пальцев. Кейт стояла перед ним в белом атласном лифчике, который приподнимал ее груди. Прошло так много времени, с тех пор как Роб видел женскую грудь, что он боялся пошевелиться. Боялся, что все это исчезнет, как мираж.

Кейт отстранилась ровно настолько, чтобы посмотреть ему в лицо. Она задыхалась, сердце грохотало у нее в груди. Свет из угла падал на маленький шрам на подбородке Роба. Кейт не нужно было видеть его глаза, чтобы знать, что в них горела страсть. Ей не нужно было чувствовать его длинный и твердый возбужденный член, прижатый к ней, чтобы понять глубину его желания. Оно накатило на них обоих горячими волнами. Сжимая и поглощая. Заставило ее жаждать его прикосновения. Кейт никогда не чувствовала ничего подобного этому. Это было как сам Роб. Большим. Сильным. Доминирующим. И это был один из тех моментов, когда ее не беспокоило, что кто-то более сильный, чем она, возьмет над ней верх.

Проведя руками по его груди, Кейт почувствовала дрожь, зародившуюся глубоко внутри него, и прижалась открытым ртом к ямке на его горле прямо под адамовым яблоком. Роб застонал, и Кейт почувствовала теплый мускусный вкус на языке. Она расстегнула рубашку, вытащила полы из брюк и, распахнув ее, коснулась его твердой груди и пробежала пальцами по волоскам, которые обнаружила там. Толстые грубые волоски мужчины, по полной загруженного тестостероном.

Маленькая лампочка освещала по частям ее и его. То тут, то там. Фрагменты и тени. И ничто из этого не казалось по-настоящему реальным.

Роб смотрел на нее в темноте. Так напряженно, что Кейт могла почувствовать его жаркий взгляд, и она подняла руки, чтобы прикрыться.

Он схватил ее за запястья и остановил.

— Нет. Не надо. Позволь мне рассмотреть тебя. — Он наконец-то коснулся ее, пробежав пальцами по кромке одной чашечки бюстгальтера, по ложбинке между грудей и вверх к другой чашечке. Он разъединил крючок посередине и чашечки распались. Роб сдвинул бретельки вниз, а потом его большие, мужские руки накрыли ее. Его теплые ладони прижались к ее напрягшимся соскам, и боль между ее ног превратилась в болезненный клубок, который только Роб мог распутать.

— Кейт, — сказал он. Его голос был низким и хриплым. — Ты лучше, чем все мои мечты. — И в эту секунду она поняла, что назад дороги нет, и, наклонившись вперед, поцеловала его шею. Его руки скользнули по спине Кейт, и он прижался своей горячей обнаженной грудью к ее груди. Потом, обхватив за талию, посадил на ящик с фруктами, стоявший позади нее. Апельсины падали на пол. Роб нашарил баллончик со взбитыми сливками. Свет от слабой лампочки в углу сиял на груди Кейт, когда Роб покрыл один из сосков идеальным белым треугольником. Да так немного слишком умело, что Кейт стало интересно, сколько раз он проделывал это прежде. А потом его жаркий рот оказался на ней, и ей стало все равно. Ее руки впились в апельсины, лежавшие сзади, и она изогнула спину дугой. Роб посасывал и вылизывал ее, а потом взял сливки и начал сначала.

Прежде чем потерять остатки своего благоразумия и отбросить волнения вместе со всем остальным, Кейт сказала:

— У меня нет презерватива. А у тебя?

Роб поднял голову и посмотрел на нее.

— Дерьмо. — Затем он бросил еще несколько ругательств, смысл которых она не совсем уловила. — Подожди. Это же магазин. Где этот чертов ряд с презервативами?

— Пятый.

Обхватив Кейт за талию, Роб поставил ее на пол. Затем взял за руку и потащил за собой. Несколько коробок с презервативами упали на пол, и внезапно все стало еще горячее, еще напряженнее. Неясные очертания. Стремительный напор. Пульсирующая потребность. Кейт срывала с Роба одежду, а он спускал ее брюки и трусики. Кейт переступила через одежду и потянулась к нему. Он стоял обнаженный в темном проходе, и она взяла его пенис в руку, большой и горячий: его пульс бился в ее ладони.

Роб издал протяжный стон, как будто ему было больно, а затем опустился на пол, увлекая Кейт за собой. Он целовал ее и трогал, и каким-то образом она оказалась на полу, опираясь на предплечья и колени.

Роб встал на колени позади нее и скользнул рукой по ее голым ягодицам и дальше между ног. Разведя складки, он коснулся ее. Кейт прикусила губу, чтобы сдержать стон, и прижалась лбом к предплечью.

— Ты мокрая.

Горячая головка его члена пришла на смену пальцам, трогая Кейт там, где она больше всего этого хотела.

— Кейт, — сказал Роб, сквозь шорох разрываемой упаковки презерватива и щелчка латекса. — Я хочу тебя больше всего на свете. — И он толкнулся в нее, огромный и толстый. Низкий первобытный стон вырвался из его груди, когда он вошел глубже, и головка его члена прижалась к шейке матки, растягивая и наполняя Кейт.

Она знала, что он большой, но вскрикнула. Роб обвил правой рукой ее талию.

— Прости, Кейт, — его тело накрыло ее, он опирался на левый локоть и предплечье. Он шептал ей на ухо, его дыхание было быстрым и горячим и запутывалось в ее волосах. — Я никогда не причиню тебе боль. Никогда. — Его хватка усилилась, а рука задрожала. — Хочешь, чтобы я остановился?

Стон слетел с ее губ. Стон, который смутил бы ее при свете дня. Она прижалась ягодицами к его паху.

— Нет, — ответила она голосом, который был слишком полон желания даже для нее самой. — Займись со мной любовью, Роб, — сказала Кейт в темноте, где ничто не имело значения и ничто не было настоящим. — Пожалуйста, не останавливайся.

Она почувствовала на своем плече его жаркий рот и острые зубы. Роб вышел, а затем толкнулся еще дальше.

— Ты так хороша, Кейт. Так хороша. — Он начал медленно и равномерно двигать бедрами. — Больше?

— Да.

И он дал ей больше, ударяя в самом правильном месте внутри нее.

— Кейт, — прошептал он ей на ухо. — Сейчас я собираюсь трахнуть тебя по-настоящему жестко.

— Да.

Роб поднялся, его руки сжали ее талию. Если бы он не держал ее, первый же глубокий толчок заставил бы Кейт растянуться на полу. Роб двигался все быстрее, жестче, сильнее. Лаская ее точку джи толстой головкой пениса и твердым стволом. Снова и снова, пока Кейт не почувствовала первый сильный рывок оргазма. Он начался глубоко внутри и вырвался наружу. Кейт снова закричала, на этот раз от невероятного удовольствия, которое прокатилось по ее телу, от ступней босых ног до самой макушки. В ее ушах звенело, ее тело трясло, пока стенки влагалища сжимались вокруг него. Она услышала его низкий стон и последовавшую за ним череду проклятий, которые она не очень-то и поняла. Что-то о Марии и Иисусе, и чьей-то матери.

А потом все закончилось, и остался лишь звук неровного дыхания и осознание Кейт того, что она голая, а ее пятая точка открыта всем ветрам.

 

Глава 14

Самолет Роба приземлился в международном аэропорту Сиэтл-Такома. Вдалеке виднелся Маунт-Рейнир. Взяв в аренду «Лексус», Саттер позвонил Луизе по мобильнику, чтобы сообщить, что скоро подъедет и заберет Амелию, включил радио и направился к Пятой автостраде.

Роб надвинул свои «Мауи Джимс» на переносицу и отрегулировал солнцезащитный козырек. Поляризованные линзы притупили ослепительный свет утреннего солнца. «Лексус» влился в поток на автостраде, где тут же застрял в едва двигавшейся по направлению к Сиэтлу веренице машин. Прошлой ночью Саттер не сомкнул глаз, а во время полета проглотил целую цистерну кофе. Разум был затуманен, но Роб совершенно ясно помнил, как свет в продуктовом магазине падал на обнаженную грудь Кейт. Её грудь была белой и идеально очерченой, с маленькими розовыми сосками, которые венчали ту точно посередине, как спелые ягоды малины. Он помнил, какими твердыми были эти соски, когда он касался их ладонями и языком. А покрытые взбитыми сливками — были так хороши на вкус, что Роб тогда сразу же потянулся за добавкой.

Он воскресил в памяти каждую деталь прошлой ночи. Прикосновения своих рук к мягкой коже Кейт и попытки сдержать себя. Он хотел делать все медленно, растянуть удовольствие. И в то же самое время вел борьбу с самим собой, чтобы просто не бросить ее на пол и не сделать то, что хотел.

В конце концов, он проиграл сражение. Он схватил Кейт, подтолкнул на пол и сделал то, что хотел. И кончил так сильно, что думал потеряет сознание. Но, несмотря на то, что он чувствовал каждую волну, каждый спазм оргазма Кейт, Роб знал, что она заслуживает большего. Большего, чем быстрый перепихон на полу.

Роб включил поворотник и осторожно вклинил «Лексус» между фургоном для доставки и серебристым «Камаро». Подтолкнуть Кейт на пол было не самой лучшей идеей, но это можно было бы простить, если бы затем не последовала еще большая ошибка. Та, из-за которой Роб не спал всю ночь, мысленно посылая себя туда, где раки зимуют. Та, которую он не желал бы вспоминать с той же ясностью, с которой помнил всё о прошлой ночи.

Выдавив из себя лишь неясное: «Я скоро», — он собрал одежду и направился в ванную. Оделся и, пока стоял перед унитазом, наблюдая, как презерватив кружится и исчезает в потоке воды, внезапно сошел с ума. Не из-за обычных проблем прошлой жизни: какую ложь сказать или как выбраться из комнаты, избежав сцены. Нет, он спятил потому, что в какое-то мгновение ему стало наплевать абсолютно на всё, кроме как быстрее раздеть Кейт. И не то чтобы он забыл свои прошлые ошибки или проблемы, возникавшие из-за них. Это было нечто большее — Кейт заставила его не волноваться. Пока он был с ней, слизывая взбитые сливки с её груди и глубоко входя в неё — туда, где она была скользкой и тугой вокруг его члена, ему все было до лампочки. Он хотел эту женщину, и больше ничто не имело значения. Но когда возбуждение схлынуло, собственное пренебрежение последствиями напугало его до чертиков, и он сбежал сломя голову. Но не раньше, чем совершил самую большую глупость в ту ночь.

Он посмотрел в карие глаза Кейт, поцеловал её в лоб и сказал «спасибо», будто бы она только что передала ему соль. А затем выскочил вон через черный ход.

Роб взглянул на часы и свернул на скоростную автостраду у выезда к Денни. В Госпеле было десять часов. Если бы он позвонил в «M&С», то мог бы застать Кейт и попытаться объясниться или извиниться, или что-то ещё. Он дотронулся до мобильного телефона, пристегнутого к ремню, но положил руку обратно на руль: разберется с этой проблемой, когда будет дома — лично. Черт, может, он вовсе и не облажался. Может, Кейт вовсе и не расстроилась. Может, он придумал это выражение на ее лице, когда он сказал «спасибо» и поцеловал её в лоб.

Прямо сейчас Саттеру предстояло встретиться с другой проблемой. Которая была очень даже реальной.

Роб нашел место для парковки за несколько многоквартирных домов от кондоминиума Луизы и к тому времени, как постучал в дверь, уже задвинул мысли о Кейт в дальний угол. Дело, с которым он разберется позже.

Белокурые волосы Луизы были зачесаны назад в «конский» хвост, и одета она была так, будто собиралась совершить пробежку в тесном чёрном костюме из спандекса. Лу была сексуальной и подтянутой и, вероятно, могла расколоть грецкий орех своей пятой точкой. Бывшая жена обняла Роба и чмокнула в подбородок. Саттер ничего не почувствовал. Никакого возбуждения внизу живота. Никакого желания наклонить голову и поцеловать Лу в губы. Никакого покалывания в груди или сжавшегося сердца. Ничегошеньки.

Он обнаружил Амелию сидевшей на высоком детском стульчике и поедавшей «Чириоуз» со встроенного подносика. Она подняла ручки и с радостной улыбкой сказала:

— Папочка приехал!

При виде своего ребёнка Роб почувствовал, как сердце подпрыгнуло в груди.

— Эй, малышка. — Он откусил «Чириоуз», зажатый пальчиками Амелии, а затем прикусил её за шейку. Девчушка рассмеялась, завизжала и дёрнула папу за волосы. — Готова прогуляться?

— Что вы двое будете сегодня делать? — спросила Луиза, стоя в дверях.

— Да точно не знаю. — Он поднял Амелию с детского стульчика. — Может, мы посмотрим, в городе ли парни, — сказал Роб, подразумевая своих старых товарищей из «Чинуков». — Может, пойдём кататься на роликах или, если солнце не сядет, раздобудем воздушного змея и пойдём в парк.

— Я подумала, что мы все могли бы сходить в зоопарк завтра. Ей очень нравятся карликовые игрунки.

Поверх темноволосой макушки Амелии Роб посмотрел на свою бывшую жену. Он не любил её и знал, что никогда не полюбит снова. Ему придётся сказать это ей, но не сейчас. Не в тот момент, когда он держит на руках свою дочь.

— Звучит заманчиво.

Луиза улыбнулась:

— Я заеду за вами с Амелией завтра около полудня.

Ещё до отъезда из Госпела Саттер знал, что Луиза захочет поговорить о возрождении их отношений, и предстоящий разговор его совсем не радовал. Может, лучше было бы пригласить Лу в свою квартиру через пару дней, после того, как точно решит, что хочет сказать. И пока бы Амелия дремала, Роб бы убедил свою бывшую, что от примирения толку не будет. Он бы придумал способ сказать Луизе, что не любит ее, так, чтобы не рассердить и не задеть её чувства. Чёрт, он не был уверен, что она все ещё любит его. Скорее всего, она просто вернулась к привычной обоим модели отношений их прошлого.

На следующий день Луиза прибыла домой к Робу точно в назначенный час. Погода была хорошей, пока они гуляли по Вудлэндскому зоопарку, рассматривая азиатских буйволов и лягушек-помидоров. Когда Амелия уснула в своей коляске на выставке прибрежной пустыни, Луиза завела разговор о воссоединении:

— Ты обдумал то, о чём мы говорили по телефону прошлой ночью?

Робу действительно не хотелось бы говорить об этом на публике.

— Не думаю, что это подходящее место для такого разговора.

— А я думаю. — Лу посмотрела на него и заправила пряди волос за уши, открывая серьги с бриллиантами в три карата, которые Роб подарил ей в день рождения Амелии. — Ответ прост, Роб. Либо ты думал об этом, либо нет. Либо ты хочешь, чтобы мы снова стали семьей, либо нет.

Так типично для Луизы — давить на него, пока не выведет из себя. Поскольку бывшая жена не оставила Робу выбора, он сказал:

— Да, я думал об этом. Амелия важнее всего в моей жизни. Я люблю её и сделаю ради неё всё, что угодно. — Он мог бы сказать Луизе какую-нибудь милую ложь, но проблема состояла в том, что рассказывать милую ложь было не по его части. — Дело в том, что я не люблю тебя так, как мужчина должен любить женщину, вместе с которой он собирается жить. Если мы снова съедемся, всё закончится так же плохо, как и в прошлый раз.

Луиза нахмурилась, и Роб заметил боль в её взгляде, прежде чем она отвернулась и посмотрела на пингвинов, нырявших в воду с камней. Она начала плакать, и Саттер почувствовал себя последней сволочью. Люди, проходившие мимо, тоже смотрели на него, как на последнюю сволочь, но он не знал, что ещё сказать. И вот его бывшая жена плачет перед ним и перед всеми посетителями выставки прибрежной пустыни.

— Прости.

— Полагаю, лучше, что ты сказал мне правду. — Лу провела кончиками пальцев под глазами, и плечи её затряслись. Роб не знал, должен ли подойти и обнять ее или остаться в стороне. Он никогда не знал, что делать с рыдающей женщиной. Внутри его раздирало чувство вины, и он сильнее сжал ручку коляски.

— Не мог бы ты дать мне салфетку? — всхлипывая, попросила Луиза.

— Где они?

Она махнула рукой в сторону коляски:

— В сумке для подгузников.

Роб присел на корточки и тщательно обыскал огромную розовую сумку, которая лежала в нижней части коляски. Он обнаружил пачку «Клинекс» и передал Луизе несколько салфеток.

— Спасибо. — Она вытерла глаза и нос, но держала голову опущенной, отказываясь взглянуть на Роба. — Ты влюблен в кого-то?

Он подумал о Кейт. Подумал о её смехе и мягких рыжих волосах. О том, как она заставляет его чувствовать желание схватить ее и закружить.

— Нет, я ни в кого не влюблен.

И это была правда. Он не был влюблен в Кейт, но ему очень многое нравилось в ней.

Каким-то образом они сумели пройти оставшуюся часть зоопарка лишь еще с парой срывов. Один случился в здании тропического леса, другой — неподалеку от кенгуру. Луиза не упоминала воссоединение до того момента, пока Роб не завез Амелию домой по дороге в аэропорт, чтобы сесть на самолет в Айдахо.

— Раз уж никто из нас не влюблен в кого-то ещё, — сказала Лу, — может, мы сможем быть друзьями. Начнем с этого и посмотрим, к чему приведут такие отношения. — Она протянула руку. — Друзья?

Он пожал руку Луизы, когда Амелия захныкала и обняла его за шею.

— Не уходи, папочка, — заплакала она.

— Мы можем быть друзьями, Лу. Это будет здорово, — сказал Роб, перекрикивая плач Амелии. Но не добавил, что его совершенно не интересовало, к чему это может привести. Сейчас одной рыдавшей женщины было достаточно, и он не был уверен, что сможет вынести ещё одну такую сцену, как в зоопарке. Роб поцеловал дочь в щёку и отвел её руки от своей шеи. Передал малышку Луизе, и Амелия издала такой душераздирающий крик, будто бы он только что отрезал её маленькую ручку.

— Иди, Роб, — сказала Луиза сквозь шум. — Она устала. С ней всё будет в порядке.

С тяжелым сердцем он вышел из квартиры и слышал жалобный плач Амелии, пока не прошел полпути до лифта.

— Иисусе, — пробормотал Роб и с трудом сглотнул. Он Роб "Кувалда" Саттер. Более десяти лет он был самым устрашающим игроком в НХЛ. В него стреляли, и он выжил, чтобы рассказать об этом. Он глубоко вздохнул и стукнул кулаком по кнопке вызова лифта. Если он не возьмёт себя в руки, то разревется, как сопливая девчонка.

Меньше чем через час после возвращения домой из Сиэтла Роб, прицепив к своему «Хаммеру» платформу начальной школы, тащил ту за собой на пасхальном параде.

Саттер искал глазами Кейт, проезжая мимо «M&С», и увидел её стоявшей рядом с ковбоем из «Рокинг Ти Рэнч». Его звали Бадди-как-то-там. Сквозь окно «Хаммера» Роб встретился с Кейт взглядом. В ее глазах появилось то недружелюбное выражение, которое было знакомо Саттеру, и она отвернулась. Ни улыбки. Ни взмаха рукой. Он получил свой ответ. Ага, она была чертовски зла.

После парада Роб отправился в «Саттерс Спорт» и попытался разобраться с накопившимися делами. В его почтовом ящике была тысяча электронных писем, которые нужно было прочитать или удалить. Из этой тысячи около тридцати относились к бизнесу и ждали ответа. Пока Саттер отсутствовал, прибыли сорок коробок с товарами, и их необходимо было оформить. К восьми вечера он разобрался с половиной того, с чем должен был разобраться.

Роб был выжат как лимон, но оставалось еще одно дело, которое нужно было закончить и которое не могло ждать. Он протянул руку к телефону на столе и набрал домашний номер Стэнли Колдуэлла. Никто не ответил. Кейт не было дома, но Роб решил, что знает, где может её найти.

Он поднялся, расстегнул манжеты своей черно-зелёной фланелевой рубашки, закатал рукава и отправился в клуб.

Поездка заняла около пяти минут, и Роб мог слышать удары тяжелых басов и треньканье стил-гитары, когда прибыл на грязную стоянку. Дверь клуба затряслась, когда он открыл её и вошёл внутрь.

За исключением ярких огней, освещавших сцену и бар на противоположной стороне комнаты, помещение было погружено в темноту. Роб заказал в баре пиво и нашел себе местечко у стены, где было не так темно. Он не был уверен, но было похоже, что с потолочных балок свисают пасхальные яйца в фольге. Кто-то в костюме белого зайца прыгал вокруг и доставал что-то из корзины. Роб уперся ногой в стену позади себя. Пока он осматривал толпу в поисках одной хорошо ему известной рыжули, рядом втиснулся человек с головой, напоминавшей бильярдный шар.

— Привет, — сказал незнакомец, перекрикивая музыку. Роб взглянул на него, на слова «Лайза Минелли», написанные блестящими серебряными буквами спереди на его футболки. — Меня зовут Тиффер Клэдис. Моя мать, возможно, упоминала обо мне.

— Да, и я не гей. — Роб снова посмотрел на толпу и заметил свою мать и Стэнли на танцполе.

— Как жаль. У меня никогда не было хоккеиста.

Роб поднес «Будвайзер» ко рту:

— У меня тоже.

— Ты специализируешься только на женщинах?

— Ага, только на женщинах. — Роб сделал глоток и, посмотрев поверх бутылки, увидел Кейт. Один из близнецов Абердин вытащил её на танцпол — тустеп под паршивую интерпретацию какой-то группы «Low Places» Гарта Брука. На Кейт была белая блузка и что-то вроде плиссированной юбки. Красной и о-о-очень короткой. На расстоянии в полкомнаты Саттер наблюдал, как Кейт хаотично движется в толпе танцующих. Он мельком увидел ее обнаженные ноги, и его живот сжался от желания. — Я специализируюсь только на женщинах в юбках, — добавил он, опуская бутылку.

— Я мог бы надеть юбку. — Тиффер поднял своё пиво: — Я люблю носить юбки.

Роб усмехнулся:

— Но у тебя всё равно останется член и щетина.

— С этим не поспоришь.

Роб полагал, что у Тиффера была нелёгкая жизнь. Особенно в маленьком городке в Айдахо.

— Твоя мама сказала, что ты исполняешь роли женщин.

— Да. У меня классно выходит Барбара.

— И что, в Бойсе на это большой спрос?

Музыка закончилась, и Саттер наблюдал, как Кейт направилась с танцпола к группке людей, где была и жена шерифа. Свет со сцены осветил Кейт ниже талии, и Роб увидел, что её юбка выглядела, словно маленький килт.

— Нет. Потому я и работаю в антикварной лавке со своим любовником.

Роб слышал, что шотландцы не носили нижнего белья под килтами, и ему стало интересно, придерживается ли Кейт этой традиции. Его взгляд опустился по её длинным ногам к этим ее ботинкам, из-за которых он был на взводе всю ночь В буквальном смысле. Она поставила носок одного ботинка позади каблука другого. И качалась из стороны в сторону, соблазняя Роба.

— Ты не думаешь, что твой любовник может быть против того, что ты подкатываешь к другим мужчинам?

— Нет. Он женат, и у него трое детей. Он вписывается лучше, чем я. Даже когда я пытаюсь. Как сегодня.

Роб посмотрел на футболку Тиффера с Лайзой и подумал, что Тиффер с таким же успехом мог заиметь неоновую вывеску с указывавшей на него стрелкой. Если он действительно хотел «вписаться», то должен был обзавестись полным мужским набором. Шаркать белыми кедами при ходьбе, залпом выпивать своё пиво и оставить Лайзу дома.

— Я тоже встречаюсь с другими.

Роб снова посмотрел на Кейт:

— И ты нашел в Бойсе кого-то для свидания?

— Вообще-то, геев в Бойсе больше, чем ты думаешь. В центре города есть несколько гей-баров.

Пока Тиффер распространялся о ситуации со свиданиями в Бойсе, Роб наблюдал за Кейт. Он пришел сюда, чтобы поговорить о произошедшем той ночью, но это было не всё, чего он хотел. Кейт дала ему что-то, что исчезло из его жизни. Что-то, что заставляло его думать только о ней и заказывать упаковки гранолы лишь бы увидеть её лицо. Что-то большее, чем секс, хотя секса ему тоже хотелось ещё. И Саттер был уверен, что когда закончит с получением этого «еще», снова захочет того же.

Он глотнул пива и увидел, как она рассмеялась над какой-то фразой Шелли Абердина. Что надо было сделать, так это позвонить, пока он был в Сиэтле, но каждый раз, как Роб тянулся к трубке, он сам себя останавливал. Такой разговор должен состояться, глядя в глаза друг другу, и, если уж быть честным до конца, Саттер не знал, что сказать. До сих пор не знал. «Прости, что толкнул тебя на пол и забрался сверху», — было бы неплохим началом, если бы только она не наслаждалась этим также сильно, как и он. Или также сильно, как он думал, что она наслаждалась. Если он извинится, она может решить, что он считал, будто бы секс был так себе, в то время как секс был обалденным. Она и так была жутко зла на него, а если он… «Боже!» — пробормотал Саттер: он начинал думать, как девчонка.

— На кого ты все время смотришь?

Роб повернулся к Тифферу:

— Пойдем, я тебя представлю.

Ему определенно надо извиниться за свой побег: начнет с извинений и посмотрит, куда это его приведет.

Он пробирался сквозь толпу вместе со следовавшим за ним по пятам Тиффером. Они прошли мимо братьев Уорсли, которые посылали Саттеру враждебные взгляды, пока не заметили Тиффера. Склонив друг к другу головы, они стали что-то обсуждать. Не нужно было иметь семь пядей во лбу, чтобы догадаться, о чем они разговаривали. Роб только надеялся, что они не совершат ошибки, сказав это ему в лицо. Его мать и Стэнли были где-то здесь в толпе, и ему не хотелось бы, чтобы мама видела, как он протрет пол тупоголовыми братьями Уорсли.

Первой подняла голову и заметила его Хоуп Тэйбер.

— Эй, Роб, — сказала она и подвинулась, чтобы Роб и Тиффер могли присоединиться к их кружку. — Как Адам справляется с работой в «Саттерс Спорт»? — спросила она, когда музыканты затянули другую песню.

— Просто прекрасно. И он, и Уолли. — Он стоял рядом с Кейт в продолговатой лужице голубого света, струившегося с танцпола. Рукав фланелевой рубашки касался ее руки. — Леди, вы уже встречались с сыном Регины, Тиффером?

— Конечно, — сказала Шелли и протянула Тифферу руку. — Ваша мама рассказывала, что вы собираетесь домой на Пасху. Она из-за этого волновалась несколько недель.

— Хорошо навестить родные места, — ответил Тиффер, но прозвучало это не очень убедительно. Он посмотрел мимо Роба на Кейт, оглядев её с ног до головы. — Мне нравится твой шаловливый образ горца.

— Спасибо. — Она подвергла Тиффера такому же тщательному осмотру. — Мне нравится твоя футболка с Лайзой.

Музыканты заиграли «Real Good Man» Тима Макгро, и Роб наклонился ближе к Кейт:

— Мне надо поговорить с тобой.

— Говори.

— На танцполе.

Она надела фальшивую улыбку и повернулась, чтобы посмотреть на него. Её голос был слегка чересчур радостным, когда она сказала:

— Что бы ты ни хотел сказать мне, ты можешь сказать это прямо тут.

Роб не купился на эту жизнерадостную чепуху ни на секунду. Наклонившись, он прошептал ей на ухо:

— Ты уверена? Потому что я собирался сказать, как сильно мне понравилось слизывать взбитые сливки с твоих сосков.

Рот Кейт открылся, затем она резко закрыла его.

— Ты не скажешь этого.

— Скажу. Особенно после того, как братья Уорсли поспешат оповестить тут всех и каждого, что Тиффер — мой бойфренд. Можешь назвать это упреждающим ударом для доказательства, что я только по девочкам. — Её волосы пахли также, как той ночью. Чем-то вроде весенних цветов. — Если ты не веришь, что я сделаю это, мы всегда можем снова заключить пари. Мне нравится спорить с тобой.

— Ты играешь нечестно. — Кейт сложила руки на груди. — Ты жульничаешь.

— Виновен. — Он выпрямился и посмотрел ей в лицо. — Можно тебя пригласить? — Роб не стал дожидаться ответа, а просто взял её под локоть. — Извините нас. — И, поставив пиво на ближайший столик, вывел Кейт на середину танцпола. Положил ладонь ей на спину, а её руку вложил в свою. Они одновременно сделали шаг навстречу друг другу, и грудь Кейт соприкоснулась с его. Не то чтобы он возражал по этому поводу. — Милая, на этот раз поведу я. — Они начали заново. Кейт позволила ему вести, но танцевать с ней было всё равно что держать в руках деревянную куклу. — Расслабься, — сказал он рядом с ее виском.

— Я уже.

— Нет. Ты двигаешься, как будто тебя к швабре привязали.

— Прелестно. — Его рука скользнула чуть ниже, к поясу её шерстяной юбки. — Говори, что собирался, но только быстро.

— Ты надела трусики под эту юбку?

— Это то, что ты хотел узнать?

Это была одна из вещей, которую он хотел бы узнать.

— Ну, если ты не хочешь говорить, не говори. — Он двинулся с ней ближе к сцене, и яркий свет скользнул по волосам Кейт глубокого рыжего цвета. Музыка была слишком громкой, поэтому Саттер дождался, пока они отойдут от сцены в более темную часть танцплощадки. — Думаю, что я должен извиниться, но не уверен, за что именно. — Он отстранился и посмотрел на Кейт в надежде, что она подскажет ему, что делать дальше. Женщины могли так всё извернуть, что парень просто не будет знать, где конец, а где начало. Он повернул её кругом и притянул к себе так близко, что её грудь коснулась его рубашки.

— Ты ждешь, чтобы я сказала тебе, за что тебе надо извиниться?

Это могло бы помочь. Роб покачал головой.

— Нет. — Но он определенно не собирался признаваться, что она до чертиков его напугала. — Я знаю, что ты злишься из-за той ночи. — Он посмотрел на Кейт, а она опустила взгляд на его плечо. — Я точно знаю, что здорово провел время, но не уверен, что ты тоже. Ты сказала, что хочешь, чтобы я занялся с тобой любовью, и у меня немного снесло крышу. Боюсь, что я был слишком грубым и сделал тебе больно.

Кейт нахмурилась:

— Ты не сделал мне больно.

— О, это хорошо. — Она злилась не из-за того, что всё случилось на полу. Роб почувствовал облегчение и прижал её к своей груди. И снова стал думать, надела ли Кейт трусики под этот килт, но знал, что лучше не спрашивать. — Прости, что сбежал.

Она отодвинулась на него на несколько сантиметров:

— Ты тут извиняешься лишь потому, что думаешь, будто я снова займусь с тобой сексом.

Это была не единственная причина. Хотя Саттер надеялся, что Кейт будет рада не только танцам в клубе, и подумывал также о танго на матрасе.

— Я переживал из-за этого, когда вышел той ночью из продуктового магазина.

— Если это правда, ты не стал бы ждать так долго, чтобы поговорить со мной. Нет уж, если у нас был секс, так ты думаешь, я должна спать с тобой всякий раз, когда бы ты ни захотел?

На протяжении своей карьеры Роб, вероятно, получил несколько ударов в голову, но он не был таким идиотом, чтобы признать, что заниматься сексом с Кейт, когда бы он ни захотел, было чертовски классной идеей.

— Меня не было в городе. Верно, я мог бы позвонить, но хотел поговорить, глядя тебе в глаза.

Музыка закончилась, и Кейт вырвалась из его объятий.

— Вот и поговорил.

Он схватил её за руку, чтобы быть уверенным, что она не убежит.

— Пойдем со мной домой.

— Зачем?

Зачем? Он думал, что ответ очевиден.

— Чтобы мы могли поговорить.

Помимо всего остального. Например, выяснения, что у неё под юбкой.

— И закончить разговор в твоей постели.

— Я был бы счастлив, если бы ты оказалась обнаженной в моей постели.

— Ну, а после ты мог бы поцеловать меня в лобик и сказать спасибо, будто бы я только что сложила в сумку твои продукты? Я так не думаю.

— Не лучший из моих поступков. — Он прокашлялся и потер шею ладонью. — Я постараюсь загладить свою вину.

— Нет.

— Прошу прощения, — сказал подошедший Тиффер. — Я надеюсь, что лакомый кусочек в тартане потанцует со мной.

Роб сделал шаг назад, ожидая, что земля разверзнется. Вместо этого Кейт откинула свои рыжие волосы и рассмеялась.

— Я с удовольствием с тобой потанцую, — сказала она и приняла руку Тиффера. И эти двое двинулись на танцпол, оставив ошеломленного Роба наблюдать за ними с обочины.

Он мог поспорить на свой левый глаз, что если бы назвал Кейт лакомым кусочком, она бы не рассмеялась. Она бы одарила его этим своим недружелюбным взглядом и обозвала бы несколькими отборными словечками. Затем она бы поморщилась и отшила его. Да так, что мало не показалось бы.

Роб отвернулся и пошел к бару, пробиваясь сквозь толпу. Может, зря он теряет время с Кейт. Она почти всегда была скованной и раздраженной. Конечно, она ему нравилась, но прямо сейчас он никак не мог вспомнить почему.

— Эй, Роб, — окликнула его Роуз Лейк. Он остановился и, поджидая, наблюдал за ее приближением. Золотистые волосы Роуз были словно сияющий маяк в сумрачном свете клуба. Ее губы изогнулись в искренней улыбке. Представьте себе. Красивая женщина, которая на самом деле была рада видеть его.

Кейт была красива, сексуальна и умна, но она была не единственной женщиной в городе.

 

Глава 15

В пасхальное воскресенье Стэнли Колдуэлл не пошел в церковь, а остался дома — раньше с ним такое случалось, только если он был болен. У него имелись важные дела, и он хотел сделать их без свидетелей.

Кейт, закрыв дверь, спала в своей комнате, и дед решил, что когда внучка проснется, то в полной мере ощутит на себе последствия затянувшейся допоздна вечеринки с Тиффером Клэдисом. Стэнли испытал глубокое разочарование, наблюдая, как всю ночь внучка танцевала с исполнителем женских ролей, а не с Робом Саттером. Она никогда не выйдет замуж, если будет танцевать с мужчинами, которые поцелуям предпочитают болтовню о тонкостях макияжа. А именно это и обсуждала Кейт с Тиффером, когда Стэнли и Грейс подошли к ним в перерыве между песнями. Пока Кейт проводила вечер с новым приятелем, болтая о подводке для глаз и маскирующих карандашах, Роб стоял в окружении девушек. Они кокетничали и флиртовали с ним, то есть делали все то, что Стэнли хотел бы увидеть в исполнении своей внучки. В итоге Роб ушел с Роуз.

Стэнли сунул ноги в тапочки «Миннетока», которые Мелба подарила ему на Рождество в последний год своей жизни. Было так комфортно прожить большую часть жизни с женщиной, которую знаешь и которая знает тебя. Стэнли любил Мелбу всем сердцем. Он знал, эта фраза была избитой. Из разряда тех, что люди произносят, не задумываясь о ее сути. Но он задумывался. Он любил жену. Он любил жену, но она умерла. В тот день, когда ее тело предали земле, Стэнли решил, что тоже должен умереть. Он решил, что просто должен поторопиться и присоединиться к Мелбе в лучшем из миров, потому что не хотел жить без нее. Потому что не знал, как жить без нее.

Однако через какое-то время Стэнли начал думать, что умереть вслед за женой, возможно, не самое лучшее решение: все же он отличался довольно крепким здоровьем, и это заняло бы слишком много времени.

Колдуэлл открыл шкаф, который делил с женой почти пятьдесят лет. Ее халат висел на том же самом месте, где Мелба его оставила. Ее широкие брюки, блузы и кожаная куртка с изображением Тома Джонса тоже были там. Стэнли снял одежду жены с вешалок и положил на кровать. Он возвращался к шкафу еще трижды и когда закончил, на покрывале образовалась порядочная куча одежды.

В прошлый раз Стэнли попросил внучку упаковать часть вещей бабушки, но на самом деле сделать это должен был он сам. Так хотела бы Мелба, и, возможно, теперь он был готов к такому поступку. Не одежда, висевшая в шкафу, и не коллекция томджонсовских сувениров были памятью о Мелбе. Она продолжала жить в сердце Стэнли. Неважно, что произойдет с ним, сколько еще ему отпущено на этом свете, он никогда ее не забудет. Никогда не перестанет ее любить.

Но возможно — всего лишь возможно — он не должен доживать остаток своих дней в одиночестве, ожидая смерти. Может, пришло время двигаться дальше. Пришло время снова вернуться к жизни. И кто знает, а вдруг в его старом сердце найдется место для двух женщин.

Грейс Саттер ничем не походила на Мелбу. Миссис Колдуэлл любила повеселиться, обладала отличным чувством юмора и звучным смехом. Грейс была немного утонченнее. Она любила писать стихи и наблюдать за птицами в окно на кухне. Обе женщины были прекрасны по-своему.

Сходив в гараж, Стэнли принес несколько коробок, которые привез домой из «M&С». Та часть его сердца, которая полвека принадлежала жене, снова разбилась на кусочки, когда он принялся паковать ее вещи: выдвинул ящики комода, переложил их содержимое в картонные коробки… И остановился, чтобы прикоснуться к розовой сорочке, которую одевала, когда хотела побыть с ним в спальне наедине, Мелба.

Стэнли любил ее. Все еще любил. И всегда будет любить. Он взял скотч и заклеил коробки. Его глаза увлажнились, и слеза скатилась по морщинистой щеке.

— Прощай, Мелба. Я отдаю твои вещи, но не забуду тебя. Ты была мне женой, любовницей и другом. Ты так долго была моей жизнью, но теперь тебя нет. Когда ты меня покинула, я чувствовал себя очень одиноко, но теперь мне легче. У меня есть Кейти и Грейс.

Он подошел к комоду, достал носовой платок из ящика, вытер лицо и высморкался. Трубный звук наполнил комнату.

— Тебе всегда нравилась Грейс. Теперь и мне тоже. — Грейс ему больше чем просто нравилась. Он ее любил. Стэнли запихнул платок в карман. — Тебе не нужно беспокоиться, что Ада Довер или Иона Осборн поймают меня на крючок.

Как-то ночью, когда Колдуэллы лежали без сна, обсуждая, что будет, если один из них умрет раньше другого, Мелба заставила мужа пообещать, что из всех женщин в городе тот никогда не позволит Аде или Ионе окрутить себя. Такое обещание сдержать было легко. Одну за другой он вынес коробки на улицу и поставил их в кузов своего грузовичка «форд» восемьдесят пятого года. Пока вещи Мелбы висели в шкафу, а ее незаконченная поделка стояла на полке, Стэнли не чувствовал себя вправе ухаживать за другой женщиной.

Он заполнил коробками весь кузов и на следующее утро, оставив Кейт хозяйничать в «М&С», отправился в Бойсе, в Армию Спасения. Выгрузив вещи Мелбы, Стэнли повернул домой. Он знал, что есть благотворительные организации и поближе, но было слишком тяжело вынести мысль о том, что ему на глаза может попасться кто-то в куртке Мелбы.

По возвращении в Госпел он поехал к Грейс и вместе с ней любовался закатом, золотящим сосны на заднем дворе. Она приготовила ему сэндвич, и Стэнли рассказал ей о том, что сделал. Грейс подарила ему одну из своих мягких улыбок, положила ладонь на его руку и призналась:

— Мне всегда будет недоставать Мелбы. Вы счастливчики, что нашли друг друга. Мой муж умер двадцать пять лет назад. Я никогда не думала, что кто-то заменит его в моей жизни, но со временем пришла к мысли, что в нашем сердце найдется место не только для одной-единственной любви.

И тут Стэнли поцеловал Грейс. В первый раз за более чем пятьдесят лет он целовал женщину, которая не была Мелбой. На несколько секунд стало неловко. Им обоим. А затем все встало на свои места, и будь он проклят, если его сердце не забилось так, будто ему снова сорок. Стэнли прервал поцелуй и рассказал Грейс о своей глубокой привязанности и любви к ней.

Та посмотрела ему прямо в глаза и произнесла:

— Давно пора. Я уже почти год люблю тебя.

А он даже и не догадывался. Просто понятия не имел, и, кажется, все, на что Стэнли сейчас был способен, — это стоять и изумляться, каким образом такая женщина, как Грейс, могла полюбить такого мужчину, как он. Стэнли был старше ее почти на десять лет, и каждый прожитый год отразился на его внешности. Грейс же выглядела не старше пятидесяти пяти.

— Останься на ночь, — прошептала она, обвив руками его шею.

— Грейс, я уважаю тебя и…

— Постой, — перебила она. — Конечно, ты меня уважаешь. Это одна из черт, которые мне в тебе нравятся, Стэнли Колдуэлл. Ты хороший, достойный мужчина, но даже у хороших и достойных есть потребности, которые можно удовлетворить только в постели. Это относится и к добропорядочным женщинам тоже.

Боже всемогущий! Внутри все так сильно задрожало, так сильно, что Стэнли почувствовал, что скоро его самого начнет бить дрожь. Он хотел заняться любовью с Грейс. Он был вполне уверен, что у него все работает как надо, но какая-то часть его была в ужасе.

— Теперь все по-другому. Надо заботиться об этом «безопасном сексе».

— Не думаю, что нам стоит волноваться. Я не спала с мужчиной с тех пор, как голосовала за Буша-старшего, а ты хранил верность жене почти пятьдесят лет. — Грейс взглянула на Стэнли, улыбнувшись, и морщинки в уголках ее глаз углубились. — И, если это тебя беспокоит, я не могу забеременеть.

— Боже всемогущий…

В половину первого ночи Кейт сняла трубку и набрала семь цифр. У нее от волнения так скрутило желудок, что она боялась, как бы ее не вырвало. Она почти надеялась, что Роб не возьмет трубку. Та ночь, когда он сбежал из «М&С», стала унижением для Кейт, и она на самом деле больше не хотела разговаривать с Саттером. В ту ночь он заставил ее ощутить блаженство, а затем бросил и заставил ее чувствовать себя полным отстоем.

Прозвучало пять гудков, прежде чем на звонок ответили.

— Надеюсь, новости хорошие, — голос Роба был сонным, чертовски сексуальным и очень сердитым.

— Роб, это Кейт. Прости, что разбудила. Ты не видел сегодня моего деда?

— Кейт? — Саттер прочистил горло, и она ясно представила себе, как он сел на кровати. — Нет, мы со Стэнли не виделись. Насколько я понимаю, он не дома?

От волнения узел в животе Кейт стал туже.

— Нет, утром он уехал в Бойсе, и с тех пор о нем ни слуху ни духу. Ты сегодня виделся с матерью?

— Да. Я видел ее около полудня. А что?

— Я звонила ей на домашний два часа назад, чтобы спросить, не видела ли она деда, но никто не ответил. Пятнадцать минут назад я перезвонила, но безрезультатно.

— Никто не берет трубку у моей матери дома? — на заднем плане было слышно, как открылся и с шумом захлопнулся шкаф. — Ты правильный номер набрала? — Кейт повторила ему комбинацию цифр. — Черт.

— Я не знаю, что делать. Боюсь, что Стэнли угодил где-нибудь в кювет. Наверное, надо звонить шерифу.

— Погоди пока. — Кейт услышала глухой звук удара и невнятные ругательства, затем более ясное: — Извини, выронил телефон, когда застегивал джинсы. Заеду за тобой по дороге к матери.

— Думаешь, они там?

— Поскольку они оба пропали — да.

Кейт повесила трубку и потянулась за курткой. Было бы лучше позвонить кому-то другому, а не Робу. Воспоминания о той ночи вспышкой пронеслись в голове, прежде чем Кейт успела остановить себя, и сдавленный стон сорвался с ее губ. Она не могла поверить, что сделала это именно в такой сексуальной позе. Девушке трудновато сохранить достоинство, когда ее пятая точка открыта всем ветрам, но по какой-то причине мысль о достоинстве в голову Кейт тогда как-то не пришла. А потом, пока она приходила в себя после оргазма, Роб в ванной планировал побег. И едва сняв презерватив, вылетел за дверь так быстро, как только мог.

На вечеринке Саттер попросил прощения. Может, он и правда сожалел, но Кейт решила, что это, скорее, сожаление о том, что больше секса с ней ему не видать. Да, она знала, что это звучит цинично. Что ж, судите ее. Она не собиралась позволять этому громиле снова причинять себе боль.

Кейт ждала Роба у окна. Растущая луна слабо освещала пустынную улицу, и мысли Кейт вернулись от воспоминаний о той ночи к делам насущным. Если дед где-то застрял, то он не сможет видеть дорогу дальше чем на фут вперед.

Через пятнадцать минут «Хаммер» Роба показался на подъездной дорожке. Кейт набросила куртку и подбежала к пассажирской двери прежде, чем он успел припарковать автомобиль.

— После разговора с тобой я звонил матери, — сообщил Саттер, когда Кейт забралась внутрь и захлопнула дверцу. — Никто не ответил.

Он оглянулся, сдавая назад. Голубой свет с приборной доски омывал одну сторону его лица и пробивался сквозь взъерошенные, непокорные волосы, выглядевшие невероятно сексуально.

То, что Кейт обратила внимание на такую деталь в подобной ситуации, крайне раздражало ее. Особенно теперь, когда она считала Саттера здоровенным придурком.

— А твоя мать никогда не отключает телефон? — спросила она.

«Хаммер» остановился посреди улицы. Роб посмотрел на спутницу, снова трогая машину с места.

— Нет. По крайней мере, раньше. — Он ободряюще улыбнулся Кейт, но это не очень-то ее успокоило. — Наверное, они решили пойти куда-то, посочинять стихи при свете луны и потеряли счет времени.

— Ты и правда в это веришь?

Саттер снова сосредоточился на дороге, нажав педаль газа:

— Честно? Нет. Но я решил, что ты в это поверишь и не будешь так переживать.

Кейт вовсе не собиралась позволить себя очаровать.

— А ты не волнуешься?

— Если бы мне было все равно, я не сидел бы за рулем в… — он взглянул на часы на навигаторе, — двенадцать часов пятьдесят две минуты. Я проспал всего полчаса, когда ты позвонила.

Кейт отвернулась от него и стала смотреть в окно, пока они проезжали рекламный щит «Тексако» и здание суда. Она гадала, из-за чего Роб мог так поздно лечь. В голову лезли неприятные воспоминания о том, как он покинул вечеринку вместе с Роуз. Вчера Кейт видела, как он болтал с Дикси Хоув у своего магазина. Прежде чем уйти, та обняла его, и Кейт спрашивала себя, задержался ли Роб до полуночи с одной из этих двух женщин. А учитывая его прошлое — возможно, с обеими.

— В воскресенье я ходил в церковь с матерью, и после службы она, наконец, призналась, что ей нравится Стэнли. Уверен, что где бы они ни были, с ними все в порядке.

Такую уверенность Кейт не разделяла.

Она повернула голову и посмотрела на Саттера:

— Ты ходил в церковь?

— Разумеется. — Он взглянул на нее: — Это же было пасхальное воскресенье.

— И тебя не поразила молния?

— Ха-ха. Ну ты юмористка. — Он снова сосредоточился на дороге. — Я заметил, что тебя там не было.

Кейт постаралась не придавать значения последней фразе. Итак, он заметил, что ее не было в церкви. Конечно он заметил. У них маленький приход.

— Я слишком мало грешила накануне с Тиффером Клэдисом.

— А ты и не могла как следует с ним нагрешить, учитывая то, что он гей.

Нет, в свое время она приписала этот грех мужчине, который сейчас сидел с ней в «Хаммере», — и посмотрите, чем все обернулось. Вероятно, это означало, что грехопадение — не для нее.

— В итоге я оказалась в доме его матери, попивая «Нечесаную неряху» и ночь напролет слушая коллекцию хитов Стивена Сондхайма. Около трех часов утра Регине пришлось отвезти меня домой.

— Что за «Нечесаная неряха»?

— Ром, ликер «Кюрасò» и ананасовый сок. Любимый коктейль Тиффера.

— Мне следовало догадаться.

Роб свернул на подъездную дорожку у дома Грейс. Фонари не горели, и нигде не было видно грузовика Стэнли. Лунный свет почти не проникал сквозь кроны старых дубов и сосен.

— Дедули здесь нет, — сказала Кейт.

Саттер выключил зажигание и вместе со своей спутницей пошел к гаражу.

— Ничего не вижу, — пожаловалась Кейт. Роб остановился, и она по инерции врезалась ему спину. — Прости.

Он взял Кейт за руку и сунул кончики ее пальцев сзади за край своих джинсов.

— Ты что делаешь? — взвизгнула она и отдернула руку. — Извращенец!

— Я даю тебе за что держаться.

— Свою задницу?

— Нет. Свой ремень. — Роб снова взял ее руку и просто держал, вместо того, чтобы еще раз засунуть ее пальцы в свои брюки. — Перестань все сводить к одной теме, Кейт. Я не настолько испорчен, чтобы совать твою руку к себе в штаны. — Он провел ее за собой несколько шагов и прибавил: — Не теперь, когда твой дед пропал, и не до тех пор, пока ты не попросишь как следует.

Тепло его ладони согревало не только руку Кейт. Она ощущала его в груди и животе.

— Не волнуйся, не попрошу.

— Все может быть.

— Спорим? Нет. Забудь, что я сказала это.

Саттер как раз открывал гаражную дверь, и скрип заглушил его тихий смешок. Роб зажег свет и заглянул внутрь.

— Грузовик Стэнли припаркован рядом с «Бронко» матери, — сообщил он, поворачиваясь к Кейт. Свет от лампы в гараже падал на него сзади, окружая ореолом, словно какого-то святого.

Кейт высвободила руку из его захвата и сунула в карман куртки. Роб Саттер был не святым. Слишком уж умело он грешил.

— Думаешь, они в доме?

— Да.

— Но что они могут делать? Лампы же выключены.

Он качнулся на пятках, и свет из гаража перелился через его плечо, обтянутое темно-синей тканью куртки, и залил профиль Саттера. Он приподнял бровь.

Кейт потребовалось несколько секунд, чтобы понять, что означает это выражение лица.

— Черт! Ему семьдесят! Его удар хватит!

— Моя мать — медсестра, если что — она вернет Стэнли к жизни.

Кейт с шумом втянула воздух.

— Тебе что, не кажется немного необычным, что они там, — указала она на заднюю дверь, — занимаются этим?

— Во-первых, я не собираюсь думать об этом. А во-вторых, я рад, что мама нашла кого-то.

— Ну, я тоже рада. В смысле, что мой дед нашел кого-то. — Так ли это? — У тебя есть ключ, или нам надо постучать?

— Ни то ни другое.

— Что ни то ни другое?

Выключив свет, Роб закрыл гаражную дверь.

— Я не собираюсь вламываться к матери. — Он взял Кейт за руку и повел обратно к «Хаммеру». — Сомневаюсь, что ты обрадовалась бы, если бы Стэнли застукал нас, пока мы вытворяли безумные штучки в ряду с презервативами.

— Не желаю об этом говорить. Это была ошибка. Подобное не должно было случиться.

Особенно учитывая твердую уверенность Кейт в том, что сейчас он встречается с другой женщиной.

— Я начинаю на самом деле уставать от того, о чем мы можем говорить, а о чем не можем. Мы не можем говорить о ночи, когда встретились. Мы не можем говорить о ночи, когда я впервые поцеловал тебя. Мы не можем говорить о ночи, когда занимались сексом. Это бред собачий, Кейт. — Они остановились у пассажирской двери «Хаммера», и Кейт потянулась к ручке. — В ту ночь было совершено несколько ошибок. В этом я соглашусь с тобой. — Он положил руку на стекло, не давая открыть дверцу. — Может, все случилось не так, как должно было бы, но это случилось. И знаешь что? На самом деле я не сожалею о том, как это произошло. Я чертовски здорово провел время. Рано или поздно мы занялись бы сексом. Это было неизбежно.

— Не уверена, насколько неизбежно, но знаю, что каждый раз, когда ты даришь мне удовольствие, ты тут же заставляешь меня почувствовать себя дерьмово.

— Может, ты просто ищешь повод позлиться?

Разве? Нет.

Саттер открыл дверцу машины:

— Я извинился за то, что поцеловал тебя и сказал спасибо. Ты не думаешь, что пришло время забыть об этом?

Забыть? Кейт забралась в машину и посмотрела на его угольно-черный силуэт:

— Это было всего неделю назад.

— Неделя — довольно долгий срок, чтобы все еще сердиться, — ответил Роб и закрыл дверцу.

Обратный путь прошел в молчании. Кейт смотрела в окно, размышляя, неужели Саттер прав? Разве она искала повод, чтобы позлиться? Нет, это не так.

Роб завел машину на подъездную дорожку у дома Стэнли и проводил спутницу до двери.

— Спасибо, что приехал и помог найти деда, — произнесла Кейт, останавливаясь на верхней ступеньке и поворачиваясь к Саттеру лицом.

— Всегда пожалуйста. — Свет из окон падал на Роба, и впервые за вечер было ясно видно его лицо. Каштановая прядь пересекала лоб, касаясь брови. Кейт посмотрела в зеленые глаза Роба, и через секунду его взгляд опустился на ее губы. — Спокойной ночи, Кейт.

— Спокойной ночи.

Он провел пальцем по ее подбородку, и она подумала, что Роб может поцеловать ее. Вместо этого он развернулся и пошел прочь. Глядя, как он удаляется от освещенного дома, Кейт почувствовала легкий раздражающий укол разочарования.

Роб подошел к «Хаммеру» и оглянулся на нее. Затем поднял руку в кратком прощальном жесте, и Кейт снова поддалась этому чувству. Опасному чувству, что, возможно, Роб не так уж и плох. Он уже дважды извинился за то, что сбежал тогда, не придумав ничего лучше, чем торопливое «спасибо». Он встал с постели посреди ночи, чтобы помочь ей разыскать Стэнли.

Кейт посмотрела, как «Хаммер» выехал на дорогу, прежде чем зайти в дом. Даже если Роб не так плох, он не для нее. Она устала от отношений, что заканчиваются разбитым сердцем. А Роб Саттер был сладкоречивой катастрофой, которая лишь поджидала удобного момента, чтобы разразиться.

Повесив куртку на дверь, Кейт как раз успела облачиться в полосатую бело-розовую пижаму и почистить зубы, когда услышала шум грузовика Стэнли. В темноте она подошла к кухонной двери и стала ждать. Дед вошел в дом так тихо, как только смог, и медленно закрыл заднюю дверь.

Кейт зажгла свет, и Стэнли резко развернулся на каблуках ботинок. Он застыл на месте, словно подросток, поздно вернувшийся домой.

— Я думал, ты уже легла, — пробормотал он, заливаясь краской.

Кейт скрестила руки под грудью:

— Я волновалась, что ты угодил в кювет.

— Я был с Грейс.

Кейт не стала утруждать себя упоминанием о том, что уже знает, где он был.

— Ты мог позвонить. Последний раз, когда мы с тобой разговаривали, ты ехал в Бойсе.

— Прости, что заставил тебя волноваться, Кейти. — Дед снял куртку и повесил ее на дверь. — Я попросил Грейс выйти за меня замуж.

— Что? — Кейт от неожиданности опустила руки.

— Я попросил Грейс выйти за меня замуж. Она согласилась.

— Но… — Кейт смотрела на Стэнли, уверенная, что неправильно его поняла. Жениться? Люди не женятся после одной ночи в постели. Это просто любовная горячка, а не серьезное чувство. — Но, дедушка… то, что ты переспал с женщиной, не означает, что ты должен жениться на ней. Ради Бога, это же двадцать первый век! Не будь таким старомодным.

Стэнли медленно повернулся и посмотрел на внучку:

— Может быть, по твоему мнению, я старомоден, но я порядочный человек. И никогда не оскорблю женщину. Надеюсь, что моя любимая именно этого от меня и ожидает. Вот что не так с вашим поколением, Кэтрин. Вы низвели секс до уровня удовлетворения животного инстинкта.

Кэтрин? Она подошла к деду:

— Прости. Просто все так неожиданно…

— Мои чувства к Грейс зародились в тот вечер, когда я услышал ее поэму, и со временем становились все глубже.

— Ты не думаешь, что вам стоит сначала просто походить на свидания? — Кейт никогда не делали предложения руки и сердца, хотя она встречалась с мужчиной на протяжении трех лет.

— Кейти, мне восьмой десяток. У меня не так много времени, чтобы тратить его на свидания. — Он потрепал внучку по плечу, проходя мимо: — Когда двое любят друг друга — зачем ждать?

Кейт могла перечислить множество причин. Но придержала свое мнение при себе. Если Грейс сделала деда счастливым, что же за внучкой она будет, если все испортит? Она просто надеялась, что Стэнли понимал, что делает.

— Ты уверен, что хочешь именно этого? И что ты не подвержен — ну, как сказать — любовной горячке?

— Это именно то, чего я хочу. Женщину, которая заслуживает большего, чем… — Стэнли запнулся и снова покраснел, — горячка. — Он покачал головой: — Ты тоже достойна большего, Кейти. Ты достойна всего, что только может дать тебе мужчина.

Теперь пришел ее черёд краснеть:

— Знаю.

Но воспринимать эту истину рассудком и не поддаться «горячке» до предложения руки и сердца — две большие разницы. Пони уже впрягли в тележку. А может, он уже за воротами? Или уже развозит бесплатное молоко? Кейт ни в чём не была уверена.

Хотя было кое-что, в чем она не сомневалась. Ни за какие коврижки пони не загнать обратно в стойло. Не тогда, когда ему тридцать четыре, и ему действительно нравится тянуть тележку. Но дед был прав. Кейт достойна большего, чем отношения, ведущие в никуда. Что возвращало к той же дилемме, которая мучила ее со дня приезда в Госпел.

 

Глава 16

— Какой хлеб сегодня в продаже?

— Фокачча.

Ада Довер сморщила нос и наклонилась, чтобы рассмотреть получше. Ее волосы были идеально уложены, а запах духов «Эмероуд» окружал пожилую даму токсичным облаком.

— Он странный.

— Он очень вкусный.

— И все-таки выглядит странно.

— В нем свежий тимьян и зеленый лук, оливки и пармезан. Хотите попробовать кусочек?

— Думаю, я лучше…

Отрезая кусочек хлеба и передавая его Аде, Кейт прикусила губу, чтобы не рассмеяться. Миссис Довер хмурилась, пока жевала.

— Да, лучше я возьму всю буханку, — заключила она.

— Не хотите ли еще немного желе «Халапеньо» к хлебу?

— Нет. Со вчерашнего дня мой ответ не изменился.

Кейт вышла из ряда с хлебом и прошла за кассу:

— Я буду спрашивать вас, пока не услышу «да».

— Ну, не слишком-то усердствуй. Мне нравится твой хлеб и некоторые из этих необычных сыров, но я просто не представляю, что стала бы есть желе, приготовленное из перцев, — Ада поставила сумку на прилавок и вытащила бумажник. — Как поживает твой дедушка? «Зря тратите свой «Эмероуд», — подумала Кейт, пробивая хлеб. — Деда в магазине нет».

— Сегодня он дома, отдыхает.

— С ним что-то не так? Болят суставы? Ему надо принимать глюкозамин. Это в два счета его вылечит.

— Нет. Он просто решил выспаться этим утром. — Чтобы прийти в себя после бурной ночки. — Сказал, что будет здесь к полудню.

Ада передала пятерку, а Кейт вернула пожилой женщине сдачу.

— Ты завтра придешь на наши стихотворные чтения?

— О, я не знаю, — Кейт судорожно пыталась придумать оправдание. — Думаю, что буду слишком занята выпечкой хлеба на следующий день, — ничего лучше она придумать не сумела.

— Очень плохо. Ты пропустишь мою новую доработанную поэму про Сникера.

Кейт улыбнулась:

— Да, это никуда не годится.

Ада убрала сдачу и взяла пакет с хлебом:

— Ну, вот что я скажу тебе. Завтра после полудня я принесу копию поэмы специально для тебя, чтобы ты читала и наслаждалась.

— Правда? — усилием воли Кейт удержала улыбку на лице. — Это было бы просто замечательно.

После того как Ада ушла, Кейт пополнила ряд с «национальными блюдами», которые включали в себя жареные бобы, сальсу и консервированный перец чили. В полдень, как и обещал, пришел Стэнли. Кончики его усов приподнимались от улыбки, и он весь день напевал себе под нос что-то, похожее на увертюру из «Вильгельма Телля». Не «What's new Pussy Cat» и не «Дилайлу», а классическую музыку, подобную той, что слушала Грейс. Дед влюбился по уши.

В три часа позвонил Роб и попросил доставить ему продукты в «Саттерс Спорт». На другую сторону парковки. В этот раз Кейт не стала заострять внимание на его лени, поскольку решила, что он, возможно, хочет поговорить с ней о последних новостях.

Когда она вышла из продуктового магазина, над заповедником нависли плотные серые облака, грозившие дождем. Сильный ветер играл со шнурками, стягивавшими манжеты и ворот блузки кремового цвета, c которой прекрасно сочетались расклешенная юбка персикового цвета и кремовые туфли на каблуке, завязывавшиеся на лодыжках. Ветер растрепал волосы Кейт.

Она заглянула в пакет и улыбнулась. Четыре упаковки гранолы и бутылка сока из страстоцвета. Некоторые люди так предсказуемы.

В «Саттерс Спорт» мужчина с сыном разглядывали выставленные в ряд горные велосипеды, а спиной к Кейт, облокотившись на прилавок, стояла какая-то женщина. Она впихнула себя в тесные джинсы «Рэнглер». По другую сторону прилавка находился Саттер, который разговаривал с посетительницей и одновременно тыкал карандашом в кнопки кассового аппарата. Темно-зеленая рубашка поло с логотипом магазина на нагрудном кармане очень шла Робу. Когда он поднял голову, его губы изогнулись в улыбке.

— Детка, — сказал он, — я так рад, что ты наконец-то пришла.

Детка? Или он был очень-очень голодным, или разговаривал с кем-то еще. Продолжая идти вперед, Кейт оглянулась: сзади никого не было. Она повернула голову как раз в тот момент, когда, выйдя из-за прилавка, Роб направился к ней. Кейт уже собиралась спросить, не роняли ли его в детстве, когда он поразил ее еще больше, обняв так, что ее ноги оторвались от пола. Запах сандалового мыла наполнил легкие Кейт, и ее живот немного сжался, как будто она задержала дыхание.

— Притворись, что ты моя подружка, — прошептал он ей на ухо.

Кейт посмотрела на Дикси Хоув, которая выпрямилась и повернулась к ней лицом. Дикси каким-то образом умудрилась впихнуть свою грудь в маленький топ до талии, который больше подходил для пляжа, чем для хмурого апрельского денька, и для девушки раза в два моложе мисс Хоув.

— С чего бы это?

— Я дам тебе десять баксов.

— Забудь.

— Я скажу всем, кого знаю, что желе «Халапеньо» великолепно, и чтобы они бежали в «М&С» и хватали банки, пока его не раскупили.

Кейт улыбнулась и отклонилась назад так, чтобы посмотреть ему в глаза, окруженные густыми темными ресницами. Она положила свободную руку на его гладкую щеку и звонко чмокнула в губы. Эспаньолка царапнула ей подбородок. Кейт отстранилась и засмеялась:

— Ты рад видеть меня или четыре пачки гранолы?

Роб рассмеялся и поставил Кейт на ноги.

— И то, и другое, — его рука скользнула по ее спине и остановилась на попке. Кейт наградила Саттера мрачным взглядом, а в ответ он обезоруживающе улыбнулся.

— Уверен, ты уже встречала Дикси, — сказал он, поворачиваясь лицом к посетительнице. Однако руки не убрал.

— Да, — ответила Кейт. — Дикси заходит в «М&С». Как дела?

— Хорошо, — Дикси оглядела Кейт и пожала плечами, как будто не увидела в ней ничего привлекательного. — Что ж, я ухожу, Роб. Дай мне знать, если передумаешь.

— До встречи.

— Передумаешь насчет чего? — спросила Кейт приглушенным голосом, как только за Дикси захлопнулись входные двери.

Роб посмотрел на мужчину с сыном, которые разглядывали байки, затем скользнул рукой с попки Кейт до ее талии. И снова притянул поближе. Усы Фу Манчу защекотали Кейт висок, когда Роб пробормотал ей на ухо:

— Насчет ее версии сексуального кренделька.

— А тебя это не интересует?

— Нет. Она… слишком доступна каждому в городе.

— И у нее эти пугающие фальшивые сиськи.

Последовало долгое молчание, прежде чем Роб сказал:

— Да, и это тоже. — Он убрал руку и взял у Кейт пакет с продуктами. — Страстоцвет? Мне казалось, я попросил у Стэнли киви, — и пожал плечами. — Хочешь?

— Нет. Слишком сладко. Я должна быть в подходящем настроении для страстоцвета.

— Вот в чем разница между мужчинами и женщинами. Женщины должны быть в подходящем настроении. А мужчины всегда в настроении для маленького страстоцвета.

— Женщинам нужна причина. А мужчинам нужно только место!

Роб открутил крышку:

— Все-то ты знаешь, детка.

— Дикси ушла. Можешь прекратить называть меня деткой. — Роб лишь снова улыбнулся ей и повернулся к мужчине с сыном. — Этот «Хеклер» — отличный велосипед, — сказал он, направляясь к ним и отпивая глоток сока. — Легкий, но может вынести грубое обращение.

— Тысяча долларов слишком много, — сказал отец, качая головой.

— Сколько вы хотите потратить?

— Я не могу позволить себе что-то дороже трех сотен.

— Я только что получил «Мангуст» за двести пятьдесят девять, — Роб указал бутылкой себе за спину. — Давайте покажу его вам, — троица прошла мимо шлемов, и Саттер взглянул на Кейт через плечо. — Можешь побродить тут? Мне надо поговорить с тобой.

Поскольку ей было любопытно и хотелось узнать, что он думает о замужестве матери, Кейт решила, что может «побродить тут» несколько минут.

— Конечно.

В ожидании Роба она обошла магазин, осмотрев все: от одноместных палаток до оборудования для вязания нимф. В каком-то ряду она надела перчатки без пальцев и внимательно рассмотрела повязки на голову Road Dog и банданы. Сняв перчатки, Кейт направилась к кассе, где принялась примерять солнечные очки «Окли».

Когда она примеряла третью модель, из подсобки вместе с мальчиком и его отцом вышел Роб.

— Я могу подготовить его к завтрашнему дню, — говорил он. У входной двери мужчины пожали друг другу руки, и Кейт повернулась к маленькому зеркалу на стенде с очками. Она поворачивала голову из стороны в сторону и не могла решить, хорошо выглядит или же похожа на какое-то насекомое.

— Хочешь научиться вязать мушек? — спросил Роб, подходя к ней по деревянному полу. Кейт посмотрела на него сквозь красно-голубые иридиевые линзы: ценник с надписью «сто пятьдесят долларов» свисал с ее переносицы и колол нос. Мать Саттера выходила замуж за Стэнли, а ее сыночек вот о чем хотел поговорить?

— Сегодня? — Кейт сняла очки и убрала их обратно в футляр. Конечно, Роб уже слышал о том, что случилось. Если нет, не она должна была рассказывать ему. А его мать.

— В воскресенье, — он поставил пустую бутылку рядом с кассой. — В воскресенье оба магазина будут закрыты. Могу поспорить, ты будешь сногсшибательно выглядеть в болотных сапогах.

Кейт приподняла бровь:

— Сногсшибательно?

Роб взял очки «Бринко» в черепаховой оправе с экспозиции. Кончики теплых пальцев коснулись щек Кейт, когда он медленно надел очки ей на переносицу.

— Сексуально.

Кейт посмотрела на него сквозь золотистые линзы, и ее голос приобрел тот смущавший ее хриплый тембр, который иногда вызывала близость Саттера.

— Я буду выглядеть смешно.

— Ты поедешь со мной?

Кейт покачала головой:

— Если я захочу рыбы, то просто возьму из холодильника в «М&С».

— Я поймаю и почищу. — Он снял с нее очки и отвернулся, чтобы убрать их на место. — Я заеду за тобой в шесть.

— Вечера?

— Утра.

— Это единственный день, когда я могу выспаться.

— Я сделаю так, что ты не пожалеешь, — он надел на Кейт другие очки и провел пальцами по ее щеке и вниз по шее. Его прикосновение было похоже на волшебство, заставляя его невероятную сексуальную энергию танцевать на ее коже.

Кейт смотрела на него сквозь темные линзы, и дыхание застряло у нее в груди, где-то рядом с сердцем.

— И как это?

— Я позволю тебе взять мою вторую среди самых любимых удочку.

— А почему я не могу взять твою самую любимую удочку?

Он засмеялся, положил солнечные очки на кассовый аппарат и наклонил темноволосую голову, заслоняя все вокруг.

— В любое время, детка, — прошептал он рядом с губами Кейт.

Она вцепилась в его рубашку:

— Роб, думаю…

— Не думай, — он прижал руку Кейт к своему сердцу, и она ощутила мощные удары под своей ладонью. — Просто чувствуй. Чувствуй, что ты делаешь со мной. Чувствуй, что происходит, когда я рядом с тобой, — его губы накрыли ее, и все исчезло. Все, кроме запаха теплого мужского тела, наполнившего ее легкие, сплетения и скольжения их языков. И его вкуса. Роб был хорош на вкус, как страстоцвет и желание.

Он наклонил голову и прекратил сдерживаться. Поцелуй стал более страстным, глубоким, и Роб отцепил пальцы Кейт от своей рубашки и положил ее руку себе на шею.

Он мягко втянул в рот язык Кейт. Она приникла к Робу, а он положил руку ей на спину так, что ее грудь вжалась в его твердые мускулы. Ее соски затвердели, пока желание завязывалось узлом у нее в животе: примитивная реакция на вкус его рта, прикосновение его рук и твердую выпуклость, прижимавшуюся к низу ее живота. Тело Кейт помнило его и хотело получить все то наслаждение, которое только он мог дать.

Его поцелуй был подобен горячему рому с маслом, который Кейт пила в ночь их первой встречи. И был так хорош на вкус, что заставлял жар растекаться по всему ее телу, согревая то местечко между бедер и заставляя голову кружиться. Поцелуй стал требовательным, полным нужды, как будто Роб хотел забрать весь воздух из ее легких. Роб так хорошо умел заставить ее тело откликнуться, заставить ее забыть, почему именно она должна избегать подобных взаимоотношений. Кейт оторвалась от него.

— Я не могу так, — сказала она, делая глубокий вдох. — Я пришла сюда поговорить о Стэнли и твоей матери. Мы не должны снова заниматься этим.

— Ну конечно мы должны.

Нет, они не должны. Он не подходит ей. Он разобьет ей сердце, а Кейт не думала, что сможет вынести это еще раз. Она отвернулась:

— Думаю, мы должны остаться просто друзьями.

— Теперь я не могу быть просто другом, — Роб взял ее за подбородок и заставил посмотреть на себя. — В ту ночь, когда я пришел в «М&С», я не собирался заниматься с тобой любовью. Я даже не знал, зачем постучал в дверь, пока ты не ответила. Затем увидел тебя и понял. — Он прижался лбом к ее лбу: — Меня тянет к тебе, Кейт. Я думал, что это просто секс. Что я просто хотел получить тебя обнаженной, но теперь это нечто большее. Мне нравится разговаривать и быть с тобой. Я ищу тебя в толпе, начинаю искать тебя в ту секунду, когда захожу в магазин, и большую часть времени даже не осознаю, что делаю это, — он потерся носом о ее нос. — После того, как мы занимались любовью в первый раз, я должен был привезти тебя к себе домой и делать все это в постели. Всю ночь. — Он замолчал, а когда снова заговорил, его голос стал ниже, грубее: — Вот, что я хотел тогда сделать. И вот, что я хочу сделать сейчас, — он откинул голову назад. — Я думаю о тебе, когда тебя нет рядом, а самое печальное во всем этом то, что я даже не уверен, что нравлюсь тебе.

— Ты мне нравишься, — прошептала Кейт, пробежав пальцами по его волосам. Казалось, Роб точно знает, что нужно сказать, чтобы сломить ее сопротивление. — Даже когда я действительно изо всех сил стараюсь почувствовать к тебе неприязнь.

Саттер обхватил ее за талию, приподнял и посадил на прилавок.

— Ты только подумай, как бы мы могли повеселиться, если бы ты так сильно не старалась, — он встал между ее ног и скользнул руками под юбку. И начал поднимать ладони все выше по гладким бедрам. Тепло его прикосновения распространилось по ее паху.

Кейт, собрав последние остатки разума, схватила Роба за запястья и сказала:

— Мы не можем здесь этим заниматься. Мне надо вернуться к работе.

Он поцеловал ее в шею:

— Что на тебе?

Кейт наклонила голову набок. Хорошо, еще минутку.

— Юбка.

— Нет, — его палец задел кромку ее трусиков. — Здесь. На ощупь это кружево.

— Так и есть.

— Какого цвета?

Какого цвета? В этот момент она не могла вспомнить.

— Белого.

Возможно.

Глубоко в его горле зародился стон, и Роб отстранился достаточно далеко, чтобы посмотреть Кейт в лицо:

— Покажи мне.

— Прямо сейчас?

— Да.

— Кто-нибудь может зайти.

— Никто не придет.

— В последний раз, когда я была здесь, пришли два маленьких мальчика.

Роб провел руками вверх по ее бедрам и прижал большие пальцы к шелку, прикрывавшему ее.

— Твои трусики промокли.

— Мне надо пойти и помочь Стэнли, — прошептала Кейт на вдохе. — К пяти в магазине становится людно.

Роб улыбнулся:

— Значит, у нас есть около часа.

— Кто-нибудь может зайти сюда, — снова запротестовала Кейт, но не убрала его руку.

Роб скользнул большим пальцем под трусики и коснулся ее там.

— Тебе это беспокоит?

Беспокоит? Роб ласкал ее влажную плоть, и Кейт внезапно не смогла вспомнить вопрос. О, да.

— Кто-нибудь может зайти.

— Подними свою юбку так, чтобы я мог снять твои трусики зубами.

Могла ли она позволить мужчине, с которым лишь однажды занималась сексом в темном магазине, снять зубами свое нижнее белье? Прямо сейчас? Кейт посмотрела в его полуприкрытые глаза, полные желания и обещания великолепного секса, провела руками по его плечам и рукам и подняла юбку до талии.

Роб улыбнулся и опустил взгляд к ее бедрам.

— Я так давно хотел сделать это, — он поцеловал ее губы и шею, затем встал перед Кейт на колени, посмотрел ей в глаза, и его улыбка была полна обещания темного, восхитительного греха. — Положи ноги мне на плечи, — сказал он, подтаскивая ее к краю.

Кейт оперлась руками на прилавок за спиной, когда Роб поцеловал ее под коленями и двинулся дальше. Он не стал тратить время на прелюдию и занялся делом: отодвинул в сторону трусики и притянул ее к своему рту. То, что последовало далее — жаркий рот, который втягивал ее плоть — лишило Кейт дыхания и заставило откинуть голову назад.

Роб целовал ее между бедер так же, как целовал в губы: с ошеломляющей страстью, заставляя исторгать бессмысленные звуки наслаждения. Кейт закрыла глаза, пока желание пульсировало и грохотало под ее кожей, вышедшее из-под контроля и вынуждавшее ее поджимать пальцы в туфлях.

Он ласкал ее языком, нажимая на влажную плоть, вбирая ее в рот для сладкого поцелуя, который почти заставлял Кейт кончить. Снова и снова Роб подводил ее к самому краю, только чтобы отстраниться и коснуться ее пальцами или прикусить внутреннюю сторону бедра. Каждый раз он поднимал ее все выше и выше, пока глубокий сокрушительный оргазм не заставил Кейт разлететься на мелкие кусочки. Оргазм, который начался в глубине ее живота и вырвался наружу, промчавшись по коже, как жидкий огонь: пальцы и под коленями покалывало, и она услышала свой голос, выкрикивавший имя Роба. Казалось, наслаждение длилось вечно, а потом он оказался над ней, целуя, лаская ее грудь через одежду.

Как всегда, его окружало желание, горячее и осязаемое. Кейт почувствовала эту непреклонную силу, когда обняла Роба за шею и поцеловала его горло. Он потянулся за бумажником и достал презерватив. Кейт забрала его. Расстегнув брюки, Роб спустил их и белые боксеры по бедрам.

Кейт взяла в руку его толстый пенис и натянула тонкий латекс на головку и дальше по длинному древку до самого основания. Роб смотрел на свою женщину: огонь и желание, и жадность горели в его глазах, пока она вводила его член в себя. Саттер склонил голову к ее губам, и его язык ворвался ей в рот, когда он вошел в ее тело, заполняя Кейт так плотно, так глубоко, что если бы она не была уже подготовлена, он причинил бы ей боль.

Кейт обхватила его ногами за талию, пока он двигался в ней, снова и снова, жестче и глубже. Она вцепилась в него, приветствуя каждый толчок его бедер и чувствуя каждый удар, приближавший ее к еще одному оргазму.

Роб оторвался от ее губ и прижал к своей груди. Его пальцы запутались в волосах Кейт, когда он вошел в нее в последний раз. Он держал ее так, крепко прижатой к груди, пока их дыхание не выровнялось.

— Это было… — пробормотал он где-то у ее макушки, — …я не совсем уверен, но думаю, это был лучший… не думаю, что когда-нибудь так кончал, — он опустил руки и погладил ее обнаженные бедра. — Спасибо, Кейт.

Кейт отстранилась и посмотрела ему в лицо:

— Пожалуйста, но ты сам сделал всю работу.

— Да, — его губы изогнулись в озорной улыбке. — Но против такой работы я не возражаю. — Он вышел из нее и нагнулся за своими брюками. Застегнул их, затем помог Кейт слезть с прилавка. Ее нижнее белье было в полном беспорядке, и она поспешила к туалету в конце магазина и проскользнула внутрь.

Позаботившись обо всем, Кейт включила воду, вымыла руки и взглянула в зеркало над раковиной, на свое отражение. Которое смотрело на нее: волосы спутаны, щеки горят, а верхняя губа казалась обветренной от эспаньолки Роба. Кейт выглядела как женщина, которая только что занималась сексом.

Вода текла по ее рукам, пока она смотрела на себя. Она только что занималась сексом, сидя на прилавке, и любой житель города мог зайти в магазин.

— О, Боже, — прошептала она. Ее лицо запылало, а уши начали зудеть. Она не могла поверить, что только что сделала это.

— Кейт, — Роб постучал в дверь. — Если ты закончила, мне тоже нужно туда.

Выключив воду, Кейт вытерла руки. Она открыла дверь, но просто не могла посмотреть Саттеру в лицо. Она проскользнула мимо него, но он схватил ее за руку.

— Стой здесь, — он отпустил ее и расстегнул брюки. Спустил боксеры, и Кейт повернулась к нему спиной.

— Черт, закрой дверь. Это ведь немного лично, разве нет?

— Милая, мы только что перешли все границы личного, — он бросил презерватив в унитаз и спустил воду. Кейт услышала, как Роб застегивает брюки, затем закрывает кран. — Это не намного более личное, чем я на коленях перед тобой, сидящей на моем прилавке, — сказал он, вытирая руки бумажным полотенцем.

— Не могу поверить, что сделала это, — Кейт прижала ладони к щекам, — Кто-нибудь мог войти и увидеть… тебя… твое лицо…

Роб отбросил полотенце и развернул Кейт:

— Дверь была заперта.

— Что?

Он сжал ее запястья и посмотрел в лицо.

— Никто не мог войти. Я запер дверь, когда выпускал того парня, который выбирал горный велосипед. — Роб быстро поцеловал ее, затем взял за руку и вывел в магазин. — Итого минус две фантазии. Осталось еще девятьсот девяносто восемь.

— Ты запер дверь?

— Да, не мог никому позволить помешать нам.

Шаги Кейт замедлились.

— Ты был уверен, что я займусь с тобой сексом?

— Черт, нет, — он повернулся и посмотрел на нее. — Если тебя это интересует, я никогда не знаю, чего ожидать от тебя. Мне просто нравится быть готовым. Я как бойскаут.

Кейт рассмеялась, и они снова пошли к двери.

— Пойдем ко мне домой.

— Я работаю до шести.

— Я заберу тебя после работы. Мы могли бы поужинать, а потом ты бы показала мне свою татушку, — он поднял руку Кейт и поцеловал косточки пальцев. — Я просто перееду через парковку в шесть.

— Нет, я сама приеду к тебе.

Кейт хотела иметь свою машину под рукой, просто на случай каких-нибудь проблем. Не то чтобы она собиралась намеренно искать их. Она собиралась быть оптимисткой, даже если это убьет ее.

Роб коснулся губами внутренней стороны ее запястья, потом отпустил руку Кейт.

— Если ты не будешь у меня в шесть тридцать, — сказал он, отпирая большие двойные двери, — я начну искать тебя.

— Боишься, что я не приеду?

— Я же говорил тебе, что никогда не знаю, что от тебя ждать.

— Я приеду, — сказала Кейт, выходя. Ступила на тротуар и оглянулась, чтобы посмотреть, наблюдает ли Роб за ней.

Он наблюдал.

Он стоял, сложив руки на груди, опираясь на одну ногу, наклонив голову набок.

Роб Саттер был несчастьем, которое только и ждало того, чтобы случиться, но только если девушка была достаточно глупой, чтобы влюбиться в него. Его прошлое доказывало, что он не годится для серьезных отношений, но если девушка и не хотела их от него, это не было проблемой.

Кейт прошла между двух машин, припаркованных рядом с фонарным столбом. Если девушка хотела и ожидала лишь хорошо проведенного времени, беспощадной страсти, тогда Роб Саттер ей определенно подходил.

«Минус две фантазии. Осталось еще девятьсот девяносто восемь», — сказал он. Если все, чего хочет девушка, это мужчина с хорошим воображением, Роб Саттер будет идеален в этом амплуа.

 

Глава 17

Осталось еще девятьсот девяносто семь.

Кейт лежала, запутавшись в простынях и ногах. Жаркий рот Роба касался ее поясницы, а руки — попки.

— Твоя татушка меня заводит.

Его много чего заводило. Само появление Кейт на пороге его дома заставило Роба кинуться на нее как утка на жучка. Но, по крайней мере, на этот раз они добрались до постели.

Кейт повернулась, и губы Роба коснулись ее пупка. В животе у нее заурчало, хотя в этот момент она не была уверена, что вызывает у нее больший голод: Роб или то, что она давно не ела.

Саттер оторвался от Кейт и сел на пятки.

— Хочешь чего-нибудь перекусить?

Золотые лучи солнца заливали кровать и Роба, пробиваясь сквозь темные тонкие волоски, покрывавшие плотные рельефные мышцы на его груди и плоские кубики пресса на животе. Темная дорожка вилась вокруг пупка, ведя прямо к низу живота и члену. Длинный красный шрам шел от груди к пупку, нарушая совершенство великолепного тела.

— Что у тебя на уме?

— Сэндвичи с ветчиной, — Роб встал с кровати и направился к гардеробу. Вытащил пару спортивных шорт для себя и бросил Кейт огромную футболку с логотипом хоккейной команды. По дороге на кухню они наступили на ее трусики и его боксеры, валявшиеся в центре спальни, ее лифчик и его рубашку на лестнице и ее платье у входной двери.

Свет на кухне отражался от кастрюль и сковород, и утвари из нержавеющей стали. Роб открыл холодильник и заглянул внутрь.

— Твой дед упоминал, что попросил мою мать выйти за него?

— Да, — взгляд Кейт остановился на золотистой чешуе, вытатуированной на плече Роба и дальше вниз по его гладкой спине. Татуировка исчезала за поясом шорт и появлялась снова, обвивая правое бедро. Раньше, когда Кейт провела по ней пальцами, Роб задрожал, и казалось, что змея ожила и движется по его коже. У него на спине были два маленьких шрама на расстоянии ладони друг от друга. — Дед сказал мне, когда вернулся домой прошлой ночью. А ты когда услышал эту новость?

— Утром, — Роб достал банку майонеза, кочан салата-латтука, упаковку ветчины, две бутылки пшеничного пива и разложил все на столе. — Вот о чем я хотел поговорить с тобой тогда, когда ты принесла мне гранолу, — он подошел к шкафу и взял буханку хлеба. — Но меня отвлекли. Помнишь?

О, да, Кейт помнила.

— И что ты думаешь об их планах? — спросила она и взяла открывалку для бутылок, которая была прикреплена на магните к холодильнику. Открыла крышку и передала бутылку Робу.

— Я сказал, что ей не нужно выходить замуж только потому, что она спала со Стэнли, — он поднял пиво. — А она напомнила мне, что причиной самых серьезных проблем в моей жизни послужил секс вне брака, — Роб сделал глоток, затем слизал каплю с уголка губ. — Думаю, если бы мне было лет девять, она бы меня отшлепала.

Кейт засмеялась:

— То же самое я сказала своему деду, и его реакция была очень похожа на реакцию твоей мамы. Вообще-то он использовал фразу «связь вне брака», как будто это что-то плохое.

Ее смеху вторил смех Роба. Поставив бутылку, он взял из упаковки восемь кусков хлеба и начал намазывать на них майонез. Кейт отрывала листья латтука и исподтишка наблюдала за Робом. Ей нравилось то, как татуировка двигалась, когда он сгибал руку. На самом деле, ей многое нравилось в нем. А в самом верху списка стояли его широкая волосатая грудь и плоский живот.

— Если Стэнли сделает ее счастливой, я тоже буду счастлив. Поначалу это будет немного странным, — Роб положил ветчину на хлеб, затем разрезал сэндвичи ножом. — Я стану твоим дядей или кузеном?

Об этом Кейт не задумывалась.

— Скажем так: ни тем и ни другим.

Роб положил сэндвичи на блюдо и посмотрел Кейт в лицо:

— Ты знаешь, как говорится?

Кейт подняла взгляд по его усам и носу к глазам:

— Как?

— Инцест — лучше всего, — он легонько взял ее за подбородок и поцеловал в губы. — Конечно, я не знаю, кто был первоисточником.

— Я рада, что ты прояснил это.

Вместе они прошли в столовую и сели за длинный строгий стол. Жуя сэндвич и картофельные чипсы, Роб рассказал Кейт, что впервые ест в этой комнате. Он говорил о своей дочке и о планах, которые хочет осуществить, когда та станет достаточно взрослой, чтобы приезжать к нему на лето.

— Почему ты живешь в Госпеле? — спросила Кейт, отодвигая свою тарелку в сторону, после того как съела один сэндвич.

— Моя мать живет здесь.

— Но твоя дочь живет в Сиэтле. И ты, похоже, скучаешь по ней.

— Я очень скучаю по ней, — Роб откусил кусок сэндвича и запил его пивом. — Сначала я переехал сюда, чтобы восстановиться, потому что моя мать медсестра. Она помогала мне с физиотерапией. Но в основном я уехал из-за того, что не мог оставаться в Сиэтле и при этом не играть в хоккей. Это напоминало мне обо всем, что у меня было, и обо всем, что я потерял, — он поставил бутылку на стол. Зеленые глаза Роба смотрели в глаза Кейт. — Я привык думать, что переехал сюда, потому что моя мать здесь. Но на самом деле я приехал сюда, потому что нуждался в переменах, — он взял чипсы и захрустел ими. — В итоге я остался, потому что мне понравилось, — Роб запил чипсы пивом. — Не хочешь еще сэндвич?

— Один — мой предел.

— Теперь моя очередь задать тебе вопрос.

Кейт отпила пива и поставила бутылку обратно:

— Какой?

— Почему ты живешь в Госпеле?

— Я была нужна дедушке, — на этот вопрос было просто ответить.

Роб почесал шрам, спускавшийся по его обнаженной груди, и отклонился на стуле так, что тот встал на две ножки.

— Я на это не куплюсь. Твоя бабушка умерла больше двух лет назад.

Кейт посмотрела на него, на своего расслабленного сексуального мужчину из фантазий. Разве не все равно, что она скажет ему? Не похоже, что она должна сдерживаться из страха разрушить отношения. Она заправила волосы за уши и рассказала о Рэнди Мейерсе. Как нашла его семью, и что он сделал с информацией, которую ему предоставила детектив Гамильтон. Рассказала, как Рэнди выглядел, и что он казался абсолютно нормальным.

— Ты не всегда можешь сказать по внешнему виду человека, что тот псих, — заключила Кейт.

Роб кивнул:

— Стэфани Эндрюс не выглядела ненормальной, пока не выстрелила в меня. Самое страшное в психах то, что они могут выглядеть такими нормальными.

Он был прав.

— Ты видела Кейти Бейтс в «Мизери»? — спросил Роб, когда ножки его стула со стуком опустились на пол. — Она была страшна, как черт, — взял еще один сэндвич и впился в него зубами.

— Точняк, чувак.

Роб засмеялся и проглотил.

— Итак. Ты оставила работу и переехала в Госпел, потому что психованный придурок убил свою семью?

Это было одной из причин.

— Я ушла, потому что больше не могла говорить себе, что люди, которых я выслеживаю, преступники и заслуживают того, чтобы их поймали. И почему-то я сразу почувствовала себя лучше.

— Ты приехала сюда в поисках перемен, как и я, — сказал Роб так, будто это был факт, не требующий доказательств.

— Возможно.

— Ты думаешь, что когда-нибудь вернешься?

— К работе детектива? — она отрицательно покачала головой.

— В Вегас?

Кейт на секунду задумалась: Вегас пережевал и выплюнул ее, но иногда она по-настоящему скучала по ярким огням большого города, который действительно никогда не спит.

— Может быть, я провела там слишком большую часть своей жизни. Там я закончила последний класс средней школы и поступила в Университет Ла Верне. Там я привыкла к вечеринкам в стиле рок-звезд, а позже получила свою лицензию частного детектива. Вегас всегда был для меня домом. Может быть, он станет им снова.

Роб быстро расправился со своим и ее сэндвичами, а затем увлек Кейт обратно наверх. Они занимались сексом у гранитной стены в душе, претворяя в жизнь фантазию под номером девятьсот девяносто шесть.

После Саттер вытер Кейт, и они отправились смотреть десятичасовые новости. Обессиленный Роб заснул во время репортажа о погоде.

Кейт убрала его руку со своей талии, собрала обувь и нижнее белье и посмотрела на Саттера в последний раз: тот спал среди спутанных простыней и серебристого лунного света, струившегося на кровать. Спустившись вниз, Кейт натянула через голову платье, надела туфли и засунула трусики и лифчик в маленький черный рюкзачок.

Потом она ушла, бесшумно прикрыв за собой дверь, потому что именно так ты поступаешь с мужчиной из своих фантазий. Ты уходишь до того, как сделаешь что-нибудь глупое, например, останешься до утра. Прежде чем ты сможешь обмануть себя и решить, что это все реально.

На следующее утро Роб вошел в «М&С» и тут же начал искать Кейт взглядом. Она стояла за кассой и пробивала для Регины Клэдис товары, доставая их из голубой пластиковой корзины. Кейт выглядела хорошо. Хорошо в том смысле, что Робу захотелось взвалить ее на плечо и унести домой. Пожилая женщина что-то сказала, и Кейт рассмеялась: теплый, веселый звук, который проник между ребрами Роба и угнездился у него в груди.

— Доброе утро, Роб, — окликнул его Стэнли со своего места у кофейного автомата.

— Привет, Стэнли.

— Привет, Роб, — сказал Диллон Тэйбер поверх кружки с кофе.

— Привет, шериф. Как дела? — спросил Роб, проходя через магазин к кассе.

— Не жалуюсь.

Кейт подняла глаза на Саттера. Уголки ее губ изогнулись совсем чуть-чуть, как будто она изо всех сил старалась удержаться от улыбки. На ней была белая рубашка, завязывавшаяся шнурками под грудью, и какая-то черная штучка под ней. Рубашка не была по-настоящему обтягивающей и не открывала взгляду ничего любопытного, но все-таки умудрялась быть чертовски сексуальной.

— Вы должны попробовать желе «Халапеньо», — сказал Роб Регине, вставая в очередь позади пожилой леди. — Оно на самом деле вкусное.

— То же самое говорит Кейт, — Регина повернулась и уставилась на него сквозь толстые линзы очков. — Но я пас.

— Ладно, но вчера я видел, как Иона с Адой сошлись в рукопашной.

Увеличенные глаза Регины прищурились.

— С чего бы это им спорить?

Об этом Роб не подумал.

— Кто знает, что заставляет некоторых женщин сбрасывать перчатки.

— Ха!

— Это ваш шанс, Регина, — сказала Кейт с улыбкой, которую больше не могла сдерживать.

Как только пожилая леди забрала свой пакет и удалилась, Роб занял ее место у кассы.

— Нам надо кое о чем поговорить, детка.

Улыбка Кейт увяла:

— Ты снова называешь меня деткой.

— Я знаю. — Он положил ладони на прилавок и наклонился ближе. — Ты хочешь поговорить здесь или в более укромном месте?

Кейт оглядела магазин, потом ее карие глаза встретились с глазами Роба:

— В кабинете моего деда.

— Показывай дорогу.

Обходя прилавок, Роб взглядом скользнул по спине Кейт, обтянутой белой рубашкой, до пояса черных брюк. Прошлой ночью он наконец-то увидел ту татушку: она была голубой и золотистой и покрывала почти половинку прекрасной гладкой попки.

Ему нравилась татушка. Ему все нравилось в Кейт. Кроме одного.

— Почему ты ушла ночью, не сказав мне ни слова? — спросил он, как только они оказались одни.

Кейт прислонилась спиной к закрытой двери, рыжие волосы спадали ей на плечи.

— Ты спал, и я не хотела будить тебя.

— Какого черта ты вообще ушла?

Когда он проснулся и обнаружил, что ее нет, он был зол. И не только потому, что хотел еще раз принять вместе с ней душ.

— Я не могла остаться. Особенно после лекции о прелюбодеянии, которую выслушала от своего деда.

В прошлом Роб использовал женщин, и они использовали его. Но он не хотел повторения этого с Кейт. У него был плохой брак. Этого он тоже не хотел. Он хотел чего-то между. Того, чего не имел прежде. Женщину в своей жизни, которая на самом деле нравилась ему вне постели. Он сделал шаг к Кейт и пропустил ее волосы сквозь пальцы, глядя ей в глаза. Глаза, которые прошлой ночью смотрели на него, сверкая от того же мучительного желания, которое он чувствовал к ней.

— Если ты не остаешься на ночь, по крайней мере скажи мне. Даже если я сплю. Тогда я не буду слоняться по дому в поисках тебя, думая, что, возможно, ты потерялась в моем особняке.

Кейт прикусила нижнюю губу:

— Ты это в самом деле делал?

— Ну… да.

Может быть, он не должен был признаваться в этом. Прежде чем он успел выболтать еще что-то, что могло смутить его, он поцеловал ее. Он намеревался просто легонько коснуться ее губ, но слишком долго был без этой женщины. Желание и нужда, которые не были удовлетворены прошлой ночью, сгустились внизу его живота и закрутились в тугой узел. Губы Кейт раскрылись, ее язык коснулся языка Роба: гладкий и теплый со вкусом какао, взбитых сливок и Кейт.

Когда Саттер поднял голову, чтобы вдохнуть, он понял, что его руки были под рубашкой Кейт, на ее груди: соски напряглись под его ладонями. Пальцы Кейт обхватили его запястья. Роб слышал через дверь, как Стэнли ходит по кладовой.

— Роб, мы не можем заняться этим здесь, — прошептала Кейт дрожащим голосом.

— Ты уверена?

— Да. Это кабинет моего деда. А сам он прямо за дверью.

Кейт была права. На этот раз.

— Прости, — сказал Роб, скользя ладонями к ее талии. — Я снова отвлекся.

Кейт облизала губы. Влажные от его поцелуя.

— Кажется, это случается с тобой очень часто.

Только когда она рядом. Она заставляла его задыхаться. Заставляла его терять разум. Может быть, потому что он чувствовал себя достаточно уютно и безопасно рядом с ней, чтобы потерять разум. Понимание того, что и он заставлял терять голову Кейт, было очень возбуждающим. Роб сжал ее талию, а потом заставил себя убрать руки.

— Приходи ко мне сегодня ночью.

Ее глаза были немного затуманенными, и она несколько раз моргнула, как будто пыталась вновь обрести ясность мышления.

— Мы поужинаем, — добавил Роб, — сыграем в пул. Шесть тридцать?

Кейт кивнула, заправляя рубашку в брюки.

— Если ты не появишься, — предупредил Роб во второй раз менее чем за двадцать четыре часа, — я пойду искать тебя

— Я приду, — Кейт сделала глубокий вдох и открыла дверь. — Я собираюсь надрать тебе задницу в пул.

— Ну да, — усмехнулся Роб.

Но несколько часов спустя Кейт выиграла четыре игры из шести. Возможно из-за того, что Саттера отвлекал ее вид, когда она наклонялась к бильярдному столу.

Поужинали они снова в столовой: Роб поджарил стейки. Затем он забрал Кейт в постель, где значительно увеличил счет в свою пользу.

На следующей неделе они одолели еще несколько фантазий, включая быстрый секс в аллее за «Рокки» и — самую любимую фантазию Роба — хаммер (Прим. переводчика: одно из значений слова hummer (в пер. с англ.) — оральный секс) в «Хаммере».

Как-то Кейт принесла корзину для пикников, и они ели в спальне, смотря матч «Чинуки»-«Эвеланш» на широкоэкранном телевизоре Роба.

Кейт устроилась в центре голубого шотландского пледа в футболке Саттера, оставшейся с тех времен, когда он играл за «Ред Уингз». Та укрывала Кейт до бедер, и Роб удивлялся, зачем она вообще надумала одеваться. Он только что провел очень приятный час близко и лично знакомясь с частями тела, которые теперь были прикрыты.

— Ох, — Кейт вздрогнула, когда камера приблизила изображение голкипера «Чинуков» Люка Мартинò, который ударил клюшкой по спине Теему Селянне. Финну, как казалось, от этого удара было ни холодно ни жарко. Тогда Люк зацепил крюком его конек и повалил хоккеиста на лед.

— Да, вот так! — сказал Роб, смеясь.

Кейт положила сыр бри на кусок багета и передала бутерброд Саттеру.

— Кошмар какой! — она оторвала зеленые виноградинки от грозди и тоже протянула их Робу. — Этот номер шестьдесят восемь очень даже симпатичный.

— Селянне? — Роб бросил виноградины в рот и нахмурился. Симпатичный? Что-то, что было немного похоже на ревность, кольнуло его грудь. Только он не думал, что это была ревность, потому что не был ревнивым парнем.

— Селянне дерется, как девчонка, и у него такой ужасный акцент, что ты бы ни слова не поняла.

— Кого заботят разговоры, — сказала Кейт, следя за Робом уголком глаза.

Он обхватил ее за талию и притянул к обнаженной груди:

— Больше не смотри на Селянне.

Кейт приподнялась над ним и села верхом на его бедра.

— Очень плохо, что я не смотрела хоккей, когда ты играл.

— У меня есть много записей игр, — его руки скользнули под футболку ей на талию. — Может быть, когда-нибудь я покажу их тебе.

Но не сегодня. Кассеты были упакованы в коробку, где лежали с того момента, как Роб вынужден был закончить свою карьеру. А сегодня у него были дела поважнее.

И на следующий день тоже. В первый раз в жизни Роб начал придумывать причины, чтобы увидеть женщину.

Он заглядывал к Кейт по утрам, пока она пекла хлеб, и убедил ее в том, что она должна приезжать к нему несколько вечеров в неделю, чтобы помочь приготовить идеальную гранолу. Он настаивал, что должен найти правильное сочетание ингредиентов, так чтобы гранола не была по вкусу как картон или витамины. Роб сказал, что хотел бы нанять кого-нибудь, чтобы этот человек готовил гранолу за него, и можно было продавать ее туристам в «Саттерс Спорт». Он знал, что это затронет предпринимательскую жилку Кейт.

Вообще-то в этом не было ни капли правды, но Роб не чувствовал ни малейшего сожаления. В первое воскресенье мая он забрал Кейт из дома в шесть утра, и они направились на маленький островок на реке Биг Вуд, где в это время года, как было известно Робу, форель не могла устоять перед наживкой «Шамуа Нимф».

— Они не очень-то симпатичные, — сказала Кейт, натягивая неопреновые болотные сапоги, которые Роб захватил для нее. Он помог ей натянуть лямки на плечи поверх свитера и надеть рыболовный жилет, которые также принес для Кейт. Та заправила волосы под лыжную шапочку, которой её тоже снабдил Роб, и наблюдала, как он привязывает кремово-бежевую мушку к концу ее наживки.

— Мы используем это как наживку? — спросила Кейт, наклоняясь, чтобы рассмотреть поближе.

— Нет, детка. Это приманка. Не наживка, — и поцеловал ее в губы, как раз когда она собралась напомнить ему, чтобы он не называл ее деткой, а затем вошел в реку. Кейт следовала за ним по пятам, вцепившись в его жилет, а Роб проверял скользкие камни ногой, прежде чем перенести на нее свой вес. Ледяной поток толкал под колени, пока Роб показывал своей спутнице, как держать удочку. Он стоял позади Кейт, его руки на ее, обучая основному броску, так же как отец когда-то учил его.

— Держи кончик между часом и одиннадцатью, — сказал Роб, а когда Кейт освоила базовый бросок, показал ей, как добавить леску. — Теперь мы отмотаем примерно двенадцать футов. — Он вытянул леску из катушки и оставил ее плавать на поверхности в потоке перед ними. Затем показал, сколько лески нужно для заднего и переднего броска. — Смысл в том, чтобы мушка едва коснулась воды, прежде чем снова поднять ее.

Нимфа Кейт запуталась в кустах позади них, и, не тратя времени на ее освобождение, Роб залез в карман жилета, вытащил ножницы и обрезал леску.

— Прости, я потеряла твою мушку, — сказала Кейт, пока он вытаскивал другую из кармана.

— Не извиняйся. Я их все время теряю. Это часть рыбалки, у меня таких тысячи, — Роб снова занял место позади Кейт, обняв ее за талию, пока ученица вытягивала леску и делала бросок. — Нет, ты дергаешь запястьем. Плавные движения, — он приблизил рот к ее уху. — Ты ведь кое-что знаешь о плавных движениях, не так ли, детка?

— У тебя не получится отвлечь меня, — сказала Кейт, старательно держа спиннинг между часом и одиннадцатью. — И не зови меня деткой.

— Почему нет?

— Потому что у тебя в жизни, вероятно, была куча «деток».

Роб задумался на секунду:

— Нет. Только ты.

Когда они отправились рыбачить в третье воскресенье, Кейт поймала свою первую рыбу. Одиннадцатидюймовую радужную форель, которая рвалась вниз по течению и задала Кейт жару. Яркое утреннее солнце рассыпалось искрами по воде, кружившей вокруг длинных ног Кейт, упакованных в темно-зеленые болотные сапоги. Ее смех смешался со звуками течения реки и биения волн, пока она боролась за то, чтобы вытащить форель на берег.

Пока Роб удалял из рыбы крючок, он наблюдал, как восхищается переливающимися красками радуги Кейт, проводя пальцами по скользкому боку форели:

— Она прекрасна, Роб.

Сияющие глаза Кейт встретились с его, а ее щеки были розовыми от прохладного утреннего воздуха. Роб никогда не встречал женщину, подобную Кейт. Такую, которая надевала браслеты от Тиффани и кружевное белье, чтобы стоять рядом с ним с удочкой в ледяной воде.

Кейт взяла рыбу из его рук и осторожно опустила ее в реку. Рыба взмахнула хвостом, обрызгала болотные сапоги своей освободительницы, а затем исчезла в глубине. Кейт сполоснула руки в холодной воде, посмотрела на Роба с выражением истинного наслаждения и сказала:

— Это было потрясающе.

Он почувствовал укол в груди. Приводящее его в смущение легкое давление рядом с правым желудочком. Не то чтобы Роб никогда не видел выражения удовольствия на лице Кейт. Он видел его много раз, потому что сам и был его причиной.

Он вытянул еще десять футов лески, поднял спиннинг и забросил мушку, так что та оказалась почти на поверхности. Нимфа стала уходить на глубину, поэтому Роб развернул спиннинг против течения и подправил леску.

Он краем глаза взглянул на Кейт, пока та проверяла готовность своей нимфы. В этот раз никаких уколов или давления. Ничего, что бы могло смутить. Роб повернул голову из стороны в сторону и расслабился. Здесь не было ничего, в чем он должен был бы разобраться.

В следующее воскресенье был День матери, и они не рыбачили. Роб и Кейт поужинали с Грейс и Стэнли. Лакомясь поджаренными с мятой бараньими отбивными и красным картофелем, они выслушали свадебные планы. День свадьбы был назначен на вторую субботу июня. Стэнли и Грейс собирались пожениться в парке у озера и планировали прочитать стихи друг для друга. И попросили Роба и Кейт быть их шаферами.

— Конечно, — сказала Кейт, хотя уголок ее рта изогнулся.

— А эти стихотворения длинные? — спросил Роб.

— О, — ответила его мать, — пятнадцать-двадцать минут.

Саттер внутренне застонал, а Кейт закашлялась, прикрывая рот салфеткой. Когда с едой было покончено, и все отставили свои тарелки, Кейт предложила матери Роба помочь с уборкой посуды.

— Нет, ты останься здесь и составь деду компанию, — настояла Грейс. — Мне поможет Роб.

Следующим утром он уезжал в Сиэтл, так что решил, что мать хочет поговорить с глазу на глаз об этой поездке.

— Что происходит между тобой и Кейт? — вместо этого спросила Грейс.

— Что? — Роб поставил тарелки в раковину и посмотрел на мать. Он не ждал этого вопроса, но не был удивлен.

— Не играй со мной в игры, — она поставила сервировочное блюдо на стол, затем потянулась к буфету и достала банку с кофе без кофеина. — Я вижу, как ты смотришь на нее.

— И как же?

— Как будто она особенная для тебя.

Роб открыл шкаф и вытащил несколько пластиковых контейнеров с крышками.

— Она мне нравится.

— Ты смотришь на нее так, как будто она больше чем просто нравится тебе.

Он переложил красный картофель в контейнер и ничего не ответил.

— Ты не обдуришь меня. Я знаю, ты заигрывал с ней под столом.

Вообще-то его ноги не находились столь уж близко к ногам Кейт, но его рука была на ее бедре большую часть вечера. Ничего сексуального, просто прикосновение. Он пожал плечами:

— Ну, она мне очень нравится.

— Тебе тридцать шесть. — Грейс наполнила графин водой, затем сказала: — Через три недели тебе будет тридцать семь.

— А в следующем году мне будет тридцать восемь. И что? — спросил он, хотя знал ответ.

— Просто то, что Кейт — милая девушка. Может быть, та, к которой ты бы мог отнестись серьезно. — Она замолчала, но Робу не пришлось слишком долго ждать продолжения: — Может быть, жениться.

— А может, нет. Я уже женился и облажался по-полной.

— Ты женился, потому что Луиза забеременела.

— Это не значит, что я не любил ее. — Он взглянул на мать и спросил: — Где пирог?

Тема была закрыта.

Не было ничего, что могло испортить что-то хорошее лучше, чем разговоры о женитьбе. Слава богу, Кейт не подталкивала его в этом направлении. Она никогда не спрашивала, когда снова увидит его или куда он собирается. Она не ревновала, когда он разговаривал с другими женщинами, и не становилась подозрительной, если ему приходилось задерживаться на работе и они не могли увидеться. Она не была совсем уж гламурной дамочкой, которая хочет поговорить об их «отношениях». Насколько Роб понимал, это делало их отношения почти идеальными.

Его поездка в Сиэтл превратилась в путешествие в ад. Со времени его последнего посещения Амелия решила на полную катушку насладиться кризисом двухлетнего возраста и все время устраивала припадки, как будто была одержима. Первый признак того, что девочка перешла на темную сторону, Роб увидел в тот день, когда взял малышку поиграть с Тэйлор Ли, дочкой своего бывшего товарища по команде. Они пробыли у Брюса Фиша всего около получаса, когда Амелия отняла Генри Октопуса у Тэйлор Ли, а затем бросила игрушку ей в голову.

Припадок в доме Рыбки был разминкой по сравнению с показательным припадком, который Амелия продемонстрировала следующим вечером в городе, когда Роб взял ее на «Старую фабрику спагетти». Дочка вела себя идеально во время ужина, ну, настолько идеально, насколько может вести себя двухлетний ребенок. Но на выходе Роб сказал малышке, что не может ей дать спасателей, которые, как она знала, лежали у него в кармане. Амелия упала на землю и стала молотить пятками по полу, а Роб мог лишь стоять и смотреть, боясь, что если попытается поднять дочку, она ударит его прямо в пах своими маленькими розовыми ботиночками.

Его сладкая малышка превратилась в демонического ребенка, а ко всему прочему Луиза тоже лишилась разума. Когда Роб уже собирался возвращаться домой, Лу упомянула, что они с Амелией должны приехать и остаться с ним в Госпеле. Не навсегда, а лишь на выходные.

В летние месяцы бизнес не позволял Робу приезжать к Амелии так часто, как он хотел. И он был не против лишний раз повидаться. Но не хотел, чтобы Луиза жила у него. Если она снова начнет этот разговор, он даст ей список местных риэлторских агентств.

К тому времени как около полудня самолет из Сиэтла приземлился в Бойсе, Роб был вымотан и не ждал ничего хорошего от долгой поездки за рулем до Госпела. За час до приезда в город он позвонил Кейт по мобильному. Она появилась через пятнадцать минут, после того как Роб оказался дома, и смотреть на нее, стоявшую на его крыльце, было так же, как смотреть на солнечный свет.

Едва лишь закрылась вторая дверь, Кейт притиснула Роба к твердому дереву. Удивленный возглас сорвался с губ Саттера, когда она взяла его за запястья и прижала его руки над головой. Золотой «Ролекс», который ему подарили, когда был подписан контракт с «Чинуками», впечатался в деревянную стену и врезался ему в кожу. Робу было все равно.

— Что ты задумала? — спросил он.

— Возьму тебя силой.

Кейт поцеловала его в шею, и прикосновение нежных губ заставило дрожь пробежать по его позвоночнику, снимая напряжение, которое Роб чувствовал в последние дни.

— Ты собираешься причинить мне боль?

— Да, но не думаю, что ты будешь жаловаться.

Он закрыл глаза:

— Значит ли это, что ты скучала по мне?

— Нет, — сказала Кейт, но то, что она делала, свидетельствовало об обратном. — Я была слишком занята, чтобы скучать по тебе. — Она отпустила его запястья и провела рукой вниз по его груди. — Ммм, — прошептала она, мягко втягивая в рот кожу на мощной шее. Расстегнув рубашку Роба, Кейт вытащила полы из брюк. Затем обхватила рукой его пах и легонько сжала. — А это значит, что ты скучал по мне?

— О, Боже, да, — выдавил Роб, с трудом переводя дыхание.

Засмеявшись, она поцелуями проложила дорожку вниз по шраму на его груди. Опустившись перед Саттером на колени, Кейт прижималась лицом к его животу пока расстегивала брюки. Она подняла на Роба взгляд и обхватила его возбужденный член рукой. Затем поцеловала головку, и Роб расставил ноги шире, чтобы не упасть. Кейт взяла его в свой жаркий влажный рот и оставалась с ним до самого конца.

Когда все закончилось, она вернула на место нижнее белье и брюки Роба.

— Думаю, я влюбился, — сказал он, расслабленный донельзя.

Кейт потянулась к его ширинке и застегнула ее:

— Нет, не влюбился. Это просто посторгазменные разговоры.

Возможно, она была права, но существовала какая-то маленькая часть Роба, которая желала, чтобы Кейт не отвергала так поспешно то, что он сказал, как будто он не мог в самом деле иметь в виду любовь. Он не знал, почему это должно волновать его, но это его волновало. Кейт очень нравилась ему. Ему нравилось быть рядом с ней. Нравились те чувства, которые она вызывала в нем. Ему нравилось заниматься с ней сексом, но это была не любовь. Любовь не вызывает чувство такого спокойствия. Такого удовольствия.

Жизнь Роба в Госпеле была почти идеальной. Зачем ему было портить все любовью?

 

Глава 18

Внедорожник Кейт остановился на единственном в городе светофоре. На пассажирском сиденье рядом с ней лежала маленькая коробочка от Тиффани с лососевой мушкой внутри. Всю последнюю неделю Кейт занималась вязанием мушки ко дню рождения Роба. Нимфа не была и вполовину так хороша, как те, что мог связать Саттер. Но Кейт очень старалась и теперь спрашивала себя, оценит ли Роб ее усилия.

Она поерзала на сиденье, пытаясь найти более удобное положение. Трусики-танга с искусственными бриллиантами, которые она заказала из «Frederick's of Hollywood», были чертовски неудобными и врезались ей в бедра, не говоря уж о других местах. Они были сделаны из сотен отполированных хрусталиков, связанных вместе, чтобы образовать сияющий треугольник. Такой же бюстгальтер колол ей соски, а застежка посередине врезалась в левую грудь. Кейт выглядела как сбежавшая танцовщица из Рио. И ей не надо было спрашивать себя, оценит ли Роб ее нижнее белье.

Зажегся зеленый, и Кейт покинула перекресток. Взяв солнечные очки, прикрепленные на солнцезащитный козырек, она надела их. Было семь вечера, и июньское солнце начало садиться. Прежде Кейт никогда не показывалась в доме Роба, не предупредив заранее. Но сегодня, она была уверена, он не будет возражать.

Роб случайно упомянул о своем дне рождения несколько дней назад, но Кейт избегала этой темы, потому что хотела сделать ему сюрприз. У нее имелись планы, которые именинник, вероятно, не скоро забудет.

Она не видела Роба целый день, но это было не в первый раз. В последнее время он стал так занят, что нанял двух помощников, работавших у него вместе с двумя мальчиками, которым он платил за чистку снаряжения для кэмпинга. Кейт решила, что Саттер, вероятно, был на пристани.

Тонкая бретелька из хрусталя врезалась в плечо, и Кейт провела пальцем под вырезом платья с запахом и поправила ее. С той ночи, как Роб вернулся из Сиэтла, Кейт заметила в нем легкую перемену. Его прикосновения казались более личными. Более собственническими, как будто он пытался притянуть ее ближе. Он сделал ей жилет для рыбалки и отдал несколько своих самых ценных мушек. День, когда он подарил ей книгу о том, как стать гением предпринимательства, стал днем, когда Кейт поняла, что больше не может держать Роба на расстоянии вытянутой руки. Она больше не могла говорить себе, что он просто мужчина из ее фантазий. Она посмотрела на его улыбающееся лицо и сделала то, что велела себе никогда не делать.

Она пыталась держать свои чувства на безопасной дистанции, но ее сердце было несогласно с этим планом. Кейт влюбилась в Роба. Серьезно, безумно, по уши влюбилась. Так, что это лишало дыхания и чертовски пугало ее.

Проехав длинную аллею, которая вела к дому, Кейт остановила машину перед гаражом и, взяв коробочку от Тиффани с пассажирского сиденья, закрыла за собой дверь. Каблуки серебристых туфель с ремешками постукивали по бетону, пока Кейт переходила подъездную дорожку. Трусики натянулись, и приходилось ступать очень осторожно, поднимаясь по ступенькам на крыльцо. Когда Кейт позвонила в дверь, ей пришлось сосредоточиться на том, чтобы держать руки по бокам: не хотелось, чтобы Роб, когда откроет, застиг ее держащейся за свою пятую точку.

Дверь распахнулась, но открыл ее не Роб: на пороге стояла маленькая блондинка в обтягивающем платье. У нее были голубые глаза и идеальная кожа. Ни родинки, ни малейшего деффекта, ни единой расширенной поры: ничто не нарушало совершенство этого лица. Сигнал тревоги зазвенел в голове Кейт.

— Да?

Кейт посмотрела мимо блондинки внутрь дома:

— Роб здесь?

— Да, он здесь, — ответила та, но не сдвинулась с места. — Может быть, я могу помочь вам? — в ее ровном тоне послышалась легкая нотка враждебности.

— Нет, не думаю, что можете, — Кейт понятия не имела, кто эта женщина, но та вела себя так, как будто владела этим местом. — А вы кто?

— Я Луиза.

А. Бывшая.

— Да. Роб упоминал о вас.

Однако он не упоминал, что Луиза была восхитительно прекрасна.

Такие восхитительно прекрасные женщины обычно живут за счет очень богатых мужчин. Роб также не упоминал, что бывшая жена собирается объявиться в Госпеле на его день рождения. Сигнал тревоги, звеневший в голове Кейт, стал немного громче, но она проигнорировала его. Роб развелся с этой идеальной женщиной, и, насколько помнила Кейт, он сказал, что любил бывшую, но она никогда ему не нравилась.

— Я Кейт Гамильтон.

— Хм, — Луиза наклонила голову набок так, что стала видна мочка ее уха, украшенная несколькими сияющими каратами. — Интересно, что Роб никогда не говорил о вас.

Стоп. Кейт не ошиблась по поводу враждебности. И как бы ни противно ей было признавать это, шип Луизы уколол ее где-то в районе сердца.

— Зачем бы ему говорить обо мне свой бывшей жене?

Но почему он не упоминал о ней?

— Потому что мы с Робом обсуждали восстановление наших отношений. Я думаю, если бы вы были важной частью его жизни, он бы сказал о вас.

Ну ладно, на этот раз Кейт почувствовала что-то большее, чем укол и сигнал тревоги. Но сказала себе, что Луиза лжет. Она должна лгать. Роб бы не сделал этого с Кейт. Она открыла рот, чтобы ответить, но в это время из кухни в коридор вышел Роб. На нем была белая майка и голубые плавки. Он нес маленькую девочку в розовом купальнике и сандалиях, а малышка обвила ручкой его шею.

Кейт узнала девочку с фотографий, расставленных по всему дому. Когда Саттер посмотрел мимо Луизы и увидел Кейт, его шаги замедлились.

— Кейт…

— С днем рождения.

Она протянула коробочку от Тиффани, чувствуя такую любовь, что истерзанное сердце рвалось из груди под хрустальным бюстгальтером. Кейт намеревалась оставаться оптимисткой или умереть, пытаясь ею остаться.

— Спасибо, — Роб поставил дочку на ножки и взял подарок. — Заходи.

Оптимизм — это одно. А посиделки с Робом и его стервозной бывшей, пока искусственные бриллианты терзают интимные места Кейт, — другое.

— Нет. Я не знала, что у тебя есть компания. Я должна была позвонить.

— Это было бы мило, — сказала Луиза.

Роб посмотрел на нее и нахмурился:

— Ты не должна звонить. Останься на ужин. Я как раз собирался разжечь барбекю.

Новообретенный оптимизм Кейт поинтересовался: если Саттер планировал воссоединение, то пригласил бы он ее на ужин?

— Нет, спасибо. — Но на этом ее оптимизм закончился: ведь быть оптимисткой не означало быть слепой. — Луиза только что сказала мне, что вы снова планируете пожениться.

— Это не правда, — ответил Роб, и Кейт почувствовала, как боль в ее груди отступает. Глубокая морщинка пролегла между бровей Роба, он потрепал дочку по голове. — Иди возьми свою куклу, она на диване. — Когда Амелия ушла, он повернулся к бывшей жене: — Прекрати это.

Луиза подняла на него глаза. Даже ее профиль был идеальным.

— Ты сказал мне, что подумаешь об этом.

— Я подумал, и ответ все еще отрицательный.

— Тебе на самом деле надо получше подумать, действительно ли ты хочешь отказаться от шанса снова быть семьей.

— Луиза, ради бога! — взорвался он. — Почему ты все время давишь на одно и то же место, пока я не выхожу из себя? Я не женюсь на тебе снова. Я ни на ком не женюсь. Никогда. Одного раза было достаточно.

Прошло несколько долгих секунд, прежде чем его слова достигли мозга Кейт. Когда это произошло, она почувствовала прямое попадание и сделала шаг назад. О, Боже. Боль взорвалась и ударила ее. Это случилось снова. Дежавю. Другой парень. Другое соблазнительное нижнее белье. То же самое разбитое сердце.

— Прости, что помешала празднованию твоего дня рождения. — Кейт повернулась в тумане боли и растерянности и ушла, прежде чем смогла сделать что-то по-настоящему нелепое, например, разразиться рыданиями перед этой восхитительной ведьмой Луизой.

Роб поймал Кейт внизу лестницы:

— Кейт, клянусь, я не собираюсь снова сойтись с Луизой. Тебе незачем уходить.

— Нет, есть. — Она продолжала идти. Ей нужно было добраться до машины. Только бы она смогла добраться до машины.

— Я даже не знал, что она и малышка приедут, пока она не позвонила мне из аэропорта Сан-Вэлли этим утром.

— Это не имеет значения, — потянулась к дверной ручке Кейт.

Он положил ладони ей на плечи и развернул к себе лицом:

— Я позвоню тебе завтра.

Глаза Кейт начало жечь, и она почувствовала, что готова сорваться. Она узнавала симптомы. Она развалится на мелкие кусочки, но не сейчас. Она подождет, пока не останется одна.

— Нет. Не звони. Я больше не могу делать это. Думала, что могу, но нет.

Роб нахмурился:

— Не можешь делать что?

— Не могу говорить себе, что фантазии достаточно. Это ложь, — ее голос дрогнул, и она опустила глаза на свои туфли. — Не важно, сколько раз я говорила себе, что ты сделаешь мне больно, я влюбилась в тебя.

Она пропустила несколько ударов сердца, прежде чем он сказал:

— Ты мне небезразлична.

Она сказала, что любит его, а он говорит, что она ему небезразлична. Кейт полагала, что это лучше, чем «спасибо». Она посмотрела на него и сморгнула слезы:

— Я тебе небезразлична?

— Больше, чем любая другая женщина.

Этого было недостаточно. Не в этот раз.

— И как долго? Что будет через год? Через два года? Через пять лет? Сколько из своей жизни я должна отдать тебе? Сколько лжи я должна сказать себе? Сколько времени пройдет, пока ты не решишь, что мы должны ходить на свидания с другими людьми или быть просто друзьями, или пока ты не найдешь кого-нибудь еще?

— Я не знаю! Столько, сколько это будет длиться.

Кейт вдохнула и медленно выдохнула:

— Этого недостаточно.

— А чего же, черт возьми, достаточно?

— Мужчины, который пообещает любить меня вечно.

Роб сжал ее руку.

— Иисусе, ты что, говоришь об обручальном кольце? — Он покачал головой: — Это безумие.

Безумие? Злость смешалась с болью.

— Отпусти меня.

Его глаза сузились, и он убрал руки. Отошел от машины. Рывком открыв дверцу, Кейт забралась внутрь, прежде чем расплакалась прямо перед ним. Она впихнула ключ в замок зажигания и уехала. Бросив последний взгляд в зеркало заднего вида, она успела заметить, что Саттер поднимается по ступеням, прежде чем его образ стал расплываться, и затем снова сосредоточилась на дороге.

В чем же дело? Она велела себе держаться подальше от Роба. Она приехала в Госпел, чтобы попытаться выяснить, что с ней не так, а не влюбиться всем сердцем и душой в мужчину, который никогда не сможет полюбить ее так сильно, как она любит его.

Кейт выехала на шоссе. Нет, в этот раз кое-что было по-другому. По-другому потому, что она больше не была готова довольствоваться меньшим, чем заслуживала. Она любила Роба. Она не могла припомнить, чтобы когда-то так любила другого мужчину, но ее дед был прав. Она стоила всего, что мужчина мог ей дать. Его сердца. Его души. Его обещания любить ее вечно.

Следующим утром Роб отвез Луизу и Амелию в аэропорт. Чтобы отправить их ближайшим рейсом, пришлось выложить кругленькую сумму, но он боялся, что убьет свою бывшую. А он на самом деле не хотел делать этого. Он не хотел провести остаток жизни в тюрьме, чтобы Амелию воспитывали родственники.

Но его злость на Луизу и рядом не стояла с тем, что он чувствовал к Кейт. Какого черта с ней было не так? Почему она испортила всё разговорами о том, что хочет от него большего, хочет брака? Он думал, она была другой, но оказалось, что это не так.

Он должен был подумать получше, прежде чем связываться с ней. Он на собственной шкуре узнал, что секс не бывает бесплатным. Всегда есть цена. Ценой Кейт оказалось обручальное кольцо. Он уже был против воли вовлечен в один плохой брак. Его не затянут во второй.

Этого просто никогда не произойдет. Кейт могла сидеть в своем магазине и печь хлеб, и превратиться в старую деву, ему-то что за дело! Ему нравилась Кейт. Он говорил правду, когда сказал, что она ему небезразлична. Она действительно ему небезразлична, но он собирался постараться забыть ее.

Он ни за что не позволит ей свести себя с ума.

Когда Роб остановил «Хаммер» позади «Саттерс Спорт», Адам Тэйбер уже ждал его. Саттер открыл двери магазина, и Адам зашел внутрь.

— Мистер Саттер, — сказал он, — Уолли не может сегодня прийти, потому что у него ветрянка.

— Все в порядке. У меня не очень много работы для вас, — Роб оглянулся на Адама через плечо и внимательней присмотрелся к сумке в руке мальчика. — Что это? — спросил он, указывая на то, что выглядело очень похожим на гранолу.

— Гранола.

— Где ты ее взял?

— В «М&С». Ее готовит леди из магазина.

— Кейт? Леди с рыжими волосами?

— Ага. Она дала мне бесплатно, потому что хотела, чтобы я рассказал всем, что гранола на самом деле вкусная. Потом они придут и купят ее.

Кейт украла его идею о граноле!

— Адам, — сказал он, — ты остаешься за главного в магазине, пока Роуз не приступит к работе. Я вернусь через несколько минут.

Он ударил по входной двери ладонью и надел солнечные очки. Он был так зол, что даже не беспокоился из-за того, что оставил одиннадцатилетнего мальчика управляться в магазине. Роб не мог вспомнить, когда был настолько взбешен. Хотя нет. Мог. Прошлым вечером, когда Кейт сказала, что любит его, а затем, почти на том же выдохе, что все кончено. Гнев прожег дыру в его желудке, и Роб стиснул зубы.

— Привет, Роб. Я не видел тебя уже несколько дней, — сказал Стэнли, когда Саттер вошел в «М&С».

— Привет, Стэнли, — Роб сделал вдох и заставил свои челюсти разжаться. Он не хотел обрушивать свой гнев на того, кто в скором времени станет его отчимом.

— Через минуту должна подойти твоя мать, чтобы поговорить о цветах для свадьбы. Ты, наверное, знаешь, что это сейчас модно.

— Да, знаю. Кейт здесь? — спросил он и подумал, что умудрился произнести это чертовски весело. Стэнли задумался на секунду, потом сказал:

— Она в подсобке, упаковывает гранолу, которую приготовила утром. Этот товар распродается с сумасшедшей скоростью.

Роб подумал, что его голова может просто взорваться. Он прошел за прилавок в подсобку. Кейт, стоя к нему спиной, вытаскивала противень из духовки, затем поставила тот на стол и подняла глаза. Она даже не попыталась выглядеть виноватой.

— Что ты здесь делаешь?

Остановившись перед ней, Роб упер руки в бедра:

— Ты украла мою идею с гранолой.

— Не будь смешным.

— Ты знала, что я работаю над улучшением рецепта, и украла его. — Плевать, что он использовал гранолу как предлог, чтобы заманить Кейт к себе домой и раздеть.

Взяв лопаточку, Кейт перемешала гранолу. Насмехаясь над ним.

— Этот рецепт не был секретом, как, например, семь трав и специй полковника Сандерса.

— Ты знала, что я работал над ним, чтобы продавать в своем магазине.

Она пожала плечами:

— Ты потерял время. Ты проиграл.

— Что? — Ему хотелось схватить ее и потрясти, и прижать к своей груди так крепко, чтобы он мог впитать ее своим телом.

Кейт откусила и задумчиво пожевала:

— Ммм. Хочешь кусочек?

Черт возьми, у нее есть характер. И это Робу в ней нравилось, и он хотел, чтобы его жизнь снова стала такой, какой была до того, как Кейт решила, что им нужны постоянные отношения.

— Ты не отказалась от своей бредовой идеи насчет брака?

— С тобой? Отказалась. — Она сложила руки под грудью и заявила: — Сын Харви Мидлтона, Брайс, пригласил меня на свидание.

Прошло менее двадцати четырех часов с того момента, как она призналась ему в любви, и она уже собиралась на свидание?

— Ты не можешь пойти с ним.

— Почему?

«Потому что я так сказал», — вероятно, было не лучшим ответом.

— Потому что он лысеет.

Кейт посмотрела на него, как будто он потерял разум. Скорее всего потому, что Роб чувствовал себя так, будто на самом деле потерял его.

— Ну и иди с ним на свидание. Это меня не касается, — сказал он, отвернулся и пошел из подсобки в торговый зал магазина. Если Брайс Мидлтон наложит руки на Кейт, Роб не будет брать его в захват и показывать, где раки зимуют.

Грейс отвлеклась от разговора со Стэнли. Она улыбалась.

— Как ты себя чувствуешь, Роберт?

— По сравнению с чем? — отрезал он.

Слишком большая цена за то, чтобы не позволить Кейт свести его с ума.

 

Глава 19

Легкий бриз вызывал рябь на поверхности озера Фиш Хук, а лучи теплого послеполуденного солнца маленькими искорками отражались в волнах. Подол кремового шифонового платья колыхался чуть выше колен Грейс Саттер, пока она дочитывала последнюю строчку поэмы своему жениху и всем собравшимся в Соки-парк.

Невеста и жених стояли в изящной беседке, увитой зеленью, посреди маленькой лужайки. Церемонию вел проповедник из городской церкви. Кейт стояла позади деда и заметила, как задрожали его руки, когда он вытащил из кармана поэму. Расправив листок, Стэнли начал:

Черно-серый в моей жизни

Цвет присутствовал во всем,

Все тоскливей и тоскливей

Становилось с каждым днем.

Слушая, как дедуля рассказывает об одинокой жизни до встречи с Грейс, Кейт разглядывала свои накрашенные розовым лаком ногти на ногах. Она сосредоточилась на любимых сандалиях от Фенди. Бежевые ремешки из мягкой кожи обвивали ее ноги, а золотая цепочка свисала с пятки и тихонько позвякивала, когда Кейт двигалась. Любимые туфли обычно поднимали ей настроение и заставляли чувствовать себя дивой.

Сегодня ничто не могло помочь ей почувствовать себя лучше. Она скользнула взглядом по шести футам травы, которые отделяли ее сандалии от черных кожаных ботинок Роба. Отвороты его темно-серых брюк лежали точно на шнурках, а бритвенно-острые стрелки поднимались вверх до края пиджака. В одной руке Саттер держал, опустив его вниз, маленький букет матери из белых роз. Кейт не позволяла своему взгляду подниматься выше, но ей и не нужно было делать этого, чтобы знать наверняка, как хорошо выглядит этот мужчина. Грейс с сыном приехали в парк в скором времени после Кейт и Стэнли. Саттер вел свою мать между рядами, и, глядя на него, Кейт почувствовала, как ее грудь сжалась, а дышать стало тяжело. Роб коротко постригся, сбрил эспаньолку и привел в порядок Фу Манчу, обрамлявшие его губы. В сером костюме и с короткой стрижкой он так и просился на обложку «GQ», но вы бы никогда не спутали его с моделью. Слишком много тестостерона таилось в нем под внешней оболочкой, чтобы позволить кому-то уложить его волосы гелем или сбрызнуть водой.

Кейт не разговаривала с Робом с того утра, как тот ворвался в «М&С», злясь из-за своей гранолы. Это было неделю назад, и разбитое сердце уже должно было начать исцеляться. Но на самом деле, казалось, оно разбивалось еще чуть-чуть каждый раз, когда Кейт видела Роба. В прошлом, когда ее душа болела, Кейт Гамильтон могла сказать себе, что она справится. Она и справлялась. В этот же раз все было не так хорошо. Она все еще не могла прийти в себя.

Стэнли закончил чтение поэмы. Кейт передала ему простое золотое обручальное кольцо, достав его из сумочки, висевшей у нее на плече, и улыбнулась деду и Грейс, когда те пообещали любить друг друга до самой смерти. Почувствовав, что Роб смотрит на нее, Кейт перевела на него взгляд: она была не в силах удержаться.

Его зеленые глаза были так близко, и это напомнило ей о том дне, когда она впервые увидела Роба в «М&С». Сейчас его лицо было лишено всяческого выражения. Он гораздо лучше Кейт притворялся, что ему все равно. А может быть, он вообще не притворялся.

Звук голоса проповедника, объявлявшего Стэнли и Грейс мужем и женой, заставил Кейт вернуться к бракосочетанию. Она немного приподняла уголки губ и оглядела гостей, сидевших на стульях, взятых взаймы из клуба. Ее мать и отец сидели в первом ряду рядом с ее братом Тедом и двоюродной бабушкой Эдной. Два других брата Кейт находились за границей и не смогли приехать.

Когда Стэнли и Грейс Колдуэлл поцеловались, аплодисменты стихли, и гости встали, чтобы подойти к паре. Кейт отступила назад, и каблуки провалились в траву. Городские вдовы первыми поздравили Грейс. Некоторым из них даже удалось выглядеть искренними.

Родители Кейт обняли Грейс, сказав, что теперь она и Роб — часть их семьи. Кейт была уверена, что они на самом деле имели это в виду. Любой мог сказать, лишь взглянув на Стэнли, что Грейс сделала его счастливым.

Теперь Роб был пасынком Стэнли. Даже если бы Кейт умудрилась избегать Саттера весь год, ей бы пришлось встречаться с ним на День благодарения и на Рождество. Как она собиралась избавиться от своих чувств к нему, если ей все время придется видеть его на стоянке или разговаривать с ним за ужином, поедая индейку или окорок?

Ей нужен был отпуск. Уехать куда-нибудь. Возможно, когда дед и Грейс вернутся из свадебного путешествия, Кейт могла бы поехать в Вегас и встретиться с друзьями.

Может быть, она должна переехать. Теперь ее дед счастлив. Он не нуждается в ней, а за пределами Госпела есть целый огромный мир. Мир без Роба Саттера, ну, за исключением праздников.

Откуда-то до Кейт донесся глубокий смех Роба, и она посмотрела в ту сторону. Роуз Лейк, положив руку на его плечо, поднялась на носочки, чтобы прошептать что-то Саттеру на ухо. Кейт повернулась к проповеднику и поблагодарила его. Поболтала с близнецами Абердин, умудряясь улыбаться и притворяться, что не умирает внутри.

Да, она должна переехать, решила Кейт. Но на самом деле ей не хотелось делать это. Не прямо сейчас. Она только начала вписываться в городскую жизнь. Присоединилась к «Большим женушкам-мастерицам» и должна была пойти на свою первую встречу с ними следующим вечером. Она раздавала бесплатные закуски и планировала посвящение жителей Госпела в чудеса деликатесов и желе «Халапеньо». Она только начала ощущать, что Госпел — ее дом, и если бы она стала слишком усердно думать над этим, то могла бы и испугаться.

Кейт извинилась и подошла к павильону, где разместилась фирма по обслуживанию приемов из Сан-Вэлли, которую наняла Грейс. Помогла им выставить сладости и орешки и подняла глаза, услышав стук трости Ионы Осборн.

На Ионе было красное платье с таким количеством голубой тесьмы на оборках, что пожилая леди выглядела так, как будто собиралась станцевать кадриль.

— Привет, Иона.

— Привет, Кейт. — Она остановилась и посмотрела на трехъярусный бело-голубой свадебный торт: — Ты испекла этот торт?

— Нет. Кексы — мой предел.

— И ты хорошо с ними справляешься. — Кейт была готова сказать спасибо, но тут Иона спросила: — Ну что ж, когда наступит твоя очередь выходить замуж?

Кейт подумала, что очевидным ответом на этот вопрос было бы: «Когда мне предложат». Однако она не стала утруждать себя, указывая на очевидное, и ответила:

— Я еще не нашла подходящего человека.

Но она нашла его. Или, по крайней мере, думала, что нашла. Она посмотрела поверх огромной копны волос Ионы на Роба. Тот стоял и разговаривал с братом Кейт, указывая на озеро в направлении города. Мужчины пожали друг другу руки, затем Тед направился к Кейт, стоявшей в павильоне.

— Сколько раз тебя спросили, когда будет твоя свадьба? — поинтересовался брат, взяв бокал пунша.

— Около десяти. А тебя?

— Пять, — Тед осушил маленький бокал. — Ты выиграла.

Но это было соревнование, в котором Кейт не хотела побеждать. Она чувствовала себя немного раздраженной, а лицо болело от несходящей улыбки. Голова тоже болела.

Двоюродная бабушка Эдна взяла кусочек торта и подошла к Кейт и Теду. Кожа Эдны выглядела такой же грубой, как кожа старого армейского сапога, и Кейт не была уверена, что является причиной этого: привычка бабушки выкуривать пачку сигарет в день или токсичный эффект от ее болонского пирога.

— Ты следующая? — спросила Эдна, протягивая руку за чашкой с орешками.

Кейт не нужно было спрашивать, что бабушка имеет в виду.

— Нет.

— Ну, дорогая, если уж твой дедушка умудрился найти кого-то своего возраста, это должно обнадежить тебя.

Кейт склонила голову набок:

— Ты знаешь, что гарвардские ученые пришли к выводу, что кока-кола не является эффективным средством, разрушающим сперматозоиды?

— Что?! — уставилась на нее Эдна, приоткрыв рот.

Кейт похлопала двоюродную бабушку по костлявому плечу:

— Это полезно знать, если ты когда-нибудь окажешься без презерватива.

Рассмеявшись, Тед приобнял сестру:

— Что ты скажешь, если мы удерем отсюда и найдем какой-нибудь бар?

Было еще достаточно рано, так что «Олений рог» не будет полон болванов.

— Хочешь сыграть партию в пул?

Брат улыбнулся:

— Я не позволю тебе выиграть.

Они вышли из павильона.

— Ты никогда не позволял мне выигрывать.

— Кейт, — ей не надо было оборачиваться, чтобы узнать, кто окликнул ее. Даже после всего произошедшего звук его голоса все еще струился внутри нее как теплый ром. Она глубоко вдохнула и повернулась, чтобы увидеть, как Роб идет к ней.

Он остановился в нескольких метрах и посмотрел ей в глаза:

— Не возражаешь, если я украду твою сестру на несколько минут, Тед?

— Нет, я не против. Кейт?

Она передала ключи брату:

— Подожди меня в машине.

Роб подождал, пока Тед удалится, прежде чем сказать:

— Почему ты так быстро уезжаешь?

Потому что ты меня не любишь, и мне слишком трудно оставаться тут.

— Мы с Тедом собирались сыграть в пул и рассказать друг другу о том, что произошло в нашей жизни после Рождества.

Саттер расстегнул пиджак и засунул руки в передние карманы брюк.

— Ты собираешься рассказать ему о нас?

— Здесь нечего рассказывать, — покачала она головой.

— Могло бы быть.

Даже теперь ей так хотелось поверить в это. Но все это были иллюзии. Фантазии.

— Когда я связалась с тобой, то знала, что в конце концов мне будет больно. Мне не следовало убеждать себя, что я смогу справиться с этим. Я не смогла и не смогу. Все кончено, Роб.

Качнувшись на каблуках, Саттер потер ладонью подбородок:

— Дело в том, что, думаю, я, возможно, влюблен в тебя.

Возможно? Кейт ждала, что Роб уточнит, но он этого не сделал. Он смотрел на нее, как будто ожидал чего-то. Это было слишком больно, и она повернулась, чтобы уйти, прежде чем даст волю слезам, от которых уже пощипывало глаза.

Он схватил ее за руку, останавливая:

— Я говорю тебе, что думаю, что люблю тебя, а ты уходишь?

— Или ты любишь кого-то, или нет. Думать, что ты, возможно, влюблен, не то же самое, что быть влюбленным. Этого недостаточно.

Его глаза сузились.

— А бумажки и кольца достаточно, чтобы убедить тебя, что я тебя люблю?

— Нет, но они — первый шаг к тому, чтобы провести жизнь с человеком, которого любишь.

Он поднял ладони.

— А ты видела процент разводов? — спросил Роб с недоверием, опуская руки. — Можешь поспорить, каждая из этих чертовых пар думала, что проведет остаток жизни, любя друг друга.

— Говори потише. Ради бога, ты же на свадьбе своей матери. — Она скрестила руки на груди, на сердце. — Так получилось, что я считаю, что твоя мать и мой дед будут счастливы и останутся вместе.

— Да, но они все еще лишь одна пара из шестидесяти. Поскольку ты так любишь статистику, думаю, ты это знаешь.

Вообще-то, там было пятьдесят процентов.

— Мне наплевать на статистику. Я забочусь о себе. Наконец-то. Я забочусь о себе достаточно, для того чтобы не соглашаться на меньшее, чем заслуживаю.

— Ты думаешь, что заслуживаешь брак? — спросил он, все же понизив голос. — Детка, никто не заслуживает этой частички ада на земле.

— И все же я хочу этого. Я хочу попытаться с кем-то, кто любит меня настолько, чтобы попытаться вместе со мной. Я хочу стареть, глядя на одно и то же лицо каждое утро. Хочу стареть, глядя на одно и то же лицо каждый вечер за ужином. Я хочу быть одной из тех пожилых пар, которые все еще держатся за руки и смеются после пятидесяти лет брака. Вот чего я хочу. Хочу быть чьей-то вечной любовью.

— Так вот оно что. Или я женюсь на тебе, или ты исчезнешь из моей жизни? Только так? Так просто?

Нет, не так просто. Разрыв с Робом Саттером разбил ей сердце, но было бы намного хуже, если бы Кейт позволила этому продолжаться.

— Брак — просто бумажка, — усмехнулся он.

— Если ты веришь в это, неудивительно, что твой брак с Луизой закончился катастрофой.

Роб смотрел, как Кейт уходит, и чувствовал, как его челюсти сжимаются. Он только что сказал, что, возможно, влюблен в нее, а она бросила его слова ему же в лицо.

Он отвернулся, и его взгляд остановился на Диллоне Тэйбере и его жене Хоуп, стоявших в нескольких метрах от Роба в тени дерева. Диллон повернул голову к жене и прижался лбом к ее виску. Он сказал что-то, что заставило ее поцеловать его. Легкое прикосновение губ, после которого шериф провел рукой вниз по спине жены до ее округлой попки. Привычное прикосновение двух людей, очень хорошо знающих друг друга.

Вот чего хотела Кейт, и если бы Роб был честен с самим собой, он бы признал, что тоже хотел этого. Но какова цена? Лист бумаги и золотое кольцо? Эти вещи не заставят людей любить друг друга. Роб засунул руку в карман и вытащил ключи. Найдя мать и Стэнли, попрощался с ними. Ему не хотелось говорить с кем-то. У него было слишком много мыслей в голове.

Он пошел домой и вернулся к привычной рутине вязания мушек, чтобы отвлечься от проблем с Кейт. Это не сработало. И на следующий день после закрытия магазина Роб взял спиннинг и отправился на реку Биг Вуд.

Был ранний вечер и солнце окрашивало облака в оранжевый и ярко-пурпурный цвета. Натянув болотные сапоги и жилет, Роб зашел в воду. Утешение и спокойствие, которые он обычно находил в монотонном ритме забрасывания и вытягивания мушки, ускользали от него. Мир с самим собой, которого Роб достигал здесь, где не было ничего, кроме шума воды и изредка появлявшихся голубей, не давался ему в руки.

Саттер думал о том, что вчера на свадьбе сказала Кейт. Она считала: брак означает, что люди будут любить друг друга вечно и никогда не будут одинокими. Роб любил Кейт. Он не просто думал, что любил. Он понимал это до глубины души, но были вещи худшие, чем одиночество.

Он забросил нимфу вниз по течению на самую кромку глубокого омута. Мушка отплыла на несколько метров, и через пару секунд Роб почувствовал рывки на том конце лески. Он поднял спиннинг и смотал лишнюю леску. Спиннинг согнулся, и Роб понял, что у него на крючке большая рыба. Она дергалась и бесилась, затем бросилась вниз по течению, сражаясь изо всех сил.

Пятнадцать минут спустя борьба была окончена, и шестнадцатидюймовая радужная форель била хвостом у сапог Роба. Он вынул из воды огромную рыбу, восхищаясь ее красками.

— Разве она не прекрасна, — сказал он, прежде чем понял, что один. Он так привык к тому, что Кейт рядом с ним, что произнес это вслух. За короткое время она стала неотъемлемой частью его жизни.

Он осторожно удалил крючок и отпустил рыбу. Течение било его по ногам, пока он шел через реку к берегу. Прислонив спиннинг к «Хаммеру», Роб открыл багажник. То, что Кейт не было рядом, не значило, что он должен быть один. Не так, как прежде. То, что Кейт не было рядом, не значило, что в его жизни не может быть женщины. Он сбросил жилет, но был не в силах сбросить ощущение одиночества, которое грузом лежало на его плечах. Проблема была в том, что он не мог представить себя ни с кем, кроме Кейт. И это было большой проблемой, потому что Кейт хотела большего, чем он мог дать ей. Он был паршивым мужем для Луизы: они сделали друг друга несчастными.

Он снял болотные сапоги и бросил все снаряжение в багажник «Хаммера». Роб любил Кейт. Любил так, что это заставляло его внутренности завязываться узлом. Он женился на Луизе. У них был ребенок, но он никогда так ее не любил.

По дороге домой Роб тщательно разложил по полочкам свою жизнь. Он был парнем, который учился на своих ошибках. Но, может быть, он не так уж и учился на них, а просто избегал жить по-настоящему. Потом он встретил Кейт с ее красивым лицом и острым языком, и она заставила его хотеть большего.

Кейт тоже хотела большего. Она хотела стареть с кем-то, но этого ли хотел Роб? На этот вопрос ответить было нетрудно. Он хотел Кейт. Он хотел держать ее за руку без причины, просто потому, что мог сделать это. Он хотел прижаться губами к ее уху и сказать что-то, что заставило бы ее рассмеяться. Он хотел провести ладонью по спине Кейт до ее округлой попки. Привычное прикосновение двух людей, очень хорошо знающих друг друга.

Он хотел смотреть, как она пытается превзойти его в рыбалке, в то же время зная, что на ней кружевные стринги. Он хотел, чтобы она была его другом и любовницей, и он хотел этого на всю оставшуюся жизнь.

Саттер взял левее и направился в «М&С», но Кейт не пекла хлеб на завтра. Один из близнецов Абердин сказал Робу, что она упоминала что-то про «Больших женушек-мастериц».

Он бы не удивился, если бы она планировала силой накормить их желе «Халапеньо». Роб подъехал к клубу: сердце стучало, как сумасшедшее, пока он поднимался по ступеням. Даже не открыв двери, он услышал голоса нескольких женщин. Замер, положив руку на дверь, собираясь с духом, и зашел в клуб. Взгляд Роба упал на миссис Фернвуд, которая стояла между двумя длинными столами. В руке она держала листок бумаги и говорила:

— Сложи левую часть твоего треугольника пополам.

Дверь закрылась с громким хлопком, и все головы повернулись к Робу. Его интересовала только одна рыжуля, сидевшая в самом конце самого дальнего стола. Она подняла глаза: ее взгляд был настороженным, пока Роб шел к ней.

— Привет, Роб, — окликнула его Регина. — Ты пришел сделать оригами цикаду?

Он бы лучше получил удар шайбой, чем стал делать чертову оригами цикаду. Множество глаз прожигало в нем дыры. Роб шел по клубу, пока не остановился перед Кейт.

— Мне надо поговорить с тобой.

— Сейчас?

— Да. — Когда она лишь нахмурилась, он добавил: — Не заставляй меня перекидывать тебя через плечо.

Его слова услышала Иона Осборн и захихикала.

Положив сложенную бумагу, Кейт встала.

— Я сейчас вернусь, — сказала она женщинам. Роб взял ее за нежную руку и вывел на улицу.

Как только дверь за ними закрылась, Кейт выдернула руку из его ладони.

— Что-то случилось с Грейс и дедулей?

Заходящее солнце омывало дикую местность тенями и отбрасывало серебристые лучи на бледные щеки Кейт. Они стояли на ступенях клуба, и Роб мог поспорить, что если он откроет дверь, двадцать пожилых леди выпадут наружу.

— Нет, — он смотрел на нее, на женщину, любя которую, хотел провести всю свою жизнь. — Я здесь не из-за этого.

Она сморщилась:

— Ты воняешь, как рыба.

— Я знаю. Я только что поймал шестнадцатидюймовую красотку. Тебе бы она понравилась.

— И ты пришел, чтобы сказать мне это?

— Нет, но пока я рыбачил, я понял, как сильно скучаю по тебе, и что моя жизнь — полное дерьмо без тебя.

— Роб, я не…

— Ты права, — перебил он ее, прежде чем растерял все мужество. — Ты заслуживаешь большего. Ты заслуживаешь кого-то, кто будет любить тебя достаточно сильно.

Боль затуманила глаза Кейт, и она отвернулась. Роб положил ладонь ей на щеку и заставил посмотреть на себя.

— Я люблю тебя, Кейт. Я не просто думаю, что, возможно, люблю тебя. Я никогда не любил женщину сильнее, чем тебя. Я люблю твою силу воли. Люблю то, что другие мужчины считают, что рядом с тобой у любого яйца усохнут, и что я один знаю правду. Люблю то, что ты в одиночку хочешь изменить гастрономические привычки всего Госпела. Люблю то, что ты знаешь, чего стоишь. Я привык думать, что если что-то идет в моей жизни не так, я просто решаю проблему, никогда не повторяя прежних ошибок. Но это сделало меня чертовски одиноким. А потом пришла ты и снова впустила солнечный свет в мою жизнь. И я больше не хочу возвращаться к тому, что было до того, как ты попыталась соблазнить меня той ночью в Сан-Вэлли. Я люблю тебя и хочу быть с тобой навеки. Хочу, чтобы ты была моим другом и любовницей. Не на сегодня или завтра. Не на год или пять лет. — Он обнял ее за талию и приблизил губы к уху: — Кейт, будь моей женой. Моей любовницей. Моей вечной любовью.

После молчания, которое, казалось, тянулось целую жизнь, Кейт сказала:

— Ты снова делаешь это.

— Что? — Роб отстранился и посмотрел ей в лицо. Слезинки повисли на ее ресницах, и сердце тяжело забилось у него в груди, пока он ждал, когда она снова заговорит.

— Делаешь невозможным ответить тебе «нет».

— Значит, скажи «да», — улыбнулся он.

— Да, — она обвила руками его шею и прижалась лбом к его лбу. — Я люблю тебя, Роб. Я люблю то, что твое эго больше моего. Я люблю то, что ты отважился прийти к «Женушкам-мастерицам» ради меня. Я приехала в Госпел в поисках своего пути в жизни, а нашла тебя. Ты мой любовник и мой мужчина из фантазий.

Он подарил ей долгий, страстный поцелуй, а отстранившись, сказал:

— Я тут подумал, что мы должны отпраздновать в той сторожке, где встретились впервые.

Положив руки ему на плечи, Кейт отклонилась назад:

— Это не самое лучшее из моих воспоминаний.

Он усмехнулся:

— Это лучшее из моих.

— Ты просто хочешь, чтобы я скрутила тебя в сексуальный кренделек.

— Ты снова читаешь мои мысли.

— Иногда это совсем не трудно, — тихо засмеялась Кейт.

Она была такой всезнайкой и болтушкой. Роб крепко прижимал ее к себе, зарывшись носом в волосы на макушке. И именно эти два качества он и любил в ней.

 

Эпилог

Кейт Саттер поднесла кружку горячего рома с маслом к губам и сделала большой глоток. День святого Валентина, решила она, был чертовски сказочным. По шкале «чертовски сказочных вещей» этот день располагался где-то между обнаженной задницей ее мужа и кольцом от Тиффани с бриллиантом в четыре карата на пальце новоиспеченной миссис Саттер.

Кейт оглядела бар «Дучин Лаундж» в «Сан-Вэлли Лодж». Гирлянды из сияющих сердец, розы и мерцающие свечи. Красные и розовые сердца были привязаны за барной стойкой и на больших окнах, из которых открывался вид на покрытые снегом сосны, расчищенные дорожки и ночных лыжников. Она была замужем целых шесть часов и смотрела в будущее с радостью.

Они с Робом произнесли клятвы в маленькой церкви Госпела и после приема отправились в свадебное путешествие. Первой остановкой стал «Дучин Лаундж».

В конце лета дедушка Кейт ушел на пенсию и передал управление «М&С» в руки внучки. В тот день, когда Стэнли и Грейс уехали на новом «Виннебаго», Кейт заказала новый кассовый аппарат, который отслеживал покупки с помощью системы учета реализации. Ее хлеб домашнего приготовления распродавался каждый день, хотя желе «Халапеньо» все еще было не очень по вкусу местным жителям.

— Эль «Сан-Вэлли», — раздался рядом с ней мужской голос.

— Бутылка или на разлив? — спросил бармен.

— Бутылка сойдет.

Кейт пробежала глазами по потертым «Левисам» и голубой фланелевой рубашке вверх, к зеленым глазам.

— Хочешь увидеть мою татуировку? — спросила она.

Бармен поставил на стойку бутылку, и Роб поднес ее к губам.

— Ты хочешь снять меня?

— Да, — Кейт встала и поставила кружку. — У нас еще девятьсот двадцать фантазий, над которыми нужно поработать.

Сделав глоток, Роб опустил бутылку.

— Девятьсот девятнадцать, — сказал он с улыбкой, полной чистейшего греха. Затем взял Кейт за руку и вывел из бара так быстро, как только мог. — Но кто считает?