Поездка наедине с Робом в его «Хаммере» меньшим злом не оказалась. Автомобиль был огромным, но все же создавалось ощущение, что Саттер занимал слишком много места, — и не только физически, хотя парнем он был крупным. Все дело было в аромате его кожи, который смешивался с запахом накрахмаленной рубашки и кожаных сидений. В звуке глубокого голоса Роба, наполнявшего сумерки, пока он отвечал на вопросы Кейт о машине. Подсветка приборной панели освещала темный салон с таким количеством цифровых устройств, что Кейт не могла даже догадаться о назначении хотя бы половины из них. По словам Роба, «Хаммер» был оснащен сиденьями с подогревом, стерео «Боуз» и навигатором. И как если бы этого было недостаточно, здесь еще имелась система OnStar.

— Ты знаешь, как пользоваться этой штукой? — спросила Кейт, указывая на голубой экран навигатора.

— Конечно.

Саттер снял руку с руля, нажал пару кнопок, и на дисплее высветилась карта Госпела. Как будто кто-то мог здесь заблудиться.

— Тебе нужен навигатор, чтобы найти дорогу домой?

Роб негромко засмеялся и посмотрел на Кейт: голубой свет омывал его профиль.

— Нет, но он очень кстати, когда я путешествую по тем местам, где не бывал прежде. Я часто им пользовался, когда в феврале ездил покататься на лыжах с приятелями. — Саттер вновь сосредоточил внимание на дороге. — Кстати, хотел у тебя кое-что спросить.

— Что?

— У тебя правда есть татушка на попе?

Пальцы Кейт, лежавшие на тарелке для закусок, сжались.

— Тебе следует забыть о том, что та ночь вообще была.

Тихий смех Роба заполнил пространство между ними.

— Ну да.

— Знаю, ты, скорее всего, не поверишь, и я просто сотрясаю воздух, но то был первый и единственный случай, когда я предложила себя мужчине. Я всегда мечтала снять парня в баре, но слишком застенчива для этого. И очень сдержана в плане секса.

— В ту ночь ты не выглядела застенчивой или сдержанной.

— Я была пьяна.

Роб издал полузадушенный смешок, который вызвал у Кейт желание ударить своего собеседника.

— Но не настолько. Ты была крепко навеселе, но точно знала, что делаешь.

Верно. Но Кейт ни за что на свете в этом не призналась бы.

— Я просто хотела на одну ночь воплотить свои фантазии в жизнь. Одна ночь и все. Что тут ужасного? — воротник куртки касался подбородка Кейт, пока она, отвернувшись, разглядывала темные силуэты сосен, мелькавшие за окном. — Я всего лишь хотела подцепить парня и использовать его. Скрутить его в сексуальный кренделек, а когда закончу, выставить за дверь и никогда больше не встречать. И смотри, что из этого вышло. — Ее решительно отвергли, а пару недель спустя еще и отчитали. — Почему нас, женщин, считают бесстыжими, когда мы сами заботимся о своей личной жизни? Почему общество боится сильных представительниц слабого пола, которые добиваются того, чего хотят? Мужчины постоянно снимают девушек в барах, но это всегда аргумент в пользу того, что они настоящие жеребцы.

Она отвернулась от окна и посмотрела прямо перед собой. Фонари освещали дорогу.

— Почему для женщин все иначе? — Кейт минуту помолчала, размышляя о несправедливости такой ситуации. — Да, мы можем контролировать процесс зачатия, но по-прежнему обязаны придерживаться каких-то древних моральных принципов. Даже в двадцать первом веке женщина не может себе позволить быть такой же агрессивной в плане секса, как мужчина. Если мы поступаем, как мужики, — мы шлюхи. Почему считается, что это неправильно, если женщина признается, что она думает о сексе так же, как и мужчина?

Выговорившись, Кейт вздохнула и откинулась на сиденье. Несколько долгих мгновений в машине царила тишина, и Кейт начала думать, что Роб ее не слушал.

Он слушал.

— Ты собиралась скрутить меня в сексуальный кренделек?

— Ага, — со вздохом подтвердила Кейт. — Но мы оба знаем, чем все закончилось. Ты сбежал так быстро, как будто за тобой гнались.

— Я не сбежал.

— Ну а что ж ты сделал?

Саттер снова потянулся к навигатору, нажал несколько кнопок, покрутил рычажки стереосистемы, но потом выключил ее. Взглянув на Кейт, Роб нахмурился, словно тщательно обдумывал что-то очень важное. Затем снова сосредоточился на дороге. Когда он заговорил, его голос прозвучал ниже, чем обычно.

— А как ты собиралась скрутить меня в сексуальный кренделек?

— Забудь.

— А если я буду тебя умолять, скажешь?

— Нет.

— Я тебе заплачу.

— Нет. Ты и так считаешь меня шлюхой.

Роб глянул на Кейт, потом снова на дорогу:

— Я не считаю тебя шлюхой.

— Считаешь. Ты схватил меня за руку и прижал мою ладонь к своему члену. Это совершенно ясно говорит о том, что ты считаешь меня шлюхой.

Свет от приборной панели освещал очертания усов и недовольно опущенные уголки губ Роба.

— Мне не следовало так поступать.

— Да уж, — сказала Кейт, — не следовало.

— Я был спровоцирован.

Возможно.

Роб снова помолчал несколько секунд:

— Ты правда веришь, что женщины могут думать, как мужчины, когда дело доходит до секса?

— Да, — ответила Кейт, хотя ей никогда не предоставлялся случай проверить. Мужчина, сидевший рядом с ней в «Хаммере», уничтожил ее единственный шанс.

— Думаешь, женщины могут просто приятно провести время и все?

— Да. — По крайней мере, ей хотелось так думать. — А ты не веришь?

— Нет. Раньше верил, но теперь сильно сомневаюсь.

Они въехали в город и миновали большой красный рекламный щит «Тексако».

— Почему нет? — спросила Кейт, хотя полагала, что знает ответ.

— Секс может превратить женщину в психопатку, — ответил Роб.

Ну да, именно такой ответ Кейт и ожидала услышать.

— Но это же смешно! Секс не делает человека психом: он ненормален еще до постели.

— Да, но по внешности этого не определишь. Женщина может выглядеть абсолютно вменяемой, пока не заявится к твоему дому с безумным взглядом и двадцатидвухмиллиметровой «береттой» в руках.

— Сумасшедшие мужчины тоже могут казаться совершенно нормальными, — сказала Кейт, думая о том, насколько нормальным выглядел Рэнди Мейерс в тот день, когда переступил порог ее офиса.

— Да, но, как правило, мужчина вряд ли взбесится, если после случайного перепихона не получит сердечек, цветов и предложения руки и сердца. — Они проехали здание суда и магазин «У Хансена». — Но если ты доставишь женщине удовольствие, она, скорее всего, превратится в маньячку.

Ну, это уже полный бред!

— Хочешь сказать, что если женщина не получит удовольствия, она не превратится в маньячку?

Роб посмотрел на Кейт так, будто та спрашивала об очевидном.

— С чего бы кому-то преследовать паршивых любовников? — Он свернул на улицу, где жил Стэнли. — Тебе нравится ловля рыбы нахлыстом?

— Что? — Как они перешли с темы сумасшедших женщин на рыбалку?

— Ловля нахлыстом. Тебе нравится?

— О… не знаю. Никогда не пробовала.

Роб вырулил на подъездную дорожку к дому и припарковался за «хондой» Кейт.

— Я возьму тебя как-нибудь. Будет полезно для твоих нервов.

— Мои нервы в порядке, — ответила взявшись за ручку дверцы Кейт. — Спасибо, что подвез.

Саттер потянулся и перехватил ее руку:

— Постой. — А когда Кейт посмотрела на него, добавил: — Открою тебе дверь.

— Я и сама могу.

— Знаю, что можешь, — сказал он, уже вылезая из «Хаммера». Фары были такими же большими и уродливыми, как и вся машина, и на несколько коротких мгновений они осветили Роба так, будто тот стоял на сцене. Он открыл дверь и забрал у Кейт блюдо. Затем снова крепко взял ее за руку и помог выбраться. Ну просто смешно: детектив Гамильтон и сама прекрасно могла справиться с этим.

— Нам надо начать все с нуля, — ладонь Роба скользнула по ее запястью, а затем он убрал руку.

Но Кейт должна была признать, что какой-то ее части понравилось это старомодное мужское внимание.

— Начать с нуля? В смысле забыть ночь, когда мы встретились?

— Это вряд ли. — Саттер по темной дорожке следовал за Кейт. Стук каблуков ее ботинок заглушал шуршание подошв его кожаных туфель. — Но, возможно, мы смогли бы стать друзьями.

Ого, это что-то новенькое, подумала, останавливаясь на освещенном крыльце и забирая блюдо, Кейт. Обычно она слышала подобные слова перед разрывом, но они с Робом даже не встречались.

— Ты когда-нибудь дружил с девушкой? — спросила Кейт, поежившись от холодного ветра, задувавшего за воротник ее куртки.

— Нет. А ты когда-нибудь дружила с парнем?

— Нет. — Свет на крыльце превращал белизну рубашки Саттера в флюоресцентное сияние, а ночные тени обрисовывали его силуэт черным цветом. Роб возвышался над Кейт и умудрялся заставлять ее, женщину ростом метр восемьдесят, носившую обувь тридцать девятого размера, чувствовать себя маленькой. — Ты и правда думаешь, что мы можем быть друзьями?

— У меня есть сомнения на этот счет, но если моя мать и твой дед собираются подружиться, то, вероятно, мы будем чаще видеться.

Она себе уже зад отморозила, а на Роба, казалось, холод совсем не действовал.

— Скорей всего.

Может быть, холод не действовал на Роба, потому что тот так много ел. Кейт еще не приходилось видеть человека, который поглощал бы такое количество еды, как Саттер сегодня вечером. Этот мужчина должен был быть толстяком, но ничего подобного. В ту ночь, когда он ее поцеловал, Кейт ощутила мускулистую грудь и твердый, плоский живот. Чтобы иметь такой, должно быть, приходится делать по паре сотен упражнений на пресс каждый день.

— Было бы неплохо, если бы ты перестала вечно на меня злиться, — заметил Саттер.

Кейт сунула руку в карман в поисках ключей:

— Я не всегда на тебя злюсь. — Карман оказался пуст, и она вспомнила, что никто в Госпеле не запирает дома или машины. — Но ты все время упоминаешь ту ночь в Сан-Вэлли. Ведь ясно же, что для меня это не столь забавное воспоминание, как для тебя.

Роб качнулся на пятках и посмотрел на нее сверху вниз:

— Как насчет такого предложения: я не упоминаю ту ночь, а ты больше не злишься.

Отрывая дверь, Кейт ответила:

— Ну, можем попытаться.

— Пожмем друг другу руки?

У нее имелись определенные сомнения насчет того, сможет ли Роб сдержать слово. Но, по-прежнему прижимая блюдо, она протянула свободную руку Саттеру. Его ладонь сжала ее: загрубевшая и такая теплая, что запястье Кейт начало покалывать. Она попыталась высвободить руку, но хватка Роба стала еще крепче.

— Полагаю, это означает, что я никогда не выясню, каким образом ты собиралась скрутить меня в сексуальный кренделек.

— Нет, — стараясь сдержать улыбку, ответила Кейт.

— Проклятье. — Саттер погладил большим пальцем тыльную сторону ее ладони, и запястье как будто стали покалывать тысячи раскаленных иголочек.

— Спокойной ночи.

На этот раз, когда она попыталась высвободиться, Роб отпустил ее:

— Спокойной ночи, Кейт.

Она прошла в дом и закрыла за собой дверь, все еще чувствуя легкий жар, пока ставила блюдо на стол и снимала куртку. Когда горячее покалывание переместилось в область живота, Кейт нахмурилась.

На самом деле ей не верилось, что они с Робом смогут стать кем-то, кто хотя бы отдаленно походил на друзей. По какой-то причине, которая шла вразрез с логикой, но, вероятно, имела прямое отношение к антропологии и абсолютно никакого к здравому смыслу, тело Кейт реагировало на его близость. И это естественно. Так заложено в ее ДНК. Запрограммировано в женщинах еще с доисторических времен, а Роб Саттер по воле случая просто оказался самым большим и самым плохим неандертальцем в пещере.

Кейт поставила блюдо на столешницу и повесила куртку на крючок. Так не хотелось снова наступать на те же грабли. Она уже проходила через это с другими мужчинами, которые не могли связать себя обязательствами только с одной женщиной. И не было сомнений в том, что если она окажется достаточно глупой, чтобы сблизиться с Робом, он выбросит ее, словно надоевшую игрушку.

Кейт сняла с тарелки пищевую пленку и бросила ее в мусорное ведро под раковиной. Саттер был не просто проигрышной ставкой, он верил, что секс может «сделать женщину ненормальной», а это полная чушь по целому ряду причин. Одна из них — тот факт, что мужчины куда более склонны убивать своих коллег по работе, угонять машины с автострад и полностью уничтожать свои семьи. Единственное, в чем Кейт соглашалась с Робом, что ты не можешь сказать, псих ли человек, по его внешнему виду.

Она прошла на кухню и вытащила несколько пластиковых контейнеров с герметичными крышками. Прошел почти год, а Кейт все еще помнила совершенно заурядный облик Рэнди Мейерса, когда тот появился на пороге ее офиса в «Интел Инкорпорейтед». Помнила семейное фото, что он принес. На бело-голубом фоне выделялись подобранные в тон красные свитера членов его семьи. Дорин сидела с навечно застывшей радостной улыбкой на губах. По обе стороны от нее — дети: Брэндон со светлыми волосами, подстриженными «ежиком», и Эмили с белокурым хвостиком и дыркой на месте выпавшего переднего зуба. Сам Рэнди стоит сзади, его руки лежат на плечах жены, а губы изогнуты в совершенно естественной улыбке.

Внешне — идеальная семья. Но если бы Кейт потрудилась копнуть поглубже, то выяснила бы, что это совершенство — лишь старательно выстроенный фасад. Она узнала бы, что Мейерс маниакально контролировал каждый шаг своей семьи.

Он не измывался над женой физически, но его контроль над ее жизнью был ничуть не лучше. Рэнди не изолировал Дорин от друзей и родных, он отдалил ее от них. Придирчиво следил за тем, чтобы ежеминутно присутствовать в жизни жены. Рэнди не позволил ей работать вне дома, но разрешил преподавать в колледже. Потому что работал там вместе с ней. Он был тренером футбольной команды у дочери. Главой скаутской команды сына. Всегда рядом. Всегда руководит. Всегда следит.

Когда Дорин сбежала с детьми, он не смог смириться с тем, что больше не является центром их вселенной. Рэнди Мейерс провел за рулем два дня, чтобы добраться до них. А затем проконтролировал свою семью в последний раз. Удостоверился, что они все будут вместе. Под одним надгробием на кладбище Теннесси.

Неважно, сколько раз Кейт убеждала себя, что не несет ответственность за то, что этот больной психопат сделал с собственной семьей: отделаться от мысли, что невольно поспособствовала этому, детектив Гамильтон не могла. Их смерть тяжким грузом лежала у нее на сердце, и ей казалось, что она никогда не сможет окончательно смыть их кровь со своих рук.

Кейт не знала, сможет ли когда-нибудь забыть то, что случилось в небольшом домике в Теннесси, но намеревалась попытаться. Она собиралась разобраться со своей жизнью. А также помочь дедуле наладить и его жизнь.

Положив в контейнер оливки, Кейт защелкнула крышку. Что ж, ради блага деда придется подружиться с Робом. Если Стэнли действительно испытывает какие-то чувства к Грейс, Кейт не желала послужить причиной размолвок. Потому что несмотря на мнение деда, его внучка была «общительным человеком».

Будь оно все неладно!

На следующее утро Кейт пришла на работу пораньше и принялась просматривать рецепты хлеба, которые бабушка хранила в «M&С», в шкатулке.

Было бы неплохо испечь фокаччу, но в магазине не продавались свежие дрожжи. Остановив свой выбор на рассыпчатом пшеничном тесте, Кейт принялась за дело. Когда в половине седьмого пришел Стэнли, чтобы открыть магазин, она только что вынула булки из большой хлебопекарной печи.

— Как вкусно пахнет, Кейти! — Дедуля повесил куртку и вязаную шапку на вешалку и провел рукой по лысой голове.

— Ты вчера поздно вернулся, — заметила внучка, отрезая ему толстый кусок хлеба и намазывая его маслом.

— Грейс прочла несколько своих поэм, а затем была настолько любезна, что дала мне пару советов. — Взяв ломоть, Стэнли впился в него зубами. Кейт не знала, разрумянился ли дед от морозца, но его щеки определенно порозовели.

Она прошла в подсобку и потянулась за корзинами для хлеба, стоявшими на верхней полке.

— Ты теперь пишешь стихи?

— Поэзия питает человеческие души.

Кейт опустилась на пятки и медленно повернулась к деду. Человек напротив нее выглядел, как Стэнли Колдвелл. Он стоял там, ел хлеб, испачкав в масле усы, на нем были те же белые брюки и рубашка, которые всегда носил ее дед. Тот же фартук, что он повязывал каждое утро, прежде чем выйти из дома. Но говорил он не как ее дед.

— Это Грейс сказала?

Стэнли кивнул и, захватив кусок хлеба, прошел в магазин. Несколько минут спустя Кейт услышала, как он включил кофейный автомат. «Дедуля влип», — подумала она, раскладывая хлеб в чистые пакеты и скрепляя их зажимами. Стэнли справился. Вернулся к жизни. Кейт была за него рада. На самом деле.

Она достала этикет-пистолет и наклеила ценник на каждый пакет. Да, она была счастлива за Стэнли, но в то же время какая-то маленькая часть ее задавалась вопросом: когда же сама Кейт сможет настолько разобраться в своей жизни, чтобы двигаться дальше? Деду семьдесят один год. Уж если он смог снова начать жить, то у нее точно должно получиться.

Кейт вытащила карточный столик и поставила его в конце хлебного ряда. Она застелила его скатертью в зеленую и белую полоску и разложила на нем свой десяток булок.

Иден Хансен, владелица супермаркета «У Хансена», оказалась первым дегустатором.

— Доллар семьдесят пять центов за булку — это дороговато, — пожаловалась она. — Мелба продавала свой хлеб по доллару.

— Это было несколько лет назад, — объяснила Кейт, стараясь не отводить взгляда от глаз Иден, чтобы не таращиться на копну ее волос лавандового цвета. — Учитывая инфляцию, цены на коммунальные услуги и мой труд, это разумная цена, миссис Хансен.

Та поджала накрашенные пурпурной помадой губы:

— Откуда мне знать, что хлеб такой же вкусный, как и у Мелбы?

— Я пекла по бабушкиному рецепту, — ответила Кейт, твердо вознамерившись быть любезной, даже если это ее убьет.

— Даже не знаю…

— Погодите минутку, — подняла палец Кейт, затем сходила в подсобку, отрезала ломоть от булки, которую давала на пробу деду, разделила его на четвертинки и вынесла на бумажной тарелочке Иден. — Попробуйте.

Та пожевала.

— Как насчет доллара пятидесяти?

— Конечно, но только если я смогу прийти к вам в магазин и поторговаться из-за футболок и сластей CowPie.

Иден запрокинула голову и рассмеялась, вернее, этот звук можно было бы принять за смех, не превратись он в кашель заядлой курильщицы.

Смотрите, сказала себе Кейт и улыбнулась, я — общительный человек.

— Все твердят, что ты упряма, как осел, — заметила Иден, откашлявшись. — Но думаю, ты хорошая девушка. Я куплю хлеб за доллар семьдесят пять и сестре посоветую.

Упряма, как осел? Не особо льстит самолюбию, но Кейт была слишком счастлива из-за своей первой сделки, чтобы расстраиваться из-за такого. После ухода Иден она сходила в подсобку и разрезала остаток булки на порционные кусочки, разложила их на карточном столике и к концу дня распродала все до единой булки, да еще и заказы получила.

Позже, ночью, Кейт связалась по интернету с несколькими оптовиками, продававшими прекрасные ингредиенты для фокаччи, и в итоге заказала еще и маринованной спаржи и копченого чеддера.

Кейт прошлась по дому в поисках деда, чтобы рассказать ему о приобретениях, и обнаружила его сочиняющим поэму за кухонным столом. Рука с карандашом замерла над листом бумаги, а взгляд сосредоточился где-то в районе потолка.

— Какая рифма к слову «менять»?

— Удивлять?

Стэнли взглянул на внучку, затем записал на листке:

— Спасибо. Отличное слово.

Да уж точно, особенно чтобы описать поведение дедули в последнее время.

— Я кое-что заказала для магазина, — сообщила Кейт, ожидая бурю возмущения.

— Хорошо. — Стэнли настолько ушел в свою поэму, что остальное его не волновало.

На следующее утро Кейт испекла пятнадцать булок и десять из них продала к полудню. В полдень же поступил звонок с просьбой о доставке из «Саттерс Спорт». Как обычно, Стэнли протянул Кейт пакет с уже готовым заказом. Она не разговаривала с Робом с той ночи, когда они решили стать друзьями — или, по крайней мере, решили попытаться сделать это.

— Почему бы ему не прийти сюда и не забрать заказ самому? Мы же находимся всего лишь по другую сторону чертовой парковки!

— Кейти, мы не жалуемся на просьбы клиентов.

— А должны бы, если нас с клиентами разделяет всего лишь парковка, — проворчала Кейт, выходя из «M&С».